Осень будет

— Странное, ох странное выдалось лето в этом году, — в который раз повторяла бабушка, и Генка хоть и не отвечал вслух, но был полностью с ней согласен.

Лето выдалось действительно странное, необычно холодное и пасмурное. Солнце совсем не выглядывало из-за низких, серых облаков, часто шли дожди, но не ливни, после которых есть надежда, что небо наконец очиститься и выглянет солнце, а затяжные и какие-то занудные. Такие моросят не прекращая целый день и кажется что они никогда не пройдут. Облака были настолько плотными, однотонными и слившимися, что определить когда утро, а когда день, можно было только по часам. Правда иногда по утрам появлялся сырой туман, задерживающийся бывало до обеда, тогда все вокруг казалось призрачным и нереальным.

Это лето Генка проводил на новой даче. «В своем поместье», — как хвастал друзьям и знакомым его отец. Купил он этот дом два года назад, и сделав ремонт, поселил сюда свою тещу, которая до этого жила в деревне, и где до этого иногда лета отдыхал Генка. «Чтобы вся семья жила рядом», аргументировал этот свой шаг Генкин отец. Это была неправда. Ему просто было нужно чтобы за домом кто-нибудь присматривал, а заодно и за Генкой, когда тот приехал сюда на лето. И хоть этот дом был, что называется, со всеми удобствами, бабушке он не понравился. «Непривычно мне все это, покачала головой она, вылезая из нанятого зятем грузовика, который перевозил вещи на новое место жительства, — я в прежнем своем, деревенском, двадцать лет прожила, каждую щель знаю. А здесь что? Заново привыкать ко всему придется».

Но в душе она все же радовалась, что зять не забыл ее, как это случалось с другими ее деревенскими знакомыми. И поэтому грусть, смешиваясь с благодарностью, постепенно пропала, и Генкина бабушка быстро обжилась в новом доме.

О самом доме стоит сказать отдельно. Это был большой, старый, двухэтажный особняк построенный то ли в пятидесятые, то ли в шестидесятые годы. Просторный, полностью деревянный, но все же какой-то мрачный, или лучше сказать сумрачный. Всего в нем было восемь комнат, если не считать террасу и две кладовки. На втором этаже располагалась лоджия, широкая и длинная так что на нее выходили двери не одной, а двух соседних комнат. Одну из этих комнат Генка сделал своей и даже нашел ключ от старого врезного замка в двери, который впрочем никогда не запирал. Ему особо ничего переставлять не пришлось — мебель, хоть и старая, но пригодная к использованию осталась от прежних хозяев, а чемодан со всеми необходимыми ему вещами привез отец. Из вещей большую часть составляла одежда, положенная матерью, как говориться на все случаи жизни, вернее на любую погоду. Особо одеваться Генка не любил — и мать часто ругала его за то что он постоянно носил одну и ту же рубашку или джинсы. Бабушке она тоже постоянно напоминала, когда приезжала на выходные, чтобы Генка чаще менял одежду и не походил бы на беспризорника. Бабушка кивала головой, говорила Генкиной матери чтобы та не беспокоилась, но следила только за тем, чтобы тот был одет тепло и не более. Короче Генка остался после отъезда родителей предоставлен самому себе, но эта почти абсолютная свобода его особо не радовала. Делать на этой «даче» было нечего. Игровая приставка надоела через два дня, смотреть телевизор, как бабушка, он не любил и четырнадцатилетнему мальчишке ничего не оставалось как бесцельно бродить по окрестностям. Но это оказалось еще скучнее, чем сидеть дома.

Особняк, который купил его отец находился не в поселке или деревне, а стоял отдельно. Ближайшая небольшая деревушка располагалась в километре от него. Но рядом проходило новое скоростное шоссе и поэтому приехать к их даче на машине было очень даже удобно. Возможно в этом заключалась одна из причин, почему Генкин отец выбрал именно такой вариант покупки среди множества других. Невдалеке от их дома стояли четыре похожих особняка. Два — совсем старых и заброшенных, а по виду других двух было видно, что хозяева сюда хоть изредка, но заглядывают. А еще, почти рядом, находилось озеро. Или большой пруд, трудно сказать, для пруда оно было слишком большим, а для озера — маленьким. Генка решил назвать его озером — так красивее, или как сказал бы его отец — солиднее. На самом деле это был действительно большой пруд с камышами, пологими травяными берегами и полным отсутствием людей, как рыбаков, так и просто отдыхающих. Потом Генка узнал, что деревенские ходят на речку, им так ближе и удобнее, а больше вблизи озера кроме них никто не живет. Получилось такое просто. Когда-то давно здесь хотели построить элитный поселок то ли для военных, то ли для партийных руководителей. Начали строить. Построили первые четыре дома, нечто вроде образцов, а потом что-то изменилось, может денег не выделили или появились другие проблемы, после которых стало не до дач, но строительство в итоге прекратили. Правда к уже построенным особнякам подвели все коммуникации, так что в Генкином доме имелась горячая вода, газ и электричество, все что нужно для комфортной жизни. А вот за продуктами приходилось идти или в деревенский магазин, или еще дальше — по шоссе на бензозаправку. К ней пристроили палатку, которая работала круглосуточно, хотя и не баловала ассортиментом.

Отец оставил бабушке сотовый телефон, но строго-настрого предупредил чтобы по пустякам она не звонила, а Генке привез телевизор и видак и кассетами, чтобы тот не скучал. Но несмотря на все это, старое ощущение ощущение пустоты, не покидало Генку. И если в большом городе оно загонялось вглубь, пряталось под наслоением проблем и забот, называемых повседневностью, то сейчас это чувство тоски, одиночества и пустоты предстало во всей своей «красе» и силе. Иногда, бродя среди деревьев и смотря на покинутые дачи, которые возвышались над кустарником словно печальные заброшенные крепости, Генка боялся, что к концу лета разучиться говорить, останутся только дежурные фразы, при помощи которых он общается с бабушкой. Когда это чувство пустоты зародилось у него, Генка и сам точно не помнил. Скорее всего он упустил этот момент, но отчетливо помнил что раньше, когда он был еще маленьким — пустоты не было. Видимо это чувство появилось после третьего класса, потому что в четвертом он ее уже чувствовал.

Первое воспоминание о пустоте — яркий солнечный день, самое начало лета.

Он только проснулся и вышел на балкон. Радуется, думает как будет играть с друзьями, лазить по деревьям и делать еще уйму интересных вещей, у него даже есть два холостых патрона, которые можно бросить в костер, отбежать подальше и с замиранием сердца ждать когда они с грохотом взорвутся. И тут вдруг он понимает, что ничего этого не будет. Все друзья разъехались, а сам он проведет лето один в пыльном и скучном дворе. Ему сказали об этом вчера.

Кто-то уехал в летний лагерь, кто-то на дачу или к родственникам в деревню.

И вот только сейчас, этим светлым утром он ясно понял насколько это страшно — скука и пустота. Со скукой он постепенно научился бороться, а вот с пустотой — нет. Генка, еще тогда понял, что бороться с ней бесполезно, она или есть или ее нет. И существует только один способ уничтожить пустоту — заполнить ее. Но как это сделать он не знал. Это странное чувство пустоты и одиночества жило вместе с ним, но иногда как будто пряталось, скрывалось, словно у тебя за спиной стоит кто-то, ты это чувствуешь, а оглянешься — никого нет. Генка особенно остро ощущал это на семейных праздниках и торжествах, когда взрослые веселились от души и он тоже старался по мере сил и возможностей веселиться вместе с ними. Но словно чего-то не хватало. Он даже сам толком не мог сказать чего именно. Дней рождений он тоже особо не любил — все выливалось в роскошный стол и прогулку по району. Нет, подарки ему дарили, но праздника все же не получалось. Он бывал на днях рождения друзей, но и там не было ничего особо интересного. Стол с едой и напитками, дежурные фразы и скучное топтание по асфальту до вечера. Постепенно он привык к такому одиночеству и воспринимал его уже как должное и привычное состояние. «Прекрасно одиночество — я сам себе высочество…», — иногда непроизвольно вспоминал он детский стишок.

В тот день Генка решил порыбачить на озере. Он часто, от нечего делать ходил туда, беря с собой старую удочку и духовушку. Новый импортный спиннинг, который подарил ему отец, он оставлял дома, так как щука и форель в пруду не водилась и дорогая навороченная снасть там была полностью бесполезна. А вот с пневматическим ружьем Генка любил ходить просто так, оно придавало ему уверенности, он представлял себя охотником, хотя в птиц никогда не стрелял, да и кроме ворон, воробьев и трясогузок других птиц он в окрестностях не встречал. Уток на пруду тоже не водилось. День выдался как обычно туманным и пасмурным. Генка закинул удочку в озеро, сел на заранее взятый с собой полиэтиленовый пакет и стал терпеливо ждать. С рыбалкой ему не везло. В пруду водились в основном бычки или ротаны как их иначе называли некоторые рыболовы. Если там и жила другая рыба, то она ему еще ни разу не попадалась. Да и бычки попадались нечасто. Так что весь улов доставался соседской приблудной кошке, которая часто заранее подходила к их дому, видимо чувствуя когда Генка возвращался с рыбалки не без улова. В первый раз, когда он поймал несколько рыбешек Генка пытался просить бабушку, чтобы та сварила их или пожарила, но бабушка наотрез отказалась готовить пойманную рыбу, говоря, что та слишком маленькая и тиной пахнет, и вообще из нее ничего нельзя приготовить. Генка сначала пытался возражать, отвечая, что на озере тины нет, и это было правдой, но потом махнул рукой и отдавал весь улов кошке. Та хотя бы благодарно мурлыкала в ответ.

Генка от нечего делать сначала следил за рябью, побежавшую по поверхности воды от налетевшего ветерка. Однако вскоре поверхность снова напоминало темное зеркало. «А все-таки хорошо что здесь никого нет, размышлял он, — а то мусора было бы выше крыши. Вот только бы дождь не пошел, а то опять дома сидеть». Он уже научился в плохом находить хорошие моменты. Сидя так на пакете, смотря в темную воду и изредка на неподвижные поплавки, Генка задумался. Он думал о том, что там находиться за непроницаемой толщей воды, плавают ли там другие рыбы кроме опостылевших бычков, растут ли водоросли и хороши бы заглянуть туда, как это делают операторы-аквалангисты, показывая жизнь океана в фильмах о природе.

— А разве здесь есть рыба?

От неожиданности этого тихого вопроса Генка вздрогнул и обернулся. А когда увидел кто его задал, невольно широко открыл глаза от удивления. У него за спиной стояла девочка. Скорее всего его ровесница, если определять возраст на глаз. Рыжие густые волосы были распушены и уходили за спину, серые глаза спокойно и серьезно смотрели на него. Но удивительным было не это, мало ли девочек может забрести к озеру прогуляться или просто о скуки. На ней было надето платье наподобие старинных — серая обтягивающая блузка и расширяющаяся широкая белая кружевная юбка, полностью закрывающая ноги до щиколоток. На груди на тонкой цепочке висел медальон, а на ногах выглядывали из-за края юбки белые туфли. В первый момент Генка опешил, не зная что ответить, уж больно неправдоподобно смотрелась эта девочка на берегу старого пруда. Но он быстро пришел в себя, в конце концов в городе Генка девочек-панков видел, мало ли у кого какие причуды в одежде.

— Бычки только, — пожал плечами он, тем не менее внимательно изучая странную собеседницу. С девочками у Генки особых комплексов и напрягов не замечалось, но и влюбиться сильно, по настоящему, никак не удавалось. Даже роман с одноклассницей в прошлом году ему особо не понравился. Все вышло как-то серо и обыденно. Записки, телефонные звонки, поход в крутой кинотеатр, танцы на школьной дискотеке, вот собственно и все что было. Продлилось это от силы месяца два, и когда его подружка заявила ему что он ей надоел и больше она с ним гулять не будет, то Генка воспринял эту весть с облегчением. Продолжать все это ему самому не хотелось, тем более развивать отношения дальше.

— Ты их ловишь? — опять задала вопрос девочка, делая ударение на слове «их», и теперь смотря уже на воду и неподвижный поплавок.

— Что попадется, — ответил Генка, и уточнил, — вернее поймается. Но кроме бычков еще ничего не клевало, — и в свою очередь задал вопрос, — а ты из деревни?

— Нет, — коротко ответила девочка, все смотря на поплавок, и вдруг резко вытянула руку, показывая в сторону Генкиного дома, — оттуда.

Генка невольно проследил взглядом за ее рукой, но тут девочка громко крикнула:

— У тебя клюет!

Генка еще не понимая в чем дело, автоматически схватился за удочку и дернул ее вверх. Но не тут-то было. Вместо появления маленькой рыбки, леска сильно дернулась в обратную сторону, так что поплавок ушел под воду. Генка напрягся и все-таки после недолгой возни вытащил рыбу на берег. Это был окунь, и довольно приличных размеров, сильно бивший толстым хвостом об землю. Генка удивленно глядел на трепыхающуюся рыбу, удивляясь не столько тому что оказывается в этом озере водятся большие окуни, а тому как это у него не оборвалась леска, когда он ее вытаскивал.

— Большая, — опять спокойно прокомментировала девочка и Генка вновь невольно бросил не нее любопытный взгляд, а она спросила, — кто это?

— Окунь, — уверенно ответил Генка, засовывая рыбу в заранее приготовленный пакет с водой.

— Значит тут не только бычки водятся, — заметила девочка, но без насмешки, а скорее констатируя факт.

— Это первый раз мне такой попался, — в тоне Генки послышались нотки оправдания, словно он невольно соврал ей.

— Если один раз смог поймать, сможешь и в другой, — при этих словах девочка почему-то утверждающе кивнула головой.

— Может и смогу, — равнодушно пожал плечами Генка, и в свою очередь спросил, — а ты где говоришь живешь?

— Я же сказала — там, — девочка снова сделала жест в сторону особняков, — это недалеко от тебя. Последний дом справа.

— А ты откуда знаешь где я живу? — немного опешил Генка.

— Думаешь ты один здесь гуляешь? — без всякого ехидства спокойно ответила его собеседница, — но я только недавно приехала. Намного позже тебя.

