Орел Шарпа

Глава восемнадцатая

— Я видела сегодня одного человека...

— Да? — Шарп посмотрел на Жозефину.

Обнаженная девушка сидела на постели и, высоко подняв колени, пыталась подровнять ногти на ногах острием сабли Шарпа. Жозефину страшно забавляло это занятие. Потом она опустила саблю на постель и посмотрела на Шарпа.

— Симпатичный. Голубой мундир, а тут везде белое. — Она показала рукой на грудь, — И шикарные кружева. Много.

— Он был на лошади? Жозефина кивнула.

— Там еще висела сумка...

— Ташка. И кривая сабля? — Жозефина снова кивнула, и Шарп ухмыльнулся. — Похоже на драгуна принца Уэльского. Очень богатый.

— Откуда ты знаешь?

— А все кавалеристы богатые. Глупые, но богатые.

— Глупый? — Жозефина наклонила головку набок — она часто так делала — и слегка нахмурилась.

— Все кавалерийские офицеры дураки. У них есть деньги, а у лошадей — мозги.

— Ну и что? — Жозефина пожала обнаженными плечами. — Какая разница. У меня мозгов хватит на двоих. — Потом она бросила взгляд на Шарпа и улыбнулась. — Ты ревнуешь.

— Да.

— Мне скучно, Ричард.

— Я знаю.

— Не с тобой. — Жозефина подняла голову и серьезно посмотрела на Шарпа. — Ты хорошо со мной обращаешься. Но мы пробыли здесь уже целую неделю, и ничего не происходит.

— Не беспокойся. Завтра обязательно что-нибудь произойдет. — Шарп наклонился и натянул сапоги.

— Ты уверен?

— Завтра сражение.

«Только на этот раз, — подумал он, — противник будет превосходить нас числом».

Жозефина подтянула к себе колени и положила на них подбородок.

— Ты боишься?

— Да.

— А кто победит?

— Не знаю.

— Ты сможешь захватить своего Орла?

— Не знаю.

— После сражения ты получишь подарок. — Жозефина улыбалась.

— Я не хочу никаких подарков. Я хочу тебя.

— А я и так твоя. — Жозефина прекрасно знала, о чем говорит Шарп, но специально сделала вид, что не поняла. — Тебе нужна твоя сабля?

— Да. — Шарп потуже застегнул ремень и поправил ножны.

— Иди сюда и возьми. — Жозефина рассмеялась.

Девушка положила клинок на постель, а потом улеглась поверх холодной стали.

— Отдай. — Шарп подошел поближе.

— Возьми.

Ее тело было теплым и сильным, хорошо тренированным, она плотно прижалась к Шарпу. А он отодвинулся немного и заглянул ей в глаза.

— Что будет дальше?

— Захватишь своего Орла. Ты ведь всегда получаешь то, что хочешь.

— Я хочу тебя.

Жозефина закрыла глаза, потом поцеловала его, отодвинулась и улыбнулась.

— Ричард, мы оба отстали в пути. Нас прибило друг к другу, но мы должны идти дальше.

— Я не понимаю.

— Понимаешь. У нас разные дороги. Тебе нужен дом, нужна женщина, которая любила бы тебя, нуждалась бы в тебе, могла бы снять с твоих плеч часть ноши.

— А ты?

— Мне нужны шелковые платья и музыка. — Жозефина улыбнулась. — Свечи на рассвете. — Шарп попытался что-то сказать, но она остановила его. — Я знаю, о чем ты думаешь. Глупо, конечно, но я действительно тоскую по всем этим вещам. Возможно, наступит день, и я стану тосковать о чем-нибудь нормальном.

— А я нормальный?

— Иногда, моя любовь. Ты даже слишком серьезно ко всему относишься.

— Ты хочешь сказать мне «прощай»?

— Вот видишь! — Жозефина рассмеялась. — Ты слишком серьезен. — Она быстро поцеловала его в самый кончик носа. — Поспеши ко мне после сражения. И получишь подарок.

— Подвинься, я не хочу тебя поранить. — Шарп протянул руку к сабле.

