Орден Скорпионов

9

Я бесшумно спускаюсь по винтовой каменной лестнице. Если внизу кто-то ждет меня, он должен дышать – а не слышу ничего, даже потрескивания огня в фонарях, кое-как освещающих путь.

Я двигаюсь осторожно: опасность может так же легко подкрадываться сзади, как и ждать впереди. Наконец передо мной открывается арочный вход в сам винный погреб.

Я быстро осматриваюсь в поисках ног, тени или еще чего-то, что может выдать моего охотника, но либо он достаточно хорош, чтобы не стоять прямо у входа наизготовку, либо здесь никого нет. Возможно, что просьба рабыни дома была совсем невинной, и ей действительно нужен был кто-то, кто принес бы вино, но я в этом почему-то сомневалась.

Неожиданно я спрыгиваю с нижней ступеньки, с бешеной скоростью проношусь по коридору и вбегаю в подвал. Я надеюсь, что мои резкие перемещения застанут затаившегося охотника – или охотников – врасплох. Перед длинным столом с пятнами от вина я останавливаюсь и резко поворачиваюсь вокруг своей оси, готовая к нападению с любой стороны.

Но ничего не происходит.

Я жду, молча, неподвижно. Я слушаю. Каждый мускул в моем теле напряжен и готов к действию, но одна секунда перетекает в другую – и ничего не случается.

Я ставлю пустой графин на длинный стол – там, где и сказала рабыня дома. Тут есть несколько открытых бутылок вина, но я не выбираю, какую из них мне следует откупорить. Вместо этого я сканирую ряды бутылок и бочек, что хранятся в темной прохладе. Нет, по-прежнему ничего – и мои чувства не улавливают чужого присутствия здесь, инстинкты ничего не говорят.

Я прохожу мимо стола и устремляюсь в самый темный угол. Оглядываюсь вокруг еще раз, а затем делаю то, о чем никто не знает. Я шагаю в черноту под перегоревшей лампой, становлюсь у высокого стеллажа со спиртным, и становлюсь единым целым с тенями.

Мрак обволакивает меня, все становится холоднее по мере того, как я погружаюсь в его темные объятия. Я обнаружила, что умею это, всего пару лет назад, когда меня чуть не поймали ночью при попытке проникнуть в столовую.

Меня наказали – не помню за что, но я не ела и не пила почти два дня. Без еды я могла прожить и дольше, но я знала, что, если я не попью в ближайшее время, я не выживу.

Меня снова заставили тренироваться в полдень, когда солнце стояло высоко, и с каждым моим шагом я становилась ближе к смерти – по крайней мере, если не найду флягу или стакан с водой.

Не знаю, почему я решила, что пробраться в столовую – самый лучший вариант. Вероятно, я начинала бредить от голода и обезвоживания. Но я сразу пожалела об этом своем решении, когда услышала знакомые звуки ночного патруля, направляющегося в мою сторону.

Я запаниковала. Убежать и не попасться было нереально, поэтому я отступила как можно дальше в тень, умоляя любое божество, которое могло меня услышать, чтобы оно спрятало меня. В том состоянии я бы не пережила порку или другое наказание, и каждый шаг охранника ко мне звучал, как звон похоронного колокола.

Не знаю, что и как произошло, но в один момент меня охватило странное ощущение холода. В следующее мгновение я поняла, что больше не стою перед дверями столовой – я была в темноте, в углу задней части кухни. Каждое движение, казалось, забирало всю энергию из моего тела. Так что я сползла на землю и сидела, онемев от шока. Но я знала: что бы со мной ни произошло сейчас – отныне все изменится.

Я отмахнулась от воспоминаний и вновь принялась ждать в темноте. Мое дыхание выровнялось, биение сердца замедлилось. Я терпеливо осматриваю подвал, сосредоточившись на единственном пути, ведущем в эту мрачную комнату. Запах гнилых фруктов и перебродившего ячменя щекочет мне нос, и я думаю, как долго мне еще здесь прятаться.

Вдруг что-то в воздухе меняется. Я ничего не слышу, но чувствую: здесь, внизу, рядом со мной есть еще кто-то.

Я снова осматриваю подвал, изучая заставленные высокие полки и штабеля бочек. Кажется, что ничего здесь не изменилось, и все же мой взгляд останавливается на темном участке стены рядом с входом.

