Оранжевые шарики (сборник)

Женя Коган, или Левитация по-советски

Лёгкий приятный ветерок колышет тяжелые шторы. Большие окна раскрыты настежь. Кабинет залит нежарким утренним солнцем. В мягком вращающемся кресле боком к огромному письменному столу полусидит – полулежит первый секретарь Куйбышевградского районного комитета партии Евгений Исаакович Коган. Евгений Исаакович задумчиво смотрит через окно куда-то вдаль, в правой руке он держит карандаш, и слегка постукивает им по полированной столешнице.

…Когану 47. Из них уже более 20 лет он на ответственной, руководящей работе. Сразу после института по направлению его назначили сменным мастером цеха химводоочистки завода пластмасс. В подчинении: два слесаря, лаборантка, аппаратчица и насосница. Нет, конечно, не о такой работе мечтал студент-отличник Женя Коган. Сырость, химическая вонь, шум насосов. А ещё начальница, – толстая, шумная, малообразованная бабища в вечно грязном синем халате: «…Евгений Исаакович, сделайте заявку…», «Женечка, нужно очистить фильтр второй ступени…», «Женя, договоритесь с электриками, пусть проверят заземления…». Женя – то, Женя – сё, Женя – пятое, Женя – десятое… Ох как Женя её ненавидел! И однажды случилось! Начальницу – «Марь Ванну» – вызвали в управление, а Женя в это время сидел в её кабинете и составлял план-график ремонта первого контура. «Марь Ванна» велела Жене продолжать работать, сказала, что скоро вернётся. Потом надела синюю ватную фуфайку, намотала на голову красный мохеровый шарф, и совсем уже было вышла, но от дверей вернулась, собрала на столе бумаги и сунула их в ящик письменного стола. Вот если бы она тогда не вернулась, не убрала бумаги, – возможно жизнь Жени пошла бы по-другому. Но она вернулась!.. Как только внизу гулко хлопнула тяжёлая металлическая дверь, Женя коршуном бросился к столу начальницы, вытащил пачку накладных и папку-скоросшиватель, в которой оказались копии актов на списание основного и малоценного имущества. Ещё не дочитав до конца первый лист, Женя понял: «Марь Ванна» ворует, причём ворует по-крупному. Оказалось, что в прошлом месяце в химводоочистке был произведён ремонт. При этом было израсходовано сорок кубов бетона, пятнадцать тысяч штук кирпича, две тонны железа, триста погонных метров труб и два ящика стекла. Женя проработал в цехе уже девять месяцев, никакого ремонта здесь вообще не проводилось, а пол и стены хоть и «демидовские», но лет пятьдесят ещё прослужат с гарантией. Так, так, так…

Вечером Женя долго думал, что делать с полученной информацией. Сообщить в заводоуправление? Нет, этого делать нельзя по той простой причине, что акты приёмки работ уже утверждены директором по капстроительству и главбухом завода. Кроме того, в актах на списание материалов среди членов комиссии значится секретарь партбюро водоочистки механик цеха Пронкин. Не могли они не знать, что никаких работ в цехе не проводилось. Нужно было так «Марь Ванну» «спалить», чтобы самому не «обжечься». Милиции Женя не доверял. Поэтому решил сообщить о хищении в КГБ. Днём нашёл в телефонном справочнике номер, но звонить из дома не стал. В вечернюю смену аппаратчица и насосница обычно уходили в заводскую столовую ужинать, и он их по очереди подменял. Дождавшись, когда в насосной никого не осталось, Женя набрал номер. Несмотря на поздний час, молодой мужской голос, ответил сразу: «Слушаю, капитан…листин», – Женя не разобрал фамилию. Очень торопливо, сбивчиво Евгений рассказал о хищении. Капитан «…листин» попросил назвать себя, Женя бросил трубку. Его руки мелко дрожали, на лбу выступил пот. Забыв про насосы, он так и просидел за столом, подперев голову руками. Вернувшаяся пожилая насосница заметила необычное состояние мастера и спросила: «Евгений Исаакович, вы такой бледный, уж не заболели случайно?». Женя что-то буркнул, и быстро ушёл в крохотный кабинетик сменных мастеров. Ночью, вернувшись домой, Женя долго не мог заснуть, ворочался и думал: правильно или нет он сделал, нужно ли было назвать себя, если Марью снимут, то назначат ли его – единственного в цехе имеющего высшее химико-технологическое образование – начальником ХВО.

Шли дни. Ничего не менялось. «Марь Ванна» так же глупо шутила и сама же громко смеялась. Так же гоняла Женю. Ему казалось, что гоняла гораздо больше, чем других мастеров. Закончился апрель, прошли майские праздники. Женя уже уверился в том, что информация о хищениях не заинтересовала сотрудников КГБ. Но…

В тот день Женя был на смене. По причине выходного дня в цеховой конторе никого не было. Женя обошёл все участки, всё работало нормально, люди были на местах. Проходя мимо цеховой курилки, Женя заметил двух посторонних мужчин. Оба молодые, светловолосые, крепкие. Один повыше, второй поплотнее. Оба одеты в обычные заводские спецовки. Они стояли спиной к двери, курили и разговаривали с дежурным слесарем. Коренастый развёл широко руки, и что-то сказал, все громко захохотали. Слесарь первым заметил Когана: «Вот наш сменный!.. Евгений Исаакович, это к вам». Тот, что повыше, быстро повернулся и сказал: «Здравствуйте, я из седьмого цеха, у нас проблема возникла, хотим вас о помощи попросить». Женя за руку поздоровался с мужчинами и предложил пройти в свой кабинетик. Высокий пошёл с ним, а плотный остался внизу. В кабинете высокий без приглашения сел возле письменного стола, налил из графина стакан воды, выпил и сказал: «Вы, Евгений Исаакович, нам звонили». Женя ничего не понял: сегодня он вообще пока ещё никуда не звонил. Видя растерянность Жени, высокий сказал: «Я капитан …листин». Женя вздрогнул, пальцы опять мелко задрожали, на лбу опять выступил противный пот. Фамилию капитана он опять не разобрал. Высокий усмехнулся: «Да не волнуйтесь вы. Вы же сами хотели установить с нами контакт». Женя испуганно выглянул за дверь и закрыл её плотнее. Высокий строго повторил: «Женя, не волнуйтесь, мой товарищ обеспечит конфиденциальность нашей встречи, не беспокойтесь, никто нас не подслушает и внезапно не войдет. Меня зовут Михаил Алексеевич, можно просто Миша. Я оперуполномоченный комитета госбезопасности. Нас заинтересовала ваша информация. Надеюсь, вы не откажетесь нам помочь в её реализации». Дрожь в руках прошла, но вместо неё Женя почувствовал прилив горячей крови к лицу.

