Осетинские сказки

I

Жил да был в Черных горах бедный человек со своей женой. Человека звали Харзафтид, по-русски это значит бедняк, пустая сума. А жену звали Аминат.

И не было у них ни овцы, ни барана, ни козы, ни козла, ни вола, ни лошади, ни арбы, ни топора.

Один только индюк был у них. И звали его Дугал-Дугул[1].

Так и жили в бедности. Терпели нужду день, терпели год. А когда больше уже не могли терпеть, сказал муж своей жене:

— Поди-ка, хозяйка, в свой отцовский дом и попроси у отца лошадь и арбу. На той лошади и на той арбе буду и работать день, работать ночь и много заработаю. На те деньги купим мы себе двух волов рогатых. А лошадь и арбу отдадим обратно твоему отцу.

На другой день встала Аминат пораньше, напекла чуреков, привязала индюка за лапку к деревянному колышку, а сама пошла в тот аул, где жили ее отец и мать.

Пришла она в отцовский дом, рассказала о бедности своей и заплакала горькими слезами. Говорит отцу своему Аминат:

— Отец, дай ты нам арбу и лошадь. На той лошади и на той арбе Харзафтид работать будет день, работать ночь. На те деньги купим мы себе двух волов рогатых. А лошадь и арбу отдадим тебе обратно.

Жаль стало старику родную дочь Аминат и бедного зятя Харзафтида. И дал он им арбу и лошадь.

II

Прошел день. Прошло семь. Харзафтид не знает дня, не знает ночи, на месте не постоит, а все работает. И к восьмому дню заработал столько, что купил он себе рогатого вола.

Радуется Харзафтид, радуется Аминат.

— Досыта я буду кормить индюка болтливого и вола рогатого, — говорит Аминат мужу. — А ты все работай и работай.

И опять работает Харзафтид. Не знает дня, не знает ночи. Думает Харзафтид-пустая сума, как бы купить ему и второго вола.

А в тех краях, по лесам, по горам и по ущельям, шатались три разбойника-абрека. Увидели они на базаре, как Харзафтид купил себе рогатого вола. Еще увидели они во дворе у Харзафтида арбу и лошадь. И порешили разбойники-абреки украсть у Харзафтида и лошадь и вола.

Однажды запряг Харзафтид лошадь в арбу и поехал в лес за дровами. Выскочили из лесу разбойники-абреки и говорят ему так:

— Лошадь нам, тебе арба!

Испугался тут Харзафтид и бросился бежать. Оставил он лошадь разбойникам-абрекам. Арбу оставил тоже. Сам прибежал домой и говорит жене своей Аминат:

— Хозяйка! Пропали мы! Лошадь отняли у меня разбойники-абреки, да и арбу я на дороге оставил.

Погоревали бедный муж и бедная жена, Харзафтид и Аминат. Погоревали и решили так:

— Продадим мы нашего вола рогатого в ауле на базаре. На что нам теперь рогатый вол? У нас даже арбы нет.

На другой день Харзафтид погнал рогатого вола в далекий аул на базар. Идет, идет и думает: «И правда, на что нам теперь рогатый вол?»

Идет Харзафтид по каменистой дороге ущелья. А разбойники-абреки уже поджидают его. Сидят близ дороги на скалах. Один сидит тут на белой скале. Другой — подальше, на черной, а третий — совсем далеко, на серой скале.

Вот дошел Харзафтид до белой скалы. Смотрит и видит: сидит на белой скале человек.

— Пусть день твой будет удачен, бедняк Харзафтид! — закричал абрек-разбойник со скалы.

— И твой день пусть будет удачен! — отвечает ему Харзафтид.

— Сколько ты возьмешь за индюка? — спрашивает абрек-разбойник Харзафтида.

— За какого индюка? Пусть аллах глаза у тебя отнимет! — рассердился Харзафтид. — Или не видишь, что это вол, а не индюк?

И пошел Харзафтид дальше по ущелью.

Много ли, мало ли он шел, но дошел до черной скалы. Смотрит и видит: снова сидит на скале человек.

Это был второй абрек-разбойник.

— Благословение аллаха на тебя! — говорит абрек Харзафтиду.

— И на тебя! — отвечает Харзафтид абреку.

— Сколько ты возьмешь за индюка? — спрашивает его абрек-разбойник.

Тут рассердился Харзафтид и крикнул ему:

— Где ты видал индюка величиною с гору? Или не видишь, что это вол, а не индюк? Пусть аллах глаза у тебя отнимет!

Засмеялся абрек-разбойник, засмеялся хитро и говорит Харзафтиду:

— Протри-ка лучше сам свои глаза. Тогда ты увидишь, что гонишь на ярмарку не вола, а большого индюка!

Ничего не сказал ему Харзафтид. Пошел дальше по дороге и думает: «Вдруг и на самом деле это не вол, а индюк?»

Протирает Харзафтид глаза, смотрит на вола и думает опять: «И копыта на ногах. И рога на голове. И хвост сзади болтается. Похож на вола. А те двое говорят: «Индюк»! Нет, видно, духи гор отняли у меня и глаза и ум.»

Не знает бедняк Харзафтид, что на дороге были не простые путники, а злые разбойники-абреки. Не знает бедняк, что сговорились они обманом отнять у него рогатого вола.

Идет Харзафтид дальше по дороге.

Много ли, мало ли он шел, но дошел, наконец, до серой скалы. Смотрит и видит: сидит горец у дороги на серой скале и рубит камни кинжалом, будто работает усердно.

И кричит тот горец:

— Эй, Харзафтид, куда ты держишь путь?

То был третий абрек-разбойник.

— На ярмарку в аул, отвечает ему Харзафтид.

— А не продашь ли индюка?

«Аллах отнял у меня глаза, отнял и ум, подумал Харзафтид. — Индюка гоню я на ярмарку, а не вола рогатого».

Отвечает он разбойнику:

— Итти мне до аула далеко. Продам тебе индюка, если хорошо ты мне заплатишь.

И отдал Харзафтид рогатого вола по цене индюка.

Повернул бедняк назад и пошел в свой родной аул. Подошел к дому. Входит на свой двор, а навстречу ему индюк Дугал-Дугул. Красной головой трясет, ножками перебирает, хвост распустил. Протер глаза Харзафтид и спрашивает свою жену Аминат:

— Скажи-ка ты, хозяйка, кого погнал я в аул на ярмарку: вола или индюка?

— Вола, конечно! Не индюка! Не видишь разве — индюк по двору ходит, — отвечает жена Харзафтиду.

Только тут догадался Харзафтид, что те путники были не путники простые, а три разбойника-абрека.

А разбойники-абреки собрались на поляне в лесу, от радости смеются и говорят:

— У Харзафтида отняли мы лошадь, что дал ему тесть. И за большого рогатого вола заплатили мы столько, сколько платят за никчемную птицу — индюка!

И опять смеются злые разбойники-абреки над Харзафтидом. Потом погнали они рогатого вола на ярмарку в аул. продали его там и деньги между собой поделили.

III

Живут Харзафтид и жена его Аминат день. Живут год. Нужду терпят день. Терпят год. Один индюк Дугал-Дугул ходит по двору. Нет у бедняка вола рогатого. Нет и лошади. И арба на дороге в лесу давным-давно сгнила.

Думал, думал Харзафтид, как бы избавиться от бедной жизни. И когда придумал, то говорит своей жене Аминат:

— Иди, хозяйка, к отцу своему. Проси мешок золота и овчину.

На другой день встала Аминат утром рано и пошла к отцу.

— Дада! — говорит она отцу. — Нет арбы у нас. И лошади нет больше в доме. Лошадь отняли разбойники-абреки. Арба же в лесу осталась и там сгнила. Дай ты нам золота мешок и дай овчину на папаху Харзафтиду.

И дал отец дочери своей Аминат и зятю своему Харзафтиду золота мешок, дал и овчину.

Когда Аминат вернулась домой, Харзафтид ей и говорит:

— Разбойники-абреки отняли у нас лошадь, отняли рогатого вола. Из-за них на дороге в лесу сгнила наша арба. Из-за них нужду терпели день, терпели год. Теперь я хочу их обмануть. Хочу все вернуть с лихвой и зажить счастливо и богато.

Из той овчины сшил себе Харзафтид папаху. Насыпал он в оба кармана золота и опять говорит своей жене:

— Пойду я в далекий путь — на ярмарку. Через семь дней и семь ночей я вернусь обратно в нашу бедную саклю. А если не вернусь, то знай: пропал я так же, как пропали у нас арба, лошадь и рогатый вол.

И пошел он в далекий путь. Пошел на ярмарку в аул.

Идет Харзафтид по дороге в ущелье. И опять повстречались ему те три разбойника-абрека.

— Куда ты держишь путь, бедняк? — спрашивают его.

— В аул на ярмарку иду, — отвечает им Харзафтид.

— Что же ты, Харзафтид-пустая сума, делать будешь на ярмарке?

— Пить и есть! Есть и пить!

— Одному без друзей пить и есть — позор для хорошего горца.

— Верно! — сказал Харзафтид. — Когда мой отец был жив, он чурека и соли не жалел не то что для друзей, а и для недругов своих. Я же — сын своего отца.

— Ну, если ты вправду сын своего отца, так угости-ка нас! — говорят разбойники-абреки бедняку, а сами тихонько смеются над ним.

— Клянусь могилой своего отца, я угощу вас так богато, что вы это угощение не забудете до самой смерти вашей! — сказал им Харзафтид. — Когда пройдет эта ночь и настанет утро, ждите меня на ярмарке в ауле.

И пошел дальше Харзафтид и, наконец, пришел на ярмарку в аул, в дом богача, где за деньги и есть и пить давали.

Полный карман золота насыпал богачу и так ему говорит:

— Когда настанет утро, приду я в твой дом с тремя гостями. И есть и пить давай нам вволю. А когда кончится пир, поверну я свою папаху налево, поверну направо и скажу: «Папаха ты моя, овчинная папаха!» А ты благодари меня за щедрую плату и провожай с почетом до ворот.

— Пусть будет так, как ты хочешь! — сказал тот богач Харзафтиду.

Тогда Харзафтид пошел ко второму богачу. И тому дал он золота и сказал то же, что первому.

На другой день рано утром Харзафтид пошел на ярмарку. Ходит и смотрит на золотые кинжалы, каленые стрелы, на вороных коней, на мулов и верблюдов.

Вдруг видит: разбойники-абреки тоже ходят по майдану.

— Пусть счастливо будет ваше утро! — говорит им Харзафтид.

— И твое тоже! — отвечают ему разбойники-абреки.

— Отец мой чурека и соли не жалел для знакомых и друзей, для незнакомых и врагов. А я — сын своего отца. Идемте все со мной к богачу на жирный пир.

— Откуда ты, пустая сума, возьмешь так много денег? — спрашивают разбойники.

— На что мне деньги? — отвечает им Харзафтид. — У меня есть папаха. Скажу только: «Папаха ты моя, овчинная папаха» — и уйду, не платя ни копейки. А хозяин еще станет благодарить меня за щедрую плату и проводит с почетом до ворот.