— Многих ты убил этим? — Жозефина коснулась пальцем лезвия.

— Не знаю.

Клинок скользнул в ножны, и Шарп сразу почувствовал его тяжесть у себя на бедре. Потом он наклонился, обнял Жозефину и посмотрел на нее, словно пытался запомнить ее тело, прекрасное и непостижимое, тайну которого никогда не сможет разгадать.

Она коснулась его лица.

— Иди и сражайся.

— Я вернусь.

— Знаю.

Шарпу все казалось каким-то нереальным. Солдаты на улицах Талаверы, люди, которые спешили убраться с его дороги, сам вечер... Завтра будет сражение. Завтра сотни живых существ погибнут, их разорвут на части пушечные ядра, располосуют сабли кавалерии, пронзят мушкетные пули — город же продолжал жить своей привычной жизнью. Люди любили и расставались, покупали еду, шутили — а завтра будет сражение!

Шарп хотел Жозефину. Он почти не мог думать о предстоящей битве, об Орле — перед глазами стояло ее насмешливое лицо. Шарп знал, что рано или поздно она его покинет, но никак не мог с этим смириться. Желание обладать Жозефиной, сделать ее своей навсегда было таким сильным, что на мгновение он забыл о войне, о французах, об Орле — обо всем на свете. «Впрочем, — сказал он сам себе, — ты же знаешь, что это невозможно».

Шарп подошел к городским воротам, которые выходили на долину с запада, кивнул Харперу и взобрался по крутым ступеням на парапет. Хоган рассматривал оливковые рощи и лес, где испанские солдаты занимали позиции, тщательно выбранные для них Уэлсли. Куэста, который отказался воевать в прошлое воскресенье, нахально принялся преследовать отступающих французов. Сегодня, четыре дня спустя, его армия, поджав хвост, вернулась и привела за собой французскую, которая более чем в два раза превосходила их числом.

«Завтра, — подумал Шарп, — испанцам придется воевать — их разбудят французы. Армия союзников, которая могла одержать легкую победу в прошлое воскресенье, теперь вынуждена будет защищаться против объединенных сил Виктора, Журдана и Жозефа Бонапарта. Однако испанцы вряд ли примут уж очень активное участие в битве».

Уэлсли отвел свои войска, чтобы создать защитный рубеж возле Талаверы. Справа высились городские стены, оливковые рощи, леса и поля — все это благодаря стараниям Хогана стало непроходимым для врага. По его приказу солдаты срубили часть деревьев, укрепили стены, набросали огромные кучи земли, а среди баррикад и самых разнообразных препятствий засели испанцы. Французская пехота не могла рассчитывать на то, что хотя бы один солдат сумеет пробраться сквозь заграждения Хогана — до тех пор, конечно, пока защитники будут находиться на своих местах. Французская армия развернется на север, к поджидающим британским воинам.

Шарп внимательно разглядывал северную часть долины. Там не было ничего, что инженер мог бы использовать с целью приостановить продвижение противника, — только речушка под названием Портина, через которую можно перебраться, даже не замочив как следует сапог, и поросшее травой поле, словно приглашавшее французскую кавалерию прогуляться. Вдалеке виднелся невысокий Меделинский холм. Шарп успел прекрасно изучить местность и хорошо понимал, что произойдет завтра. Французы переберутся через ручей и возьмут штурмом пологие склоны холма. Здесь погибнут многие. А тридцатитысячная испанская армия будет спокойно сидеть за заграждениями, построенными Хоганом, и наблюдать за тем, как Орлы пойдут в атаку на британцев по открытой равнине в сторону окутанного клубами дыма Меделина.

— Ну, как вы? — спросил Хоган.

— Отлично, — ухмыльнулся Шарп.

Инженер смотрел, как испанцы занимают приготовленную для них позицию. Дальше, за деревьями, пряталась речка Альберче, которая несла свои воды в Тежу, оттуда доносилась мушкетная пальба. Она продолжалась вот уже целый день, словно далекий лесной пожар, и Шарп видел несколько дюжин раненых британских солдат, которых внесли в городские ворота. Британцы прикрывали последнюю милю отступления испанцев — по словам раненых, французский авангард сегодня одержал победу. Два британских батальона сильно пострадали, поговаривали даже, что сам Уэлсли чудом избежал плена. Испанцы нервничали.

