Опыты бессердечия

ПОДЗЕМНЫЕ ЖИТЕЛИ

Никакого эффекта. Они не утихомирились, напротив, продолжали шуметь, не обращая внимания на окрик Зубова. Полковник стоял чуть в стороне и усмехался; он широко расставил ноги и, опираясь на трость перед собой, образовывал, таким образом, живой треножник. Зубов, подойдя к полковнику, долго что-то говорил, наклонившись к самому его уху. Полковник ничего не отвечал и продолжал усмехаться.

Перемещенные лица, окружавшие костры, сидели на земле и шумели. Они мешали спать другим перемещенным лицам. Бараки еще не были сколочены, и всем приходилось спать под открытым небом, даже охранникам. Только для офицеров поставили палатку. Полковник спал в танке. Собственно, в танке официально располагалась и комендатура. Я там не был ни разу, потому что до сих пор все формальности решались на открытом воздухе. Если вдруг начнутся сезонные ливни, придется побывать в танке.

Полковник усмехался. Зубов бегал по лагерю, крича на людей, спящих вокруг костров и шумящих слишком громко. Я подошел к полковнику и спросил, не кажется ли ему, что их следует оставить в покое, что они и так натерпелись, и натерпятся еще, и вообще, не меньше трети из них умрет, так и не пройдя процедуру проверки, и вообще, поручик Зубов создает не меньше шума, чем они, и не замолчать ли ему самому. Полковник усмехался. Он давно уже не удостаивал никого ответом, не только подчиненных, но и представителей независимых инстанций.

Зубов подбежал ко мне, крикнул, что ж вы, инспектор, не наблюдаете за порядком, и побежал куда-то, я не успел послать ему вдогонку несколько слов, достойных его упрека, вполне риторического, надо понимать. В самом деле, для половины первого шум был слишком громким. Я оглядел лагерь, попробовал подсчитать, сколько костров горит передо мной, безуспешно. Зубов подозвал к себе низенького ефрейтора, видимо, решил поднимать взвод. Поручик, крикнул я. Никакого эффекта. Поручик! Зубов повернулся, невидяще посмотрел на меня, вновь отвернулся, продолжая что-то втолковывать ефрейтору. Я быстрым шагом пошел в сторону Зубова. Перемещенные лица, мимо которых я проходил, рассматривали меня в инспекторском мундире как невиданного иноземного зверя. Приблизившись к Зубову вплотную, я тронул его за плечо. Что вам угодно, милостивый государь, нервно огрызнулся он. Поручик, мой голос был уверен и взгляд жёсток, вы ведете себя, как мудак, вы не умеете обращаться с подчиненными; вы слишком много суетитесь и вас не боятся и не уважают; берите пример с полковника, он неподвижен, как усмехающаяся скала, он подобен олимпийскому богу и непостижим в этом подобии, ему нельзя прекословить, ибо он не станет и слушать ваши ничтожные возражения; вы же не можете совладать даже с охраной, которая спит, не то что с перемещенными лицами, хотя и являетесь заместителем коменданта лагеря. И я дернул Зубова за свисток, висящий на его шее как символ должности, сорвал его, громко свистнул. Шум по всему лагерю умолк. Я прокричал: спать, пидоры! Люди, сидящие на земле близ меня, пригнули головы и уставились на огонь. В лагере стало заметно тише. Побелевший от гнева Зубов снял перчатку и бросил в меня, завтра утром, прошипел, в бамбуковом лесу. О секундантах ни слова, и впрямь, какие нынче секунданты.

Полковник стоял, опершись на трость, усмехаясь. К нему подошел адъютант, отдал честь, сказал несколько слов. Продолжая усмехаться, полковник побрел в строну танка.

Я не хотел возвращаться в палатку, потому что спать в эту ночь не имело смысла. Расхаживая между костров, я рассматривал фигуры, бывшие когда-то в полной мере людьми, но еще не доказавшие права быть ими и далее; наконец, свалился, уставший, близ одного из костров. Вокруг него сидело человек двенадцать. Большинство из них было одето в изорванную солдатскую форму. Одни были босы, другие – обуты в рваные сандалии. Лишь один из сидящих у костра носил ботинки, судя по всему, офицерские, но грязные и дырявые. Его голова по-туземному была повязана платком.

Человек в офицерских ботинках что-то рассказывал, словно ни к кому не обращаясь. Он заикался. Остальные молча и незаинтересованно внимали ему. Минут десять я разглядывал звезды. В тропиках небо совсем не похоже на небо северных широт; я еще не успел привыкнуть к этому. Постепенно я, помимо желания, начал понимать отдельные слова, произносимые заикой, благо, говорил он по-русски, потом слова начали складываться во фразы, фразы в единое целое. К-когда П-перовский попал в п-плен, его п-поместили, говорил заика, в б-барак номер ч-четыре. Т-там были оф-фицеры. Т-туземцы б-берегли е-его, над-деялись, ч-что он зна-ает к-какие-то в-военные т-тайны. А-а он б-был пр-ростой лейт-тенант, н-ничего н-не знал. Н-но его б-берегли. Р-рядом с б-бараком б-был скот-тный д-двор. Т-там р-разводили с-скот. Св-виней, к-коз, к-кур. Оф-фицеров з-заставлял-ли р-работать н-на ск-котном дворе. Т-там б-было тр-рое ф-французов, ам-мерик-канец, д-два анг-гличанина, л-литовец, поляк, д-двое р-руских. П-перовский и К-кабышев т-такой. Он с-скоро умер. А-а П-перовский ух-хаживал з-за курами. Т-там б-были б-белые куры, ч-черные к-куры. А-а П-перовский п-привязался к-к ним. К-когда туз-земцы на д-день с-своей с-сраной н-независ-симости р-решили п-пленных н-накормить п-по-ч-человечески, он в-велел П-перовскому п-пару к-кур з-зарезать, б-белую и-и ч-черную. А-а П-перовский белую з-зарезал, а-а ч-черную е-ему ж-жалко ст-тало. Е-его з-за это п-потом ф-французы и л-литовец отпизд-дили. А-а к-курица, ч-черная п-пропала. И в-вот сп-пит к-как-то П-перовский, отпизж-женный. С-снится е-ему с-сначала Ук-краина, п-потом к-какое-т-то место н-на Ук-краине. П-потом е-еще ч-что-то. Т-туземцы, возд-душные з-змеи, с-собаки. П-потом т-темно. А-а в т-темноте г-голос, сп-пасибо, г-говорит, л-лейт-тенант. К-кто ты, с-спрашивает П-перовский и видит, к-как выст-тупает из т-темноты ч-черная к-курица, к-которую он уб-берег.

