Опасный пиар

1

Анатолий с нетерпением дожидался Зину в холле гостиницы и, когда наконец увидел из окна, как она выходит из автобуса на площади перед гостиницей, поднялся и подошел к лифту. Вызвал кабину и остался в открытых дверях, дожидаясь.

Все, кто были в вестибюле, поворачивали головы и смотрели ей вслед. Сейчас Анатолий видел Зину их глазами и тоже не мог оторваться. Он и желал, и жалел ее, как никогда раньше. Ее следует отпустить, чтобы не подвергать опасности, но только не сегодня.

Какая-то горничная с постельным бельем удивленно уставилась на него, когда он не дал ей войти в лифт.

— Вы что делаете? — спросила она. — Пропустите.

Ей, пожилой, уже на пенсии, конечно, наплевать было на Зину и на то, какое она производит впечатление.

— Извините, хочу прокатиться с этой девушкой… — Он кивнул в сторону Зины. — А что, нельзя? Вот рядом кабина свободна.

И прежде чем она успела опомниться, пропустил Зину и отпустил дверцу лифта.

— Ты чего такой нетерпеливый? — удивилась Зина, когда он обнял ее, прежде чем нажать на кнопку этажа. — Соскучился?

— Не в этом дело… — пробормотал он, зарывшись лицом в ее пахучие волосы. — Мне тебя очень не хватает…

— Что с тобой происходит? Ты сегодня какой-то странный… Ты будешь нажимать на кнопку или нет?

— Обязательно, — кивнул он. — Но сначала ты выйдешь отсюда и пройдешь к администратору. Да выслушай меня сначала! — Он резко отвел ее руки. — Нет времени, понимаешь? Тебя здесь мало кто знает, поэтому твой вопрос их не удивит. Мне спрашивать нельзя. Потом, когда все узнаешь, поднимешься ко мне в номер.

Она смотрела на него, чуть склонив голову набок.

— Может, мне лучше уехать? — спросила она, и голос ее немного дрогнул. — Ты хочешь меня использовать в каких-то своих делах?

— Хочу, чтобы ты мне «немного помогла, — сказал он. — Остальное потом…

— Выпусти меня отсюда! — потребовала она. — Сейчас же!

— Ну и дура же ты, ангел мой, — холодно сказал он. — Я тебя выпущу, когда ты наконец успокоишься и мы обо всем договоримся…

— Что? Как ты меня назвал? — Ее голос охрип.

— Никак, — усмехнулся Анатолий, снова, не без сопротивления с ее стороны, привлекая к себе. — Это я процитировал фразу из письма Пушкина жене Наталье. У меня комбат в Чечне был начитанный, любил это цитировать, когда имел дело с недоумками. А «Медного всадника» наизусть шпарил. И когда он у меня на руках умирал, кровь изо рта пузырится, а все равно что-то читал… Ты Пушкина любишь? Вот так и я полюбил. Ну все, можно говорить? Значит, подойдешь к администратору и спросишь, где сейчас находится журналист Игорь Николаевич Залогин. Ты его знаешь… Ты ему тоже понравилась. Пойми, сейчас речь идет не о моих делах, а о его жизни или смерти. Его надо спасти. Иди… — Он дал двери отвориться и слегка подтолкнул ее к выходу. — Подойди и спроси. Потом поднимись наверх, я тебя там буду ждать. Нет, лучше подожду здесь, в кабине.

Она вышла, пару раз растерянно оглянулась, а он улыбнулся ей и помахал рукой. Нам нельзя расслабляться, сказал он себе, глядя, как она идет в своем черном кожаном плаще, открывающем ее потрясающие ноги, и все смотрят вслед, особенно мужики возле бара. А этот белобрысый, его все зовут Сема, даже направился за ней следом…

Зря только ее в это втягиваю, подумал он. Она и так уже все поняла и все равно со мной осталась, готовая все бросить и приехать ко мне, как только позову. И ведь позову, уговаривая себя, что это в последний раз. Вот думал, сделаю дело, уберу Игната, здешнего душегуба… И все. Ну убрал. А оказалось — нет, не все.

Зина шла назад, за ней тащился полупьяный Сема, что-то пытаясь ей сказать, стараясь удержать ее за локоть. Увидев Анатолия, он остолбенел, криво ухмыльнулся, махнул рукой и пошел обратно к собутыльникам.

Черт… Этот стукач, который работает на всех, кто ему заплатит, уже знает, к кому она приехала… А может, знал и раньше. Ладно, подумал он. Видел, и видел. Больше к ней не подойдет.

— Ты чего там шепчешь?.. — спросила она.

— Не обращай внимания. Так что она тебе сказала? — спросил Анатолий, нажав на кнопку своего этажа.

— Может, объяснишь наконец, что происходит? — спросила она.

— Какая теперь разница? — Он передал ей ключи от номера. — Войди и жди меня там. Я скоро.

Он передал ей ключ от номера и вышел из лифта, придержав закрывающуюся дверь. Быстро спустился по лестнице, подошел к бару. Сел за столик, поманил к себе пальцем Сему. Тот оглянулся на своих корешей, потом нерешительно двинулся к Анатолию. Кореши пошли следом, немного сзади, как бы прикрывая тыл. Все в холле, включая администратора, замерли, наблюдая за ними.

— Я, кажется, тебя одного звал, — негромко сказал Анатолий, не сводя с Семы пристального взгляда. — Не бойся, урод, тебя еще не бьют. Садись!

— А чего… — Сема осторожно присел на стул. — Чего случилось?

— Пока ничего, — сказал Анатолий. — Но случится. Знаешь, кто я?

— Ну… слышал, — неуверенно сказал тот.

— Значит, не все слышал, — сказал Анатолий, сделав паузу. — Например, ты не знаешь, что бывает с теми, кто лезет в мои дела. А узнать хочешь?

Сема испуганно промолчал, поставил локоть на край стола, но тот соскочил. Он снова поставил и тем как бы самоутвердился.

— Так хочешь или нет? — еще тише спросил Анатолий. — Причем на своем примере и прямо сейчас?

— Не знаю… — Семе вдруг стало жарко, и он завертел головой по сторонам, как бы привлекая внимание окружающих к тому, что может с ним вот-вот произойти.

— Не дергайся, — еще тише сказал Анатолий и наклонился к нему через стол. — И скажи своим придуркам, чтобы отвалили, пока я добрый.

Сема с готовностью кивнул и обернулся к «придуркам». Те согласно кивнули, кто выставив ладони, кто прижимая руки к сердцу, и отошли от стола.

— Ты цеплялся к моей девушке, — проникновенно сказал Анатолий. — Зная, что она идет ко мне. Ты это знал или не знал?

— Извини, кореш… Не бери в голову, больше ни разу, вот те крест… — побожился тот, покрывшись потом.

— Ладно, спрошу еще раз, — кивнул Анатолий. — Знаешь, кто я?

— Да слышал, — неохотно сказал Сема.

— От кого слышал?

— Что я, помню… — пожал плечами Сема. — Разные говорят… Ну и наблюдения всевозможные… Ты, главное, не бери это в голову, никто здесь твою телку не тронет, — заверил он.

— И никто не узнает, что она сегодня ко мне приехала, — еще тише, с расстановкой и неотрывно глядя ему в глаза, произнес Анатолий. — А если кто спросит, скажешь мне лично, кто именно тебя спросил. Найти меня знаешь где, верно? А платить тебе за ценную информацию буду той валютой, которой располагаю. Понял, нет?

— Да что ты, в натуре, все пугаешь?.. — криво ухмыльнулся Сема Похоже, он усиленно храбрился.

— Я никогда не пугаю, — покачал головой Анатолий. — И никого не предупреждаю. Времени у меня на это нет. Считай, сделал для тебя исключение. А располагаю я только тем временем, за которое мой клиент добирается до ближайшего кладбища. Только тем от Господа нашего и отличаюсь.

Сема не ответил, только его застывшая ухмылка на посеревшем лице теперь напоминала посмертную маску.

— Все, надоел, — сказал Анатолий, вставая. — Если найдешь информацию, какую можешь добавить к уже сказанному, ты знаешь, где меня найти.

— Есть такая информация, — прошептал Сема. — Могу и сейчас сказать. Может, она тебя касается. Слышал, наверно, здесь остановились прокуроры из Москвы, может, по твою душу прилетели, а может, и нет. Может, они знают, чем ты занимаешься, а может, им пока не подсказали… А молчание нынче до-орого стоит. Ну как в пословице говорится: слово — серебро, молчание — мне на пиво. Но только так, чтоб никто не видел.

Анатолий, подумав, передал под столом ему двадцать долларов.

— Как их зовут? Померанцев, и…?

— Ну да, Валерий Александрович Померанцев. И Шестаков Герман Николаевич. Слыхал про таких? — спросил Сема.

Значит, так и есть, подумал Анатолий. Трофим правду сказал. Говорят, этот Померанцев там, в Генпрокуратуре, как крот землю роет.

— Что еще скажешь?

— Эти следаки корешатся с журналистом, с Залогиным. Это тебе уже в качестве бесплатного подарка от нашей фирмы. Журналист вас еще не представил друг другу?

Сема явно справился с первым испугом и теперь смотрел в упор, не мигая.

— Это уже не твое дело, — раздраженно сказал Анатолий. — Если нечего больше сказать, на том и расстанемся.

Сема только пожал плечами. Анатолий поднялся, подошел к стойке бара, не замечая корешей Семы, которые поспешно перед ним расступились. Он взял бутылку шампанского, целый пакет апельсинов, поднялся с ними наверх, постучал в двери своего номера.

— Толя, ты? — негромко спросила Зина.

— Он самый, — сказал он. — А ты еще кого-то ждала?

Она, пискнув по-девчоночьи, бросилась ему на шею, едва он вошел, и они повалились на палас, откуда позже перебрались на диван.

— …Ну так что она мне сказала, ты хочешь узнать? — спросила Зина через какое-то время, оторвав голову от его плеча.

— Особого значения это уже не имеет, но уж скажи, раз начала, — сказал он, положив в рот дольку апельсина.

— Твой друг Игорь…

— Он мне не друг, — прервал Анатолий. — Просто мы попутчики, хотя мужик он симпатичный.

— Так вот он уехал в Красноземск, — продолжала она. — Как я поняла, на несколько дней.

— Это неплохо, — задумчиво сказал Анатолий. — И одновременно плохо.

— Ты когда-нибудь мне объяснишь, что происходит? — спросила она после паузы. — Во всем одни недоговоренности да недосказанности…

— Хочешь знать, чем я занимаюсь? — спросил он.

— Ты мне уже говорил, — поспешно сказала она.

— Боишься услышать правду, — усмехнулся он. — А пора бы знать.

— Не надо… Я и так все знаю, — перебила она. — И ничего больше знать не хочу.

— А я не хочу, чтобы ты потом пожалела, — твердо сказал он.

— Мне уже поздно о чем-то жалеть, — сказала она, припав головой к его плечу. — А знаю я то, что, если это случилось, ты — отец моего будущего ребенка. Избавляться от него я не собираюсь.

Он замер на месте, услышав эти слова.

— Испугался? — усмехнулась она, наклонившись над ним так, что ее грудь коснулась его лица.

— Ты не шутишь? — Он приподнялся на локте. — Так сразу?

— Какие могут быть шутки. — Теперь она смотрела на него с интересом. — Все случилось с первого раза, я сначала думала, что это обычная задержка, потом взяли кровь на анализ. Когда я сказала, что хочу быстро избавиться, меня послали обследоваться на УЗИ… У тебя дети, кстати, есть? Про дочку я знаю, а еще дети? Или ты не знаешь?

— Наверно, где-то бегают, — сказал он озабоченно. — Но может, еще как-нибудь…

— Рассосется? — засмеялась она, снова откинувшись на спину. — Ладно, я пошутила.

— Черт… — сказал он с беспокойством. — Пойми.

До сих пор людей я только убивал. За деньги А делал их бесплатно. Непонятное ощущение, надо сказать.

— Может, когда-нибудь расскажешь, а? О своих ощущениях, когда кого-то убиваешь. Испытываешь кайф?

— Уже говорил, повторю еще раз. Такие, как я, долго не живут. И зря ты со мной связалась.

— Предупреждать надо вовремя. — Она грустно улыбнулась. — А завязать сможешь? Так это у вас, кажется, называется?

Он внимательно посмотрел на нее, тоже улыбнулся и обнял. Непривычная получилась улыбка, застывшая.

— Твой следующий рейс обратно в Москву? — спросил он глухо, уткнувшись лицом в ворох ее волос.

— Да… — ответила она замирающим голосом. — Что ты хочешь этим сказать?

— В Москве скажись больной, — сказал он. — Температуру знаешь, как поднять? Признайся, что ждешь ребенка. И что останешься у родственников. А я дам тебе один адрес… И напишу туда письмо. Тебе нужно там отсидеться, пока я не закончу здесь свои дела. Тогда мне будет спокойнее.

— Справку придется предъявить. — Она покачала головой. — У нас этому не верят. Я успею показаться гинекологу, даже сдать анализы… Но когда будет результат? Так что придется мне еще раз сюда прилететь… Если ты не против… Лучше скажи: тебе опять кого-то заказали? — спросила она тихо. — Здесь, в Полбине?

— Ты не веришь мне? — сказал он с некоторым раздражением. — Я принимаю заказы только на подонков! Против кого бессильно наше правосудие. Даже если мне их заказывают такие же подонки. Или еще большие… Я исполняю с удовольствием. И мне еще за это платят. Убивать нормальных людей отказываюсь. Хотя это вызывает у моих посредников и работодателей недоумение.

Она замерла, даже немного отодвинулась от него. Потом села и стала одеваться. Он молча за ней наблюдал.

— Да, ты мне говорил, но неужели это ни разу ни у кого не вызвало подозрения? — задала она наконец вопрос, который, по-видимому, до сих пор не решалась задать.

— Считаешь, я вру? — усмехнулся он.

— Я верю… Только мне уже пора… — Она вздохнула, провела пальцами по его лицу. — Какое будет задание, товарищ командир?

— Постарайся до рейса найти в Красноземске Игоря Залогина, — сказал он. — И передай, чтобы немедленно со мной связался.

— Где его искать, ты знаешь? — спросила она.

— Трудно сказать. — Он сел и тоже стал одеваться. — Наверно, в центральной гостинице. Я провожу тебя.

— Ты же не хотел, чтобы нас вместе видели, или я что-то не поняла?

— Я прослежу со стороны…

— У меня мало времени, — напомнила она. — Утром мой рейс. А что хоть случилось и почему такая срочность, ты можешь сказать?

— Мне его заказали, — сказал он, помедлив.

— Игоря Залогина? — тихо охнула она.

— Да, — подтвердил Анатолий.

— И ты согласился? — еще тише спросила она, глядя на него непонимающим взглядом.

— Пришлось. Чтобы его спасти. Иначе нашли бы другого… — кивнул он. — Поэтому обязательно найди и свяжись с ним! И пусть сразу мне позвонит. Дашь ему записку, поняла?

Он быстро написал несколько фраз и проводил ее до лифта.

— Подожди в кабине минуту, потом спускайся, — сказал он. — Кстати, только автобус, никаких такси или частников. И постарайся не потерять записку.

Потом быстро спустился по лестнице, оказавшись в противоположной стороне от лифта и успев к тому моменту, когда она вышла из кабины.

Он видел, как Сема и его кореши безразлично взглянули в ее сторону и сразу отвернулись, как бы не желая увидеть что-нибудь лишнее, в то время как остальные присутствующие проводили ее взглядами.

Анатолий, стоя на лестничной площадке за пальмой в кадке, следил за ней в огромное окно, чуть отодвинув тюль.

Он дождался, пока она сядет в автобус, обернувшись последний раз в сторону гостиницы. Автобус тяжело двинулся с места, расплескивая встречные лужи, а когда Анатолий уже собрался отойти, он заметил, как следом двинулся стоявший здесь же на площади «БМВ». Номер отсюда был незаметен. Похоже, тот самый, на котором его встречал в аэропорту Трофим.

Анатолий вернулся, достал сотовый, набрал номер.

— Але, — донесся сквозь мерный шум мотора ленивый голос Трофима.

— Здоров, — сказал Анатолий. — Спишь, что ли?

— Где тут поспишь… Ну ты чего надумал? Берешься?

— Где гонорар за сделанную работу? — Анатолий старался быть спокоен. — Сначала расплатись.

— Саба сказал: заплатим за оба контракта, — сказал Трофим. — Получишь хорошие бабки.

— Или пулю в лоб, — сказал Анатолий. — Это мы уже проходили. Но раз я с тобой разговариваю, со мной не прошло, верно?

— Ты это к чему? — насторожился Трофим.

— Вообще-то я вольный охотник. Бывает, на себя я работаю. За так. Понимаешь?

— Короче можешь? — раздраженно сказал Трофим.

— Жду у себя через пять минут, — сказал Анатолий. — Потом уйду выколачивать свои законные бабки. Кстати, вполне успеешь меня застать, если перестанешь гнать за автобусом в Красноземск и повернешь назад.

— А ты откуда?.. — голос Трофима дрогнул.

От верблюда, — сказал Анатолий. — Ну так что? Тебя ждать или могу собираться?

2

Померанцев и Шестаков с опозданием пришли на совещание к местному прокурору.

— Опаздываете, — буркнул следователь Осокин. — Или у вас в Генпрокуратуре это принято?

Сам прокурор промолчал.

Вот нажил себя врага, подумал Померанцев, усаживаясь.

— Я прошу меня простить, Аркадий Изотович, — обратился он к прокурору, бледному, отекшему, в очках и с прилизанными назад волосами. — Но я так и не дождался вчера результатов баллистической экспертизы, о которой с вами говорил еще вчера.

— Это вы о трупе Игната Фомина?.. — рассеянно кивнул тот. — Я потом посоветовался с товарищами… Какое это теперь имеет значение? Пули из трупа его напарника извлечены, идентифицированы, все совпадает, в него стреляли и попали наши сотрудники правоохранительных органов. Не понимаю, что за тон и почему вы нам не доверяете, Валерий…

— Александрович, — напомнил Померанцев. — Значит, есть для этого основания. До этого от меня скрывали результаты идентификации пуль, извлеченных из тел убитых офицеров Ковригина и Авдеева, а также ничего не сказали о предстоящей операции по облаве на убийцу журналисток Треневой и Прошиной, а также обо всех прочих мероприятиях, ради чего я был сюда откомандирован!

Прокурор и Осокин переглянулись.

— Я никак не могу объяснить нашему гостю… — начал было Осокин.

— Мы здесь не гости! — раздраженно сказал Померанцев. — К ведению Генеральной прокуратуры, если вы до сих пор не знаете, относится вся Российская Федерация, включая ваш богоспасаемый край!

— Я вас не перебивал. — Побледневший Осокин снова переглянулся с шефом, чья сонная физиономия теперь вытянулась. — Я вам уже пытался объяснить, что из-за недостатка финансирования мы вынуждены были сокращать наш штат…

— И похоже, не тех сократили, — снова перебил его Померанцев. — Повторяю: мне пришлось лететь сюда за несколько тысяч километров, чтобы найти у вас под носом гильзу из пистолета Игната Фомина!

Лицо прокурора вытянулось еще больше. Он вопросительно посмотрел на Осокина, тот пожал плечами.

— Я просто за всем не успеваю, Аркадий Изотович, — сказал он. — Не знаю, за что хвататься. Я думал, что прибывшие коллеги сами возьмут расследование в свои руки.

— А вы не думайте! — продолжал Померанцев. — Договоренности и распределение обязанностей были оговорены с самого начала — вы с нами на постоянной связи, и докладываете все, что стало известно по этому делу, так?

— Это верно, — согласился Аркадий Изотович. — Но не хотите ли вы сказать, что Сергей Васильевич специально вводит вас в заблуждение или что-то от вас скрывает?

— Подобные выводы напрашиваются, — кивнул Померанцев, не сводя взгляда с Осокина. — Вы, со своей стороны, можете ссылаться на что угодно. Хоть на недостаток финансирования, хоть на трудное детство в отстающем колхозе. Вопрос в том, как вы сами расставили приоритеты. Что или кто для вас важнее всего. Мы с самого начала договаривались: поимка серийного убийцы Игната Фомина за вами. Так?

— Да, такая договоренность была, — кивнул прокурор. — Но только поспокойнее, пожалуйста. Здесь все свои, не так ли? Делаем общее дело. Или вы кого-то подозреваете?

— Вот это я как раз и хочу понять, — сказал Померанцев. — Все свои или не все?.. Вы хоть знаете, кто он, этот самый Фомин? Кто-нибудь проследил его связи, когда он вышел из тюрьмы? С кем он был связан?

Все невольно взглянули в сторону Осокина. Тот угрюмо молчал, глядя в сторону.

— Ладно, тогда скажите, кто убил бизнесмена Суханова? — наседал Померанцев. — Установлено? Или это тоже секрет?

— Вы что-то об этом знаете? — осторожно спросил прокурор.

— Я-то знаю, но почему я должен узнавать от кого-то еще, а не от господина Осокина? — взорвался Померанцев. — Что Суханова убил и сбросил его труп в болото все тот же Игнат Фомин! И что Суханов был застрелен из того же пистолета, что и милиционеры возле бензоколонки! Да, да! Мне буквально перед тем, как я пришел к вам, рассказали, что труп Суханова извлекли из болота. И из него извлекли пулю все из того же пистолета Макарова, попавшего к Игнату Фомину от участкового села Тетерино!

— Аркадий Изотович… — в полной тишине обратился к прокурору Осокин. — Я просил бы освободить меня от обвинений и оскорблений или от участия в этом деле.

— Присоединяюсь к вашей просьбе… — буркнул Померанцев, отходя. — Вот тут я с вами полностью согласен и обеими руками — за!

— Товарищу Померанцеву все время мерещится, что он у себя в Москве на Большой Дмитровке, — продолжал, поморщившись, Осокин. — Никуда не выезжает, а ему со всех сторон подносят информацию. Он никак не может усвоить, что у нас ее приходится добывать самим.

— Что вы, Валерий Александрович, хотите, давайте поконкретнее, — сказал в наступившей тишине Аркадий Изотович. — А вы, Сергей Васильевич, успокойтесь, постараемся обойтись без скандалов и подозрений… Мы можем наконец, с вашего разрешения, приступить к конструктивному обсуждению? — обратился он к Померанцеву и доселе молчавшему Герману Шестакову.

— Пожалуйста! Сначала я хочу, чтобы был представлен протокол вскрытия и проведена полная баллистическая идентификация пуль из тела Игната Фомина, — сказал Померанцев. — У меня есть основания считать, что существует неприглядная причина, по которой это до сих пор не сделали или от нас скрыли. Итак, я жду ответа на вопрос: где труп? — спросил он, обведя присутствующих тяжелым взглядом. — Был ли составлен соответствующий акт вскрытия?

— Разумеется, — пожал плечами Осокин. — Все как положено.

— Почему не показали? — потемнел Померанцев. — Почему и здесь нас постарались обойти? Или кто-то считает, что я боюсь крови, а мертвецы мне снятся ночами?

— Да уж… вы ничего не боитесь, — вздохнул Осокин. — Но ваш коллега господин Шестаков, который почему-то упорно молчит, принял самое непосредственное участие. И я полагал, что он должен был вам доложить.

— Он и доложил, — кивнул Прмеранцев. — Отсюда наши претензии. Расскажите теперь, Герман Николаевич, в чем они заключаются.

— Я смог попасть в прозекторскую, когда там вскрытие подходило к концу, — сказал Гера. — Очень уж тщательно проверяли мои документы, а вскрытие начали раньше названного времени… Я пришел, когда извлеченные пули уже передали на баллистическую экспертизу. Мне там многое показалось странным.

— Например? — спросил Померанцев.

— Входных отверстий в теле Игната Фомина больше, чем извлеченных пуль, — ответил Гера. — Поэтому я потребовал, чтобы тело Игната Фомина без меня не кремировали, поскольку надо, чтобы ты его тоже осмотрел.

— Это бывает, — кивнул прокурор. — Когда входные отверстия путают с выходными.

— Извините, Аркадий Изотович… — Лицо Геры пошло красными пятнами. — Отличить входные отверстия от выходных я как-нибудь могу.

— Посмотрим вместе, — прервал его Померанцев. — И пули тоже… Сегодня же. У меня к вам другой вопрос, Аркадий Изотович. Что за спешка с кремацией тела Фомина?

— Такова воля его родственников, — сказал Осокин. — Вот их заявление. Предполагая ваш вопрос, я принес с собой.

Он открыл свою папку и положил перед Померанцевым листок из ученической тетрадки в клетку, заполненный неровным, дрожащим почерком.

— Это написала его престарелая тетка из соседней области, — сказал Осокин. — Пишет, что у нее нет денег на обычное захоронение, просит кремировать. Или вы хотите встретиться с ней сами, чтобы все проверить?

— Тело ей передали? — спросил Померанцев, не обратив внимания на колкость оппонента.

— Еще нет, — сказал Осокин.

— Аркадий Изотович, я просил бы это проверить! — сказал Померанцев. — Позвоните в прозекторскую прямо сейчас. И если наши подозрения не имеют основания, я готов немедленно взять свои слова назад и принести наши извинения господину Осокину.

Пожав плечами, прокурор переглянулся с присутствующими, снял телефонную трубку.

— Но вы нам должны еще кое-что обещать, Валерий Александрович, — сказал он. — Что оставите ваши претензии и мы сможем наконец заняться конструктивной работой.

Пока он говорил в трубку с невидимым собеседником, Померанцев не сводил с него своего пристального взгляда. И когда лицо прокурора побледнело еще больше, Померанцев покачал головой, переглянувшись с Герой. Прокурор положил трубку, ни на кого не глядя, шумно вздохнул.

— Ну это уже переходит все границы, Сергей Васильевич! — сказал он. — Вы давали распоряжение о выдаче тела родственнице?

— Нет…

— Так тело уже выдали для кремации!

— Я сам ничего не понимаю, — пробормотал Осокин. — Черт знает что… Я же сказал им: выдать тело, как только я им позвоню.

Осокин старался ни на кого не смотреть, нервно перебирая карандаши, лежащие перед ним на столе.