Я обратила внимание на этот затененный угол и окружающие его незажжённые фонари, еще когда только спустилась сюда. Не слишком хорошее место для укрытия – любой, у кого есть мозги, ожидал бы нападения прямо у входа. Место, где я прячусь, подходит гораздо больше подходит – будет эффект внезапности. Но я все равно не могу избавиться от ощущения, что кто-то наблюдает из этих теней за мной – прямо, как я.

Оставаясь в своем темном углу, я вглядываюсь в темноту напротив, как будто могу отодвинуть этот мрачный занавес и увидеть, что за ним скрывается.

Вдруг я улавливаю шарканье сапог по камню.

Я отрываюсь от скопления теней в углу и сосредотачиваюсь на арочном входе. Кто-то спускается по лестнице.

Я совершенно неподвижна. Затаив дыхание, я напряженно прислушиваюсь, нет ли еще каких звуков, что выдадут нового незваного гостя, но мне не приходится прислушиваться долго. Меньше чем через мгновение темная фигура спускается с нижней ступеньки и проскальзывает в подвал.

Крит расстегивает ремень и собирается стянуть его с бедер. Его злобный взгляд падает на длинный деревянный стол – около него, как он ожидает, должна к нему спиной стоять я и наполнять графин вином, как и было приказано.

Кретин.

Крит оглядывает комнату, костяшки его пальцев побелели на коричневой коже ремня. Он стоит перед единственным входом – и выходом – в этот подвал и хмурит лоб в замешательстве. Жуткие глаза голодно осматривают ряды полок – и угрожающая улыбка расползается по его тонким губам. Очевидно, он решил, что я прячусь среди них.

– Маленькая шлюшка, – нараспев произносит он, углубляясь в комнату. – От меня все равно не спрячешься. – Крит вновь осматривается и, намотав концы ремня на руки, словно огромную гарроту[2], заглядывает под стол.

Я молча тянусь за спину и выхватываю из ножен украденный нож, взгляд снова устремляется на затененный угол у входа, но я по-прежнему ничего там не вижу.

Я снова фокусируюсь на Крите: он подбирается все ближе, проверяет в поисках своей добычи каждую щель и каждый уголок. Я же внимательно осматриваю его, прикидываю рост и вес, подмечаю, как он двигается, какое оружие носит. Я знаю, что он искусный боец – Крит не был бы охранником Тиллео, если бы это было не так. Однако я не могу решить, тревожит ли меня его уверенность или смешит. Он знает, что такое раб клинка, знает, во что нас превращают, бросая в тренировочные ямы. И все же он здесь – в его голосе нет ни капли страха или сомнения, он издевается и угрожает мне. Он думает, что я не смогу постоять за себя? Сейчас он узнает, как ошибался.

Крит подходит к стеллажам с бутылками, заглядывает в самую глубину. Его возбужденное хихиканье отражается от стен подвала, и он проходит еще дальше – в затхлую комнатку, где, как он думает, и поймает меня в ловушку.

Я задумываюсь, часто ли он делает что-то подобное? Судя по его пружинящей походке и возбуждению, от которого подрагивают его мышцы, это происходит чаще, чем я полагала. Сколько моих товарищей, рабов клинка, пытались сбежать от его жестокости, но не смогли?

Крит тихонько свистит и похлопывает себя по обтянутому кожей бедру, словно подзывает домашнее животное. Гнев разливается по горлу, словно кислота, обжигает и льется в легкие.

Я хочу сделать ему больно. Я хочу, чтобы его крики стали песней, под которую я усну сегодня ночью. Я хочу ощутить тепло – оно разливается по телу, когда смотришь в его глазенки, и до него доходит, что охотник тут вовсе не он. Он – жертва. Я знаю, что ничего этого не будет – конечно, я убью его, но удовольствия мне это не доставит. Я не могу вернуться на ужин Тиллео вся в крови, пусть и полностью удовлетворенная. Никто знает, что я сделаю в этом подвале. Я должна быть быстрой, осторожной, всегда на шаг впереди.

Я представляю себе, куда я могу вонзить клинок так, чтобы убить его мгновенно. Это больше, чем Крит заслуживает, но, в конце концов, мертвец есть мертвец. Мне все только спасибо скажут.

Я рассчитываю силу удара, который понадобится, чтобы покончить с этим ходячим куском дерьма, а затем скорее чувствую, чем слышу, как он приближается.