– Ну не волнуйтесь вы так. Кстати, можно на ты?

– Да. Да, конечно… Как вы меня нашли?..

– Женя, это так просто…

– Что я должен сделать? Надеюсь, никто не узнает…

– Ну, Женя!.. Ну, кто нам будет помогать, если мы будем сдавать своих друзей? Я должен увидеть те бумаги, о которых ты говорил…

– У меня их нет! Они у «Марь Ванны» в столе…

– А ты их как увидел?

– Случайно…

– А где кабинет «Марь Ванны»?

– Тут, второй справа…

– Женя, ты пройди, посмотри, нет ли кого в конторе, вдруг мы не досмотрели.

…Когда Женя убедился, что в здании никого нет, высокий вытащил из кармана какой-то совершенно невиданный, похожий на узенькую зубную щёточку, предмет. Вставил его в замочную скважину, покрутил, и через пару минут дверь в кабинет начальника цеха была открыта. Прежде чем войти, капитан внимательно осмотрел помещение, потом осторожно приоткрыл ящик письменного стола, вытащил знакомый Жене скоросшиватель, молча показал его Жене. Женя, стоя в коридоре у раскрытой двери, кивнул – этот. Так же осторожно высокий пролистал перекидной календарь, вырвал из него несколько листочков, на которых были какие-то записи, потом быстро просмотрел содержимое корзины для мусора, вытащил оттуда несколько смятых и разорванных листов бумаги. После этого они вернулись в комнату мастеров. Только теперь Женя заметил, что у высокого с собой был небольшой чемоданчик, такой, в каких слесари обычно носят свои инструменты. Из него капитан вынул чёрный, напоминающий по форме и размерам шахматную доску, футляр, который самым невероятным образом превратился в невысокую металлическую стойку с маленьким фотоаппаратом и двумя осветителями. КГБ-шник подключил прибор и, не обращая на Женю никакого внимания, стал переснимать все подшитые в скоросшивателе документы. Минут через десять он закончил. Отнёс папку на место. Потом, присев у двери, долго осматривал пол – не осталось ли следов. Только после этого закрыл дверь. Сложив разорванные бумаги и календарные листочки в папку и собрав свой прибор, он весело подмигнул Жене и, поднеся палец к губам, дурашливо сказал:

– Т-с-с-с! Никому! – потом серьёзно добавил, – мы, Женя, к тебе не сразу пришли потому, что нам нужно было выяснить можно ли тебе доверять. Теперь мы знаем про тебя всё, – «всё» он явно подчеркнул, – и знаем, что тебе доверять можно. Я позвоню. А если я тебе понадоблюсь, звони ты. Номер знаешь. Кто бы ни ответил, попроси к телефону Семёна Ивановича, меня позовут или передадут, что ты меня искал. Запомни, даже если трубку возьму я сам, то называть меня ты должен Семёном Ивановичем. Договорились!

– Договорились…

…Коган повернулся к столу. Нажал клавишу переговорного устройства, где-то под столом щёлкнул и тихонько зашелестел динамик. Не дожидаясь ответа и не повышая голоса, Евгений Исаакович сказал: «Вера, зайдите». Потом он открыл зелёную запотевшую бутылку «Боржоми», плеснул в хрустальный стакан шипящей жидкости и сделал несколько глотков. Дверь кабинета бесшумно отворилась, вошла секретарь – молодая, пышнотелая, крашеная блондинка в излишне короткой юбке и глубоко декольтированной гипюровой кофточке. Секретарша обошла стол и подошла вплотную к Когану, положила на стол красно-коричневую папку:

– Почта.

Евгений Исаакович молча осмотрел женщину с ног до головы, потом протянул руки и погладил её по бёдрам. Поморщился. Буркнул:

– У нас райком партии, между прочим…

– Ну, жарко же. А к бюро я переоденусь, буду как сельская учительница, нет, как монашка.

– Ладно, иди, монашка! Да, вызови ко мне замполита ОВД, – Коган посмотрел на часы, – через час.

Проводив взглядом сексуальную Верочку, Коган повернулся к окну и вновь погрузился в воспоминания…

…Прошло три недели. В жизни цеха ничего не изменилось, но теперь Женя был уверен: скрытая работа по разоблачению заводских расхитителей идёт. Наблюдая за «Марь Ванной», прислушиваясь к её телефонным разговорам, Женя понял, что «Марь Ванна» – это самый нижний уровень большой преступной группы. На верхнем – стоит кто-то из первых руководителей предприятия, возможно, даже сам генеральный директор! О своём открытии Женя решил больше никому не сообщать. Однажды рано утром (Женя только встал и ещё даже не умывался) позвонил капитан «..листин»:

– Женя, доброе утро. Извини, что так рано тебя беспокою, это Семён Иванович. Узнал? Нам нужно встретиться.

– Здравствуйте. Я сегодня работаю…

– Да, да, я знаю. Давай после работы. Часиков в шесть.

– Давайте, а где?

– Ты техникум торговли на Садовой знаешь? А за ним во дворе пятиэтажка. Там на первом этаже опорный пункт милиции, вход в него с улицы. А ты иди через первый подъезд, там есть запасный выход из опорного пункта, заходи в него. Я буду тебя там ждать. Договорились?

– Договорились.

…Женя опоздал. В самом конце смены прицепилась «Марь Ванна»: «Почему на выходе из второго контура в воде превышение карбонатов и солей железа?». Почему?.. Почему?.. Вон, есть технолог цеха, пусть разбирается – почему. Пока ругались, банщица закрыла раздевалку и куда-то ушла. Пришлось её искать. Потом долго не было трамвая. В общем, к указанному дому Женя подошёл только в половине седьмого. В первом подъезде на двери угловой квартиры белой краской было написано: «Запасный выход». Коган толкнул дверь, она подалась. В крохотном коридорчике оказалось ещё две двери: одна массивная, металлическая, без каких-либо надписей, закрытая на огромный амбарный замок, и вторая – обычная каркасная из окрашенной половой краской ДВП с табличкой «Мастерская ЖЭУ № 3». Женя приоткрыл дверь мастерской. «…листин» сидел за столом и что-то писал. Он быстро взглянул на Когана и сказал:

– Проходи, проходи, Женя. Я сейчас, извини, присядь…

Женя осмотрелся. Небольшая комната. Вдоль дальней стены стоит десяток стульев. Возле окна письменный стол. У противоположной стены старинный книжный шкаф. Прямо у входа на полу лежат геодезические инструменты – рейка, тренога и несколько новых лопат. Окно плотно завешено красно-коричневыми шторами.