— То есть кроме разрешения нужно было дополнительно позвонить? — кивнул Померанцев. — Но разве никто не мог сделать это от вашего имени? Мог или нет?

— Целиком и полностью с вами согласен, Валерий Александрович, — развел руками прокурор.

— Знаете, чем больше я в этом копаюсь, тем больше вижу чье-то сильное желание спрятать концы в воду, — сказал Померанцев. — Что делать, звоните теперь в городской крематорий. Пусть ничего не предпринимают. Разбираться с вашими подчиненными будете потом.

Уже через минуту они знали: запрет прокурора на кремацию пришел в самый последний момент.

Еще через несколько минут Померанцев выехал в крематорий вместе с Осокиным и Шестаковым в сопровождении наряда милиции.

Там, возле крематория, уже находилась престарелая тетка Игната и две ее пожилые дочери с плохо различимыми, мутными мужичками. Женщины были в черных платках, а мужики, как водится, заранее выпившие.

— Эй, что за дела? — раскрыли они рты, когда увидели, что тело их непутевого родича снова поднимают из небытия печи, возвращая в действительность.

— Прошу прощения… — Осокин отвел тетку, которая снова разрыдалась. — Успокойтесь! Скоро вам снова вернут вашего племянника… Нужно соблюсти еще кое-какие формальности.

— Менты, козлы позорные! — высказался один из пьяненьких родичей. — Угрохали Игнашку, сжечь заставили, как собаку, так и это не дают!

— Еще измываются, — уныло подхватили продрогшие собутыльники.

Осокин отвел тетку еще дальше, оглядываясь на Померанцева, и что-то сказал ей на самое ухо.

Черт знает что творится… Менты сжечь заставили? Валера оглянулся на милиционеров — как один краснолицых, здоровенных. Они сонно разглядывали мужичков, никак не реагируя на их выпады.

Они привезли тело Игната Фомина в морг, где он уже лежал, через два часа. Родственники теперь ожидали снаружи. Пригласили патологоанатома.

— Вы хоть понимаете, какой из этого может выйти скандал? — вполголоса спросил Осокин Померанцева. — Если не найдете, что ищете?

— Когда мы докажем, что не родственники хотели похоронить, а был приказ немедленно сжечь труп серийного убийцы Фомина, скандал действительно будет жуткий, — согласился Померанцев с мрачным видом.

Осокин ничего не ответил, только коротко взглянул и отошел в сторону.

— Вот, — сказал Гера Померанцеву через некоторое время, когда они увидели труп Игната. — Вот то, о чем я говорил.

Померанцев подошел ближе к столу и пригляделся, хотя от сладковатого запаха разложения его мутило. Никак не мог привыкнуть, сколько ни ругал себя за это.

— Видишь? Эти огнестрельные раны появились позже, — указал Гера. — Стреляли в мертвого. Когда кровь уже начала сворачиваться. Здесь и здесь крови почти нет. А в других ранах на спине было обильное кровотечение.

— Стреляли в мертвое тело? — громко спросил Померанцев патологоанатома. — А в протоколе почему об этом ни слова?

Тот развел руками:

— Мне сказали: от ярости. В состоянии аффекта, мстили за погибших товарищей. Я и подписал…

— И сколько всего таких ран? — спросил Померанцев, стараясь не смотреть на распластанное тело убийцы.

— Три, всего ран шесть, — ответил патологоанатом.

— Теперь скажите, сколько всего было извлечено пуль?

— По протоколу тоже три, и все из этих же ран, которые образовались на мертвом теле, — сказал Гера за патологоанатома. — А выходных отверстий, как видишь, нет. Как нет именно тех пуль, что убили Фомина.

— Что вы можете сказать по этому поводу? — Теперь Померанцев старался быть как можно более вежливым, обращаясь к Осокину.

Тот промолчал.

— Где еще три пули, что попали в спину и затылок? — спросил Померанцев. — Рыщите! Не уйдем, пока не найдете!

— Но на это надо много времени, — сказал патологоанатом вполголоса. — Вы же слышите, родственники уже в дверь стучат. Они здесь второй день.

В дверь действительно стучали все сильнее.

— Придется родственников отпустить до завтра! — непреклонно сказал Померанцев. — Завтра и кремируют.

— Вот пойдите к ним и скажите им об этом, — сказал Осокин. — Им далеко ехать и негде здесь переночевать. И дома все готово к поминкам. Думаете, это так просто? Да они разнесут здесь все, если им сказать…

— Это уже ваши трудности, — сказал Гера.

— Устройте людей на ночь у себя дома, — добавил Померанцев. — Да, именно вы! А вы, — он обратился к патологоанатому, — повторное вскрытие произведете при нас.

3

Зина увидела Игоря издали возле штаб-квартиры Солодухина, в группе парней в кожанках, и помахала ему рукой.

Парни присвистнули, увидев ее, потом расступились.

— Что-то случилось? — спросил Игорь, заметив ее встревоженное лицо, и отвел ее в сторону. — Что-нибудь с Анатолием?

— Где мы сможем поговорить? — Она беспокойно оглянулась. — Так, чтобы нас никто не увидел…

Они зашли в небольшое кафе с грязным полом, неубранной посудой на столах и заняли столик в самом углу. Под плакатом «Сабурова — в губернаторы!».

— Надеюсь, здесь нет микрофонов… — нервно усмехнулся Игорь. — Извините. Я, признаться, основательно здесь задергался, пока общался с этими кандидатами в губернаторы.

Он кивнул на широко улыбающегося с плаката Сабурова. Она порылась в сумочке и передала ему записку.

«Бумаги, которые ты ищешь, в лесу. Там же, под корневищем сосны, где замочили Игната. Я бы показал где, но за мной следят. За тобой тоже. Но тебя не тронут, как я понял, пока ты не напечатаешь какой-то материал о Сабурове. Будь осторожен. Тебя заказали. И скажи Зине, чтобы летела в Москву и больше не возвращалась. Позвони. Анатолий».

— Вы знаете, чем он занимается? — спросила она, закурив.

— Пока только догадываюсь, — кивнул ошарашенный Игорь.

— Ноги! — вдруг крикнула возникшая откуда-то сбоку уборщица со. шваброй. — Расселись тут… Пришли, место заняли, а чтоб взять, так ничего не взяли.

Они едва успели приподнять ноги, и она стала ожесточенно возить грязной тряпкой под столом, продолжая ворчать под нос.

Он прижал палец к губам, улыбнувшись Зине.

— Сейчас обязательно все возьмем, — сказал он уборщице. — Не сердитесь.

— Народу никого, а наследили-то… — не успокаивалась та. — Так ты, милый, не жди, иди и бери, дамочка небось голодная, продрогла вся!

Она неожиданно подмигнула Зине подбитым глазом, хрипло захохотала и еще ожесточеннее стала возить грязь. Только сейчас они почувствовали, как от нее несет спиртным и чем-то прокисшим.

— Кофе, чай? — спросил Игорь, отступая перед взмахами шваброй.

— Кофе… чай… Может, девонька хочет, чтоб ты ее напоил! — снова захохотала она.

— Мне чаю, если можно, — сказала Зина, прикрыв глаза, поскольку почувствовала приступ головной боли. — Меня подташнивает.

— Дарья… — Толстая, сонная буфетчица укоризненно покачала головой. — Отстань от посетителей, кому говорят.

— А никто и не пристает! — вмтаращила глаза Дарья. — Я, может, пиар тебе делаю, пока ты там спишь, толстомясая!

— Вот что с ней делать! — пожаловалась буфетчица Игорю. — Вам чай, и больше ничего? Шанежки не желаете? Свеженькие, с мясом.

Когда Игорь вернулся к столу, Дарья, несмотря на протесты Зины, пыталась протереть их стол едва ли не той же тряпкой, какой только что мыла пол.

— Потом, все потом, — сказал Игорь, ставя поднос на стол. — Как только вкусим плоды вашего гостеприимства, сами же уберем посуду…

— Ну наконец-то, — вздохнула Зина, когда им удалось от нее избавиться. — Вы прочитали?

— Да… — Игорь снова достал листок, который до этого машинально сунул в карман, и снова перечитал. Вид у него был растерянный и потерянный.

— Как вы считаете, ему что-то угрожает? — спросила она.

— А… Ну да. Как вам сказать… Если мы с вами одинаково понимаем род его занятий, то угроза его жизни существует всегда, — рассеянно сказал Игорь. — Хотя очень это не вяжется с его обликом и поведением… Сегодня наблюдаешь столько искореженных судеб нормальных людей.

— Я сама не знаю, что и думать, — призналась она. — И как мне быть. И с кем посоветоваться… Вы его жену знаете? Хотя, извините, вы и я познакомились с Толей одновременно.

— Он сам вам что говорит? — спросил Игорь — Или что вам советует?

— Только предупреждает. — Она пожала плечами. — Говорит, что люди с его профессией долго не живут. Мечтает выйти из игры, забрать меня и куда-нибудь подальше уехать… Еще все время клянет себя, даже во сне, что из-за него убили какую-то Прошину.

— Прошину? Анну Петровну? — воскликнул Игорь.

— Да, кажется… Но он ничего не может с собой поделать. Говорит, еще никому не удавалось уехать от себя. Кстати, чтобы не забыла, он просил вас срочно позвонить ему сегодня же. Номер я вам дам.

— У меня сотового нет, — сказал Игорь, похлопав по карманам. — Остался в номере. Просто уже не знаю, за что хвататься.

— Все-таки кто, по-вашему, Толе угрожает? — спросила она, заглядывая ему в лицо.

— В записке об этом ничего не сказано, — сказал Игорь, прихлебывая жидкий чай. — Но это и так понятно. Вы же только недавно спасли ему жизнь.

Она заплакала, отвернувшись.

— Вы попробуйте шанежки, они вкусные, — тихо сказал он, не зная, как ее утешить.

— У меня мама их замечательно готовит, — слабо улыбнулась она сквозь слезы. — Извините. Толя говорит, что опасность угрожает только мне. А я ему буду мешать.

— Да, об этом он мне написал, — кивнул Игорь. — И здесь он прав. Значит, дело действительно очень серьезное. Поверьте, я сам не понимаю, как к этому относиться.

— А я ему верю, — вздохнула она. — Меня он уверяет, что это очень плохие люди, так им и надо… Но как подумаю о тех, кого он убивает… Понимаете, это не укладывается в голове. Пусть они нехорошие люди, но у них есть дети. И потом, я привыкла думать, что есть суд, который выявит, кто есть кто. А Толя надо мной только смеется. Наш суд продажен, вот когда у нас будет нормальный суд, я закопаю свой пистолет. А пока что я им…

— Ничем не могу разрешить ваши сомнения, — развел Игорь руками. — В чем-то он прав, наши суды — бессильны или, что еще хуже, продажны. Но не один человек не сможет и не имеет права одновременно быть судьей, адвокатом и палачом. А он хочет быть в этих трех ипостасях.

— А я жду от него ребенка, — вздохнула она.

Он изумленно посмотрел на нее. Подумать только, кажется, совсем недавно летели в одном самолете. Он видел, был свидетелем того, как завязалось их знакомство. И вот эта девочка уже ждет ребенка? Поистине век космических скоростей! Остается лишь надеяться, что беременность пройдет благополучно и закончится в свои сроки.

— Я вам оставлю телефон моей жены Люси, — сказал он. — Она в Москве не так давно, но у нее неплохие связи, в том числе по медицинской части. Кому-то из своих земляков успела помочь. И кстати, можете у нас остановиться, если потребуется.

И передал ей свою визитку

— Спасибо… — Она немного покраснела и наклонила голову.

— Что, хорек, попользовался девкой, а на аборт не даешь?! — Голос Дарьи заставил их вздрогнуть, и она снова визгливо захохотала.

— Пойдемте отсюда! — Зина поспешно вскочила и схватила Игоря за руку. — Не связывайтесь, прошу вас.

В дверях он оглянулся. Буфетчица и уборщица теперь стояли рядом и смотрели им вслед.

— На третьем месяце девка, — донесся ее хриплый голос. — Слезу пустила, а он ни в какую. Дорого, говорит.

Проводив Зину, Игорь вернулся в штаб-квартиру Солодухина. Там их было трое — Саша, Ленчик и еще один незнакомый парень, их ровесник.

— Мне срочно нужно сделать один звонок, — сказал он Саше. — Несколько минут, не больше.

— Разговор секретный? — спросил Ленчик, сидевший здесь же, закинув ноги на стол.

Они с Сашей только что встретили у себя Вадика Полухина, прилетевшего из Москвы.

Пока он быстро набирал необходимые цифры, Саша и Ленчик вышли из комнаты и вывели с собой Вадика.

— Толя? — спросил Игорь уже через минуту, как только соединился. — Это я, Игорь, мне Зина передала, чтобы я позвонил…

— А, привет. — Анатолий покосился в сторону сидящего здесь же в номере Трофима за столом с выпивкой и закуской. — Да, Сереж, поговорить нам есть о чем, только попозже, ладно, если можно, тут у меня важный разговор, я тебе сам потом перезвоню…

— Не пойму… Толя, это ты?

— Я, конечно! Значит, договорились, да? — спросил Анатолий. — Бывай. Я перезвоню. У меня твой номер на дисплее.

— Это кто? — спросил Трофим, подняв голову от снеди. Он был еще ни в одном глазу, хотя они сели за стол достаточно давно.

— Из Москвы, — сказал Анатолий. — Спрашивают, когда, мол, вернешься, срочный заказ есть…

— И как ты, в натуре, не боишься, — покачал головой Трофим. — Живешь в открытую, звонишь, баб сюда водишь…

— А я никого не боюсь, — сказал Анатолий. — И потому до сих пор жив. Наш комбат говорил: пацаны, а чего мы боимся? Все равно с нами случится только то, что не может не случиться.

— Да это ладно… — махнул рукой Трофим. — Эта вот, что в автобусе, а? Где ты такую нашел-то? Здесь таких нет, это я точно знаю. Я насчет девок давно всю местность прочесал, — хохотнул он. — И тех пацанок, что подрастают, давно на учет взяли. Такую кралю мы бы не пропустили.

— Из Москвы прилетела, — сказал Анатолий. — Сегодня улетает. А вот чего ты за ней поскакал, до сих пор не пойму… Никак настучал кто?

— Было дело, — согласился Трофим. — Ты ж у нас гость, я правильно говорю? Должны мы проследить, чтоб с тобой все нормально было, никто не обидел… Я правильно говорю?

Его язык уже заплетался.

— Она меня не обижает, поэтому давай еще по одной, — кивнул Анатолий. — За то, чтоб не дать себе засохнуть, как в той рекламе.

— Мне б поссать сначала, — пробубнил, клюя носом, Трофим. — У тебя где тут…

— Унитаз не работает, — сказал Анатолий, помогая подняться ему из-за стола. — Придется вниз, на первый этаж. Сам туда бегаю. Там найдешь, нет?

— Найду… возле бара, что ли?

— Там. И заодно с Семой потравишь, он, может, тебе еще на меня настучит.

Трофим оглянулся на Анатолия, скривился, махнул рукой:

— Ладно, все, больше ни слова, понял, да? Мы ж теперь кореша, верно? А еще он, сука, про тебя тявкнет — урою!

— А сегодня тявкнул?

— Сегодня, Толик, в последний раз. Вот чес-слово! Бля буду, если не веришь! Что было, то было. Говорит: Богдан, мол, с бабой в номер прошел. Клевая, говорит, таких мы здесь еще не видели, а вот к нему регулярно наезжает…

Анатолий закрыл за ним дверь, повернул ключ, тут же взял сотовый, вывел на дисплей номер, по которому только что звонил Игорь.

— Алло! — услышал незнакомый, молодой голос. — Вам кого?

Только этого не хватало, чертыхнулся про себя Анатолий. Представляться неизвестно кому и оставлять ему же свой номер… Ну да, Игорю пришлось брать сотовый у кого-то другого.

— Игоря Залогина, журналиста, он мне только что звонил…

— Алло, — послышался голос Игоря. — Толя, это ты? Ты можешь говорить?

— Пока да. Зина улетела?

— Похоже на то. Мы поговорили, и она сразу в аэропорт. А что стряслось, теперь ты можешь сказать?

— Ты написал статью для Сабурова?

— Еще нет, все вот думаю… — вздохнул Игорь. — Тут еще интервью у Солодухина взял. Совершенно разные люди, ты даже не представляешь…

— Только не вздумай писать хвалебную Сабурову, — жестко сказал Анатолий. — Иначе это будет твоя последняя.

— Ты так думаешь?.. — протянул Игорь.

— Я это знаю.

— Все-таки что происходит? — спросил Игорь. — Ты один? Ты можешь разговаривать?

— Дела твои неважные, — продолжал Анатолий. — Тебя хотят употребить и выбросить.

— В смысле?

— Все просто… — Анатолий выругался про себя, раздраженный его непониманием. — Сабуров от тебя ждет, что в своей статье ты его похвалишь, а потом отругаешь Солодухина. Теперь понятно? Потом тебя ликвидируют, последует большой скандал, но подозрение будет на том, о ком ты плохо отозвался. То есть на Солодухине. Мол, это он отомстил за свой провал на выборах. Усек?

— Откуда ты знаешь? — тревожно спросил Игорь.

— Там у тебя нас сейчас никто не слышит?

— Да нет, здесь ребята нормальные, заняты своими делами, даже вышли из комнаты, чтобы я мог разговаривать. — Игорь был явно растерян. — Ты не сказал, откуда знаешь…

— Мне тебя заказали, — жестко сказал Анатолий. — После того как выйдет заказная хвалебная статья про Сабурова, а потом ругательная про Солодухина. Этого тебе достаточно?

— И ты согласился?

— То же самое спросила меня Зина, — в сердцах сказал Анатолий. — Ты вроде должен кое-что понимать.

— Черт его знает, — искренне сказал Игорь. — Не каждый день услышишь подобное признание… А хоть за что?

— Не за что, а почему, — холодно сказал Анатолий. — Я и так слишком много тебе сказал, тебе не кажется? И наш разговор уже затянулся. Вполне могут подслушать.

— Все-таки, коды, цифровая технология, говорят, надежно… — растерянно мямлил Игорь. — Вроде не должны…

— У них появился сканер, с помощью которого они могут успеть определить наш номер, если разговор окажется достаточно длинным, — пояснил Анатолий. — Если, конечно, пытаются это сделать. Все, давай закругляться, чтобы сбить им настройку. Через пару минут перезвони мне ты, но с другого номера, договорились?

Игорь отключил аппарат, посмотрел на мордоделов, жующих бутерброды, принесенные Ленчиком из буфета.

— Я вам не мешаю? Мне придется через пару минут перезвонить. Только с другого номера.

— Нет, что вы… — махнул рукой Саша. — Разговаривайте, у нас перерыв.

— У вас проблемы? — спросил Ленчик, запивая соком.

— Как без них?.. — Игорь только сейчас почувствовал, как вспотел. — Просто не знаю, что делать. Никогда еще так не попадал.

— Сок будете? — Вадик протянул ему стакан. — Берите.

— Спасибо… Я вообще-то не голоден.

— Видно, вас здорово допекли, — сказал Саша. — Может быть, нужна наша помощь? Ведь одно дело делаем.

— Я, оказывается, здесь под жестким колпаком, — сказал Игорь несколько растерянно. — Мне тут одну наводку дали. Это родственник нынешнего губернатора, которого крепко приложил Сабуров. Говорят, он знает много интересного про этого кандидата, но я никак не могу на него выйти. Боюсь его подставить. Следят же…

— Посмотрим, посмотрим… Подумаем, что можно сделать, — кивнул Ленчик. — Есть идеи? — спросил он у Саши и Вадика.

— Только вы, наверно, это делаете небескорыстно? — спросил Игорь. — Вам от меня нужно, чтобы я поместил забойную статью о вашем кандидате?

— Сегодня все должны работать на Солодуху, — сказал Ленчик. — Вот и Вадик, наш друг и коллега, прилетел из Москвы к нам в помощь…

— Помолчи, — сказал Саша. — Разговорился… Ладно, как хотите. Вам Солодухин тоже не по нутру, как я вижу. Я ничего не имею против, пожалуйста, но только сами видите: в России всегда придется выбирать между плохим и худшим.

— Кстати, есть идея, — сказал Ленчик с набитым ртом. — Как отвлечь от вас, Игорь, братву Сабы… У Сабы скоро встреча с избирателями на телевидении, «Лицом к лицу» называется. Ты, Вадик, постарайся внушить ему ценную мысль, что собравшаяся публика должна быть исключительно своя. Чтоб не задавали ненужных вопросов, особенно насчет прошлых его отсидок. Чтобы для посторонних там не было свободных мест. Если все братки будут там, то на пару часов нас всех они оставят в покое. Вам хватит двух часов?

Игорь пожал плечами, посмотрел на Сашу.

— А что, нормально, по-моему, — сказал Вадик. — Если не забуду, конечно.

— Уж постарайся, — сказал ему Саша. — У тебя своих идей полно, но и эту не забудь.

— Так я еще позвоню, если вы не против, — сказал Игорь, нарушив возникшую паузу и взглянув на часы.

— Ради бога, — пожал плечами Саша. — У вас еще есть как минимум полчаса.

И передал ему свой мобильный.

— …Значит, ты согласился? — спросил он, когда Анатолий снова подключился.

— Конечно. А что мне оставалось? — спросил Анатолий. — Пусть пригласят другого мокрушника? Который и не подумает тебя предупреждать? Но тогда я точно не смогу тебе помочь. И вызову подозрение, если откажусь. Они достанут тебя хоть здесь, хоть в Москве. А так, согласившись, я могу контролировать ситуацию.

— А сроки? — спросил Игорь. — Наверняка они дали тебе срок.

— Зависит от тебя, — сказал Анатолий. — Подольше тяни резину с этой статьей про Сабурова, хоть до бесконечности. Пиши плохо, если сможешь…

— М-да, о подобном гонораре я еще не слышал. — Игорь все никак не мог усвоить услышанное. — Хорошие хоть деньги за меня предложили? Всегда хотелось узнать, сколько стою.

— Нормально, — сказал Анатолий. — Больше, чем ты сам о себе полагаешь.

— Ну и большая сумма? — спросил Игорь.

— Слишком большая, это всегда плохо, — серьезно сказал Анатолий. — Для исполнителя. Вполне возможно, со мной хотят тоже расплатиться пулей, для экономии средств, выделенных на предвыборную кампанию.

— Ну а если я напишу плохую?.. — спросил после паузы Игорь. — Разве это не то же самое? А то я совсем запутался.

— Ты не понял. Есть два варианта. Первый. Ты плохо напишешь о том, какой Сабуров хороший. Чтоб в редакции тебя заставили переделывать, — уточнил Анатолий. — Этим ты выиграешь время.

— Никогда не пробовал специально писать плохо… — пробормотал Игорь. — А второй?

— Второй: хорошо напишешь о том, какая он сволочь. Это рискованно, но такая статья защитит тебя лучше целого батальона спецназа. Саба не законченный идиот, раз такое придумал. Замочить журналиста за опубликованную статью о своей персоне — значит обратить на себя внимание прокуратуры и общественности. И к тому же его конкурент со своей братвой сразу же озаботится о твоей безопасности.

Игорь какое-то время молчал.

— Но тогда как я должен писать о Солодухине, если следовать твоей логике? — спросил он.

— Это уже не по моей части, — сказал Анатолий, теряя терпение и прислушиваясь, не подошел ли кто к двери номера. — Солодухин мне тебя не заказывал. Давай по делу, только быстро.

— Уточни, где эти бумаги? Они мне нужны.

— Они всем нужны. Понимаю, но пока ничем помочь не могу, — скороговоркой сказал Анатолий. — За мной следят. Поэтому прояви терпение и не дергайся. Сиди и пиши свои статьи, как совесть велит. А я постараюсь их принести… Кстати, чтобы не забыть. Говорят, тебя несколько раз видели с «важняком» из Генпрокуратуры Валерием Померанцевым. Он тебе кто, если не секрет?

— Просто давно знаю, приходилось вместе летать в командировки… А что?

— Он случайно не по мою душу?

— Нет, по делу о погибшей журналистке Треневой и всего, что с этим связано. Уж не хочешь ли ему случайно помочь?

— Если только ты меня ему представишь… Ну все, мой соглядатай уже стучит в дверь. СлЬвом, мне будет проще, если ты будешь у меня на виду, понимаешь?

— Проще — для чего? — подозрительно спросил Игорь, но Анатолий уже отключился.

4

Игорь молча передал сотовый Саше, грустно посмотрел на остальных ребят. Совсем пацаны, подумал он. Джинсовые мальчики, умненькие, словонаходчивые, решившие, что держат Бога за бороду. Этот новенький, Вадим, почти спит. Только сегодня прилетел, наверно?

— Такие вы молодые… — покачал он головой. — Вы хоть понимаете, во что ввязались? И как это опасно?

— А кто, если не мы! — фыркнул Ленчик. — Знаете эту фразу? Везде бандиты или коммуняки, и что прикажете теперь делать? Смотреть сложа руки? Они ж тупые все, как стадо баранов! А будем молчать, и нас поведут, как баранов, на бойню. Пока что мы им вкручиваем, что хотим, и вертим вокруг своей оси, как хотим. И они смотрят нам в рот. Да еще на жизнь зарабатываем. Иначе скучно жить, понимаете?

— Ну-ну… — Игорь пожал им поочередно руки. — Всех благ. А я возвращаюсь восвояси…

— В Москву? — хором спросили Саша и Ленчик, а Вадик в очередной раз зевнул.

Игорь усмехнулся. Покрутил головой.

— Говорите, в Москве вам скучно. А самому хочется?

— Странности жизни, — развел руками Ленчик. — Помните, как у Северянина? В деревне хочется столицы, в столице хочется глуши…

— И всюду человечьи лица без человеческой души, — закончил Саша. — Вы уже уходите? Неужели чаю не попьете?

Сквозь его лукавую улыбку сквозило нетерпение.

— Ухожу, ухожу, — развел руками Игорь. — Вижу, мешаю. А вы, видно, только недавно прибыли из Москвы? — спросил он Вадика. — Все время зеваете…

— Хорошо, что вы напомнили, — посерьезнел Саша. — К вам будет одна просьба. Где бы, кто бы вас ни расспрашивал, — он указал на молчаливого Вадика, — его вы не видели. Я не хочу объяснять почему, так вот если вы еще раз увидите нашего товарища, а это вполне возможно, сделайте, пожалуйста, вид, что вы его увидели впервые. Познакомьтесь, пожмите друг другу руки…

— А что, разве?.. — Игорь остановился в дверях. — Я могу вас подвести?