Он огибает конец стеллажа слева от меня, идет так, будто вышел на прогулку, а его глаза сканируют все возможные места, где я могла укрыться. Ухмылки больше нет у него на лице – в ищущем взгляде я замечаю блеск беспокойства, он хмурится.

Мой осуждающий взгляд устремлен на него, и сердце бьется ровно – словно механизм, оно послушно отсчитывает каждую секунду. Каждый удар в груди гудит, как колокол смерти, и я сдерживаю желание крепче сжать рукоять украденного клинка. От предвкушения во рту скапливается слюна, я задерживаю дыхание, карие глаза Крита блуждают по теням, защищающим меня. В них мелькают презрение и разочарование, Крит поворачивается к выходу.

И мой клинок бьет его прямо в ухо быстрее, чем яркая молния – в пески пустыни. С тщательно выверенной силой, отработанным смертоносным ударом я вонзаю тонкий нож в его ушной канал, проламываю череп и разрываю его мозг прежде, чем он, потрясенный, успевает выдохнуть воздух, который только что втянул носом.

Крит падает, и я следую за ним, прокручивая лезвие, чтобы нанести как можно больше внутренних повреждений.

Убийство дается мне легко и проходит гладко. Еще одно свидетельство того, что Орден Скорпионов держит свое оружие в идеальном порядке – Крит умирает еще до того, как его голова успевает удариться о землю.

Кровь стекает с рукояти тонкого, гладкого кинжала и успевает согреть мою ладонь, прежде чем смерть заберет все тепло. Обошлось без беспорядка, как я и хотела.

Я выжидаю несколько секунд, а затем очищаю лезвие от содержимого черепа Крита. На всякий случай я отхожу от трупа – вдруг Крит автоматически попытается схватить меня, но этого не происходит. Кинжал и свою ладонь я вытираю о мундир охранника, которым тот так дорожил, и пристально смотрю на его безжизненное тело.

Я жду, что во мне вспыхнет паника или тревога, но нет. Я только что убила одного из личных охранников Тиллео во время несанкционированной охоты – подобное запрещено и карается пытками и смертью. Но я все равно ничего не чувствую. Никакого облегчения – или разочарования.

Я должна ощущать себя отмщенной и уверенной в своей правоте, но мертвец у моих ног лишь еще раз доказывает, что мои мечты превратились в пепел – как и моя жизнь.

Я тихонько ворчу и принимаюсь заталкивать тело Крита в тени, которые укрыли меня от него. Я не могу обернуть их вокруг него, но, надеюсь, Крита не найдут до тех пор, пока его не выдаст вонь.

Когда тело обнаружат, Тиллео может заподозрить, что Крита убил один из его рабов клинка, но доказательств у него не будет. Обычно он наказывал всех нас, пока кто-нибудь не признавался, но Торги и присутствие членов Орденов должны оградить нас от возмездия Тиллео – иначе он рискует не продать нас. Не думаю, что он пойдет на такой риск. Думаю, его высокомерие заставит его хранить молчание – Тиллео не захочет, чтобы кто-то узнал, что он потерял контроль над ситуацией. Я ставлю на то, что он продаст нас всех по самой высокой цене. А с тем рабом, кто убил Крита, пусть разбирается его новый Орден.

Для верности я разок пинаю безжизненное тело Крита, а затем осматриваю себя, поправляя полоски платья и пояс, проверяю, нет ли на коже или голубом шелке и металлическом гербе свидетельств того, что здесь только что произошло – ничего.

Засунув тонкий кинжал обратно в ножны, я глубоко вздыхаю и иду к столу. Мне же дали пустой графин – надо его наполнить. Не думаю, что меня слишком долго не было, но не хочется, чтобы кто-то заметил мое отсутствие.

Я тянусь за вином и… вновь чувство, что я здесь не одна, скребется по спине.

В своих инстинктах я не сомневаюсь, так что поворачиваюсь и швыряю кинжал прямо в тот подозрительный угол, беспокоивший меня раньше. Ничего, кроме темноты, я там не вижу, но, как только кинжал ударяется о камень стены, появляется чья-то рука и ловит его в воздухе.

Нет, не рука. Кости.

Я смотрю, как из тени выходит «скелет», и ужас сжимает мою грудь. Это шок – один из Ордена Скорпионов умеет то же, что и я!

