Орел Шарпа

Глава шестнадцатая

— Сэр! Капитан! Сэр!

Прапорщик Денни бежал к нему, за юношей волочилась его сабля, по лицу струйками стекал пот.

— Сэр?

— Что ты узнал?

— Полковник в замке, сэр. Мне кажется, он там с генералом. Я встретил капитана Лероя и майора Форреста. Капитан Лерой попросил вас его подождать.

Заглянув за плечо Денни, Шарп увидел Лероя, тот ехал на лошади по улочке, ведущей в замок. Американец, благодарение всем святым, не спешил: двигался спокойно, словно ничего особенного не произошло; если солдаты, собравшиеся на дровяном дворе, увидят панику и озабоченность в рядах офицеров, они могут решить, что победа уже у них в руках, и станут еще упрямее.

Лерой остановил свою лошадь рядом с Шарпом, кивнул ему, бросил поводья и закурил длинную манильскую сигару.

— Шарп.

— Лерой. — Шарп ухмыльнулся.

Лерой соскочил с лошади и посмотрел на Денни:

— Умеешь держаться в седле, молодой человек?

— О да, сэр!

— Тогда забирайся на этого скакуна и попридержи его для меня. Давай помогу. — Он подставил руки и забросил прапорщика в седло.

— Подожди нас возле роты, — приказал Шарп. Денни уехал, а Лерой повернулся к Шарпу:

— Там наверху такая паника! Симмерсон весь позеленел и требует, чтобы ему дали артиллерию. Папаша Хилл пытается его урезонить.

— Вы были там? Лерой кивнул.

— Встретил Стеррита. Он уже наделал полные штаны, считает, что раз он сегодня дежурный офицер, это все его вина. Симмерсон вопит про мятеж. Что происходит?

Шарп отказался от предложенной сигары, и офицеры прошли к дровяному двору.

— Солдаты говорят, что не выйдут на строевую подготовку. Но пока еще никто не отдавал никакого приказа. Мои парни не сопротивлялись. Насколько я понимаю, нужно увести отсюда остальных, и как можно быстрее.

Лерой выпустил тонкую струйку дыма.

— Симмерсон получил в свое распоряжение кавалерию.

— Что?

— У Папаши особого выбора не было, надеюсь, вы понимаете. К нему пришел полковник и сообщил, что солдаты организовали мятеж. Вот генерал и приказал КНЛ прибыть сюда. Впрочем, это произойдет не сразу; они еще даже не седлали лошадей.

КНЛ — Королевский немецкий легион. Самый лучший кавалерийский отряд в армии Уэлсли; быстрые, храбрые, ловкие — отличный выбор, если речь идет о подавлении мятежа. Шарп с ужасом подумал о том, что немецкие всадники с помощью своих сабель конечно же легко очистят дровяной двор от бунтовщиков.

— Где Форрест?

Лерой махнул рукой в сторону замка.

— Направляется сюда, ищет старшего сержанта. Не думаю, что майор станет дожидаться сэра Генри и его прихлебателей. — Лерой ухмыльнулся. Они стояли у открытых ворот. Харпер сказал что-то о баррикадах, но Шарп не увидел ничего похожего на баррикады. Лерой махнул ему рукой: — Валяйте, Шарп. Предоставляю вам возможность вести переговоры. Вас считают чем-то вроде кудесника.

Весь двор был заполнен лежащими, стоящими и сидящими солдатами, оружие сложено в кучи, мундиры сброшены. В самом центре двора пылал костер. Шарпу показалось это странным — день был жарким, — но потом он вспомнил о дополнительных треугольниках для порки, которые Симмерсон приказал сколотить для проведения массовой экзекуции. Наверняка работа была выполнена здесь, и теперь солдаты жгли треугольники.

Когда два офицера прошли в ворота, на миг воцарилось молчание, а потом снова зажужжали возбужденные голоса. Лерой остался стоять у входа, а Шарп направился к костру, который будто символизировал центр двора. Солдаты пили, кое-кто уже успел как следует набраться, и Шарпа встретили злобными взглядами и бормотанием, а один парень насмешливо протянул ему бутылку. Капитан проигнорировал ее, ударил коленом по руке и пошел дальше, а бутылка со звоном покатилась по сухой земле. Он выбрался на открытое пространство у костра и повернулся лицом к толпе.

Разговоры тут же стихли. Шарп подумал, что не очень-то эти ребята готовы воевать за свои права: вожака у них явно нет, не слышно никаких протестов, люди только тихо возмущаются себе под нос.

— Сержанты!