— Вот именно, — кивнул Саша.

— Это я понял, — сказал Игорь.

И, кивнув, вышел из помещения. Черт знает что творится, подумал он. Интриги, заговоры… Такого не прочтешь в нашей прессе.

— Кстати о сканере, — сказал Саша, когда Игорь ушел. — Ты его привез?

Вадик кивнул и полез в свою спортивную сумку.

— А что, у вас есть их номер? — спросил он, доставая коробку, перевязанную скотчем.

— Есть, — кивнул Саша, искоса глядя на Ленчика. — Когда наша дама после любовных утех ушла в туалет, она вела там переговоры со своим работодателем, по совместительству любовником, она его оставила там на крышке унитаза, и я успел прочесть этот номер на дисплее…

— Кстати, — хмуро спросил Ленчик, — она тебе тоже дала?

— Она дала, а я взял, — хмыкнул Саша. — Из любопытства. Уж больно ты там охал на койке. Что смотришь? Дуэль? В другой раз. Когда вернемся в столицу. Бросишь мне свою перчатку. А я еще подумаю, поднимать или не стоит… Тебе что, западно* что мы с тобой стали наконец молочными братьями?

— Кончайте, — сказал Вадик, хмурясь. — Лучше посмотрите на часы. — Он кивнул на электронный будильник, стоявший на подоконнике. — Не забыли? Мой самолет в семнадцать сорок. Для своего работодателя Сабурова, с кликухой Саба, я вот-вот прилечу из Москвы.

— Как такое забудешь… — протянул Саша, раскрывая коробку. — Тебе уже подготовлена торжественная встреча. Пять стриженых телохранителей на иномарках!

— И девушки в кокошниках с хлебом-солью, — хохотнул Ленчик. — Ты только не их щипай, а кусочек хлебца сбоку и в соль обмакни!

— Пошел ты… Сколько отсюда до аэропорта? — спросил Вадик. — Часа два?

— Не больше, — кивнул Саша. — Успеем. Билет выбросил? Так уничтожь при мне, а то забудешь!

И проследил за сгорающим авиабилетом на рейс, прибывший из Москвы в Красноземск пятью часами раньше.

— А не напомнили бы, ты бы предъявил его для оплаты, — сказал Ленчик.

— Пошел ты… — отмахнулся Вадик, потом вдруг набросился на него и повалил на диван.

— Брейк! — воскликнул Саша. — Кончайте, ну! — Он разнял их. — Напомню: главное, Вадик, чтоб ты слился с пассажирами этого рейса, когда будешь выходить к ожидающим. Теперь о серьезном. Мы, кажется, ясно договорились: ты должен пустить им пыль в глаза. В смысле солидности. Они это любят. То есть придется побриться, надеть нормальные брюки, твидовый пиджак, темные очки, хотя уже будет вечер, авторучку в нагрудный кармашек… Так, я ничего не забыл? Потом, сотовый на поясе, в руке кейс… Прическа у тебя… — Он сокрушенно покачал головой. — Неужели в Москве не мог постричься?

— Не успел! — огрызнулся Вадик. — Сначала от Сабы позвонили, давай вылетай, билет тебе заказали… А тут вы звоните, прилетай на полдня раньше. Что я вам, заводной? — И снова зевнул.

— Хорошо зеваешь, натурально, — одобрил Саша. — Сразу видно, человек не успел адаптироваться к смене часовых поясов. Кто скажет, что ты просто спишь, как сурок, целыми днями!

В ответ Вадик запустил в него подушкой с дивана, так что Саша едва успел увернуться.

— Кончайте, — сказал теперь Ленчик. — Пора собираться.

— Да, одна деталь, — сказал Саша. — Чуть не упустил… Вдруг они нас пасут? И увидят, как от нас из номера выходит тот самый, кого они потом встретят в аэропорту. Поэтому поезжай как есть, а уж там, в аэропорту, переоденешься в туалете, перед выходом к встречающим.

— Я поеду один? — спросил Вадик.

— Не понял? Будет лучше, если нас с тобой увидят вместе? — удивился Ленчик. — Поэтому выйдешь отсюда лохматый, небритый, без очков. И когда наша дежурная по этажу отойдет в каптерку смотреть сериал… — Он взглянул на часы. — Как раз в это время.

Он подошел к двери, выглянул в коридор.

— Давай, только быстро! — сказал Ленчик. — Пока ее нет. И бегом к лифту.

— Привет, — сказал Саша, не отрывая взгляда от сканера. — Пока мой сотовый остается у тебя, не потеряй только. — …Вот, — сказал он через некоторое время, когда Вадик ушел. — Готово, слушай…

Ленчик приник к наушникам.,

— …ну прилетит, а я тут при чем? — услышал он ленивый голос Светы и почувствовал, как под диафрагмой что-то екнуло и опустилось. — Опять ты, Коленька, меня подкладываешь… Он хоть молодой, не старый?

— Сволочь! — сказал Леучик и, испугавшись, невольно прикрыл рукой рот. Саша только усмехнулся, покрутил пальцем возле виска.

— Молодой, молодой… — Голос Сабы был хриплый, недовольный. — В общем, учти, он тоже из Москвы, вроде этого бакланья позорного, что пасется у Солоду-хи… Он, думаешь, мне очень нужен?

— А мне все равно, нужен или не нужен… Может, Ирку к нему, а, Коля? — Ее голос становился все более капризным. — А то все я да я… Сколько можно? Я и так не отдыхаю! Ты мне что обещал?

— Исполнение предвыборных обещаний — только после выборов, — нетерпеливо ответил Саба. — Все, собирайся, скоро едем встречать.

— Коль, а можно спросить? — примирительно сказала она, — А если тебя не выберут?

— Куда они денутся?.. — еще более нетерпеливо сказал Саба. — Ну все? Значит, будь готова. Подмойся там, оденься, в смысле, заголись. А Ирку больше не бери… Ребята говорят, грязная она. Мондавошек подхватила. Чуть не прибили. Слыхала про это?

— Не-ет… Ах, сучка! Нет, это верно, Коля, ты не врешь? — Голос ее дрогнул.

— Что, уже зачесалось? — озабоченно спросил Саба.

— Да нет… — сказала она. — Я ж с ней общаюсь, правильно? Она ко мне жмется все время… Сучка. Может, пойти провериться?

— Некогда, — сказал Саба. — Сходи завтра в сауну, что ли. Побрей все места… У меня было так лет пять назад, когда из зоны вернулся. Еле отделался. Пришлось все сбрить, включая с головы, представляешь?

— Ой, Коля, а вдруг правда? — спросила она жалобным голосом. — Мне уже кажется… Может, перенести встречу?

— Ничего, — хохотнул Саба, — все остается в силе, понятно? Так всегда бывает, начинает казаться, будто во всех местах уже зачесалось… А если что, пусть он тоже почешется. Все нормально! Ну пусть, в натуре, почувствует, как это бывает. А может, и нет у тебя ничего?

Похоже, он забавлялся ситуацией.

— Да ну тебя… Я серьезно.

— Короче, ты все поняла, да? И ко мне близко не подходи до выборов. А то начну чесаться на торжественном собрании, посвященном моему избранию!

Теперь он хохотал во весь голос, так что Ленчик с Сашей, переглянувшись, тоже прыснули и засмеялись.

— Слушай, надо как-то Вадика успеть предупредить, — сказал Ленчик озабоченно.

— Звони… — кивнул Саша. — У тебя сотовый… А Саба этот не без юмора… Нет, представляешь! Губернатор речь держит, или клятву произносит, или приветствие президента читает, а сам это место чешет…

Он еще какое-то время смеялся, не мог остановиться, пока Ленчик, с трудом сдерживая смех, набирал номер Сашиного сотового.

— Вадик, ты?

— Я, — донесся голос Вадика сквозь шум мотора. — Поймал такси и чешу в сторону аэропорта. А чего вы там ржете?

— Потом, потом, слышишь… тут такое дело… — Он обернулся к Саше. — Да перестань ты! Дай ему скажу.

— Ну говори, я тоже посмеюсь, — сказал Вадик.

— Ты это… там к тебе одну девку приведут… Сексапил на все сто, полный отпад, в Москве таких не увидишь, но ты только не лезь на нее, понял? Они специально заразить тебя хотят…

И, не удержавшись, снова прыснул, глядя на катавшегося по дивану Сашу.

— Пошли вы… — Вадик обиженно засопел и отключился.

В аэропорту все получилось лучшим образом. Он успел переодеться и побриться электрической бритвой в мужском туалете, причесался перед зеркалом, надел плащ, потом темные очки. Вышел через боковую дверь из здания аэропорта, потом проник через щель в ограде на взлетное поле. Самолет из Москвы, как всегда, опаздывал. Несколько раз мимо прошел толстый, небритый милиционер, хмуро оглядевший Вадика. Пришлось какое-то время постоять возле аэровокзала, глядя в даль взлетной полосы, терявшейся в дождевой завесе, соединившей небо с землей. Когда самолет наконец прилетел и когда из автобуса выходили пассажиры рейса из Москвы, Вадик закинул сумку через плечо и, чувствуя лихорадочный азарт и легкость во всем теле, смешался с ними и вошел через накопитель в зал ожидания и прибытия.

Своих встречающих он увидел сразу — нескольких коротко стриженных «комодов» в кожанках и темных очках, правда устаревшего фасона. В руках у них был плакат «Сабурова — в президенты!», который привлекал внимание выходивших пассажиров. Некоторые, в том числе Вадик, остановились рядом, а пожилая пара, только что прибывшая из Москвы, подошла к ним, не скрывая восторга и обожания.

— Вот мы, с женой моей, Клавой, — начал старик, — из Москвы только что. К сыну летали, внук там родился! Но за Колю Сабурова — вот всей душой! — и положил руку на сердце, где, как он полагал, одновременно помещалась его душа. — И другим нашим родственникам скажем — чтоб только за него!

— Да! — кивнула его супруга. — Вот за Колю Сабурова у нас все в ЖЭКе говорят, ну чисто по-человечески, были бы президентские выборы — по всей России бы пешком прошли за свой счет и всех бы уговорили!

— Отвали… — лениво и негромко сказал старику ближайший «комод», краснолицый, без шеи, в супертяжелой весовой категории.

— Чего? — не понял дед и приложил ладошку к уху.

— Не заслоняй мне перспективу! — громко сказал тот ему в самое ухо.

— Нет, ребята, вы нас не поняли! — прижала руки к груди супруга. — Мы чисто по-человечески хотим только сказать! Горюновы мы, Клавдия Васильевна и Петр Прохорович! И только что из Москвы. Понимаете? Там знаете, что творится? Эти демократы всех грабят и насилуют, прямо на улицах. Ходили мы там с дедом и только плевались на ихнюю рекламу! А прилетели обратно к себе… — Она развела руками. — Ну прям с дорогой душой, как из заграницы на родину вернулись!

— Ну ты не поняла, нет? — Супертяж грозно надвинулся на эту верноподданную пару. — Валите отсюда!

— Кончай, Кирей! — вполголоса сказал другой «комод», полутяжеловес, у которого шея была обозначена, и, по-видимому, в силу этого физического недостатка он был всего лишь подчиненным.

— Все, все поняла! — Растерянно и смущенно улыбаясь, она потащила прочь своего супруга. — Мешать не будем! А за нашего Колюню обязательно, обеими руками проголосуем!

— Здравствуйте, вы меня дожидаетесь? — вежливо спросил Вадик.

Только после этого они обратили на него внимание. Они смерили взглядом его тщедушную фигуру и, похоже, остались недовольны увиденным.

— Ты, что ли, Вадим Полухин? — спросил Кирей, тот, что был без шеи и в супертяжелой категории. И бесцеремонно протянул руку за сумкой, которую сдернул с плеча ожидаемого пассажира из Москвы. — Ты чего, в натуре, молчишь? Думаешь, у нас время есть ждать, пока ты пасть откроешь? Бородыня, бери, забрось в багажник.

— Задерживаемся, однако, — неодобрительно сказал Бородыня, тот, что в полутяжелом весе, идя рядом. — Не с того ты начинаешь свою службу, сынок.

— Так самолет же опоздал… — удивился Вадик. — В Москве мы час просидели. Я тут при чем?

— Это твои трудности! — Кирей даже остановился, развернул Вадика к себе лицом и теперь гневно смотрел в упор своими маленькими, светлыми глазками. — Ты опоздал, понятно? Тебя наш будущий губернатор к какому часу ждал, забыл уже? Значит, мог бы и постараться прилететь пораньше.

— Мог прилететь на день раньше, — сказал Бородыня. — Нам что, делать больше нечего, как тебя здесь ждать?

— Но это вы мне билет забронировали на этот рейс… — приоткрыл было рот Вадик, но на него уже не обращали внимания. Они повернулись и с недовольным видом пошли на выход, не пригласив его следовать за собой.

5

Померанцев ходил взад-вперед по кабинету, слушая, что говорил ему Гера Шестаков.

— Значит, посмотрел я этот новый протокол вскрытия тела Игната Фомина… Одну пулю, она однозначно из ТТ, прозектор достал при мне. Они про нее в тот раз в спешке то ли забыли, то ли не успели. Хотели его тело кремировать до нашего появления… Причем стреляли из ТТ в Фомина с близкого расстояния. Одна эта пуля могла его убить. Впрочем, все другие раны тоже могли бы быть смертельными, если бы он уже не умер.

— Еще раз. Ты все-таки утверждаешь, что он уже был мертв, когда в него стреляли из милицейских «Макаровых»? — остановился Валера.

— Да, именно так, не хуже меня знаешь. Пистолет ТТ в нашем МВД давно снят с вооружения, им пользуется не милиция, а киллеры, и все это знают.

— А зачем эти пули из ТТ старались скрыть?

— А то ты не знаешь?

— Я-то знаю. Мне интересно, что ты скажешь?

— Ну как же… Гера кивнул на местную газету, лежавшую на столе. — Вот статья, на самом видном месте, в качестве подсказки: «Успешная операция нашей доблестной милиции». И по ящику вчера показывали. Здешним ментам нужно было, кровь из носа, еще до выборов поймать этого маньяка, желательно мертвым, и отрапортовать избирателям, призвав их голосовать за Сабурова.

— Словом, — резюмировал Померанцев, — в морге успели извлечь две пули ТТ, а третью уже не стали искать, поскольку спешили побыстрее сжечь труп.

— А спешка хороша при ловле блох или при адюльтере с чужой женой, — кивнул Гера.

— Скажи, этот ТТ удалось идентифицировать?

— Ловить здесь нечего, — покачал головой Гера. —

Как ты велел, я отправил результат баллистической экспертизы факсом в нашу контору, откуда уже ответили: в картотеке таковой, незамазанный, не значится.

— Штучный ствол, — кивнул Померанцев. — Похоже, дорогого киллера они наняли, так? Кого-нибудь из элитного спецназа. А он этого Игната выследил и пристрелил там, в лесу… А через несколько минут подошли милиционеры и пристрелили уже остывший труп… Чтобы извлеченные из него пули указали на них как на бесстрашных героев борьбы с бандитизмом.

— Навстречу выборам, как писали в советских газетах, — добавил Гера. — Лично мне, господин комиссар, не остается ничего другого, чтобы внимать вашим безукоризненным логическим построениям, в очередной раз гордясь тем, что являюсь вашим соотечественником и современником в одном флаконе.

— Лесть на меня, увы, никак не действует, — сказал Померанцев. — Врожденный иммунитет. Но если ты со мной, как со своим начальством, всегда и во всем согласный, тогда скажи мне: что они, по твоему, сделали с киллером?

— По всем канонам, они просто обязаны его замочить, — сказал Гера. — Раз им нужно записать уничтожение серийного маньяка на свой счет. Прямо там же, в лесу. Типа случайно. Иначе попробуй потом его найди, этого Рэмбо наших дней. Он же тоже понимает, что им от него лучше избавиться. И не забывай, он сам кого хочешь…

— Не катит, — покачал головой Померанцев. — Ты забываешь, сколько на этой облаве было всякой ментуры. Слишком много свидетелей, тебе не кажется? Учти, желающих подставить свое начальство, из любых побуждений, всегда и везде сколько хочешь. Ему хорошо заплатят. А за молчание — вдвойне.

Он остановился, закурил, протянул зажигалку Гере.

— Тебе следует посовещаться с кем-нибудь из здешних сыскарей, — обиделся Гера. И тоже закурил.

— С кем? — удивился Померанцев. — С этим, с Осокиным? А ты? Ты не вставай в позу, ты спорь, постарайся высмеять мои доводы и суждения.

— Ну да, тебе я нужен, как доктор Ватсон, — хмыкнул Гера. — Опровергая мои глупости, ты, как Шерлок Холмс наших дней, хочешь прийти к правильному выводу… Все правильно. Буду я твоим начальником, назначу тебя доктором Ватсоном… Слушай, ты же вроде бросил курить? Как, впрочем, и я.

— Закуришь тут, когда знамя увели, — сказал Померанцев. — Значит, шарада решена? Первым в Игната Фомина стрелял киллер, он его и убил, а через несколько минут в труп стреляют наши братья меньшие. В смысле, милиционеры. Ну, это понятно, ты прав, хотят приписать себе заслугу, чтоб и отрапортовать…

— Я плагиатом не занимаюсь, — покачал головой Гера. — Это твоя ценная мысль.

— Так что они сделали с этим киллером, ты можешь объяснить? — остановился перед ним Померанцев.

— Ничего, — пожал тот плечами. — Киллер сбежал, в смысле, спрятался.

— Там была облава, — напомнил Померанцев. — Все время забываешь. Средь бела дня, палец, говорят, там не просунешь… Кто там может спрятаться? Вот где он сейчас? Не под землю же он спрятался?

— Чтоб тебе задать эти вопросы не мне, а участникам облавы! — с чувством сказал Гера. — Думаешь, у меня других дел нет? Ты вон сколько поручений на меня взвалил!

— В том-то и дело, — сказал Померанцев и посмотрел на часы. — Я как раз готовлюсь к этим расспросам.

— С минуты на минуту они должны за мной заехать, и сразу поедем ставить следственный эксперимент на место гибели Игната Фомина.

— Разве его еще не проводили? — удивился Гера.

— Они и вскрытие проводили без нас, — напомнил Померанцев. — Пора бы привыкнуть: за ними приходится перепроверять.

— Валер, сядь, не мельтеши… — сказал Гера. — Я тут вспомнил… Меня Александр Борисович Турецкий как учил? Если наряду с понятными явлениями происходят связанные с ними странные и необъяснимые, попробуй объединить их вместе. Найди, что у них может быть общего. Тогда, возможно, понятное поможет тебе объяснить непонятное.

— Ну да, это как при переводе иностранного текста, — сказал Померанцев, сев рядом на стул и еще раз взглянув на часы. — Известные слова помогут понять смысл всей фразы, а через него можно узнать, что означают неизвестные слова… А ты пробовал когда-нибудь объединять?

— Не приходилось, — вздохнул Гера. — Не для моего среднего ума. Видишь, ты сразу усек, а до меня еще долго доходило…

— Тебе всегда и так все было ясно? — усмехнулся Валера.,

— Не сказал бы. Но этот совет почему-то запомнился. Может, он тебе пригодится?

— Все может быть, — кисло сказал Померанцев. — Всякое бывает.

— Мне здесь говорят: сразу видно, Генпрокуратура приехала, — задумчиво произнес Гера. — Вот как вы, мол, сюда приехали, так маньяка этого ухлопали, и все тихо стало. Никого больше не убивают…

— Не обольщайся, — хмыкнул Померанцев. — То ли еще будет.

Потом, когда они ехали с милиционерами на место убийства Игната Фомина, Померанцев несколько раз вспоминал совет Турецкого. Черт его знает, думал он, что-то в этом есть. Что и с чем в нашем случае можно объединить? Например, эта гильза от «Макарова», принадлежавшего Игнату Фомину, найденная возле крыльца дома убитой Анны Прошиной. В кого он там стрелял? И где эта пуля? Промахнулся? Говорят, после нахождения этой гильзы там каждую пылинку осмотрели и своими руками перебрали… Врут, поди, насчет каждой пылинки, но поди проверь.

И здесь, кстати, есть некая странность. Только наоборот. Нашли пулю из ТТ в теле убитого, того же Игната, а гильза-то где? И вроде есть что-то общее, есть. Хотя и не связано единством места и времени, как в хорошей пьесе.

Что связывает оба эти события? А то, что и там и там это старались скрыть. Зачем, почему скрывали гильзу возле дома Прошиной, потом пулю в теле убиенного Игната? Обычное разгильдяйство? Или хотелось быстрей отделаться, да и лень обломовская? И все это вместе с желанием побыстрее от нас отделаться. Так будет, пожалуй, вернее.

Когда подъехали к Ельнинскому лесу, Померанцев тронул плечо водителя «газика», в котором ехал.

— Я пройдусь пешком, — сказал он. — Поезжайте, только не быстро, помедленнее, чтоб я знал, в какую идти сторону. Далеко тут еще?

— Метров триста, — сказал водитель.

Через минуту он об этом пожалел. Надо было надеть резиновые сапоги. Грязь, местами непролазная. Лучше идти по высокой и мокрой траве и промокнуть там насквозь, чем чавкать и дальше по глине…

Он тоскливо посмотрел на небо. Дождик моросит и моросит… До сих пор думал, что такие мелкие и противные дожди могут быть только в Москве. А они по всей России. Вот откуда эта вселенская тоска, заглушить которую можно только водярой…

Так что мы там хотим увидеть, Валерий Александрович? Конкретно? А хотим мы там видеть место, где убили Игната Фомина… Правильно? Чтобы понять, что же там произошло. Несмотря на всю лапшу, которую собираются повесить нам на уши…

— Может, сядете? — спросил сидевший за рулем старший из омоновцев по фамилии Илюхин, крепко сбитый парень с медным лицом. Он приоткрыл дверцу, выглянув из машины. — Грязь смотрите какая.

— Пожалуй… — он догнал машину, тщательно вытер травой ботинки.

Ангина, кажется, обеспечена, подумал он. Надо бы попарить ноги, когда вернусь в гостиницу. Кстати, не забыть бы встретиться там с Игорем. Обещал сегодня вернуться из Красноземска, где население ломает себе голову, которого из своих бандитов посадить себе на шею на следующие четыре года.

— Вот это место, — сказал водитель, остановив машину.

Здесь уже стояли два «газика», из которых выбирались другие милиционеры, смурные, недовольные. Осокин с маской оскорбленной добродетели остался в машине.

— Итак, кто из вас будет Фоминым? — спросил Померанцев.

Они переглянулись. Никому не хотелось валяться на мокрой траве, изображая труп.

— Вот он. — Милиционеры в шутку вытолкнули самого молодого, одетого в брезентовую накидку.

— Он был при этом? — спросил Померанцев у Илюхина.

— Да нет вроде, — пожал тот плечами. — Слышь, Сереж, ты где был при прочесывании?

— В другом месте, — сказал Сережа. — Вон там, где ребята второго подстрелили. — И он махнул рукой в сторону лужайки, где был убит Леха.

— Это ничего. Он и в прошлый раз, при первом следственном эксперименте, тоже изображал Фомина, — сказал меднолицый Илюхин. — И все нормально прошло.

Наверно, уже легенды сложили насчет моего педантизма и занудливости, подумал Померанцев. А когда уеду, будут передавать из поколения в поколение.

— Ладно, — сказал он вслух. — Пусть будет Сережа. Вы бы тоже подошли сюда, — сказал он Осокину. — Вы же писали протокол? И здесь же схема расстановки действующих лиц — вашей рукой…

Он достал из папки и перелистал протокол следственного эксперимента

— Так, и кто из вас первый стрелял в преступника?

— Ты, Андрон, верно? — сказал Илюхин.

Он обернулся к угреватому, хмурому и долговязому парню. Тот молча кивнул и сплюнул окурок в траву. Похоже, не нравится ему этот театр, подумал Померанцев.

— Потом он… — Илюхин кивнул на другого, такого же матерого, как он сам, омоновца, только более кряжистого. — Ну потом я.

— Ладно, — кивнул Померанцев, — теперь вы встаньте, как тогда, по этой схеме… — Он провел пальцем по рисунку, приложенному к протоколу. — А Сереже еще раз покажите, где и как он при этом стоял. Все верно? — спросил он Осокина.

Тот молча кивнул.

Они встали, переглянувшись, вокруг одетого в брезент Сережи, примерно на расстоянии трех — пяти метров. Будущий покойник, подумав, поднял руки вверх.

— Он разве сдавался? — удивленно спросил Померанцев.

— Сделал вид, — пояснил Илюхин, — а потом рванул через кусты на него. — И указал на долговязого.

— В эту сторону? — сомкнул брови Померанцев. — Что-то я не совсем понимаю…

— Сейчас поймете. Ну давай беги, как тебе показывали, до этих кустов, и сразу падай! — сказал меднолицый Илюхин Сереже.

Тот рванулся в сторону долговязого, потом упал в кусты. И остался там лежать, дожидаясь команды.

За идиота держат, подумал Померанцев. Ну да, они могут не знать насчет пуль из ТТ. А начальство не успело предупредить. Или решили замять на более высоком уровне, раз не удалось соврать?

— Значит, он выбежал отсюда, так? — спросил Померанцев, кивнув в сторону березок. — Потом здесь остановился, поднял руки вверх и рванул на вас? — спросил он долговязого и угрюмого.

Тот кивнул, продолжая хмуриться.

— И вы выстрелили? Покажите как…

Тот пожал плечами, переглянулся со старшим, вытянул руку с пистолетом…

Ну-ну, забавлялся про себя Померанцев. Сейчас ты мне будешь туфту впаривать, а я сделаю вид, будто поверил.

— Он был к вам лицом? — спросил он вслух. — Раз уж бежал на вас?

— Ну, — сказал тот. (Еще немного — и бросит пистолет. Плюнет и уйдет куда глаза глядят.)