«Интересно, — думал Шарп, — какую армию бросят французы против армии союзников». Он посмотрел на Харпера. Сержант вместе с дюжиной солдат охранял ворота в город — не от врага, а на случай, если кому-нибудь из испанских или британских солдат придет в голову затеряться на время сражения в темных аллеях Талаверы. Основные силы батальона находились возле холма, и Шарп ждал приказа, который отправит его роту на другой берег мелкой речушки в поисках куска поросшей травой земли, которую они должны будут защищать утром.

— А как девушка? — Хоган устроился на грязном камне.

— Счастлива. Но скучает.

— С женщинами так всегда. Они редко бывают довольны жизнью. Вам нужны деньги?

Шарп посмотрел на инженера и прочел в его глазах беспокойство. Хоган уже одолжил Шарпу больше двадцати гиней, вряд ли он сможет быстро вернуть деньги, если только ему не повезет на поле боя.

— Нет, пока у меня с этим все в порядке.

— А вы счастливчик. — Хоган улыбнулся. — Она действительно хороша. Вы влюблены?

Шарп заглянул через парапет на испанцев — те заполняли построенные Хоганом укрепления.

— Жозефина мне не позволяет.

— В таком случае она умнее, чем я предполагал.

День тянулся медленно. Шарп думал о девушке, скучающей в своей комнате, наблюдал за испанцами, которые рубили ветки для вечерних костров... А потом случилось то, чего Шарп так долго ждал, — на востоке, среди деревьев и кустов, возникли яркие вспышки. Капитан знал: это солнце отражается от мушкетов и нагрудных ремней. Толкнув Хогана в бок, он сказал:

— Французы.

Хоган вскочил на ноги и воскликнул:

— О Господи! — А потом тихо добавил: — Их тут немало!

Пехота заполняла равнину, словно расползающееся по траве темное пятно. Шарп и Хоган наблюдали, как один за другим появляются батальоны пехоты, эскадроны кавалерии, возникают приземистые пушки — такой большой армии Шарпу еще ни разу не доводилось видеть. Офицеры на лошадях отдавали приказы, расставляли солдат по местам, готовились к утреннему сражению.

Шарп посмотрел налево, туда, где возле Портины сосредоточилась британская армия. В воздух поднимался дым костров, солдаты собрались на берегу реки и на вершине Меделина, чтобы поглазеть на противника, однако казалось, что британцев печально мало, — люди, лошади, полевые орудия противника заполнили равнину, причем их число постоянно увеличивалось, словно волны прилива накатывали на берег. Здесь был брат Наполеона, король Жозеф, а с ним два французских маршала, Виктор и Журдан. Шестьдесят пять батальонов пехоты, мощная сила, превратившая Европу в собственность Наполеона, были намерены растоптать маленькую британскую армию и загнать ее в море. Они постараются сделать все, чтобы Британия больше никогда не осмелилась бросить вызов Орлу на суше.

Хоган тихонько присвистнул.

— Может, они атакуют сегодня вечером?

— Нет. — Шарп внимательно вглядывался в расположение противника. — Они подождут артиллерию.

Хоган показал в сторону сгущающихся на востоке теней:

— Пушки уже здесь. Смотрите, их даже видно.

Шарп покачал головой.

— Это маленькие пушки, которые есть в каждом батальоне пехоты. Нет, большие орудия сейчас где-то на подходе. Они прибудут ночью.

А утро французы начнут своей любимой канонадой, массированным артиллерийским обстрелом неприятеля, и только потом плотные колонны пехоты, с Орлами в качестве знамен, перейдут ручей и начнут наступление. Вряд ли можно было назвать тактику французов слишком сложной и тонкой. Хитрые маневры на флангах противника — не для них. Вместо этого они отправляли в атаку пушки и людей, батальон за батальоном, наносили страшные удары по врагу и каждый раз одерживали победу. Шарп пожал плечами. Кому нужна хитроумная тактика? Французские пушки и солдаты разбили все армии, посмевшие выступить против них.