Никто не пошевелился. Во дворе должны находиться сержанты. Шарп снова крикнул:

— Сержанты! Бегом! Сюда!

По-прежнему никто не сдвинулся с места, но краем глаза Шарп заметил, что несколько человек в рубашках и брюках смущенно задвигались на своих местах. Он указал на них рукой.

— Сюда! Быстро! Надеть обмундирование! Мятежники колебались. На короткое мгновение

Шарпу пришла в голову мысль, что сержанты как раз и являются вожаками, но потом он догадался: они, по всей видимости, просто боятся остальных солдат. Все же они взяли в руки мундиры и ремни. Раздались отдельные голоса, но никто не пошевелился, чтобы им помешать. Шарп почувствовал себя увереннее.

— Нет!

Слева от Шарпа вскочил на ноги солдат. Наступила гробовая тишина, все замерли на местах, сержанты повернулись к человеку, осмелившемуся открыто протестовать. Это был крупный мужчина с умным лицом. Он повернулся к бунтовщикам, собравшимся во дворе, и заговорил уверенно и спокойно:

— Мы никуда не пойдем. Мы приняли решение и должны его придерживаться! — У него, как и у расстрелянного Ибботсона, был голос образованного человека. Он повернулся к Шарпу. — Сержанты могут пойти с вами, сэр, а мы нет. Это несправедливо.

Шарп сделал вид, что этого человека просто нет на свете. Сейчас было некогда дискутировать о справедливости и о том, какими методами Симмерсон пытается поддерживать дисциплину в своем батальоне. Дисциплина в подобные моменты не является предметом обсуждения. Она существует, и все.

Шарп снова повернулся к сержантам:

— Давайте! Пошевеливайтесь!

Сержанты, около дюжины, смущенно собрались у костра. Неожиданно Шарп почувствовал, что взмок, стоя возле жаркого огня под палящим солнцем. Наконец собрались все сержанты, и Шарп заговорил очень громко:

— У вас есть две минуты. Я хочу, чтобы вы вышли на строевую подготовку в полном обмундировании. Те, кто должен подвергнуться наказанию, — в рубашках и брюках. Рота гренадеров у ворот, все остальные за ними. Пошевеливайтесь!

Мятежники колебались. Шарп сделал всего один шаг в их сторону, и они мгновенно бросились исполнять приказ.

Капитан повернулся и направился в самую гущу толпы.

— Поднимайтесь! Строевая подготовка! Быстрее! Осмелившийся протестовать солдат снова начал было говорить, и тогда Шарп резко выкрикнул:

— Тебе мало казней, еще захотел? Пошевеливайся!

Все было кончено. Кое-кого из тех, что перебрали спиртного, пришлось пару раз как следует пнуть, чтобы они поднялись на ноги, но боевой дух покинул бунтовщиков, никто больше не хотел сопротивляться.

Лерой присоединился к Шарпу и с помощью сержантов стал поторапливать одевающихся солдат. Выглядели они просто отвратительно: форма грязная, в опилках, ремни в пятнах, мушкеты не вычищены. Несколько парней явно выпили лишнего. Шарпу еще ни разу не доводилось видеть, чтобы батальон вышел на строевую подготовку в таком кошмарном виде, но все же это лучше, чем толпа мятежников, мечущаяся в поисках спасения под саблями безжалостных немецких кавалеристов.

Лерой распахнул ворота пошире, Шарп отдал приказ, и батальон вышел на построение рядом с ротой легкой пехоты.

Снаружи, у ворот, появился Форрест. Когда вышла первая рота, у майора отвисла челюсть. Вместе с ним прибыло еще несколько офицеров и сержантов, которые тут же, выкрикивал на бегу приказы, бросились к своим ротам. Батальон начал маршировать уверенно и четко, старший сержант взял командование на себя, закончил построение и остановил батальон, крикнув «вольно!». Шарп, чеканя шаг, подошел к Форресту, сидящему на лошади, и отдал ему честь.

— Батальон готов к строевой подготовке, сэр!

— Что произошло? — Форрест посмотрел на него сверху вниз.

— Произошло, сэр? Ничего.

— Мне сказали, что люди отказываются выходить на плац.

Шарп показал рукой на батальон. Солдаты поправляли форму, стряхивали с нее грязь, чистили кивера.

Форрест таращился на них несколько мгновений, потом повернулся к Шарпу.

— Ему это не понравится.

— Полковнику, сэр?

— Он скоро прибудет. — Форрест ухмыльнулся. — Вместе с кавалерией. И с генералом Хиллом.