— Это ваш пистолет? — спросил Померанцев, краем глаз заметив, как насторожился Осокин. — Посмотрите на номер, это точно ваш?

— Ну мой… — пожал плечами угрюмый, коротко глянув на свой пистолет.

— А в чем дело? — спросил меднолицый Илюхин, бросив взгляд на Осокина. — Все так и было.

Наверно, репетировали еще до получения результатов баллистической экспертизы, подумал Померанцев. А сменить легенду забыли. Или не было команды. Ох, погубит когда-нибудь Россию это всеобщее разгильдяйство.

— Пуля, попавшая в Фомина спереди, была выпущена не из вашего пистолета, — сказал Валера угрюмому. — Вот схема, которую я потом составил, после изучения результатов баллистики. — Он развернул вытащенный из кейса лист бумаги, где карандашом было изображено человеческое тело и три кружка с номерами на нем. — Здесь номера ваших пистолетов в тех местах, где он получил раны. Видите? — Он нарисовал эти кружки на брезентовой накидке молодого омоновца, изображавшего Игната Фомина. — Именно вы, — он указал на кряжистого, — должны были быть на его номере, ибо вы попали спереди. — Затем указал на угрюмого. — А он, в свою очередь, на вашем, — обратился Померанцев к Илюхину. — Вы, ребята, все перепутали. Лапшу вешать тоже нужно умеючи, правда? — обратился он к Осокину.

Они молча переглянулись. Угрюмый смотрел в землю. Сейчас, на их месте, я бы меня застрелил, подумал Померанцев. Прямо здесь, не сходя с места. А кто узнает? Мы были в лесу одни, без свидетелей. Случайно, мол, нажали на спуск, забыв разрядить пистолеты. Драма на охоте. Только этот, угрюмый и долговязый, может их подвести. Противно ему. Не нравится это все, ох как не нравится… И они это не хуже меня видят. Придется и его… А две драмы на одной охоте— уже перебор. В Москве могут не поверить. Но мне тоже не следует ждать милости от Осокина, как Мичурину от природы.

— И еще, — сказал Померанцев, пристально глядя на угрюмого. — Вы, наверно, не в курсе. В погибшего стреляли еще до вас. В спину. И попали. Или вы это не знали?

— Не-ет… — растерянно протянул меднолицый Илюхин, оглянувшись на Осокина. — Выстрелы тут вроде были. Может, в него попали и он в шоке был, когда на нас выскочил?

— Жмурики бегать не умеют, — покачал головой Померанцев. — Даже будучи в шоке. Поэтому не надо мне вешать лапшу на уши. Вам так приказали, я понимаю… Теперь хотите услышать, как все было?

Они молчали, глядя в землю.

— В него до вас три пули влепили. Две раны смертельные. И были выпущены из пистолета ТТ. А он с вооружения МВД давно снят. Понимаете? Он был уже мокряк, когда вы в него стреляли! У него кровь начала сворачиваться, когда вы ему влепили свои пули! И потому она свернулась и уже не вытекала! Это всем понятно?

Они молчали. Не на них надо орать, подумал Померанцев, остывая. Зря я так. У них корпоративная солидарность, они не хотят связываться с начальством и все такое…

— Словом, мне придется обратиться к своему руководству с целью возбудить уголовное дело по факту попытки использования служебного положения, чтобы ввести в заблуждение следователей Генпрокуратуры. А это статьи двести восемьдесят пять и двести девяносто два, — сказал Померанцев вслух, обратившись к Осоки-ну. — Сейчас я сам составлю протокол следственного эксперимента со всеми выводами, а вы — подпишетесь!

— Валерий Александрович, можно мы отойдем… — Голос Осокина дрогнул, он поднял глаза на Померанцева. — Мне нужно кое-что вам сказать.

Померанцев медленно обвел всех взглядом. Кажется, все всё понимают. В спину стрелять не будут. Он пожал плечами и отошел вслед за Осокиным за молодую сосну с обнаженным корневищем.

— И не вздумайте дальше врать и вилять, а также использовать этих ребят, — сказал он, кивнув в сторону понуро молчащих омоновцев. — Вы их подставили. Использовали в своих целях, какими бы благими они ни были!

— Да какие у меня могут быть цели! — махнул рукой Осокин. Его лицо теперь казалось смертельно бледным и вытянутым. — Не мои это цели, понимаете?

— Ну да, я отсюда скоро уеду, а вам здесь оставаться, — кивнул Померанцев, пристально глядя на него. — Знакомая песня. Вы, мол, там в Москве у всех на виду и в безопасности, а меня тут без хлеба сжуют.

— А что, не так? — В глазах Осокина теперь светился вызов. — Вы понимаете, что будет с нами и нашими семьями, когда вы тут добьетесь правды, и только вас и видели! А они, — он показал пальцем вверх, — останутся здесь в любом случае. При любом исходе выборов и любом раскладе.

Померанцев не ответил. Есть в этом своя сермяжная правда, есть… Осокин, конечно, не боец, обычный запуганный чиновник. Плевать ему на честь и профессию..^ уже давно плевать. А как бы ты на его месте? Вот то-то… Скорее всего, настоящих бойцов за справедливость, если такие здесь и были, давно извели, и путь бандитам к власти оказался открыт. Чем те и воспользовались. Наверх двигали только своих, и вот — додвигались. А сегодня — чего стесняться-то? И, главное, кого? Никто ведь против слова не скажет. Да и электорат туда же… Красные пришли — грабят, белые — тоже, бандиты, те вроде уже насосались. И у них лучше получается то, за что они берутся, чем у этих болтунов.

— Думаю, мы не можем здесь это долго обсуждать. — Померанцев кивнул в сторону омоновцев. — Но поговорить есть о чем. Но не здесь и не сейчас. Жду вас завтра утром у себя, к девяти ноль-ноль. Там и напишем протокол.

Осокин молча кивнул.

Для таких, как он, вопрос вопросов — кого он больше боится на данный момент, подумал Померанцев, меня или хозяина. Хозяин о нашем разговоре пока ничего не знает. Значит, сделаем так, чтобы меня он боялся больше.

— Будешь и дальше морочить мне голову — загремишь по совокупности! — негромко, но внушительно сказал Померанцев, неожиданно для себя, как уже было однажды, при обнаружении гильзы, перейдя на «ты».

И отошел от сосны, едва не споткнувшись об ее корень. Чертыхнулся, поднял глаза и встретился взглядом с Илюхиным. Не нравится мне это все, подумал Валера, садясь в машину, нет, не нравится. Особенно это многозначительное молчание краснорожего Илюхина.

— Сергей Васильевич, вас к дому подвезти? — вежливо спросил Илюхин у Осокина.

— Да, если можно… — отстраненно, ни на кого не глядя, ответил тот.

— А вас до гостиницы? — на этот раз Илюхин спросил у Померанцева, после того, как Осокина высадили возле небольшого двухэтажного дома с облупленной, грязной штукатуркой. Высоковольтный переулок, дом 4, отметил про себя Валера. Ну и название. Значит, где-то должен быть Низковольтный, не иначе.

— Да… Устал я с вами, — мрачно сказал он вслух. — И не пойму я вас… Ладно, до завтра. Хочу сегодня отдохнуть, отключу все телефоны, приму ванну… Вы не подскажете, где вы так здорово загорели? — неожиданно спросил он Илюхина. — Вроде у вас здесь все бледные, будто и лета никакого не было.

— Дожди с июня как зарядили, так и не заканчиваются, — охотно ответил кряжистый и примолк под пристальным взглядом Илюхина.

— С детства, — буркнул он. — Мама уродила таким, теперь вот все вопросы задают.

Ну это ты врешь, подумал Померанцев. Альбинос, можно сказать, и чтоб кожа такая смуглая? Загорал, конечно. Хорошие бабки стоит такой загар, кстати говоря. В России такого ровного и красивого не найдешь…

Возле гостиницы он дождался, когда они уедут, поймал такси и погнал назад в Высоковольтный.

Квартира Осокина была на нижнем этаже. Входная дверь противно завизжала ржавой пружиной. Открыла ее, по-видимому, жена Осокина, пожилая, старше его возрастом, в неряшливом халате, со сбитой набок прической. Сам Осокин в майке и тренировочных штанах стоял сзади и смотрел враждебно. Из квартиры доносился запах стирки, смешанный с кухонными запахами.

— Извините, — сказал Валера. — Сергей Васильевич, можно вас на пару слов?

— А что случилось? — спросила жена. — Вы когда-нибудь оставите его в покое? Что вам еще от него нужно!

— Тася… — попытался остановить ее Осокин.

— Как вы можете такое говорить? — удивился Померанцев. — Вы же видите меня впервые…

— Кто вас не знает! — Она задвинула локтем назад мужа, попытавшегося выдвинуться на первую позицию. — Думаете, приехали из Москвы и можете всем тут указывать, да? Вам, думаете, оттуда виднее?

Вот откуда ноги растут, подумал Померанцев. Слишком много начальства на голову одного бедного Сергея Васильевича. Дома и то командуют, требуя доклада обо всем происходящем…

— Тася! — На этот раз Осокин повел себя решительнее. — Помолчи. Одну минуту, я только оденусь… Подождите меня возле подъезда, хорошо?

Померанцев успел выкурить сигарету, прежде чем сзади снова — до мороза по спине — завизжала дверь.

— Сергей Васильевич… — вздохнул Померанцев. — Поймите меня правильно. Вам есть где переночевать этой ночью? Завтра же я отправлю вас вместе с семьей в Москву, там вы будете в безопасности. Вы понимаете, о чем я?

Осокин обреченно махнул рукой. И тоже закурил.

— Негде. Да и незачем… Разве что у тещи. Если захотят, найдут и там.

— Вы, по-моему, не до конца понимаете…

— Все я понимаю, — усмехнулся Осокин. — Для вас я ценный свидетель. Но они это тоже понимают.

— Да кто они! — воскликнул Померанцев, потом беспокойно оглянулся.

Вроде никто за ними не следит. Никаких машин, стоящих неподалеку. Никто не разглядывает внимательно афиши и плакаты с призывами голосовать за Сабурова или Солодухина…

— У тещи вас найдут, — сказал Померанцев. — Это верно. Но может быть, у вас есть тайная любовница, про которую никто не знает и которая вас примет до утра?..

Должна же у тебя быть, при такой-то жене, на стороне какая-нибудь баба, подумал он, ведь нестарый еще мужик.

— Даже если бы у меня на стороне была женщина… — Осокин бросил под ноги сигарету и затушил ее ногой. — Мою больную дочь она все равно не примет. Как будто вы не знаете, Валерий Александрович! Не найдут меня, возьмут дочь в заложники… А у нее диабет. Инсулин ей искать никто не будет… Ладно, до завтра. Надеюсь, они ничего до завтра не успеют.

6

Два крепких парня в темных кашемировых куртках вошли в гостиницу «Кедр». Быстро прошли через холл, подошли к окошку дежурного администратора, показали удостоверение, о чем-то спросили. Она им что-то ответила, кивнув в сторону лифта. Охранник отошел в сторону, пропуская гостей.

Они поднялись на пятый этаж, прошли по коридору, снова что-то неслышно сказали дежурной, та понимающе кивнула, показала подбородком в глубь коридора. Они остановились возле двери номера, где остановились Саша и Ленчик. Один из них приложил ухо к двери, кивнул второму.

— Здесь, — сказал он. — Похоже, с кем-то говорят по телефону. Ничего не разобрать…

И посмотрел на часы. Второй достал из кармана сотовый, набрал номер.

— Петя, они здесь. Треплются по телефону. Как у тебя?

— Пока пусто, — ответил Петя. — Заканчивайте, не мельтешите там. Я доложу Тихоне. Пусть решает. Конец связи.

И набрал другой номер на своем сотовом.

— Геннадий Александрович? Они на месте, разговаривают.

— Ясно… — сказал Тихонов. — Будь здоров.

И в свою очередь набрал номер Сабурова.

— Коля, нужно срочно поговорить, ты у себя?

— Забегай, — ответил Сабуров. — У меня тут секретное совещание, подождешь, в случае чего.

— Опять ты что-то жуешь! — недовольно сказал Тихонов.

— Отъедаюсь, пока на трон не сел, — буркнул Саба. — Ну будь здоров, жду.

Он отключил аппарат и взглянул на Вадика, сидевшего напротив.

— Продолжай. Так что ты там сказал насчет моей концепции?

— А то и сказал, что концепция у вас невнятная, — сказал Вадик.

— Нормальная у меня концепция, — недовольно сказал Саба. — В самый раз. Жила бы страна родная, и нету других забот. Нет, серьезно, покуролесил я по молодости, что было, то было. Пора грехи замаливать.

— Солодухин первый это сказал, — напомнил Вадик, приподняв со стола местную газету «Трудовые будни». — Раньше надо было так говорить! Не читали? А зря. Вот где опытная рука имиджмейкера!

Газета тут же пошла по рукам, все заглядывали через плечо читающему.

— Ладно, проехали! — отрезал Сабуров. — Вот ты и думай про мою концепцию. Что еще?

— Я так и не понял, кто у вас занимается рекламой, кто связями с прессой, кто контрпропагандой?

— А для чего я тебя сюда позвал? — сощурился Саба, оглядев собравшихся. — За такие-то бабки? Ты и будешь всем заниматься. А кто, я, что ли?

В это время из внутреннего кармана Вадика послышалась трель сотового.

— Одну минуту… — Вадик пожал плечами, посмотрев на потолок.

Они сидели на втором этаже штаб-квартиры за огромным столом, за которым постоянно кто-то выпивал и закусывал. Соответственно, выпивка и закуска здесь бесследно не исчезала, а постоянно обновлялась. Не менялся только контингент. Пили, ели, тяжелели, едва ворочали языками. Один Сабуров — ни в одном глазу. Только тяжелело лицо, но все соображал.

— Ну так чего? — спросил его Саша. — Все путем? Ты говори, что хочешь, если не можешь отвечать.

— Нет, не могу! — сказал Вадик. Извините, но до декабря у меня нет ни минуты свободного времени. Прорто все забито… А когда у вас, простите, выборы?

— Во дает! — сказал Саша. Ну ты молодец. И правильно, гони пену, только не понтарь, не переигрывай, понял? Они такие вещи сразу просекают.

— Не знаю, не знаю, — сказал Вадик в трубку. — Надо хорошенько подумать.

— Вот-вот, совсем, погляжу, ты там освоился, — одобрил Саша. — Кстати, чтобы не забыть, делаю вам одно деловое предложение. Короче, есть тут одна газетенка сексменьшинства, называется «Любимый и милый». Или наоборот… Подумай насчет тиснуть туда статейку насчет сексуальной ориентации Солодухи. Приври что-нибудь насчет малолеток, которых он совращал. Мы здесь уже придумали достойный ответ, так что давай, милый… Кстати, на телевидении, если предложат заработать, не отказывайся. Иначе неправильно поймут. Твой шеф будет об этом знать через полминуты. Честные люди и бессребреники в нашем деле подозрительны, не забывай. В общем, все, заканчиваем, у них сканер не хуже нашего, так что больше пяти минут не тре-пись…

— Хорошо, я подумаю, — сказал Вадик и действительно задумался. — Позвоните мне через недельку, нет, лучше через две. Что-нибудь придумаем. Может, возникнет окно.

И отключил аппарат.

— Что, совсем замучили? — спросил Саба, переглянувшись со своими корешами. — Все в Думу хотят. Ты бы съел чего-нибудь. А то совсем исхудал с предвыборными кампаниями.

— Не то слово, — вздохнул Вадик. — Думал, прилечу сюда, отдохну от Москвы, от этих бесконечных звонков… А они и здесь достали.

— Поди, не за так достают? — осторожно осведомился один из «комодов», сопровождавший Вадика из аэропорта.

— Ну так что еще хорошего скажешь? — спросил Саба более миролюбиво и не так подозрительно.

— Мое дело все организовать, понимаете? И правильно расставить все акценты.

— Ну так расставляй! — разрешил Саба. — Можешь даже не спрашивать.

— У вас немало сторонников, они вполне активные и инициативные, и это хорошо. Но чем они заняты? И кто, например, готовит пресс-конференции?

— Не знаю, они сами как-то собирались… — пожал вислыми плечами Саба. — Вон, Арефа, мой пресс-секретарь, его спроси. — Он кивнул на худощавого, в интеллигентных очках парня, единственного здесь, чей портрет не просился на стенд «Их разыскивает милиция».

— Обычно поводы для пресс-конференций возникают сами, — сказал тот. — Простите, меня вам не представили, Арефьев Олег Никандрович, редактор газеты «Красноземские ведомости».

— Такие вещи нельзя пускать на самотек, — покачал головой Вадик. — Информационные поводы нужно создавать. Особенно для пресс-конференций.

— Вот ты и придумай, — сказал Сабуров.

— Хорошо, это я тоже возьму на себя, — согласился Вадик. — Только я всего пару часов в вашем городе, пока не знаю, что здесь происходит… Так вот нужно постоянно будоражить общественное мнение, не давать ему успокоиться. Даже надоесть, если хотите. Но чтобы когда он, избиратель, взял в руки бюллетень, первое, что он бы вспомнил, была ваша фамилия.

— Зачем? — искренне удивился Саба. — Да он и так ее не забудет! Я ему не дам забыть. Пусть Солод со своими мордоделами суетится! У него рейтинг— на полшестого.

Его окружение охотно засмеялось.

— А что, неплохо сказано… — задумался Вадик. — Неплохой заголовок на первую полосу какой-нибудь газеты. Лучше, если это будет газета сексуальных меньшинств. Представляете? На права* рекламы. Мол, Солодухин для них, для этой газеты, — свой. Им, мол, виднее, на полшестого у него или на двенадцать ноль-ноль.

Окружение теперь ржало, с уважением поглядывая на этого полудохлого, в чем только душа держится, москвича, который умело развил находку шефа.

— Не пойдет, — помотал головой Сабуров. — У Солодухи столько баб перебывало… Они в свидетели пойдут, если задумает судиться.

— Нет так нет, — развел руками Вадик.

— Слушай, а чего ты, в натуре, в черных очках сидишь? — спросил Саба. — Светло же.

И бесцеремонно протянул руку, чтобы снять их с гостя. Но Вадик вовремя отстранился назад и в сторону.

— Они вам мешают? — спросил он.

— Да нет вроде, может, в глаза хочу посмотреть, что ты за человек.

— Может, ты еврей? — спросил молчавший до этого Огурцов, как всегда подтянутый и при галстуке. — У Солодухи, говорят, один такой работает.

Вадик снял очки, немного зажмурился.

— Видели мой нос? Поняли, что я за человек? И какой национальности? Могу еще штаны снять, чтобы убедились.

— Вроде русский, а? — сказал Сабуров, переглянувшись с «комодами». — Можешь назад очки надеть, если хочешь.

— Приходится носить, — пожал плечами Вадик. — Врачи велели. Слишком резкие переходы от темноты до резкого света. Ну, знаете, «юпитеры», видеокамеры, фотовспышки…

— Носи, — разрешил Сабуров. — Раз врачи велели. Здоровье прежде всего, правильно? А штаны сегодня же снимешь, когда в сауну пойдем. Там и посмотрим.

— Теперь нужно распределить, кто пишет листовки, — сказал Вадик, когда веселье по поводу очередного прикола Сабы затихло.

— Ты и напишешь, — кивнул Саба, облизывая толстые пальцы, только что запущенные в квашеную капусту, и его окружение снова услужливо хохотнуло.

— Я могу на себя взять их редактирование, — твердо сказал Вадик.

— Деловой, а? — мотнул в его сторону Сабуров. — Может, закончим на сегодня, как вы думаете? Съездим в сауну, отдохнем, а то девочкам нашим некому спинку потереть. Иль пупочки, кто как любит.

Окружение оживилось и стало подниматься из-за стола.

— Отдыхать? — удивился Вадик. Оставшись сидеть на месте, он изумленно смотрел на Сабу поверх очков. — Уже устали? Вы чего? Да мы только начали работать! У вас всего ничего осталось до выборов! По двадцать четыре часа в сутки! Все должны перейти на казарменное положение!

— Потише, не глухой… — недовольно проронил Сабуров.

— А что, нормально, по-моему, — тихо сказал Огурцов и пригладил прическу, глянув на себя в зеркало.

Саба сел на место, едва приподнявшись. Остальные тоже дружно сели.

— Ну так и быть, поработаем еще немного, и хорош. А с завтрашнего дня — это ты верно сказал — все на казарменное положение! Говори дальше.

— Теперь — кто отвечает за типографии, которые эти листовки печатают. У вас есть кому их расклеивать? Или тоже я?

— Найдем, — кивнул Сабуров. — Этих активистов — хоть жопой ешь. Уже надоели.

— Потерпим, — сказал присутствовавший здесь же Трофим. — Дед тут есть полуслепой. Приходит сюда погреться и агитирует день и ночь за Сабу.

— Ну, — кивнул Саба. — Я и то ему говорю: дед, достал ты меня со своим Сабуровым! Вот хотел за него голосовать, теперь точно не буду!.

— Это смешно, — согласился Вадик, даже не улыбнувшись. — А вы подумайте, куда можно вставить эту историю. — Он указал пальцем на Арефу.

— Может, в листовку? — спросил тот.

— Нет, — покачал головой Вадик. — Думаю, лучше подействует, если это пройдет в телепередаче. Хорошо бы снять этого деда скрытой камерой. Он к вам часто приходит?

— Да каждый день, считай, — переглянулись «комоды». — Притащится и агитирует. Надоел.

— Вот и снимите, — кивнул Вадик. — И дадите мне посмотреть. И еще. До конца выборов — сухой закон! Вот как хотите. Это мое условие.

Они недовольно переглянулись, но промолчали. Потом с ненавистью уставились на Вадика. Один Огурцов был, как всегда, трезв и невозмутим.

— Ладно… — мрачно сказал Саба. — Но только с завтрашнего дня.

— Г оворю сразу — работенка будет тяжелой, — продолжал Вадик с непреклонным видом. — Еще обязательно должен быть специалист по психологической перегрузке, чтобы помочь нам не свихнуться… Есть такой?

— А ты? — спросил Саба. — Ты вроде психолог, или психиатр, уже забыл.

— Здесь нужен специалист, профессионал, — сказал Вадик. — Я в этом не петрю. Так есть или нет?

Он уже начинал покрикивать.

— Можно такого найти, но его нужно из Америки вызвать, — сказал Огурцов. — А времени уже нет.

— Как тут не свихнешься, если не расслабишься… — глухо заворчали «комоды», — Что, и пивка теперь выпить нельзя?

— Пиво можно, — разрешил Вадик, сделав паузу. — Кажется, я все сказал по этому поводу. Теперь надо бы распределить роли. Я беру на себя телевидение и редактирование листовок, а также написание речей и статей для прессы. А остальные? Кто будет заниматься с агитаторами, типографиями?

Они переглянулись. Шумно вздохнули и нервно забарабанили пальцами по столу. Больно много ты на нас навалил, и все тебе сразу подавай, чувствовалось в их недовольстве.

— Ладно, подумайте сами, вы друг друга хорошо знаете, распределитесь, а меня пока пусть кто-нибудь отвезет на телевидение. — Вадик встал. — У вас завтра встреча со зрителями в прямом эфире, если не забыли.

Они переглянулись. Ну все знает! И в курсе всего.

— Ну да, — сказал Огурцов, потрогав свой косой пробор. — Собираемся… А что?

— И это правильно! — Вадик упер в него указательный палец. — Необходимо провести широкую мобилизацию, чтобы там среди зрителей были только наши. Это понятно? Никаких посторонних тем и вопросов! Только аплодисменты, переходящие в овацию. И вопросы те, что я сегодня же заготовлю и раздам. А сейчас мне нужно, не откладывая в долгий ящик, ехать туда! Буду готовить передачу. Надо заранее познакомиться с продюсером, ведущим, режиссером. Поэтому извините, но я не могу терять время.

— Что, даже с нами не выпьешь? — спросил Саба обиженно. — За знакомство, успеешь, тебя отвезут.

— Потом, — непререкаемо мотнул головой Вадик. — Все потом, после победы на выборах. Нашей победы! — добавил он многозначительно. — Будем пить шампанское и ласкать наших женщин.

Они смотрели на него, приоткрыв рты.

— Кирей! — с неохотой сказал Саба, хлопнув по плечу краснолицего, встречавшего Вадика в аэропорту, по-прежнему вполне обходившегося без шеи. — Будешь моему имиджмейкеру личным телохранителем и водилой. И чтоб мне без замечаний с его стороны. Понял, да? Выпить он тебе не даст, ну так потерпи для общего дела!

— Потерпим, — сухо сказал Кирей, поднявшись из-за стола.

Они вышли, и Саба, неопределенно вздохнув, переглянулся с оставшимися. Потом махнул рукой.

— Наливай! Ну и мордодел достался! — сказал он с чувством. — За горло берет, расслабиться не разрешает… Говорят, у Солодухи все ж поприятнее пацаны. Вежливые. Тоже шустрые, но деловые. Надо было сразу ими заняться… — хмуро добавил он. — Это мое упущение.

— Солод вовремя подсуетился, а нам достались ошметки, — сказал Огурцов недовольно.

— Зато не еврей… Там Тихоня напрашивался, должен вот-вот приехать, — озабоченно сказал Саба. — Нет его еще там? Не приехал? Бородыня, взгляни, что ли…

Бородыня выглянул в дверь:

— Нет пока.

— Трофим, а ты че смурной? — спросил Сабуров.

— Да есть тут сомнение. А они, эти ребятишки, часом, между собой никак не связаны? — спросил Трофим. — В Москве они меж собой гужуются, или, как теперь говорят, тусуются… А тут друг дружке препятствовать будут, что ли?

— Есть тут проблема, есть… — согласился Саба. — Черт их разберет. Деловые они, в смысле, профессионалы. И без дисциплины нельзя, тут я согласен. А у нас что? — Он оглядел свою свиту. — Почили на лаврах, не рановато ли?

Соратники смиренно посапывали.