Генку стала раздражать эта осведомленность, хотя никакого кокетства или заигрывания в ее тоне не слышалось. Она так же неподвижно, стояла на траве в своих белых туфельках, и даже изредка казалось, что она просто большая кукла, у которой двигаются только руки. Генка задумался, с одной стороны ему хотелось нахамить, а с другой вроде никакого повода к этому она ему не давала. Ну знает она где он живет и когда приехал, что из этого?

— Может ты и мое имя знаешь? — как можно равнодушнее спросил он.

— Нет, этого я не знаю, — покачала головой девочка. Это было сказано настолько простодушным тоном, словно с Генкой говорил пятилетний ребенок, который еще не научился врать или притворяться.

— Меня Генкой зовут, — невольно смутился он и опустил голову.

— А я Аля, — назвала свое имя девочка.

— Аля это Александра, Саша? — ухватился Генка за продолжение разговора.

— Нет, — тут в первый раз она улыбнулась, — я именно Аля.

— Так не может быть, — энергично стал возражать ей Генка, в чем он был силен так это в точности привидения фактов в споре. В школе с ним мало кто спорил, Генка или твердо что-то знал по теме спора или не спорил совсем, Аля это уменьшительное производное от имени Александра. Я книгу про имена читал.

— Ты так хорошо разбираешься в именах? — впервые девочка заговорила чуть насмешливым тоном, но без ехидства.

— Да, говорю же, я вот такую книгу про них прочитал, — он показал пальцами толщину сантиметра в три, и горячо продолжил доказывать свою правоту, — я например Геннадий, уменьшительные Гена, Генка и так далее, происходит это имя от…

— А если бы у тебя вообще не было бы имени, как бы тебя назвали? прервала его Аля, поставив этим вопросом Генку в полное недоумение.

— Не понял… как это нет имени? — изумленно посмотрел он на нее, сначала он подумал что она шутит, но девочка смотрела на него с самым серьезным выражением лица.

— Ну например, очутился ты среди людей, которые тебя не знают, документов у тебя нет, память ты потерял, — начала быстро объяснить Аля, вот и как тебя тогда называть?

— А-а-а, это как в бразильских сериалах? — облегченно протянул Генка и хмыкнул, раздумывая, — ну назвали бы как-нибудь, — и подумав добавил, — на время, пока память не вернется.

— Нет, ты не понял, — девочка разочарованно поджала губы, — имя всегда одно.

— Ладно, — Генка решил отказаться от спора, — а ты давно приехала? Ты сказала, что гуляешь здесь, а я тебя не встречал.

— Неделю уже, — Аля вновь перешла на прежний тон и в нем даже появилась доброжелательность и теплота, которой прежде не слышалось, — а что касается того, что ты меня не видел, то это потому, что ты никого вообще не хотел видеть. Да и гуляю я редко.

— Это как так? — Генка снова начал раздражаться, — если я значит что-то не хочу видеть, то не вижу?

— Да так, — уверенно ответила девочка, — ты что, об этом не знаешь?

Вот чего Генка терпеть не мог, так всяких задавак, строивших из себя неизвестно кого. Напустят туману, говорят все время загадками и намеками, а на самом деле просто хотят привлечь к себе внимание. Вот мол, какая я таинственная. Но еще раз внимательно взглянув на девочку он решил что она к таким вряд ли относиться, уж слишком открыто и честно смотрит. Задаваки, когда говорят с тобой, обычно смотрят или стараются смотреть вдаль или за неимением таковой — в ближайшую стенку.

— Не знал, но догадывался, — вышел из трудного положения Генка. А сам немного испугался, подумав: «А она не сумасшедшая? Жалко если так, симпатичная, хоть и немного странная».

— И все-таки, Аля, это имя у тебя в свидетельстве о рождении стоит? спросил он, возвращаясь к прежней теме, и сам же попытался выдвинуть логичную версию, — это может быть в случае, если ты родилась за границей, в другой стране или тебя назвали в чью-то честь, но тоже иностранца.

— Нет, в документах я называюсь Александра, но ты спрашивал о моем имени. Я его тебе назвала, — развела руками девочка, как будто показывая что больше ничего иного сделать не могла.

— Ладно, замяли, — миролюбиво ответил Генка.

— Хорошо, — согласилась Аля и тут же быстро попрощалась, — ладно, мне пора, а то мать с отцом волноваться будут.

— Пока, — ответил Генка несколько недоуменно и даже немного грустно. Он все же рассчитывал поговорить с этой странной девочкой побольше или по крайней мере договориться о новой встрече. Аля повернулась и медленно пошла вдоль берега прочь от Генки. Он смотрел ей вслед и не торопился снова заняться рыбалкой. Из-за плавности походки шаги не различались, а широкая юбка скрывала ноги, поэтому создавалось впечатление, что эта девочка забрела сюда из девятнадцатого века и теперь по этой темно-зеленой траве возвращается обратно. Не хватало только мистического тумана. «Она наверно все ноги промочила — трава же с утра мокрая», — подумал Генка, сам он был в сапогах.

После того как пару раз вернулся домой в мокрых насквозь кроссовках, он зарекся ходить по мокрой траве в легко промокающей обуви. Тем более что у озера росла самая высокая трава, а протоптать тропинку он еще не успел. Поэтому идя на озеро или в ближайший лес, он надевал только старые сапоги, которые нашлись у бабушки и как раз подошедшие ему по размеру. «Они еще от твоего деда остались, царствие ему небесное, — говорила бабушка, когда он примерял невысокие, удобные сапоги и поднимала вверх указательный палец, подчеркивая важность своих слов, — он и не носил их почти нисколько, не успел. Считай что новые».

Деда Генка совсем не помнил. Ему конечно показывали фотографии, где дед был один, с друзьями или рядом с бабушкой, говорили, что он держал Генку на руках, когда тот был совсем маленьким, но сколько Генка ни пытался вспомнить, ничего не получалось, даже смутного образа перед глазами не возникало. Видимо он был тогда совсем маленьким и память запрятала эти события в самые дальние уголки сознания. Генка знал, что его дед воевал, потом работал и жил с бабушкой в деревне, и умер вскоре после его рождения.

Раньше, еще в деревенском доме Генка часто наблюдал как бабушка вытаскивала из комода старые дедушкины фотографии, документы и награды, перебирала их, тяжело вздыхала и в конце концов клала обратно. Ушедших не вернешь воспоминаниями.

Генка хмыкнул, поглядел еще раз на свои сапоги и подумал что надо было предложить их одеть Але. «В носках бы как-нибудь добрался. Ну и пусть промокну, — подумал он, — по крайней мере Аля нормально домой дойдет. Хотя нет, наверно смеяться начнет, куда ей мои ботфорты». Генка вздохнул и снова принялся ловить рыбу, но сегодня больше ничего не клевало, даже бычки словно сговорившись, объявили бойкот его наживке, хотя раньше охотно ее заглатывали. Время потянулось медленно, как мед выливающийся из банки, но к обеду заморосил дождь и Генка, поглядев на часы, с облегчением засобирался домой. Придя и раздевшись он первым делом пришел на кухню и показал бабушке свой сегодняшний улов. Та всплеснула руками от удивления.

— Ты что на речку ходил?! — спросила она его. На речку ему разрешалось ходить, но только заранее предупредив бабушку.

— Нет, на озере поймал, — с гордостью ответил Генка.

— Я тут спрашивала, когда в магазин ходила, — беря рыбу заметила бабушка, — в этом пруду кроме мелкоты что ты приносил — ничего нет.

— Значит есть, — с чувством собственной правоты ответил Генка, с бабушкой он спорить не любил, но как говорится против фактов не попрешь.

— Тебе ее пожарить или сварить? — спросила бабушка и предупредила, — но это я только к ужину успею, а сейчас мой руки и обедай. Вот что пожарю-ка я ее тебе обваляв в муке, а то варить — все равно на кастрюлю одной мало. Навара не будет.

Генка поступил как велела бабушка — направился в ванную, помыл там руки, и придя обратно сел за стол.

Готовила его бабушка очень вкусно и Генка старался есть дома, а не перебиваться бутербродами или чипсами как некоторые его знакомые ребята.

Как-то Генка похвалил ее стряпню, сказав, что у нее еда особенная.

— Эх, внучок, — благодарно улыбнулась бабушка, — домашняя еда завсегда слаще гостевой. Потому что ее с любовью готовят, а не по приказу или обязанности.

Вот в столовке, сколько себя помню — народ у нас всегда ругался, мол кормят плохо. Уж сколько комиссий у них там побывало — не перечесть. Ничего не нашли — все в порядке. Ну порции поменьше сделают или украдут чего, это у всех тогда было. Но вот не получается хорошо готовить и все тут. Продукты все свежие, с поля. Жены мужьям обед сделают — все хорошо, а от столовской пищи — изжога. А все потому, что без любви работу делают. В другом месте это может не так заметно, а вот желудок не обманешь. Да и в ресторанах так же.

Вон, сосед у нас жил напротив, может помнишь — седой такой, как-то в командировке, в Москве они с сослуживцами в дорогой ресторан зашли. Им тогда премию дали — вот и захотелось гульнуть. Спиртного он пил мало, но все равно на следующий день плохо ему стало, рассказывал что полдня животом мучился.

Потом правда отпустило. А жена ему любые блюда готовила — и ни то что болей, отрыжки никогда не случалось. Вот как!

Генка этого различия, между едой которую готовят с любовью и которую по обязанности, желудком не различал, ему просто больше нравилось то что готовила бабушка и все.

Пообедав, он поднялся на второй этаж, к себе в комнату и завалился на кровать. За окном не прекращал моросить дождь, и хоть погода как никогда располагала ко сну — спать не хотелось. Генка оглядел комнату в поисках занятия за которым можно скоротать время, но ничего делать не хотелось и он так и остался лежать на кровати, глядя в потолок. Обычно Генка никогда не отдыхал после обеда, но в это лето так часто шли дожди, что диван-кровать, на котором он спал, стал единственным местом времяпровождения, когда на улицу выходить не было никакой возможности. Он почему-то никак не мог забыть эту утреннюю встречу на озере, вспоминая и прокручивая ее в голове снова и снова. Странная девочка, рыба, которая никогда не ловилась в озере, разговор об именах. Генке вдруг очень захотелось повторить этот день сначала.

Подобного с ним почти никогда не происходило за последние пару лет. Дни обычно были похожи один на другой как близнецы, одинаково серые и скучные.

«Может, придти к ней в гости? — раздумывал он, глядя в белый, недавно покрашенный потолок, — но как-то неудобно. Я ее всего один раз видел. Еще обидится, подумает что навязываюсь. Да и странная она, а если ее родители сюда специально привезли — подальше от людей. Вот так придешь, а она на тебя с ножиком броситься. Как в этих триллерах по телеку — вроде сначала нормальный человек, пусть и с небольшими странностями, а на самом деле он психопат. Хотя нет, если бы у нее крыша ехала — ее бы одну гулять не отпускали». Генка перевел взгляд на стену комнаты, оклеенную темно-желтыми обоями — смотреть на абсолютно белую и ровную поверхность становилось неприятно. Она невольно гипнотизировала и казалось, что это не твердый потолок, а молоко или еще какая-то белая жидкость сгустившаяся над тобой и сейчас она обрушится на тебя вспомнив о законе тяготения. Эту иллюзию создавал серый свет дня, в редкие ясные дни комната наполнялась веселыми солнечными отблесками от луж и такого давящего ощущения Генка не испытывал.

Над ним не чернели также и отметины от раздавленных на потолке комаров, которые обычно бывают на дачах, да и в городских квартирах тоже, когда хозяева вовремя не натянут на окна сетки. В это лето комары не летали совсем, несмотря на близость озера и леса. Генка лежал на кровати и физически ощущал пустоту, которая незримо присутствовала вокруг него. «Нет, хватит! Так и сбрендить можно, начать говорить сам с собой и так далее, — рассердился он, — сейчас же позвоню отцу и попрошу его забрать меня в город. Там хоть забыться можно». Генка рывком поднялся и быстро сошел вниз сотовый телефон лежал в ящике стола в бабушкиной комнате.

Забывался он в городе не при помощи алкоголя или средств покруче.

Головой Генка соображал хорошо и понимал, к чему такое «забытье» может привести. К тому же в соседних дворах ему иногда встречались ходячие примеры, на которых даже посмотреть было страшно. Генка просто гулял один по городу или району, ездил на автобусах, бродил по рынкам. В этой сутолоке пустота отступала. Еще помогали компьютерные игры, но «переболев» ими, он потерял к этому время провождению всякий интерес. Пробовал общаться по электронной почте и разговаривать в чатах, но после месяца интенсивной переписки и сидения вечерами напролет у компьютера, уже при одной мысли о том что надо проверять почту его охватывало отвращение. В сети его собеседниками были, или такие же как его одноклассники, которые старались доказать какие они крутые, или люди старше его, серьезные, но скучноватые, озабоченные своими проблемами, и самое главное — наглухо закрытые и не воспринимавшие его всерьез. Они искренне говорили и наверно верили, что он самый счастливый человек: живет в век информационной свободы, много любой музыки, обеспеченные родители, возраст в котором рано думать о взрослых проблемах и так далее. Ну как мог Генка рассказать им о пустоте, о том что иногда ему кажется, что вместо людей в классе находятся машины-роботы, что один день похож на другой, что у него есть знакомые, но нет друзей и несмотря на яркие краски вокруг, если приглядеться, сквозь них все равно проступает серость.

Генка уже достал сотовый телефон, и тут замер в нерешительности, глядя на стильную черную панель с выступающими блестящими кнопками. «Ну позвоню я, — раздумывал он, — отец приедет, отвезет в город. Или просто предупрежу его что приезжаю, а сам на электричке доберусь. А дальше что? Бесконечное хождение по городу? Сидеть дома как здесь? Пересмотреть все новые фильмы? И снова все по старому? Нет, — он положил обратно телефон и незаметно выскользнул из бабушкиной комнаты пока она не заметила его, — может еще Алю встречу — поговорим, поспорим». Генка сам не заметил того, что ему теперь очень хочется общаться с этой девочкой. Вроде они говорили совсем немного, но этот разговор ему запомнился, и не смыслом, а интонациями. В нем не встретилось обычного равнодушия или желания покрасоваться. Остаток дня Генка провел смотря телевизор, чтобы хоть чем-то себя занять. Уже лежа в кровати он попытался придумать тему для разговора с сегодняшней знакомой. Попытался вспомнить о чем обычно говорят девчонки в его классе, но кроме сплетен и разговоров об одежде, парфюмерии и косметики, ничего вспомнить не смог. А в этих областях знаний он слабо понимал что там к чему. «Хм, а может я просто влюбился? — размышлял Генка, лежа в темноте, да нет, она конечно странная девчонка, но ничего особенного в ней нет, не красавица, так — симпатичная. Я и красивей видел». Он начал вспоминать каких красивых девочек он видел в школе и в рекламе, но глаза сами закрылись и сон вступил в свои законные права.

