Орифламма

Сказки для детей моложе трёх лет

Жозетт уже большая; ей тридцать три месяца. Однажды утром, как всегда, она подходит своими нетвердыми шажками к двери родительской спальни. Она пытается толчком открыть дверь, она пытается открыть ее совсем как маленькая собачка. Она теряет терпение, она взывает, и это будит ее родителей, которые притворяются, что не слышат ее. Папа с мамой сегодня утром ужасно усталые. Этой ночью они ходили в театр, потом, после театра, в ресторан, потом, после ресторана, в кино, потом, после кино, в ресторан, потом, после ресторана, на кукольное представление. И теперь им лень. Тяжела родительская доля…

Уборщица тоже теряет терпение. Она распахивает дверь в родительскую спальню и говорит:

— Доброе утро, месье, доброе утро, мадам, вот ваша утренняя газета, вот открытки на ваше имя, вот ваш кофе с молоком и сахаром, вот ваш фруктовый сок, вот ваши круассаны, вот ваши тосты, вот ваше масло, вот ваш апельсиновый мармелад, вот ваш клубничный джем, вот яичница, вот ветчина, и вот ваша девочка.

У родителей болят животы, потому что я забыл сказать, что после кукольного представления они ходили в ресторан. Родители не хотят пить свой кофе с молоком, не хотят свои тосты, не хотят свои круассаны, не хотят свою ветчину, не хотят свою яичницу, не хотят свой апельсиновый мармелад, не хотят свой фруктовый сок и не хотят клубничный джем (он даже не клубничный, на самом деле, он апельсиновый).

— Дайте все это Жозетт, — говорит папа уборщице. — И когда она наестся, верните ее нам сюда.

Уборщица поднимает девочку на руки.

Жозетт кричит. Но, поскольку она маленькая обжора, она утешает себя на кухне маминым мармеладом, папиным джемом, круассанами обоих родителей и фруктовым соком.

— Что за маленький людоед! — говорит уборщица. — У тебя живот не меньше, чем глаза…

И для того, чтобы девочке не стало нехорошо, уборщица выпивает родительский кофе с молоком, съедает яичницу, ветчину, а также рисовый пудинг, оставшийся со вчерашнего дня.

Тем временем папа и мама снова засыпают и храпят. Однако недолго. Уборщица возвращает Жозетт в родительскую комнату. Жозетт говорит:

— Папа, Жаклин (так зовут уборщицу) съела твою ветчину.

— Вот и хорошо, — говорит папа.

— Папа, — говорит Жозетт. — Расскажи мне историю…

И пока мама спит, потому что устала от стольких развлечений, папа рассказывает Жозетт историю.

— Жила-была девочка, которую звали Жаклин.

— Как Жаклин? — спрашивает Жозетт.

— Да, — говорит папа. — Но это была не Жаклин. Жаклин была маленькой девочкой. У нее была мама, которую звали мадам Жаклин. Папу маленькой Жаклин звали месье Жаклин. У маленькой Жаклин было две сестры, которых звали Жаклин, и двое кузенов, которых звали Жаклин, дядя и тетя, которых звали Жаклин. У дяди и тети, которых звали Жаклин, были друзья, которых звали месье и мадам Жаклин, и у них была девочка по имени Жаклин и мальчик по имени Жаклин, и у девочки были три куклы, которых звали Жаклин, Жаклин и Жаклин. У мальчика был приятель по имени Жаклин и деревянные лошадки по имени Жаклин, и оловянные солдатики по имени Жаклин. Однажды маленькая Жаклин вместе со своим папой Жаклин, с братом Жаклин и с мамой Жаклин отправились в Булонский лес. Здесь они встретили своих друзей Жаклинов вместе с их девочкой Жаклин и ее куклами, которых звали Жаклин, Жаклин и Жаклин, и вместе с их мальчиком Жаклином и его оловянными солдатиками, которых звали Жаклин.

Пока папа рассказывает истории маленькой Жозетт, уборщица заходит в комнату. Она говорит:

— Вы собираетесь свести с ума эту девочку, месье.