Где-то за спиной Шарпа раздались крики. Он прошел по парапету и заглянул вниз на ворота, возле которых стояли Харпер и его отряд. Лейтенант Гиббонс и лейтенант Берри верхом на лошадях остановились у ворот и орали на Харпера.

Шарп перегнулся через парапет.

— В чем дело?

Гиббонс медленно повернулся. Шарп тут же понял, что лейтенант хорошенько набрался и с трудом держится в седле. Гиббонс насмешливо отдал Шарпу честь.

— Я не видел вас, сэр. Извините. — Он поклонился. Лейтенант Берри захихикал. Гиббонс выпрямился. — Я сказал вашему сержанту, что вы можете вернуться. Все в порядке?

— А по дороге вы остановились, чтобы немного промочить горло?

Берри захихикал еще громче. Гиббонс посмотрел на приятеля и тоже расхохотался.

— Можно и так сказать.

Оба лейтенанта проехали в ворота и направились по дороге в сторону британских позиций на севере. Шарп проследил за ними взглядом.

— Ублюдки.

— У вас с ними проблемы? — Хоган снова уселся на парапет.

— Нет. — Шарп покачал головой. — Просто наглость, всякие шуточки и замечания в присутствии других офицеров, больше ничего. — Он тут же подумал о Жозефине.

— Вы беспокоитесь о девушке? — Казалось, Хоган понял, что у него на уме.

— Да. — Шарп кивнул. — Впрочем, с ней все будет в порядке. Жозефина держит дверь на замке. Мы устроились на самом верхнем этаже, вряд ли им удастся ее найти. — Он повернулся к Хогану и улыбнулся. — Не беспокойтесь. Эти ублюдки так ничего и не сделали, трусы. Они сдались!

Хоган покачал головой.

— Они убьют вас, Ричард, спокойно и без угрызений совести, как захромавшую лошадь. Вы для них не существуете. А что до девушки, так эта парочка обязательно попытается сделать ей какую-нибудь гадость.

Шарп снова посмотрел на равнину. Он понимал, что Хоган прав: проблема еще не решена. Но в данный момент от него ничего не зависело; сначала — сражение.

Французские войска заполнили часть равнины, словно полноводная река. Они огибали деревья, дома, затопили лес, неуклонно приближаясь к речушке под названием Портина и холму Меделин.

Солдаты и оружие — настоящая черная туча накрыла равнину, она расползалась в разные стороны. Гусары, драгуны, стрелки, уланы, гренадеры — все они поклонялись своим Орлам, они создали Империю и все были заклятыми врагами Британии.

— Жарковато нам придется завтра. — Хоган покачал головой, наблюдая за французами.

— Да уж точно. — Шарп позвал Харпера: — Иди сюда!

Великан-ирландец забрался наверх по сломанной стене и встал рядом с офицерами.

— Может, завтра утром они забудут проснуться?

— Если они и не проснутся, то послезавтра, да и то не по своей забывчивости, — рассмеялся Шарп.

— Интересно, сколько еще таких армий мы встретим, прежде чем все это кончится, — прикрыв глаза рукой, проговорил Хоган.

Оба стрелка промолчали. Они воевали вместе с Уэлсли в прошлом году, когда генерал разбил французов в Ролика и Вимейро, однако эта армия в десять раз больше той, что противостояла им в Ролика, в три раза больше армии Жюно[9] в Вимейро и в два раза превосходит силы французов, с которыми они сражались весной в Португалии. Получалось, что вместо каждого погибшего француза появлялось два или три других, ты убивал их, но тут же возникала целая дюжина новых — и так до бесконечности.

— Бессмысленно смотреть на них и гадать, что будет завтра. Генерал знает, что делает, — ухмыльнувшись, сказал Харпер.