Утро следующего дня не отличалось от предыдущих — такое же серое и туманное. Генка встал и первым делом посмотрел на часы. Чувство времени у него было развито очень хорошо, он с точностью до десяти минут мог определить.

— Не злись, — тихо ответила Аля, — ты умный, — тут она сделала паузу, подбирая определение, — но слишком умный.

— Ну здорово! — воскликнул Генка, — по-моему, чем человек умнее тем лучше. Это всем известно.

— Не всегда, — отозвалась Аля.

— Что не всегда? — Генка решил добиться точного ответа, эта размытость в разговоре ему надоела, — не всегда всем известно или не всегда чем человек умнее тем лучше для него?

— Второе, — Аля продолжала идти и смотреть на травинку, любуясь ею, словно это роза.

— Так ты считаешь, что лучше всего быть дураком?! — невольно завелся Генка.

— Я этого не говорила, — Аля остановилась и посмотрела на Генку, весь его боевой дух и раздражение как ветром сдуло. На него спокойно и честно смотрела девочка со стебельком травы в руке, держа его на уровне груди. Он почувствовал в ней какую-то неведомую и непонятную ему открытость. Генка даже немного подался назад, настолько это было для него непривычно. Он давно привык к закрытости людей. Маскам, надеваемым окружающими, различным ролям, которые играли его сверстники. А здесь, эта девочка абсолютно не хотела ни переспорить его, ни показаться смешной или глупой. Она просто говорила то что думала.

— Когда человек становиться слишком умным, он как правило начинает меньше чувствовать. Закон сохранения массы и энергии. Другое объяснение за все надо платить. Иначе невозможно, — продолжила Аля. Генка надолго замолчал, обдумывая его слова. Они снова пошли вперед, каждый по своей тропинке.

— Но ты сама сказала что это не всегда бывает, — наконец произнес он.

— Да, любые законы не абсолютны, — подтвердила Аля.

— А в математике? — Генка говорил уже спокойно, он наслаждался самим общением, разговором, даже если бы они говорили о вещах совсем ему непонятных.

— И в математике тоже. Привести пример? — предложила Аля.

— Не надо, я тебе верю, — ответил Генка, он действительно верил, что Аля сможет привести такой пример и ему нечего будет возразить, — а ты давно приехала?

— Недавно, мы дом купили, но только начали ремонтировать, — начала Аля и тут прервала свой рассказ, — смотри, а мы к озеру пришли. Как ты узнал, что мне сюда хотелось?

— Никак, — пожал плечами Генка, он сам был в недоумении, как это они так быстро дошли до озера, — я шел за тобой.

— А я шла туда, куда ты, — Аля едва заметно улыбнулась.

— М-да, — Генка посмотрел на водную гладь, — далеко бы мы зашли.

— Пошли к самой воде, — предложила девочка.

— Не, — Генка отрицательно покачал головой, — трава по колено и вся сырая, а тропинки нет. Ноги промочим наверняка.

— Да, ты прав и дождь скоро пойдет, — согласилась Аля и почему-то печально добавила, — придется домой возвращаться.

Генка ничего не ответил, кивнув в ответ, и они пошли назад.

— Так ты не рассказала — как давно ты здесь? — Генке очень хотелось узнать подробнее об этой девочке.

— Чуть больше недели, точнее неделю и два дня, — ответила Аля на его вопрос.

— Ты тоже дни считаешь? — невольно вырвалось у него.

— Нет, но ты же хотел знать сколько я здесь, вот я и ответила как можно точнее, правда один день не считается — мы вещи разбирали. А почему ты дни считаешь? — задала она встречный вопрос. Генке очень хотелось рассказать ей о скуке и особенно о пустоте, окружающей его и которую он остро ощущал здесь, но побоявшись что малознакомая девочка его не поймет, ушел от ответа:

— Домой хочется. Там интереснее.

— Там не так страшно? — Аля выбросила травинку, но все так же шла глядя себе под ноги.

— Не понял, что значит «страшно»? — Генка действительно пришел в замешательство от ее вопроса.

— Такое впечатление, что ты чего-то боишься, — Аля посмотрела на серое небо и как бы невзначай добавила, — надо поторопиться, а то промокнем.

Генка ускорил шаг.

— Ничего я не боюсь, с чего ты это взяла? — искренне удивился он.

— Да, видимо я ошиблась, извини, — Аля посмотрела на него и улыбнулась.

— Что? — насторожился Генка, ожидая насмешки, ему больше всего на свете сейчас не хотелось обмануться в этой девочке.

— Ты только не обижайся. У тебя выражение лица сейчас смешное получилось. Удивленно-настороженное, как будто я сказала что-то неприличное или… — улыбка сошла с ее лица.

— Или? — требовательно спросил Генка.

— Ничего, — замотала головой Аля, — кстати, мы к твоему дому подошли. Пока. До завтра.

— Може… — робко начал Генка, но Аля прервала его.

— Меня провожать не надо, а то промокнешь. Я быстро добегу.

И она действительно помчалась между полосами травы, удивительно быстро удаляясь от него. Генка смотрел ей вслед и думал о том, что завтра он встретиться с ней. Обязательно встретиться. И пустоты больше не будет. Он прошел немного в сторону от просеки и уже через полминуты толкнул дверь своего дома. Едва зайдя в прихожую и сняв куртку Генка услышал быстро нарастающий шум капель, бьющих по железной крыше. «Откуда она знала, что пойдет дождь? — подумал он, стоя в полутемной прихожей, слушая шум дождя и не торопясь включать свет, — небо сегодня было как всегда серое, если бы ясное и туча вдруг появилась — другое дело. Дураку ясно что гроза будет. А вот как она это сейчас с точностью до минут определила?». Из этих раздумий его вывела бабушка, которая включила свет и удостоверившись что он не промок позвала обедать, при этом не забывая постоянно жаловаться на погоду.

После обеда дождь немного стих, но по-прежнему продолжал моросить и выйти погулять не представлялось никакой возможности. Генка сидел у себя в комнате и смотрел через окно на грустный зелено-серый пейзаж открывающийся за его балконом. Сначала у него была мысль пойти к Але, но поразмышляв, он отказался от этой затеи. Это означало напроситься в гости. А напрашиваться Генка не любил. Конечно можно выдумать правдоподобный предлог, но тогда пришлось бы врать, а сейчас Генке как никогда хотелось быть честным с этой странной девочкой. И к тому же она сама сказала ему «до завтра», значит сегодня она не хочет его видеть. «Или у нее есть дела, хотя какие здесь могут быть дела? — размышлял Генка, отойдя от окна и повалившись на кровать, — народу никого, подружек среди деревенских тоже наверняка нет. Она всего неделю как приехала». Деревенских ребят он немного знал, встречал пару раз компанию и даже ходил с ними в магазин, а потом на речку, но поняв, что те рассчитывают на его деньги покупать спиртное и закуску, решил, что лучше гулять одному, чем в такой компании. Пустота среди этих сверстников особенно сильно давала себя знать. Одиночество среди людей оказалось страшней просто одиночества. Пустота как бы маскировалась и обманывала, постоянно создавая иллюзию что он не один. Генка был немного удивлен, что эти деревенские ребята ничем не отличаются от его городских знакомых, разве только пьют больше. Те же надоевшие до одури разговоры о фильмах, группах, дисках и сексе. Правда Генка заметил еще отличие — компьютерные игры сюда еще не добрались по причине отсутствия самих компьютеров. Что касается самого спиртного, то Генка его не любил. Пару раз он пробовал выпить, но только тупел и становился сам себе противен. Впрочем деревенские поначалу втихаря радовались этому факту, поскольку посчитали, что им тогда больше останется.

После похода на речку, когда его новые знакомые заплетающимися голосами рассказывали о своих сексуальных «подвигах», Генкин взгляд случайно упал на пустую бутылку водки, небрежно брошенную около костра. Сам он не пил, а слушать всякую похабщину ему было противно. Но неожиданно пустая бутылка приковала его взгляд. В ней он смог разглядеть прячущуюся пустоту. Он понял, что эти ребята тоже бегут, спасаются от пустоты как могут. Сами не осознавая того, что выбрали неверный путь и пустота издевательски ухмыляется через прозрачное бутылочное стекло. Генка в тот день не пил и это мимолетное видение нельзя было списать на пьяную галлюцинацию, просто так ему показалось, как иногда в солнечный день конфетная обертка блестит словно золото, а осколок бутылочного стекла сверкает будто драгоценный камень. В тот вечер, оставив деревенских ребят у речки Генка ушел и больше с ними никуда не ходил. Те пытались его зазвать, надеясь, что он снова «проспонсирует» компанию, но получив несколько раз твердый отказ отстали.

Генка немного опасался, что они начнут его «доставать», но этого не произошло, деревенские решили, что лучше с ним не связываться, мало ли кто его отец. А так как сами они к особнякам и на озеро не ходили, то Генка с ними больше почти не встречался. В деревню ходила только его бабушка, сам он пару раз заходил в тамошний магазин по ее просьбе, но встретив на улице знакомых ребят ограничивался стандартным «привет-привет». С девочками он познакомиться не успел, и понаблюдав немного за ними, сам уже этого не хотел. Они тоже походили на городских, лишь чаще ругались матом и откровенней кокетничали с парнями. Пустота присутствовала и здесь. В фальшивых улыбках, в желании покрасоваться, в вызывающей одежде и просто в тупости разговоров. Эти девочки почему-то все время напоминали ему куклу «Барби» из большого супермаркета, куда он случайно зашел зимой. Гуляя по городу, спасаясь в сутолоке от пустоты, Генка замерз и зашел погреться в супермаркет. Бесцельно бродя между нагромождениями товаров он вышел к отделу торговавшем игрушками. В центре, явно чтобы привлечь внимание стоял раскрытый кукольный домик, а в нем за маленьким игрушечным столом сидела нарядная кукла. Это была не китайская подделка, а настоящая «Барби», из Америки, но это ничего не меняло. Хоть цена и заканчивалась многими нулями, все равно, выглядела эта мечта маленьких девочек как манекен. Нарядной, холодной и пустой. Еще Генку поразило то, что у той роскошной куклы не было взгляда.

Глаза были, а вот взгляда не было. Он специально посмотрел на других кукол.

У многих кукол взгляд все же присутствовал. Глупый, наивный, тупой, но все же взгляд. А у этой только пластиковая улыбка, красивые волосы, яркое платье и все. В ней тоже поселилась пустота. Это Генка понял уже потом, когда встретил на улице деревенских девчонок.

«А эта Аля совсем не такая или просто мне кажется не такой, — размышлял Генка, разглядывая причудливый рисунок новых обоев на стене, — или я может просто влюбился? Хотя нет. Она конечно симпатичная, но ничего такого особенного я к ней не испытываю». Это была не совсем правда. Что такое любовь Генка толком сам не понимал. Но уж точно не его «роман» с одноклассницей — скучный и тягостный. Где-то в глубине памяти сохранились неясные воспоминания о раннем детстве и девочке с которой он познакомился в деревне. Он даже не мог вспомнить ее имя, но выплывающие картинки казались ему светлыми и радостными, хотя и очень смутными. Речка, в которой они купались, соревнуясь кто дальше заплывет, костер вечером и печеная картошка, которую приготовил отец. Все это сейчас казалось какой-то милой и светлой сказкой. Но Генка вряд ли мог ответить на вопрос была ли это любовь или просто чистая детская дружба. Слишком плохо он помнил те дни.

В конце концов Генка решил что две встречи ничего не значат, и многого о человеке сказать не могут. «Может она тоже носит маску, только очень хорошую, или она играет определенную и непонятную мне роль. Кто ее знает, может она в артистическом кружке занимается, а сейчас решила порепетировать, как бы это выразится, на людях, что ли». Но Генку несмотря на сомнения, почему-то очень тянуло к этой девочке и в голове все время крутились фразы из разговора с ней. Раньше Генка особо не придавал значения тому о чем и как он говорит. В пустых разговорах это не имело смысла, важно только не отклоняться от темы, задумываться над словами не требовалось. А теперь все стало как-то иначе. «Следи за собой, будь осторожен…», — вспомнилась Генке фраза из песни Цоя. Но самое главное, то в чем Генка боялся признаться даже самому себе — страх возвращения пустоты. Теперь, когда у него появилась Аля, малознакомая, странная девочка сумевшая отогнать пустоту, он боялся ошибиться, выдавая желаемое за действительное. Чтобы совсем не запутаться и не закрутить себе мозги, размышляя обо всех этих вещах Генка решил отвлечься на время, заняться делом — навести порядок в своей комнате. У него и так всегда было относительно чисто, особенно для комнаты подростка, но он все же собрал со стола компакт-диски и положил их на полку, предварительно рассортировав в той последовательности, которой обычно придерживался.

Видеокассеты он сложил на специальное место под телевизором, а палас на полу пропылесосил. На этом он закончил, больше убирать было нечего, оставалось лишь протереть пыль на шкафу. На шум работающего пылесоса пришла бабушка, похвалила Генку и спустилась в свою комнату, где по телевизору начинался очередной то ли мексиканский, то ли бразильский сериал. Генка вытер пыль со шкафа и посмотрел в окно на не изменившийся пейзаж с унылыми деревьями и моросящим дождиком. Посмотрев на часы он плюхнулся на кровать, включил телевизор, «попрыгав» по программам остановился на МТВи, сделал звук потише и стал смотреть на прыгающих в окружении супермодных декораций певцов очередной модной группы.