Жозетт говорит уборщице:

— Жаклин (поскольку, как я уже сказал, уборщицу тоже зовут Жаклин), мы пойдем на рынок?

Жозетт отправляется с уборщицей за покупками.

Папа с мамой снова отправляются спать, потому что они очень устали; минувшей ночью они были в ресторане, в театре, снова в ресторане, на кукольном представлении и потом снова в ресторане.

Жозетт идет в магазин с уборщицей. И там она сталкивается с девочкой, которая пришла с родителями. Жозетт спрашивает девочку:

— Хочешь поиграть со мной? Как тебя зовут?

Девочка отвечает:

— Меня зовут Жаклин.

Жозетт говорит девочке:

— Я знаю. Твоего папу зовут Жаклин, твою маму зовут Жаклин, твоего брата зовут Жаклин, твою куклу зовут Жаклин, твоего дедушку зовут Жаклин, твою деревянную лошадку зовут Жаклин, дом называется Жаклин, твой горшочек называется Жаклин…

Тогда бакалейщик, жена бакалейщика, мама другой девочки и все покупатели в магазине поворачиваются к Жозетт и начинают смотреть на нее выпученными от ужаса глазами.

— Это ничего, — спокойно говорит уборщица. — Не беспокойтесь. Это глупые истории, которые рассказывает ей отец.

Этим утром, как всегда, Жозетт стучит в дверь родительской спальни. Папа не очень хорошо спал. Мама уехала на несколько дней в деревню. Поэтому папа воспользовался ее отъездом, чтобы наесться колбасы, напиться пива, наесться свиного паштета и многих других вещей, которые мама не позволяет ему есть из-за того, что это вредит его здоровью. Поэтому сейчас у папы боли в печени, резь в желудке, головная боль, и он предпочел бы, чтобы его не будили.

Но Жозетт продолжает стучать в дверь. Поэтому папа говорит, чтобы она вошла. Она входит и подходит к папе. Мама уехала. Жозетт спрашивает:

— Где мама?

Папа отвечает:

— Твоя мама отправилась в деревню к своей маме отдохнуть.

Жозетт спрашивает:

— К бабушке?

Папа отвечает:

— Да, к бабушке.

— Напиши маме, — говорит Жозетт. — Позвони маме, — говорит Жозетт.

Папа говорит:

— Мы не должны звонить.

А потом папа говорит сам себе:

— Потому что она, может быть, где-нибудь еще…

Жозетт говорит:

— Расскажи мне историю, в которой ты и мама, и я.

— Нет, — говорит папа. — Я собираюсь работать. Я собираюсь встать и одеться.

И папа встает. Он надевает поверх пижамы свой красный купальный халат, он обувает свои «хлюпанцы»/«скользанцы» и идет в ванную. Он закрывает дверь ванной. Жозетт у двери ванной. Она колотит кулачками, она вопит. Жозетт говорит:

— Открой дверь.

Папа говорит:

— Я не могу, я абсолютно голый, я моюсь, а потом я собираюсь бриться.

Жозетт говорит:

— И ты делаешь номер один и номер два.

— Я моюсь, — говорит папа.

Жозетт говорит:

— Ты моешь лицо, ты моешь плечи, ты моешь руки, ты моешь спину, ты моешь попу, ты моешь ноги.

— Я брею бороду, — говорит папа.

— Ты бреешь бороду с мылом, — говорит Жозетт. — Я хочу зайти и посмотреть.

Папа говорит:

— Ты не можешь на меня посмотреть, потому что я уже не в ванной.

Жозетт говорит (из-за двери):

— Ну и где же ты?

Папа отвечает:

— Я не знаю. Иди и посмотри. Может быть, я в столовой. Иди, поищи меня.

Жозетт бежит в столовую, и папа начинает мыться. Жозетт бежит в столовую на своих коротких ножках. Папа остается в покое, но ненадолго. Жозетт возвращается к двери ванной и смеется через дверь. Жозетт говорит:

— Я тебя искала. Ты не в столовой.