Хоть и не верят разбойники-абреки, а сами идут за Харзафтидом.

Вот привел их Харзафтид в дом богача. Привел и кричит:

— Есть и пить нам давай! Столько давай, сколько каждый захочет!

Богач принес им вина в глиняных кувшинах, зелени и мяса на серебряных тарелках. Треногие столы-фынги согнулись под тяжелой посудой. Шипит шашлык, пенятся густая брага и черное горское пиво.

А пирогов так много, что целый аул накормить можно.

Ели, пили бедняк и разбойники-абреки. Да только мало пьет Харзафтид, а больше три разбойника-абрека. У разбойников глаза уже слипаются от вина, пива и браги. А они все пьют, в руках у них мелькают турьи рога, наполненные пивом и вином. Пьют и едят, едят и пьют разбойники-абреки. А когда не могли они больше ни пить ни есть. Харзафтид надел на голову свою овчинную папаху, повернул ее вправо, повернул влево, а сам говорит:

— Папаха ты моя, овчинная папаха!

— Пусть тебя аллах поблагодарит за щедрую плату! И пусть пряма будет твоя дорога! — отвечает ему богач. И провожает гостей до самых ворот.

Удивляются разбойники-абреки. Думают: «Пришел, устроил пир, сам ничего не заплатил, только повернул свою овчинную папаху, а хозяин благодарит». И говорят они Харзафтиду:

— Продай нам, Харзафтид, свою чудесную папаху.

— Если я вам продам свою папаху, — отвечает Харзафтид, — то как я буду угощать своих друзей?

И не продал Харзафтид своей папахи.

Ходят опять по ярмарке Харзафтид и три разбойника-абрека. Смотрят на черные бурки, на бухарские шапки, на персидский сафьян и ковры. А когда обошли они всю ярмарку, говорит им Харзафтид:

— Смотрите, солнце уже повернуло к себе домой. Пора нам опять на жирный пир. Теперь пойдем мы к другому богачу.

И вот зашли они в дом другого богача. Принес он им большой чан вина и три шашлыка — каждый шашлык из целого барана.

Ели и пили разбойники кто как мог.

Съели всех баранов и выпили все вино, всю брагу и все пиво. Не могут больше ни есть ни пить разбойники-абреки. Стали они бросать на пол турьи рога и серебряные тарелки. Тогда Харзафтид опять надел на голову овчинную свою папаху. Повернул ее вправо, повернул влево и говорит:

— Папаха ты моя, овчинная папаха!

Хозяин ему отвечает:

— Такой щедрой платы, как твоя, не видел я на свете. Пусть аллах поблагодарит тебя за это. И пусть пряма будет твоя дорога!

Вышли на ярмарку Харзафтид и три разбойника-абрека. Говорят разбойники-абреки бедняку:

— Продай нам твою папаху. Проси сколько хочешь золота, серебра.

— Другой такой папахи в мире нет, — говорит им Харзафтид. — Будешь есть и пить у богача — не плати ни золота, ни серебра. Только поверни папаху вправо, поверни влево и скажи: «Папаха ты моя, овчинная папаха!» И будет тебя хозяин благодарить самыми хорошими словами.

И разбойникам-абрекам еще сильнее захотелось купить чудесную папаху, и опять они говорят бедняку:

— Проси сколько хочешь золота и серебра. Ничего мы тебе не пожалеем.

— Хочу я мало, — отвечает Харзафтид: — мешок золота, два рогатых вола и лошадь, запряженную в арбу.

Думают разбойники-абреки: «В третий раз мы обманем бедняка!» Сами прыгают от радости. Потом купили они Харзафтиду двух рогатых волов, лошадь, запряженную в арбу, дали золота мешок и сказали ему:

— Век тебя будем помнить… Счастливого пути!

Харзафтид сел в арбу, взял золота мешок, волов привязал к арбе и с песнями поехал в далекий путь, в свой родной аул.

А разбойники-абреки сразу побежали в дом самого большого богача на ярмарке. Хотелось им испытать поскорей волшебную папаху. Пришли в дом и крикнули:

— Подавай пить и есть на нас на всех!

Ели, пили как могли. Чан вина выпили, трех баранов съели и еще три снопа луку и три корыта пирогов. А что съесть и выпить не могли, то на пол бросали, лили и снова требовали пить и есть.

И вот не могут они больше ни есть, ни пить, ни лить, ни разбрасывать еду. Тогда один абрек-разбойник надел на голову ту овчинную папаху. Повернул ее вправо, повернул влево и тихо говорит:

— Папаха ты моя, овчинная папаха!

Потом стали разбойники-абреки уходить. А богач схватил дубину и кинулся за ними:

— Плати за пир! За пищу! За еду! За грязь! За разбитую посуду!

Дивятся разбойники-абреки. Кричат на богача. Ничего платить ему не хотят.

А богач их слов не слушает и дубиной машет:

— Плати! Плати! Плати!

Нечего делать! Порылись тут разбойники-абреки во всех своих карманах и что нашли, то и дали сердитому богачу.

Потом пошли разбойники-абреки в дом другого богача и по дороге говорят:

— Когда тихо говоришь, богач не верит, что папаха не простая. Погромче надо говорить.

Ели, пили, пировали у другого богача. Тот уж для них не баранов резал, а заколол быка. И вино лилось, как горная речка. А что есть и пить не могли, то швыряли со стола, лили и били. А когда не могли больше ни есть, ни пить, ни лить, ни швырять, ни бить, кончился пир. Тут другой абрек-разбойник надел овчинную папаху на голову. Повернул ее вправо, повернул влево и что было сил закричал:

— Папаха ты моя, овчинная папаха!

Потом стали разбойники-абреки уходить. А богач кричит, дубиной машет:

— Давай мне золота за пищу! За пиво! За брагу! За вино! За грязь и за разбитую посуду!

Да только не было больше золота у разбойников-абреков. Все взял у них первый богач. Тогда набросился на них хозяин с дубиной и начал их бить. Бьет он их, приговаривает:

— Лгуны, разбойники-абреки! Вот вам овчинная папаха! Вот вам есть и пить, швырять и бить!

Еле избавились от хозяина разбойники-абреки. Выбежали во двор, стали они бить друг друга. Бьют друг друга глупые разбойники и кричат:

— Кто сказал: купи папаху?

— Ты сказал: купи папаху!

— Не я, а ты!

Так крепко били друг друга разбойники-абреки, что свалились на землю и встать не могут.

IV

Много ли, мало ли ехал Харзафтид — кто знает. Наконец, приехал он домой. Рассказал он своей жене Аминат, как обманул трех разбойников-абреков.

Потом еще говорит он жене:

— Отдадим отцу лошадь и золота мешок. А двух волов рогатых и арбу оставим себе.

Харзафтид запряг волов в арбу и работал день, работал ночь.

Прошел день, прошел и год, и прочь прогнал бедняк свою нужду.

С тех пор живут, нужды не зная, муж и жена — Харзафтид и Аминат.

Да только стали звать люди Харзафтида не Харзафтидом, а Папахой.

I

В большом ауле жил-был один мулла. Рано утром вставал мулла с постели и шел в мечеть. Придет к мечети, подымется на башенку, руки к ушам приложит и закричит громким голосом:

— Аллах акбар!

Это он горцев зовет в мечеть молиться.

Долго стоит мулла на башенке и во все стороны поворачивается. На юг повернется и закричит: «Аллах, акбар!», потом на восток повернется и опять закричит: «Аллах акбар!», потом на север повернется, потом на запад и все кричит: «Аллах акбар!», «Аллах акбар!»

Слышат горцы, как кричит мулла со своей башенки, а что кричит — никто понять не может, потому что не горские слова говорит мулла[2]. Хоть и не понимают горцы слов муллы, а все-таки идут в мечеть. Боятся горцы, как бы мулла на них беды не накликал.

Кто работал в поле, тот соху бросит, кто дрова рубил — топор положит, кто сено косил — воткнет косу в землю, и бегут все к мулле в мечеть. А мулла уже сидит в углу мечети лицом к стене, спиной к двери[3] и четки свои перебирает. А как соберется в мечети весь аул, мулла начинает молиться. Посмотрит он налево — бороду погладит, посмотрит направо — опять бороду погладит, потом станет на колени и низкий поклон положит, потом снова направо и налево посмотрит, снова бороду погладит. И все что-то бормочет. А что бормочет — ни один горец не понимает.

Глядят горцы на муллу и все делают, как мулла: мулла посмотрит направо — и горцы глядят направо, мулла посмотрит налево — и горцы глядят налево, поклон положит мулла — и горцы поклон положат. Слышат горцы, как бормочет мулла — и тоже принимаются бормотать, а что бормочут — и сами не понимают.

Кончит мулла одну молитву, повернет лицо к горцам и скажет им по-горски, скажет всем понятными словами:

— Кто молится великому аллаху и его пророку Магомету, тот пойдет прямо в рай, а кто не молится — сгорит в аду.

Не хотят горцы в аду гореть и начинают они еще усерднее молиться: мулла повернет голову направо один раз, а горцы — два раза, мулла посмотрит налево один раз, а горцы — два раза, положит мулла два поклона, а горцы — пять.

Кончит мулла другую молитву, опять повернет лицо к горцам и опять им скажет понятными словами:

— Кто принесет в мечеть из десяти мер пшеницы одну меру, из десяти гусей одного гуся, из десяти кругов сыра один круг, из десяти кур одну курицу, тот сам богатым станет. А кто не принесет, тот умрёт в нужде.

А кому хочется умереть в нужде? Ни старому горцу, ни молодому горцу, ни старухе-горянке, ни молодой горянке, ни слепому, ни зрячему — никому не хочется в нужде умереть. Вот и несет каждый горец хитрому мулле из десяти кур одну курицу, из десяти мер пшеницы одну меру, из десяти гусей — одного гуся, да не какого-нибудь, а самого жирного.

Хорошо живется мулле: в курятнике у него куры кудахчут, гуси гогочут, амбары у него от хлеба ломятся, в хадзаре до самого потолка круги сыра сложены, горшкам масла и счета нет.

II

Много ли, мало ли так жил мулла — кто знает. Но вот на другом конце аула в заброшенной старой сакле поселился священник. Еще хитрее муллы был тот священник. Воткнул он посреди крыши большой медный крест, по стенам сакли иконы развесил, по углам свечи поставил; потом смастерил себе из медной чашки кадило и сказал:

— Пусть это будет моя сакля и божья сакля. А теперь с благословения господа нашего Иисуса Христа соберу я горцев и скажу им слово божье.

Собрал он со всего аула горцев, собрал и старых и молодых, собрал он и мужчин и женщин, собрал и зрячих и слепых.

Потом стал говорить он горцам сладким голосом:

— Всевышний бог послал меня к вам ради вашего спасения. Отвернитесь от лукавого басурманина, не слушайте слов хитрого муллы, не то покарает вас всевышний бог: он спалит небесным огнем ваши сакли и ваши нивы и нашлет на вас черную чуму.

Сказал так хитрый священник, потом посмотрел вверх и перекрестил себе лоб.