Генка улыбнулся, вспомнив как один парень из соседнего класса, решив привлечь к себе внимание, оделся как его кумир из «крутой» поп-группы, прическу себе он тоже сделал похожую. Все бы ничего, но по пути в школу его остановил милицейский патруль, и мало того — отвез в околоток. «А что вы хотите, если на нем была куртка ядовито-зеленого цвета с оранжевыми вставками, — оправдывался участковый перед директором школы, когда парня, после звонка его мамаши, высокопоставленной чиновницы, отпустили и даже заботливо привезли в школу на милицейской машине, — и прозрачные полиэтиленовые штаны? Про прическу из кучи маленьких косичек и тушь вокруг глаз я вообще молчу! Мы даже сначала не поняли парень это или девушка. Но мы его не за это забрали, он на нас материться стал. А это уже оскорбление при исполнении…». Генка прекрасно понимал, что пустота живет и здесь, в вихре зажигательных ритмов, всегда веселых ди-джеев и пафосных звезд. Поэтому он мало смотрел телевизор, особенно стараясь избегать навязчивой рекламы.

Генка сам не заметил как наступил вечер и бабушка позвала его ужинать.

Наскоро перекусив Генка включил игровую приставку, запустил давно пройденную стрелялку и начал равнодушно расстреливать вопящих и рычащих монстров. Небо за окном постепенно из серого стало темно-серым, а потом черным. Поняв, что наконец пора ложиться спать, Генка с радостью выключил игровую приставку и телевизор. Свет ночника успокаивал, но уже не навевал тоски и депрессии.

Лежа в кровати, Генка думал, как завтра он пойдет к Але и что он ей скажет.

Но в голове кружились лишь глупые или похабные анекдоты и истории. Решив, что утро вечера мудренее, как говорила бабушка, Генка укрылся чуть ли не с головой одеялом и быстро заснул.

На следующее утро он проснулся необычно поздно, вернее не сам проснулся, а его разбудила бабушка.

— Геночка, — ласково произнесла она, называя его по привычке уменьшительным именем, — вставай, к тебе подружка пришла.

— Какая подружка? — не понял спросонья Генка, и тут же вскочил ошарашенный догадкой, — Аля?

— Ну не знаю, Аля или не Аля, имени она мне не сказала, попросила только тебя позвать, — ответила бабушка уже выходя из его комнаты. Генка вскочил и быстро как только мог, натянув джинсы и футболку, бегом спустился вниз. Аля действительно ждала его на крыльце, с интересом осматриваясь вокруг.

— Привет, — выпалил Генка, еще не до конца придя в себя после сна.

— Извини, я тебя разбудила, — без тени иронии произнесла Аля.

— Да ничего, все равно мне вставать пора, иначе, когда поздно встаешь голова ватная — плохо соображает, — скороговоркой ответил Генка, в его голосе послышались оправдывающиеся нотки.

— Ты иди позавтракай, я пока здесь подожду, — спокойно сказала Аля, — у вас участок интересный, как и наш — весь зарос, но все же другой.

— Я быстро, — пообещал Генка и опрометью бросился на кухню. С такой скоростью он наверно не ел еще ни разу в жизни.

— Ты жуй, а не заглатывай. Не приведи Бог подавишься, — сделала замечание бабушка, но Генка ее не слушал. После того как он покончил с завтраком, Генка вихрем влетел на второй этаж в свою комнату и не сбавляя темпа переоделся. Когда он вновь появился перед Алей, она удивилась:

— Ты что, уже поел? Так быстро?

— Да, я все быстро умею делать, — смутился Генка, — так что? Хочешь зайти ко мне или пойдем куда?

— Давай лучше пойдем, — предложила Аля, она осмотрелась по сторонам, красиво у вас тут.

— Да не очень, — Генка кивнул в сторону кустарника привольно разросшегося и не знавшего что такое садовые ножницы, — бабка хотела огород здесь устроить, а отец запретил, сказал, что тут ей не колхоз чтобы редьку выращивать. А у самого руки никак не дойдут, все обещает что приедет и цветов с деревьями насажает, но это слова одни, он всегда очень занят.

— Так вон же у тебя сколько деревьев, даже две яблони есть, — удивилась Аля.

— Все деревья — березы и клены с соснами, он же хочет плодовых насажать, а из двух яблонь: на одной яблок вообще нет, а другая — китайка. Ты что не видишь какие яблоки на ней мелкие, больше на ягоды похожи. И жрать их невозможно, кислые по самое оно, — возразил Генка, выразительно проведя ладонью по горлу.

— Но все равно красивые. Я бы попробовала, — в ее голосе послышалась печаль.

— Ты мне не веришь? — Генка невольно завелся, — хочешь прям сейчас достану?

— Верю, — попыталась остановить его Аля, но было уже поздно, Генка продирался сквозь кустарник. Капли воды оставшиеся на листьях мгновенно впитывались в одежду и когда он все-таки прорвался к яблоне, то промок насквозь, впрочем это его сейчас волновало меньше всего. Цепляясь за ветки, он легко взобрался по толстому стволу и держась за него одной рукой сорвал несколько красно-желтых яблок величиной чуть больше шариков из карамели. Слезать назад с яблоками в руке было неудобно и Генка просто спрыгнул на землю.

Приземлился он удачно, хотя высота казалась приличной. Обратный путь через кустарник согревала радость, что он смог выполнить свое обещание, и она была теплей чем холодная промокшая насквозь одежда.

— Вот, — он протянул Але несколько сорванных маленьких яблок с длинными веточками. Аля молча взяла одно и потерев о платье попробовала.

— Вкусно, но ты прав, кисловато, — констатировала она, потом взяв другое с раскрытой Генкиной ладони, снова потерла его о свое платье, и предложила, — попробуй сам.

Генка невольно скривился. Он хорошо помнил вкус этих яблок и особенно то что после них в животе урчало почти весь день. Об этом он как-то забыл предупредить Алю. Поняв что сам виноват, он быстро решил, что лучше уж и у него тогда тоже все будет хреново. Он взял мелкое яблоко и надкусил сразу почти половину. Оказалось, что они вполне съедобны. Кисловатый вкус хоть и не исчез полностью, но уменьшился до того что стал даже приятен.

— Ты их наверно неспелыми пробовал, — предположила Аля внимательно посмотрев на него, — а сейчас они дозрели.

— Как это они могли дозреть за неделю? — пробормотал Генка себе под нос. Он прекрасно помнил что еще неделю назад есть их было невозможно.

— Извини, я забыл тебя предупредить, от них еще потом в животе не все в порядке, — он опустил голову, до того ему стало неловко, он боялся нечаянно оттолкнуть от себя эту девочку, вызвать ее гнев или издевательскую насмешку, но в глубине души больше всего он боялся спугнуть свою надежду.

— Ничего, — равнодушно ответила Аля, — у меня желудок все переваривает, а если что будет не так, то дома в аптечке таблетки есть.

Генка облегченно вздохнул, словно со спины сняли тяжелый рюкзак.

— Куда пойдем? — с энтузиазмом спросил он.

— Сейчас никуда, тебе переодеться надо, а то заболеешь, сегодня день холодный, — спокойно заметила Аля. Генка только сейчас заметил что слабый ветерок довольно заметно студит одежду, а пройдет еще немного времени и он совсем замерзнет, начнет отбивать мелкую дробь зубами как после купания в холодной воде.

— Тогда подожди еще немного, — попросил он Алю и пулей взлетел по лестнице на второй этаж. Кое-как побросав мокрую одежду на стул, Генка вытащил из шкафа запасные вельветовые брюки и ничем не отличающуюся от прежней, кроме рисунка, футболку. А черная ветровка заменила серую. Спустившись вниз Генка вопросительно посмотрел на Алю.

— Ну что пойдем?

— Пошли, — ответила она, причем ни Генка, ни Аля не знали толком куда они направляются. Просто вышли на просеку и пошли в противоположную от шоссе сторону, по направлению к зарытым баллонам и Алиному дому. Некоторое время они шли молча. Генка не знал о чем спросить, а Аля то смотрела себе под ноги, то поднимая глаза к серому небу. Волосы сегодня у нее были стянуты сзади «в хвост». Одета она была во все ту же длинную кружевную юбку, но блузку теперь сменила на белую, к тому же исчез медальон. Наконец Генка решился:

— А почему ты так одеваешься?

— Как? — впервые он уловил враждебность и настороженность в ее голосе.

— Ну, — Генка замялся, — я ничего не хочу сказать, тебе этот стиль идет, у нас в классе девчонки и не такое напяливали, — тут он понял, что сморозил глупость, и окончательно запутался, — в общем ты выглядишь как фея.

Аля улыбнулась. Появившаяся напряженность мгновенно рассеялась.

— Феи только в сказках бывают, — заметила она и прищурила глаза, всматриваясь в глубину темных стволов деревьев, — мне нравится так одеваться, вот и все. Я знаю, что это выглядит необычно, но носить кожаные джинсы или босоножки на пятисантиметровой платформе я не хочу. Меня мама всегда учила не поддаваться моде. Мода переменчива, это как бежать по кольцу, сколько ни беги, а финиша никогда не достигнешь. Лучше совсем отказаться от такого бега. Вот я и отказалась.

— Ты и не красишься? — осмелел Генка.

— Крашусь, — на Алиных губах опять заиграла улыбка, — на мне сейчас есть макияж, но ты его не замечаешь. Меня бабушка краситься учила, а она раньше, до пенсии, в театре гримером работала.

Они незаметно свернули на тропинку ведущую к озеру.

— Ты здесь с кем живешь, с родителями? — сменил тему Генка.

— Да, с мамой и отцом, но он сейчас часто в город стал ездить, там у него какие-то проблемы появились, — Аля легким движением руки поправила юбку.

— А я здесь с бабкой живу. Отец в городе работает, мать тоже занята.

Собственно бабка у меня хорошая, я ничего не говорю, но скучно с ней. Не о чем поговорить: или учить начнет, или вспоминать как и что в ее время было, — Генка теперь шел вплотную рядом с Алей, и их ничего не разделяло, так как тропинка была достаточно узкая. А еще ему захотелось взять ее за руку, но он не решился сделать это.

— Я с бабушкой, пока она не умерла, много разговаривала. У меня родители тоже заняты тогда были, это сейчас мать не работает. А так считай все детство я с ней провела, она меня воспитывала. Но в прошлом году она умерла, — Аля не смогла скрыть печаль, Генке показалось что она сейчас заплачет.

— Болела? — с искренним сочувствием спросил он.

— Нет, просто старенькая уже была, — Генка заметил, как Аля сжала ладонь в кулак, эти воспоминания явно тяготили ее, — так получилось, что мама и я, мы обе — поздние дети, когда бабушка умерла, ей уже за семьдесят перевалило.

— Ясно, — протянул Генка, надо было срочно переводить разговор в другое русло, — а ты в какой школе учишься, в обычной или в гимназии?

— В обычной, я туда из гимназии недавно перешла, когда мы в другой район переехали, но… — тут Аля сделала паузу словно собираясь с духом, и в конце концов решилась, — ничего не изменилось.

— Что не изменилось? — все же уточнил Генка, но понял, что и эта тема ей тоже не нравиться.

— Меня не любят в школе, — тихо призналась Аля и опустила голову.

— Это неправильно, — заявил Генка, и чтобы поддержать ее невольно продолжил, — меня в школе не то чтобы не любят, но все какие-то равнодушные, не ко мне одному, вообще. Они скучные и наверно даже не скучные, а скорее пустые, как манекены или куклы. Да и куклы тоже разные бывают.

— Откуда ты знаешь о куклах? — Аля остановилась и в упор посмотрела на Генку.

В ее взгляде читались одновременно настороженность и удивление.

— Что знаю о куклах? — не понял тот вопроса.

— Ну что у каждой куклы свой характер, а если его нет, она уже не кукла, — пояснила Аля. Они уже подошли к озеру, в этом месте тропинка изгибалась, максимально приближаясь к темной воде.

— Я этого не говорил, — покачал головой Генка, — я сказал что куклы бывают разные, видел однажды куклу, а в ней… — тут он запнулся, не зная как рассказать о пустых куклах.

— Что в ней? — не сводила с него серых глаз девочка.

— Ты не поймешь, — сбивчиво попытался объяснить Генка, — это я наверно такой ненормальный, и вообще ты к озеру хотела придти?

— Не, я шла за тобой, — простодушно ответила Аля.

— А я шел туда, куда и ты, — сообщил Генка, невольно радуясь такой смешной ситуации. Аля расхохоталась, но быстро замолчала.

— Но ты хотел придти сюда? — спросила она.

— Да, — честно ответил Генка, — но к воде сейчас не подойти. Трава не высохла. Ты все ноги промочишь.

— А ты тогда как? — немного снисходительно спросила Аля.

— Я ничего, привык уже, — гордо ответил Генка.

— Тогда все нормально, — подвела итог спору Аля и подняв немного юбку пошла по траве, — я закаленная, ничем не болею. Главное что мы оба хотели придти на это озеро.

Генка последовал за ней, чувствуя как сначала полностью намокли кроссовки, а затем и носки, но потом все эти неприятные ощущения отступили, потому что его внимание сконцентрировалось на Але. Он с восхищением наблюдал за ее легкой, воздушной походкой. Они подошли к воде, и молча некоторое время стояли смотря на темную гладь озера.

— Ты так и не сказал о кукле, — продолжила разговор Аля, — что я не могу понять?

— Не в кукле дело, точнее не только в ней, — медленно начал объяснять Генка, он уже не боялся что она его не поймет, просто подбирал слова, чтобы лучше все описать, — та кукла, «Барби», ну ты наверняка знаешь таких, абсолютно пустая, нее не было ни взгляда, ни как ты заметила характера. Просто раскрашенный кусок мертвой пластмассы. С людьми то же самое. Вроде все в порядке, ходят, говорят, звонят по телефону, но они как манекены. Не все конечно, это я о знакомых говорю. Блин, опять не то сказал, — Генка с досады взмахнул рукой, но продолжил, — самое главное это то, что я чувствую пустоту вокруг. Устаешь говорить о дисках, играх, фильмах, группах. Я тут с деревенскими пару раз встречался, так знаешь о чем они знают больше всего? О сортах водки, алкогольных коктейлей и пива. Я с ними даже на рыбалку сходить не мог, им это не интересно. В городе не лучше. Иногда тошнит от глупых разговоров.