Папа говорит:

— Ты недостаточно хорошо искала. Иди, поищи под столом.

Жозетт снова идет в столовую, потом возвращается. Она говорит:

— Ты не под столом.

Папа говорит:

— Ну тогда иди, поищи в комнате. Ищи внимательно и проверь, нет ли меня на стуле, на кушетке, за книгами или на окне.

Жозетт уходит. Папа остается в покое, но ненадолго. Жозетт возвращается. Она говорит:

— Нет, ты не на стуле, ты не на окне, ты не на кушетке, ты не за книгами, ты не в телевизоре, ты не в комнате.

Папа говорит:

— Ну тогда иди, посмотри не на кухне ли я.

Жозетт бежит на кухню. Папа остается в покое, но ненадолго. Жозетт возвращается. Она говорит:

— Ты не на кухне.

Папа говорит:

— Хорошенько посмотри под кухонным столом, проверь не в буфете ли я, проверь не в кастрюлях ли я, проверь не в духовке ли я вместе с курицей.

Жозетт уходит и возвращается. Папа не в духовке, папа не в кастрюлях, папа не в буфете, папа не под матрасом, папа не в карманах своих штанов, единственное, что есть в карманах его штанов — это носовой платок. Жозетт возвращается к двери ванной. Жозетт говорит:

— Я всюду искала, но я не могу тебя найти. Где ты?

Папа говорит:

— Я здесь.

И папа, у которого было время помыться, побриться и одеться, открывает дверь. Он говорит:

— Вот и я.

Он берет Жозетт на руки, и как раз в этот момент открывается входная дверь, и там мама. Жозетт спрыгивает с папиных рук и кидается на руки к маме. Она целует ее и говорит:

— Мама, я искала папу под столом, в унитазе, под ковром, за зеркалом, на кухне и в помойном ведре, но его там не было.

Папа говорит маме:

— Я рад, что ты вернулась. Хорошо в деревне? Как твоя мать?

Жозетт говорит:

— Как бабушка? Мы поедем к ней?

Однажды утром Жозетт стучит в дверь родительской спальни, чтобы разбудить родителей, как за день до этого и как всегда. Ее мама уже проснулась, она уже приняла ванну. Она пошла спать рано и хорошо выспалась. Папа все еще спал, потому что он ходил в ресторан, потом в кино, и потом снова в ресторан, и потом на кукольное представление, и потом снова в ресторан (сам по себе). И теперь он хотел спать, потому что он сказал, что воскресенье и поскольку по воскресеньям папы не должны идти работать и не должны идти ловить машину для поездки за город, потому что зима и все дороги во льду.

На дорогах лед. Так сказало радио. Но в Париже нет льда. В Париже довольно приятный день. Над домами несколько облаков, но есть также и синее небо над деревьями на бульваре.

Жозетт подходит к папе; она щекочет ему нос; папа делает гримасу и она его целует; папа думает, что это собачка. Это не собачка; это его девочка.

— Расскажи мне историю, — говорит Жозетт папе.

И папа начинает историю.

— Историю про тебя и про меня, — говорит Жозетт.

И папа рассказывает историю про Жозетт и ее папу.

Вот папина история. Он говорит Жозетт:

— Мы собираемся покататься на аэроплане. Я собираюсь надеть на тебя твои носки и твои трусики, и твою юбочку, и твою фланелевую фуфайку, и твой розовый свитер.

Жозетт: «Нет, не этот».

Папа: «Ну тогда этот, белый».

Жозетт: «Да, белый».

Папа: «Я собираюсь надеть на тебя белый свитер. Потом я собираюсь надеть на тебя твое маленькое пальтишко и твои рукавички. Ах, я забыл твои ботинки. Я собираюсь надеть на тебя твою шапочку. Я собираюсь вылезти из постели, одеться и взять тебя за руку. Вот увидишь. Мы постучим в дверь ванной. Мама спросит: „Куда вы идете, милые?“»

Жозетт: «Я иду кататься на аэроплане с папой».