А горцы, услышав такие слова, задрожали от страха и говорят священнику:

— Не пойдем мы больше к хитрому мулле, а будем молиться твоему всевышнему богу.

Сказали так горцы, а потом посмотрели вверх и перекрестили себе лбы, как священник.

А священник думает: «Что мне в одной молитве горцев. Она меня не накормит и не напоит. Вот у муллы полна сакля и хлебом, и гусями, и сыром, и маслом, и грушами, и яблоками, а у меня в сакле пусто, точно в пещере». Подумал так священник, опять перекрестил себе лоб и говорит горцам:

— Не будет вам милости от всевышнего бога, пока отдаете вы все свое добро хитрому мулле. А вот, если вы принесете в церковь по одной мере пшеницы, всевышний бог примет ваши молитвы и красной пшеницей наполнит ваши закрома, если принесете жирной баранины, он умножит ваши стада, если принесете богу по одной курице, он вам даст по десяти. Потому что нет конца щедрости всевышнего бога.

Обрадовались тогда горцы и говорят священнику:

— Мы принесем тебе в божью саклю и хлеба, и масла, и сыра, и жирной баранины, и груш, и яблок. Только помолись ты за нас твоему богу, чтобы не спалил он наши нивы и наши сакли небесным огнем, чтобы избавил он нас от черной чумы, чтобы не сжигал он нас в аду, а послал прямо в рай.

— Аминь! — сказал священник.

— Аминь! — сказали горцы.

Тут посмотрел священник вверх, перекрестил себе лоб и пошел в свою саклю.

За священником вышли из церкви горцы, надели шапки на головы и разошлись по своим бедным хадзарам. Потом принесли они священнику в церковь и пшеницы, и пирогов, и масла, и сыра, и гусей, и кур.

И стали горцы ходить в церковь к священнику каждый день, а к мулле в мечеть и не заглядывают.

Видит мулла — дело его плохо: все, что раньше горцы носили ему в мечеть, теперь несут священнику в церковь. Поднялся тогда мулла на высокую башенку и громче прежнего закричал, стал горцев звать в мечеть молиться:

— Аллах акбар, идите в мечеть молиться великому аллаху! Аллах акбар, кто не придет, того аллах покарает!

Услыхали горцы слова муллы и говорят они друг другу:

— Что же нам делать? Не пойдешь к мулле в мечеть — аллах нашлет на тебя чуму и небесным огнем спалит твою саклю и твое поле. Не пойдешь к священнику в церковь — всевышний бог тоже нашлет на тебя чуму и небесным огнем спалит твою саклю и твое поле. О, бог богов, скажи, за какие грехи ты нас наказываешь?!

И вот собрались на нихасе[4] горцы и стали думать, как им быть. Думали, думали и так придумали: в один день пойдем к священнику в церковь, в другой — к мулле в мечеть. В один день священнику понесем и пшеницы, и мяса, и гусей, и кур, и груш, и яблок, а в другой день — мулле. Тогда не покарает нас ни всевышний бог священника, ни великий аллах муллы.

Как порешили горцы, так и сделали: в один день идут они к священнику в церковь и несут ему и пшеницы, и мяса, и кур, и гусей, и груш, и яблок. На другой день идут они в мечеть к мулле и несут ему и пшеницы, и мяса, и гусей, и кур, и груш, и яблок.

И опустели сакли горцев, не слышно кудахтания кур в их курятниках, не видно овец на склонах гор, только мыши бегают в их пустых хадзарах.

Зато хорошо зажили священник и мулла, сытно едят, сытно пьют. А все им мало. Вот и молятся они утром и вечером.

Молится священник всевышнему богу:

— Чем разгневал я тебя, всевышний боже? Совсем обобрал меня этот лукавый мулла. Пошли свою кару на голову обманщика, отними у него разум, преврати его в золу.

А мулла так молится великому аллаху:

— О, великий аллах, совсем разорил меня этот шайтан-священник. Пошли на его голову кару, отними у него язык, растопи сало его глаз.

III

А далеко от того аула, за темными лесами, за глубокими морями, на самой высокой горе, выше туч и выше облаков, жил в своей серебряной сакле старик-волшебник Уастырджи[5].

Смотрел седой Уастырджи на все земли и на все моря, смотрел на все ущелья и леса, на все аулы и дороги. И вдруг приметил он в одном ауле священника и муллу.

Посмотрел Уастырджи на священника и видит — обманывает священник бедных горцев и что ни день живет все богаче, ест жирно, пьет сладко.

Посмотрел он на муллу и видит — мулла тоже обманывает бедных горцев и что ни день живет все богаче, ест жирно, пьет сладко. Посмотрел седой Уастырджи на бедных горцев, а они что ни день живут все беднее, не пьют и не едят, а только молятся.

«Ей-и, — подумал Уастырджи и вздохнул глубоко. — Плохи дела на земле. Видно, придется мне, старику, отправиться в далекий путь, чтобы наказать священника и муллу, а не то посеют они ложь и обман на всей земле.»

Встал Уастырджи с серебряной скамьи, надел он свою белую черкеску с белыми газырями, повязал он булатный кинжал с белой ручкой и в серебряных ножнах, надел на голову белую папаху, расчесал свою белую бороду и три раза ударил в ладоши.

Только ударил он в ладоши, как появился перед ним крылатый белый конь, будто из-под земли вырос. Уастырджи вскочил на белого коня, натянул серебряную узду и взмахнул серебряной плетью.

Расправил белый конь могучие крылья и полетел над морями и над лесами, над Белыми и Черными горами. Сидит Уастырджи в серебряном седле и на землю смотрит, а небесные ветры шевелят его седую бороду.

Много ли, мало ли летел крылатый конь старою Уастырджи — кто знает. Но вот прилетел он в темное ущелье, коснулся копытами земли, и вмиг исчезли его могучие крылья, и стал он как простой горский конь.

Уастырджи ударил плетью белого коня и поскакал по ущелью в тот самый аул, где жили священник и мулла. Перебрался он через три реки и увидел большой аул. На одном конце аула церковь, на другом — мечеть, возле мечети хитрый мулла стоит, а возле церкви — хитрый священник. Подъехал к мулле старый Уастырджи и говорит:

— Салам алейкум, хороший мулла!

— О, алейкум салам![6] — отвечает ему мулла. — Откуда и куда ты держишь путь?

— Мой путь далек, — говорит опять Уастырджи. — Еду я в равнинную страну. Много дней и много ночей надо мне ехать, и боюсь я, как бы дождь не промочил моих костей. Ты читал все кораны и все китабы[7] на земле и все дела аллаха тебе известны, так скажи мне: будет завтра дождь или не будет?

Закрыл глаза мулла, погладил усы, пошевелил губами, а потом сказал:

— Давно в ущелье не было дождя, а завтра по воле аллаха будет дождь.

Посмотрел Уастырджи вверх — не видно на небе ни облачка, ни тучи; посмотрел Уастырджи на склоны гор — не шумит дремучий лес. Посмотрел тогда он на хитрого муллу и говорит ему:

— Если ты говоришь правду, пусть прославится твой дом, пока на земле растет трава, пока с гор течет вода, пока арба катится на равнине. Если же ты говоришь неправду, превратись в осла.

И мулла превратился в осла.

Уастырджи ударил осла плетью и погнал его перед собой. Через весь аул проехал Уастырджи и на другом конце аула, возле церкви, увидел священника.

— Пусть твой день будет счастлив! — сказал священнику Уастырджи и остановил осла и белого коня.

— Да будет счастлив и твой день! — отвечал ему священник.

— О, мудрый священник, — говорит опять Уастырджи, — ты читал много священных книг, и всевышний бог открывает тебе свои тайны. Так скажи мне: будет завтра дождь или нет?

Помолчал священник, подумал, перекрестился на крест своей церкви и сказал:

— Быть дождю, такова воля всевышнего и не изменить ее нам, его покорным слугам. — Сказал так и снова перекрестил себе лоб.

Опять посмотрел Уастырджи на небо, на деревья, на горы и так говорит священнику:

— Если ты сказал правду, пусть твой род прославится по всей земле, пока на ней растет трава, а с гор текут ручьи и дуют ветры. Если же ты говоришь неправду, превратись в ослицу.

И священник превратился в ослицу.

Уастырджи ударил плетью осла и ослицу и погнал их перед собою.

А осел и ослица то с дороги в лес свернут — приходится старому Уастырджи скакать за ними вдогонку и плетью выгонять их из чащи; то хромыми прикинутся осел и ослица — отстать норовят; то у речки остановятся, будто воду пьют, а сами не пьют и пить не хотят; то друг в друга вцепятся зубами и кричат на все ущелье.

Смотрел, смотрел Уастырджи на осла и на ослицу и так им говорит:

— Вы обманывали горцев, когда были священником и муллой. А теперь вы меня хотите обмануть? Где это слыхано, чтобы осел и ослица обманули старика Уастырджи? Лучше бегите по дороге и назад не оглядывайтесь, не то худо вам будет.

Тут старый Уастырджи опять ударил плетью осла и ослицу и погнал их перед собой.

Видят осел и ослица — не обмануть им старика, как обманывали горцев, и побежали они по горной дороге. Бегут и боятся назад посмотреть.

IV

Много ли, мало ли ехал седой Уастырджи, не знаю. Но вот доехал он до высокого перевала. Остановил белого коня, посмотрел на осла и на ослицу и, когда увидел, что они от усталости едва волочат ноги, подумал: «Пусть поедят они тут колючек, да и я отдохну немного». Потом Уастырджи слез с белого коня, привязал его к ореховому дереву, осла с ослицей пустил пастись на траву, а сам на камень сел отдохнуть. Только сел он на камень, как из-за скалы вышел один бедный горец. Идет бедный горец по тропинке, а в руках у него пустые мешки.

— Да будет прямой твоя дорога! — говорит ему Уастырджи.

— И твоя дорога да будет пряма! — отвечает бедняк.

— Откуда и куда ты держишь путь? — спрашивает его старик.

— Иду я на равнину наниматься к богатым горцам, — отвечает бедняк. — В моем бедном хадзаре нет ничего, кроме ветра, а на равнине буду я работать и заработаю столько кукурузы, чтобы прокормить свою семью.

— А что у тебя в руках? — спрашивает Уастырджи.

— Четыре пустых мешка, — отвечает бедняк. — Эти мешки наполню я кукурузой и понесу их в горы, к себе в саклю.

Удивился Уастырджи и спрашивает:

— Как же ты их понесешь?

— Взвалю себе на плечи и как-нибудь донесу, — отвечает бедняк.

Еще сильнее удивился старик и опять спрашивает бедняка:

— Пустые мешки и то не легко носить на себе по камням ущелья. Как же понесешь ты на себе полные мешки?

— Такова уж жизнь бедняка, — сказал горец. — В моем хадзаре нет ни ишака, ни лошади, ни вола. И никто мне не даст своего ишака. Кому нужен я, бедный горец?

Потом посмотрел бедняк на Уастырджи, потом посмотрел на белого коня, потом на осла и на ослицу, посмотрел и глубоко вздохнул.