Генка перевел дыхание после своей речи. Сам не замечая, что закончил он ее очень эмоционально. Он тяжело дышал как после бега, удары сердца чувствовались в висках. Аля некоторое время молчала, все так же глядя на него, а на темную воду.

— Я знаю что такое пустота, поверь мне, пожалуйста, — она медленно повернулась к Генке, и он посмотрев в ее серые выразительные глаза понял, что действительно может ей доверять, — она пришла сразу после смерти бабушки. Появилась в ее комнате, когда я однажды туда зашла. Потом потихоньку начала переползать в мою. Когда мы переехали, у меня не осталось подруг. Ехать видеться с ними на другой конец города я не могла, а звонить не хотелось. Я не люблю телефоны, в особенности ненавижу автоответчики. Понаставили их сейчас, — тут в ее голосе явно прорезался гнев, — я хочу говорить с людьми, а не с автоответчиками! Если слышу эту противную запись «Меня сейчас нет дома…» и так далее, то сразу бросаю трубку. В автоответчиках тоже живет пустота.

Так вот, я отвлеклась, извини. Когда подруги остались далеко, меня поддерживала бабушка, она говорила со мной, учила, но самое главное — понимала. Когда и ее не стало, я поняла, что или эта пустота сожрет меня или я с ней справлюсь. Пустоту можно заполнить. Неважно чем, но обязательно заполнить. Я научилась видеть красоту там, где раньше равнодушно проходила мимо. Ты знаешь как хорошо бывает осенью? Все лето любят, а я осень. Ворох опавших листьев иногда красивее любых роз. Я научу тебя, как сделать так, чтобы пустота исчезла. Навсегда. Ты не бойся, обязательно научу.

Аля замолчала. Генка ошарашено смотрел на нее. Такого он никак не ожидал. В этой хрупкой непохожей на других девочке оказалось столько силы, сколько он и представить не мог. Она не только поняла его, но и пообещала помочь.

— Знаешь, когда появилась ты, пустота исчезла, — признался он, с трудом сглотнув, чтобы исчез ком в горле, мешавший говорить.

— Хорошо, — улыбнулась Аля, — хоть тебе я смогла помочь, но это лишь начало. Скоро ты вообще забудешь что такое пустота. Кстати, насчет кукол, не огорчишься если я тебе один фильм перескажу, ты вроде этого не любишь?

— Ничего, — тоже улыбнулся Генка, — если это не боевик с кун-фу, то выдержу.

— Нет, это очень хороший фильм, его сняли французы, — ответила Аля, — там фанат одной модной певицы выигрывает в качестве приза встречу с ней. Он участвовал в конкурсе, где разыгрывался день с этой певицей. А до этого показывают, насколько сильно он фанатеет по ней: комната вся в фотографиях, знает наизусть все ее песни и альбомы. Так вот, он встречается с ней и общаясь в течение дня понимает, что перед ним абсолютно пустой, холодный человек. Самовлюбленная эгоистка. А все ее песни о любви и высоких чувствах — ерунда, бизнес, на котором она зарабатывает деньги. Еще он случайно узнает, что и голоса у нее тоже особо нет, там больше компьютерные навороты. По условиям конкурса, который он выиграл, эта певичка должна подарить ему на память какую-нибудь личную вещь. Она предлагает ему полный сборник своих дисков и клипов с автографами, он сначала хочет просто отказаться и уйти, так как все уже понял, но тут видит на шкафу запыленную куклу. И он просит подарить ему именно эту куклу. «Чтобы я всегда помнил о тебе», — объясняет он. Певица удивляется, потому что это собственно не ее личная вещь, так — подарок кого-то из поклонников, но ей в принципе все равно и она соглашается. Там очень хороший финал: он выходит из ее особняка, и видит, что очередной фанат пишет ее имя на заборе напротив. Он просит у него баллончик с краской, встряхивает его и под большой надписью ее имени, делает свою поменьше: «Не сотвори себе кумира». Потом бросает баллончик в урну и уходит. Все, на этом фильм заканчивается.

— Я понял, — Генка кивнул, — он взял куклу чтобы она потом напоминала ему, что за красотой, блеском и мишурой, прячется манекен.

— Верно, — похвалила его Аля, — я когда рассказала этот фильм у себя в классе, то никто ничего не понял. Назвали этого парня дураком и все.

— А с родителями у тебя как? — Генка почувствовал что теперь может задавать любые вопросы.

— Нормально, — Аля откинула голову немного назад, поправляя волосы, они у меня очень хорошие, понимающие, только вот занятые, — последние слова она произнесла медленнее.

— У меня тоже, — Генка смотрел на отражающиеся в воде кроны деревьев и ему казалось, что это совсем не отражение, а в воде видны утонувшие деревья, выглядевшие теперь большими черными тенями, — у них собственно всего три заботы, когда речь идет обо мне: что ем, в чем хожу и не употребляю ли наркотики. Но им абсолютно пофигу что я думаю. Да и вряд ли поймут, если рассказывать начну. Знаешь что мне отец хотел подарить на день рождения? Мотоцикл! Он бы хоть спросил, нужно это мне или нет. Я ведь кататься на них боюсь, два года назад на велосипеде с горки упал — до сих пор вспоминать страшно.

— И что же он тебе подарил? — всерьез заинтересовалась Аля.

— Духовушку, — Генка немного успокоился, — я ее сам выбрал. Назвал ему адрес магазина и модель. Мог конечно и сам купить, но отец настоял, чтобы была хоть имитация сюрприза. Она слабенькая, не для того чтобы охотиться, так просто понравилась — небольшая, легкая и изящная.

— А мне мобильник на четырнадцатилетие вручили, — спокойно ответила Аля, — сказали, что я теперь взрослая и должна быть современной девушкой. Я конечно поблагодарила, они же как лучше хотели, но там переключатель есть такой, щелкнешь им и тебя уже никто по этому телефону не достанет. А ты часто тут рыбачишь? — Аля показала рукой на воду.

— А больше делать нечего. Или с удочкой сидеть, или просто гулять, при всем богатстве выбора другой альтернативы нет, — процитировал он некогда очень популярный рекламный слоган.

— А дома ты чем занимаешься, тут, а не в городе? — ее заинтересованность не звучала как обычное любопытство.

— Ничем, стараюсь поменьше там бывать, потому что… — Генка осекся, не зная как выразить то что он чувствовал в старом доме.

— Потому что там пустота? — фраза прозвучала больше утвердительно, нежели вопросительно.

— Верно, — кивнул Генка, — хоть там у меня и телевизор и видак есть. Кстати, если хочешь, то можем зайти, вот только чем там заняться — ума не приложу.

— Хочу, — Аля немного изучающе посмотрела на Генку, — а ты не боишься?

— А что мне бояться? — удивился Генка, и пошутил, — или ты меня ограбить хочешь?

— Нет, грабить я тебя не собираюсь, — голос Али продолжал оставаться серьезным, на Генкину шутку она даже не улыбнулась, — но комната может много рассказать о ее владельце. Можно прочитать по вещам. Этого ты не боишься? Хотя ты ведь недавно в ней живешь.

— А что мне скрывать? — недоуменно пожал плечами Генка и подумал: «Даже если бы и нашлось что скрывать, то от тебя я бы делать этого не стал».

— Тогда все окей, — заявила Аля, — пошли.

Они пошли назад по так и не высохнувшей траве, хотя приближался полдень.

Генка еще раз оглянувшись на озеро и берег, поймал себя на мысли, что он уже много раз приходил сюда рыбачить на одно и тоже место, а трава все равно осталась непримятой, словно тут никто никогда не проходил. Аля заметила его долгий взгляд на берег и то что он задумался.

— Что-то не так? — участливо спросила она.

— Да не, — Генка немного смутился он еще не до конца привык высказывать свои мысли вслух, — просто трава: я тут долго хожу, а она все время распрямляется. Я думал тропинка скоро появиться, но ничего подобного не заметил.

— Помнишь что я тебе говорила о дорогах? — Аля шла чуть впереди и ей снова пришлось приподнять юбку, чтобы не замочить края росой, — одному человеку трудно сделать дорогу, для этого нужно желание нескольких людей. А что тебе хочется чтобы к этому озеру вела дорога?

— Нет, — быстро ответил Генка, — лучше пусть оно остается вне людей.

— А ты философ, — сказала Аля, и быстро добавила, спохватившись, что Генка воспримет ее замечание как насмешку, — только не обижайся. Это ведь хорошо, философы не вязнут в повседневности, они выше.

— Да я и не обижаюсь. А насчет философа — так это ты не права. Я почти никогда не высказываю мысли вслух. Или дураком прослыть можно, белой вороной, или что еще хуже — психом, — Генка вслед за Алей вышел на тропинку.

— Быть не таким как все тяжело, — заметила Аля.

— Ну ты меня совсем за идиота не держи, — добродушно ответил Генка, эту истину все давно знают.

— Знать то знают, да только не понимают. Точнее понимают лишь когда это их самих касается, — со вздохом ответила Аля.

— Тоже верно, — согласился Генка.

Они снова бок о бок шли по тропинке, и Генка физически ощущал тепло, излучаемое этой девочкой. Никакая самая страшная пустота не могла устоять перед ней.

— Чувствуешь запах воды? — спросила Аля. Генка втянул носом прохладный воздух.

— Сыростью пахнет вот и все, — констатировал он свои ощущения.

— Нет, ты почувствуй. Знаешь, перед чем отступает пустота? Перед ощущениями. Если их нет или ты не можешь уловить их, вот тогда по-настоящему страшно. Тогда ты или умрешь или станешь такими же как они, — Аля сделала неопределенный жест в сторону, и Генка не стал задавать уточняющих вопросов ему и так все было прекрасно понятно, — на озере пахло водой самого озера, когда идет дождь пахнет водой дождя. Сейчас действительно пахнет сыростью — сыростью леса. Но это тоже вода, она еще не впиталась в землю и потому перебивает запах леса, — продолжала Аля.

— Ну запах озера я знаю, почувствовал, когда рыбу ловил. А вот насчет всего остального… — Генка неопределенно склонил голову набок, размышляя, — запах леса я помню, но это давно было. А сейчас все время дожди идут. Все лето.

— Я хочу чтобы осень скорее наступила, — Аля вышла на просеку и они пошли по разным тропинкам, но Генка не перестал ощущать тепло идущее от нее, и спокойствие, которое ему передавалось.

— Почему? Только из-за того что красивее станет? — Генке снова очень захотелось взять ее за руку. И еще он немного стал побаиваться этой полоски травы разделяющей их, ему вдруг показалось, что трава может вырасти густо-густо и закрыть от него Алю.

— Осенью спокойнее, — коротко ответила Аля, — ты наверно будешь смеяться, но я боюсь… мне кажется что осень никогда не наступит.

— Да наступит, куда она денется, — попытался успокоить ее Генка.

— Я знаю, но все равно как-то не по себе от такого лета. Ни солнца, ни рассветов с закатами, одна эта серая хмарь над головой. Но ничего, ты не беспокойся, печаль это тоже отсутствие пустоты, — Аля улыбнулась одними уголками губ, — я научилась кайфовать и от этой холодной, дождливой погоды, а не впадать в тоску и уныние.

— Научишь меня? — осторожно спросил Генка.

— Обязательно, я же сказала, — пообещала девочка. Они подошли к Генкиному дому. Он распахнул перед ней калитку и пройдя двор открыл входную дверь, благо та запиралась бабушкой на ключ только ночью.

— Ты сад лучше не трогай, он и так у тебя красивый, — сказала Аля, преступая порог и очутившись в прихожей, — видел участки состоящие из грядок и яблонь с вишнями?

— Видел, — подтвердил Генка, быстро нащупал сбоку от двери выключатель, раздался щелчок и просторную прихожую осветила тусклая лампочка в старом плафоне под потолком. Сменить ее во время ремонта забыли.

— Нравиться? — опять коротко спросила Аля.

— Нет, — Генка хоть и внимательно ее слушал, но сейчас ему так же важно было найти ей тапочки, кроме своих на подставке для обуви он ничего не видел, остальные бабка видимо куда-то убрала. Собственно чтобы найти тапочки он и включил свет, обычно Генка обходился тем, который шел из кухни. Отдать свои ему было ни капельки не жалко, но они выглядели такими старыми, что можно подумать что им по крайней мере лет сто. Генка ценил их за удобство, какую-то необъяснимую одомашненность, да и просто привык к ним.

— На, — он положил перед ней свои шлепанцы, других найти не удалось.

— А ты как? — от взгляда Али не утаилось, то что тапочки на полке стояли всего одни.

— Я в носках, извини конечно, но других как видишь нет. Ты не думай, они чистые, хоть и немного драные. Я просил бабушку зашить, а она отвечает что у меня новые есть. Но в них ходить неудобно и надо искать в коробках на шкафу. Хотя если хочешь принесу, — предложил Генка, у него снова появилось чувство неловкости. Новые тапочки хоть и были красивыми, но сделаны с жесткими задниками, которые жутко натирали ноги. Бабушка, когда Генка пытался спорить с ней по этому поводу говорила что они еще разносятся, сапоги, мол и те разнашиваются, а здесь всего лишь тапочки. Пришлось их убрать в коробку и закинуть подальше в шкаф.

— Не, — отказалась Аля, — лучше я в носках.

— Да у тебя все ноги мокрые, а мои шлепанцы теплые, мигом согреешься. Я когда ноги промочу всегда их надеваю, — привел веский, по своему мнению, аргумент Генка.

— А сейчас они у тебя не мокрые? — усмехнулась Аля, — надевай ты, говорю же я закаленная. А у тебя насморк появиться. Противно ведь когда запахов не чувствуешь, словно не хватает чего-то важного, что раньше не замечал.

Генка понял что спорить с ней бесполезно и стянув тяжелые промокшие насквозь кроссовки, а за ними и носки, надел теплые старые шлепанцы. Аля наклонилась и быстрым изящным движением сняла свои туфли, тоже впрочем не отличающиеся сухостью. Генка заботливо расставил обувь и свои носки на «сушильной батарее», которая оставалась горячей все лето, благодаря чему одежда в прихожей высыхала мгновенно.

— Ну что пошли? Моя комната на втором этаже, — пригласил Генка, жестом показав в сторону лестницы.