В это время «скелет» искусно вертит в своих костяных пальцах кинжал, переводит взгляд с клинка на меня и улыбается.

– Плохая, плохая девочка, Раба! – Он прислонился спиной к каменной стене, и его черный взгляд оставляет мое лицо и устремляется туда, где спрятано тело Крита.

Я украдкой гляжу туда же и убеждаюсь, что Крит полностью скрыт в тени.

На языке у меня вертится миллион оправданий. А может, «скорпион» ничего не видел? Может, он просто пытается меня запугать?

Я начинаю дышать быстрее, воздух входит и выходит из моей груди в такт с бешено колотящимся сердцем. Черные глаза вновь смотрят на меня, и все надежды на то, что мне удастся избежать наказания за убийство, испаряются.

Он знает.

Я почувствовала его присутствие здесь, внизу, прежде чем Крит спустился в подвал. Я должна была догадаться, что то, что умею я, могут делать и другие. Но в тот момент такое предположение даже не пришло мне в голову – и за эту ошибку мне придется дорого заплатить.

Я глубоко вдыхаю, пытаясь унять усиливающуюся тревогу.

Я все равно собиралась умереть. Просто это случится чуть позже.

– Вижу, ты играла с игрушками, которые тебе не принадлежат, – замечает «скелет».

Его проницательный взгляд устремлен на клинок в руке, и я на миг думаю, что говорит он не только об оружии, что я украла, но и об охраннике, которого я этим оружием и убила.

– Возможно, вы захотите его помыть, – я киваю на кинжал, который он вертит в руках.

Я смотрю на это изысканное оружие, и во мне закипает зависть – кажется, будто оно было сделано специально для меня. У этих «скелетов» так много клинков, что они вряд ли представляют, как использовать хотя бы часть из них. А я могу только воображать, с какой тщательностью и осторожностью был выкован и обработан каждый из них. Интересно, каково бы это было – жить с таким арсеналом?

– Я держала его в…

– О, я знаю, где он был, – перебивает он, и на его скрытом чарами лице расплывается нахальная улыбка.

Хотела бы я знать, кто он из тех троих. Это его член я трогала? Или это тот, что лежал в ванной? Или тот, что был в кровати? Думаю, это Кость – он, не вставая с шелковых простыней, наслаждался шоу, что я устроила с другим членом его Ордена. Правда, я не уверена.

– И раз уж мы заговорили об этом, то почему бы тебе не отдать ножны… – это приказ, но его тон легкий и игривый.

Я сдерживаю тяжелый вздох, что готов вырваться из груди, тянусь за спину и вынимаю ножны, спрятанные меж ягодиц. Затем бросаю ему, и он ловко ловит их, неуловимо быстро – так, что невозможно заметить – он возвращает лезвие в карман жилета до пола.

Горловина его одеяния высоко поднята и застегнута под адамовым яблоком. Похоже, материал дорогой – он слегка поблескивает… или, может, это тусклый свет меня путает. Ряд пуговиц спускается от горловины до верха брюк, где длинный жилет разделяется спереди и по бокам, как будто это платье со вставками.

На любом другом человеке подобная одежда выглядела бы женственно, но на большом, крепком теле этого убийцы такой жилет был воплощением мужественности.

– Итак, – начинает он, – как бы мне ни хотелось раздеть тебя и посмотреть, как ты держишь этот кинжал своей тугой задницей, у нас есть более насущные дела. – В голосе его вновь звучат игривые нотки, но в глубине его ониксовых глаз я вижу тепло.

Мои соски напрягаются, мое тело реагирует на пульсирующую волну желания, которая внезапно заполнила пространство между нами. Я не чураюсь подобного интереса со стороны мужчин, но никогда мое тело так не реагировало на простую пошлую фразочку, и меня это выбивает из колеи.

Прищурившись, я изучаю «скелет» и пытаюсь взять себя в руки. Я пытаюсь придать лицу выражение спокойствия, расправляю плечи, ожидая, что сейчас он скажет, о каких таких неотложных делах шла речь. Все дела – не то чтобы у меня их было много – это охранник, которого я только что убила. Но, глядя на мое серьезное лицо, фейри, кажется, лишь больше развеселился.

– Откуда ты, Раба? – внезапно спрашивает он, и в его голосе сквозит странный интерес.