«Мама скажет: „На здоровье, милые. Будьте умничками, будьте осторожны. Если вы отправляетесь на аэроплане, нужно следить, чтобы Жозетт не высовывалась из окна. Это опасно. Она может упасть в Сену или на крышу соседки и ушибить попку или получить шишку на лбу“».

Папа говорит: «До свиданья, мама».

Жозетт говорит: «До свиданья, мама».

Папа говорит: «Мы дойдем до конца коридора, а потом свернем направо. Там коридор не темный. Там светло от окна комнаты слева. Потом мы дойдем до кухни, где Жаклин готовит обед. Мы ей скажем: „До свиданья, Жаклин“».

Жозетт: «До свиданья, Жаклин».

«Жаклин скажет: „Куда вы отправляетесь, сударь? Куда ты отправляешься с папой, Жозетт?“»

Жозетт: «Мы отправляемся кататься. Мы собираемся подняться на аэроплане. Мы отправляемся прямо на небо».

«Жаклин скажет: „Следите за Жозетт, когда вы подниметесь, сударь. Она не должна высовываться из окна. Это опасно. Она может упасть. Она может получить шишку на лбу, если упадет на соседскую крышу. Или она может зацепиться за ветви дерева своими трусиками. Нам придется снимать ее с лестницей“».

Жозетт: «Нет, я буду очень осторожной».

Папа: «Тогда я возьму ключ и открою дверь».

Жозетт: «Ты вставишь ключ в замочную скважину».

Папа: «Я открываю дверь, я закрываю дверь, я не хлопаю дверью, я закрываю дверь осторожно, я вхожу с тобой в лифт, я нажимаю кнопку…»

Жозетт: «Нет, я нажму кнопку. Возьми меня на руки, потому что я слишком маленькая».

Папа: «Я беру тебя на руки. Ты нажимаешь кнопку. Лифт опускается, чтобы потом он мог подняться. Мы едем вниз на первый этаж. Мы выходим из лифта. Консьержка подметает».

Жозетт: «Доброе утро, мадам».

Папа: «Тогда консьержка говорит: „Доброе утро, месье; доброе утро, милочка. О, какая она хорошенькая этим утром, в своем хорошеньком пальтишке, в своих хорошеньких ботиночках, в своих хорошеньких рукавичках, о, какие у нее маленькие ручки…“»

Жозетт: «И моя шапочка…»

«Консьержка говорит: „Куда вы идете, так разодетые? Вы идете на прогулку?“»

Жозетт: «Кататься на аэроплане».

Папа: «Тогда консьержка нам говорит: „Будьте осторожны. Вы не должны позволять вашей девочке высовываться из окна в аэроплане, месье, потому что она может упасть…“».

Жозетт: «И ушибить попку о соседкину крышу или получить шишку на лбу…»

Папа: «Или на носу. Поэтому консьержка нам говорит: „Всего хорошего“. Мы выходим на улицу. Мы встречаем маму Мишо и проходим мясную лавку с телячьими головами».

Жозетт (закрывая глаза): «Я не хочу смотреть. Плохой мясник».

Папа: «Да, если мясник убьет еще одного теленка, я убью мясника. Мы доходим до угла улицы, мы переходим улицу, берегись машин. Мы переходим другую улицу и подходим к автобусной остановке. Вот и автобус, мы на него садимся».

Жозетт: «Он останавливается и едет, останавливается и едет…»

Папа: «И вот мы в Аэропорту. Мы садимся на аэроплан и он все поднимается и поднимается. Как моя рука… вррр… вррр…»

Жозетт: «Он поднимается и поднимается, вррр… вррр…»

Папа: «Мы смотрим в окно».

Жозетт: «Мы не должны высовываться».

Папа: «Не бойся, я тебя держу. Смотри на улицы там внизу. Там наш дом, а вот дом соседки».

