Орлы в буре

Пролог

Осень 15 г. н. э.

Рядом с римским фортом Ветера, на границе с Германией.

Осеннее солнце пробилось сквозь разрыв в облаках над головой, отразившись от орла Пятого легиона. Многие сказали бы, что это знак богов. Посланные богами или нет, лучи привлекли всеобщее внимание к сверкающему золотому орлу. Старший центурион Луций Коминий Тулл был загипнотизирован. Он забыл о порывистом западном ветре и уставился на него. Восседающий на скрещенных молниях с крыльями, поднятыми за спиной, украшенными гирляндами, удерживаемый аквилифером с непокрытой головой, орел излучал силу. Будучи физическим воплощением духа легиона и жертв, приносимых его солдатами, он требовал почтения, ожидал преданности.

«Я твой слуга», — подумал Тулл. «Я следую за тобой, всегда».

Как всегда, орел ничего не ответил.

Терпеливый, Тулл ждал и наблюдал. Его ответ пришел примерно через дюжину ударов сердца, когда аквилифер переместился. Солнечные лучи снова отразились от орла, на этот раз обжигая глаза Тулла. Моргая, охваченный благоговением, он повторил свою часто произносимую клятву служить орлу до самой смерти. Прежде чем он закончил безмолвную клятву, его сердце сжалось. Каким бы верным он ни был, орел Пятого не был ни тем знаменем, о котором он мечтал, ни тем, что, ночь за ночью вытаскивало его, мокрого от пота и с учащенным пульсом, из сна.

Душа Тулла всегда будет принадлежать орлу Восемнадцатого, его легиону на протяжении на полутора десятилетий. Легион вместе с двумя другими был уничтожен шестью годами ранее Арминием, вождем херусков и бывшим союзником Рима. Хотя Тулл пережил кровавую баню, утащив с собой горстку своих солдат, душевные раны, которые она оставила, все еще причиняли ему боль. Он жил, ради мести Арминию, но еще сильнее было его желание вернуть орла Восемнадцатого. Один из трех утерянных штандартов только что был найден, что еще больше раздуло его заветное, искреннее желание.

Позади него кашлянул мужчина, увлекая Тулла в настоящее и на парад. За его спиной, выстроившись когорта за когортой слева и справа от него, стояли солдаты Пятого. Под прямым углом к Пятому и образуя вторую сторону квадрата, стояли легионеры Двадцать Первого, другого легиона Ветеры. Третью сторону площади составляли вспомогательные войска форта, смесь стрелков, пехоты и кавалерии. От парада были освобождены только часовые, те кто находился на официальном дежурстве, и больные в госпитале.

Все были готовы и ждали. «Они больше не проявляют нетерпения», — подумал Тулл, изучая бесстрастные лица своих людей, но трудно их за это винить. Холод здесь был невыносимым. Плащи были запрещены, поскольку Германик хотел, чтобы его войска выглядели наилучшем образом, сверкая доспехами и оружием на виду. Целью парада было отметить жестокую кампанию армии в Германии, закончившуюся месяц назад. Помимо чествования старших офицеров, чьи действия выделялись, проконсул Германик также отмечал храбрость отдельных солдат. Тулл не любил церемоний, но после тяжелых потерь, понесенных летом, такие события поднимали боевой дух солдат.

Пронесся еще один свирепый порыв ветра, от которого у него на руках и ногах побежали мурашки. «Последнее, что мне нужно, это чтобы люди слегли с простудой», — подумал он, отдавая громкий приказ, позволяющий своим солдатам топать ногами и двигаться на месте. Он делал то же самое в течение тридцати ударов сердца, и, проверив нет признаков Германика — их все еще не было, — Тулл воспользовался случаем, чтобы пройтись вдоль рядов и немного пошутить со своими людьми, а также убедиться, что пять других центурионов когорты были довольны.

Жизнь впоследствии не была благосклонна к солдатам, уцелевшим в засаде, устроенной Арминием; большинство было отделено от своих товарищей, когда их перевели в другие части. Положение Тулла ухудшилось из-за Туберона, злобного трибуна, с которым он допустил оплошность. Лишенный звания старшего центуриона Второй когорты Восемнадцатого, Тулл был понижен до обычного центуриона в низшей Седьмой когорте Пятого, своего нового легиона. Потребовалось пять лет и признание Германика, прежде чем Тулл снова был повышен до своей нынешней должности, старшего центуриона, командира Седьмой когорты.