Форрест усилием воли сделал серьезное лицо, посчитав, что ведет себя неприлично, но Шарп прекрасно понял, чему радуется майор. Симмерсон будет в ярости; он побеспокоил генерала, поднял полк кавалерии — и все это из-за мнимого мятежа. Шарпу тоже стало весело.

Батальон привел форму в порядок — насколько это было возможно — и теперь стоял на рыночной площади под палящим солнцем, дожидаясь новых приказов. Городские колокола пробили четверть шестого. Похоже, часть офицеров уже была здесь, остальные сопровождали Симмерсона.

Когда часы пробили половину, раздался топот копыт и в тучах пыли на рыночную площадь выскочил отряд драгун Королевского немецкого легиона, воины, призванные навеять ужас и растоптать взбунтовавшихся солдат. Они выглядели просто великолепно в своей голубой форме и ментиках, на головах у них красовались шапки из коричневого меха. С саблями наголо кавалеристы мчались в сторону дровяного двора. Впрочем, вскоре до них стало доходить, что двор пуст, а головы, которые их послали рубить, построены ровными рядами на рыночной площади.

Прозвучало несколько приказов — лошади остановились, кавалерия застыла в смущенном молчании, гренадеры принялись наблюдать за приближающимся отрядом всадников в красных мундирах. Полковник сэр Генри Симмерсон, генерал-майор Роланд Хилл, адъютанты, офицеры батальона, вроде Гиббонса и Берри, а за ними толпа офицеров из других подразделений, которые решили поучаствовать в нежданном развлечении. Все остановились и вытаращили глаза. Симмерсон заглянул на дровяной двор, посмотрел на ровные ряды солдат, снова на двор.

Старший сержант скомандовал по знаку Форреста:

— Батальон! Смирно!

Резервный батальон вытянулся по стойке «смирно». Сержант набрал в легкие побольше воздуха:

— Батальон! Оружие на плечо!

Три четких, коротких движения. В наступившей тишине было слышно только, как шестьсот ладоней одновременно ухватились за шестьсот мушкетов.

— Батальон салютует генералу! Оружие на изготовку!

Шарп поднял свою саблю в военном салюте. У него за спиной солдаты дружно топнули правой ногой, великолепным, точным движением отдали генералу честь своими мушкетами. Их переполняла гордость. Папаша Хилл отсалютовал в ответ. Старший сержант выкрикнул еще несколько приказов, солдаты встали «вольно». Форрест подъехал к Симмерсону и отдал ему честь. Шарп видел, что они оба размахивают руками, но не слышал ни слова. Кажется, Хилл что-то спросил, Форрест повернулся в седле и показал в сторону роты легкой пехоты. Шарп понял, что его зовут.

— Капитан Шарп!

Шарп, печатая шаг, прошел по рыночной площади, словно был старшим сержантом полка и участвовал в королевском параде. Черт побери Симмерсона! Пусть пойдет и поест дерьма!

Шарп остановился и вытянулся по стойке «смирно». Хилл посмотрел на него сверху вниз, огромная шляпа почти скрывала круглое лицо генерала.

— Капитан Шарп?

— Сэр!

— Вы вывели батальон на строевую подготовку? Я верно все понял?

— Сэр!

Еще будучи сержантом, Шарп узнал, что, если повторять слово «сэр» достаточно четко и с напором, можно успешно провести переговоры с любым старшим офицером. Хилл это тоже хорошо знал. Он посмотрел на часы, а потом снова на Шарпа.

— Вы начали учения на полчаса раньше. Почему?

— Солдаты скучали, сэр. Я подумал, что строевая подготовка пойдет им на пользу, поэтому мы с капитаном Лероем и вывели солдат на площадь.

Хилл улыбнулся, ему понравился ответ. Он посмотрел на ряды солдат, неподвижно стоящих под лучами немилосердного солнца.

— Скажите, капитан, а кто-нибудь отказывался подчиниться приказу?

— Отказывался, сэр? — В голосе Шарпа звучало искреннее изумление. — Нет, сэр.

— Никто, капитан? — Хилл пристально на него посмотрел.

— Нет, сэр. Никто.

Шарп не осмеливался бросить даже короткий взгляд в сторону Симмерсона, который снова оказался в дураках. Полковник сообщил генералу о мятеже, а выяснилось, что младший офицер вывел людей на строевую подготовку. Шарп почувствовал, что Симмерсон начал смущенно ерзать в своем седле. Генерал Хилл хитро улыбнулся.

— Вы меня удивляете, капитан.

— Удивляю, сэр?