Увидел Уастырджи, что бедняк посмотрел на белого коня, посмотрел на осла и на ослицу и так ему говорит:

— Я дам тебе осла, если на мой вопрос ты ответишь правду.

Обрадовался бедняк и сказал старику:

— Я скажу тебе только правду, да будет аллах мне свидетелем в том.

— Тогда скажи мне: будет завтра дождь или нет? — спросил Уастырджи.

Как услышал бедняк слова седого старика, вздохнул глубоко и подумал: «Видно, придется мне на себе таскать свою кукурузу». Подумал так и опечалился. Опечалился и говорит старику:

— О, хороший старик, хоть вопрос твой труден, как жизнь бедняка в горах, я скажу тебе только правду.

Потом посмотрел бедняк на небо, посмотрел на дремучий лес, посмотрел на черное ущелье и говорит:

— Откуда же быть дождю, когда тучи не мчатся с запада на восток, когда не гнутся вековые стволы в дремучем лесу, когда с гор не дуют ветры, когда не задевает ласточка крылом камней дороги? Посмотри сам, старик: небо чисто, как слеза, светит золотое солнце, молчит дремучий лес, уснули ветры за горами, а ласточки летают в небе выше лесов и гор. Нет, видно, не быть дождю.

Понравились эти слова сердцу седого Уастырджи и говорит он бедняку:

— За то, что ты сказал мне правду, я помогу тебе в беде. Бери осла и ослицу и безустали работай на них. Только не верь им: эти осел и ослица не простые — они хитрее самого священника и муллы. А пройдет год — ты пригони их обратно на этот перевал: я буду ждать тебя у камня.

Потом старый волшебник вытащил из черкески белый газырь, из газыря высыпал он на ладонь четыре зерна красной пшеницы, дал их бедняку и сказал:

— Вот тебе еще четыре зерна пшеницы, бросишь одно зерно в один мешок — и мешок доверху наполнится красной пшеницей, бросишь другое зерно в другой мешок — и тот наполнится красной пшеницей, потом бросишь третье зерно в третий мешок, а четвертое зерно в четвертый мешок, и они доверху наполнятся красной пшеницей. Тогда ты взвали два мешка на осла, два мешка на ослицу и отправляйся в свою саклю. Иди, и пусть твоя сакля наполнится счастьем и род твой живет вовеки, пока на земле растет трава, с гор течет вода и в ущельях дуют ветры.

Зажал бедняк четыре зерна красной пшеницы в кулаке и не успел слова сказать, как старик подбежал к белому коню, отвязал его от орехового дерева и легче ветерка прыгнул в серебряное седло. Вмиг выросли у коня могучие крылья, взмахнул ими белый конь, и поднялась буря на перевале, задрожали все горы на земле, зашумели дремучие леса, и волшебник скрылся за облаками.

От страха повалился бедняк на каменистую дорогу, закрыл мешком глаза и еле дышит.

И осел с ослицей тоже испугались и точно мертвые повалились на траву.

V

Кто знает, сколько времени так лежал бедняк и дрожал от страха. Но вот перестала шуметь буря на перевале, успокоились высокие горы, затихли дремучие леса. Бедняк открыл глаза и подумал: «Не сон ли это?» Отодвинул мешок от глаз, посмотрел вокруг себя и видит: лежат на траве осел и ослица, а самого старика и его белокрылого коня и след простыл. Потом разжал бедняк кулак и видит на ладони четыре зерна красной пшеницы. Обрадовался бедняк, быстрее серны вскочил с земли, бросил одно зерно в один мешок — и мешок тот доверху наполнился красной пшеницей, бросил другое зерно в другой мешок — и тот наполнился пшеницей, а когда наполнились пшеницей все четыре мешка, сорвал бедняк хмель с орехового дерева и крепко завязал полные мешки. Тогда бедняк кинулся к ослу, поймал его и взвалил ему на спину два мешка красной пшеницы, потом поймал ослицу и ей взвалил два мешка на спину. Потом сорвал он березовую хворостину и сказал:

— О, великий аллах, пусть счастьем наполнится жизнь старика! — Ударил он осла и ослицу березовой хворостиной и погнал их перед собою, а сам бежит за ними и песни распевает.

Много ли, мало ли бежали осел и ослица по тропинке, много ли, мало ли бежал за ними бедняк, не знаю, но вот прибежали они во двор старого хадзара.

— Эй, хозяйка! — закричал тут бедняк что было сил, — беги во двор и бери пшеницы столько, сколько душа твоя пожелает!

Услыхала это жена, вскочила со скамьи и ушам своим не верит. «Откуда быть мужу во дворе, да еще с пшеницей, когда он только сегодня ушел из бедного хадзара?» — подумала она.

— Может, это сам шайтан кричит, а не муж? О, бог богов, избави наш бедный очаг от беды! — взмолилась она богу богов.

А сама дрожит от страха, с места не может сойти. Потом выбежала она из сакли, смотрит: во дворе стоит ее муж, возле него — два осла, а у каждого осла на спине по два мешка привязано. Сильнее прежнего удивилась жена бедняка, смотрит она то на мужа, то на осла, то на ослицу и глазам своим не верит.

Тут бедняк рассказал своей жене все, как было.

Обрадовалась тогда жена бедняка, схватила она большую деревянную тарелку, доверху наполнила ее красной пшеницей, вмиг намолола она муки, в золе испекла пшеничного хлеба и тем пшеничным хлебом накормила она мужа, маленьких детей и сама наелась досыта.

— Слава аллаху, а старику долгая жизнь! — сказал тогда бедняк.

— Слава горным духам, а доброму старику счастье! — сказала его жена.

VI

На другое утро бедняк говорит своей жене:

— Послушай-ка, хозяйка, ты пеки в хадзаре хлеб, а я возьму осла и ослицу и пойду в лес за дровами.

Потом взял бедняк топор и хворостину, вышел во двор и видит: лежат осел и ослица на дворе, ноги вытянули, глаза закрыли и еле дышат. Бедняк так испугался, что с места сойти не может, белее снега, что лежит на горах, стало его лицо. Уронил он на землю топор и березовую хворостину.

«Что теперь я скажу доброму старику? — думает бедняк. — Где я найду ему другого осла и другую ослицу?» И от горя слезы потекли по его щекам. Вдруг вспомнил бедняк, что говорил ему старик на перевале: не простые эти осел и ослица, не верь им, они хитрее священника и муллы.

Вспомнил эти слова и закричал на осла и ослицу:

— Знаю я, что вы хитрее священника и муллы! Только не обмануть вам бедного горца!

Схватил он с земли березовую хворостину и так ударил осла и ослицу, что быстрее ветра побежали они по тропинке в лес. А бедняк, с топором в одной руке, с хворостиной в другой, побежал за ними. В лесу бедняк нарубил дров четыре вязанки — две вязанки наложил на осла, две вязанки на ослицу и погнал их к своему хадзару. Сложил он дрова во дворе и опять отправился в лес, и так ходил бедняк в лес за дровами, пока между лесом и его хадзаром от копыт осла и ослицы не протопталась широкая дорога, а во дворе не выросла гора сухих дров.

— Вот теперь нам дров хватит на целый год, — сказал бедняк.

А жена ему и говорит:

— Дров-то много у нас, да только дровами сыты не будем.

— Не бойся, хозяйка, — отвечает ей бедняк, — не бойся, будут у тебя и хлеб, и мясо, и масло, и сыр. Дай только сроку.

На другое утро горец впряг осла и ослицу в деревянную соху и отправился на склон горы. Там он расчистил землю, вспахал ее деревянной сохой, засеял красной пшеницей и сказал:

— Будет и пшеницы в моей сакле на целый год.

С тех пор стал работать бедный горец на осле и на ослице дни и ночи: то возил камни для нового хадзара, то хворост для курятника, то бревна из лесу таскал, то ездил в далекий аул на базар, то сено с луга привозил.

Вот и год прошел. Возле старого хадзара бедняка стоит уже новая сакля, и дров целая гора во дворе, и закрома ломятся от хлеба, и в новом курятнике куры кудахчут, и в новом хлеву между ослом и ослицей стоит маленький осленок.

Говорит тогда горец своей жене:

— Хозяйка, время мне гнать осла и ослицу на высокий перевал. Время мне гнать маленького осленка, что родился у них, на высокий перевал.

Хоть жаль расстаться жене горца с ослом и ослицей и маленьким осленком, да делать нечего.

— Хорошо, — сказала она мужу, — отправляйся на высокий перевал, отдай старику его осла и ослицу, отдай ему маленького осленка. Пусть продлится вовеки жизнь доброго старика!

Взял бедняк березовую хворостину, вывел из нового хлева осла, ослицу и маленького осленка и погнал их по горной дороге.

Вот пригнал бедняк осла, ослицу и маленького осленка на высокий перевал. Посмотрел на большой камень — нет там старика, посмотрел налево, потом направо посмотрел — нигде нет старика.

«Видно, забыл старик про своего осла и про свою ослицу», подумал бедняк.

Вдруг засвистел ветер по ущелью, задрожала вся земля, зашумел дремучий лес, и на горной тропинке появился старый волшебник на своем крылатом белом коне. Коснулся он земли, и сразу исчезли крылья у белого коня, улегся ветер по ущелью, затих дремучий лес.

Подъехал старик-волшебник к бедняку и говорит ему:

— Хорош да будет день твой!

— И твой день да будет хорош! — отвечает ему бедняк. — Я привел тебе твоего осла и ослицу. Бери их. Пусть бог богов тебе спасибо скажет за то, что ты спас мой хадзар от беды.

Посмотрел старый Уастырджи на осла и на ослицу, посмотрел он на маленького осленка и спрашивает бедняка:

— А это чей осленок?

— И осленок этот твой, — отвечает ему бедняк.

— Нет, осленок не мой, — опять говорит Уастырджи. — Я давал тебе только осла и ослицу.

— Маленький осленок родился у твоего осла и твоей ослицы, потому и маленький осленок не мой, а твой, — отвечает бедняк.

Пришлись по сердцу Уастырджи слова бедняка и говорит он ему:

— За то, что ты не утаил от меня осленка, я оставлю тебе еще на год осла, ослицу и маленького осленка. Гони их обратно в свой хадзар и работай на них столько, сколько в твоих руках хватит сил, а через год приведи их опять на этот высокий перевал.

Не успел горец и слова в ответ сказать, как загремел гром, поднялась буря, задрожали горы, зашумел дремучий лес, и старик-волшебник исчез за облаками. Бедняк посмотрел ему вслед и сказал:

— О, бог богов, продли жизнь старика на долгие годы!

Потом ударил он хворостиной осла и ослицу и отправился обратно в свой хадзар.

Бегут по горной тропинке осел с ослицей, бежит за ними маленький осленок, за маленьким осленком бежит горец с березовой хворостиной и от радости песни распевает.

Когда солнце скрылось за Черными горами, пригнал горец осла, ослицу и маленького осленка во двор хадзара и рассказал своей жене все, как было. Обрадовалась жена горца, вмиг испекла она пироги, теми пирогами досыта накормила она детей и мужа и спать их уложила, потом сама поела пирога и тоже спать улеглась.