Голос заики начал дрожать. Мои ноги затекли. Я поднялся и стал прохаживаться туда-сюда, то удаляясь от костра, то приближаясь. Слова заики доносились до меня, но не доходили до сознания. Я слышал что-то о королевстве маленьких подземных человечков, живущих в ничтожестве и постоянном страхе, об их султане, больном и слабосильном, об их визире, вынужденном из-за неясно кем наложенного заклятия казаться людям курицей черного цвета, символизирующего, но заика не сказал «символизирующего», он сказал «з-значащего», неизмеримую скорбь, но заика не сказал «неизмеримую», он сказал «вечную», да, вечную скорбь. И будто бы спасенная Перовским курица и есть визирь подземных жителей. Курица взяла пленного лейтенанта за руку, но как это у нее вышло, впрочем, это был лишь сон, и провела по каким-то коридорам, стены которых были украшены зооморфными орнаментами, но заика не сказал «зооморфными», он сказал «из з-зверей, п-птиц и рыб», он не сказал «орнаментами», он сказал «уз-зорами». И будто бы там, за этими коридорами, в ослепительных палатах лейтенанта встретили султан и подданные его, и наградили его бессмертием, ибо он просил бессмертия, и дали золотое семечко в знак бессмертия, только велели молчать о них и никогда никому не рассказывать, не то подземный народ истребится на земле, но заика не сказал так, он сказал «п-подземный н-народ п-погибнет».

Я смутно припоминал подобный рассказ, читаный мне в детстве гувернером. Стало холодно, по крайней мере, для тропиков. Захотелось накинуть шинель, но тут я вспомнил, что решил не возвращаться в палатку этой ночью. Подсев почти к самому костру, совсем рядом с перемещенными лицами, я согревал руки у огня. Перемещенные лица недоверчиво смотрели на меня. Только заика никак не отреагировал на инспекторский мундир. Н-наутро, продолжал он рассказ, П-перовского п-повели к т-туземному п-подполковнику, н-на д-допрос. Т-тот п-потребовал, ч-чтоб П-перовский рас-сказал е-ему, г-где б-базируются р-ракеты р-русских. Н-не з-знаю, с-сказал П-перовский, п-потому что и вп-правду н-не знал. Т-тогда п-подполковник в-велел из-зрубить е-его саблями. П-перовского с-стали р-рубить, он к-кровью истекал, н-но не ум-мирал. А-а т-туземцы р-решили, ч-то это к-какая-то т-тайна союз-зников, к-как они воинов т-такими д-делают к-крепкими. И п-подполковник ск-казал, ч-что, м-мол, не б-будем т-тебя убивать, л-лейт-тенант, а-а б-будем в-вытягивать из т-тебя ж-жилы п-по од-дной и к-кожу сд-дирать п-по кусочку, ес-сли н-не ск-кажешь, к-как они вас т-так ус-строили. И П-перовский исп-пугался. Эт-то, г-говорит, не н-наши, эт-то з-здесь в-вот т-такие п-подземные ч-человечки, а-а од-дин из н-них обернулся к-курицей, н-но все это с-сон. Т-туземцы з-засмеялись, а-а п-подполковник п-покраснел, отткуда, м-мол, з-знаешь, с-сука, н-наши т-туземные л-легенды. Я, г-говорит, в Ок-ксфорде уч-чился, н-не т-то ч-что ты, с-свинья р-русская, м-миф от пр-равды от-тличу. И ст-тали т-тогда из П-перовского ж-жилы т-тянуть. Вдр-руг г-гром р-раздался, н-наши п-подошли, лагерь вз-зяли. П-положили П-перовского в л-лазарет, а-а ночью п-приснилась е-ему ч-черная к-курица, г-говорит, п-предал, м-мол, т-ты, лейт-тенант, наш н-народ, т-теперь м-мы все п-погибнем, н-но ч-что уж т-тут п-поделать. А-а утром н-нашла сестр-ра у д-дверей л-лазарета от-торванную к-куриную голову, ч-черную, а-а д-доктор ск-казал, м-мол т-туземцы, д-дикое племя, в ж-жертву ж-животных приносят, а-а м-может и людей. А-а ост-талось у П-перовского з-золотое семечко, я н-не зн-наю.

Заика умолк. Перемещенные лица вокруг костра начали укладываться спать. Заика снял с головы платок, и я увидел, что он скальпирован. Было бы глупо здесь оставаться. Я встал и пошел не глядя куда. Ноги несли меня к воротам лагеря. Полуспящий охранник недовольно оглядел мою приближающуюся фигуру, но, различив в свете прожектора мундир, лениво отдал честь и открыл ворота, сказав, проходите, господин инспектор. Я шел в бамбуковый лес. Лучше заранее знать место своей смерти, потому что я не буду стрелять, и поручик Зубов убьет меня.

ноябрь 1998