Нет, наверное, лучше не говорить. Какая разница? Это мое личное дело. В социальных сетях у меня есть фотографии с Костей. Мог бы меня погуглить.
Наконец-то Ярослав паркуется. Пока не очень понимаю, где мы находимся, но вроде проезжали Цветной бульвар. Я отстегиваю ремень и в растерянности смотрю на цветы.
– Оставь их в машине, – Никольский будто читает мои мысли.
– Завянут.
Осторожно беру охапку в руки, чтобы не пораниться шипами, и открываю дверь автомобиля. Пока Ярослав оплачивает парковку, послушно его жду. Мне становится неловко за то, как я одета. Он в рубашке и брюках, мы приехали в ресторан, а я в кедах, джинсах и водолазке. Даже не накрашена.
Через несколько минут мы заходим в заведение. Я не стала смотреть на его вывеску. Все равно название мне ни о чем не скажет.
– Ярослав Викторович, здравствуйте, – хостес удивленно смотрит на Никольского. – Вы разве бронировали столик?
– Здравствуйте, нет. Надеюсь, у вас найдется местечко?
– Для вас – всегда! – расплывается в белоснежной улыбке.
Девушка провожает нас через весь зал, отделанный в старом русском интерьере. Здесь все из дерева. На одной стене висит большой ковер с картиной «Мишки в сосновом бору», на другой шкура убитого медведя, а на третьей голова оленя. Нас сажают за столик на четверых у большого окна и кладут перед нами меню. Через минуту девушка возвращается с вазой и ставит в нее мой букет.
– Часто бываешь в этом ресторане? – решаю первой начать разговор. – Тебя тут уже знают.
– Я знаком с владельцем.
Мне становится интересно узнать о Ярославе побольше. О его друзьях, семье. Хотя я понимаю, что надо бы уже потихоньку наводить мосты к рабочим вопросам. А то пока получается, что я хожу с министром по ресторанам, а толку от этого никакого нет.
– У тебя много друзей? – все-таки пока задаю личный вопрос.
– Когда-то было много, сейчас уже нет.
– И куда они все делись?
– Растворились во времени.
Как точно сказано. Ведь действительно друзья теряются не в ссорах. Они растворяются во времени.
– Расскажи о своей семье? – прошу его.
– У меня родители и младшая сестра. Мама всю жизнь проработала в крупном книжном издательстве, сейчас уже на пенсии. Отец занимается бизнесом. Сестра врач.
– Врач? – почему-то меня это удивляет.
– Да, врач-невролог в государственной больнице. Так что если отвечать на твой вопрос с нашей предыдущей встречи, когда я последний раз был в государственной больнице, то две недели назад. Заезжал по делам к сестре. А у тебя, Алена, много друзей?
Напряжение между нами все еще сохраняется, хоть Ярослав и выглядит расслабленным.
– В Москве нет. Близкие друзья у меня были в школе, а они все поступили в Ростове-на-Дону. Учиться в столицу только я поехала. Здесь у меня несколько подруг из универа. С одной из них я снимаю напополам квартиру.
– Определились с заказом? – возле нас возникает официантка.
– Мне борщ, пюре и котлеты, – говорит ей Ярослав.
Я почему-то начинаю смеяться, он, видя это, тоже. Официантка растерянно на нас смотрит.
– Извините, – говорит ей сквозь смех Никольский.
– Да, извините, – повторяю я, отсмеявшись. – Мне то же самое.
Девушка заметно конфузится.
– Напитки желаете?
– Мне компот, – заказывает Никольский.
– И мне.
Девушка уходит, а мы снова прыскаем от смеха.
– Ты правда любишь борщ, пюре и котлеты? – спрашивает меня, не веря.
– Да, – честно отвечаю.
– А готовить их умеешь?
– Конечно.
– Умеешь варить борщ!? – изумляется.
– Да.
Никольский смотрит на меня с сомнением.
– А что тебя так удивляет?
– Я никогда не встречал молодую девушку, которая бы умела варить борщ.
Теперь уже моя очередь удивляться.
– Да ладно? Твоя сестра не умеет варить борщ?
– Моя сестра умеет. Но ей 32 года, у нее муж и двое детей. Я имею в виду девушек примерно твоего возраста.
– И много в твоем окружении девушек примерно моего возраста?
– Достаточно.