VII

Рано утром вскочил бедняк с постели и сказал своей жене:

— Опять стану я работать от зари до зари. И заживем мы, как богатые горцы. Куплю я детям сафьяна на чувяки и новые бешметы, куплю тебе новое платье и шерстяной платок, а себе куплю сукна на новую черкеску.

— Да сбудутся твои слова! — отвечала ему жена.

Больше прежнего стал работать горец. А осел и ослица больше прежнего стали хитрить. Да только не верил уже им горец. Попробуют они сбросить с себя две вязанки хворосту — горец на них по четыре вязанки навалит, прикинутся они больными — он их хворостиной вылечит, выломают они дверь хлева, чтобы убежать, — горец им крепкой веревкой ноги спутает.

Так работал горец день, работал ночь, работал месяц, работал год. И зажил бедняк, точно богатый горец. В хлеву у него мычат волы и блеют овцы, в курятнике у него поют петухи и кудахчут куры, а в хадзаре все кадки доверху полны кругами овечьего сыра, кувшины полны желтым маслом, закрома полны красной пшеницей. Да еще в хлеву у горца стоят большой осел и большая ослица, а между ними маленький осел и маленькая ослица.

Ест бедняк пшеничный хлеб и пьет сладкую брагу, ходит он в новой черкеске, а на ногах у него новые чувяки из черного сафьяна. Жена его ходит в новом платье, голову повязывает новым платком, а маленькие дети бегают по двору в новых бешметах и чувяках, и бешметы у них новыми поясами подвязаны.

А когда прошел год, горец сказал своей жене:

— Теперь я опять погоню на высокий перевал осла и ослицу. С ослом и с ослицей погоню еще маленького осла и маленькую ослицу, отдам я их хорошему старику и скажу ему: «Да продлит бог богов твою жизнь вовеки!»

— Хорошо, — отвечала ему жена, хоть и жаль ей было маленького осла и маленькой ослицы.

Вышел тогда горец из новой сакли, ударил березовой хворостиной осла и ослицу, «чу» крикнул на маленьких ослят и отправился в путь-дорогу на высокий перевал.

Кто знает, сколько с гор воды утекло на равнину, пока горец шел на высокий перевал. Только поднялся он на перевал, смотрит — а старик уже сидит на камне и его дожидается.

— Да продлит аллах твою жизнь! — сказал ему горец.

— И твою жизнь да продлит аллах! — отвечал Уастырджи.

— Вот привел я тебе большого осла и большую ослицу, а еще маленького осла и маленькую ослицу. Бери их, и пусть твоя жизнь наполнится счастьем!

Посмотрел седой Уастырджи на большого осла и на большую ослицу, посмотрел на маленького осла и на маленькую ослицу и спрашивает горца:

— А чья это маленькая ослица?

— Твоя, — отвечает ему горец.

— Нет, не моя она, — говорит Уастырджи.

— Нет, твоя, — опять отвечает ему бедняк. — Она родилась от большого осла и большой ослицы.

Понравились эти слова старику-волшебнику и так сказал он горцу:

— Вижу я, что ты не обманываешь меня. За это даю я тебе маленького осла и маленькую ослицу. Возьми их в свой хадзар, корми горным сеном, а когда они вырастут больше, работай на них не покладая рук, и тогда беда не войдет больше в твой хадзар.

Услыхал эти слова горец и обрадовался, обрадовался и говорит старику:

— Да продлит аллах твою жизнь вовеки!

— Да продлит он и твою жизнь! — сказал Уастырджи, потом сел на своего белого коня, ударил плетью осла и ослицу и по ущелью поехал в тот аул, где жили раньше священник и мулла. А бедняк с маленьким осленком и маленькой ослицей пошел в другую сторону — туда, где был его хадзар.

Идет бедняк по тропинке и от радости песни распевает, а маленький ослик и маленькая ослица бегут впереди, по камням копытами стучат и хвостами мух отгоняют.

Вдруг увидел горец: остановился маленький осленок на тропинке, вытянул уши и посмотрел на высокий перевал, потом остановилась маленькая ослица, тоже вытянула уши и тоже посмотрела на высокий перевал. Тут горец ударил их березовой хворостиной и опять погнал перед собою, а сам подумал: «Видно, маленький осел и маленькая ослица хотят посмотреть на отца и мать». Только подумал так, как вдруг опять остановились на тропинке маленький осел и маленькая ослица, остановились и назад повернулись. Еще грустнее прежнего посмотрели они на высокий перевал, длиннее прежнего вытянули уши. Да только не услыхать ослятам, как стучат копыта старого осла и старой ослицы, не видать им больше отца и матери. И чем дальше бежали они от высокого перевала, тем длиннее становились у них уши, а глаза все грустнее и грустнее. А когда пригнал горец ослят во двор своего хадзара, уши у них выросли большие, точно башни на утесе, и глаза их стали печальные, как осенняя ночь в горах.

Вот с тех пор у всех ослов и ослиц печальные глаза и длинные уши.

VIII

Тем временем старый Уастырджи ехал на белом коне и плетью погонял осла и ослицу. А осел и ослица все бегут да бегут по горной тропинке, копытами о камни стучат, хвостами мух отгоняют и головы назад не поворачивают, как раньше, в лес не забегают и на дорогу не валятся, как больные. Видят они — близко уже их аул.

Кто знает, сколько ехал старый Уастырджи по тропинке, но вот показался, наконец, аул, где жили прежде священник и мулла. Остановил тогда старик своего белого коня, остановил он и осла с ослицей, потом ударил плетью осла и сказал:

— О, бог богов, преврати осла в то, чем был он раньше.

И осел вмиг превратился в муллу. Вздохнул мулла глубоко и сказал старику:

— Да накажет тебя аллах за все страдания и обиды, которые я перенес за эти два года.

А Уастырджи ему и говорит:

— Я превратил тебя в осла за то, что язык твой не знает правды, за то, что ты сам не работал, а заставлял других работать на себя. Пусть отныне, пока на земле растет трава, с гор течет вода и арба катится на равнине, горцы про тебя говорят: «Где пройдет мулла, там и мышка крошки не найдет».

Ничего не ответил старику мулла, опустил голову на грудь и печально пошел в свой аул.

А ослица, как услышала, что сказал Уастырджи, задрожала от страха, закричала на все ущелье, потом повернула к старику глаза и уши и ждет, что старик с ней будет делать.

Посмотрел Уастырджи на ослицу и говорит:

— Погоди, хитрый священник, и тебе достанется от меня.

Тут волшебник Уастырджи ударил серебряной плетью ослицу и сказал:

— О, бог богов, преврати ослицу в то, чем она была раньше.

И ослица вмиг превратилась в священника.

Вздохнул священник глубоко, и от радости, что опять священником стал, он перекрестил себе лоб. Перекрестил лоб и говорит волшебнику:

— Пусть всевышний бог простит тебя за то, что ты заставил меня работать и день и ночь на бедного горца. А теперь я пойду к себе в аул и отдохну после двухлетнего труда.

— Послушай, что я тебе скажу, — говорит священнику волшебник. — Я превратил тебя в ослицу за то, что язык твой не знает правды. И чтобы все видели отныне, кто ты такой, пусть одеждой тебе будет ряса, а голова твоя обрастет волосами. И пусть, когда увидят тебя горцы, они скажут: «Лучше поверить лисе в дремучем лесу, чем поверить священнику в рясе».

Только сказал так старый Уастырджи, как черкеска у священника превратилась в длиннополую рясу, волосы выросли у него до самых плеч, а на лице появилась седая борода. Посмотрел священник на длиннополую рясу и опечалился, погладил седую бороду и опечалился еще больше, потрогал рукой длинные волосы и так опечалился, что опустил голову на грудь и медленно пошел по тропинке в аул.

Когда священник и мулла скрылись в своем ауле, старый Уастырджи — да будет счастлива его жизнь вовеки — ударил серебряной плетью белого коня. Вздрогнул белый конь и распустил могучие крылья. Поднялась в ущелье буря, задрожали высокие горы, аул задрожал, зашумел дремучий лес, и волшебник скрылся за облаками.

С тех пор так и повелось — увидят горцы священника и говорят: «Лучше поверить лисе в дремучем лесу, чем поверить священнику в рясе», а как муллу увидят горцы, говорят: «Где пройдет мулла, там и мышка крошки не найдет».

I

В большом ауле за Черными горами жили-были священник и мулла.

Хорошо жилось мулле и священнику в том большом ауле.

Ели и пили на пирах, ели и пили на свадьбах. Да еще носили им горцы подарки: кто курочку принесет, кто вина, кто ягненка, а кто и целого барана.

И говорил мулла, поглаживая седую бороду:

— Слава аллаху, слава Магомету, его пророку!

А священник крестил себе лоб и говорил:

— Благодарю тебя, создатель, за твои щедроты!

Хоть и говорили так священник и мулла, хоть и жили они богато, а все им было мало.

Вот однажды говорит священнику мулла:

— Слушай-ка, сосед, что-то давно не было у нас в ауле ни хороших похорон, ни богатых крестин. Давно не видал я жирного барана. Носят нам только старых петухов.

— Да будут золотыми твои слова! — ответил мулле священник. — Только скажи мне, что нам сделать?

— Скажу, а ты послушай, — говорит мулла. — Как наступит ночь, ты уведи лошадь у соседа и привяжи ее к скале в Черном ущелье. Да смотри, чтобы никто в ауле тебя не увидел. Утром станет сосед искать свою лошадь, а ты тогда и скажи ему: «Сходи к мулле. Мулла посмотрит в священные книги и сразу узнает, куда вор завел твою лошадь. А ты ему за это приведи жирного барана». Вот придет ко мне твой сосед, раскрою я все священные книги и скажу ему: «Иди в Черное ущелье, там возле дороги у скалы вор-злодей привязал твою лошадь». Побежит сосед в ущелье, найдет свою лошадь, обрадуется, а нам даст жирного барана. Заколем мы барана и будем есть шашлык.

Обрадовался священник и опять сказал мулле:

— Золотые твои слова! Да поможет нам всевышний бог!

В ту же ночь пробрался священник к соседу во двор, отвязал лошадь и увел ее в Черное ущелье.

Рано утром прибежал сосед к священнику и говорит:

— Горе моей бедной сакле: воры украли мою лошадь!

— Не горюй, сосед, бог тебе поможет, — сказал священник. — Иди к мулле. Он посмотрит в старые книги и скажет тебе, где твоя лошадь. А ты за это дай ему жирного барана.

Обрадовался горец, побежал к мулле и говорит ему:

— Салам алейкум, мулла!

— О, алейкум салам, сосед! — отвечает ему мулла. — Что привело тебя в мою саклю?

— Горе привело меня: воры украли мою кормилицу-лошадь. Если ты ее найдешь, я дам тебе жирного барана.

— Да поможет тебе аллах! — сказал мулла горцу, а сам взял старые книги, смотрит в них, будто бы читает. Смотрел мулла в большие книги, смотрел он в малые книги, закрывал глаза, открывал глаза, потом сказал соседу:

— Слава аллаху! Святыми буквами написал он в этих книгах, где твоя лошадь. Иди в Черное ущелье, там возле дороги, у скалы, вор-злодей привязал твою лошадь, бери ее и скажи спасибо аллаху за его великую милость.