Хилл снова улыбнулся. За свою жизнь он имел дело с достаточным количеством сержантов, чтобы сразу понять, какую игру затеял Шарп.

— Да, капитан. Видите ли, полковник получил письмо, в котором говорится, что солдаты отказываются выйти на плац. Это называется мятеж.

— Письмо, сэр? — Шарп удивленно посмотрел на Симмерсона. — Отказ от строевой подготовки?

Глаза Симмерсона метали молнии, он убил бы Шарпа на месте, если бы мог.

Шарп снова повернулся к Хиллу. Вместо невинного изумления у него на лице появилась довольная улыбка, словно он понял, в чем тут дело.

— Я думаю, это шутка, сэр. Вы же знаете, какими резвыми становятся ребята, когда они готовы к сражению с врагом.

Хилл рассмеялся. Генерал достаточно часто проигрывал в сражении с сержантами, чтобы знать, когда следует остановиться.

— Отлично! Ну и шум тут поднялся! Из-за ничего! Сегодняшний день проходит под знаком Южного Эссекского. За последние двенадцать часов мне приходится принимать участие во втором построении батальона. Кажется, пришла пора проинспектировать ваших людей, сэр Генри. — Симмерсон молчал. Хилл повернулся к Шарпу: — Спасибо, капитан. Девяносто пятый, да?

— Да, сэр.

— Я о вас слышал, точно. Шарп. Дайте-ка подумать. — Он уставился на стрелка, а потом щелкнул пальцами. — Конечно! Рад познакомиться с вами, Шарп! А вы знаете, что сюда возвращаются стрелки?

— Сюда, сэр? — Сердце Шарпа сжалось от радости.

— Они, наверное, уже в Лиссабоне. Без стрелков нам никак не обойтись, верно, Симмерсон? — Никакого ответа. — А вы из какого батальона, Шарп?

— Из второго, сэр.

— Жаль. Мы ждем первый. И все же здорово встретить старых друзей, правда?

— Да, сэр.

Хилл, казалось, получал искреннее удовольствие от разговора. Заглянув ему через плечо, Шарп увидел Гиббонса, с мрачным видом сидевшего на своей лошади. Генерал отмахнулся от мухи.

— Что говорят о стрелках, капитан?

— Первыми выходят на поле боя, последними его покидают, сэр.

— Вот это настоящий боевой дух! — Хилл радостно закивал. — Значит, вы теперь в Южном Эссекском, так?

— Да, сэр.

— Знаете, я рад, что вы со мной, очень рад. Желаю удачи!

— Спасибо, сэр.

Шарп отсалютовал, повернулся и направился к роте легких пехотинцев. У себя за спиной он услышал голос генерала Хилла, генерал обращался к офицеру, командующему кавалеристами:

— Можете отправляться домой! Сегодня у вас выходной!

Потом генерал подъехал на лошади к солдатам и принялся спокойно и дружелюбно с ними беседовать. Шарп много слышал про Папашу Хилла и теперь понял, за что он получил свое прозвище. Генерал обладал удивительной способностью вести себя таким образом, что каждый, с кем он разговаривал, чувствовал, что высокому начальнику на него не наплевать, что тот искренне озабочен и заинтересован его делами, хочет, чтобы всем было хорошо.

Хилл не мог не заметить состояния, в котором находился батальон. Даже учитывая трехнедельный переход и сражение на мосту, солдаты выглядели неопрятно, форма сидела кое-как — но он сделал вид, что ничего не видит. Добравшись до роты легкой пехоты, генерал дружелюбно кивнул Шарпу, пошутил по поводу роста Харпера, сказал что-то еще, и солдаты принялись весело хохотать. А потом, ухмыляясь, в сопровождении сэра Генри и всех своих помощников генерал Хилл выехал на середину площади.

— Вы вели себя просто отвратительно! Сегодня утром вы меня страшно огорчили! — Он говорил медленно, но произносил слова очень четко, так что стоящие на флангах роты, вроде роты Шарпа, прекрасно все слышали. — Вы заслужили наказание, наложенное на вас сэром Генри! — Генерал помолчал. — Зато сейчас вы отличились! Вышли на строевую подготовку раньше назначенного часа. — По рядам прокатился смех. — Такое впечатление, что вам хочется поскорее получить причитающееся наказание! Учитывая ваше рвение к строевой подготовке, сэр Генри попросил меня отменить его приказ. Не могу сказать, что я с ним согласен, но спорить не стану. Порка отменяется. — Солдаты с облегчением вздохнули. Хилл сделал еще один глубокий вдох. — Завтра вместе с нашими испанскими союзниками мы выступаем навстречу французам. Идем в Талаверу, там состоится сражение! Я горжусь, что вы в моем полку. Вместе мы покажем французам, что такое настоящий солдат! — Он помахал рукой. — Удачи вам, ребята, удачи!