Шарп кивнул. Уэлсли не стал бы поджидать французов у реки Портина, если бы предполагал, что завтра его армию ждет поражение. Из всех британских генералов он был единственным, кому доверяли те, кто держал оружие в руках. Они знали — Уэлсли понимает, когда нужно вступить в бой. И что еще важнее — когда этого делать не следует. Неожиданно Хоган вскрикнул и показал рукой:

— Что это?

Примерно в трех четвертях мили французские всадники вели огонь из карабинов — оттуда доносились негромкие щелчки и поднимался дымок

— Драгуны.

— Это я понимаю, — проговорил Хоган. — Куда они стреляют?

— В змей!..

Проходя по берегу Портины, Шарп заметил маленьких черных змей, которые извивались в сырой траве у воды. Вполне возможно, что они жили и на равнине, а французы решили попрактиковаться в стрельбе. Спустился вечер, и теперь лишь яркие вспышки выстрелов разрывали сумерки. «Как странно, — подумал Шарп. — Очень часто война бывает красивой».

— Эй, смотрите! — Харпер показал куда-то вниз. — Они разбудили наших храбрых союзников. Похоже на муравейник.

Внизу, под стеной, возбужденно металась испанская пехота. Солдаты повскакивали со своих мест у костров и выстроились за земляными и каменными стенами, устраивали поудобнее мушкеты на поваленных деревьях, тщательно уложенных по приказу Хогана. Офицеры с саблями наголо стояли на стенах, выкрикивали приказы, показывали на стреляющих драгун.

— Как хорошо, что у нас есть союзники, — рассмеялся Хоган.

Драгуны, которые находились слишком далеко, чтобы их можно было как следует рассмотреть, продолжали стрельбу по невидимым целям. Шарп уже понял, что они просто развлекаются. Французы не замечали паники, которая охватила ряды испанцев. Все испанские солдаты, наставив на пустое поле мушкеты, сгрудились у земляных заграждений; за спинами у них полыхали брошенные костры. Офицеры продолжали раздавать приказы направо и налево, и Шарп с ужасом заметил, что по их команде были заряжены мушкеты.

— Что, черт подери, они вытворяют? — Он услышал скрежет шомполов, загоняемых в дула, увидел, как офицеры подняли высоко над головами сабли.

— Смотрите, — сказал Хоган. — Можете многому научиться.

Никто не отдавал приказов. Вместо этого раздался одинокий мушкетный выстрел — пуля бессмысленно зарылась в траву, — а затем последовал такой мощный залп, какого Шарпу еще ни разу в жизни слышать не доводилось. Одновременно выстрелили тысячи мушкетов, вспыхнуло пламя, все заволокло дымом, от грохота заложило уши; казалось, шуму и ликующим воплям испанцев не будет конца. Огонь и свинец затопили пустое поле. Драгуны удивленно посмотрели в сторону выстрелов, но мушкетные пули не могли причинить им никакого вреда, поэтому они спокойно сидели на своих лошадях и просто наблюдали за тем, как рассеивается дым.

Сначала Шарп подумал, что испанцы радуются тому, что одержали окончательную и бесповоротную победу над травой в поле, но потом сообразил, что союзники вопят от страха. Свой собственный залп, грохот тысяч мушкетов перепугал их до смерти, и они разбежались в надежде где-нибудь спрятаться. Испанцы метались между оливковыми деревьями, бросали в ужасе оружие, затаптывали костры, шалели от издаваемых ими же самими

криков.

Шарп приказал своим людям у ворот:

— Пропустите их!

Не было никакого смысла бороться с паникой. Дюжина людей Шарпа будет растоптана сотнями испанцев, спешащих к воротам в надежде укрыться за городскими стенами. Кое-кто помчался на север, к дорогам, уходящим прочь от французских позиций. Они начнут разорять стоянки, где хранится багаж, дома в городе, будут сеять повсюду панику и устроят неразбериху — но с этим уже ничего не поделаешь.