Жозетт: «Я не хочу упасть на его крышу…»

Папа: «Ты видишь улицу, машины там внизу; они все очень маленькие; ты видишь Ворота Сен-Клу, Венсанский лес, зоопарк с животными».

Жозетт: «Привет, животные».

Папа: «Смотри — лев; слышишь — он гррр… гррр…»

И папа показывает, что делает лев своими когтями, и грозно рычит.

Жозетт: «Нет, не делай так, ты не лев, правда? Ты папа, ты не лев».

Папа: «Нет, я не лев. Я папа. Я только притворялся, чтобы тебе показать».

Жозетт: «Нет, больше так не делай».

Папа: «И вот аэроплан все поднимается и поднимается…»

Жозетт: «Он поднимается и поднимается…»

Папа: «И видно деревню».

Жозетт: «Мельницы».

Папа: «Да, видно мельницу в Шапель-Антенез и Мари на скотном дворе…»

Жозетт: «Уток…»

Папа: «Реку…»

Жозетт: «Рыбка плавает в воде; нельзя есть рыбку».

Папа: «Нет, ты не ешь хорошую рыбку, только плохую. Плохая рыба ест хорошую рыбку. Поэтому тебе приходится есть плохую рыбу».

Жозетт: «Но не хороших рыбок».

Папа: «Нет, не хороших, только плохих. А вот видно дядю Робера и луга, и девочку дяди Робера».

Жозетт: «Она плохая девочка; она пачкает мое платье своими грязными ботинками».

Папа: «А теперь видно замок мэра. И церковь с колокольней».

Жозетт: «Динг, донг, динг, донг…»

Папа: «А теперь видно кюре на самой вершине колокольни».

Жозетт: «Осторожно, он сейчас упадет…»

Папа: «Нет, он привязан веревкой. Он поднялся на колокольню, чтобы помахать нам платком. Мэр и жена мэра, и жена кюре тоже на колокольне».

Жозетт: «Неправда».

Папа: «Да, неправда, у кюре нет жены. И вот мы поднимаемся выше, и выше, и выше… теперь мы в облаках, а теперь над облаками, и небо все синее и синее, и вот только синее небо, а внизу земля как мяч, и вот мы уже на Луне. Мы гуляем по Луне. Мы голодные. Мы собираемся съесть кусок Луны».

Жозетт: «Я ем кусок Луны. Он вкусный, он очень вкусный».

И Жозетт дает папе кусок Луны. Они оба едят кусок Луны.

Папа: «Вкусно. Это дыня».

Жозетт: «Давай посыплем ее сахаром».

Папа: «Только тебе, мне не надо. У меня диабет. Не съешь всю Луну, надо оставить немного другим людям. Ничего — опять отрастет. Теперь мы опять садимся на аэроплан и поднимаемся еще выше. Выше и выше».

Жозетт: «Выше и выше».

Папа: «Мы добрались до Солнца. Сейчас прогуляемся по Солнцу. О, здесь жарко. На Солнце всегда лето».

Жозетт: «Да, жарко, очень жарко».

Папа: «Возьми платок и вытри лоб. Идем, мы полетим обратно на аэроплане. Боже мой, где аэроплан? Он расплавился… ничего, мы спустимся пешком. Надо спешить; мы далеко от дома. Нам надо попасть домой к обеду, иначе мама нам задаст. Здесь нам очень тепло на Солнце, но если мы опоздаем, то обед остынет».

Как раз в этот момент мама входит в комнату.

— Ну-ка, вылезай из постели и одевайся.

И еще мама говорит папе:

— Ты разрушаешь ее сознание своими глупыми историями.

Этим утром Жозеттин папа встал рано. Он хорошо выспался, потому что прошлым вечером не ходил в ресторан есть кислую капусту, а также не ходил ни в театр, ни на кукольное представление, ни на ярмарку есть луковый суп. Дома он тоже не ел кислой капусты. Доктор не велел ему. Папа был на диете. И из-за того, что вечером он был очень голодным, он очень рано пошел спать, ведь сказано, что сон — тот же ужин.