— Ладно, надоели, — сказал им Саба, упершись руками в столешницу. — Солидности нам недостает и солидарности, в смысле сыгранности, это верно, тут наш мордодел — в точку. В галстук не сморкаться — это мы еще сможем, как-нибудь одолеем, а вот вилку в левой руке — по себе скажу, не всегда получается. Все время забывается. Нет, нож в правой куда ни шло, иначе и не бывает… Ладно. Значит, ты, Трофим, останься, разговор есть, еще Тихоня должен вот-вот подъехать. И обсуди с ним свои сомнения… — Он зевнул, посмотрел на часы. — А вечером в сауну, что ли?

— Лучше сейчас. Потом, когда выберут, особенно туда не находишься, — согласился оставшийся Трофим. — Государственные заботы одолеют. Некогда будет.

— Лучше скажи, как там Богдан поживает? — спросил Саба. — Чем дышит в последнее время?

— А что Богдан? — спросил Трофим. — Нормально, по-моему. Ждет команды. Когда, мол, журналист разродится с нужной статьей насчет тебя и Солода, он мигом просек, как я ему сказал. Мол, как только, так сразу. Каждый день спрашивает: вышли статьи или журналюга еще в поиске?

— Это мы обязательно проконтролируем, — кивнул Саба. — Хотя, должен сказать, тут мы заняли выжидательную позицию. А это недопустимо. Как у него дела продвигаются, про меня и про Солода, пора бы уже знать… Может, они готовы, а может, кота за хвост тянет. Завтра же мне напомни, не забудь. Еще что говорит?

— Как что? — воскликнул Трофим. — Где деньги, Зин?! Каждый день спрашивает. Нервничает. Грозит все бросить или принять адекватные меры. Может, заплатить и в Москву его отправить, от греха?

— Раз грозит, можно не обращать внимания, — отмахнулся Саба. — Кто сделает, тот молчит. Я правильно говорю?

— Это ты зря, — покачал головой Трофим. — Он крутой мужик. Я таких еще не видел. Живет открыто, не боится, никого не хоронится, какая-то телка к нему в номер специально приезжает. Из Москвы, говорят, выписал.

— Что за тедка? — поинтересовался Саба. — У нас все клевые в картотеке. Или кого-то пропустили?

— Черт ее… Кто что про нее говорит. Вроде из Москвы специально к нему прилетает. Нет, ты скажи, как Богдан этого Игната вычислил! И враз замочил. Все ФСБ с УВД на ушах стояли, и то не нашли!

Сабуров неопределенно молчал, думая о своем.

— Як тому, лучше б не дразнить его, а? — добавил Трофим. — В смысле, заплатить ему. под расчет, а то больно нервничает…

— Подумаем… — рассеянно сказал Саба, потом икнул. — Прав мордодел, надо бы сухой закон ввести, пока не подобьют итоги голосования. Ну так где там Тихоня?

7

Начальник краевого УВД Тихонов тут же без стука появился в комнате, будто стоял за дверью и только ждал, когда его позовут.

— Садись, Ген, — приветствовал его кивком Саба. — Пивка хочешь? А покушать? Ел с утра? Больно ты озабоченный.

— Не голоден, — хмуро сказал Тихонов, глянув на Трофима. — Слушай, что за дела с этой прослушкой?!

— Ты сначала присядь… Вы знакомы? Трофим — свой. Будет у меня серым кардиналом, как ты генералом.

— Не до этого, Коля, — покрутил головой Тихонов.

— Тогда напомни, о чем речь, — поморщился Саба. — Думаешь, я знаю, о какой прослушке идет речь? Ты их столько везде наставил, боюсь лишнее слово сказать.

— Света твоя им подложила, или забыл? — нахмурился Тихонов. — Мои ребята говорят: мол, странные разговоры там ведутся. Одни хохмы по телефону рассказывают. И между собой анекдоты травят. А то полдня — тишина.

— Хорошие хоть анекдоты? — поинтересовался Саба.

— Разные, — отмахнулся Тихонов. — Я говорю своим: а вы не сидите на месте! Одни пусть и дальше с подслушкой работают, другие в это время пойдут к ним в гостиницу и послушают за дверью, говорят по телефону или нет. И время засекут, а потом сравнят.

— Толково, — похвалил Саба. — Сам придумал?

— Что тут придумывать?.. — скривился Тихонов.

— Не прибедняйся. На генерала, вижу, тянешь. И что? Посмотрели, послушали?

— А то! Еще часу не пошло. Все, как я чувствовал. Они у себя в номере сидят и серьезные разговоры ведут по телефону. А у нас на прослушке — в это самое время — полная тишина, никаких записей. Зато как они потом анекдоты травят, опять слышно. Только что мне доложили. Я им велел поставить микрофон прямо у двери их номера — это небольшой такой, как на телевидении, его куда хочешь можно поставить, — а сам прямо к тебе.

— Это я понял, — поморщился теперь Сабуров. — И какие выводы ты сделал?

— Тебе решать, — развел тот руками. — Тебе мозги пудрят, а не мне. Ты им жучка впарил, а не я.

— Не губернаторское это дело со всякой мутотой разбираться! — свирепо сказал Саба. — Сколько тебе говорить? У меня для этого референты есть. — Он кивнул в сторону Трофима. — Вот как ты это понимаешь?

— А чего тут понимать? — пожал тот плечами. — Раскусили ребятишки, в чем дело. Нашли жучка. И теперь захотят — подключат твою подслушку, захотят — отключат. Когда серьезные переговоры ведут, вроде их нету. А в свободное время анекдоты травят, что тут непонятного… А могут нам и лапшу на уши, чтоб сбить с толку.

— Это я без тебя понял, — раздраженно сказал Саба. — Разберись и подумай, что теперь делать! Ты понял? Я себе зарок дал: пока в кресло не сяду, никаких резких движений. И ни в чем не должен быть замешан. И знать не хочу, что вы с ними за это сделаете.

— Запомни, Коля, — Тихонов наклонился к нему через стол. — Ты пока не губернатор! Как и я — не генерал. У Солода серьезные пацаны работают, ясно тебе? А у тебя?

— Вот и я говорю, — подхватил Трофим. — Рано нам почивать на лаврах, Коля! Взять хоть этого Богдана, московского мокрушника, вот бы с кем еще работать и работать. И одновременно держать ухо востро. Вот сколько уже об этом толкую! Мордоделы твои и журналюги купленные, рейтинги какие хошь тебе нарисуют, но ты сам ушами-то не хлопай! Вот приехал к нам сегодня этот имиджмейкер из Москвы, — обратился он к Тихонову. — Пацан, ничего не скажу, шустрый такой, и дело, похоже, знает.

— Кто такой? — спросил Тихонов. — Где он хоть остановился?

— В «Кедре», где еще… — махнул рукой Саба. — Ген, может, ты и его под колпак возьмешь, а? Чует мое ретивое, эти московские вполне могут меж собой договориться и одним делом заниматься, работая на разных клиентов.

— Это запросто. Это у них не заржавеет, — согласился Тихонов. — Дашь мне на него выходные данные. Где, в каком номере остановился, чем дышит. Светку к нему еще не подсылали?

— Да нет… Больно деловой, — сказал Сабуров. — Приехал только недавно, нет, чтобы посидеть по-людски, поговорить с коллективом, с людьми познакомиться в нерабочей обстановке, так нет, уже помчался по объектам.

Трель сотового прервала его разговор. Они переглянулись.

— Это у меня или у тебя? — спросил Саба, задержав руку с ломтем ветчины возле рта. — Достали уже… — И полез в карман, заглянул под стол. — Трофим, сотовый мой не видел?

— Крыша поехала? — хмыкнул Тихонов, доставая из внутреннего кармана свой мобильник. — Алло, Илюхин, это ты?

— Так точно, Геннадий Александрович, — ответил голос из аппарата. — Вот Сергей Васильевич тут просит дать ему последнее слово. Для вас, персонально. Может, дадим?

— Вы где сейчас, далеко? — спросил Тихонов.

— Там, где и договорились, — ответил Илюхин. — Ну так что?

— А он во всем признался? Как он вообще себя вел?

— Ну вроде… Говорит, этот следак из Москвы, Померанцев, к вчера нему подкатывался, домой приезжал, велел сегодня прийти и про вас ему рассказать. Словом, все, как вы предположили, Геннадий Александрович. Так чего делать с ним? Вроде искренне раскаивается и готов искупить. А то мы не можем долго отсутствовать, нам еще на рынок надо успеть, там, говорят, эти азеры совсем обнаглели… Опять заставляют русских людей цены поднимать. Так дать ему последнее слово, или не давать?

— И так хорош… — поморщился Тихонов, переглянувшись с Сабуровым. — Тут дело такое: не мы их, так они нас. А в его положении резину тянуть — самое милое дело… Место там хоть нормальное? Там вроде овраг должен быть, глина, эх, помню, в комсомольское-то время в поход туда ходили, костры жгли, шашлыки, девки нам песни пели, то-се. Потом ямы там рыли, для отходов, чтобы природу не засорять. Хорошо глина поддавалась, легко копать. Потому и запомнилось.

— Давно это было, — согласился Илюхин. — Ну так что?

— Жалко стало? Ну пусть, пусть скажет, — разрешил Тихонов, переглянувшись с Сабуровым. — Минуты ему хватит?

— Говорит, даже много, — хохотнул Илюхин. — Так пусть скажет, да? В трубку?

— Гена… — Голос Осокина был глух и почти неразличим.

— Погромче, если можно, — сказал Тихонов. — И потом, я тебе не Гена, понял? Ты шашни с этим московским прокурором завел, а теперь — Гена?

— Я просто вспомнил, как мы с тобой раньше в одном отделении служили… В общем, есть просьба. Жену не трогайте. Гена, у нас дочь с детства больная, ты знаешь. а

— Это мы поможем, — заверил Тихонов. — Не оставим без внимания. Ты меня знаешь, я слово держу. Материальная помощь семьям сотрудников, погибших при исполнении, у нас законом предусмотрена. А законы мы чтим. В том числе неписаные. А по неписаным законам — тоже знаешь, что бывает с предателями. Только ты у нас, Серега, в виде исключения, пропадешь без вести. Я зачислю тебя в эту же категорию. Все у тебя? Бывай…

— Скоро свидимся… — тихо сказал Осокин.

Тихонов какое-то время сидел, слушал сдвинув брови, только чуть вздрогнул, когда в ухо ударил отдаленный выстрел, затем второй.

— Ну и выдержка у тебя! — позавидовал Сабуров вполголоса.

— Все, нам можно возвращаться? — спросил Илюхин через несколько минут. — А то на рынок надо успеть, торговлю проверить…

— Давай не задерживай, — сказал Тихонов. — Чтоб мне там на рынке был полный ажур, чтоб свободная конкуренция там процветала, понял? Никакого там монополизма наш новый губернатор не потерпит. Так всем и передай.

— Силен! — покрутил головой Сабуров. — Эх, чувствую, и дела мы с тобой будем заворачивать!

— Я только одно хотел сказать, чтобы не забыть, — сказал Илюхин. — С этим Померанцевым ухо востро нужно держать. Пристал ко мне вчера, где, мол. я загорел так. Объяснил, как мог, но он, сука, не поверил, по глазам вижу

— А в самом деле, — сощурился Тихонов, — ты где хоть загорал? И загорел больше, чем я, твой начальник. Сам ответишь, или на допросы тебя вызвать?

— Легко, — .сказал Илюхин. — Все больше в Анталии. Жена потребовала. Что ты, мол, все в Крым да в Сочи. Люди говорят, загар там не тот.

— Ну все, конец связи, — сказал Сабуров, ковыряясь в зубах. — Растет благосостояние наших корешей, как я погляжу. Этот по заграничным курортам разъезжает, тот золотые котлы приобрел… Дай хоть посмотреть, — обратился он к Трофиму.

— Подарок, — сказал тот, неохотно снимая часы. — Богдан подарил. Никаких батареек не надо. От ходьбы, слышь, заводятся. Идешь себе, рукой машешь…

— С чего это он такой добрый? — спросил Тихонов, протянув за ними руку.

— В знак признательности, — пояснил Трофим. — Менты ваши хотели его замочить как сообщника. Чуть его не пристрелили, если б я не подоспел. Вы ж Игната себе приписали.

— Ого! — Тихонов взвесил часы на ладони и присмотрелся к ним повнимательнее. — Видел я эту фирму в качестве вещдока, когда брали Барыгу с его бандой… Точно, год назад, такие же.

Он приложил их к уху, послушал, потом вернул Трофиму.

— Богдан твой — это ладно, с ним разберемся, — продолжал он. — А вот с Померанцевым — проблема. Копает, как крот. Еле успели из-под него Осокина утащить. Уже расколол, можно сказать, хорошо — Илюха проследил. Что теперь делать, прямо не знаю… А ты как считаешь?

И выразительно посмотрел на Сабурова.

— Не понял! — удивился тот. — Хочешь и меня в это вмазать? Ты, Ген, кончай! Я же говорил: не губернаторское это дело! Ты меня, Гена, извини, но если не можешь одному проку роришке баки залить…

— Кстати, звонил он мне сегодня, — неохотно сказал Тихонов. — Просил меня и нашего прокурора о срочной встрече. Понятно, по какой причине…

— И что? — спросил Сабуров.

— А ничего. Буду там валить на плохое финансирование, типа, разбегаются опытные кадры… Вот и Осокин куда-то пропал. — Он снова посмотрел на часы. — Кстати, этот покойник, уходя от нас, говорил, будто Померанцев этот — пиявка. Или бульдог. Вцепится, и не оторвешь.

Трофим понимающе крякнул, потом сочувственно вздохнул.

— А я вот не знаю, что мне с журналистом делать, — пожаловался Сабуров Тихонову, когда тот встал из-за стола, чтобы уйти. — С этой Прошиной о чем-то говорил и в номер ее к себе приводил, Сема докладывал.

— А Сема всем докладывает, — пожал плечами Тихонов. — Да что она-то, Прошина, могла знать? Настоящие бумаги были у Треневой. У нас в управлении сперли, ей передали…

— И даже знаешь, кто спер? — спросил Саба.

— Знаю, — мотнул тот головой. — Но я ж не буду сейчас хипеж поднимать, ах, мол, украли компромат на нашего уважаемого кандидата в губернаторы… — Он подмигнул Сабурову. — Меня твои почитатели разорвут. Вот выборы пройдут, я со всеми разберусь… Ну я пошел, да?

— Слушай… — Сабуров тоже встал, чтобы проводить его до двери. — А может, они вовсе пропали, а? Бумажки эти. Что-то нигде не всплывают. Вроде пора уже.

— Запомни: такие бумажки не пропадают, — сказал Тихонов. — Они обязательно всплывут. Рано или поздно. До выборов или после. Для тебя лучше — поздно. И после.

— Ну дай-то Бог, дай-то Бог… — Сабуров истово перекрестился на икону.

— Лучше скажи: не дай Бог, если я получу санкцию на твой арест, — негромко сказал Тихонов, наклонившись к его уху. И засмеялся, хлопнув будущего губернатора по плечу. — Это я пошутил… Слушай, а пусть твои пацаны подкатятся к журналюге, типа, как там со статьей, и пусть он им про свои творческие планы по-хорошему расскажет. А они ему срок — до вторника. А?

— Да надо бы… — вздохнул Сабуров, прикрыл дверь и сел на место.

— Тебе, кстати, на телевидение пора собираться, — напомнил Трофим, взглянув лишний раз на свои швейцарские, что доставляло ему удовольствие. — Там как раз наш мордодел ошивается, тебя ждет. Ты выступишь, а мы посмотрим. Галстук, слышь, не забудь. И сначала посмотри, что он там тебе на бумажке написал. Все-таки молодой, первый раз, особенностей нашей краевой демократии пока не знает.

Сабуров вышел из соседней комнаты одетый в серый костюм, который едва на нем сходился, а пестрый галстук съехал в сторону.

— М-м? — Он вопросительно посмотрел на Трофима. — Чего уставился? Что не так? Да ты говори, не бойсь.

— Все б ничего, но больно у тебя морда испитая, — честно признался Трофим. — Кирпича пока не требует, но тебе бы сделать хороший массаж после ванной. Светка нашим пацанам морды как утюг разглаживает.

— И часто она этим занимается? — подозрительно спросил Сабуров.

— Кончай, — сказал Трофим. — Отелло, мать твою так. Другим свою девку подкладываешь, а своим жалко?

— И что еще она им массирует? — продолжал допрашивать Саба, поглядывая на с

— Зря намекаешь, — сказал Трофим. — Светка себя блюдет. А если какой пацан попросит сделать перед свиданкой эротический массаж, посылает его куда подальше.

— Некогда мне массаж устраивать… — сурово сказал Саба, надевая свой длинный кожаный плащ. — Пошли.

Они вышли из здания, и сразу же их окружила толпа с плакатами и лозунгами: «Сабурова — в губернаторы!»

— Коля! — кричали ему с разных сторон. — Держись, мы с тобой!

— Вот он, молодец наш! Вот кто наведет порядок! — кричали какие-то старички, увешанные орденами и медалями. Некоторые вытирали слезы.

Одна старуха всех растолкала и прорвалась к народному любимцу и будущему губернатору, не выпуская из рук грязных матерчатых сумок, набитых пустыми бутылками.

— Коля! Родной! Дай я тебя расцелую! — заорала она. — Горюнова я, Клавдия Васильевна! Не узнал? Христом Богом за тебя молюсь каждый день!

И бросилась к нему на шею, попытавшись обхватить руками, но поскользнулась, взмахнула руками, отчего Сабуров получил сильный удар сумкой по виску. Он охнул, присел, схватившись за скулу, и подоспевшие телохранители тут же отшвырнули ее в сторону, так что она грохнулась на ступеньки, разбив все банки и бутылки, какие у нее там были, потом упали еще чьи-то сумки с бутылками и банками, и смесь постного масла и варенья стала растекаться у всех под ногами, и люди, скользя, хватались друг за друга, чтобы не упасть.

— Тебя кто подослал! — орал над виновницей какой-то старик, размахивая палкой. — Ты на кого руку подняла, соображаешь?

— Ермилыч! — чуть не плакала она. — Совсем ослеп? Да это ж я, Горюнова Клава, про Москву вам рассказывала, когда ночью здесь дежурили… А после меня муж сменил. Петр Прохорович!

— Ты. Клавдя, что ли? — удивился старик. — Ты ж покалечить могла, дура старая…

Она ответила ему что-то, причитая от боли, и он наклонился, чтобы помочь ей подняться. Сабуров сделал еще несколько шагов вниз, и вскоре толпа закрыла ее, сидевшую на ступенях, и старика, ее поднимавшего, так что будущий губернатор больше ее не видел.

Теперь другие совали своему избраннику книжки и листки бумаги, прося автографы, но Сабуров, морщась от боли, только мотал головой, пробираясь к машине.

— Психи! — выдавил из себя, сев наконец в машину. — Уроды…

— Уродами будут после выборов, — уточнил Трофим, севший рядом. — А сейчас это твои голоса.

— Откуда только взялись! Посмотри, что там у меня? — Он повернулся к Трофиму разбитой скулой.

Тот присвистнул, потрогал, вздохнул.

— Шишка будет, это как пить дать… И синяк, нарочно не придумаешь. А телевизоры теперь у всех цветные, могут не так понять.

— И чего теперь делать? — спросил, почти простонал Сабуров. — Может, не ехать на телевидение?

— Ты чего, в натуре, прямая трансляция! — сделал страшные глаза Трофим. — Такие бабки уплачены! Там придумают что-нибудь. Мордодел этот… Или гримершу привлекут. Он попудрит тебе>мозги, а она— морду… Голова-то не болит?

— Есть немного, — сказал Саба. — Гудит прямо. Ну, сука, откуда только взялась?

— Может, ее подослали? — спросил Трофим, когда «БМВ» тронулся с места.

— А чего ты вообще за мной увязался, — вдруг спросил Сабуров. — Тебе где надо бкть? Богдан твой где?

— Ты ж сам объявил всеобщую мобилизацию! — удивился Трофим. — Я галстук сроду не носил, а теперь пришлось… А за Богдана не сомневайся, мне там делать нечего. Сема говорит, к нему опять стюардесса из Москвы прилетела. Теперь Богдана не кантуй до завтрашнего утра. Телефон включает, только чтоб из буфета заказать чего пожрать или шампанское. И бирку на двери уже повесил, чтоб не беспокоили… Интуристы, пожилые люди, слышь, остановились там под его номером, жалуются, мол, ночью люстра раскачивается, потолок осыпается… И требуют, чтоб им номер сменили. Администрация пошла навстречу, и Сема подсуетился, чтоб чемоданы вынести.

— Чемоданчик-то он притырил? — усмехнулся водитель.

— Нельзя, — серьезно сказал Трофим. — Они-то сначала думали, мол, землетрясение началось, хотя оно в контракте не предусмотрено, а это Богдан в койке наяривает.

— Черт с тобой, — сказал Сабуров, по-прежнему морщась от боли. — Только сиди там смирно, не вылезай со своими приколами. Дайте что-нибудь холодное приложить… Есть что-нибудь?

Они переглянулись, один из телохранителей достал свою «беретту» и протянул боссу.

— Годится, — сказал Сабуров и приложил пистолет стволом к виску.

— До первого мента, — хохотнул Трофим. — Будешь в отделении рассказывать, мол стреляться решил из-за несчастной любви.

— Помолчи, а! — простонал Сабуров.

В здание телевидения он так и прошел, придерживая пистолет у виска. От него шарахались, смотрели вслед. Охранники было спохватились, но их прыть охладили встречавшие кандидата в губернаторы губастый продюсер и присутствовавший при сем администратор, у которого губы были, напротив, втянуты и сжаты в тонкую нить.

— Это что такое? — грозно прошипел Вадик, увидев издали Сабурова.

— Шишка, не видишь? — Саба отнял «беретту» от виска и протянул пистолет назад телохранителю.

— Это точно найденный образ, — громко сказал Вадик охране и администрации — Человек готов в любой момент пожертвовать собой ради гражданского мира и согласия. Скажите, чтоб нас немедленно пропустили.

— Оружие, кстати, придется сдать, — подал голос администратор, но на него не обратили внимания.

— Через пять минут начало передачи, — подошел губастый продюсер. — Вы готовы? О боже… Как это получилось? — спросил он, увидев лиловую шишку на скуле будущего губернатора.

— Одна старушка кинулась Коле на шею, — пояснил Трофим. — Сбрендила от такого счастья. А сумка в руках. А в ней бутылка. Вроде кистеня. Могла и убить.

— Это ж минус десять процентов голосов, — упавшим голосом сказал Вадик. — Если станем объяснять таким образом, обыватель ухмыльнется и решит, что претендент подрался по пьянке. А если наш потенциальный противник этим грамотно воспользуется, это, считай, все двадцать пять.

— Передача уже начинается, — напомнил продюсер, взглянув на электрические часы, висевшие на стене.

— Срывать или откладывать нельзя, хуже некуда, — размышлял Вадик вслух. — Этот скандал опять же на руку нашим конкурентам. Пойдут слухи и измышления. Черт-те что ведь могут придумать.

— Типа, не уважает избирателей, — поддакнул Трофим.

— Помолчи, а! — свирепо сказал ему Сабуров.

— Может, наш гример успеет что-нибудь сделать? — спросил продюсер.

— Обойдемся, — решил Вадик. — Оставим как есть. Пусть все видят, как нелегка ответственность, которую берет на себя наш претендент. Идемте!

И он решительно распахнул перед Сабуровым стеклянную дверь в студию, где уже сидели зрители, в основном братва Сабы со своими марухами. Ну и рожи, простонал про себя Вадик. Но делать нечего… Хоть вопросы будут задавать, какие я для них составил.

— А вы пройдите вон туда. — Продюсер указал замешкавшемуся Трофиму и обоим телохранителям на незанятые места.

Присутствующие сразу притихли и уставились на налившуюся фиолетовую шишку их нынешнего авторитета и будущего губернатора.

— Нормально, — громко сказал какой-то парень своему соседу. — У меня такой же фингал был, помнишь? Когда нас из Танькиной комнаты выгоняли.

— Начинаем? — спросила у Вадика субтильная ассистентка в очках, с ужасом и восторгом глядя на лидера предвыборной гонки.

— Да, — кивнул тот. — Все оставим как есть, нам нечего скрывать перед лицом широкой общественности. Но предварительно дадите мне слово.

С этими словами Вадик бесцеремонно застегнул пиджак на будущем губернаторе, поправил ему галстук и прикрепил микрофон к лацкану.

— Расстегнете пуговицы, когда будете садиться в кресло, и не забудьте улыбнуться в камеру… — сказал он. — И непринужденно, пожалуйста, как будто вы делаете это по нескольку раз в день.

Сабуров зло посмотрел, но промолчал. Когда они сели, под аплодисменты присутствующих, за стол, Вадик проследил за Церемонией расстегивания пиджака на претенденте, потом встал и, прокашлявшись, заговорил трагическим голосом в камеру:

— Я, как представитель нашего претендента на должность губернатора, вынужден нарушить принятый здесь ритуал представления общественности претендентов на должность губернатора, чтобы извиниться за задержку и сделать небольшое вступление. Дело в том, что только что, по дороге сюда, прямо возле входа своей штаб-квартиры Николай Викторович подвергся организованному нападению неизвестных личностей.

Аудитория согласованно охнула.

— В результате, как вы сами видите, он получил ушиб головы в районе левого виска. Мы предложили ему последовать в больницу, но господин Сабуров мужественно отказался, сославшись на то, что его ждут зрители и он не может их подвести!

На это собравшиеся бурно зааплодировали, некоторые закричали: вау! Кажется, сойдет, подумал Вадик. Главное, чтобы Сашок с Ленчиком все правильно поняли.

— … И потребовал, чтобы его немедленно доставили сюда, на телестудию! — сказал он, переждав, пока смолкнут аплодисменты. — Поэтому я попросил бы всех присутствующих, без различия их позиции, в своих выступлениях учитывать состояние Николая Викторовича… — Вадик сделал театральный жест в сторону претендента.

Будущий губернатор немного приосанился и одновременно скромно потупился.

— Может, расскажете, как это было? — спросил ведущий.

— Сам не заметил, как получилось, — сказал он. — Вдруг налетели со всех сторон… Пришлось отбиваться. Троих сбил, а одна бабка сбоку бутылкой врезала… А милиции нашей, как всегда, не видно. Когда она нужна, ее не найдешь. Когда не нужна — вот она, рядом!