— Идем, — Аля начала подниматься первой, оставляя на крашеных досках мокрые следы. Тоненьких, почти прозрачных носков она не сняла. Когда они поднялись Генка прошел чуть вперед нее и остановившись открыл правую дверь.

— Вот… — неопределенно показал он рукой, — это моя комната.

Аля вошла, и медленно поворачиваясь, внимательно осмотрела комнату Генки.

— У тебя хорошо, — заметила она. Генка немного смутился.

— Нормально, я вчера убирался… так… от нечего делать, вчера ведь дождь весь вечер шел. А кстати можно тебе вопрос задать? — и не дожидаясь разрешения спросил, — как ты определила, что дождь пойдет, ну то есть как ты это сделала с такой точностью? Я домой пришел и сразу по крыше забарабанило.

— А-а-а, — махнула рукой Аля видимо она ожидала более щекотливого вопроса, — это просто, надо лишь с утра почувствовать воздух и ты будешь знать погоду на целый день.

Генку ее ответ поставил в тупик, но не смутил.

— Это как «почувствовать»? Понюхать, что ли?

— Нет-нет, — торопливо начала объяснять Аля, — именно почувствовать какой сегодня будет день. Это легко, все животные обладают этим чутьем, да что там животные, насекомые и те погоду прекрасно предсказывают лучше всяких навороченных компьютерных метеоцентров. Нужно лишь настроиться.

— Легко сказать настроиться, — хмыкнул Генка, — ты наверно экстрасенс или предсказательница?

— Не, никаких сверхъестественных навыков у меня нет. Я этому сама научилась, ну как тебе объяснить? — в голосе Али послышался виноватый тон.

— Да никак не надо. Это в принципе неважно, я просто так спросил, Генка не хотел расстраивать Алю. Тут дверь открылась и в комнату заглянула бабушка.

Увидев Алю, она окинула ее взглядом и поздоровалась.

— Здравствуйте! — доброжелательно ответила девочка.

— Геночка, а ты что же гостье своей тапочки не дал? — ответить Генка не успел, — ладно не беспокойся, я сейчас принесу.

С этими словами она повернулась вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

— Ой, да ты же в мокрых носках, это я в прихожей как-то не просек, засуетился Генка, — снимай, я их вниз на батарею отнесу.

— Может не надо? — попыталась возразить Аля, но все же села нагнулась и сняла белые тонкие носочки. После этого она как-то замялась, почувствовав себя неловко, и не зная что делать дальше.

— Ты или на диван садись или на палас, — предложил Генка. Аля выбрала диван, взобравшись на него с ногами и прикрыв их длинной юбкой. Генка тем временем отнес ее носки в прихожую — сушиться, взял у бабушки, уже собиравшейся пойти наверх, гостевые тапочки и быстро вернулся обратно. Аля сидела на его диване-кровати и продолжала рассматривать комнату. Когда он поставил перед ней тапочки она лишь кивнула, но не надела их. Сам Генка сел на пол напротив нее. Воспользовавшись паузой, он внимательно наблюдал за ней. Аля сидела удивительно красиво, однако в ее позе не было ни распущенности, когда на кровати просто разваливаются, ни сексуальности, когда вроде как ненароком поза принимает провоцирующий оттенок, ни закрытости, когда человек зажимает сам себя и боится что о нем подумает собеседник. Темно-рыжие волосы, серые печальные глаза. Вот эта девочка сидит рядом с ним, и он чувствует непонятную близость с ней. Он помнил как ходил в кино с одноклассницей и как та прижалась к нему, но он ничего особенного не ощутил. Было скучно, жарко, и больше ничего. А сейчас все изменилось, она не прикасается к нему, но он может говорить с ней обо всем на свете. И ему это очень нравиться. Недоверие тоже порождает пустоту, это Генка понял сейчас.

— А тебе самой не страшно ко мне приходить? — теперь он первым нарушил затянувшееся молчание, — может я маньяк какой. А в шкафу у меня большой ножик лежит?

— Ага, а в подвале полно скелетов, ты наверно триллеров насмотрелся, засмеялась Аля и серьезно заметила, — если бы ты был маньяком, то твоя комната выглядела бы иначе. Дом — это отражение его хозяина.

— Кровавые плакаты по стенам, вырезки из газет про убийства, — продолжил Генка.

— Нет, что ты, так примитивно только в фильмах ужасов показывают. Насилие в комнате легко узнать по вещам, по их расстановке. Ну как бы тебе объяснить? Жестокость или страх присутствуют в комнате, где живет человек, который носит их в себе.

— Это типа как ты можешь предсказывать погоду? — догадался Генка.

— Именно, — кивнула Аля, — поэтому я тебя и спросила, не боишься ли ты пускать меня в свою комнату. Это все равно как рассказать о себе, в том числе то что не хочешь говорить, но сейчас это уже неважно. Ты мне доверяешь и не врешь.

— Мне больше некому доверять, — Генка опустил голову, — точнее доверять можно, но бесполезно — не поймут. Я в Интернете пытался начистоту говорить, там же все анонимно, это удобно, раскованности больше, но никто ничего не понял. То же равнодушие, в лучшем случае сочувствие.

— А у меня компьютера вообще нет, — ответила Аля и вдруг попросила, — а покажи свою духовушку.

Генка легко поднялся с пола и подойдя к кровати нагнулся, сунул руку в щель между стенкой и деревянной спинкой, поддерживающей подушки и извлек оттуда темно-зеленый чехол. Он ожидал что Аля отпрянет, так как он слишком быстро приблизился к ней, но она спокойно наблюдала за ним и даже не пошевелилась.

Генка сел рядом с ней, вытащил из чехла отстегивающийся приклад, а за ним саму винтовку, больше напоминавшую детскую игрушку, последней он достал коробочку с пульками.

— Вот, — он ловко пристегнул тонкий деревянный приклад, и протянул ружье Але.

Но та не взяла его в руки и лишь с интересом скользила взглядом по вороненому металлу.

— Я просто посмотреть хотела, — объяснила она, но все же задала вопрос, — и куда ты обычно стреляешь?

— Да никуда, хожу иногда с ней по лесу, вроде и не оружие, а все-таки спокойнее, или по банкам в крайнем случае пальну. Постой-ка, — Генке пришла в голову удачная мысль, — выйдем на балкон.

С этими словами он поднялся с кровати и распахнул балконную дверь.

Обернувшись, чтобы позвать ее последовать за ним, он увидел, что Аля уже стоит прямо за его спиной. «А она к тому же совсем неслышно двигается», — подумал он. Они вышли на балкон и Генка показал рукой на пивную банку, еще давно, в прошлый приезд, забытую отцом на скамейке.

— Видишь? — спросил он.

— Вижу, — утвердительно кивнула Аля. Генка «переломил» ружье пополам и, вытащив из коробки маленькую пульку, вставил ее в пулеприемник ствола.

Зарядив духовушку, Генка удовлетворенно хмыкнул и сказал сам себе:

— Так теперь попытаюсь попасть.

Он нисколько не волновался, промахнется он или попадет, ему незачем было доказывать Але свою меткость, Генка просто показывал как стреляет его ружье.

Впервые он делал это с удовольствием, одному стрелять скучно, а соревноваться в меткости он не любил, невольно приходило волнение, а с ним и азарт. Даже если он сейчас промахнется, то Аля не будет ни насмехаться, ни ругать его. Раздался несильный хлопок и банка, дернувшись, упала со скамейки.

— Надо же, попал, — удивился Генка, — обычно я неважно стреляю.

— Молодец, спасибо что показал, — поблагодарила Аля, — а ты не боишься с балкона стрелять? Тут конечно никто не ходит, но вдруг все же попадешь в случайного прохожего?

— Я отсюда в первый раз стреляю, — признался Генка, — но если случайно и попаду в человека, то это не страшно. Мое ружье слабенькое, видела, банка свалилась, но если спуститься и подобрать ее, то увидишь, что пулька стенку не пробила. Открытую кожу в упор не пробивает, а уж с нескольких метров даже синяка не останется.

— Но все-таки это опасно, — не соглашалась Аля, — ты больше так не стреляй.

— Хорошо, — пожал плечами Генка, — я же говорю, что почти из духовушки не стреляю.

Аля улыбнулась.

— Ну мне домой пора, а то сейчас твоя бабушка позовет нас обедать, это займет много времени, а меня мама ждет, еще беспокоиться будет, — начала прощаться она.

— Ладно, иди если тебе пора, а после обеда ты погулять выйдешь? спросил Генка.

— Вряд ли, — медленно покачала головой Аля, — отец сегодня вернулся, надо ему помочь вещи разложить, а то мама все в чулан запихивает, и потом они найти ничего не могут.

Она босиком пошла по направлению к двери, но Генка остановил ее:

— Погоди я тебе носки и туфли принесу!

— Не надо, — небрежно махнула рукой Аля, выходя на лестницу вниз, — я так.

Она легко сбежала по ступенькам и Генка в очередной раз удивился плавности и пластичности ее движений. Аля пошла в прихожую и там, не включая света быстро нашла свои носочки и туфли. Когда Генка спустился вслед за ней и зажег свет, то она стояла перед ним полностью готовая к обратной дороге.

— Слушай, а как мне тебя называть? — вдруг словно спохватившись произнесла она.

— Ну, Генкой, лучше всего будет, — раздумывая, он непроизвольно почесал лоб, — вот только уменьшительных имен типа Геночки или Генули лучше не надо, издевательством отдает. Бабка меня так конечно называет, но она старая, привыкла. Спорить или поправлять ее бесполезно.

— Нет, ты не понял, разве ты никогда не хотел иметь имя, которое тебе не дали при рождении другие, а такое, которое ты выбрал бы сам? — возразила Аля.

— Нет, — твердо ответил Генка, — мое имя есть мое имя, кличек или чего-то другого мне не надо. Ну что толку, если я Экскалибуром назовусь, или как эти толкиенисты с деревянными мечами себя называют, когда в фэнтези играют?

— Они тоже спасаются от пустоты, — напомнила Аля.

— Может быть, — пожал плечами Генка, — но это все иллюзии. Быть в них приятно и комфортно, но когда они рассеиваются, а рано или поздно они обязательно рассеиваются, тогда — страшно. Но как ты меня будешь называть мне все равно. Как говориться хоть горшком назови, лишь в печь не ставь.

— А ты бы как меня назвал? Всего одним словом? Какие я у тебя вызываю ассоциации? — Аля с неподдельным интересом смотрела на него. Генка медленно оглядел ее с ног до головы и наконец серьезно произнес:

— Осень, — и быстро добавил, словно оправдываясь, — ты только не подумай, что я смеюсь или дурачусь.

— Я этого и не подумала, — Аля замолчала, раздумывая над словами Генки и наконец медленно произнесла, — осень — это подведение итогов.

— Скорее зима, — не согласился Генка.

— Нет, — Аля отрицательно покачала головой, — зима это спячка, время мертвых.

Время пустоты. Ладно я тебе потом это расскажу, ты понятливый, все на лету схватываешь, а главное чувствуешь. Ну, до завтра.

Она толкнула входную дверь и вышла на крыльцо.

— Пока, — попрощался в ответ Генка, он понимал, что от предложения проводить ее до дома она откажется, — завтра за тобой зайти или как?

— Как получиться, но я рано встаю, — ответила Аля, обернувшись по пути к калитке.

Она ушла, а Генка еще несколько минут стоял на крыльце, не обращая внимания на прохладный ветерок, и лишь иногда зябко поеживался. Он смотрел то на калитку за которой скрылась Аля, то на сад перед домом. Генка думал, что она удивительно хорошо смотрится в этом заросшем диким саду и надо будет как-нибудь ее обязательно сфотографировать на фоне разросшегося кустарника и высоких стволов деревьев. Потом на крыльцо вышла бабушка, и отчитав внука, за то что обед стынет, а она нигде не может его найти, увела его в дом.

Поев Генка не стал валяться как обычно на диване. Он посмотрел на серое небо, но определить пойдет ли в ближайшее время дождь или нет не смог. Над ним простиралась ровная серая пелена откуда в любой момент мог начать моросить противный холодный дождик. «Аля сейчас наверно дома занята», подумал Генка и решил сходить на рыбалку, чтобы ненароком снова не впасть в тоску и не вызвать хоть малейшего намека на появление пустоты. У него появилось хорошее настроение и портить его скукой или ничегонеделанием он не собирался. Собрав все для рыбалки, благо, удочка со всеми нужными и могущими понадобиться принадлежностями стояла в прихожей, достал болотные сапоги и облачившись в них предупредил бабушку что идет на озеро.

Генка шел к озеру и тихо напевал себе под нос незатейливую мелодию. Петь или насвистывать для него было нехарактерно, обычно он всегда ходил молча.

Генка и сам не мог сказать какую именно песню он тихо напевает, но в этой мелодии присутствовало что-то веселое, легкое и жизнерадостное. Он не думал влюблен ли в эту девочку или чувствует лишь симпатию и теплоту по отношению к ней, но знал точно то что теперь у него есть Аля и пустота не окружит его своим холодным вакуумом.

Рыбалка удалась на славу. Несколько крупных окуней и карасей лениво шевелили плавниками в прозрачном пакете с водой. Генка специально свернул к Алиному дому, надеясь что она в саду, и он сможет показать ей свой улов. Но там по прежнему было безлюдно и тихо, дорожка из мелкого гравия уходила к дому, а из самого дома, сколько Генка ни прислушивался не долетало никаких звуков. Ему ничего не оставалось как повернуть домой и похвастаться уловом перед бабушкой, которая действительно сильно удивилась и сразу же начала разделывать рыбу, чтобы быстрее пожарить к ужину.

Когда сгустились сумерки Генка вышел на балкон. Он оперся о перила и попытался прислушаться к окружающей тишине. Но тишина была только кажущейся.

Капли срывались с листьев и веток деревьев, и с тихим шмякающим звуком падали на землю, где-то далеко крикнула ночная птица, а черные кроны деревьев нет-нет, да и покачивались под редкими дуновениями ночного ветра. В тишине нет пустоты. Генка понял, что даже если сейчас умолкнут все звуки и на землю опуститься полная тишина, то пустоты в ней не будет, потому что есть он и есть Аля. Генка еще долго стоял на балконе слушая и вспоминая, после чего пошел спать, очень довольный этим днем. Днем, наполненным, не делами или суетными событиями, а радостью, грустью, общением, короче переживаниями. Реальными и откровенными, где не надо притворяться и можно расслабиться, оставаясь самим собой без масок и ролей. Заснул Генка быстро, довольный и наверно по-настоящему счастливый.