После катастрофы Тулл также лишился большей части спасенных им солдат. Цедиций, один из немногих высокопоставленных друзей Тулла, позаботился о том, чтобы не всех перевели в другие подразделения, и каждый день он благодарил за эту милость. Первым среди его старых солдат был жилистый рыжеволосый опцион Марк Красс Фенестела. Пизон и Метилий были еще двумя, храбрыми и находчивыми легионерами — Тулл приветствовал их обоих, словом, прежде чем двинуться дальше.

«Солдаты его новой центурии были почти такими же, как и все люди, которыми он командовал», — подумал Тулл, изучая их лица. Было несколько выдающихся личностей и центральное ядро хороших людей с большим количеством средних. Как и следовало ожидать, у него была горстка плохих солдат: бездельников и недовольных. Управляемые железной рукой, они все же играли свою роль. Как единое целое, его люди были грозны. Они служили с отличием и немалой храбростью в только что закончившейся карательной кампании. Тулл гордился ими, но признавал это в редких случаях. Скудная похвала действовала лучше всего.

С крепостных валов, примерно в четверти мили от них, раздавались звуки труб.

— Подбородок вверх, грудь вперед. Щиты держать прямо, копья наготове, — рявкнул он. — Германик идет!

— Он даст нам что-нибудь, господин? — раздался голос из задних рядов.

— Денежное пожертвование? — быстро добавил второй. — Или, может быть, немного вина?

Центурионы часто наказывали солдат, что говорили вне очереди, но Тулл был из другого теста. Было холодно, они пробыли здесь больше часа — по его мнению это были резонные вопросы. — Денег не ждите, братья, — ответил он, улыбаясь ответным стонам. — Эта центурия век, эта когорта сделали недостаточно, чтобы оправдать это. Впрочем, вино не выходит за рамки возможного. — Они приглушенно одобрительно загудели и заулыбались, как дураки, когда он сказал им, что вино будет в любом случае — от него. — Братья, это будет небольшой жест, — сказал Тулл, возвращаясь на свое место в передней шеренге, на правом фланге когорты. — Вы хорошо поработали этим летом.

Все взгляды теперь были прикованы к тропе, ведущей к форту, и к приближающейся группе всадников. Сразу за всадниками шла когорта преторианцев, отряд императорских телохранителей Германика. Когда первые всадники подъехали на двести шагов, префект лагеря сделал заранее условленный жест. Тулл и все остальные старшие центурионы отдали приказ трубачам своей когорты. Приветственные фанфары разорвали осенний воздух. Повторенные несколько раз, они замерли с идеальной точностью, когда Германик достиг низкой платформы, установленной на четвертой стороне большого квадратного плаца. Преторианцы заняли позиции по обе стороны платформы.

Всеобщий вздох поднялся при виде их командира, чья царственная внешность требовала уважения, даже некоторого страха. Он был впечатляющей фигурой, должен был признать Тулл. Высокий, хорошо сложенный и с властным видом, ничуть не уменьшающимся на расстоянии, доспех Германика сиял, словно отполированный самими богами. Красная лента вокруг пояса выделял его как легата. Он также был проконсулом Трех Галлий и Германии. Циники могли бы назвать его — втайне — красавчиком-аристократом, играющим в солдатики, но Германик был далек от этого. Наделенный хорошими лидерскими качествами, отвагой, харизмой и безжалостностью шириной с реку Ренус, он стал превосходным лидером.

В менее официальном случае легионеры могли бы приветствовать Германика, но сегодня воцарилась благоговейная тишина, когда он поднимался по ступенькам на платформу и был встречен старшими офицерами.

Тулл улыбнулся, когда префект лагеря предложил Германику сесть, но полководец отказался. «Он собирается обратиться к своим войскам» — подумал Тулл с волнующей гордостью. Что это за лидер делает это, сидя на заднице?

— Отважные легионеры Пятого и Двадцать Первого легионов. Храбрые вспомогательные войска Рима, — воскликнул Германик, его голос был унесен ветром. — Все прекрасные солдаты империи, я приветствую вас!

— ГЕР-МАН-И-К! — ответили свыше двенадцати тысяч голосов, в том числе и голос Тулла. — ГЕР-МАН-ИК!