– Ну, вот и всё, – Михаил с шумом захлопнул обёрнутый грязной газетой журнал, засунул его в ящик стола, встал и протянул руку Когану, – здравствуй.

– Здравствуйте.

– Мы, кажется, договорились на ты? Слушай, времени в обрез. Мне поручено предложить тебе, Женя, стать нашим сотрудником. Надеюсь, ты понимаешь, что всё, о чём мы с тобой будем сейчас говорить, не подлежит разглашению. Итак, ты пока садись, слушай и думай. Если ты даешь своё согласие, мы сегодня же всё оформим документально. Уверяю тебя, стать нашим секретным сотрудником о-о-очень много желающих, но мы берём только тех, кто нам нужен, и кому можно доверять. Вот, это всё что я имею право тебе сказать до получения твоего согласия.

– Я не знаю… Я не умею… Мне нужно подумать…

– Думать некогда. Сотрудничество с нами очень выгодно для тебя. Ты, Женя, умный человек, и поэтому я уверен, что наше предложение примешь. Только поэтому скажу тебе, то, что говорить пока не вправе. Ты будешь получать у нас заработную плату, но это не главное. Мы будем способствовать твоему продвижению по службе, будем сводить тебя с известными, интересными людьми, если захочешь, организуем заграничную поездку. В дальнейшем возможна учёба в нашей академии и переход на легальную работу. Ну? «Да»!?

– Я не знаю…

– Женя!..

– Да!

…Потом Женя заполнял анкету, подписывал какие-то бумаги. «..листин» что-то долго говорил, объяснял, инструктировал. Женя плохо воспринимал. Расстались они около девяти. Женя ушёл через подъезд, «…листин» закрыл за ним входную дверь и, наверное, вышел через опорный пункт. На улице было по-осеннему темно, начинался дождь. Женя шёл пешком. Медленно-медленно. Он старался осмыслить произошедшее, вспомнить всё, о чём ему говорил капитан. Мысли путались: Подписка… Оперативный псевдоним «Дмитриев»… Почему «Дмитриев»?.. Потому что химик… Менделеев – Дмитрий, ты – «Дмитриев»… Все сообщения подписывать «Дмитриев»… Какие сообщения?… А самое главное… Самое главное… Вдруг Женя вспомнил! Самое главное, Михаил сказал, что оперативная разработка по делу о хищении материальных ценностей на заводе пластмасс закончена. В конце недели начнутся следственные действия. Будут арестованы многие руководители предприятия. В связи с этим Когану следует выступить с жёсткой критикой администрации на комсомольском собрании, которое состоится в среду. А ещё «…листин» сказал, да, да, он ничего не спрашивал, а именно сказал: «Мы сделаем тебя вторым секретарем комитета комсомола завода», – потом помолчал и добавил, – «пока вторым».

…Женя выступил. Вначале путался, чувствовал, что сильно краснеет, сбивался с мысли, а потом, неожиданно, прямо перед собой во втором ряду увидел …«листина». Тот сидел, положив руки на спинку пустого переднего сиденья. Одет он был в ту же синюю спецовку и красную клетчатую ковбойку. Когда Женя заметил и узнал оперативника, Михаил едва заметно подмигнул и улыбнулся. После этого Женя успокоился, стал говорить быстро, конкретно. Он рассказал о том, что в цехе много людей, которые числятся слесарями и лаборантками, а занимаются невесть чем – профорг, художник, копировщица, секретарь, рассыльная. Что технический регламент обслуживания не выполняется. Что на выходе «чистая вода» вовсе не чистая. Что крайне бесхозяйственно расходуются материалы и электроэнергия. Что в цехе постоянно скрывают нарушения трудовой дисциплины. Что… Тут Женя заметил «Марь Ванну». Она сидела в конце зала у прохода. Лицо начальницы было пунцово-красным. Женя смутился, сбился, что-то пробормотал и вернулся в зал на свое место…

А потом всё было именно так, как ему говорил Михаил во время встречи в лжемастерской. Дня через два после собрания начались обыски и аресты. «Марь Ванну» перевели старшей лаборанткой и оставили под подпиской. С Женей она не разговаривала. Женю назначили заместителем начальника цеха, исполняющим обязанности начальника. Руководил цехом он недолго. Через месяц состоялась внеочередная общезаводская комсомольская конференция. Старое бюро почти полностью заменили. Женю единогласно избрали в состав нового. Потом, – Женя уже ничему не удивлялся, – на первом заседании нового состава бюро, незнакомый инструктор горкома комсомола предложил избрать Женю вторым секретарём завкома комсомола. Женю избрали…

…Под столом пискнул и зашелестел динамик. Коган нажал клавишу переговорного устройства, придвинул микрофон:

– Да, слушаю.

– Евгений Исаакович, вы замполита вызывали. Он в приёмной.

– Вызывают к ним в милицию. В горком партии приглашают или просят зайти. Чувствуешь разницу? Я же просил через час, – Коган посмотрел на часы, – ах, уже!.. Пусть заходит.

Тяжёлая дубовая дверь бесшумно приоткрылась, в образовавшуюся щель всунулась голова:

– М-м-можно?..

Коган поморщился:

– Заходи, заходи Александр Георгиевич.

В кабинет вошёл полный, неуклюжий человек в милицейской форме с погонами капитана. Подслеповато прищуриваясь, подошёл к столу.

– З-з-здравия ж-желаю.

Коган протянул руку. Поздоровались. Капитан сел за длинный приставной стол. Коган снова поморщился. Вытащил из красивой иностранной пачки длинную сигарету. Прикурил. Встал. Бросил спички на стол. Подошёл к окну. С улицы доносился обычный уличный шум. Несколько минут Евгений Исаакович стоял молча, курил, смотрел в окно. Первым заговорил замполит:

– К-к-к вечеру дождь будет.

Коган не ответил. Поправил запутавшуюся тюлевую штору. Вернулся к своему столу. Раздавил в пепельнице недокуренную сигарету и только после этого сел. Заговорил:

– Плохо! Плохо, Александр Георгиевич! Объясни: почему без меня утвердили в должности Опарина. Начальник ОБХСС – сегодня это ключевая фигура в милиции. Должность номенклатурная, а вы его на бюро, зная, что я в отпуске. Почему?

– Д-дак это… д-д-авили сильно.

– Кто?

– Ну, с-с-с УВД, кто же ещё. П-полугодие, отчеты. А у нас начальника с-с-службы нет.

– А ты говорил, что меня нет?