Побежал горец в то ущелье — и верно: стоит возле дороги его лошадь. Уздечкой к скале привязана, головой встряхивает, копытами о камни бьет, травы хочет пощипать.

Очень обрадовался горец, отвязал лошадь, повел домой. Дома запер он ее в хадзар, а сам погнал к мулле жирного барана.

— Ты спас мою саклю от голодной смерти, — сказал он мулле. — За это даю я тебе жирного барана. Да благословит тебя аллах! Да продлит он твою жизнь вовеки!

А мулла и священник закололи того барана и мясо поделили между собою.

С тех пор так и повелось: что ни ночь — уводит священник из какой-нибудь сакли то корову, то овцу, то лошадь, то козу.

И что ни утро — приходят к мулле горцы, чтобы помог им мулла в их беде.

— Воры украли у меня коня, — говорит один. — Ради аллаха, найди мне коня, а найдешь, дам тебе барана.

— У меня украли серого осла, — говорит другой.

— У меня трех коз увели, — говорит третий.

— Корова исчезла с моего двора, — говорит четвертый.

А мулла слушал горцев, гладил седую бороду, смотрел в старые книги, смотрел в новые книги, а потом говорил.

Одному скажет:

— Слава аллаху! Я узнал, где твой конь: воры привязали его в темной пещере.

Другому скажет:

— Твой осел пасется у реки за Великановой скалой.

Третьему скажет:

— Слава аллаху! Знаю я, где твои три козы: как отодвинешь камень у входа в старую башню, увидишь своих коз.

А четвертому скажет:

— Твоя корова у края Черного леса привязана к ореху.

И за это каждый день горцы приводили мулле то овцу, то козла, то ягненка, а то и целого барана.

И разнеслась по всем горам и ущельям, по далеким и близким аулам молва про старого мудрого муллу.

— Да продлит аллах его жизнь! — говорили горцы.

А мулла и священник что ни день жили все богаче, что ни день усерднее благодарили бога за его милости.

— Слава аллаху! — говорил мулла.

— Хвала царю небесному! — говорил священник.

II

А далеко от большого аула в Серых горах был маленький аул.

И жил в том ауле богатый горец. Было у богача много овец и лошадей. Еще был у богача большой сундук, полный золота.

Как хотел, так и жил тот богатый горец: захочет съесть шашлыка — ест шашлык, захочет выпить вина — пьет вино, захочет купить новую черкеску — купит новую черкеску.

Хорошо жилось богачу. Встанет ли утром с постели, сидит ли за жирным фынгом, ложится ли спать, всегда говорит богач:

— Все есть у меня: и сундук золота, и табуны лошадей, и стада овец. Табу аллаху!

III

Еще жили и были в том маленьком ауле три вора: вор Биндз, вор Дидин и вор Дзинга.

И крали те три вора волов и лошадей, крали овец и коз. Крали они в соседнем ауле, крали они в дальнем ауле, только не крали они в родном ауле. Поэтому никто и не знал, что Биндз, Дидин и Дзинга — воры.

Хорошо жилось трем ворам в маленьком ауле. Да вдруг не стало им удачи. Задумают они увести лошадь из соседнего аула, подкрадутся ночью к хадзару — смотрят, а лошади уж нет, другие воры увели лошадь. Пойдут за ягненком в дальний аул, а ягненка точно ветер сдул.

— Видно, прогневали мы аллаха, — говорят воры. — Где можно красть, там крадут другие, а нам удачи нет.

Горевали, горевали воры, а потом начали думать. Думали, думали, наконец, вор Дидин сказал:

— Эй, Биндз! Эй, Дзинга! видно, придется нам теперь в родном ауле красть. Пойдем сегодня ночью на пастбище и унесем из стада трех овец.

— Нет, — сказал Дидину Биндз.

— Нет, — сказал Дзинга.

Потом Дзинга еще сказал:

— Овцу у пастуха и мальчишка украдет. А вот сундук с золотом украсть — это дело настоящего мужчины. Давайте-ка украдем лучше золото у нашего богача.

— Хорошо, — сказал Дидин.

— Хорошо, — сказал Дзинга.

Как порешили, так и сделали. Когда черная ночь накрыла своей буркой горы и ущелья, прокрались три вора, как три шайтана, к высокой башне.

Железным ломом сломали они дубовый замок, а потом вор Дидин говорит на ухо вору Биндзу:

— Ты стой у дверей и смотри направо, смотри налево, а мы раскопаем сундук.

Стоит вор Биндз в дверях высокой башни, смотрит направо, смотрит налево — не идет ли кто. А вор Дидин и вор Дзинга в углу башни копают землю кинжалами. Копали, копали, и вдруг кинжалы их звякнули о железо. Руками нащупали воры сундук. Вытащили они сундук из ямы, крепко перевязали его веревками и из башни унесли. Унесли и спрятали сундук в Черном ущелье под глыбами скалы, потом говорят:

— Слава аллаху за великую удачу!

IV

На другое утро рано встал богач с мягкой постели, оделся в богатую черкеску, съел жирный завтрак и сказал:

— Хвала аллаху!

Потом пошел богач в башню посмотреть — целы ли дубовые запоры на дверях и цел ли в земле его сундук, полный золота.

А как пришел богач к башне и увидел сломанный замок, крепко испугался за свой сундук. Прыгнул он в башню, видит: земля в углу раскопана, и в яме нет больше сундука с золотом. Заплакал он от злости и больше не сказал: «Хвала аллаху».

Позвал богач слугу и говорит ему:

— Один миг даю тебе сроку: зови всех горцев со всего аула в мою саклю. Зови мужчин и женщин. Зови старых и молодых.

В один миг позвал слуга всех горцев. Позвал он и мужчин и женщин. Позвал он и старых и молодых.

А как прибежали горцы всего аула в богатую саклю богача, богач им и говорит:

— Кто украл у меня сундук золота, тот пусть скажет: «Я украл», не то худо будет, когда узнаю.

Да только никто не сказал богачу: «Я украл». И три вора не сказали: «Мы украли».

Видит богач, никто не хочет сказать: «Я украл — и говорит:

— Если не найдете мое золото, я велю всех вас бросить в пропасть, соберу ваших лошадей, овец, волов и возьму их себе, а сакли ваши развею по ветру.

Тогда вышел вперед седой старик и сказал богачу:

— О, хороший богач, не губи нас, бедных горцев, а послушай совет старика. За Черными горами есть большой аул. А в том ауле живет мулла, благословенный самим аллахом. Если тот мулла захочет, то найдет он твой сундук, полный золота.

Услыхал это богач и сказал:

— Хорошо. Не будь я богачом, если не найду вора. А как найду, отниму свой сундук золота, а вора велю бросить в пропасть на ужин волкам и шакалам.

V

На другое утро встал богач с постели, вскочил на вороного коня и поехал в большой аул за Черными горами.

Много ли, мало ли ехал, наконец, приехал богач в большой аул прямо к сакле старого муллы.

Вышел мулла ему навстречу и говорит:

— Салам алейкум, хороший человек!

— О, алейкум салам! — отвечает ему богач.

— Какая непогода привела тебя в мою саклю? — спрашивает мулла.

— О, мудрый мулла, — говорит богач, — воры украли у меня сундук, полный золота. Вот и приехал я к тебе за помощью. Тебя аллах любит больше всех на свете, он открывает тебе свои тайны. Ты умеешь читать все священные книги его пророка Магомета. Посмотри в те книги и узнай, где мой сундук золота. Если найдешь его, я отблагодарю тебя по-хански.

Услыхал мулла слова богача и очень испугался. «Как же я найду сундук с золотом, когда не я его украл?»

Думал, думал мулла, то в землю смотрел, то на горы, то закрывал глаза, то открывал — не знает, что сказать богачу. И вдруг пришло ему на ум: «Верно, это священник украл золото у богача, а мне про то ничего не сказал. Ну подожди, бородатый шайтан, я тебя проучу, узнаешь, как меня обманывать». А сам говорит богачу, поглаживая бороду:

— Если аллах захочет, то я найду твой сундук.

— Аллах любит тебя, он не откажет твоей молитве, — говорит богач, — а я тебе за это отсыплю три кармана золота и буду за тебя молиться аллаху и днем и ночью.

— Пусть будет по-твоему, — сказал мулла.

Раскрыл он большие книги и малые книги. Стал смотреть в кораны и в китабы. Много ли, мало ли он смотрел, наконец, сказал богачу:

— Велик аллах и пророк его Магомет! Они написали в священной книге, чтобы я молился три дня и три ночи. Пройдут те три дня и три ночи, и тогда аллах откроет мне всю правду. А ты отправляйся в свою богатую саклю, молись три дня и три ночи, потом приезжай обратно. И тогда я скажу тебе, где твой сундук, полный золота.

Сел богач на черного коня и сказал мулле:

— Пусть твой дом будет счастлив!

— Пусть аллах благословит твой путь! — ответил ему мулла.

И богач отправился в свою богатую саклю, а мулла побежал к сакле священника.

VI

Прибежал мулла к священнику во двор, посмотрел налево, посмотрел направо, а когда увидел, что никого нет, только один священник сидит в хадзаре, закричал на него:

— Отдавай сундук с золотом!

— Какой сундук? Нет у меня никакого сундука, — сказал священник, а сам подумал: «Видно, дьявол попутал старого муллу».

— Эй, бородатый шайтан! — закричал опять мулла. — Ты меня не обманешь! Говори лучше, покуда цел, куда ты девал золото богача?

— Господь — мой свидетель, — сказал священник и перекрестился, — не брал я золото богача.

Долго спорили бородатый мулла и бородатый священник. Видит мулла — не сговориться со священником добром, уперся он, как осел, и ни за что не хочет отдавать золото. Тогда схватил мулла священника за длинные волосы и потащил его в свою саклю. Там он запер его в старый хадзар и сказал:

— Три дня и три ночи даю тебе сроку. Если не скажешь, куда ты девал сундук, я приведу сюда богача и скажу ему: «Вот этот старый шайтан украл твое золото». Тогда богач отнимет у тебя все золото, а тебя самого убьет.

Видит священник — дело плохо, не миновать ему беды. И взмолился он мулле:

— Сжалься надо мной, дай мне хлеба, вина и мяса на три дня и три ночи. А я буду молиться всевышнему, да не оставит он раба своего и откроет мне, где лежит сундук богача.

«Этот шайтан хитрее лисы, — подумал мулла. — Целый сундук золота украл, а еще хочет пить мое вино, есть мой хлеб и мое мясо. Ну, да пусть будет так. Пусть три дня ест мой хлеб и пьет мое вино. Зато я потом получу три кармана золота и буду пировать тогда три года».

— Хорошо! — сказал он священнику. — Дам я тебе мяса, хлеба и вина на три дня и три ночи. Молись своему богу, чтобы он указал тебе, где лежит сундук золота.