Эти слова были встречены бурной овацией аудитории.

— Вы собираетесь навести в этом порядок, чтобы не только будущий губернатор, но и простые граждане чувствовали себя защищекными? — спросил ведущий.

— Это первым делом, — мотнул головой Сабуров. — Чтоб менты, милиЦИя, словом, место свое знали.

— Нельзя ли поподробнее о случившемся? — спросил ведущий, преданно глядя в глаза будущего начальства.

— Ну а что тут еще скажешь? — пожал плечами претендент. — Еле отмахался от них.

— Много их было?

— Не считал. Думал, уже отбился, но по голове вот досталось… — Он потрогал шишку. — Да ладно, чего об этом много говорить, может, у кого вопросы есть?

8

— …да он чокнулся! — присвистнул Ленчик, глядя на экран телевизора. — Он что там несет? Вадик нынче за кого? За большевиков или за коммунистов?

— Наоборот, все даже очень грамотно, — сказал Саша, не отрывая взгляда от экрана. — Он же его идиотом выставил! Не ожидал… Вот это Вадик. Откуда что берется! Растет прямо на глазах… Неужели ты не понял? Не могло такого быть! А Вадик сознательно гонит пену. Он же обратился прямо к нам, чтобы мы тут же, бегом, последовали на Почтовую, к этой самой штаб-квартире Сабурова! Там всегда толкутся его сторонники, эти бешеные бабки с плакатами!

— Бешеные бабки, хм… Нельзя ли обыграть этот каламбур? — почесал у себя в затылке Ленчик. — Типа, Сабуров потребовал у спонсоров больших бабок на свои выборы, и те прислали толпу сумасшедших старух с плакатами в его поддержку.

— Все потом… — озабоченно сказал Саша. — Если это было организованное нападение, там должна была быть грандиозная потасовка, понимаешь? А я что-то о ней не слышал, давно бы передали… Саба наверняка по пьянке ушибся, а Вадик постарался это использовать на все сто! И посадил его на крючок, и тому ничего не остается, как это публично признать и пойти у Вадика на поводу… Понял наконец? А послезавтра у них, у Солодухина и Сабурова, — диалог на телевидении, неужели не понимаешь? Да Солод размажет его по стенке, когда публично обвинит Сабу в фальсификации факта с целью разжалобить избирателя и обвинить конкурента путем создания дешевой сенсации. Дошло теперь?

В голосе Саши было нетерпение.

— Я готов, — поджал плечами Ленчик, поднявшись с кресла. — Звучит заманчиво, но уж больно фантастично, чтобы наш Вадик до этого додумался… Может, я съезжу туда один? А ты оставайся здесь, кому-то надо быть на телефоне, тебе не кажется?

— На всех телефонах, — усмехнулся Саша. — Ты давай, двигай! И будь аккуратен, ни к кому не подсаживайся! Только общественным транспортом. А оттуда — позвонишь. Незамедлительно, ты понял? Кстати, забыл сказать: вчера наша Светочка радостно докладывала своему сутенеру, а по совместительству кандидату в губернаторы, что она успешно избавилась от мондавошек. Обхохочешься! Интересно, от кого она их подцепила?

— А чего ты на меня смотришь? — обиделся Ленчик. — Не от меня же.

— После нас, — кивнул Саша.

— Так что напрасно Вадик от нее гордо отказался, — добавил Ленчик.

— Кстати, давай договоримся, чтоб мне было все известно… — сказал Саша, наблюдая, как Ленчик одевается.

Он взял сотовый и сунул его Ленчику во внутренний карман куртки.

— Это зачем? — удивился тот. — А если моя мать позвонит?

— На всякий случай, — сказал Саша. — Всего можно ожидать. Все-таки на финишную прямую выходим. По своему опыту знаю. Сейчас все пойдут на всё. Наступает цейтнот, и обеим сторонам терять уже нечего. Ладно, давай, топай, чтоб там все-все узнал…И сразу назад.

…—…все слышал? — Тихонов поднял глаза на Илюхина. — Вот такие дела… Представляешь? Этот мордодел у Сабурова работает на Солода!

Илюхин пожал плечами:

— Кто б сомневался. Они там, в Москве, все одной веревкой…

— Ладно, гадать не будем. Ты слышал, этот шибздик сейчас выезжает на Почтовую. Перехвати его где-нибудь пораньше, и чтоб без шума и пыли.

— А журналист? — спросил Илюхин. — Ты ж говорил, чтоб сначала его?

— Обстановка меняется каждую минуту, — сказал Тихонов, выключив магнитофон. — Этот пацан все правильно сказал насчет цейтнота. Некогда рассусоливать… Хоть знаешь, что такое цейтнот?

Илюхин промолчал, глядя в сторону и переступая с ноги на ногу.

— Все, раздумывать некогда, — махнул рукой Тихонов. — Журналист остается за тобой.

— Почему за мной? Договорились же… — недовольно буркнул Илюхин. — Вроде распределили обязанности. Саба взял его на себя.

Он кивнул на телевизор, где собравшиеся в очередной раз аплодировали будущему губернатору.

— Ну ты ж видишь, что там делается… — сказал Тихонов. — Надо ж такое придумать: всех своих пацанов согнал на телевидение. Слушай, а Трофим, оказывается, там тоже торчит? — Он присвистнул, глядя на экран. — Он где сейчас должен быть? Богдана, выходит, тоже никто не пасет?

— Это не моя проблема… Ну я пошел? — спросил Илюхин.

— Одна нога там, другая — тоже там, — сказал Тихонов, не оборачиваясь от экрана, где Трофим с важным видом посматривал на свои часы, блеснувшие при свете «юпитеров».

… — Эти часы и вправду золотые? — спросила Зина, прильнув подбородком к плечу Анатолия. Они вместе смотрели телевизор у него в номере.

— Еще чего. — Анатолий осторожно ее отстранил и стал быстро одеваться. — Чтоб я своему соглядатаю подарил золотые часы? Это специальное покрытие под золото, забыл, как называется. И какая разница, если такие, как он, клюют? Для меня главное, чтоб там механизм работал исправно… И я тогда могу контролировать тех, кто думает, будто контролирует меня.

Он кивнул в сторону миниатюрного приемника с магнитофоном, повернул ручку, чтобы сделать погромче, и, синхронно с телевизором, оттуда донесся разговор из телестудии. Было слышно, как сопел Трофим, когда в очередной раз осведомлялся, сколько сейчас времени.

— Здорово… — Как в кино, — вздохнула она и тоже стала собираться. — Все друг друга подслушивают, подсматривают, записывают. И как ты только не боишься?

— В жизни куда больше дерьма, чем ты думаешь. И тебе лучше не знать — сколько.

— Я бы так не смогла — играть со смертью, рисковать.

— Для этого следует побывать в Чечне. Там всего наешься… Слушай, до твоего рейса еще почти четыре часа, — сказал он, быстро одеваясь. — Может, дождешься меня здесь? Я туда и обратно. И потом тебя отвезу в аэропорт. Только не открывай никому.

— Тебе же ехать куда-то за город, в лес… — Она с хрустом потянулась. — Вдруг не успеешь? Я лучше отдохну в нашей гостинице, у девчонок. Они и так меня ругают, что все время-пропадаю.

— Ты права. — Анатолий остановился в дверях. — Ладно, я пойду вниз, посмотрю, что и как. А ты попозже спустись с вещами, и, как выйдешь из гостиницы, я тебя там увижу и позову.

Этот выход через боковую дверь на задний двор гостиницы он приметил давно. Через нее выносили грязное и доставляли чистое белье, а также продукты для ресторана. Он быстро спустился по лестнице, краем глаз окинул немногочисленных присутствующих в коридоре. Кажется, никто при его появлении не отвернулся, газетой не прикрылся. Вечно пьяный Сема со своей компашкой остался в Полбине, теперь он там стучит на кого-то другого. У кого какое призвание. У него призвание стукача. И он должен ему соответствовать. А против природы не попрешь.

Выйдя на улицу, Анатолий внимательно оглядел ряды машин, выстроившихся вдоль фасада. Он приметил старенькую «шестерку» с нездешним номером. Староватая, грязноватая, забрызганная машина, на которую и смотреть-то тошно… Поэтому на нее не обратят внимания. Похоже, ее обладатель недавно приехал издалека и ночью и теперь отсыпается в номере. Значит, можно одолжить на несколько часов. Не иномарку же, на которую будут пялиться гаишники и бандиты.

Анатолий уверенно, не торопясь, не обращая внимания на сонного охранника стоянки, подошел к облюбованной недвижимости, быстро открыл дверь своей универсальной отмычкой, включил зажигание. Прислушался к мерно работающему мотору. Годится.

Он медленно выехал из ряда, медленно прокатил мимо проснувшегося охранника, приветственно махнул ему рукой. Тот равнодушно отвернулся к своему небольшому телевизору, показывающему историческую встречу кандидата в губернаторы Николая Сабурова со своими избирателями. И правильно, кто из уважающих себя угонщиков польстится на такую машину?

Остановив «шестерку» возле главного входа гостиницы, он выбрался из салона, дождался, пока Зина выйдет, потом открыл перед ней дверь.

— Только быстро…

И сомкнул брови, чуть прикрыл глаза, качнул головой: никаких вопросов.

— Это чья машина? — спросила она, когда села в салон.

— Черт ее знает… — Анатолий сейчас был озабочен тем, как бы быстрее отсюда убраться. — На данный момент — моя. Считай, что я взял ее взаймы.

— Так ты еще и угонщик, — сказала она.

— И растлитель малолетних, — хмыкнул он. — Ладно, извини, я пошутил. Я верну ее на место и оставлю хозяину деньги на бензин… Как еще я мог бы доехать в Ельнинский лес и вернуться назад, чтобы мое отсутствие осталось незамеченным? Раз Трофим так уверен, будто мы с тобой трахаемся день и ночь, не выходя из номера, надо постараться не опровергать его версию… Извини. — Он мельком взглянул на ее расстроенное лицо, и она положила голову ему на плечо.

Высадив Зину в аэропорту возле гостиницы, где останавливались прилетающие экипажи, он сказал ей через окно, не вылезая из машины:

— Теперь ты можешь меня послушаться, не задавая лишних вопросов?

— Постараюсь.

— Не появляйся здесь, в Красноземске, до самых выборов! Скажись больной и поезжай туда, куда я дал тебе адрес. И жди там моего звонка! Все будет в порядке, все мы сделаем, как договорились… Потом, обещаю, мы уедем к чертовой матери, куда скажешь, но сначала я должен здесь все довести до конца. Обещаешь?

— Я обещаю… — Склонившись к нему, она поцеловала его, потом быстро пошла в сторону гостиницы для экипажей.

Анатолий дождался, пока она дойдет до дверей гостиницы, потом на большой скорости рванул обратно, в сторону кольцевой дороги, с которой намеревался съехать на другую дорогу по направлению Ельнинского леса. Он гнал машину и сквозь шум мотора слушал по своему приемнику разговоры, которые велись в окружении Сабы после передачи с телестудии. Уже садилась литаноловая батарейка в подаренных часах, и голоса постепенно слабели.

Был, был такой соблазн — подарить Трофиму электронные часы на батарейках, чтобы он их регулярно менял, обеспечивая уверенную передачу в эфир словесной информации. Но был и риск. Возможно, Трофим не сам меняет батарейки, а сдает в мастерскую. А там не могут не заметить в часах инородное тело — микрочип со встроенным микрофоном величиной с булавочную головку

— Ничего получилось, а? — звучал голос Трофима. — Это мордодел ничего придумал, тебе не кажется? Ведь как твой фингал обыграл! Как рану, полученную после покушения террористов.

— Черт его знает… — Голос Сабурова был, напротив, озабоченный. — Слышал, Тихоня звонил, просил все бросить и немедленно гнать к нему… Что-то случилось.

— А что, он не сказал? — Трофим, похоже, тоже озаботился.

— Твой Богдан не мог устроить нам козью морду? — спросил кто-то незнакомый. — Он же обиженный, ему еще не заплатили.

— А что я говорил? — возвысил голос Трофим. — С ним ухо востро, иначе…

— Вот и дуй к нему…

Расстояние от угнанной «шестерки» до «золотых» часов на руке Трофима постепенно увеличивалось, батарейка садилась все больше, поэтому голоса уже стали неразличимыми.

Через полчаса Анатолий был уже на месте. Проехав по разбитой лесной дороге около километра, он оставил машину в грязи, откуда ее только с трудом можно было угнать, и быстро направился к поляне возле болота, к молодой сосне с приподнятым над землей корневищем, возле которой он застрелил Игната и где омоновцы едва не убили его самого.

Он сунул руку под корень и нащупал целлофановый пакет с бумагами. Компромат на будущего губернатора был там, где ему самое место, — в грязи. Достав, он его развернул, посмотрел, перелистал. То самое… Листы, намокшие по краям, с трудом отклеивались друг от друга. Читать можно, подумал Анатолий, доставая фотоаппарат. Закончив, он спрятал пакет за пазуху, посмотрел на часы. Самолет с Зиной уже летит в сторону Москвы.

Померанцев подъехал на такси к дому номер четыре в Высоковольтном переулке, расплатился, потом оглянулся. Кажется, никто не следил.

Он какое-то время не решался, потом нажал кнопку звонка.

— Извините… Вы меня, наверно, помните, я был у вас вчера.

Жена Осокина молча и неприязненно смотрела на него, вытирая руки передником. Из дома пахло все тем же запахом нескончаемой стирки.

— Ваш муж должен был прийти ко мне утром… Его дома нет?

— Нет, он ушел с утра к вам… А разве?..

В ее лице неприязнь сменилась тревогой. Потом она всхлипнула:

— Говорила ему — не лезь!

— Если можно, пройдем к вам и поговорим, — сказал Померанцев.

Через несколько минут он сидел в комнате Осокина, пил чай и рассеянно смотрел маленький телевизор, по которому после повтора встречи с кандидатом в губернаторы Сабуровым показывали некий латиноамериканский сериал, на который плачущая жена Осокина нет-нет, а тоже поглядывала, хотя звук выключила до минимума.

— Вот зачем вы вчера сюда приезжали! — всхлипывала она. — Вы как уехали, он прямо как в воду опущенный стал. А как увидел вас в окно, даже застонал. И мне потом сказал, ночью, когда Леночка уснула, все, мать, теперь с меня живого не слезут, что те, что другие. Береги Леночку, если что со мной случится. Ну а если до утра не тронут, может, выкарабкаюсь из этой передряги… Утром встал, чаю попил, есть ничего не стал. Только в окно посмотрел, прежде чем уйти… Он же к вам собирался идти. Так и сказал.

— Поймите, Таисья Пахомовна, — сказал Померанцев, — у него оставался один выход: пойти против тех, кто вынудил его говорить неправду и скрывать правду, чтобы не стать тем, кого он должен разоблачать и арестовывать, понимаете?

— Вы только не подумайте, он вас не осуждал, он злился на вас, но все понимал и мне говорил… — Она махнула рукой. — Ой, что это я говорю о нем, как о покойнике!

Она негромко заплакала.

— Мама! — позвала из другой комнаты дочка. — А где папа? Он ушел? Ты мне будешь делать укол?

Мать встала и, быстро вытерев, вернее, смахнув слезы, вышла из комнаты. Он сидел неподвижно, слушая неразборчивые звуки, доносившиеся из-за стены. А когда она вернулась, он поднялся из-за стола, собираясь уйти. Но потом остановился в дверях.

— Извините, если помешал, но есть еще один вопрос… Скажите, он ведь с вами всем делился, верно? Он мог вам сказать, кто заставил его…

— Я вам ничего не скажу! — зло сказала она. — Откуда я знаю, может, я с вами сейчас говорю, а они в это время нас слушают! У них знаете какая теперь аппаратура? Мне Сережа рассказывал. У вас в Москве такой никогда не будет! У них всегда будет лучше вашей, понимаете? И они уже наверняка знают, о чем мы с вами говорили и про что вы меня спрашивали!

Похоже, у нее начиналась истерика. За стеной снова заплакала дочка. И Таисья Пахомовна, услышав ее, уже кричала во весь голос:

— А может, они нас на видео сейчас снимают? Нам здесь с ними оставаться! А если они Сережу убили, кто нам инсулин купит, на какие шиши, вы подумали?

— Успокойтесь, — сказал он, когда она, обессилев, села. — Возможно, они взяли его в заложники, — предположил Померанцев. И сам сел на ближайший табурет.

— Да что вы такое говорите! — всхлипнула она. — Умный человек… Они взяли бы Леночку, чтоб заставить его делать, что прикажут! Правильно? Вы думаете, почему он пошел у них на поводу? Они ведь знают, что у нее диабет, и уже грозили! И потому его заставили.

Померанцев слушал закусив губу, мрачно глядя в сторону. Чем он мог ей помочь? Но помочь надо. Обязательно. Только надо все как следует продумать.

— Давайте мы с вами так договоримся, — твердо сказал он. — Только спокойно. Я все прекрасно понимаю… Я сейчас же отвезу вас в аэропорт и закажу по нашей брони для вас и для вашей девочки два билета на вечерний рейс до Москвы. Дам вам свой домашний адрес, и вы остановитесь у меня дома, там у меня вы будете в полной безопасности, понимаете? Я из аэропорта позвоню жене. И поживете у нас какое-то время, пока…

— Что — пока? — спросила она. — Вы хоть понимаете, что мне предложили? Нет, спасибо, конечно, вам большое за заботу… Но что будет дальше? Нам сюда уже нельзя будет возвращаться, понимаете?

— Я ничего не могу гарантировать, — сказал Померанцев. — Я не Бог. Одно могу сказать: вы будете жить у меня дома сколько захотите. Или пока не устроитесь со своей дочкой в безопасном месте. Для нас, Генпрокуратуры, вы очень важный свидетель. И только в этом ваша защита. Здесь вы беззащитны и под подозрением. А если нас подслушивают, тем более

— Я все, что знаю, только со слов мужа…

— Но зато вы сможете указать нам на какие-то реальные версии и персоналии, что существенно сократит время розыска. А время — очень важный фактор в нашем деле…

Уже через полчаса, заказав в городской прокуратуре машину, Померанцев ехал вместе с Таисьей Осоки-ной и ее дочерью в сторону аэропорта.

9

Игорь смотрел телевизор в комнате Михаила Клейменова, племянника действующего губернатора Власова. Сам Клейменов, сутулый, рыжеватый, выглядевший гораздо старше своих тридцати восьми лет, курил в форточку.

— Петр Ефимович, — спросил Игорь, — а почему вы не смотрите?

— А что мне на них смотреть? — сказал он. — Почки отбили, все отняли, сделали инвалидом, теперь эти подонки сидят перед телекамерами и на весь край рассказывают, как они собираются бороться с организованной преступностью.

— Извините, но как получилось, что ваш дядя, будем говорить прямо, сдал вас? — спросил Игорь после небольшой паузы._-

— Его-то они не били, — усмехнулся Клейменов. — Чистые бланки, как мне, под нос не совали. Наоборот, ублажали, как могли. Сабурова назвали бизнесменом года, хотя по опросам я шел в лидерах, а как это получилось, не знаю до сих пор. Словом, в день награждения Сабуров, он же Саба, пригласил на банкет всю верхушку края… И там дядя вручил ему свидетельство и грамоту… Пришлось ему идти на этот банкет… Саба, рассказывали, там все удивлялся и расспрашивал его: а где ваш племянник? почему не вижу? Вот кого, говорил, я бы назвал бизнесменом года! А я в это время у него в подвале лежал связанный. С включенным утюгом на животе. Причем регулятор поставили на хлопок. И чистые бланки мне подсовывали на подпись.

— Кто вам рассказывал про банкет? Могу я их видеть? — спросил Игорь.

— Те самые дядины сослуживцы, что потом Треневой документы передали. Теперь-то они слова не скажут, даже не пытайтесь… Где Тренева, где эти документы? Словом, Сабуров под утро после банкета уговорил дядю поехать к нему в сауну. А через неделю дядя уговорил меня забрать свой иск из суда. Ничего, сказал, уже не изменишь, и я, как губернатор, ничем не смогу помочь. И еще я решил не выставлять свою кандидатуру на второй срок… Не спрашивай, говорит, что и почему. Так уж вышло.

— Я разное слышал о вашем дяде, в том числе как о вполне порядочном человеке, — сказал Игорь. — Замечательном семьянине. Что же такое необыкновенное с ним случилось, не можете сказать?

— В том то и дело, что замечательный семьянин… — махнул рукой Клйменов и закурил новую сигарету. — Был бы он гуляка или развратник… Короче, он мне потом рассказал, и то под большим секретом, поскольку я сам пострадал…

Его голос дрогнул, он махнул рукой и отвернулся.

— И что он вам рассказал? — спросил после паузы Игорь, покосившись на диктофон — не дай Бог в самый последний момент сядут батарейки.

— Сам, говорит, не пойму. Пьян вроде не был, а пьет он мало, это точно… Словом, пришел в себя, смотрит: остался там один в этой сауне рядом с бассейном. Где остальные? И вдруг дверь открывается, и голые молодые девки, лет от шестнадцати, вваливаются и сталкивают его в бассейн. Виснут на нем, лижут, принимают позы… Дядя говорит, будто стал возмущаться, вырываться, но потом снова будто что-то на него нашло. Стало ему даже все это нравиться. Говорят, наркотик такой есть, незаметно вколют, и кайф, и на старуху полезешь… Саба потом сам объявился и предложил в комнате отдыха посмотреть кассету с записью этой сцены. Дядя отказался. Саба тогда говорит: хочешь спокойно доработать и уйти с почетом? Сиди и не рыпайся. Я тебе на смену приду. Как лучший бизнесмен края, который сможет восстановить нашу экономику. А ты откажешься от своего выдвижения в мою пользу. А если, говорит, слово скажешь против меня, сразу все это всплывет на центральном телевидении. Потом отмывайся сам, если сможешь… Там же все видно, кто, и кого, и каким способом.

— Вы это сами видели? — негромко спросил Игорь. — Может, этой кассеты и нет, все это блеф?

— Дядя все-таки ее посмотрел, — неохотно сказал Клейменов. — Где-то с середины. И тут же перестал смотреть… Такого качества изображения, говорит, я на своем телевизоре никогда не видел. Пришлось ему согласиться.

— Что в этих документах, которые передали Треневой? — спросил Игорь. — Почему такие страсти вокруг них?

— Точно не знаю. Там должны быть бумаги, подписанные Сабуровым, — сказал Клейменов. — Какие-то указания, что делать с моим универсамом, который я по всем документам, заверенным нотариусом, будто бы передал в доверенное управление Леониду Огурцову, человеку Сабурова, который спонсирует его выборы. Вернее, такому же бандиту, как он сам… Вон справа, в третьем ряду, отдельно от Сабурова сидит, видите? С косым пробором и при галстуке. — Клейменов сказал это, не заглядывая в телевизор.

Игорь внимательно посмотрел на экран. Действительно, именно такой, с косым пробором и при галстуке, сидел там и подобострастно смотрел на будущего губернатора.

— Хотите сказать, что этот Огурцов…

— Он теперь и есть хозяин моего универсама «Енисей». Потом они так или примерно так захватили еще несколько доходных предприятий — оба местных ночных клуба, теперь создают третий, и все наши казино. Они тоже принадлежат Сабурову через подставных лиц.

— А что говорят по этому поводу настоящие хозяева города, я имею в виду тех, кому принадлежат ваш алюминиевый комбинат, завод цветных металлов и сплавов, а также других предприятий? Они не боятся, что Сабуров точно так же подомнет их под себя?

— У них и спросите… — буркнул Клейменов.

Он явно нервничал. Понятно, скоро закончится это телешоу, в котором в качестве зрителей участвует вся братва Сабурова. И потом они снова займут свои исходные позиции, возьмут кого надо под колпак. И только узнав, что сейчас все они там, Клейменов согласился на эту встречу.

— А Солодухин? — спросил Игорь. — Он здесь какую роль играл?

— Когда-то они были вместе, и Сабуров, и Солоду-хин… Потом что-то не поделили. Солодухин не захотел на Сабурова пахать… Тот, говорят, предложил ему заняться рэкетом, а Солодухин хотел заняться легальным бизнесом. А когда он у себя в Полбине стал разгонять цыган с наркотой, они и вовсе разошлись. С Солодухи-ным ушла часть братвы, из тех, кто больше не хотел за решетку… И они старались честно зарабатывать, хотя не у всех и не всегда это получалось. Потом была эта история с моим универсамом «Енисей». Это Сабуров стал подкатываться к сфере влияния Солодухина, но получил отпор. Стрелки у них были, поножовщина, все как положено… Милиция, кстати, на стороне Сабурова, чтоб вы знали. Начальник УВД Тихонов никого не боится, открыто крышует наркодилеров, а Солодухин их жестоко преследует… Были тут у нас комиссии из МВД, но Тихонов от всех отбился и укрепился в своей полной безнаказанности. И теперь, где кончается братва Сабурова и где начинаются менты Тихонова, никто, не знает. А с наркодилерами менты сосуществуют, помогая друг другу. Вас это удивляет? У вас в Москве, скажете, по-другому?

Игорь не сразу ответил. Только пожал плечами.

— Хочется думать, что это не так, — сказал он, глядя на экран телевизора, где уже плыли титры и поднимались с мест зрители. — Мне пора. Буду писать заказную статью.

Он вышел на улицу, оглянулся. Вроде чисто. Братва, поди, пьет пиво в буфете здешнего телецентра. Наверняка довольны тем, как это прошло.

Он взял частника, доехал до гостиницы, но не успел войти в нее, как перед ним, буквально из-под земли, вырос милиционер с приятным и ровным загаром на лице, который небрежно и четко приложил руку к козырьку.

— Игорь Николаевич Залогин? — вежливо спросил он.

— Да, — Игорь огляделся, увидел, что рядом стоит милицейский «газик» с приоткрытой дверью. Похоже, его здесь поджидали.

— Старший лейтенант Илюхин. Позвольте ваши документы?

— А что случилось? — спросил Игорь, передав ему свое журналистское удостоверение.