– К-к-конечно говорил.

– И Макарыгину говорил?

– И М-м-макар-р-ыгину г-г-оворил.

Коган помолчал, поиграл спичечным коробком:

– Ну, расскажи мне кто он такой, этот Опарин.

– М-м-олодой. Т-т-ридцать лет. Был старшим опером в Заводском РОВД Нижнего М-м-ангила. З-з-акончил вышку, его к нам направили. Т-т-ёща у него тут жив-в-ёт. Ж-ж-енат. Двое д-детей. Жена по об-б-разованию т-т-оваровед. Х-характеристики полож-жительные. Из-з-з раб-б-очей семьи…

– Плохо, Александр Георгиевич. Плохо. Спешить никогда не нужно. Нужно присмотреться к человеку. «Говнеца» подсобрать… Начнёт «шашкой махать», а нам его и остановить нечем. Где он живёт?

– У т-тёщи пока. Шеф написал ход-д-датайство в горисполком, но я ещё не х-ходил.

– Нет, нет! Ни в коем случае! Пока квартиру давать не будем. Пусть живёт у тещи. Квартиру нужно заслужить. Верно? А жена где? Устроилась?

– Н-н-нет пока, н-не работает.

– Ты позвони Фомину. Пусть возьмёт её в управление торговли. Должность получше, зарплату повыше. Ну, он и сам не дурак, понимает, что держать возле себя жену начальника ОБХСС надёжно, выгодно, удобно, – Коган хохотнул. – Это не главное. Вчера мне из обкома позвонили. Неофициально…, – Коган помолчал, – жалоба поступила к ним на нас. Серьезная. Ваш Пшикунов написал. Очень серьёзная жалоба.

– А я г-г-говорил, что не нужно было его на пенсию отправлять, – перебил Когана замполит, – работал бы у нас, проще было бы его к-к-к-онтролировать. Прижать, если что. К-к-к-стати, я слышал, он ещё и в де-е-е-п-п-утаты собирается.

– Да, да, много вы его прижимали! Сколько хороших людей сгубил. Он в милиции-то всё знал. Да он и сейчас всё знает. Везде у него информаторы! Вот ты бы так работал! Жалоба большая. Всю мне не зачитывали. Про тебя, – Коган резко, как отрезал, провёл ладонью над головой, – про то, что ты третью квартиру получил, например,…

– То не я! Т-т-т-есть – ветеран войны! Т-т-ёща больная…

– Да брось ты! Тесть твой как жил в своём доме в Северном посёлке, так и живёт. А прописались в новую квартиру Вы с Нонной, в старой оставили дочь! Что ты мне рассказываешь! На Металлургов ты брата прописал. Он на Севере, кажется, и сюда вряд ли приедет. Вторая дочь подрастёт – ей будет квартирка! Так?! Всё это Пшикунов расписал! Не знаю, как будешь выпутываться. Очередь на жильё в городе 900 семей, из них 350 – льготники, 90 – внеочередники! И про драку твою с начальником ГАИ написал, и про то, что ты половину баб в отделе перетрахал! Мало? А вот, уважаемый Александр Григорьевич, то, что Пшикунов пока не знает, но может узнать. И тогда твою Нонну посадят, будешь с ней в КПЗ встречаться. Вот, – Коган вынул из ящика стола красную кожаную папку, достал из неё несколько сколотых скрепкой машинописных листов. Надел очки, повернулся спиной к окну и, перелистывая, стал бегло читать отдельные фразы. – «…Довожу до Вашего сведения…» Так, нет… «Начальник ЖКХ Осипов…» Не то… «26 апреля около 18 часов…» Не то… Вот, тоже «бомба». Хорошо, что Пшикунов не знает: «…Управление торговли поменяло с Азербайджаном 20 тонн фондов сливочного масла на женские мутоновые шубы. Две шубы приобрёл начальник торга Фомин, по одной – главбух и главный товаровед. Ещё пять шуб были проданы по спекулятивным ценам на вещевом рынке через подставных лиц. Сливочного масла во втором квартале в магазинах не было даже по талонам…» Ага вот, нашёл: «…Детскому саду номер 12 различными предприятиями в качестве шефских подарков были переданы: спальный гарнитур «Мечта», три ящика коньяка, четыре ковра, комплект финской сантехники, икра красная – 12 банок, икра чёрная – 16 банок, балык, сервелат, водка, электрошашлычница, телевизор…» А кто у нас заведует детским комбинатом номер 12? А заведует им Нонна Георгиевна Суворова. Вот если Пшикунов узнает! А это знаешь что за документ? – Коган помахал листами, – это спецсообщение прокурора. Он вчера у меня был. Между прочим, настаивает на возбуждении дела. Я пока не разрешил, но если информация уйдёт, твоей Нонне, да и тебе тоже – не позавидуешь!

Капитан громко вздохнул. Вытер грязным носовым платком вспотевший лоб и сказал:

– Е-е-е-вгений Исаакович, но Вы-то в-в-в-сё знаете. Этот ч-ч-ёртов спальный гарнитур пришлось дарить бригадиру и-и-нспекторской бригады. Они отдел проверяли ц-ц-елый месяц! Столько нак-к-к-опали! Никак нельзя было без п-п-одарков. И телевизор – его заместителю. А ещё забрали к-к-овёр, сказали, что для своего н-н-ачальства в УВД! А как проверишь? Ещё один ковер у Вас в п-п-риёмной лежит. Сантехнику – Ваш заворготделом увёз к-к-к-ому-то в обком. Поили, кормили п-п-роверяющих целый месяц. Вы же всё з-з-наете…

Коган вновь недовольно поморщился:

– Деньгами нужно брать! Деньгами! Или оформлять как детскую мебель, мягкий инвентарь, игрушки, фрукты. Ладно. С Пшикуновым нужно что-то делать.

– А что с ним с-с-делаешь? За ним н-н-ичего нет. Мы его оперативно прикрыли со в-в-сех сторон. Никакой информации. Работает на полставки л-л-есником, по вечерам в Доме п-п-ионеров ведёт кружок юных натурал-л-л-истов. Днём он всё время в л-л-л-есу, с людьми общается м-м-ало. Откуда всё знает, ума не п-приложу!

– С Пшикуновым нужно что-то делать, – повторил раздражённо Коган, – думай. Выйдет ситуация из-под контроля: твоя Нонна пойдет в тюрьму, а ты – в народное хозяйство.