Меня смущает его вопрос. Мне приходится приложить усилия, чтобы не пялиться на тело Крита – такое чувство, что мое подсознание хочет напомнить «скелету», что есть более важные проблемы, чем выяснение моего происхождения. Я только что убила фейри. Какая разница, где я родилась?

– Кто твой отец? – продолжает он, и его черные глаза внимательно изучают мое лицо, как будто ответы на его вопросы скрыты в форме моего носа, щек и подбородка.

– Почему вы хотите это знать? – грубо отвечаю я, вместо того чтобы открыть ему мрачную правду о том, что я понятия не имею, кто я и кто мой отец.

– А Тиллео знает, что ты на такое способна? – парирует он, кивая подбородком в сторону тела Крита.

Я насмешливо смотрю на члена Ордена, напускная бравада помогает успокоиться и заглушить панику.

– Это то, чему он нас обучал, – усмехаюсь я.

«Скелет» смотрит на меня испытующе и машет рукой:

– Я не про убийство, я про хождение по теням.

Мой желудок одновременно проваливается вниз от ужаса и сжимается от возбуждения. Он знает, что это такое, а значит, может рассказать больше об этом. Есть ли что-то еще, что я могу делать, кроме пары трюков, которые я выучила по чистой случайности?

Я хочу спросить его об этом, вопрос вертится на кончике языка, но я останавливаю себя. Он может использовать это против меня. Как – не знаю, но может, иначе зачем еще ему это знать? Не похоже, что он и его товарищи по Ордену здесь, чтобы помочь мне. Они здесь, чтобы добывать информацию. Было бы глупо доверять этому незнакомцу хоть что-то настоящее, включая мое отчаянное любопытство.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – стоически вру я, и его улыбка быстро превращается в оскал.

– Я не собираюсь играть с тобой в игры, Раба, – предупреждает он, выпрямляясь.

Одно это движение выглядит угрожающе, но я не желаю сдаваться.

– Я – раб клинка, – напоминаю я ему. – Мы не играем в игры. Мы должны подчиниться, или умрем. Мы убиваем или нас убивают. Я не узнала бы игру, о которой вы говорите, даже если бы она меня за зад укусила.

Он делает шаг ко мне, но замирает – с лестницы доносится стук сапог. Его грозный взгляд скользит по мне – он словно раздумывает, помешают ли незваные гости на лестнице схватить меня. И мое сердце подпрыгивает от предвкушения, я вздрагиваю. И чувствую я, как ни странно, не страх. Это возбуждение, оно развязывает мне язык, когда нужно огрызнуться на этих «скорпионов» и не поддаваться на их провокации. Я была бессильна так долго и, как бы мне ни хотелось остаться в живых, стоит признать: мне понравилось вырывать свои честь и достоинство из лап властных ублюдков, которые воображают, что я не приду за их коррумпированными задницами и раздутым эго.

Я смотрю в сторону входа и размышляю, стоит ли мне спрятаться. К сожалению, в ближайшем подходящем темном углу стоит «скелет»… или стоял.

Я бросаю взгляд на то место, где только что был «скорпион» – но там нет ничего, кроме глухой темной стены. Я пытаюсь задействовать свои чувства, чтобы понять, замаскировался ли он или действительно исчез. Но, прежде чем я успеваю решить, что же он все-таки сделал, в поле моего зрения появляется пара сильных ног, обтянутых темно-синим шелком.

Лето спускается по оставшимся ступеням и проходит в подвал – и я чувствую, будто гора свалилась с плеч. В руках у него пустой графин, и, стоит нашим глазам встретиться, как его коньячный взгляд теплеет.

– Так вот, куда ты улизнула, – объявляет он, и в его глазах разгорается огонь.

Лето оглядывается на лестницу, а затем ставит графин на стол.

Прежде чем я успеваю понять, что он задумал, Лето быстро оказывается рядом. Его мозолистые руки обхватывают мое лицо, и он приникает губами к моим. Поцелуй неистовый, голодный, и я изучаю его закрытые глаза и приподнятую бровь, а затем отталкиваю его.

– Что ты делаешь? – Я задыхаюсь от волнения, взгляд мечется по теням на стене слева от входа. «Скорпион» все еще наблюдает за мной?