В этот момент снова появляется официантка, теперь уже с ароматным борщом. Быстро она заказ принесла. Меня почему-то задели слова Ярослава о том, что в его окружении «достаточно» девушек примерно моего возраста. Что же его, интересно, с ними связывает? Вряд ли работа.
Борщ оказывается настолько вкусным, что хочется застонать от удовольствия.
– Нет, такой вкусный борщ я не умею готовить, – признаюсь.
– Я уверен, что твой борщ еще вкуснее.
– Нет, – качаю головой.
– Я люблю составлять обо всем свое личное мнение. Так что я должен попробовать твой борщ, чтобы сравнить с этим.
Я застываю с поднесенной ко рту ложкой.
Он шутит?
Поднимаю взгляд от тарелки на Ярослава. Ест, как ни в чем не бывало.
– Хорошо, – отвечаю, помедлив. – Однажды когда-нибудь угощу тебя борщом собственного приготовления.
– «Однажды когда-нибудь» – это когда?
– А когда ты хочешь?
– Чем скорее, тем лучше.
Я молча ем, размышляя, что говорить дальше.
– А что я получу взамен? – иду ва-банк.
– А что ты хочешь?
– Три честных ответа на три мои вопроса.
– Спрашивай.
К нам снова подходит официантка и кладет на стол две тарелки с пюре и котлетами. Когда она удаляется, я говорю:
– Обсуждается ли сейчас в правительстве повышение налоговой нагрузки для граждан?
– Нет.
Черт. Это плохо. В смысле плохо не то, что людям не собираются повышать налоги, это как раз хорошо. Плохо то, что я впустую использовала одну попытку. Так, пораскинь мозгами, Алена. Надо задать такие вопросы, ответы на которые точно дадут тебе темы для статей.
Я откладываю в сторону ложку и принимаюсь думать. Конечно, следовало заранее подготовить для Никольского список вопросов, но я сегодня была в таком состоянии, что ни о чем кроме разбитой вазочки думать не могла.
Итак, сейчас сентябрь. Значит, подготовка проекта бюджета на следующий год выходит на финальную стадию перед его одобрением в правительстве. В последних числах сентября бюджет внесут в Госдуму. Об основных параметрах бюджета Паша уже узнал и несколько текстов написал. Но отдельно по статьям расходов информации еще не было.
– Сколько составят расходы на социальную сферу в следующем году и насколько они изменятся по сравнению с этим годом?
Ярослав отодвигает в сторону пустую тарелку от борща и придвигает пюре с котлетами. Берет в руки приборы и разрезает котлету. Не торопится отвечать.
– На всю социалку восемь триллионов. Это здравоохранение, образование, пенсии, выплаты на детей и все остальное, что подпадает под категорию «социальная политика». По сравнению с этим годом расходы изменились в большую сторону, но незначительно.
– Незначительно – это сколько?
– Пара процентов.
Итак, у меня остался последний вопрос для Никольского. Молча доедаю борщ и отодвигаю тарелку. Придвигаю пюре с котлетами. Выглядят очень аппетитно, но я уже наелась. Задумчиво верчу в пальцах вилку. Делаю глоток компота.
– У меня есть для тебя интересная тема, – врывается в мысли его голос. – Нефтяники написали мне и министру финансов письмо с просьбой дать им денег из бюджета на реализацию их инвестиционных программ.
Я смотрю на Ярослава во все глаза.
– А не обнаглели ли они!? – возмущенно выпаливаю.
– Нефтяники давно обнаглели.
– Я хочу это письмо, – безапелляционно заявляю.
– Без проблем. Только его нет в электронном виде, так что тебе нужно будет приехать в министерство.
– Когда можно?
– Когда хочешь, начиная с завтрашнего дня.
– Завтра и приеду.
– Только у меня на вечер совещание стоит.
– Во сколько мне тогда приехать?
– Часов в десять вечера.
Согласно киваю головой. Да, мне нужно это письмо, хотя я прекрасно понимаю, что Яр предложил мне его сам. Значит, ему это выгодно, как и тогда со штрафами для супермаркетов. Никольский хочет замочить нефтяников? А вот это уже действительно интересно. Нефтяники – это настоящие тяжеловесы. Они не чиновники и формально не принимают решений в государстве, но их голос имеет куда больший вес, чем голос половины министров.
– Но все-таки у меня еще осталось право на один вопрос в обмен на тарелку моего борща, – замечаю.
– Ты можешь использовать это право.
– В другой раз.