– Я н-н-н-е знаю…

– Ты дурачком-то не прикидывайся, – Коган помолчал. – Думаешь, я не знаю, кто у вас в отделе анонимки пишет? Ты молодец! Здорово придумал! Сам пишешь! Сам отправляешь! Сам получаешь! Сам проверяешь! Сам меры принимаешь! Здорово! Или кто, может Нонна Георгиевна пишет под твою диктовку? В общем, давай хоть твоим способом, но Пшикунова нужно капитально «замазать». Но только чтобы всё продумано было. Анонимка большую силу имеет, когда в ней девяносто процентов правды. Не мне тебя учить, ты же профессионал… Письмо пошлёшь на моё имя. Я его направлю для проверки в прокуратуру, они, конечно, сами ничего делать не будут, переправят в милицию. Вот тут твоя задача перехватить и сделать так, чтобы расследование проводил Мишин или ещё лучше Харитонов. Доведёте до суда, нет, – не важно. Главное – на пару месяцев Пшикунова нейтрализовать. Нельзя его в горсовет пускать. Всё. Иди, работай. Завтра чтобы письмо было отправлено! Времени нет…

Суворов встал. Первым протянул руку. Попрощались. Замполит молча вышел. Коган брезгливо вытер влажную от рукопожатия руку носовым платком. Платок бросил на приставной столик. Закурил. Вновь где-то под столом «кашлянул» и зашелестел динамик, Евгений Исаакович резко ответил:

– Я занят, – и отключил переговорное устройство. Потом подошёл к окну. На площади перед райкомом загорелые, в жёлтых жилетах, рабочие разбрасывали лопатами дымящийся асфальт. Трёхколесный каток медленно, но очень шумно двигался за ними. Слева на скамейке сидели две женщины с детскими колясками. Они о чём-то живо разговаривали. Одна беспрестанно катала коляску: туда – сюда, туда – сюда. Коган подумал: «Шум, пыль. Чего они тут сидят?». На противоположной стороне возле закрытого ещё винного отдела гастронома толпятся люди. «Закрыть нужно этот магазин, перенести куда-нибудь на окраину», – Коган вернулся за свой стол. Незаметно память опять вернула его в тот далекий, второй послеинститутский год…

…Вскоре после избрания секретарём Женю направили на учёбу в молодёжный лагерь в Крым. Перед самым отъездом состоялась встреча с капитаном «..листиным». Михаил попросил присмотреться к Андрею Смирнову, инженеру-химику из Новосибирского «ящика». Подружиться с ним, посидеть, выпить. Время от времени хвалить американскую технику и технологии. Выяснить, что Андрей любит, чем интересуется. Потом свои наблюдения изложить в сообщении. Михаил сказал, что Женя и Андрей будут проживать в одной комнате. Всё так и вышло. Хорошо отлаженный, четко согласованный, единый механизм КГБ работал безукоризненно. Андрей оказался симпатичным парнем, он был старше Жени. Работал инженером-конструктором в «почтовом ящике» и одновременно исполнял обязанности комсомольского секретаря. Задание капитана «..листина» Женя выполнил. В первый же вечер они с Андреем напились. Потом пили каждый вечер. Познакомились с двумя симпатичными комсомолочками из Ульяновска и прекрасно проводили время. Комсомолочки жили по принципу: «Жизнь человеку даётся один раз и нужно успеть попробовать всё». Ходили на танцы. Нашли в городе подпольный видеосалон, смотрели там жёсткое порно, потом купались голышом в ночном море. Там, в видеосалоне, Женя очень удачно завёл разговор о современной технике. Начали с видеомагнитофонов, закончили многоразовыми космическими системами. Подвыпивший Андрей, распаляясь, громко ругал советскую технику, а Женя его слегка «заводил». Андрей кричал: «Буран! Буран! Высшее достижение советской науки! Это высшее достижение совкового вранья, а не науки! Американские «Шаттлы» сами взлетают, на своих твёрдотопливных двигателях, и сами садятся, а наш «Буран» взлетает на одноразовой «Энергии»! Это многоразовый спускаемый аппарат! И то, – Андрей наклонился к самому Женину уху и, брызгая слюной, прошептал, – «Буран» больше никогда и никуда не полетит! Понял? Только ты никому! Он за один полёт израсходовал весь свой ресурс…»

Ещё Женя узнал от Андрея о том, что однажды в Москве на ВДНХ он познакомился с журналистом шведом, с которым поддерживает отношения. Женя даже сумел тайно переписать все адреса и телефоны из потрёпанной записной книжки Андрея. Он понял, что работа Андрея связана с космосом. Всё это он подробно изложил в сообщении. Подписался: Дмитриев. И передал Мише в назначенном месте. Тогда же. листин передал Жене закрытый почтовый конверт. Сказал: «Здесь зарплата». Дома, вскрыв конверт, Женя обомлел – из конверта высыпались новенькие сотки в количестве, эквивалентном его заработку на заводе с доплатами за вредность, ночные и праздничные смены…

…Мелодичная трель телефона внутреннего коммутатора прервала воспоминания Когана. Первый секретарь снял трубку, другой рукой вытащил сигарету, прикурил, глубоко затянулся, выпустил дым. После этого негромко ответил:

– Да.

– Евгений Исаакович, вы просили до бюро показать кандидатов…

– Заходи Владимир Александрович.

Через пару минут в кабинет вошёл невысокий, полный, похожий на упругий шарик, заведующий организационным отделом Владимир Александрович Завирухин.

– Проходи, садись, – Коган кивнул на ближайший стул. Завирухин, прежде чем сесть, разложил на приставном столе бумаги. Потом сел и заговорил:

– Для выдвижения кандидатов в облсовет неделя осталась. Нужно поторопиться. Обком очень жёсткие рамки определил: женщина, русская, до 30 лет, комсомолка, образование среднее-техническое, чтоб работала в основном производстве, чтоб была семья. Мы поработали в кадрах. Отобрали 12 человек. С лесохимзавода молодая женщина член горкома комсомола, награждена знаком «Молодой гвардеец пятилетки». Её бы, в принципе, можно, но она башкирка и образование у неё высшее. Могут не пропустить.

– Как фамилия?

– Насируллина, – Коган поморщился.

– Ну, а ещё кто?

– Если честно, – то больше некого. Вот посмотрите, – Завирухин протянул Когану папку. Коган вновь глубоко затянулся, разогнал дым рукой, стал просматривать стандартные кадровые анкеты. Оба молчали. Наконец Коган закрыл папку. Недовольно сказал:

– Чёрт знает что! Неужели мы сами не подберём подходящего депутата! Для чего такие ограничения?