Батальон принялся радостно вопить и размахивать киверами, а генерал улыбался, словно заботливый родитель. Когда шум стих, он повернулся к Симмерсону:

— Распустите их, полковник, распустите. Они сегодня постарались на славу!

Симмерсону ничего не оставалось делать, как подчиниться.

Батальон, рота за ротой, покидал рыночную площадь; солдаты шумели, переговаривались, смеялись. Хилл отправился назад, в замок, Симмерсон и все остальные офицеры последовали за ним. Сэр Генри снова показал себя самым настоящим дураком, и снова он обвинит во всем Шарпа.

Опустив голову, не желая ни с кем разговаривать, высокий стрелок направился в город. Однако нужно признать, он получил удовольствие от того, что Симмерсон опять попал в идиотское положение. Впрочем, сэр Генри сам напросился. Полковник даже не дал себе труда проверить, откажутся ли парни подчиниться приказу, а вместо этого принялся истерически вопить и звать на помощь кавалерию. Шарп знал, что список оскорблений, нанесенных им полковнику и его племяннику, стал еще длиннее. Он не сомневался, что сэр Генри с радостью приписал бы еще что-нибудь в письме, которое сейчас уже, наверное, прибыло в Лиссабон и дожидается корабля и попутного ветра, чтобы поскорее добраться до Лондона. Это письмо положит конец военной карьере Шарпа, и, если ему не удастся совершить самое настоящее чудо во время сражения, которое должно состояться на днях, Симмерсон получит истинное наслаждение, став свидетелем краха надежд Шарпа.

Дело только еще осложнилось. Ведь речь идет о гордости, чести и женщине. Шарп сомневался, что Гиббонс попытается выйти из этой ситуации с честью и лейтенанта удовлетворит письмо, написанное дядюшкой. Ему стало нехорошо при мысли о том, чем все это может закончиться. Мишенью Гиббонса станет девушка.

За ним кто-то бежал.

— Сэр?

Шарп повернулся. Это был тот самый парень, что призывал батальон не подчиняться приказам Шарпа.

—Да?

— Я хотел поблагодарить вас, сэр.

— Поблагодарить меня? За что? — Шарп казался разозленным, и парень смутился.

— Нас бы расстреляли, сэр.

— Я бы и сам с удовольствием это сделал.

— В таком случае спасибо вам, сэр.

Шарп был поражен. Солдат вполне мог и промолчать.

— Как тебя зовут?

— Хакфилд, сэр.

Шарпа разбирало любопытство — он снова обратил внимание на культурную речь этого человека.

— А где ты получил образование, Хакфилд?

— Я был клерком, сэр, на литейном заводе.

— На литейном заводе?

— Да, сэр. В Шропшире. Мы производили железо, сэр, целыми днями, да и ночью тоже. Кругом дым и огонь. Я посчитал, что тут может оказаться интереснее.

— Ты вызвался добровольцем? — Шарп не смог скрыть своего изумления.

— Да, сэр. — Хакфилд ухмыльнулся.

— Разочарован?

— Воздух тут определенно чище, сэр.

Шарп удивленно посмотрел на солдата. Он слышал разговоры о том, что «промышленность» в Британии начала быстро развиваться. Рассказывали о целых долинах, огороженных кирпичными заборами, за которыми огромные печи производили чугун. Он слышал о перекинутых через реки мостах, целиком сделанных из железа, о кораблях и машинах, работающих с использованием пара, но ничего подобного видеть Шарпу не доводилось. Однажды вечером, около костра, кто-то сказал, что за этим будущее, и дни человека, путешествующего пешком или верхом на лошади, сочтены. Чистой воды фантазии конечно же, — но вот перед ним стоит Хакфилд, видевший все собственными глазами.

Шарп представил огромные долины, отданные черным машинам с огненным брюхом, и ему стало не по себе. Он кивнул Хакфилду:

— Забудь о сегодняшнем дне, Хакфилд. Ничего не произошло.

Неуверенность в будущем — вот цена, которую приходится платить солдатам. Шарп не мог вообразить службу в армии, которая не воюет; не знал, что стал бы делать, если бы вдруг наступил мир и он остался бы без работы. Впрочем, впереди стрелка ждет сражение, он должен добыть Орла, у него есть женщина, ради которой стоит драться. Шарп увереннее зашагал по улицам Оропезо.