Я решаю больше не обсуждать с Никольским работу. На сегодня достаточно. Нам приносят чай и десерты, и я прошу Ярослава рассказать мне о бейсболе. Его глаза загораются озорным огоньком, и он пускается в воспоминания о соревнованиях, на которые когда-то ездил.
Мне по-прежнему ничего непонятно о бейсболе, но я слушаю Ярослава с восхищением, забывая дышать. Мне хочется его слушать, что бы он ни рассказывал: хоть про бейсбол, хоть про квантовую физику. Его голос пробирается под кожу.
Это абсолютно точно и бесповоротно: мужчин умнее, интереснее, красивее и, черт возьми, сексуальнее Ярослава я за 22 года своей жизни еще не встречала.
Через полчаса Ярослав расплачивается, и мы идем к машине. Я несу в руках цветы, но уже не испытываю стеснения. Никольский, кажется, тоже. По дороге до моего дома я несколько раз опускаюсь лицом в красные бутоны и вдыхаю их умопомрачительный запах.
Неловкость все-таки возникает. Когда Ярослав тормозит у моего подъезда.
– Спасибо за вечер, – искренне благодарю.
Мне удалось отвлечься от грустных мыслей о Косте, удалось узнать кое-что важное по работе. Да и в целом находиться в компании Ярослава – одно удовольствие.
– И тебе спасибо, Алена. Мне нравится проводить с тобой время.
От этих слов из легких будто весь воздух вышибает. На улице уже темно, в салоне автомобиля свет не горит, поэтому я могу надеяться, что Ярослав не видит моих резко вспыхнувших щек.
Он кладет ладонь на мою спину и притягивает к себе в объятия. Целует в щеку, но задерживается на ней губами дольше положенного. Я прикрываю глаза и проваливаюсь в пучину наслаждения от близости этого мужчины. Шумно выдыхаю и обнимаю его одной рукой за шею.
Черт, что я творю…?
Ярослав зарывается лицом в мои волосы. Чувствую его горячее дыхание на затылке, оно провоцирует табун мурашек по всему телу. Внизу живота разливается приятное тепло. При живом Косте я обнимаю другого мужчину… И не просто мужчину, а источника. Нарушаю все мыслимые и немыслимые правила, журналистскую этику… Но, господи, какое же это наслаждение – находиться в его руках, ощущать тепло его тела, вдыхать его запах…
Ярослав целует меня в шею, и я резко дергаюсь, как от удара током.
– Яр… – произношу с испугом, слегка от него отстранившись.
Никольский перемещает одну ладонь мне на щеку и мягко гладит, отчего по всему телу разливается новая волна тепла.
– Алена, ты мне нравишься. – От этих слов в крови происходит резкий выброс адреналина, а сердце пускается вскачь галопом.
– В каком смысле? – задаю самый идиотский вопрос, какой только возможно в этой ситуации.
– В том самом смысле, в котором чертовски красивая и вдобавок умная девушка может нравиться мужчине.
В горле пересыхает. Я смотрю в блестящие глаза в десяти сантиметрах от моего лица и не знаю, что нужно ответить. Что он тоже мне нравится? Что я прямо сейчас в данную секунду при живом Косте хочу достать из бардачка ту самую пачку презервативов и…
– Я бы хотел проводить с тобой время. Много времени, – перебивает вихрь мыслей в моей голове. – Подумай об этом перед тем, как прийти ко мне завтра.
Моих сил хватает только на то, чтобы кивнуть головой.
В этот момент Ярослав склоняется ко мне и целует в губы. От неожиданности тело словно парализует. Никольский не обращает внимание на то, что я замерла, хотя не может этого не чувствовать. Сильнее сжимает меня в руках, еще настойчивее сминает губы. Тепло внизу живота разливается сладкой патокой, и я сдаюсь.
Обвиваю Ярослава за шею двумя руками и отвечаю на поцелуй. Его язык уже хозяйничает у меня во рту, одна ладонь в моих волосах, а вторая забирается под водолазку. Я, не стесняясь, издаю стон удовольствия. Это прекрасное безумие. Исступление, помешательство рассудка. Это желание, чистое животное желание – вот так целовать друг друга, как два сумасшедших.
Розы свалились с коленей к ногам, и это позволяет мне придвинуться к Ярославу еще ближе. Он ведет ладонью по моей спине, обжигая кожу. И только когда его пальцы поддевают застежку лифчика, я вдруг понимаю, что мы сейчас окажемся на заднем сидении вместе с той самой пачкой презервативов из бардачка.