– От нашего округа всего два мандата. Второго обком уже определил. Нужно выдвинуть зав. промышленным отделом обкома Воняхина. Тут тоже проблема. Выдвинем, пойдут вопросы: «Кто такой Воняхин?», «Почему он?». А он и на самом деле в Куйбышевграде вообще никогда не бывал даже!

– Д-а-а! – Коган постучал указательным пальцем по краю стола, помолчал. Встал. Прошёлся по кабинету. Вернулся к столу. – С Воняхиным, ясно. Выдвинем и выберем. А кто много вопросов будет задавать, – помолчал, – сами найдём что спросить. Что с комсомолкой делать?..

– Может быть Насируллину?..

– Нет, нет! Это исключено. Насируллина и Воняхин! Нет. Ищите другую. Русскую, с нормальной фамилией. Я там видел Воронцову, симпатичная девка. Это не дочь Игнатия Яковлевича?

– Сноха…

– Ну вот! Из хорошей семьи. Дочь директора домостроительного комбината. И фамилия хорошая…

– Не дочь она, – поправил Завирухин, – сноха. Жена младшего сына.

– Ну, какая разница. Я Воронцову позвоню. Если он не против, будем её выдвигать. – Коган сел, – Толку-то от этих депутатов! Как от козлов молока. А по местным выборам что?

– По местным время пока есть. Мы формируем список кандидатов. Как будет готов – представим вам.

– Хорошо. Делайте, но так, что бы женщин было не менее 40 процентов. И беспартийных – процентов пять – десять. Естественно: прокурор, начальник милиции, все директора. Ну, в общем, ты сам знаешь. Да. Пшикунов собирается свою кандидатуру выдвигать. Чтоб духу его там не было! Это под твою персональную ответственность! Понял? И ещё, фамилию забыл, Л-Л-Л… Депутат-дерьмократ… С завода точных сплавов… Л-Ли-Ла…, – Коган постучал пальцем по лбу, – забыл. Ну, критиковал нас на прошлой сессии.

– Лазарев? – подсказал Завирухин.

– Во! Точно! Лазарев! И его чтоб духу не было. Всё, свободен.

Заведующий орготделом быстро собрал бумаги, задвинул стул под стол и направился к выходу из кабинета. У самой двери Коган его остановил:

– Слушай, Владимир Александрович, ты не помнишь на второе полугодие, сколько городу машин выделили?

– Две «Волги», по шесть «Жигулей» и «Москвичей» и десять «Запорожцев».

– Ты подготовь на исполком письмо, чтобы «Волгу» и пару «Жигулей» выделили райкому для поощрения ветеранов партии и партактива, я подпишу.

– Евгений Исаакович, мне бы «Москвича» или хотя бы «Запорожца»…

– У тебя же прав нет.

– Зятю.

– Хорошо, запиши «Запорожца».

– Спасибо, – довольный завотделом, прижимая к груди бумаги, вышел из кабинета.

Коган посмотрел на часы – скоро обед. Встал. Подошёл к окну. Рабочие уже закончили свою работу. Каток больше не тарахтел. Толпа возле винного магазина значительно увеличилась. На тротуаре недалеко от магазина стояли два молоденьких милиционера. В центре площади пыльный Ленин указывал вытянутой рукой на злосчастный гастроном. И вновь какая-то неведомая сила вернула мысли первого секретаря на пятнадцать лет назад…

После успешной командировки в Крым Женя с головой окунулся в комсомольскую работу. Работа ему понравилась. С Мишей они встречались довольно редко. Иногда вместе с Женей разрабатывал подходы к нужному, но незнакомому Когану человеку. Иногда для реализации «контакта» подключались другие, неизвестные Когану люди. В результате в нужное время, в нужном месте, в нужных обстоятельствах Женя «случайно» встречал нужного человека и выполнял поставленную задачу. Через год Коган возглавил комсомольскую организацию завода, ещё через год был избран вторым секретарем горкома комсомола. Замечательное было время! Каждый год Женя выезжал за границу. Выезжал в составе туристических групп и официальных молодёжных делегаций. Большую часть расходов принимал на себя всемогущий КГБ. Женя «присматривал» и за руководителями групп, и за туристами. Однажды даже предотвратил контрабандный ввоз нелегальной сектантской литературы. В тот раз у него было конкретное задание подружиться с супружеской парой из соседней каюты. Как всегда, Михаил снабдил Когана необходимой информацией и рекомендациями. На третий день круиза Женя постучал в соседнюю дверь. В руках у него была джинсовая куртка, у которой он накануне вечером аккуратно подпорол рукав. Дверь открыл мужчина 40-45 лет, чуть полноватый, с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой.

– Простите, вот куртку порвал, а ни ниток, ни иголки с собой не взял. Вы не выручите?

– Заходите, заходите, – мужчина гостеприимно отошёл в сторону, жестом предлагая войти.

Женя вошёл. Он знал, что в этот день у жены соседа день рождения. В каюте на небольшом столике стояли цветы, открытая бутылка вина, фрукты, конфеты. За столом сидела миловидная женщина. Она протянула руку:

– Ну-ка покажите, что там у вас.

– Извините, я не вовремя… Я попозже зайду…

– Нет, нет, нет, – мужчина загородил выход, – у Марины сегодня день рождения. Пожалуйста, проходите. Давайте познакомимся, я так понял, мы соседи?

– Да, я из четырнадцатой. Каюта трёхместная, а живу я один. С одной стороны хорошо – больше свободы, а с другой – скучно.

– Ну, вот и проходите, – мужчина подошёл к встроенному буфету, вынул фужер, – давайте за знакомство. Я Владимир, а Марина моя законная жена. Сколько ей лет я не скажу, конечно, а вот прожили мы с ней вместе уже, слава Богу, 20 лет!

– Поздравляю! Я Женя. Я сейчас. У меня, кажется, каюта не закрыта… Я на минутку…

Женя вышел. Стремительно, почти бегом вернулся в свою каюту. Взял приготовленные заранее бутылку французского коньяку и красочный альбом «Католическая живопись». Всё это ему накануне круиза передал Михаил. Женя вернулся к соседям. Бутылку поставил на стол, а альбом протянул женщине:

– Поздравляю! Это Вам. Тут на французском языке, я не понимаю ничего. А картины мне нравятся.

Женщина взяла альбом, быстро пролистала несколько листов, закрыла.

– Женя, вы простите меня, пожалуйста. Мы с Володей верующие, стараемся соблюдать те десять основополагающих Заповедей, которые Господь дал людям. Одна из них – не делать никаких изображений Бога и не возводить себе кумиров. Поэтому я не могу принять от вас эту книгу. Спасибо вам, – она положила альбом на краешек стола, – а вот рюмку коньяку я, пожалуй, выпью.