Шарп видел, как испанская кавалерия при помощи сабель пыталась разобраться с беглецами. Кого-то им удастся остановить, возможно, к утру они соберут большинство, но испанская пехота больше не является единым целым, ее победила и напугала до потери сознания горстка драгун. Шарп расхохотался. Это было ужасно смешно, самый настоящий идиотизм — впрочем, весьма характерный для этой кампании. Испанские кавалеристы яростно размахивали перед пехотой оружием, стараясь заставить солдат вернуться на рубежи. Вскоре где-то далеко запел горн, призывавший новых кавалеристов на охоту. А на равнине костры французской армии нарисовали на земле яркую линию, отметили границу позиций — однако никто из сидящих у огня воинов так и не узнает, что они только что разбили наголову несколько тысяч испанских пехотинцев.

Шарп бессильно опустился на стену и взглянул на Харпера.

— Как это ты говоришь, сержант?

— Сэр?

— Боже, храни Ирландию? И не надейся! Он по горло занят Испанией.

Шум и паника начали стихать. В роще еще оставалось несколько человек, остальных заставила вернуться на позиции кавалерия, но Шарп не сомневался: целая ночь уйдет на то, чтобы разыскать всех беглецов и собрать их возле земляных заграждений, а многим удастся уйти достаточно далеко, и они распространят слухи о великой победе французов у стен Талаверы.

Шарп поднялся на ноги.

— Пошли, сержант, пора возвращаться в батальон.

Неожиданно кто-то позвал с улицы:

— Капитан Шарп! Сэр!

Один из стрелков размахивал руками, рядом с ним стоял Агостино, слуга Жозефины. Шарп неожиданно понял, что ему больше не весело, сердце сжало страшное предчувствие. Он быстро спустился вниз и подошел к Агостино, за ним последовали Харпер и Хоган.

— Что случилось?

Слуга Жозефины разразился взволнованной речью по-португальски. Это был небольшого роста человечек, который обычно предпочитал помалкивать, но внимательно за всем наблюдал своими огромными карими глазами. Шарп поднял руку, чтобы Агостино замолчал.

— Что он говорит?

Хоган неплохо понимал по-португальски. Он облизал губы и тихо сказал:

— Жозефина.

— Что с ней?

Шарп понял: произошло какое-то несчастье, случилось что-то очень страшное. Он позволил Хогану отвести себя и Агостино в сторону, подальше от прислушивающихся к разговору стрелков. Хоган задал несколько вопросов, выслушал слугу, а потом повернулся к Шарпу. Он говорил очень тихо:

— На нее напали. Они закрыли Агостино в шкафу.

— Они? — спросил Шарп, хотя прекрасно знал ответ — Гиббонс и Берри.

К ним подошел сержант Харпер, который держался, как полагается сержанту, обращающемуся к старшему офицеру.

— Сэр?

— Сержант? — Шарп заставил себя на время прогнать свои страхи, чтобы понять, что говорит Харпер.

— Я отведу людей, сэр.

Шарп кивнул. Ему показалось, что Патрик Харпер знает больше, чем он предполагал. За холодными, тщательно подобранными словами сквозило настоящее беспокойство, и Шарп пожалел, что не был более откровенен с ирландцем. В голосе Харпера слышался и старательно сдерживаемый гнев. Словно Харпер хотел сказать: «Ваши враги — это и мои враги тоже».

— Давай, сержант.

— Есть, сэр. И еще... сэр? — Лицо Харпера ничего не выражало. — Вы расскажете мне, что произошло?

— Да, сержант.

Шарп и Хоган помчались по темным улицам, то и дело скользя в грязи, пробиваясь сквозь толпы испанских беглецов, которые штурмом брали двери пивных и борделей. Хоган с трудом поспевал за Шарпом. Талаверу ждет страшная ночь — грабежи, разрушения и насилие. Завтра сотни тысяч людей отправятся на поле боя, и Хоган, заметив, с какой злобой Шарп отшвырнул двоих испанцев, путавшихся у него под ногами, с ужасом подумал, что завтрашний день, похоже, принесет много страданий и боли. А потом они оказались на тихой улице, где жила Жозефина, и Хоган начал всматриваться в окна с закрытыми ставнями; про себя он молился, чтобы в приступе гнева Шарп единым махом не уничтожил свою карьеру и себя самого.