Оранжевая принцесса. Загадка Юлии Тимошенко

Глава вторая Любимый город

Своим именем родной город Юлии Тимошенко обязан не апостолу Петру и не великому российскому императору, а большевику Григорию Петровскому.

У него масса заслуг перед народом. Этот соратник Ленина был одним из создателей системы карательных органов советской власти. В начале 1930-х в должности председателя Центрального исполнительного комитета он безжалостно проводил коллективизацию Украины. Петровский — один из организаторов расправы над крестьянством, получившей в новейших украинских учебниках истории название «голодомор». В 1932–1933 годах организованный большевиками голод унес в Украине от 4 до 6 миллионов человеческих жизней. Цифра, сопоставимая с числом жертв Холокоста.

…Во второй половине XX века Днепропетровск явится кузницей кадров для политбюро ЦК КПСС. Выходцы из этих мест определят лицо страны. Так называемая ленинская партия так называемой эпохи застоя 1960–80-х годов — это прежде всего товарищи из Днепропетровска.

В народе их еще втихомолку величали «днепропетровской мафией».

Самые отчаянные советские люди на своих кухнях называли эту мафию также «брежневской» — в честь самого Леонида Ильича Брежнева, генерального секретаря ЦК КПСС, родившегося в заводском поселке Каменское, что в 35 километрах от Днепропетровска. В этом Каменском, переименованном вскоре в Днепродзержинск, в эпоху «большого террора» начнется политическая карьера Леонида Ильича. Отсюда он будет переведен в Днепропетровск, где в 1938 году займет должность заведующего отделом агитации и пропаганды обкома партии. Здесь найдет сподвижников, которые будут сопровождать его до Кремля. А на склоне лет, увлекшись мемуарами, вспомнит молодость и начало пути.

Конечно, ни словом не упоминая ни о «голодоморе», ни о терроре, золотые перья советской журналистики, писавшие за Брежнева его книги, коротко и дельно рассказывают о предвоенной атмосфере в стране.

О неизбежности скорой войны: это чувство тогда испытывали все — и народ, и начальство. О директиве, пришедшей из Кремля в 1940 году: срочно перевести ряд предприятий Днепропетровска на выпуск военной техники. О шифровке, полученной в те же дни из Москвы: немедленно учредить должность секретаря обкома по оборонной промышленности. О том, как на эту ключевую в городе и в республике должность товарищи единогласно назначили будущего генсека.

Именно военная промышленность и особое отношение Брежнева к родному городу сделали Днепропетровск гигантом советской индустрии. Наглухо закрытым для иностранцев панельно-бетонным монстром с миллионным населением. Стартовой площадкой для головокружительных партийных, гэбэшных и хозяйственных карьер.

В 70-е годы прошлого века Днепропетровск «переселится» в Кремль. В политбюро и секретариате ЦК, на постах председателя совета министров и шефа КГБ, среди их многочисленных заместителей, в креслах партийного руководителя Украины и министра внутренних дел, на ключевых должностях второго и третьего ряда — всюду будут выходцы из этого славного города, изнемогающие от преданности вассалы Брежнева, готовые ради него на все. А если вспомнить, какое место в мире занимал тогда СССР и лично тов. Брежнев, лидер одной из двух сверхдержав, способных многократно стереть в порошок всю планету, то роль города Днепропетровска станет понятной каждому.

Этот провинциальный город излучал власть — в масштабах страны и мира.

Брежнев любил свой город. Как многие диктаторы, он был сентиментален и его всегда тянуло к малой родине. Днепропетровцы тоже любили вождя — той слегка извращенной и двусмысленной любовью, какой жители нищей империи одаривают земляка, выбившегося в люди.

Земляк про них тоже не забывал.

По всей стране граждане давились в очередях за колбасой. В Днепропетровске колбаса иногда свободно лежала на прилавках магазинов и щедро, вместе с иным разнообразным дефицитом, распространялась в так называемых «заказах» среди тружеников оборонных предприятий. Рассказывают даже, что эту пресловутую колбасу, советский символ продовольственного благосостояния, днепропетровцы порой отправляли родственникам в Москву, хотя столица всегда снабжалась несравненно лучше провинции. В стране была напряженка не только с мясом. Не хватало большинства других предметов первой необходимости — обуви, туалетной бумаги, одежды, магнитофонов, лекарств. Любой мало-мальски нужный товар советским гражданам приходилось добывать, используя знакомства, переплачивая в два-три раза, унижаясь в магазинах перед продавцами.

По империи гулял анекдот. Вопрос: сможет ли заяц добежать из города-героя Бреста до города-героя Москвы? Ответ: не сможет. Он будет пойман и съеден в городе-герое Туле.

И все же в Днепропетровске было чуть-чуть побольше мяса и туалетной бумаги, чем в среднем по стране, поэтому город считал себя зажиточным. Цена этого относительного благополучия ни для кого не являлась секретом. Заботливая любовь сентиментального генсека к своей малой родине объяснялась просто: город работал на ядерную войну.