– Если Тиллео и его гости будут и дальше так веселиться, мы никогда не доберемся до крыши. – Лето наступает на меня, и наши тела соединяются в объятиях. – Но они пьяны и сейчас ничего не заметят. Я пользуюсь возможностью, – добавляет он, и его губы снова накрывают мои.

На этот раз он не дает мне времени передумать. Его язык толкается в мой рот, и поцелуй становится неожиданно глубоким. Между нами с Лето всегда было что-то особенное. Я бы не назвала это страстью или преданностью, скорее… Мы – уютный уголок в окружении кладбищ и пожарищ. Но то, как он целует меня сейчас, заставляет мой разум подкидывать мне неожиданные идеи.

Я поддаюсь, закрываю глаза и наслаждаюсь ощущением губ Лето на моих губах. Мы не должны делать этого, не должны рисковать, но мне почему-то плевать. Наверное, я должна беспокоиться, но не могу. У меня больше нет будущего, а вот у Лето все еще есть шанс. Я не должна быть эгоисткой, красть его перспективы и возможности, но это то же самое, что дерзить Ордену Скорпионов и убить Крита. Это освобождает, а все, чего я когда-либо хотела, – это быть свободной.

Лето хватает меня за задницу, сжимает ее и стонет мне в рот, поднимает меня и кладет на стол. Я притягиваю его к себе, провожу ладонью по затылку, щетина на его бритой голове шершавая. Я раздвигаю бедра, предлагая его крепкому телу улечься в шелковое ложе.

У Лето ловкие пальцы – он быстро снимает герб Тиллео и цепочки с моих бедер, и я еле удерживаю себя от того, чтобы провести ногтями по его спине. Не могу оставлять на нем никаких отметок, напоминаю я себе. Пусть я буду тонуть в ощущениях, отметки и улики все равно под запретом. Я не сделаю его мишенью для Тиллео, чтобы он отнял у него будущее, как сделал это со мной.

Губы Лето отрываются от моих, он целует меня в шею, одной рукой проникая под шелковую полоску, прикрывающую мою левую грудь, и щиплет упругий сосок. Другая его рука тянется к кусочку ткани, скрывающей мою промежность: он оттягивает темно-синюю ткань на правое бедро, будто отодвигает занавеску, обнажая меня целиком. Все волосы на моем теле – кроме тех, что на голове – давно сбриты, как и у всех рабов клинка.

Мы ничего не говорим друг другу, Лето просто проводит подушечкой большого пальца по моей щелке. Я готова принять его, и он, чувствуя это, улыбается той хитрой улыбкой, которая так мне нравится.

– Ты мне должен еще за прошлый раз, – напоминаю я ему, и его улыбка становится еще шире.

Мы чуть не попались во время нашего последнего приключения на одной из крыш Приюта. Нам пришлось ускориться, так что больше наслаждения получил он, а не я. За все эти годы мы поняли, что мне требуется больше времени, чтобы достичь оргазма.

– Ах да, счет в мою пользу, как я мог забыть? – соглашается он, сует руку в шелковые штаны и начинает ласкать себя.

Я смотрю в его сверкающие глаза, на это лицо, вид которого доставляет мне гораздо больше удовольствия, чем я когда-либо соглашусь признать.

Я с жадностью наблюдаю, как это лицо опускается между моих бедер: взгляд Лето устремлен на меня, изо рта показывается язык и лижет мою щелку. Я раздвигаю ноги еще шире, и когда язык и губы ласкают клитор, голодный стон вырывается из моего горла. Он вбирает его в рот, его голова прижимается в моей промежности так, будто там для него приготовлено лучшее угощение.

Я хватаю его за затылок, бесстыдно прижимая к себе, трусь об него и запрокидываю голову. Задыхаюсь, пока он терзает мою плоть, изо всех сил стараясь молчать, чтобы сохранить происходящее в тайне, а нас – в безопасности.

Лето проникает в меня пальцами, я слабо постанываю и приподнимаюсь, чтобы увидеть, как он меня вылизывает. Но мой взгляд внезапно останавливается на паре сверкающих черных глаз.

Я напрягаюсь и резко вдыхаю, мой ошеломленный взгляд мечется по лицу под костяными чарами. В его глазах полыхает огонь, он оглядывает мое тело, взгляд скользит вниз и останавливается на Лето между моих бедер. Моя левая грудь обнажена, я хочу прикрыться, свести ноги, чтобы «скорпион» больше ничего не видел. Но почему-то я колеблюсь. Он наблюдает, как Лето ласкает меня, его плечи напряжены. Лето медленно добавляет еще один палец, теперь пара пальцев ритмично толкается во мне, пока его губы посасывают клитор.