— Мы перешли Ренус весной, мы и тысячи других, — заявил Германик. — Сорок тысяч имперских солдат, единомышленников. Мы отправились на вражескую территорию, чтобы отомстить за наших погибших, за проконсула Вара и его легионы, жестоко убитых Арминием и его вероломными приспешниками. Мы выступили, чтобы сокрушить племена, которые все еще сопротивляются власти Рима, и убить Арминия. Мы выступили, чтобы вернуть трех орлов, потерянных в битве с врагом. — Германик остановил приветствие солдат поднятой рукой. — В какой-то степени нам это удалось. Были побеждены несколько племен — марсы, хатты и бруктеры. Возвращение орла Девятнадцатого легиона — повод для большого праздника.

Раздались бурные приветствия. Мастерски обращаясь с толпой, Германик снова позволил войскам выразить свою радость.

Старая горечь терзала Тулла, потому что работа не была закончена. Он не мог успокоиться, пока орел Восемнадцатого не будет доставлен домой. И он не успокоится, пока Арминий, человек, ответственный за его потерю и уничтожение людей Тулла, не будет мертв. «Кровь за кровь» — подумал он, представив Арминия под своим клинком. «Предатель — когда-то союзник Рима — должен заплатить за содеянное».

— Несмотря на наши успехи и удачу в благополучном возвращении наших солдат, многое осталось незавершенным, — сказал Германик, когда шум стих. — Следующей весной нас ждет еще одна кампания. Я снова поведу вас за реку, к победе. Арминий и его разношерстная банда последователей будут разбиты и уничтожены, а два оставшихся орла найдены. Рим выйдет победителем! — Он высоко поднял правый кулак.

— РИМ! ПОБЕДИТЕЛЬ! — взревели сотни голосов в рядах Пятого.

Призыв был подхвачен с удовольствием. Он эхом разнесся по тренировочному плацу и поднялся в ветреное небо оглушительным потоком звуков, который, казалось, бросал вызов самим богам.

— РИМ! ПОБЕДИТЕЛЬ! РИМ! ПОБЕДИТЕЛЬ!

Германик наблюдал за происходящим с довольным выражением лица, и Тулл подумал: «Он умный». Слова Германика были идеально подобраны. Преданность солдат ему возрастет после вручения наград за отвагу, за которыми последует большая порция вина. Он не сможет сделать ничего плохого в течении нескольких месяцев.

Первыми были удостоены чести старшие офицеры. Цецине, ветерану-командующему войсками в низовьях Ренуса, который этим летом вывел четыре легиона из страшной засады по дороге домой, вручили полное облачение триумфального полководца. Радость Цецины была очевидной, когда Германик вручил ему золотой лавровый венок, жезл из слоновой кости, вышитую тунику и пурпурную тогу. Таким же образом был признан и Апроний, один из легатов. К неудовольствию Тулла, Туберон, недавно назначенный легатом Пятого легиона, был награжден золотым венком.

Хотя солдаты приветствовали более старших офицеров, их реакция была гораздо громче в адрес следующей группы отличившихся, центурионов и младших офицеров. Тулл с одобрением наблюдал, как Германик вызвал вперед более дюжины воинов и наградил их фалерами — золотыми или серебряными украшениями в виде дисков, которые носят на перевязи, — или кольчугами из тех же драгоценных металлов. После того, как были отданы почести последнему человеку, Германик сделал паузу.

Повисла выжидательная тишина. «Пришло время признать самых доблестных легионеров и солдат из вспомогательных войск» — подумал Тулл, глядя на полные энтузиазма лица своих людей.

— Прежде чем я упомяну вас, храбрые солдаты Рима, — объявил Германик под возбужденные крики, — я должен обратится к еще одному офицеру. — Он снова остановился. На этот раз воцарилась полная тишина, и единственным звуком был лишь воющий ветер.

Эта награда — отдельная от наград, присуждаемых центурионам, — нарушала обычный протокол. Заинтригованный, Тулл слушал вместе со всеми.

— Луций Коминий Тулл старший центурион Седьмой когорты Пятого легиона, представьтесь! — Крик Германика прогремел над тренировочным плацом.

Ошеломленный, Тулл подумал, не ослышался ли он. Однако он чувствовал, как пристальные взгляды его солдат впиваются в него, и слышал их восхищенное бормотание. «Черт» — подумал он. «Я не выдумываю это». Прошло полдюжины ударов сердца. На возвышении, шагах в двухстах от него, ждал Германик.

— Лучше поднимитесь туда, господин, — прошипел Пизон Туллу.