Проснувшись утром, он сразу посмотрел на часы и выругался, но без злости. Он опять поздно встал. Генка глянул в окно, но его там встретила обычная серая пелена туманного утра. Он почему-то еще вчера решил, что сегодня выдастся солнечный день, и к тому же ему снился сон в котором они с Алей жарким полуднем идут по полю с цветами, разговаривая и смеясь, Генке тепло и радостно, он не видит конца поля, только знает, что оно очень-очень большое и можно не беспокоиться о том, куда они попадут, когда оно закончиться. Аля идет с букетом полевых цветов, но нарвала ли она их сама или он ей собрал этот букет Генка не помнит, особой разницы для него сейчас не существует. Ему просто хорошо с ней. Он немного щурит глаза от яркого солнца, но это приятно, потому что позволяет сильнее наслаждаться его теплом. Генка совсем не огорчился, когда проснулся в тусклом свете пасмурного дня, но решил что обязательно расскажет Але об этом своем сне.

«Сны являются врагами пустоты», — поймал он себя на мысли, когда одевался.

Но вот кровать была заправлена, и Генка, в три прыжка преодолев лестницу, ворвался на кухню. Его бабушка по деревенской привычке вставала рано и всегда успевала приготовить или разогреть внуку завтрак. Генка сначала возражал против такого опекунства, в конце концов он не маленький и в городе всегда разогревает себе завтрак сам, но бабушка не слушала его и как бы рано он не старался проснуться, пара сосисок и бутерброды с маслом уже ждали его на столе. Поняв, что бороться и спорить с привыкшей ухаживать за внуком бабушкой бесполезно Генка теперь только честно благодарил ее и садился есть.

— За мной никто не заходил? — вместо традиционного «Доброго утра», выпалил он, все же опасаясь, что Аля приходила, но узнав, что он спит ушла гулять одна.

— Подружка твоя, что ли? — осведомилась бабушка, и ответила на вопрос, нет, никто не приходил. Да и кто сюда придет? — начал она рассуждать сама с собой, — деревенские не ходят — что им тут делать. А соседи — родители этой девочки все дома сидят. Я их всего один раз и видела. Хоть бы зашли поздороваться.

Она еще не могла привыкнуть к городскому стилю жизни: быть соседями и не знать друг друга. Бабушка привыкла к тому, что соседи чуть ли не каждый день ходят друг к другу в гости или по крайней мере на улице обмениваются всеми новостями.

Генка в мгновение проглотил завтрак и стал собираться на улицу. Он не терпелось увидеть Алю. Вышедшего из дома Генку встретила утренняя сырость и туман. «Здесь краски не ярки и звуки не резки, здесь медленны реки, туманны озера…», — невольно вспомнил Генка стихи, который пару лет назад его заставила заучить учительница литературы. Эти строки как никогда точно обрисовывали окружающий его сейчас мир. Туман, видимо появившийся ранним утром, похоже не собирался рассеиваться, а прошедший ночью дождь придал ему сырости и какую-то непонятную силу, Генке показалось, что туман это живая субстанция, впрочем равнодушная ко всему, и живущая по своим законам. Но если раньше туман соседствовал с пустотой, то сейчас Генка даже с удовольствием вдыхал его сырой и прохладный воздух, наслаждаясь спокойствием, которое навевала белая пелена. Ветра не было и казалось что все вокруг покорилось этому холодному спокойствию. Генка любил туман. Когда он опускался на город, то все как-то присмеревало, делалось медленнее, кричащие краски рекламы в момент блекли и становились лишь оттенками серого цвета. Машины не ездили так быстро, люди не спешили, как сумасшедшие. Генка иногда сравнивал туман с водой, где трудно делать резкие движения, и поэтому они получаются плавными и неторопливыми, где самый яркий плакат через несколько десятков метров выглядит как выцветшая репродукция. Он шел к дому Али не торопясь, решив, что если она пойдет к нему, то он ее обязательно встретит на дороге, а если не пойдет, то значит у нее сегодня появились дела и он встретиться с ней позже. Больше всего Генка не хотел навязываться. Он понимал, что Аля никогда не откажет ему, но когда один человек навязывается, а другой это терпит, то обоим плохо и тяжело.

Генка свернул с просеки и подошел к калитке дома, где жила Аля. Он сначала хотел просто закричать: «Аля!», позвав ее, но потом, все же толкнул калитку, решив удостовериться что она заперта. Но вопреки его ожиданиям, калитка с тихим скрипом открылась, Генка нерешительно сделал несколько робких шагов по дорожке, ведущей к дому, под ногами захрустел гравий.

«Сейчас позвоню и попрошу позвать Алю, если конечно она сама не выйдет», — подумал он, все-таки испытывая неловкость от своего визита. Генка подошел к входной двери и нажал на кнопку звонка, явно нового, поставленного в процессе ремонта. Где-то в глубине дома раздалась мелодичная трель. Но к нему никто не вышел. Генка еще раз надавил на кнопку, но теперь звонил уже дольше. Опять никакого ответа. Генка прислушался, но не уловил ни малейших звуков обычно исходящих из домов в которых есть люди: ни музыки, ни разговоров. Впрочем хозяева могли не шуметь или стены были настолько толстыми, что не пропускали ни единого шороха как снаружи так и изнутри.

«Наверно уехали, — Генку охватила грусть, — жаль, но ничего, в городе я ее обязательно найду». Он уже решил уйти, но чисто автоматически дернул за ручку входную дверь. Та, к большому его удивлению, гостеприимно распахнулась. «Они что, так торопились, то даже дверь забыли запереть? еще больше удивился он, и тут же придумал объяснение, — наверно у них что-то случилось, вот и уехали так срочно». Он стоял и думал, что теперь делать.

Оставлять дом открытым никак нельзя. Тут конечно безлюдно, но мало ли, забредет ненароком какая-нибудь пьяная компания, и вынесут все подчистую.

Генка растерялся, сначала он решил что сейчас же побежит домой и посоветуется с бабушкой что лучше предпринять в таком случае, как-то она упоминала, что в деревне живет дед, числящийся сторожем этих домов, может у него есть запасные ключи или телефон хозяев. В конце концов он может позвонить отцу. Вся беда была в том что Генка не знал ни то что телефона Али, но и фамилию ее забыл спросить. Впрочем разговаривая с ней, об этом он не задумывался, кто же знал что так все обернется. Но потом в голову пришла другая идея: «Может, у них тут есть телефонная книжка, документы какие-нибудь или вообще — если ненадолго уехали, то могли сотовый оставить, — размышлял он, — надо войти и посмотреть. В конце концов я же не вор и ничего плохого не желаю, только помочь хочу». Генка немного поколебался и решил все же зайти, а потом отрабатывать другие варианты. Миновав тесную, маленькую прихожую, Генка очутился в просторном темном коридоре. «Где у них тут свет? — подумал он, ища глазами в полутьме выключатель, но тот час отказался от затеи включить освещение, — не надо, я же на минутку зашел, если сразу ничего не найду, пойду отсюда». В этот коридор выходили три двери, скорее всего ведущие в комнаты. Генка толкнул первую попавшуюся, вошел в комнату и увидел на полу Алю. Она лежала закрыв глаза, словно спала, на груди на фоне белой блузки контрастно выделялось темно-красное пятно, а из-под тела растеклась небольшая лужица крови. Генка сразу понял, что она мертва, почувствовал это. Он словно впал в оцепенение. Не верил в происходящие. Аля не может быть мертвой. В голове наступила странная пустота и отрешенность.

Ему вдруг стало очень душно от навалившейся пустоты. Он смотрел на Алю, и не знал что делать. Чувства ушли, за ними устремились желания и мечты. А на их место пришла пустота. Генка не мог ни заплакать ни даже почувствовать боль.

Пустота выше боли. Он наклонился к Але, Генка сейчас нисколько не боялся видеть ее мертвой, страх ушел вместе с другими чувствами. Он действовал как сомнамбула, на тех остатках желаниях и стремлений, которые еще чуть-чуть теплились в нем. Генка осторожно перевернул цепочку и снял с нее медальон. Аккуратно положил его в карман. Подсознательно он понимал, что ему от Али должно остаться хоть что-то, кроме воспоминаний об их прогулках и разговорах, которые он рискует со временем забыть. Что-то материальное, предмет, который можно когда совсем ослабнешь потрогать и вызвать из памяти образ этой девочки. Не дать повседневности и пустоте стереть его.

Генка решил, что должен сделать еще одно дело. Он должен побывать в комнате Али, чтобы окончательно поверить ей, поверить что такая девочка действительно существовала, а не он выдумал ее образ. Комната, где лежала Аля — явно не ее, это Генка понял окинув обстановку затуманенным взглядом. Маленькое окно, занавешенное тюлем и с массивными тяжелыми шторами по краям, посередине комнаты стоял круглый стол, накрытый темно-зеленой скатертью. «На нем хорошо играть в карты», — подумалось Генке. Небольшой диванчик напротив окна. Старый шкаф с множеством выдвижных ящиков заканчивал обстановку этой небольшой комнатки. Но Аля здесь жить не могла.

Генка пошел искать лестницу на второй этаж. Он открыл следующую дверь, здесь на ковре лицом вниз лежал мужчина средних лет. Его тоже застрелили. Свитер, который был на нем одет успел сильно пропитаться кровью, так что теперь выглядел черным. Генка увидев это не испытал никаких эмоций. «Здесь лестницы нет», — сухо констатировал компьютер в голове, заменивший мозг. Он закрыл эту и открыл последнюю дверь. Лестница, выкрашенная в коричневый цвет находилась здесь, а около нее лежала женщина. Она лежала на боку, согнувшись и руками схватившись за живот. Она тоже была мертва. «Все убиты», — опять выдал сообщение мозг. Генка равнодушно посмотрел на женщину, которой ничем не мог помочь и стал подниматься по старым скрипучим ступенькам. Все его движения вдруг сделались спокойными и плавными, казалось что теперь тело командует разумом, поднявшись наверх он оказался перед одной-единственной дверью.

Генка открыл ее и вошел в комнату. То что он искал теперь предстало перед глазами. Комната Али. Такая же странная как и ее обитательница. Не входя, с порога, он медленно поворачивая голову огляделся вокруг. Комната была как бы разделена пополам невидимой границей. У окна, стоял современный письменный столик, больше похожий на офисный, чем на домашний. На нем в беспорядке разбросаны шариковые и гелевые ручки, фломастеры, тетрадки, детские и молодежные журналы. Около столика, на подставке стоял маленький телевизор-видеодвойка, внизу располагалась щель для видеокассет, лишь пульта нигде не видно. Самих видеокассет Генка не заметил, наверно они стояли в тумбочке под телевизором или были убраны в ящики стола. Нормальная комната современной тинейджерки, только без плакатов и постеров на стенах. Но это была лишь первая половина, вторая — резко контрастировала с ней. Там стояла старая кровать, на высоких ножках, заправленная красивым покрывалом с цветочным орнаментом. Несколько подушек лежащие друг на друге сверху лишь придавали ей сходство со старинными вещами началом прошлого века. Во времена когда электричества не знали, а девушки ходили ночью со свечами или керосиновыми лампами. Но самой интересной деталью являлся белый балдахин над кроватью, который Аля видимо сама сделала из кружев и тюлевой занавески. Он словно должен охранять сон своей хозяйки. Его конструкция отличалась простотой и в тоже время выглядела очень изящно. По краям к железным стойкам были привинчены матовые металлические трубки, материя натянута на них, а на концы надеты блестящие шарики, которые прижимали ткань и не давали ей съехать вниз. Около кровати возвышался такой же старый платяной шкаф. «У них мебель наверно как и у нас — от прежних владельцев осталась», — решил Генка. Он смотрел на предметы как на нереальные декорации. Будто их показывали по телевизору в документальном фильме. Вот взять сейчас пульт, нажать на кнопку и переключить программу, но кнопки под рукой не было. Генка вышел на середину комнаты. «Комната может много сказать о ее обитателе», — искаженные слова Али словно пришли откуда-то сзади, раздавшись за спиной.

Он не мог точно сказать, подумал ли он это или действительно услышал. Теперь он понимал, что эти слова — правда. Вот здесь вся она — Аля. В этих вещах, мебели, картине на светлых обоях, на которой изображен солнечный осенний пейзаж. Вот здесь она вся, с одной стороны современная девочка, не могущая игнорировать окружающий мир, а с другой ее внутренняя сторона, та которую не показывают другим, если им не верят или хотя бы сомневаются в их честности. Аля не врала ему ни капельки. Она была с ним такой какая есть. В комнате все было на редкость аккуратно и чисто.

Пройдя на середину, Генка только теперь заметил ночную рубашку на кровати, которую она наверно просто не успела убрать в шкаф и пульт от телевизора с видеоплеером, тоже не успевший перекочевать на свое место. Он не почувствовал ни стыда ни неудобства, когда аккуратно сложив, преложил тонкую ночнушку в шкаф, а пульт на телевизор. Теперь все в порядке. Идеальном порядке. Здесь жила Аля, теперь ее нет, но еще какое-то время тут все будет по-прежнему, пока не приедут милиция, эксперты и не переворошат тут все верх дном. А пока пусть все остается как есть. «Аля на минутку вышла, но вы тут ничего не меняйте», — мысленно обратился Генка к вещам. Те не ответили ему, но Генке показалось, что они согласны. Согласны тихо ждать свою хозяйку, которая никогда не вернется. Генка удовлетворенно кивнул и задумался.

Соображал он сейчас неважно. «Надо бы вызвать милицию, — вяло текли мысли в голове, — домой сейчас прибегу и позвоню. Хотя, минутку, это в городе просто — набрал ноль два и машина приехала, а здесь какой номер набирать? Отцу звонить придется, но он разволнуется и расспрашивать начнет, а я сейчас говорить ни с кем не хочу, вообще говорить не хочу. У ее отца по идее должен быть сотовый телефон, но его надо искать и если он у него к поясу пристегнут? Я не хочу трогать мертвых. Мертвые нуждаются в покое».