Женя, ничего не знающий о Заповедях, да и вообще о религии, растерялся:

– А как же иконы!?

– Иконы, – вступил в разговор Владимир, – это чистейшее язычество. Просить у одной иконы, чтобы не болел зуб, у другой – чтобы хорошо росла картошка, а у третьей – чтобы сын поступил в институт! Мне кажется это смешно! Многие православные про Бога вообще не вспоминают. Вина за это лежит на попах. Большинство из того, чему учит православная церковь, противоречит Библии. Вы знаете, Женя, совсем недавно мне совершенно случайно довелось услышать разговор двух женщин. Одна очень недовольно, с раздражением сказала: «Ну вот! Я уже два раза сходила в церковь! И что!?». Она ждёт награды. Два раза сходила в церковь, а Бог не послал ей ни денег, ни здоровья, ни выигрыша в лотерею! Люби и бойся Господа, соблюдай Его Заповеди, откажись от лжи. Помогай нуждающимся. Покайся перед самим собой, перед своей совестью о своих дурных поступках, пообещай сам себе так больше не делать, и не делай! Бог всё увидит! Всё услышит! Вот наше с Мариной кредо. И просить у Господа ничего не нужно, Он знает, в чём в данный момент вы имеете нужду.

…В тот вечер они даже не пошли на ужин. У Марины оказался чудесный голос, она много пела хороших, лирических песен. Женя и Владимир допили вино, распили коньяк, вместе сходили в ресторан и купили ещё. Владимир оказался интересным собеседником. Он прекрасно знал историю, был в курсе достижений науки и техники, свободно ориентировался в политике и экономике. Но больше всего Женю заинтересовали его религиозные убеждения: о том, что помогать грешникам – грех; что алкоголизм и наркотики посланы Богом для самоочищения рода человеческого; что Бог вечен и, следовательно, не мог быть рождён женщиной, и, тем более, убит людьми. Они по-настоящему подружились. Вместе проводили время, бродили по иностранным городам. Евгению полностью доверяли, и однажды Владимир попросил помочь привезти из города и пронести на борт несколько пачек с религиозной литературой. Они долго плутали по окраине большого портового города, чувствовалось, что Владимир здесь уже ранее бывал. Женя старался запомнить маршрут. В небольшом аккуратном домике они взяли две фирменно упакованные коробки с надписями «VHS VIDEO», на такси привезли их в порт. Многие туристы возвращались в тот день из города с точно такими же коробками с видеомагнитофонами. Вечером, когда большинство туристов собралось в кинозале, Женя и Владимир отнесли обе коробки в одно из служебных помещений на нижней палубе и передали знакомому Владимиру официанту. Ночью Женя написал сообщение, в котором подробно описал, где была получена литература и кому передана. Подписался как обычно: «Дмитриев», и незаметно опустил в щель для писем каюты пассажирского помощника капитана, как ранее было обусловлено с капитаном. листиным.

…Коган вновь закурил. Дверь бесшумно приоткрылась, в образовавшуюся щель заглянула Верочка.

– Можно?

Коган кивнул.

– Евгений Исаакович, спецбуфет привезли. В перерыв будут торговать. Вам что взять?

– Ох! Я и забыл совсем. Мне где-то супруга написала, что купить. Сейчас. Подожди, – Коган встал, открыл скрытую сдвижной декоративной панелью дверь, вошёл в личную комнату. Через минуту вышел с измятым листком бумаги. – Вот: килограмм балыка, две палочки сервелата, масла сливочного, если хорошее, две пачки, вина сухого, лучше болгарского, бутылку водки…

– Водки нет. Вы же сами распорядились продавать водку только по пятницам.

Коган недовольно хмыкнул:

– Вот, возьми список. И отправь ко мне домой. Володя пусть отвезёт.

– Хорошо. Там Суворов опять пришёл. Кажется, пьяный. Я сказала, вы заняты. Говорит срочно.

– Ладно, пусть зайдет.

Секретарь вышла, через минуту в кабинет шумно вошёл замполит. Красное, блестящее от пота лицо его расплылось в улыбке. Кабинет тотчас наполнился запахом алкоголя, приглушённым резким, дешёвым одеколоном. Суворов сел за приставной стол подальше от Когана. Коган резко поднялся из-за стола, свирепо уставился на замполита:

– Что?! Уже!

– Э-э-э… О-о-о-п-п-ератив-в-в-ная н-н-еоб-б-ходимость. В-в-стречался с «ис-с-с-точником». Д-д-ля п-п-рикрытия приш-ш-лось вы-вы-пить не-м-м-ного.

– Не ври! Ты не опер! Какие у тебя «источники»! Всех твоих блядей знаю! С Людкой, наверное, в «Сапфире» встречался?

– Н-н-ет, нет! Чест-т-ное слов-в-о у мен-ня свои «бар-р-р-абаны». Б-б-ез эт-т-ого никак нельзя. В-в-зятки н-начнут брать, п-п-оборы…

– А то у вас не берут! В райком зачем пьяный припёрся?

– В-в-ы спец-ц-сообщение с-с-егодня видели?

– Нет. Зачем мне. Если что-то важное, твой шеф и так доложит.

– Ш-ш-еф сам п-п-орой н-н-езнает что важ-ж-ное. Вчера г-г-аишники з-з-адерж-ж-али некоего Михайлова. Ех-х-ал п-п-ьяный на м-м-ашине. Оказал с-с-опротивление. Д-д-оставили в в-в-ытрезвитель, там ус-с-строил д-дебош, уд-д-арил мил-лиционера. К-к-ричал, что в-всех ув-в-олит. Уг-г-рожал. Уп-п-оминал с-се-с-с-тру в об-б-коме. Я проверил. Точно! Чернова – его р-родная сестра!

– Что? Екатерина Павловна? Секретарь парткомиссии?

– П-п-етровна…

– Что Петровна?

– Не П-п-авловна! Петровна! Она! Самая! Ж-ж-алоба-то, у н-н-её, н-н-аверное!..

– Так, так, – Коган энергично потирая руки, быстро прошелся по кабинету, сел за свой стол, – и что, она уже знает?

– О-о-ткуда. Они потеряли его, наверное. Он ж-ж-ивёт и работает в Свердловске. А тут у н-н-его п-подруж-жка. З-з-наете кто?! Зав. п-п-енсионным от-т-делом!

– Субботина?

– Да. В оч-ч-ках, к-к-рашенная.

– Она же старая!.. А ты откуда знаешь?