— Нами был задержан один распространитель наркотиков, некто Смушкевич, прилетевший сюда из Москвы. Необходимо установить его личность. Вы должны нам в этом помочь, поскольку, по нашим данным, он летел с вами сюда в одном самолете. Прошу вас проехать с нами, всего на несколько минут, в наше Управление внутренних дел. Надолго не задержим. Прошу… — Он указал в сторону «газика». — Ваш долг помогать органам правопорядка в борьбе с наркоманией, не так ли?

Игорь пожал плечами и сел вслед за ним в машину.

Там было еще двое милиционеров с автоматами — спокойных, равнодушно смотревших в сторону. Глядя на них, Игорь несколько успокоился. Действительно, чего заранее переживать? Наверно, какая-то формальность.

В управлении он прошел вслед за Илюхиным в кабинет, где помимо пожилого полковника находился совсем молодой парень, бледный и изрядно напуганный, в котором Игорь узнал одного из имиджмейкеров Солодухина. Кажется, его звали Ленчик.

— Тихонов Николай Александрович, начальник ГУВД. — Полковник встал и радушно протянул руку Игорю. — А вы и есть известный журналист Залогин Игорь Николаевич? Как же, читал, читал ваши статьи. Всегда восторгался вашим пером, честностью и непредвзятостью вашего анализа. И как только услыхал, что вас кое-кто хочет замешать в некую неприглядную историю, решил взять это под личный контроль и вмешаться, пока мои подчиненные не наломали дров… Вы знаете этого человека? — Он кивнул в сторону Ленчика и сделал незаметный жест в сторону сопровождавших милиционеров, и они вышли из кабинета.

— Очень приятно, — кивнул Игорь. — Но этот молодой человек вовсе не…

— Леонид Смушкевич назвал вас в числе своих клиентов, с кем здесь контактировал! — перебил Тихонов. — Это занесено в протокол.

— Я этого не говорил! — всхлипнул Ленчик.

— Ну да, пользуясь вашим присутствием, он теперь будет от всего отказываться… — усмехнулся Тихонов. — И отвергать очевидные факты.

— Но здесь действительно что-то не так! — воскликнул Игорь. — Да, не отказываюсь, я видел его, но не в самолете, а совсем в другом месте…

Полковник Тихонов и старший лейтенант Илюхин переглянулись и с интересом уставились на него.

— Ну, ну… — сощурился Тихонов. — И где вы с ним встречались, если не секрет?

— Но только не в самолете…

— А разве я вам говорил что-нибудь про самолет? — удивленно спросил Тихонов. — Это утверждает подследственный, а не я.

Элементарно, Ватсон, чертыхнулся про себя Игорь. Купился, как пацан. Конечно, товарищ полковник этого не говорил. А за то, что говорил его подчиненный товарищ старший лейтенант, он не отвечает.

— Мы встречались в предвыборном штабе кандидата в губернаторы Солодухина, — сказал Игорь. — И больше нигде.

— А что вы там делали, я могу узнать? — спросил полковник Тихонов.

Игорь искоса посмотрел на Ленчика. Парня явно запугали. Только чем? На самом деле нашли у него наркотики? Или блефуют?

— Это моя профессия, — сказал он вслух. — Я должен знакомить общественность с тем, что здесь у вас происходит.

— Вы, конечно, уважаемый человек, известный журналист, — продолжал полковник Тихонов. — И я охотно верю в вашу непричастность…

— Непричастность к чему? — не выдержал Игорь. — Черт возьми, в чем вы меня подозреваете?

— Поймите нас правильно… — Тихонов развел рунами. — Это наша обязанность — проверять каждого, кто имел контакт со сбытчиками наркотиков.

— Я ничего не сбывал! — в отчаянии выкрикнул Ленчик.

— Видите? — вмешался молчавший до этого Илюхин. — Он желает с вашей помощью выйти сухим из воды. Назвал вас в числе тех, кто пользовался его услугами, полагая прикрыться вашим добрым именем.

— Это обычный прием, — сказал Тихонов. — Постараться вовлечь в свою грязную историю уважаемого человека, чтобы с его помощью выйти сухим из воды. Поэтому постарайтесь не обращать внимания.

— Вы меня заставили! — снова выкрикнул Ленчик. — Вы меня принудили это подписать!

— Артист! — спокойно и насмешливо сказал Илюхин. — Еще расскажи господину корреспонденту, как мы тебя здесь пытали и избивали.

— Могу и показать! — Губы Ленчика дрожали, он закатал рукав свитера, и Игорь увидел его посиневшую и распухшую руку. — Видите, что они делали? Могу еще показать…

Он собирался снять свитер, но Илюхин ему не позволил.

— Оказал сопротивление при аресте, — кивнул Тихонов. — Пришлось применить силу. Помощь ему оказали, но синяк отойдет не сразу… Может, хватит истерик? Решил специально сделать навет на уважаемого человека, чтобы он помог тебе выпутаться?

— Я ничего не делал… — всхлипнул Ленчик. — Какие еще наркотики?.. Я никогда их не принимал!

— Только сбывал, — насмешливо согласился Тихонов. — Это правда. Мы сделали подозреваемому анализ крови, здесь он чист. Такие случаи бывают. Сами себе не колют, зато других травят. За хорошие деньги.

— Поверьте, не было этого, — умоляюще сказал Ленчик Игорю. — Они вас хотят запугать, оклеветать, неужели вы не видите!

— Мы хотели только узнать, откуда взялись наркотики в предвыборном штабе кандидата в губернаторы господина Солодухина, — терпеливо сказал Тихонов Ленчику. — Их у тебя нашли…

— Неправда, мне их подбросили!

— …и вот теперь из-за тебя будем вынуждены задержать и осмотреть вещи и одежду уважаемого человека, которого ты подло, я просто уверен в этом, оклеветал.

— Вот, посмотрите! — Илюхин протянул Игорю заполненный бланк допроса. — Здесь задержанный показывает, что продал вам дозу гашиша.

— Какой-то бред! — возмутился Игорь. — Я тут при чем? Вы собираетесь меня обыскивать? И почему?

— Ну а как прикажете нам быть, если мы нашли у него гашиш, а он показал на вас! — развел руками Тихонов. — Вы не поняли? Все делается по закону, разрешение из прокуратуры уже есть, а понятых мы сейчас пригласим… Поймите правильно, Игорь Николаевич, мне это крайне неприятно, но мы вынуждены соблюсти эту формальность, которая наверняка окажется пустой.

— Я хотел бы пригласить адвоката, — сказал, сдерживая себя, Игорь. — И для меня, и для этого молодого человека.

— А у нас есть право, данное нам прокурором, сначала предложить вам сдать кровь на анализ и осмотреть ваши вещи, — пожал плечами полковник Тихонов. — А уж потом, если наркотики либо его следы будут обнаружены, мы будем вынуждены задать вам вопросы уже в присутствии вашего адвоката, которого вы действительно имеете право пригласить. Но тогда, боюсь, такая информация может стать достоянием общественности.

— Не позволяйте им! — закричал Ленчик. — Они вам тоже подбросят! И фальсифицируют ваши анализы. Они отняли у меня документы, мой сотовый и не позволяют связаться с моими товарищами.

— Помолчи, не тебя спрашивают, — сказал ему Илюхин. — О твоих товарищах мы еще тебя расспросим. А так ты уже все сказал. Иначе пойдешь сейчас обратно в камеру…

— Это вы устроили нам что-то вроде очной ставки? — спросил Игорь. — Я у вас под подозрением?

— Нет, что вы, Игорь Николаевич, как вы могли такое подумать… — пожал плечами Тихонов. — Говорил уже: придется соблюсти определенные законом формальности, чтобы снять обвинения в ваш адрес. Я понимаю ваше возмущение, но раз были такие показания, мы обязаны на них отреагировать. А теперь уведите подследственного обратно в камеру и пригласите сюда понятых, — сказал он Илюхину. — И там должна ждать наша медсестра, пригласи ее сюда, чтобы взять у Игоря Николаевича кровь на анализ… Вы сдавать кровь не боитесь? — спросил он у Игоря. — А то некоторые здесь падали в обморок…

— Я представляю… — кивнул Игорь.

Он взял наконец себя в руки, растерянность постепенно проходила.

— Руки за спину, — сказал Илюхин Ленчику. — И давай, без лишних слов…

Потом в кабинет вошла молоденькая медсестра, игриво стрельнувшая глазками в сторону Тихонова.

— Здрасте… Это у вас нужно взять кровь? — спросила она у Игоря.

— Да, у Игоря Николаевича, — ответил за подозреваемого полковник Тихонов. — Чтобы снять все подозрения… Верочка, тут были наветы в ваш адрес, будто вы в лаборатории можете фальсифицировать результаты анализа. Неужели это правда?

— Кто это сказал?

— А тот самый, кого только что отсюда вывели…

— В принципе это возможно, но мы никогда себе этого не позволяли. А вот почему он так сказал… — Она покачала аккуратно уложенной прической, раскладывая свое имущество и не переставая улыбаться. — У него-то результат как раз отрицательный, все там чисто…

— Ну да. Это всем давно известный прием, — пояснил Тихонов Игорю. — Взять на себя меньшую вину, чтобы избавиться от большей. Мол, я невинная жертва, меня втянули, но травку я только потребляю, а вовсе не торгую…

— Вам не трудно снять пиджак и согнуть руку в локте? — спросила она у Игоря.

— Я могу сначала от вас позвонить? — спросил Игорь в свою очередь у Тихонова.

— Боитесь, что-нибудь не то вколем? — мягко улыбнулся тот. — Разумеется, Игорь Николаевич. Это ваше право. Но, с другой стороны, мы же не можем заставить даму ожидать? Тем более такую симпатичную.

— Если вы не возражаете, я быстро, — обратился Игорь к Вере. — Всего несколько слов. Тем более еще нет понятых.

Она пожала плечами, недоуменно посмотрела на Тихонова:

— Ну если недолго… Может, мне пока выйти?

— Этого не требуется, — твердо сказал полковник Тихонов, пристально глядя на подозреваемого. — Так, где понятые?

— Понятые уже здесь, — сказал Илюхин за дверью, и в кабинет вошли трое здоровых, стриженных наголо парней в кожаных куртках. По ним не было заметно, что они только что пришли с улицы, где шел, не переставая, дождь.

— Разрешите, товарищ полковник?

— Одну минуту… — сказал Тихонов. — Сейчас Игорь Николаевич переговорит по телефону, и можете заходить.

Телефон Померанцева молчал. Черт, вот что значит отсутствие сотового у представителя третьей власти… Подумав, Игорь набрал номер Анатолия Богданова.

— Это я, Игорь…

— Хорошо, что ты меня застал. Я тут привез эти бумаги…

— Потом… Короче, я звоню из УВД. Меня, а также одного имиджмейкера из команды Солодухина здесь задержали в УВД по обвинению в употреблении и торговле наркотиками. Найди Валеру Померанцева, он следователь…

— Черт!.. — перебил Анатолий. — Вот черт!..

— Я все понимаю, это не твое дело, но другого выхода у меня нет. Ему все и отдашь, ты понял? И скажешь, что со мной случилось и где я сейчас.

Игорь положил трубку, встретился взглядом с Тихоновым. Тот, не сводя с него пристального взгляда, медленно поднял трубку.

— Алеша, теперь включи запись…

Он слушал только что записанный разговор с Анатолием, кивая и не сводя взгляда с Игоря.

— Голос больно знакомый… Это не тот ли самый наемный убийца Богданов, объявленный во всероссийский розыск? Подозрительные у вас, известного журналиста, знакомства, вам не кажется? Не хотите говорить, не надо, мы проведем экспертизу этой записи. Я хочу вам напомнить существующие процессуальные нормы. Вы можете пригласить себе в помощь, если она потребуется, адвоката. — Тихонов снова улыбался. — Но только не вашего приятеля «важняка» из Генпрокуратуры Померанцева… Все, Вера, приступайте. Понятые, заходите. Игорь Николаевич вас ждет.

Игорь молча расстегнул пуговицы, снял пиджак, закатал рукав рубашки. И в ту же минуту снова вошел Илюхин и за ним трое крепких парней в кожанках.

10

Возле штаба Сабурова бурлила толпа. Саша огляделся. Вроде никто его не пасет… Пацаны, которых прислал Солодухин, уже здесь.

После того, как он услыхал по сотовому, как кричал Ленчик, когда его схватили и затолкали в машину, Саша какое-то время не решался кому-то звонить или выйти из номера. Так прошла ночь. Под утро были звонки, на которые он не отвечал. А также странные, скрипучие шаги за дверью. Наконец утром, так и не сомкнув глаз, он позвонил в штаб Солодухина. Все рассказал и обо всем договорился. Они от себя позвонили на телестудию. Договорились, что те пришлют к штабу Сабурова бригаду с телекамерой, желательно — скрытой. И что там же они свяжутся с Сашей. Дополнительно описали внешность тех, кто прибудет, что Саше тут же передали.

Эту пару — молодого парня с большой спортивной сумкой, в которой наверняка пряталась телекамера, и девушку-ведущую он увидел сразу. Они стояли в стороне от толчеи, создаваемой возбужденными пенсионерами, и с усталым недоумением смотрели на этот бедлам.

Старуху, по версии Вадика напавшую на Сабурова, что потерпевший подтвердил вчера в прямом эфире, он вычислил сразу. Возле нее собралась толпа галдящих и размахивающих руками верных сторонников будущего губернатора.

Саша подошел к телевизионщикам, перемигнулся, сказал им пару слов, и они направились вслед за ним к спорящим.

— Врешь, дура старая! — кричали на нее. — Знаем тебя, в нашем доме проживаешь! И твоего дурака, Петьку Горюнова, знаем, по психушкам только ошивается… А то на инвалидности он! В Москву ты за чей счет нынче летала, может, скажешь? А оттуда куда? Не в Тель-Авив ли за инструкциями?

— Сама дура! — кричала Клавдия Горюнова. — Не агент я, поняла? Сама ты со своим баламутом пьешь целыми днями и черножопым квартиру сдаешь! Вот зайди теперь ко мне в долг просить! С той весны еще десятку не отдала!

— Ну да, это ты теперь у нас богатенькая, в Москву съездила!

— Дура! Да к сыну мы ездили, внук родился, сын, Дима, вы ж знаете, там служил, там и женился, нас с отцом пригласил, и за Димин счет туда-обратно слетали! Что молчите, иль Диму моего не знаете? Не знаете, не рассказывала вам, письма его не читала, как служил он? Одни ведь благодарности командиры мне слали за воспитание такого солдата! И у знамени сфотографировали! Чего молчишь, Сидоренкова? Не захотел мой Дима с твоей Светкой встречаться, так зло теперь на меня точишь, в терроризме и сионизме подозреваешь?

— Тихо, бабы, постыдитесь перед молодыми, — заговорили старики. — Они ж стоят и слышат это все! Что вы, в самом деле… А Клавдию мы давно знаем, и Петю Горюнова тоже, мужа ее… И в Москву, верно, к сыну летала, письмо показывала с приглашением… А про самого Диму и говорить нечего. Неужто сами не разберемся, был теракт против Коли Сабурова или не был?

— Вот и разбирайтесь, — уже спокойно сказала Клавдия Горюнова. — А я там, вот те крест, там в Москве этой неспокойная была. Все Петю назад торопила, как там с выборами без нас будет? А вдруг снег пойдет, как тогда, на две недели, аэропорт не примет, а наших голосов как раз и не хватит!

— Ага, вот ты и поторопилась, — вздохнула Сидоренкова, имевшая веские причины подозревать соседку в терроризме. — Лучше б ты там оставалась! С внуком бы посидела лишний день! — Так что ж я, ну виновата! — развела руками Клавдия Горюнова. — Судите меня, люди добрые, сюда на дежурство поспешила, согласно графика… Вон Костя Игрунов знает, я заступать была должна…

— Верно, — подтвердил старичок. — Это я охотно то есть подтверждаю. Должна была заступить, согласно утвержденному графику.

— Ну вот, а до этого бутылки пришла сдавать, да так и не сдала. Гляжу, уже опаздываю. Только пришла, а тут наш Коленька выходит! А я его, голубка нашего, давно не видала, прямо не выдержала вся и про бутылки эти позабыла, будь они неладны… — Она всхлипнула. — На шею ему кинулась и поскользнулась! А меня представили как террористку какую-то. Будто я Каплан, эта сионистка, прости господи, которая в Ильича стреляла…

— Ленина не трожь! — строго сказал старик, чей пиджак был увешан правительственными наградами. — Коля, конечно, не Владимир Ильич, это ты не забывай. Но на данном историческом отрезке он вместе с народом.

— Так он тоже вроде сидел, — робко сказала старушка сбоку. — Ленин-то, в Шушенском. Я ж ничего такого против не говорю, но ведь Коля при советской власти сидел, а не при дерьмократах…

И сплюнула, чтобы продемонстрировать лояльность.

— Да, Ильич тоже сидел! — сказал орденоносец. — Пострадал за народ. И прекрати эти ненужные разговоры! Место надо знать. И время.

— Дурдом на пленэре, — сказала девушка, ни к кому не обращаясь.

— Ну все, пленка закончилась, мое терпение тоже, — негромко сказал Саше парень с сумкой, в которой едва слышно жужжала скрытая камера. — Тут каждый день то цирк, то дурдом. Пиши все разговоры подряд. Завтра сразу после вечерних новостей увидите, в «Репортаже без комментария». Знаете такую передачу?

— А какие тут могут быть комментарии? — согласился Саша и снова посмотрел в сторону своих телохранителей, стоящих в стороне от толпы и пьющих пиво. — Я тут вот о чем подумал, — продолжал он, когда они выбрались из толпы. — На послезавтра ваши бандюги, то бишь, извиняюсь, кандидаты в губернаторы…

— Ничего, — сказала девушка. — Все нормально. Стерпим как-нибудь.

— …Так вот они забили стрелку у вас на телевидении до новостей, перед камерами и всем честным народом, под названием «Лицом к лицу». Нельзя ли в это время, а?

— А что, это идея, — сказала девушка, шедшая >я-дом, и впервые внимательно посмотрела на Сашу. — Кирилл, по-моему, он дело предлагает.

— Зачем? — даже остановился Кирилл, парень с сумкой. — Алена, ты-то понимаешь, что из этого получится?

— Получится показ сюжета в нужном месте и в нужный момент, — сказала Алена. — И пусть Сабуров прокомментирует это покушение на свою особу. А то уже в страдальцы, в герои-мученики его записали. Пусть все увидят и всё поймут.

— Ты ничего не понимаешь! — сердито сказал Кирилл. — Это — бандитская стрелка, тебе правильно объяснили. И после показа этого сюжета прямо в студии поднимется стрельба! И перебьют нам всю аппаратуру.

— У них оружие заберут при входе. — Она упрямо поджала губы.

— Ну будет поножовщина! — не сдавался Кирилл, покосившись на Сашу. Похоже, ему не нравилось, что они так быстро спелись. — Начнут швырять друг в друга ноутбуками и мониторами. Еще лучше… И потом, вдруг этот Сабуров успеет пронюхать и принять свои меры? У него свои люди в администрации, пора бы знать… Тут каждый день дорог. Я бы сегодня поставил в эфир, но мы еще не показали вчерашний репортаж, и эта поспешность вызовет подозрение.

— Запретят? — спросил Саша.

— Зачем? Просто пленку размагнитят, не глядя, и виноватых потом не сыщешь. Такое уже бывало, и Алена прекрасно это знает…

— Так сделай копии. — Она пожала плечами.

Саша покосился через плечо. Идут или не идут следом люди Солодухина. Да, идут как на прогулке, смотрят по сторонам, на девиц, но дистанцию не увеличивают и не сокращают. Грамотно работают, ничего не скажешь.

— Ну и дела тут у вас… — Саша покачал головой.

— А у вас в столице по-другому? — спросила Алена.

— Ладно, покажем сегодня вечером, — непреклонно сказал Кирилл, — а до этого никому ни слова. Поняла или надо еще объяснять?

— А ты не кричи, — сказала она и примирительно взяла его за локоть.

Услышав телефонный звонок, Сабуров приподнялся на локте, отодвинув от себя Светку.

— Ну ты чего? — сонно протянула она. — Какой ты грубый…

— Помолчать можешь… — Он снял трубку. — Это кто?

— Спишь, что ли? — спросил Тихонов, не здороваясь. — Уже середина дня. Или опять всю ночь керосинил?

— Ночь не спал, вот только просыпаюсь… — зевнул Сабуров.

— Ну да, все предвыборные хлопоты и заботы, — насмешливо сказал Тихонов. — Короче. Этот журналист сейчас у меня. Он в камере за ночь написал статью про тебя и Солода. Таково было мое условие. Ты же собирался сам почитать, забыл? Долго его здесь держать не могу, понял, да? Короче, одна нога здесь, другая там.

— Коля, ты куда? — протянула Светка. — Сколько там времени?

— Спи, я скоро… — отмахнулся он.

В краевое управление Саба приехал через двадцать минут.

— Где журналист? — спросил он, едва войдя в кабинет Тихонова.

— Тебя ждет, — сказал Тихонов и, не глядя, с недовольным видом протянул ему несколько листков бумаги. — Вот, почитай. Зайди в комнату отдыха, чтоб никто не помешал, и там посмотри. Он, по-моему, со страху все перепутал. Читай, читай… А потом вместе к нему сходим, переговорим.

Когда Тихонов и Сабуров вошли в камеру к Игорю, тот по их взглядам понял, что статью они уже прочитали.

— Мыс тобой, козел, о чем договаривались? — спросил Сабуров без предисловий и швырнул ему в лицо листки бумаги.

— Спокойно! — Тихонов обхватил его сзади. — А то покалечишь мне столичного журналиста, а мы должны вернуть его в целости и сохранности, без внешних повреждений.

— Да я прямо счас его урою! — снова рванулся к Игорю будущий губернатор, но Тихонов его снова осадил.

— Холоднокровнее, Коля, холоднокровнее… — сказал Тихонов. — Товарищ опять не понимает. Значит, надо попробовать еще раз объяснить, теперь моя очередь… Вы бы присели, Игорь Николаевич. И ты, Коля, садись…

— Да уж, чувствуйте себя как дома, — сказал Игорь будущему губернатору, присев на Табурет.

— А Ты не хами! — приподнялся тот, но Тихонов, поморщившись, снова его усадил.

— Неужели нельзя без этого? — покачал головой Тихонов.' — Я понимаю, человек вы творческий, богемный, можно сказать. Привыкли выражаться аллегориями… Но мы-то люди простые, понимаем все, как есть. И потому сначала выслушайте, а потом уж решайте, как вам быть. А мы — как нам с вами быть.

— Что ж, попробуйте, — кивнул Игорь. — Убедите меня, что я написал что-то не так, против истины.

— Да все здесь так, — поморщился Тихонов. — Вы, Игорь Николаевич, безусловно, честный журналист и наверняка сейчас скажете, что не умеете писать по-другому. Вопрос лишь в том, что называется истиной и где она. А она, как вам известно, лежит посредине. И достаточно многогранна. И то, что я вам скажу, тоже истина. А состоит она в том, что вы поддерживаете преступную связь с наемным убийцей по кличке Богдан, которого разыскивают правоохранительные органы.

Сабуров удивленно посмотрел на Тихонова, но промолчал.

— И скрываете это, не желая с нами сотрудничать, — продолжал Тихонов, неотрывно глядя в глаза Игорю. — Далее, вы точно так же скрыли от нас, что имели контакт с наркодилером Смушкевичем Леонидом Семеновичем, который занимался этим в штаб-квартире кандидата в депутаты Солодухина, и еще в самолете купили у него порцию гашиша…

— Но это неправда! — воскликнул Игорь, встав с места. — Где, в конце концов, мой адвокат, где мои анализы, почему вы без санкции копаетесь в моих вещах и документах?

— Сколько вопросов сразу… — покачал головой Тихонов. — А ответ один. И мы здесь тоже одни. Нас никто не видит и не слышит. Поэтому, когда вам введут в вену наркотическое вещество, идентичное тому, что мы нашли у Смушксвича, ваш анализ крови будет очень даже положительным. А повторный анализ, если вы его потребуете, только все подтвердит… И уже никто вам не поможет, ибо вы прочно сядете на иглу. А все из-за вашего упрямства. Поскольку вы не хотите написать несколько теплых слов в адрес будущего губернатора нашего края. А такой шанс у вас пока еще есть. Я имею право вас здесь продержать еще сутки. Вам хватит, чтобы все переделать?

Игорь не ответил.

— Ну так коли ему! — снова не выдержал Саба, не сводивший с Игоря злобного взгляда.

— Вот видите, до чего вы его довели… — вздохнул

Тихонов. — А ему завтра выступать перед избирателями в диалоге со своим конкурентом, о котором вы, напротив, высказались вполне уважительно… А вот тебе, Коля, что на самом деле нужно? — спросил Тихонов у Сабурова. — Чтобы стать губернатором, чтобы люди тебя уважали, верно? А для этого нужно, чтобы в одной уважаемой центральной газете про тебя напечатали хорошую статью, верно? Ну так пусть человек ее напишет и едет с Богом! И там в Москве всегда помнит, что мы здесь тоже его помним и ничего ему не забудем, ни плохого, ни хорошего.

С этими словами Тихонов раскрыл перед Игорем его кейс.

— Здесь, как видите, все на месте. Бумага и ваш ноутбук в целости и сохранности. Кстати, такой миниатюрный я еще не видел, наверно, дорого стоит?

— Он принадлежит не мне, редакции… — Закусив губу, Игорь смотрел в сторону.

— Мне бы в управление такой… Ну ладно, вы как будто все поняли, значит, мы вас здесь пока оставляем, а завтра утром мы ждем вашу статью.

Тихонов первый поднялся с места. Следом поднялся Сабуров. Игорь остался сидеть.

Тихонов взял Сабу за локоть:

— Не будем мешать. Человек входит в творческое потустороннее отстранение, и потому лучше не мешать.

И, подталкивая будущего губернатора сзади, вывел его из камеры.

11

Померанцев принимал душ у себя в номере, когда послышался телефонный звонок. Гера успел дойти до аппарата, но, как только поднял трубку, услышал в ней протяжный гудок.

— Нервный господин попался, — сказал Гера Померанцеву, выглянувшему из душа. — С утра пораньше не в себе. Иди домывайся… Наверняка еще позвонит.

И Померанцев вернулся в ванну, чтобы одеться и причесаться.