В центре его глухо урчало главное ракетное производство страны. Завод «Южмаш» строился еще в бытность Брежнева первым секретарем Днепропетровского обкома. Боевые баллистические и космические ракеты стали основным видом его продукции. На заводе были сконструированы и построены все ракеты серии SS, а также космические носители «Космос», «Интеркосмос», «Циклон-2», «Циклон-3» и «Зенит». Его гордостью стал уникальный ракетный комплекс — SS 18, который может оснащаться несколькими ядерными боеголовками. В Днепропетровске впервые в мире было поставлено на поток производство искусственных спутников Земли.

На «Южмаш» работали проектные институты, вузы, сотни предприятий-совместителей. Как и везде в стране, мирное производство было лишь побочной деятельностью военных гигантов. Кроме ракет, «Южмаш» выпускал тракторы, троллейбусы, оснащение для пищевой промышленности. А также велосипеды и зонтики.

В конфликтах между градообразующим «Южмашем» и местным, а также киевским партийным начальством завод всегда побеждал. Поэтому директора предприятий, работавших на ВПК, плевать хотели и на местную, и на киевскую элиту, при случае с удовольствием показывая, кто в республике хозяин. Их особое положение в Украине и в СССР, не закрепленное ни в каких законах, было очевидно всем. За ними стоял Брежнев.

Генсек с высоких международных трибун неустанно боролся за мир во всем мире. Его любимый город работал на ядерную войну. Однако тут не было никакого противоречия. Во всяком случае для тех, кто привык, живя в СССР, ничему не удивляться. А чему было удивляться, если партийно-хозяйственные карьеры, начавшись в Днепропетровске, продолжались в Москве, минуя Киев. Все конфликты кончались одинаково — победой всесильной партии войны, чьей базой были здешние заводы.

Ракетный, интеллектуальный, промышленный гигант, расположенный у огромной реки, у первых днепровских порогов, Днепропетровск был по-своему очень хорош — с его широкими центральными улицами, огромными площадями, имперским милитаристским размахом… Местные жители называли город «Днепром». А река, воспетая великим Гоголем, расстилалась внизу как безразмерная книга, и каждый школьник в СССР наизусть знал, как «чуден Днепр при тихой погоде» и что «редкая птица долетит до середины Днепра».

Золотой век Днепропетровска в прошлом столетии длился без малого двадцать лет, до ноября 1982 года, когда сердце верного ленинца остановилось. Началось другое время. Строгое, нечуткое, даже оскорбительное для памяти Леонида Ильича.

На брежневскую эпоху и приходилось становление леди Ю.

Ей было четыре года, когда он пришел к власти в СССР. Восемь лет — в том августе, когда войска Варшавского договора оккупировали Прагу. Девятнадцать, когда началась война в Афганистане, где погибли тысячи ее сверстников. Двадцатидвухлетняя студентка Юлия Тимошенко вместе со всем советским народом оплакивала смерть дорогого Леонида Ильича.

Оплакивала ли? Местный днепропетровский патриотизм, связанный с именем первого лица в государстве, был в моде, но едва ли кто-нибудь, кроме самых близких, так уж горевал тогда о кончине генерального секретаря. Скорее, в душах людей накапливалась тревога: что будет со страной? Причем вопрос этот звучал иначе, нежели в 1953 году, когда народ прощался со Сталиным. Великого вождя провожали рыдающие толпы, ибо Сталин был страшен и непостижим, как Бог из ветхой книги, отмененный советской властью. Леонид Ильич был свой — земной, не злой, вороватый, грешный. В последние годы, заметно впадая в маразм, генеральный секретарь вызывал смех у простых трудящихся по всей стране, не исключая и Днепропетровска. Смех порой бывал невеселым, ибо отчетливое ощущение тупика, куда зашла страна под водительством Брежнева, становилось повсеместным.

Нефтедоллары в буквальном смысле слова вылетали в трубу — на поддержку «освободительного движения» по всей планете. Экономика дышала на ладан. Пропагандистская война была проиграна с разгромным счетом: самой сладкой мечтой советского человека были западные вещи и западная техника, а западные радиоголоса давно уже стали единственным поставщиком точной информации не только о событиях в мире, но и о том, что происходит в стране. Заграничная командировка или турпоездка в Париж считались величайшей жизненной удачей. Об эмиграции подумывали не только евреи, но и русские. Гонка ядерных вооружений добивала государственную казну.

После Брежнева страну возглавил Юрий Андропов. Еще на посту председателя КГБ он накапливал информацию о коррупции в окружении жизнелюбивого генсека и скоро начал охоту на этих людей. Первыми пали самые близкие к Брежневу «днепропетровцы» — высшие деятели партии и чиновники из силовых ведомств. Так был загнан в самоубийство министр внутренних дел Щелоков. Смена элит при Андропове происходила быстро, чему способствовали разнообразные уголовные дела с расстрельными приговорами — так называемые «рыбное дело», «бриллиантовое дело» в Ювелирторге, «сочинское дело». При этом главная вина уничтоженных и посаженных заключалась в том, что они не вписались в новые времена. Они погибли или сели потому, что умер Брежнев. У них не хватило времени научиться играть по новым правилам. Точнее, им не дали времени научиться. Андропов производил смену элит на всех уровнях.