Внезапно в голову приходит мысль: а на что бы это было похоже, если бы загорелые пальцы, что трахают меня сейчас все быстрее и быстрее, были похожи на кости?

Я двигаю бедрами навстречу пальцам и языку Лето, подстегиваю его, но мои глаза по-прежнему прикованы к чернильному взгляду убийцы, притаившегося в тени.

Почему он здесь?

Я спрашиваю себя, а по рукам и ногам начинают пробегать мурашки. Или, что хуже – почему я позволяю ему оставаться?

Я могу выдать его. Я должна остановить Лето, привести себя в порядок и поспешить вернуться на вечеринку с полным графином вина, как и положено послушному рабу клинка.

Я даже могу попытаться убить «скорпиона» за подобную наглость. Но все, что я делаю, это пялюсь на него, пока Лето подводит меня к кульминации.

В самой моей сердцевине пульсирует белая горячая звезда. Еще несколько грубых толчков пальцев Лето – и звезда вспыхивает внутри меня. Я прикусываю губу и откидываю голову назад, я все еще смотрю в глаза «скелета», когда кончаю. Я беспощадно тычусь в лицо Лето, выжимаю удовольствие от его рта и пальцев до последней капли. Он стонет у меня между ног, и по тому, как он дрожит, он тоже близок к оргазму.

В голове мелькает мысль: узнают ли рабы дома о том, чем мы тут внизу занимались. Заметят ли лужицу спермы Лето под столом или почувствуют в воздухе запах запретного удовольствия? Сохранят они наш секрет или выдадут? И опять же – их может обеспокоить тело, спрятанное сейчас в тени – Крита, в конце концов, найдут.

Под белым оскалом скелета виднеется улыбка, и я понимаю, что у меня есть проблемы посерьезнее, чем рабы дома.

Я грубо надрачивала одному из членов Ордена Скорпионов, пока хамила остальным, а теперь я просто позволила таинственному незнакомцу смотреть, как я трахаюсь с другим рабом клинка.

Я почти уверена, что Тиллео говорил об убийстве одного из членов этого Ордена, и в очереди тех, кто захочет пытать меня и казнить, двое его друзей будут первыми.

Я так долго себя контролировала, что теперь абсолютно собой не владею. Я играю с огнем, будто он не может сжечь меня дотла, но правда в том, что моя жизнь сейчас – это охапка хвороста.

Лето поднимается на ноги, берет со стола тряпку и вытирает ею с ног и лица следы нашей страсти. Я спрыгиваю со стола, возвращаю на место полоски платья и быстро застегиваю металлический пояс на бедрах. Когда я вновь поднимаю голову, «скелет» уже исчез.

Лето убирает член в штаны, а я наполняю наши графины вином. Не дожидаясь, пока он что-нибудь скажет, я поднимаюсь по лестнице, перепрыгиваю через две ступеньки за раз, и вновь попадаю на шумную вечеринку. С ворчанием слуга забирает у меня вино, но больше ничего не говорит – он слишком занят, наполняя пустые бокалы. Сердце колотится в груди, и я вновь встаю на свое место под гобеленом с изображением Сумеречного Двора.

Не в силах удержаться, я тут же перевожу взгляд на членов Ордена Скорпионов. Все трое стоят спиной ко мне, с ними оживленно беседует какой-то толстяк. Если бы все это не было правдой, я бы подумала, что присутствие одного из них в подвале мне привиделось. И стоит мне подумать об этом, как один из «скелетов» достает из внутреннего кармана своего длинного жилета тонкий, изящный кинжал. Затем он тянется к фруктовому пирогу на подносе справа, вонзает кинжал в него и подносит кусочек ко рту. Он смакует каждую крошку десерта.

Я наблюдаю за ним, и по моей коже бегут мурашки. Сколько времени пройдет, пока он не придумает использовать этот кинжал, чтобы вырезать мне сердце? Хотелось бы мне сказать «никогда», но внутренний голос уверяет – это произойдет совсем скоро. Все, чего я хочу, – это чтобы то, что сломалось во мне сейчас, не жаждало этого так сильно.