– Чего ста-р-рая. 45 л-лет. С-самый с-сок! Луч-ч-ше молодой. Она с ним в м-машине б-была. Её за-п-писали к-как пон-нятую. Я Нонне поз-звонил, он-на её х-хорош-шо з-знает. Она и с-сказала, что у Суб-б-отной есть х-хахаль в С-сверд-дловске.

– И где он сейчас?

– М-м-ихайлов? У н-нас. С-сидит в к-камере. Т-там чистое неп-повиновение, а в в-в-вытрезвителе – соп-против-вление. П-прокуратура д-дело м-может в-возбудить.

– Ты прав, Александр Георгиевич, ситуацию нужно использовать. Ты давай сейчас в отдел. В прокуратуру материалы пока не передавайте, а то Чернова через облпрокурора всё решит. Как бы сообщить ей? Может Субботина позвонит?

– Что вы! Он ж-ж-енат, д-двое детей. Р-работает г-главным и-и-нженером м-молоко-з-завода.

– Вот! – Коган звонко хлопнул кулаком в ладонь, – раз главный инженер – значит член партии. Звони в партком молокозавода, скажи так и так, мол, совершил преступление, ничего не объясняй, просто попроси срочно прислать характеристику. Те сообщат жене, а жена обязательно выйдет на Чернову, а Чернова – на меня! Молодец Суворов! Но имей в виду: ещё раз пьяный появишься в райкоме – пеняй на себя! Всё. Иди, работай. По Пшикунову – как договаривались, давай письмо! С Черновой получится – не получится, а пускать в горсовет его ни в коем случае нельзя!

Замполит поднялся. Коган остановил его жестом, пальцем показал на стул, включил переговорку:

– Вера, срочно соедините меня с начальником милиции, – отодвигаясь от микрофона, кивнул Суворову, – сядь.

Суворов сел. Через минуту на приставном столике секретаря переливчато затренькал телефон прямой связи с начальником РОВД. Коган взял трубку:

– Здравствуй Дмитрий Владимирович. Как дела?.. Слушай, у меня к тебе просьба. Там у вас задержанный есть Михайлов. …Как не в курсе? Есть. Есть. Милиционера ударил. Ты вот что: припугни его хорошенько, а бумагам пока ход не давай… Нет, не телефонный разговор… Так нужно… Прав? – Лиши. Ты, главное, в прокуратуру материалы не передавай. …Там посмотрим. И вот ещё: хорошо бы ему с родственниками связаться, они ведь, как я понял, и не знают где он. Все. …Что, что? …Помню, конечно, помню. Решим вопрос. …«Жигули», – я помню. Сегодня как раз дал задание. До конца года будут. Выделим через райком, как договаривались. Всё. До встречи. – Коган положил трубку, откинулся на спинку кресла. Ослабил узел галстука и минуту сидел молча.

– Так я пойду? – спросил Суворов.

– Да, иди, работай, – Коган прикрыл глаза ладонью. Замполит вышел. В кабинет вновь заглянула Верочка:

– Евгений Исаакович, вы не идёте на обед? Я ушла. Тут никого нет.

– Хорошо, Вера, я сейчас тоже пойду, – но вместо этого первый секретарь задумался. И вновь, в который уже раз за этот день, память вернула его на десятилетие назад.

…Миша, Миша! Фамилия его была Плистин. Но «П» он произносил очень глухо, почти неслышно и Коган очень долго считал его Листиным. Евгений беспрекословно выполнял все задания КГБ. КГБ тоже выполнял свои обещания – Коган всё выше и выше поднимался по служебной лестнице. Но чем выше он поднимался, тем прохладнее становились отношения с. листиным-Плистиным. Нет, Миша по-прежнему был безукоризненно вежлив, корректен. Особенно Коган почувствовал отчуждение офицера госбезопасности после того, как «сдал» своего предшественника – первого секретаря райкома. В то время он уже был заведующим отделом промышленности. Однажды, после очередной партконференции, как обычно, в буфете Дворца культуры собрались вновь избранные члены бюро, работники аппарата. Выпивали. Уже глубоко за полночь стали разъезжаться по домам. В райкомовскую «Волгу» втиснулись: сам «первый», его друг и однополчанин такой же пожилой председатель общественной партийной комиссии, Коган и ещё два человека. В машине ветераны вспоминали войну, послевоенные годы, Сталина. И вот тут сильно нетрезвый персек разоткровенничался. Сказал, что партия виновна в колоссальных жертвах понесённых во время войны, партия виновна в предвоенных репрессиях, в обожествлении своих лидеров, в подавлении любого инакомыслия, в создании бюрократической системы управления, разделении граждан на простых людей и номенклатуру, в том, что катастрофически не хватает продуктов питания и промышленных товаров, в том, что создаётся дефицит, зачастую, искусственно. Друг-однополчанин пытался остановить секретаря, но тот только ещё больше распалялся. Доказывал, что в бесклассовом обществе вообще можно обойтись без партии, что в партии нужно провести капитальную чистку и начинать её нужно с самого верха, что с ленинского демократического пути мы давно сошли и, что если так будет продолжаться, то Советский Союз развалится на сто маленьких государств. Вжатый в заднее сиденье, придавленный чьим-то потным, могучим телом Коган боялся пропустить хоть слово. Память у него всегда была хорошая, и монолог партийного лидера он почти дословно переписал в агентурном сообщении. Только Миша, похоже, не дал сообщению ход. Во всяком случае, пожилой секретарь проработал ещё почти полтора года и с почестями ушёл на пенсию. Женя к тому времени имел нужные контакты в обкоме и стал главой района. Прошло три года. С Мишей Плистиным он больше не встречался. Год назад Миша погиб. «Майор Плистин, – так было указано в милицейском сообщении, – возвращался с женой вечером из кино, в районе рынка увидел, как группа хулиганов избивает лежащего на земле мужчину. Офицер послал жену звонить в милицию, а сам вмешался. Кто-то ударил его ножом, удар пришелся прямо в сердце». Хороший был человек Миша! Убийцу так и не нашли. Не нашли и избитого мужчину…

«…А ты такой холодный, как айсберг в океане…» – внезапно ворвавшийся в окно голос Аллы Пугачёвой окончательно вернул Когана из затянувшихся воспоминаний. Он подошёл к окну. Внизу, прямо под окнами кабинета, стояла его персональная чёрная Волга. Из распахнутых дверей автомобиля лилась мелодия модного шлягера. Водитель Володя протирал лобовое стекло. «Поеду, пообедаю», – подумал Коган, взял из гардероба чёрную велюровую шляпу и, не надевая её, вышел из кабинета.

В 2016 году на областном этапе литературного конкурса МВД России «Доброе слово» повести было присуждено второе место.