Он резко вернулся к настоящему. Смущенный и уже обеспокоенный тем, что его задержка может оскорбить Германика, он шагнул вперед. Выпрямив спину, с бурлящими внутренностями, Тулл двинулся к помосту, ощущая на себе тяжесть тысяч человеческих взглядов.

На расстоянии десяти шагов Тулл вытянулся по стойке смирно, устремив взгляд на живот Германика.

— Старший центурион Тулл, Седьмая когорта, Пятый легион, господин! — воскликнул он.

Стояние на помосте подчеркивало большой рост полководца — он возвышался над Туллом. — Ты не торопился, старший центурион, — нахмурившись, сказал Германик.

— Да, господин, — запнулся Тулл. — Я был удивлен, когда меня вызвали. Мои извинения.

Губы Германика дрогнули. — Извинения приняты.

Он думает, что это забавно, понял Тулл, не зная, испытывать облегчение или раздражение. Выражение лица Германика снова стало официальным.

— Солдаты Рима! — крикнул он. — Старший центурион Тулл — человек, известный многим из вас. Офицер-ветеран, он служил империи более трех десятилетий. Еще шесть лет назад он служил в Восемнадцатом легионе. Когда этот легион и два других постигла катастрофа в Тевтобургском лесу, почти все солдаты под командованием Вара пали или попали в плен к врагу. Но не Тулл. Подобно героям древности, он сражался несколько дней, хотя казалось, что боги желали смерти каждому римлянину в этом проклятом месте. Менее сотни человек избежали резни, большинство из них по одному и по двое. Тулл вывел в безопасное место пятнадцать человек. Пятнадцать! Легионеры, чья честь не пострадала, которые выжили, чтобы сражаться в другой раз!

Раздались новые одобрительные возгласы.

Смущенный больше, чем когда-либо, надежда Тулла на то, что с Германиком покончено, рухнула, когда полководец перевел дыхание.

— Старший центурион Тулл и его люди остались верными в трудные времена после смерти нашего божественного отца Августа. Тогда он рисковал своей жизнью чтобы спасти меня от опасности. — Тема, по-прежнему, вызывающая дискомфорт, Германик больше не упоминал о прошлогоднем кровавом восстании, но продолжил — В только что закончившейся кампании Тулл отличился не один раз, в частности, во время трудной битвы на дороге Длинные Мосты. Эти действия были не первыми случаями, когда Тулл проявил себя как лидер, как истинный сын Рима – количество фалер на его перевязи является доказательством этого. Его солдаты любят его и отправились бы с ним в ад, если бы он приказал. Он пользуется уважением своих коллег-центурионов, а также трибунов и легатов более чем одного легиона. Я не могу представить себе более прекрасного офицера, более великого воплощения достоинства, чем человек стоящий передо мной. — Германик протянул руки к Туллу ладонями вверх в знак признания.

Секундная пауза, а затем с другого конца тренировочного плаца донесся громкий крик:

— ТУЛЛ! ТУЛЛ!

Сердце Тулла сжалось. Это были его голоса его солдат — он бы поставил на это свою жизнь. К его удивлению, клич подхватили сначала другие легионеры Пятого, а затем и Двадцать Первого. К нему присоединились даже вспомогательные части.

— ТУЛЛ! ТУЛЛ!

— Тулл. — Тон Германика был властным. Непреодолимым.

Он поднял голову и встретился взглядом с Германиком. — Господин?

— Если бы у Рима было десять тысяч человек, таких как ты, он бы завоевал весь мир.

— Благодарю вас, господин, — ответил Тулл, изо всех сил стараясь, чтобы его голос не сорвался.

Приветствия стихли, и Германик поднял руку, призывая к тишине. — В знак признания доблестной службы Тулла империи он должен быть повышен в звании. Отныне он будет известен как центурион Тулл, центурион Второй центурии, Первой когорты, Пятого легиона!

— ТУЛЛ! ТУЛЛ!

Если бы не одобрительный рев солдат и ветер, холодящий лицо, Тулл поверил бы, что ему приснился фантастический сон. Это было огромное повышение. Он отдал Германику свой лучший парадный салют. — Вы оказываете мне большую честь, господин!

— Это честь для меня, Тулл. — Тон Германика был торжественным. — Ты мне снова понадобишься весной. Арминий и его союзники должны быть побеждены, а орел вашего легиона отбит у врага.

— Я буду готов, господин, — сказал Тулл, переполненный гордостью.