И дал мулла священнику на три дня и три ночи целого барана, чтобы жарил он себе шашлык, чан вина и полное корыто чуреков. А сам пошел к себе в саклю.

VII

Тем временем узнали три вора — вор Биндз, вор Дидин и вор Дзинга, — что богач отправился к мулле в большой аул за Черными горами.

— Не миновать нам гнева аллаха, — говорят воры между собой. — Мулла узнает, что золото богача украли мы.

Испугались они — не знают, что и делать. Наконец, вор Дидин сказал:

— Пойдем в большой аул и спрячемся в большой башне. А как наступит черная ночь, подкрадемся к сакле старого муллы и посмотрим, что он делает.

— Хорошо, — сказали вор Биндз и вор Дзинга, и все втроем отправились в путь в большой аул за Черными горами.

Шли, шли три вора и, наконец, пришли в большой аул и там спрятались в старой башне. А когда наступила черная ночь, вор Биндз сказал вору Дидину и вору Дзинге:

— Я подкрадусь к сакле старого муллы и послушаю, что этот шайтан делает в своем хадзаре. А вы оставайтесь тут и ждите моего прихода.

— Хорошо, — ответили ему воры Дидин и вор Дзинга.

Как лиса крадется к курятнику, так подкрался вор Биндз к хадзару старого муллы и спрятался под окном.

А в хадзаре сидел не мулла, а священник. Сидел священник в хадзаре у муллы уже полночи и все молился, все просил бога:

— Всевышний бог, ты знаешь — не я украл золото у богача. Так скажи мне, кто вор и где он спрятал золото. Если я не найду золото, убьет меня богач.

Только не отвечает ему бог.

Молился, молился священник, а потом надоело ему, зажарил он себе шашлык, налил вина в турий рог и принялся пить и есть.

Много ли, мало ли пил и ел священник — кто знает; наконец, скучно стало ему, а как стало скучно, начал считать, сколько выпьет он вина за эту ночь.

Священник налил вина полный турий рог, выпил и сказал:

— Вот тебе первый!

Услыхал вор Биндз эти слова и так испугался, что сказать невозможно. Сначала со страха даже двинуться не мог, а потом побежал, как шайтан, прямо к старой башне и говорит Дидину и Дзинге:

— Погибли мы, клянусь аллахом! Только спрятался я под окном хадзара, вдруг слышу — мулла говорит: «Вот тебе первый». Не мулла это — сам шайтан.

Не поверили Биндзу вор Дидин и вор Дзинга.

— Это страх закутал тебе уши и ослепил глаза, — говорит вор Дзинга вору Биндзу. — Пойду-ка я сам, послушаю,0 — и побежал в аул.

Подкрался вор Дзинга к сакле старого муллы и спрятался под окном хадзара. Как раз в тот миг священник опять налил себе второй полный рог вина, выпил его, крякнул и сказал:

— Вот тебе и второй!

Пусть враг твой так задрожит, как задрожал от страха вор Дзинга, когда услыхал эти слова. Подобно коршуну полетел Дзинга через заборы прямо к старой башне.

— Правду говорит Биндз! — вскричал вор Дзинга, дрожа от страха. — Узнал нас этот шайтан. Только подкрался я к хадзару муллы, он и говорит: «Вот тебе и второй!»

Дрожит от страха Биндз. Дрожит от страха Дзинга. А вор Дидин говорит:

— Пока не услышу сам, не поверю. — И побежал вор Дидин к хадзару муллы, спрятался у двери и начал слушать. Слушал, слушал вор Дидин — ничего не услышал. «Ай-ай-ай, — думал вор Дидин, — позор моей голове, что ел хлеб и соль из одной тарелки с такими трусами. А я-то думал, что они после меня самые храбрые на свете».

Пока вор Дидин думал так, священник третий раз налил себе вина полный рог, осушил его, крякнул и сказал:

— Вот тебе и третий!

Услыхал это вор Дидин. Услыхал и испугался. Испугался так, что от страха стал точно тяжелый камень — ни рукой, ни ногой не пошевельнуть, с места не сойти. Много ли, мало ли стоял он так, видит — посветлели вершины гор, слышит — запели петухи. Вспомнил тогда вор Дидин, что скоро ночи конец, и побрел он к своим товарищам в старую башню. Пришел и говорит:

— Верно ты сказал, Биндз. Правду ты говоришь, Дзинга. Мулла узнал нас. Еще не успел я к хадзару подойти, как мулла сказал: «Вот тебе и третий!» Погибли мы. Аллах покарал нас.

Дрожат от страха все воры. Дрожит вор Дзинга. Дрожит вор Биндз. Дрожит вор Дидин. Кто знает, сколько они дрожали от страха, наконец, вор Дидин сказал:

— Надо думать.

И начали думать. Думали, думали, решали, решали и так порешили:

— Отнесем, — говорят, — сундук золота мулле и поставим его у дверей старого хадзара, а сами убежим в Черное ущелье и спрячем свои головы от беды.

Как порешили три вора, так и сделали. Понесли они сундук золота, поставили его у дверей хадзара, а сами быстрее серн убежали в Черное ущелье.

VIII

Когда третий день отделялся от третьей ночи, совершил мулла намаз и пошел к старому хадзару.

«А вдруг не сознается этот бородатый шайтан, — думает мулла. — Что я тогда буду делать? Что скажу богачу?»

Подошел мулла к хадзару — и глазам своим не верит: у дверей стоит большой кованый сундук.

«Может, это сон?» подумал мулла. Протер он глаза, подергал себя за бороду, опять смотрит — по-прежнему стоит сундук. Пощупал он сундук со всех сторон, крышку поднял, видит — полон сундук золотыми деньгами. «Ну. — думает, — напугал же я священника». Взвалил мулла сундук на спину и побежал в аул к богачу — только пятки сверкают и халат черным вороном по ветру развевается.

Наконец, прибежал мулла прямо в саклю богача, поставил сундук на землю, сам погладил седую бороду и говорит богачу:

— Слава аллаху! Я молился ему три дня и три ночи. Он услыхал мою молитву и велел своим ангелам принести сундук в бедный мой хадзар. Когда третий день отделялся от третьей ночи, разбудили меня ангелы и сказали: «Вот сундук золота. Дай его богачу, и он вознаградит тебя за это!» А когда улетали ангелы на небо, так они сказали: «Если богач не даст тебе много золота, скажи тогда нам».

— Хвала аллаху! — сказал богач. — Слова его для нас священны. — И хоть жалко было богачу, а зачерпнул он из сундука три полные горсти золота и насыпал их в карманы мулле.

— Да продлит аллах твою жизнь!

— Пусть твоя сакля наполнится счастьем, как полны золотом мои карманы! — сказал мулла богачу. Потом он вышел из сакли богача и побежал в большой аул за Черными горами.

Бежит мулла по дороге, гремит золото в его карманах на все ущелье, пятки сверкают и халат черным вороном по ветру развевается.

А как прибежал мулла во двор своей сакли, открыл дверь старого хадзара и закричал на священника:

— Эй, волосатый шайтан! Ты лгун и вор! Ты украл сундук у богача, а как испугался, поставил его у дверей старого хадзара. Убирайся из моего дома, не то худо тебе будет!

Услыхал священник такие слова и ушам своим не поверил. Потом рассердился, как волк, и закричал мулле:

— Ах ты, старая собака, золото сам украл, а меня в хадзаре запер! Говори, куда девал сундук с золотом?

— Снес его богачу, — отвечает ему мулла.

— А что дал тебе богач за это?

— Золото.

— Сколько?

— Три кармана, — отвечает священнику мулла, а сам руками прикрыл свои карманы.

От этих слов потемнело в глазах у священника, как ночью в бурю. Вцепился он в халат старого муллы и кричит на весь аул:

— Отдавай мне половину золота!

— Не отдам! — кричит мулла. — Скажи спасибо, что я три дня и три ночи кормил тебя и спрятал тебя от гнева богача.

Еще сильнее прежнего потемнело в глазах у священника от злости. Схватил он муллу за бороду и закричал:

— Ты вор, а не мулла!

— Нет, не я вор, а ты! — кричит мулла.

Тогда выдрал священник у муллы полбороды и ударил муллу в лицо.

Выдрал мулла клок волос у священника и ударил священника по голове.

— Ты не священник, а вор-злодей! — на весь аул кричит мулла.

— Ты не мулла, а вор! — на все ущелье кричит священник.

Бьет священник муллу, рвет ему халат и бороду.

Бьет мулла священника, рвет ему волосы и рясу.

Долго ли, мало ли били друг друга священник и мулла — кто знает, только прибежал на шум сосед, за соседом — другой, за другим — третий, и так прибежал во двор к мулле весь большой аул.

Из Черного ущелья на большой шум в большом ауле прибежали и три вора — вор Биндз, вор Дидин и вор Дзинга.

Смотрят горцы — священник бьет муллу, а мулла бьет священника.

Смотрят три вора — мулла бьет священника, а священник бьет муллу.

Слышат горцы, слышат и три вора — кричит мулла на священника:

— Ты не священник, а вор-злодей! Ты украл золото у богача!

Слышат горцы, слышат три вора — кричит священник на муллу:

— Не мулла ты, а лгун! Это ты украл сундук с золотом у богача!

Стоят три вора, слушают и дрожат от страха.

— Лучше уйти нам отсюда, пока не узнал нас мулла, — говорит вор Дидин.

— Правду ты говоришь, Дидин, — сказали вор Биндз и вор Дзинга. — Лучше нам уйти.

И пошли они в Черные горы и спрятались там в темной пещере

Долго ли, мало ли били мулла и священник друг друга; наконец, вышел один горец на середину двора и говорит:

— Хорошие горцы, поверните ко мне ваши уши и слушайте, что я вам скажу.

А когда горцы всего аула повернули к нему уши, он сказал:

— Вот они воры, — а сам показывает на священника и муллу. — Вот кто крал у нас овец и коз, лошадей и коров, баранов и волов! Бросим их в пропасть к самим шайтанам!

— Бросим их к самим шайтанам! — закричал весь большой аул.

Тут схватили горцы священника и муллу, повели их на высокую гору и оттуда бросили их в бездонную пропасть к самим шайтанам.

Пусть враг твой так погибнет, как погибли священник и мулла!

I

Жила-была одна старая-престарая свинья. И было у той свиньи три маленьких поросенка. Одного поросенка звали Время, другого поросенка звали Тепло, а третьего поросенка звали Крепко.

Жила эта старая-престарая свинья в глубоком лесном овраге, в маленькой деревянной сакле. Каждый день варила она кашу и той кашей кормила маленьких поросят. А потом, как наступал вечер, укладывала их спать на соломенные постельки.

Так и жила старая свинья со своими тремя поросятами и горя не знала.

Вот однажды варила свинья кашу над очагом, а три маленьких поросенка сидели тут же в сакле, сидели, поглядывали то на мать — старую свинью, то на котел с кашей.

— Нана[13], скоро ли ты дашь нам кашки? — спрашивают поросята.

— Скоро, детки, скоро, — отвечает старая свинья.

Только сказала она так, вдруг слышит — стучится кто-то в саклю.