— Погоди, — сам себе сказал Генка, — Аля говорила, что у нее есть мобильник, но она всегда его выключает.

Подойдя к столу он выдвинул первый ящик. Так и есть, там лежал маленький сотовый телефон. Такие сейчас особенно модны среди обеспеченных и «стильных» девочек. Аля не любила этот мобильник. Генка передвинул выключатель и на жидкокристаллическом окошечке появились разные данные, в том числе время и название оператора подключения. Генка чувствовал себя немного одурманенным и сильно уставшим. Он не стал дальше ломать голову нужен ли дополнительный код, и просто набрал рабочий телефон отца. Через несколько секунд знакомый голос ответил:

— Алло?

— Привет, — сухо поздоровался Генка, — вызови пожалуйста милицию.

— Что случилось?! — сразу заволновался отец.

— Не к нам, у нас все в порядке, — на этом место ему почему-то стало трудно говорить, в горле появился ком который часто приходилось сглатывать, но равнодушие и некая затуманеность остались, — соседей убили.

— Как убили? — растерялся отец, не поняв о чем говорит Генка, но он мгновенно собрался и взял себя в руки, — у нас нет соседей! Это что шутка? Предупреждаю, если тебе скучно и ты таким образом решил поразвлечься, то тебе это просто так с рук не сойдет!

— Теперь действительно соседей у нас нет, — спокойно согласился Генка, добавив, — и никогда не будет, таких по крайней мере, как Аля.

— О чем ты говоришь? О тех которые сюда редко приезжают? — отец понял, что Генка не шутит и не разыгрывает его, — откуда ты знаешь что их убили? — засуетился он, невольно повысив голос, — где ты сейчас находишься?

— Не знаю, наверно из пистолета, — устало ответил Генка, — я от них звоню. Домой идти далеко, а у Али был телефон, мобильный, вот я и позвонил тебе. Номера милиции здесь я не знаю.

— Погоди, что ты там делаешь?! Как ты там оказался?! — закричал отец.

— Просто пришел, — Генке надоел этот пустой разговор, — пап, ты вызови сюда милицию и все. Или мне номер продиктуй, он у тебя должен быть записан.

— Стой, ты должен мне сейчас же все рассказать! — не переставал кричать отец, — милицию я сам вызову, ты больше никому не звонил?!

— Мне больше некому звонить. Все, я отключаюсь. Пока.

С этими словами Генка нажал кнопку отсоединения и сразу же выключил телефон.

Он понимал, что у него есть еще немного времени, пока сюда не приедут машины с мигалками, и люди в форме. Это время он хотел провести с Алей. Возможно сказать ей что-то, но что он и сам толком не знал.

Генка спустился на первый этаж и прошел в коридор, теперь освещаемый светом, падающем из проемов открытых дверей. По пути он внимательней взглянул на мать Аля. Ничего интересного в ней он не заметил. Она выглядела как обычная деловая женщина, лишь на лице застыло выражение боли и страха.

Генка вошел в первую комнатку, ту где лежала Аля. Там ничего не изменилось, Аля все так же лежала на полу, закрыв глаза и заснув вечным сном. Генка сам не заметил, как не положил мобильник обратно в ящик стола, и все это время держал его в руке. Ему обязательно надо было что-то держать в руках, иначе Генке казалось, что он упадет. Генка понимал, что видит сейчас Алю в последний раз. Потом придут люди в белых халатах с носилками и заберут ее.

Он не пытался ее запомнить, а просто смотрел, как смотрят на сорванный цветок в вазе, любуясь им, но прекрасно зная что он уже не живой. И очень скоро эта красота рассеется в прах. Генка не знал молитв, да если бы и знал, не стал бы их сейчас читать. Але они не нужны. Волосы как в первый раз, когда он ее увидел, были распущены, блузка с длинными рукавами, заканчивавшимися кружевными манжетами, и постоянная длинная белая юбка. Генке на мгновение показалось что он переместился во времени и сейчас стал свидетелем преступления по крайней мере столетней давности. Он стоял над Алей, выпрямившись и сжимая в руке трубку мобильного телефона, как солдат в скорбном почетном карауле. Ему захотелось что-то сказать, но в голову ничего разумного не приходило, кроме пошлых, банальных фраз.

— Осень наступит, — выдавил из себя Генка бессмысленные слова, — она будет. А это лето пройдет, кончится. Ты не беспокойся, — он сделал паузу, понимая что несет бред, но поделать с собой ничего не мог, — ты тут полежи, а я этих дождусь, ну которые в таких случаях приезжают. Пойду встречу их.

Прощаться он не стал. Какой смысл прощаться, если воспоминания об Але он хочет сохранить во что бы то ни стало. Прощаться с ней означало бы солгать и предать ее. Нет, Генка при всей своей нынешней затуманености и бесчувствии, даже подумать об этом боялся. Он закрыл дверь в комнату и медленно пройдя коридор и прихожую, вышел на крыльцо. Посмотрел на небо. Ему не хотелось верить, что Аля там в этих холодных серых облаках и тучах. «Нет, она наверняка выше, там где солнце», — успокоил он себя. Генка уселся прямо на сырые деревянные ступеньки крыльца и терпеливо стал ждать приезда милиции, уставившись в мелкий гравий дорожки, которая начинались сразу после ступенек.

Все, мертвая Аля осталась там, позади. Ее больше не существовало. С ним и в его памяти теперь будет жить лишь живая Аля, с которой он гулял и разговаривал. В доме за спиной осталась пустота и там ему делать нечего.

Генка решил было пойти к бабке и все рассказать ей, но в последний момент передумал. Домой идти не хотелось. «Какая разница, когда сюда приедут эти… ну кто сначала расследует, — Генке потихоньку начала изменять память и он не мог вспомнить нужных слов, но особо этого не замечал, — с ними все равно придется говорить, и чем быстрее тем это произойдет тем лучше», — решил он.

Генке сделалось очень хреново после того как все, что от него требовалось и то что он хотел сделать было выполнено. Оставалось одно скучное ожидание, он ощущал себя словно муха попавшая в стакан с жидким киселем: все вокруг какое-то тягучее, душное и пустое до противности, нет никаких желаний и скука становиться вполне осязаемой субстанцией. Но ждать долго ему не пришлось, по просеке к дому подкатили несколько машин с мигалками, но правда, без заунывного воя сирен. Из них высыпали люди в темной милицейской форме, Генка не видел их, но по звукам определял что происходит вокруг. Вот зашуршал гравий от быстрых шагов. К нему подошли несколько человек и спросили что здесь случилось. Генка коротко ответил. Двое прошли внутрь, через минуту вышли и подтвердили Генкины слова. Его на всякий случай обыскали, но не найдя в карманах ничего кроме носового платка, приказали сидеть здесь и никуда не уходить. Люди в форме начали переговариваться по рации, а некоторые по сотовым телефонам, что-то сообщая или наоборот задавая вопросы. Генку это нисколько не интересовало. Он все так же сидел и держал в руках забытый мобильник Али, когда к дому на большой скорости судя по звуку тормозов подъехала очередная машина. Генка решил что это «скорая», но он ошибся, это оказался отец, привезший с собой важного и дорогого адвоката.

— Так! Ты имеешь право ничего им пока не говорить! Помни что ты несовершеннолетний! — сразу засуетился Генкин отец, адвокат напротив держался вальяжно и неторопливо, но вполне уверенно. Кинув взгляд на молчавшего Генку, он сразу пошел к оперативникам. До Генки долетали только отдельные слова: «Типичная заказуха… профессионалы… мальчик в шоке… лучше допросить сейчас… висяк… его крутые люди заказали… этого следовало ожидать, сейчас там большие деньги крутятся… остальных — как свидетелей… да, лучше сейчас покончить со всем этим и пусть идет домой…». Потом был допрос.

Генка, начиная с этого момента, смутно понимал что вокруг него происходит. Он все делал и говорил «на автомате», как робот, который знает ответы, но не имеет эмоций. Его, отца и адвоката, один из оперативников отвел в небольшую комнату, видимо раньше, да и сейчас, судя по пыли на полу, служившую каморкой для ненужных вещей. Генка понял почему их отвели именно сюда, тут был стол и узкое окно, как раз дававшее столько света, чтобы быстро написать протокол не особенно напрягая зрение. Оперативник достал лист бумаги и стал записывать вопросы и ответы. Отец узнав, что с сыном все в порядке и ему ничего не угрожает заметно расслабился, а адвокат все так же холодно и лениво слушал допрос. Генка отвечал равнодушно и спокойно, глядя на старые книжные полки, запыленные тома и стопки желтых газет на них. «Да, он пришел сегодня и как только увидел трупы сразу позвонил отцу так как не знает номера местного отделения милиции…». «Сколько он знает дочь убитого? Три раза встречались…». «Бог ты мой, как они ее называют. У нее имя было. Ее Алей звали! А сейчас она для них „дочь убитого“… противно… тошнит от них». Мысли перемешивались в голове со словами ответов. «Почему он пришел сегодня утром и зашел в дом? Мы же встречались и ходили гулять вместе… Не говорила ли она, что им или ее отцу кто-то угрожает? Нет… Не называла никаких имен друзей или врагов отца? Нет… Не упоминала ли в разговоре что-либо о бизнесе родителей?… Нет… Видел ли посторонних около дачи? Нет… Нет… Нет…». Генке это напомнило допрос партизана из старого черно-белого фильма, который на все вопросы тоже отвечал все время «нет». Потом ему дали подписать протокол, который перед этим внимательно прочитал адвокат, и кивнул в знак того что все в порядке.

Генка не глядя подписал эту бумагу. Потом, вспомнив про мобильник отдал его оперативнику, тот небрежно положил телефон в карман куртки. Затем они вышли из дома, и про Генку все опять забыли. Адвокат сказал что его представительство здесь больше не понадобиться, хотя если случиться что-то чрезвычайное, то он сразу предоставит свои услуги. Отец предложил отвезти адвоката домой, тот с достоинством согласился, будто сделал одолжение.

Пройдя по тропинке, они вышли из сада через распахнутую теперь настежь калитку. Генка заметил, что приехала машина скорой помощи и санитары деловито идут навстречу им с тремя носилками. Отец спросил:

— Ну что, ты пришел в себя? Не беспокойся, тебя больше не будут допрашивать. Ты ведь эту девочку в сущности не знал? — спросил он, посмотрев на часы.

— Знал, — тихо ответил Генка, — ее Алей звали.

— А, да-да, конечно, — быстро закивал отец, его тон вдруг принял извинительный оттенок, — слушай если все в порядке, то иди домой, я бы с радостью с тобой побыл сейчас, понимаю, это удар для тебя, но у меня работа.

— Хорошо, — согласился Генка, ему было все равно.

— Ну и молодец, а если что случиться или просто подозрительные типы начнут рядом шастать, ты обязательно позвони, — наставительно проговорил он. Потом сел с адвокатом в машину, попрощался с Генкой, и они уехали.

Генка медленно побрел домой. Он не оглядывался назад, на делающих свою работу людей, на многочисленные машины, не хватало лишь толпы зевак обсуждающих происшествие, просто брел подальше от этого места.

Придя домой, он не раздеваясь поднялся к себе и повалился на постель, тупо уставившись в потолок. В дверь осторожно постучали. Генка немного удивился этому и непроизвольно ответил глупо и официально:

— Войдите.

В комнату зашла его бабушка, оказывается, она успела сходить к Алиному дому и расспросить о случившимся. Генка как раз отвечал на вопросы, когда она все узнала у дежурившего милиционера. Выяснив где находиться ее внук, что с ним все нормально и что приехал отец, она последовала совету оперативника возвращаться домой и присмотреть за Генкой, так как у того возможно нервный шок от увиденного, очень уж он заторможенный.

— Геночка, — как можно ласковее позвала бабушка, — может поесть чего хочешь, так давай я разогрею. И если тебе нездоровиться, то разденься, ляг и поспи. Не надо вот так в верхней одежде лежать.

В ее голосе чувствовалась грусть и жалость одновременно. Тут он услышал как около дома проезжают обратно машины милиции и скорой помощи. Все, Алин дом был теперь полностью мертв и закрыт для всех.

— Не хочу, спасибо бабуль, — равнодушно ответил Генка. Но он все же спустился вниз, снял куртку, кроссовки и надев тапочки вернулся в свою комнату.

Бабушка опять пришла с темным пузырьком и стаканом воды. Как только она вошла, по комнате поплыл запах валерианки.

— Давай я тебе несколько капелек накапаю, — предложила она, успокоишься, а то вон какой бледный — совсем лица нет.

Генка от успокоительного отказался. Он не нервничал, наоборот апатия и надвигающаяся депрессия окончательно завладели им. Всю следующую неделю Генка лежал на кровати и смотрел в потолок. Он старался держаться за воспоминания, но ничего не получалось. Они становились все более смутными и туманными. Пустота играла с ним злую шутку, постепенно стирая из памяти Алю.

Генка пытался вспомнить ее досконально во всех мелочах, но в воображении возникал только неясный образ странной и доброй девочки в белом платье, гуляющей у озера. Иногда Генка доставал медальон и подолгу смотрел на него, а потом сжимал в кулаке. Это слабо, но все же помогало. Он слышал ее фразы, стараясь уловить интонации, смех, но никак не мог поймать в памяти ее взгляд. Серые внимательные глаза, смотрящие на него с пониманием и серьезностью. Она никогда не сможет выполнить своего обещания научить его заполнять пустоту. Никогда ничего не расскажет и не выслушает. Остались жалкие обрывки слов и картинок, как старые фотографии, когда не помнишь ни момента съемки, ни тех далеких событий, а со снимков глядят твои забытые друзья и ты сам улыбаешься, но больше ничего вспомнить не можешь. Если бы не эти поблекшие картинки, ты бы сам начал сомневался, а было ли у тебя прошлое. Беспамятство — оружие пустоты. Генка начал понимать эту истину. Все видения словно пролетали мимо, оставляя его один на один с пустотой. Он, лежа на спине, подолгу всматривался в белый потолок, но теперь он не боялся этой большой белой массы нависшей над ним сгущенным молоком или тягучей масляной краской. Ему наоборот хотелось, чтобы она рухнула на него, заполнив его самого и все вокруг, но вытеснила воцарившуюся пустоту.