Осторожный стук в дверь номера, последовавший через пару минут, заставил их переглянуться и насторожиться. Вдруг это некий грабитель сначала звонил, чтобы проверить, есть ли кто-то в номере… А сейчас тоже постучал на всякий случай, прежде чем открыть дверь своей отмычкой.

Гера открыл дверь и увидел молодого мужчину в плаще с открытым, обаятельным лицом и цепким взглядом.

— Вы следователь Генпрокуратуры Валерий Померанцев? — спросил он у Померанцева, глядя через голову Геры. — Я от вашего друга журналиста Игоря Залогина. Вы позволите войти?

Померанцев посторонился, и мужчина, оглянувшись влево и вправо по коридору, быстро вошел в номер.

— Анатолий Богданов, бизнесмен, — сказал он, протянув руку. — Чтобы было все понятно, начнем с главного…

С этими словами он достал из-за пазухи целлофановый пакет, обмотанный скотчем, и протянул Померанцеву.

— Что здесь? — спросил тот, не дотрагиваясь до пакета.

— То, что было предназначено для Игоря Залоги-на, — сказал Анатолий. — И что я передаю по его поручению вам. Это документы журналистки Треневой, из-за которых ее убили.

— Я мог вас видеть раньше? — спросил Померанцев, присматриваясь к гостю.

— Вполне, — кивнул Анатолий. — Если регулярно просматриваете ориентировки, сводки и стенды «Их ищет милиция». Еще видели в гостинице в Полбине, где я старался не попадаться лишний раз вам на глаза.

В его голосе был вызов и одновременно настороженность.

— Ладно, — сказал, помедлив, Гера. — Допустим, вы тот самый Богданов. А где Игорь?

— В ГУВД, — сказал Анатолий. — Менты держат его у себя. Он мне звонил оттуда, просил найти вас. Догадываюсь за что. Наверняка он написал для своей газеты статью, где плохо отзывается о Сабурове, и они его подвесили… Наркоту, например, могли вполне подбросить. Вы не хуже меня знаете, как это делается.

— Откуда вы знаете? Это он вам сказал про плохую статью? — медленно спросил Померанцев, начиная о чем-то догадываться.

— Это я ему подсказал, — кивнул Анатолий. — Что его убьют, после того как он хорошо напишет о Сабурове и плохо о Солодухине. Сабуров собрался его ликвидировать, чтобы у вас в прокуратуре появилась основная версия: Солодухин — заказчик убийства журналиста Залогина.

— И чего вы от нас хотите?

— Сначала мое условие. В обмен на информацию, которую я передам, я уйду отсюда так же, как и вошел. Без каких-либо последствий. А информация, которую мне придется вам сообщить о своей персоне, не возымеет никакого действия. Кстати, может, вы предложите мне сесть?

И, не дожидаясь согласия, снял с себя промокший плащ.

— Да, садитесь… А вам откуда известно про предстоящее убийство Игоря Залогина? — еще медленнее спросил Померанцев, начиная догадываться.

— Мне его заказали, — раздельно сказал Анатолий. — Вы позвоните Сабурову, если мне не верите. — Он перешел на насмешливый тон. — Или арестуйте, чтобы я дал вам признательные показания под протокол. Или гоните меня в шею, если считаете, что я блефую.

Они смотрели на него как завороженные, потом Померанцев снял трубку и набрал номер прокурора Красноземска.

— Здравствуйте, Аркадий Изотович, это следователь Г енпрокуратуры…

— Да я узнал вас, Валерий Александрович…

— Это верно, что вчера органы УВД задержали журналиста из Москвы Игоря Залогина?

— Неужели? Сейчас посмотрю, я с утра не просматривал сводку… Да, так и есть, он подозревается в распространении и употреблении наркотиков… Кто бы мог подумать, а? Известный журналист из уважаемой газеты… Я обязательно разберусь, Валерий Александрович, можете не сомневаться.

Померанцев положил трубку и посмотрел на гостя.

— Скажите, мы можем с вами заключить джентльменское соглашение? — спросил Анатолий, закидывая ногу на ногу. — Основанное на взаимном доверии? Я пришел к вам без оружия. — Он развел руки, вывернул карманы. — Хотите, обыщите…

— В чем оно заключается? — спросил Гера.

— Я не серийный убийца, как меня стараются представить. В Чечне я привык уничтожать подонков. И с тех пор не могу остановиться. Эта привычка у меня в крови, и ее не излечит никакая тюрьма. Это, надеюсь, понятно?

— Так это вы убили Игната Фомина? — спросил после паузы Померанцев.

— Да. Мне его заказали, поскольку сами не смогли. А менты, если вы уже поняли, приписали себе его ликвидацию. Со мной это уже не первый раз. Я сам находил и убивал какого-нибудь неуловимого террориста, а наши органы рапортовали об очередной успешно проведенной операции. Курить здесь можно, не возражаете?

— Курите. Я не могу давать никаких обязательств, поскольку еще не знаю, что именно вы собираетесь мне сообщить… — сказал Померанцев, не сводя пристального взгляда с гостя, — и зачем вам это все нужно. Иначе говоря, чего вы хотите от тех, кто обязан вас арестовать? Вступить в какую-то сделку?

— Сначала о том, чего я хочу. Я хочу освободить вашего друга и моего знакомого журналиста Игоря Залогина из преступных рук начальника здешнего ГУВД. Теперь о том, чего я не хочу. Я не хочу, чтобы к власти приходили подонки. По-моему, наши желания совпадают. Если мы поняли друг друга, можете взглянуть на то, что я вам принес. Берите же, не бойтесь. Игорь велел отдать вам в руки. Или все еще не верите?

Померанцев пожал плечами и стал разворачивать пакет, отделяя друг от друга слипшиеся от сырости бумаги.

Потом он и Гера читали, передавая бумаги друг другу, и казалось, совсем забыли о своем госте.

Наконец они отложили бумаги, увидели, что Анатолий вопросительно смотрит на них, держа в руке незажженную сигарету.

— А вы рискните меня отпустить! — сказал он. — Никто не видел, что я к вам приходил. Я же рисковал гораздо больше, когда пришел к вам. И раз вы друзья Игоря, я доверяю вам на слово. Что вас беспокоит, не понимаю! Это ценнейшая информация, вы же видите… Для вас развяжутся все узлы этого дела.

— Ладно. Считайте, мы договорились, — сказал Померанцев.

— Но вы же согласились убить Игоря? — сказал Гера. — А он не подонок, согласно вашей квалификации.

— Конечно! — воскликнул Анатолий. — А кто это сделал бы, если бы я не согласился? Кто этот другой? Вы уверены, что он бы к вам пришел, как я? Поймите, я хочу помочь, поскольку здесь наши интересы совпали, мы с вами делаем одно дело. Например, если бы не я, эти пинкертоны еще долго искали бы Игната. И неизвестно, скольких местных граждан Игнат еще бы замочил… Смотрите на это так, будто я подчищаю огрехи нашего правосудия, и вам все покажется в другом свете. И еще, если откровенно, меня замучила совесть… Это ведь я сказал Игнату, связавшись с ним по сотовому, что ныне покойная Прошина обладает той же информацией, что есть в бумагах убитой им Треневой. И значит, бумаги, которые он хотел продать, ничего не стоят. Я все верно рассчитал: он таки пришел к ней домой ее убивать. Я хотел там его подкараулить. Но он меня опередил и пришел раньше. И зарезал ее. Словом, она из-за меня погибла… Кому-то я должен вернуть свой долг, верно?

Померанцев переглянулся с Герой и промолчал.

— Вы уж извините, но забавно наблюдать со стороны, как в людях долг борется с честью, — хмыкнул Анатолий. — Так и чешутся у вас руки надеть на меня наручники, я понимаю… Могу даже предположить, о чем вы сейчас хотите меня спросить. Как я отделяю нормальных людей от подонков?

Померанцев и Гера промолчали.

— …обычно я провожу собственное расследование, собираю досье на клиента. И только потом даю или не даю свое согласие.

— И вы хотите сказать, будто вам это постоянно сходит с рук? — спросил Гера. — Насколько я знаю, подобные принципы должны вызывать, по меньшей мере, подозрение.

— Они и вызывают, — кивнул Анатолий. — Можете не сомневаться. Пару раз со мной пытались расплатиться пулей.

— И как? — поинтересовался Гера.

— Как видите.

— Вы, ко всему прочему, еще и неуязвимы, как Джеймс Бонд? — Померанцев качнул головой.

— Если бы… — вздохнул Анатолий. — Именно здесь я схлопотал пулю от Игната… Повезло, как утопленнику. Если бы на пару пальцев ниже, я бы с вами сейчас не разговаривал.

Он расстегнул джинсовую куртку, потом рубашку, и Валера увидел марлевую повязку под ключицей с высохшим пятном крови.

— Перевязки себе делаю сам, — сказал Анатолий. — В Чечне всему научишься.

— Игнат стрелял в вас возле дома Анны Прошиной? — спросил Померанцев.

— Вы и это знаете? — притворно удивился Анатолий, застегнувшись.

— Просто предполагаю… Похоже, теперь все складывается, — пробормотал Валера. — Значит, Игнат раскусил, что вы готовите ему ловушку, и выстрелил в вас первым, едва вы появились возле ее дома?

— Что ж, как профессионалу высокой пробы, вам и карты в руки.

— А пуля?.. — протянул Гера.

— Она здесь. — Анатолий показал на грудь, где под свитером была повязка. — А вы небось обыскались. Понимаю, она вам очень нужна, гильзу вы наверняка нашли, а вот пули нет. Но под нож я не собираюсь. С ней пришел, с ней и уйду.

— Все-таки свинец в организме — это вредно, — заметил Гера. — Лучше бы ее вытащить.

— Мой дед пришел с войны с двумя пулями в организме, — улыбнулся Анатолий. — И до сих пор живет. И никакого хирурга к ним близко не подпускает. А вот вам еще, в качестве подарка от фирмы…

Он достал из своего кейса небольшой радиоприбор с короткими усиками антенн, откуда вытащил миниатюрную кассету.

— Что это? — спросил Гера.

— Подслушивающее устройство вместе с магнитофоном, — сказал Анатолий. — Мейд ин Джапан. Одолжил его у павших борцов за свободу Чечни. Вместе с часами, включающими в себя миниатюрный передатчик. Я подарил их одному из приближенных будущего губернатора, его кликуха Трофим. Не отличишь от золотых, и он на них клюнул. Я на досуге много чего интересного услышал и записал… Хотите послушать?

— В другой раз, — сказал Померанцев, нахмурившись. — Оставьте эти записи нам. Кстати, я не сильно удивлюсь, если окажется, где вы сняли копии с этих бумаг.

— Обижаете, — сказал Анатолий, пятясь спиной к двери. — Конечно, снял. И хорошо припрятал. Это мой страховой полис на тот случай, если вы нарушите наше соглашение. Я покажу их на суде, чтобы там знали, кто на самом деле их добыл и передал правосудию… То есть, с вашего разрешения, я больше не буду дожидаться, когда в вашем сознании долг возьмет верх над честью. И поспешу откланяться, пока вы не передумали. Но если вам потребуется дополнительная информация…

— Я вас найду, — сказал Померанцев, мрачно глядя ему в лицо. — А до тех пор советую нам не показываться. Не вводить нас в искушение.

— Чтоб вам не пришлось меня искать… — Анатолий остановился в самых дверях и достал из кармана еще одну миниатюрную кассету. — Это из той же серии, так сказать, избранное из мной подслушанного в предвыборном штабе Сабурова. Возможно, это поможет вызволить Игоря из здешней каталажки, пока они там не посадили его на иглу. Так что поспешите.

И положил кассету на журнальный столик, после чего вышел, не прощаясь.

12

Под вечер, едва Сабуров заснул, раздался телефонный звонок.

— Да отключи ты его! — сонно пробурчала Светка. — Тебе что, когда присягу принесешь на верность, тоже по ночам будут звонить?

— Будешь спать в другой комнате, — пробурчал Сабуров. — Але?

— Все спишь? — насмешливо спросил Тихонов. — Так царство небесное можно проспать, а не то что губернаторство.

— А, Ген… это ты… Чего случилось? Этот журналист написал там чего-нибудь? — Язык у будущего губернатора едва шевелился.

— Уже лыка не вяжешь? Журналист завтра же будет на свободе. Или даже сегодня. И этот сучонок из Москвы тоже. А вот тебя, мудила, я посажу на их место. Прямо в парашу! Так мне велено было тебе передать.

— Кем велено? — не понял Сабуров.

— А теми, кто за уши тебя, мудака, в это кресло тянул! Кто на тебя поставил. И теперь ты, Коля, им отработаешь. Натурой. И по полной программе.

— Ты… чего, в натуре, ты как со мной разговариваешь… — Сабуров никак не мог проснуться. — Это кто?

— Хер в пальто. Твой Богдан вечера посетил следа-ков из Генпрокуратуры и ушел от них сам и без наручников! А почему?

— Откуда ты знаешь… За ним Трофим следит.

— Хорошо, что я велел продублировать… Так вот, все ваши последние разговоры, кого и как вы собрались урыть, теперь у этих сыскарей из Генпрокуратуры. А теперь телевизор включи! Там идет «Репортаж без комментария». Посмотри, посмотри, как население тебя кроет за разбитую скулу! Тебя подставили твои же, ты понял? Кто поднял крик о покушении на твою особу, знаешь? У тебя, Коля, там, в штабе, стукач завелся. Этот мордодел твой с теми, что у Солода торчат, одна шайка! Их же, москвичей сраных, проверять надо! И еще скажу. Придется тебя арестовать, чтоб самому не загреметь. Вот как выпишет суд постановление, сам за тобой приду. И учти: для тебя же лучше я, чем другие!

— Ты чего, Гена, в натуре?.. — протянул Сабуров, похолодев и шаря рукой по полу в поиске телевизионного пульта. — У меня ж этот… иммунитет вроде.

— А ты засунь его себе в жопу, — холодно сказал Тихонов. — Может, полегчает. Включил телевизор?

Сабуров быстро трезвел, покрываясь потом. Еще никогда Тихонов с ним так не разговаривал.

— Где пульт? Включи телевизор! — крикнул он на Светку.

— Не ори на меня! — сказала Светка. — Сам включай!

— Все со Светиком в кроватке кувыркаешься? — хмыкнул Тихонов. — Продолжай в том же духе, вместо выборов, которые ты просрал…

И бросил трубку.

Сабуров, цепенея, смотрел репортаж, который был снят скрытой камерой возле его предвыборного штаба.

— Коль… что теперь будет? — несмело спросила Светка, положив голову на его голое плечо.

— Да подожди ты!.. — Он оттолкнул ее, не сводя глаз с экрана. Потом рывком вскочил, схватил сотовый. — Кирей! Где этот наш мордодел, козел позорный! Давай, доставай его, я скоро буду! Скажи, совещание созываю… И смотри мне, его никуда, пока не приеду.

— Коль, ты куда? — захныкала Света, цепляясь за него.

Оттолкнув ее, он быстро натянул джинсы, кое-как застегнув их на животе, потом свитер, накинул короткую дубленку, выбежал из комнаты, спустился в просторный холл, где дежурные телохранители играли в карты. Телевизор, слава богу, не смотрели, отметил про себя Сабуров.

— Трофим! — крикнул он. — Ты почему здесь?

— Так Богдана там другие пасут… — оправдывался тот. — Чего мне все время в гостинице торчать? И так дежурные косятся. Как к его номеру ни подойду, они там скрипят. Что мне, всю ночь слушать, как она охает? Зашел вот к ребятам в очко перекинуться… Доиграю, пойду проверю.

— Поедешь со мной! — сказал ему Сабуров. — Сядешь за руль… Только быстро, заканчивай! Я кому сказал? — И ударом ноги опрокинул столик, на котором лежали карты и деньги. — Быстро, говорю!

Телохранители переглянулись. Они еще никогда не видели, чтобы Сабуров впадал в такую истерику.

Когда подъехали к гостинице «Кедр» и джип остановился, Сабуров продолжал молчать, будто впал в забытье. Неподвижно сидел и смотрел прямо перед собой.

— Колян, ты чего? — спросил Трофим.

— Мне там мелькать нельзя, — сказал Сабуров. — Сходи ты и узнай, чем твой Богдан занимается… Как услышишь, что трахаются, ломай дверь, я за все отвечу. А ты, Кирей, приведи мне нашего мордодела за угол к стоянке такси… Типа, совещаться будем.

— Зачем ломать, в натуре, у меня отмычка есть, — озабоченно сказал Трофим. — Уж сколько раз пользовался.

— Топай давай, не теряй время… — почти простонал Сабуров. — Быстро, быстро…

Трофим застал Кирея и Вадика в холле гостиницы, где они пили пиво.

— Быстро, Саба ждет возле стоянки, — вполголоса сказал Трофим Кирею, чье лицо от пива стало красным. — Я попозже к вам присоединюсь.

И мельком взглянул на Вадика — осунувшегося, с рассеянным взглядом.

Трофим поднялся наверх, оглянувшись в коридоре, приложил ухо к двери. Опять те же звуки… Динамо-машина, а не мужик. Черт его знает, может. Саба и прав. Он осторожно вставил отмычку, замок щелкнул, дверь приоткрылась. Он осторожно заглянул вовнутрь, боясь схватить пулю.

И увидел в пустом номере на столе пару динамиков, магнитофон, а также лежащее на полу некое вибрирующее устройство, подключенное в сеть, от которого в буфете позванивала посуда.

Когда он вернулся к джипу и рассказал Сабурову об увиденном, тот велел остановить машину, потом молча, с остервенением сорвал с его руки подаренные Богдановым золотые часы, приложил их к уху и так же молча, достав нож, вскрыл крышку.

— Ну-ка посвети… — сказал он Кирею.

Тот направил луч фонаря на внутренности подаренных часов.

Сабуров, напряженно сопя, вытащил своими короткими толстыми пальцами вставленный там микрочип с плоской, как копейка, батарейкой.

— На цацки польстился? — хрипло сказал Саба и с разворота ударил Трофима в лицо. — Вали отсюда, козел!

И через голову Трофима открыл дверь джипа с его стороны и вытолкнул его наружу. Потом дал по газам, отчего машина рванула с места, подпрыгнув, как если бы наткнулась на препятствие, сопровождаемая нечеловеческим воплем. Вадик вжался от страха в угол салона.

— Ты вроде Трофима переехал… — озабоченно сказал Кирей.

— Хер с ним… — сказал Сабуров сквозь стиснутые зубы. — Теперь с этим мордоделом разберемся…

…—…Ну-ка, Кирей, плесни еще, — сказал он через какое-то время, когда они приехали на место.

Кирей выплеснул на Вадика ведро ледяной воды. Тот застонал, заворочался, приподнял голову. Они привезли его в этот подвал на окраине города, швырнули на пол, долго и молча били ногами.

— Ты, сучара, еще не понял, куда попал? — спросил Саба. — И что я с тобой сейчас сделаю? Ты на мои бабки летал, ел, пил, гулял, девок моих трахал…

— Девок он как раз не трахал, — заметил Кирей. — Не успел. Все откладывал, мол, когда выборы закончатся.

— Погнушался, падаль? И за мои же бабки ты, козел гнойный, меня же кинул? — спросил Сабуров, склонившись над Вадиком.

Вадик мычал, дрожал от холода, его язык заплетался. Разбитые губы едва разлеплялись, а язык вывалился через провал в зубах. Глаза заплыли от ударов, и он с трудом различал низкий темный потолок глухого подвала.

— Громче! — Сабуров склонился над ним. — Не слышу!

— Хорош, пожалуй, — сказал ему Кирей вполголоса. — Он уже ничего не скажет. Даже если очень захочет.

Саба кивнул, достал свой «магнум» и выстрелил Вадику в висок. Тот дернулся всем телом, потом «застыл.

Они быстро вытащили труп наверх, кинули в машину, вывезли за кольцевую дорогу и выбросили из машины на обочину. Потом посидели, успокаиваясь, в машине с заглушённым мотором. Распили из горла бутылку водки.

— Ну чего, Колян, побыл ты губером, и будя, — невесело сказал Кирей. — В другой раз, может, получится, как думаешь?

— Другого раза не будет, — сказал Сабуров. — Все, Кирей. Ничего больше не будет, понял, да?

— Ты чего это? — приоткрыл рот Кирей. — Ты о чем?

— Травка есть? — спросил Саба. — Дай напоследок.

— Ты ж вроде бросил?..

— Ну. Давал зарок, думал, стану здесь губернатором, что-то сделаю для простых людей… — Он возбужденно всхлипнул. — Для народа! А не дали, олигархи, жиды проклятые. Ну всех уже скупили! А народ мне верил, нет, скажешь? Верил!

Он подозрительно взглянул на Кирея.

— Ну, — подтвердил тот. — Еще как верил. Вот, типа, Колян к власти придет. Всех ворюг засадит. И заживем. О том только и говорили.

— И народ же меня им сдал, — закончил Сабуров. — Теперь они по-другому заговорили, падлы… Не слыхал сегодня по телевизору?

— Нет, я его вообще не смотрю, — сказал Кирей. — Только если со Шварценеггером. Других я не люблю.

Потом они молча, прикрыв глаза и откинувшись, покурили анаши. Затем, придя в себя, снова погнали в город, назад, к гостинице.

— Все, суки, падлы позорные, все мне за все ответят… — бормотал Сабуров в забытьи, сжимая руль и вдавив педаль газа до самого пола. Вслед им раздался один свисток гаишника, потом другой… Послышались выстрелы, одна из пуль щелкнула по корпусу.

— Гони! — возбужденно орал Кирей. — Гони, Колян, дави эту падлу!

Они вылетели на встречную полосу, глаза ослепил свет фар несущегося на них грузовика, потом Саба почувствовал сильнейший удар в грудь, и больше уже ничего не видел и не слышал.

Утром, когда Игорь, не спавший всю ночь, наконец задремал, загрохотал замок на его двери, она с визгом открылась, и в камеру заглянул улыбающийся Тихонов.

— Ну вот, Игорь Николаевич, недоразумение, как я и говорил, разрешилось. Вас оговорили. Теперь вы свободны… — Он взглянул на стол, где стояли миски со вчерашним ужином. — И можете прекратить вашу голодовку.

Игорь смотрел на него, не понимая.

— А что вы так смотрите? Никак другую статью уже написали? — спросил Тихонов вполголоса.

— Нет… — Игорь покачал головой, прикрыв глаза. — И не собирался.

— И правильно, — кивнул Тихонов. — Ничего другого я от вас не ожидал.

Игорь продолжал на него смотреть не отвечая.

— Я понимаю, что вы обо мне подумали, — сказал Тихонов. — Но, поверьте, мне пришлось играть в эту неприглядную игру в присутствии Сабурова, чтобы войти в доверие и вывести этого подлеца на чистую воду. Не я его выдвигал в губернаторы, как вы понимаете. Что вы смотрите? Все уже позади! Он был нами разоблачен и, не вынеся тяжести обвинений, покончил вчера с собой, направив в пьяном виде свою машину на встречный самосвал. Погибли он сам и его телохранитель. Сегодня утром решением избирательной комиссии выборы были отменены, и новая избирательная кампания начнется, согласно закону, через три месяца. И к этому вы тоже приложили свою руку, Игорь Николаевич…

— А где, кстати говоря, этот мальчик, Смушкевич, кажется, который будто бы написал на меня донос? — спросил Игорь, надевая свитер.

— Но он и в самом деле его написал, — с легким раздражением сказал Тихонов. — Почему вы мне не верите?

— Значит, имею на то основания, — буркнул Игорь.

— В любом случае за него можете не беспокоиться. По молодости все бывает. Мы, как и вы, решили закрыть глаза на его шалости. Осталось выполнить еще некоторые формальности, и он тоже будет свободен…

— И с него обвинение будет полностью снято? — спросил Игорь.

— Обязательно, — пожал плечами Тихонов. — Можете за него не беспокоиться.

— Я выйду только вместе с ним, — сказал Игорь, прекратив сборы. — Или продолжу голодовку.

— Это ваше право, — кивнул Тихонов. — Просто формальности с ним будут более продолжительными, чем с вами.

— Ничего, я подожду… — Игорь сел на табурет и принял ту же позу, в какой его застал Тихонов.

Тихонов пожал плечами, вышел и вернулся через десять минут.

— Все в порядке, — сказал он. — Вы уйдете отсюда вместе с тем, кто вас оклеветал… Потом напишете об этом не то что статью, а книгу, — сказал он, когда Игорь, одевшись, вышел вслед за ним в коридор.

И увидел там, как из соседней камеры вышел Леня Смушкевич с обязательным рюкзачком за спиной, бледный, взъерошенный, с синими кругами под глазами.

— Обязательно, — кивнул Игорь, не сводя взгляда с Ленчика.

— И меня там тоже упомянете?

— Вы там будете как один из главных героев, — сказал Игорь. — А теперь, если я свободен, я могу от вас позвонить?

— Обязательно! — повторил, как эхо, Тихонов. — Артемьев! — крикнул он дежурному милиционеру. — Проводи господина журналиста до канцелярии, и пусть ему там позволят звонить. Хочу только сказать: если собираетесь звонить господину Померанцеву, то он уже здесь.

— Где? — остановился Игорь.

— Он ждет вас в моей приемной, куда, при желании, вас проводят. Надеюсь, у него к вам возникнет вопрос по поводу местонахождения вашего знакомого, Анатолия Богданова, этого наемного убийцы, объявленного во всероссийский розыск… Там же с ним должен находиться коллега нашего юного друга. — Он кивнул в сторону Ленчика. — Саша Камнев, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — огрызнулся Ленчик, быстро идя на выход. — Нам сюда или туда?

Казалось, еще немного — и он побежит.

— Не заблудитесь, — сказал Тихонов, и, сделав озабоченное лицо, как если бы потерял интерес к ним, направился в другую сторону.

Саша увидел Ленчика еще издали, и они сначала пошли друг другу навстречу. Потом обнялись, никого не стесняясь.

— А где Вадик? — спросил Ленчик. — С ним все в порядке?

— Потом, — сказал Саша, отводя глаза. — Давай сначала уйдем отсюда. Придешь в себя, там поговорим.

— Где Вадик? — повторил вопрос Ленчик, но Саша снова не ответил.