Икономика

(Подлинное происшествие в затоне «Памяти Парижской Коммуны» на Волге).

Затон весь на ногах: бабы, старухи, молодежь, ребята…

— Почему народ?

— Насчет икон приказ пришел.

— Каких икон?

— Которые в материальном складе со всех пароходов сложены.

— Ну?.

— Приказ пришел из госпароходства: «усе иконы распродать на предмет нужд госпароходства». Вон и объявление.

— Очень это приятно. У меня маловато. Надоть присмотреть.


* * *

— Товарищи и граждане! Просю слушать без несознательности. Изживем неорганизованность, — и приступим к делу.

— Продаются с торгов иконы различных угодников и прочих вышеизложенных святых, — кто дороже, по причине имеющейся нужды у госпароходства, которые есть опиум народа и вообще никому вещи ненужные.

— Чисто тебе губернский аблакат!..

— Тише, анафемы. Тут иконы, а вы мативируете…

— Икона матери божией-троеручицы, еже помогает родити, аршин вверх и с боков поменьше, — очень симпатично нарисована и дешевле рыночной цены на 50 % Кто дороже, — 20 коп.?

— 25 даю, батюшка.

— А еще кто?

— За троеручицу тридцать можно.

— Раз, два, два с половиной, три! Бери, Терентьев, троеручицу, — твое счастье! Апостол Павел с ключами в руках, первая пропаганда опиума в Риме и его окрестностях, 15 копеек! Кто дороже?

— 20.

— 25.

— Еще кто? Раз, два, три. Получай, тетка Степанида. Тише дьяволы. Вот Георгий-победоносец. Едет на змию, держит в ручках копию, колет змия в непоказанное место, за 40 коп., в виду, как народный герой. Кто дороже?

— Полтинник!

— Бери! Варвара-лапшенница и Федор-тирон, еже помогает отыскать вора, — тридцать.

— Давай сюда! Полтинник!

— Шесть гривен! У меня телку украли…

— Николай-угодник, от всех болезней, первый заступник рода христианского. Арию по морде заехал по причине убеждения за антирелигиозную пропаганду, как памятник первой дискуссии насчет церковного обновления, — 3 рубля по себестоимости!

— Три с полтиной.

— Четыре.

— Пять…

— Раз, два, три. Берите, Софрон Капитоныч, ваш Николай! Тише! Параскева-пятница. помогающая от женского сладострастия в постные дни за пять рублей…


* * *

— Здорово! Вот-то нам госпароходство спасибо скажет.

— А что?

— Все до одной продали. То-есть, даже завалящей не осталось.

— Ловко! Теперь на красную доску запишут: — «такого- то захвоста, как героя трудя, записать»…

— А зато сколь и крови пролил! Вспомнил вчера, что одну икону из склада в клуб брали на спектакль. Я к ним: — «Подай народное достояние на бочку». Они искать… А ихний художник, сукин сын, увзял эту икону и к ней приделал очки и трубку вставил. Я ему в ухо. Он — мне. Он за мильтоном. Я — ходу. Смотал.

— Неужто?

— За пять рублей!


* * *

— Караул! Православные! Что же это? Мошенничество!..

— Что ты, Митревна? Пожар, что ли?

— Глядите, православные: купила с укциону рождество Христово, а он в очках и в роте трубка с дымом!

— С трубкой?.. Это, милые, пропаганда! Ты иди, Митревна, и деньги обратно стребывай. Какое же это — рождество, если в очках и с трубкой. Иди, иди милая.

— И пойду! Я ему, захвосту, очки поправлю!


* * *

— Товарищи! Это неорганизованность и полное свинство. Гжели рождество Христово — народное достояние, то никак не полагается ему очки и трубка. Для вас, сукины дети, смех, а госпароходству убыток. Пять рублей мимо пальцев проскочило! Обратно отдал…


* * *

— Ну вот. А ты говорила, Тарасовна. — советская власть!..

— Да я ничего…

— То-то ничего… Было у нас шесть икон, а теперь гляди, но бедности, все 12 завели… Благолепие…

— Да, это уж что говорить… Не будут ли еще лампадки с укцивону продавать, нам бы дюжинку.

— Благолепие!

Загрузка...