Пропагандисты на закрытых лекциях объясняли допущенной публике, что Андропов «наводит порядок», расправляется с «брежневской мафией», что воровство в особо крупных размерах — главная причина всеобщей бедности в СССР. Этими акциями КГБ нанес сокрушительный удар по «днепропетровскому клану». Те, кого новое начальство объявило коррупционерами, были изгнаны из Кремля и из политики.

Однако жизнь в СССР легче не стала: было очевидно, что главная беда не в коррупции, а в каких-то иных, системных сбоях коммунистического режима.

Дело довершил Горбачев. При нем эпоха Брежнева была объявлена «застойной», а курс прежнего руководства — ведущим в пропасть.

После распада Союза и обретения Украиной независимости показалось даже, что Днепропетровск навсегда утратил свою исключительность.

Однако все было не так просто.

Во-первых, не утратил своего огромного значения сам город, который по-прежнему оставался центром оборонной промышленности. Во-вторых, номенклатурная элита похожа на мифическую гидру, у которой взамен отрубленных быстро вырастают новые головы.

Случай Днепропетровска был в этом смысле классическим.

Чем был «клан» в советское время? Системой формальных и неформальных связей, которые завязывались на службе и развивались потом всю жизнь. На уровне идеологии для того, чтобы остаться на плаву, необходимы были верность партии, способность, не рассуждая, выполнять все ее приказы. На уровне профессиональном — умение, произнося к месту и не к месту однообразные, бессмысленные, но легкие для заучивания наизусть партийные лозунги, быть дельным работником. На уровне личном: постоянно демонстрировать верность вышестоящему товарищу. А тут есть незыблемые каноны и традиции, вплоть до умения пить водку в узком кругу, находить слова для тостов, к месту и смешно в понятиях данного круга шутить, дружить семьями, вовремя подносить ценные подарки. И, конечно, участие в совместных походах в баню. Именно в брежневские времена закулисье власти переместилось в русские парилки.

Карьерная лестница — это подвижная вертикаль, и если на вершине ее стоит генеральный секретарь, то самый незначительный клерк в днепропетровском клане может рассчитывать в будущем на самые заманчивые посты. Вышестоящее начальство среднего звена допускает ошибки, получает выговоры, болеет, умирает. Лестница медленно ползет вверх, как эскалатор в метро, и ты движешься вместе с ней. «Надо только выучиться ждать», — как пелось в одной популярной советской песне. «Надо быть спокойным и упрямым» и по возможности не ошибаться.

Конечно, андроповские чистки, а в особенности горбачевская перестройка и внезапный развал Советского Союза порастрясли все имперские кланы. Однако выстоять вместе все же было легче, чем поодиночке. В Украине, обретшей независимость, днепропетровцы довольно скоро оказались самой могущественной группой, делегирующей своих представителей в высшую власть.

Директор «Южмаша» Леонид Кучма сперва стал премьер-министром, затем — президентом. Губернатор Днепропетровской области Павел Лазаренко возглавил правительство. Близкий друг Кучмы еще по временам «Южмаша» Леонид Деркач встал у руля партии «Трудовая Украина». Человек из «третьего поколения» днепропетровцев Виктор Пинчук захватил львиную долю украинской промышленности: он производил трубы, перепродавал газ, обеспечивал поставки электроэнергии. Министр транспорта, затем также глава кабинета Валерий Пустовойтенко уехал в Киев с поста мэра Днепропетровска. Председателем Верховного суда Украины был назначен Виталий Бойко, в недалеком прошлом председатель районного суда Днепропетровска. На государственных должностях и в правлениях акционерных обществ этих людей были десятки, их подпирали сотни — в аппарате, в парламенте, в бизнесе.

В начале 90-х среди днепропетровцев появилось новое лицо. Единственная женщина — миниатюрная и хрупкая брюнетка Юлия Тимошенко, делающая карьеру в большом бизнесе со стремительностью баллистической ракеты, сработанной на «Южмаше».

В какой-то момент возникла даже иллюзия, будто вместе с днепропетровским кланом в Украину возвращается брежневская эпоха. Это, разумеется, было не так. Чтобы получить власть, президенту Кучме требовалась поддержка директорского корпуса советской закалки и его родного клана. Однако для того, чтобы эту власть сохранить, президент должен был рано или поздно встать над своим кланом. Только так он мог превратиться в «отца всех крестных отцов», стать авторитетным арбитром в их кровавых миллиардных разборках. Борьба вокруг Кучмы, за Кучму и против Кучмы была весьма жестокой. Не поделив деньги, влияние на президента, лакомые куски приватизируемой госсобствености, днепропетровцы в конце концов передрались между собой, каждый тянул одеяло на себя, и украинские журналисты писали о «днепропетровском разломе». Но в начале пути они были вместе. Днепропетровцы. Земляки. Клан.