Жозетт постучала в дверь родительской комнаты. Мама ушла, ее не было в кровати. Может быть, она была под кроватью или в большом шкафу, но шкаф был заперт. Жозетт не видела маму. Жаклин сказала Жозетт, что мама ушла рано потому, что она тоже очень рано пошла спать: она не ходила в ресторан, а также на кукольное представление или в театр; она также не ела кислую капусту.

Уборщица Жаклин сказала Жозетт, что ее мама только что вышла со своим розовым зонтиком, в своих розовых перчатках, в розовых туфельках и в розовой шляпке с цветами, со своей розовой сумочкой с зеркальцем внутри, в своем хорошеньком платье с цветами, в своем хорошеньком пальто с цветами, в своих хорошеньких чулках с цветами, с прекрасным букетом цветов в руке, потому что мама очень стильная и у нее прекрасные глаза, как два цветка. У нее ротик как цветок. У нее очень маленький розовый носик, как цветок. У нее волосы как цветы, и у нее цветы в волосах.

Потом Жозетт идет к своему папе в кабинет. Папа звонит по телефону. Он курит и говорит по телефону/в телефон. Он говорит:

— Алло, алло, это вы? Я же сказал, никогда мне больше не звонить. Вы мне мешаете, я не могу терять ни секунды.

Жозетт говорит папе:

— Ты говоришь по телефону?

Папа вешает трубку. Он говорит:

— Это не телефон.

Жозетт отвечает:

— Нет, это телефон. Мама мне говорила. И Жаклин мне говорила.

Папа отвечает:

— Мама и Жаклин ошибаются. Мама и Жаклин не знают, как это называется. Это называется «сыр».

— Это называется «сыр»? — говорит Жозетт. — Тогда люди могут подумать, что это сыр.

— Нет, — говорит папа. — Потому что сыр не называется «сыр», он называется «музыкальная шкатулка». А музыкальная шкатулка называется «ковер». Ковер называется «лампа». Пол называется «потолок», а потолок называется «пол». Стена называется «дверь».

И папа учит Жозетт правильным значениям слов. Стул — это окно. Окно — это ручка. Подушка — это хлеб. Хлеб — это коврик у кровати. Ноги — это уши. Руки — это ноги. Голова — это задница. А задница — это голова. Глаза — это пальцы. Пальцы — это глаза.

Тогда Жозетт начинает говорить в том духе, в котором научил ее папа. Она говорит:

— Когда я ем подушку, я смотрю сквозь стул. Я открываю стену и иду на ушах. У меня десять глаз, чтобы ходить, и два пальца, чтобы смотреть. Я сижу головой на потолке. Когда я съела музыкальную шкатулку, я положила джем на кроватный коврик и хорошо закусила. Сядь на окно, папа, и рисуй мне картинки.

Что-то смущает Жозетт.

— Как называются картинки?

Папа отвечает:

— Картинки? Как называются картинки? Не говори «картинки», надо говорить «картинки».

Жаклин входит. Жозетт бежит к ней и говорит ей:

— Знаешь что, Жаклин? Картинки — не картинки, они — картинки.

Жаклин говорит:

— А, еще одна глупая история твоего папы. Конечно, милочка, картинки не называются картинками; они называются картинками.

Тогда папа говорит Жаклин:

— Это именно то, что Жозетт сказала вам.

— Нет, — говорит Жаклин. — Она сказала совсем наоборот.

— Нет, — говорит папа Жаклин. — Это вы сказали наоборот.

— Нет, это вы.

— Нет, это вы.

— Вы оба говорите одно и то же, — говорит Жозетт.

И в это время мама входит, словно цветок с букетом цветов, в своем цветастом платье, со своей цветастой сумочкой, в своей шляпке с цветами, с глазами как цветы, с ротиком как цветок.

— Где ты была так рано утром? — спрашивает папа.

— Собирала цветы, — говорит мама.

И Жозетт говорит:

— Мама, ты открыла стену.