Осеннее усекновение

АНТИКАПУСТНЫЕ СТРАДАНИЯ

Третий, заключительный акт ознаменовался продолжением трогательных конвульсий, усиленных искусственным пенным ротовым извержением и закулисными стенаниями коллективно погибающей живности.

Впрочем, отыскались зловредный чахоточный Железный Феликс, чистильщик революции, проституирующий цекист Зиновьев, героический оппозиоционер Радомысльский, изобретатель добротного истребителя времен Великой Отечественной Лавочкин (фрицы тоже люди), жадюга Фердинанд Маркос, нещадно морящий райские Филиппины голодом, и всякие там интеллигенты творческого, или научного, почти безвредного плана.

На рениамобильных аэросанях, сквозь туман, пургу, торосы понеслась с мигалкой и сиреной на помощь издыхающему нерпенку бригада микробиологов, вооруженная чашками Петри и переносным автоклавом.

В сентябре одиннадцатого развратный прыщавый извращенец Ирод произвел усекновение головы наивного Иоанна Предтечи.

А также почил одноглазый, хромой, строгий девственник — подаривший святой церкви безбрачие Исповедник Пафнутий.

Историко-религиозный антураж подвиг зеленый фломастер на труд.

Отряд «Ветеринары без границ» с пятилитровыми клизмами притащился немного позже.

Карточка ловко украсилась капустным плотным кочаном, символизирующим запрет на кромсаняе шарообразных голов и вкушание круглого.

Серия блистательных уколов.

Антикапустную карточку протолкнул в защитные створки приемной щели «борова».

Копилка ответила багровым перемигиванием контрольных глазят — система безопасности вновь функционировала в прежнем режиме (в случае некорректного вскрытия содержимое подвергнется немедленному испепелению).

Антимикробное глубокое клизмование.

На очередной карточке возникла пышная аляповатая пальма (желтым), открыжив «Вечер судьбы», отмечающийся смуглорожими пухлогубыми тунисцами, естественно, в сентябре, и как нарочно (чумовая дата), одиннадцатого.

Искусственное шведское дыхание: пять ртов в один.

Ориентально-мистическая карточка оживила среднюю хрюшку.

Балык вновь затребовал — побольше да похолоднее.

Искоренитель пугачевщины Суворов, скромном чине генерал-аншефа при Рымнике, нещадно втаптывает в молдавский чернозем, в пахучий грубый конский навоз, в интимные гаремные менструации сто тысяч добропорядочных, впечатлительных янычар.

Тибетский шкурный массаж.

Айседору, греко-греховную продолжательницу дела Иродиады, в день, запретный для танцев, cгубила мода на автомобильный транспорт и длинные шарфы.

Полстакана при выходе с кухни.

Льдина затрещала под напором вновь прибывших членов междуозерной экспедиции, заваливших авансцену мешками с высококалорийным сухим кормом для тюленей.

Кирасированный Кромвель с оравой сподвижников недрогнувшей дланью истинного англичанина устраивает показательный ирландский геноцид, в назидание спесивым юбочникам и тупым валлийцам.

Полстакана — в коридоре.

Скоростное китайское живоежиковоукалывание.

Швея-детективница Агата Кристи лишает девственности археолога, специалиста по Древнему Египту.

Детей после закрытия занавеса и финального аккорда, не жалея тычков и подзатыльников, скопом перегнали на стадион, где и построили в каре.

Крымский даритель, кремлевский гопачист, кукурузный мечтатель, коренной целинник, крамольный мемуарист Никита Сергеевич падает грузным антисталинским телом на узкую грядку с заботливо (без химии, без техники) выращенной морковью сорта «Лубянская», и сочная ботва мученически окаймляет знаменитую лысину.

Финальный благодарственный, прочувствованный монолог откачанного нерпенка заглушили нарастающие от партера к галерке сумбурные аплодисменты с едва пробивающимися, робкими просьбами о бисировании.

Ариец Руди Камерариус — тот самый, который научно доказал, что пестик женский половой орган, — ударяется седым виском о каменную мостовую, подскользнувшись на коварной шкурке от салями.

Утомленную горизонтальным передвижением по жесткой занозистой сцене дебютантку, засыпанную цветами, полупьяные и смешливые статисты под пение гимна советских китобоев докантовали до гримуборной и оставили упиваться триумфом прямо на полу.

Прикорнувший среди динамиков, оглохший спросонья главреж чуть не опоздал к раздаче заранее приготовленных лавров.

11 сентября 1977 года открыт астероид под номером 3224, окрещенный «Иркутском».

Бывшая жена режиссера, бывшая примадонна, бывшая страдалица Нина, изнывающая Маша, непокоренная Катерина, полуспустив нерпячью, пропитанную вонючим потом шкуру, налила из заранее припасенной бутылки полный стакан водки.

Отнес на кухню произвольные, тренировочные, хронологические карточки.

Детдомовцы терпеливо ждали на холодном ветру, сдобренном желтой листвой соседней березовой рощи.

События, имена, наобум выдернутые из истории, вернулись через гулкую вытяжку в ноосферу.

Но вот появилась взмыленная директорша на гаревой дорожке и торжественно перенесла долгожданную массовую адаптацию на завтра.

На краю подноса осталась знаковая астероидная «Иркутская».

Нерпенок, растирая синяки на боках, кое-как вполз на расшатанную вековым закулисным сексом оттоманку.

Вернувшись за парту, разложил по датам кассеты с предполагаемыми жертвами рожденного в момент прямой, незапланированной глобальной телетрансляции крушения высокомерных башен.

Приготовил дистанционный пульт — и быстрым шагом в туалет.

К тотальному просмотру (с заполнением карточек) череды трупов и сопутствующих атрибутов приступил незамедлительно после облегчения функционирования почек.

Полуавтоматический бачок примитивно фыркал и внутренне струил, а голубой унитаз с мягкой по ободку, бесшумно закрывающейся крышкой хранил дзен-буддистское молчание.