— Кто там? — спрашивает свинья, а сама подбежала к двери и смотрит в щелку. Видит: у дверей стоит маленький козленок.

— Не впустите ли гостей? — говорит козленок-

— Гость да будет гостем бога! — отвечает ему старая свинья. Отодвинула она крепкий засов и открыла дверь.

— Кто ты такой и какой ветер принес тебя в мою бедную саклю? — спрашивает свинья у маленького козленка.

— Я сын старой козы из соседнего оврага. Моя мать прислала тебе в подарок соленой рыбы.

Взяла свинья сверток у козленка, развернула его, а в свертке большая рыба. Чешуя у нее как огонь в очаге блестит. Жир каплями так и падает на землю.

Обрадовалась старая свинья, давно она не ела рыбы, даже хрюкнула от радости. Хрюкнула и говорит маленькому козленку:

— Скажи салам[14] своей матери, старой козе. Пусть великий бог зверей Афсати[15] даст ей здоровья!

— Хорошо, — сказал маленький козленок, заблеял на прощанье и побежал домой.

А старая свинья вернулась к очагу, накормила маленьких поросят горячей кашей, а сама принялась за рыбу. От головы до хвоста съела всю рыбу, съела даже потроха, даже все косточки съела.

«Хорошо бы каждый день такой рыбой лакомиться», подумала старая свинья. Потом повела своих поросят во двор, уложила их в теплой луже и сама тут же улеглась погреть старые кости на солнышке.

Много ли, мало ли лежала так свинья со своими поросятами, наконец, захотелось ей пить. Ткнула она нос в лужу, а в луже одна только грязь. «Хорошо бы попить воды из горной речки», подумала старая свинья. Подумать-то подумала, а вставать ей лень.

Наконец, совсем пересохло в горле у старой свиньи, даже хрюкать не может.

Вскочила тогда свинья и говорит своим маленьким поросятам:

— Вы лежите тут смирно в луже, а я к речке побегу. — И побежала она по тропинке прямо к речке.

Прибежала старая свинья к горной речке и стала жадно пить холодную воду.

Вдруг откуда ни возьмись — волк. Увидел свинью, вскочил ей на спину, вцепился острыми зубами в шею и проворчал:

— Ну, теперь-то я съем тебя, свинья. Давно у меня текут слюнки, глядя на тебя, да только в лапы ты мне все не попадалась.

«Плохо дело, — подумала свинья. — Да только волк хоть и зол, а глупее его нет зверя в лесу. Попробую обмануть волка». И говорит свинья ласковым голосом:

— Как бога, молю тебя, не ешь меня, добрый волк. Бока мои — камни, голова моя — пень, ноги мои — деревяжки. Сжалься ты над своими крепкими зубами, не ешь меня. Зато уж я угощу тебя наславу — дам тебе трех своих поросят. А поросята не простые—жирные, точно бурдюки сала, розовые, точно яблоки в саду.

Подумал волк и сказал:

— Правду ты говоришь, свинья. Бока твои — камни, голова — пень и ноги твои — деревяжки. Лучше полакомиться жирной поросятиной, чем крошить зубы о твои кости. — Сказал так волк и громко проглотил слюну.

Услыхала свинья слова серого волка, очень обрадовалась, а сама печальным голосом говорит волку:

— О, серый и мудрый волк! Сегодня, как наступит вечер, приходи к нашему оврагу. Как придешь в овраг, кликни сначала старшего поросенка, потом среднего, потом младшего. А как выйдут они к тебе, ты их и съешь.

У волка от этих слов даже глаза разгорелись. Защелкал он от радости зубами и спрашивает свинью:

— А как зовут твоих поросят?

— Старшего зовут Время, среднего зовут Тепло, а младшего поросенка зовут Крепко, — отвечает свинья волку.

— Хорошо, — сказал серый волк, — я отпущу тебя домой, а как наступит вечер, я приду в твой овраг за твоими поросятами.

Сказал так серый волк и спрыгнул со спины старой свиньи.

— Только непременно приходи, не обмани старуху, — говорит ему свинья. — А я сейчас покормлю своих поросят, чтобы они к вечеру были еще жирнее, — сказала она так и побежала в свою саклю.

— Приду, как не прийти, — сказал волк и побежал в темный лес. Бежит и думает: «Ну и глупая же эта старая свинья. Всех своих детей мне отдала да еще боится, что я не приду.»

А свинья побежала к себе во двор, подняла из лужи маленьких поросят, накормила их молоком и повела в саклю. Там уложила их на соломенные постельки, крепко-накрепко заперла дверь и сама легла рядом с поросятами.

А как наступил вечер, прибежал волк из темного леса к сакле старой-престарой свиньи и закричал:

— Эй, старая свинья! Скажи поросенку Время, чтобы пришел ко мне в жмурки поиграть!

Тут свинья ему из сакли отвечает:

— Время уже прошло, о, серый волк! Того поросенка я спать уложила на мягкую постельку.

Рассердился волк, защелкал зубами и опять закричал:

— Эй, старая свинья! Скажи-ка поросенку Тепло, пусть придет в овраг со мной в альчики[16] поиграть!

— В сакле моей тепло, и поросята мои спят крепким сном на соломенных постельках, — опять отвечает свинья волку.

От злости запрыгал волк и закричал на весь овраг:

— Эй ты, старая свинья! Скажи младшему поросенку Крепко, пусть придет со мной в куклы поиграть!

А свинья ему отвечает:

— Крепко замкнута дверь моей сакли, и никогда не войти в нее злому волку. Убирайся, серый, в лес и в другой раз будь поумнее.

— Погоди, попадешься ты мне в пасть! — закричал волк. Закричал он, завыл, зубами защелкал и побежал по лесной тропинке.

Долго ли, мало ли бежал серый волк, много ли, мало ли выл и зубами щелкал, наконец, устал и как мертвый свалился на траву, разинув пасть и вытянув ноги.

II

Лежит злой и голодный волк на траве и еле дышит.

А в это время пролетала над темным лесом голодная ворона. Летит и смотрит в овраги, смотрит на лужайки, смотрит на тропинки — нет ли где чего поесть. И вдруг видит ворона: на траве лежит мертвый волк.

— Карк! Карк! Карк! — обрадовалась черная ворона. — Целого волка дал мне бог. Уж наемся же я сегодня волчьим мясом. Только в самом ли деле он мертвый или просто притворяется?

Кружится черная ворона над волком, каркает, каркает, а волк головы не поднимает, зубами не щелкает, глаз не открывает. Тогда села ворона на волка и стала его клевать.

Клюнула ворона крепким клювом ногу волка раз, клюнула другой.

«Кто это кусает мою ногу? — подумал волк. — Блоха, овод какой или лесной комар?» Подумал так волк, чуть приоткрыл левый глаз. Видит: нет никакой блохи, нет никакого овода, нет лесного комара, а сидит у него на ноге черная ворона. Тогда волк совсем открыл левый глаз, посмотрел опять: так и есть — ворона. Не поверил волк левому глазу, открыл и правый глаз, смотрит двумя глазами — все сидит ворона. Сидит и клюет его ногу. Тут закипело сердце у волка, как горный ключ. Оскалил он острые зубы и вмиг схватил ворону за крыло.

Закричала ворона на весь темный лес, вырывается, бьется, но крепко держит ее волк.

— Ага, черная собака! — кричит он. — Попалась ты мне! Ну, уж тебя-то я не отпущу, как отпустил старую свинью. Сейчас проглочу тебя с хвостом и с клювом.

«Попробую обмануть волка, — подумала ворона. — Если захотят лесные боги, я избавлюсь от беды».

— О, добрый волк! — взмолилась ворона. — Не ешь меня, лучше выслушай.

— Не стану я тебя слушать, — говорит ей волк, — Вчера вот послушал я глупую свинью, она меня и обманула. А теперь ты меня хочешь обмануть.

— Пусть меня проклянут предки, если я тебя обману, — говорит ворона волку. — Выслушай мои слова.

— Ну говори, да побыстрей, — сказал волк.

Хитрая была черная ворона: закрыла она глаза и печальным голосом говорит злому волку:

— О, добрый волк, делай со мной все, что хочешь! Хочешь — съешь меня. Хочешь — задуши. Хочешь — в воду меня брось. Только, избавь тебя аллах, не вешай мне на шею чурека или бобов и не бросай меня с обрыва.

— А что будет, если я повешу тебе на шею чурек и бобы и брошу тебя с обрыва? — спрашивает волк.

— Тогда великий грех падет на тебя, — отвечает ворона волку. — Если ты сделаешь так, я сразу умру. Да не беда, если только одна я умру, а беда, что ко мне слетятся вороны со всего света и от горя тоже умрут возле меня. Вот какой великий грех падет на тебя!

Вскочил глупый волк от радости на ноги, не выпускает ворону и рычит ей в ответ:

— Ну и хорошо, что подохнут с тобой все вороны со всего света, я вдоволь наемся тогда вороньего мяса. А то какой прок моему пустому брюху от одной тебя?

— О, добрый волк, не бери такого греха на душу! — каркает ворона волку, а сама думает: «Обману я тебя, глупого волка. Не забудешь меня до самой своей смерти». Думает так черная ворона и радуется, даже каркать перестала.

Не слушает волк вороньих слов, зажал покрепче ее в зубах и бежит по темному лесу от куста к кусту, из оврага в овраг, все смотрит, нет ли где бобов. А как нашел бобовый куст, придавил он ногой вороне крыло, нарвал большую связку бобов и привязал ту связку на шею вороне. Потом опять схватил ворону крепкими зубами и побежал на высокую гору. Прибежал волк на высокую гору и кинул ворону в пропасть, а сам посмотрел в небо — не летят ли вороны со всего света.

А ворона взмахнула черными крыльями и полетела на высокое дерево.

Села черная ворона на сук, клюет бобы и кричит волку:

— Карк, волк, карк, дурак! Пусть от злости лопнут твои глаза и сердце!

Увидел волк: не упала ворона в пропасть, а полетела на высокое дерево; услыхал он, как смеется над ним ворона, и зарычал от злости. Завыл от злости, защелкал острыми зубами.

— У-у-у, какой я глупый волк! Вчера меня обманула старая свинья, а теперь эта черная собака. У-у-у!

Воет волк от злости. С голоду воет. Воет и бежит по лесной тропинке, и как взглянет на черную ворону, еще сильнее воет, еще громче щелкает острыми зубами.

Много ли, мало ли выл серый волк. Много ли, мало ли щелкал острыми зубами. Много ли, мало ли бежал он по лесной тропинке — кто знает. Наконец, совсем из сил выбился волк — не может ни бегать, ни щелкать острыми зубами.

Повалился тогда глупый волк на траву, высунул язык, вытянул ноги, уснул крепким сном и так с тех пор никогда больше не просыпался.

А черная ворона сидела на суку и клевала сладкие бобы. Потом полетела она над темным лесом и увидела, как умер глупый волк.

— Карк! — обрадовалась черная ворона и полетела направо, потом полетела она налево, летит, каркает — зовет своих подруг.

Слетелись все черные вороны со всего света на зов подруги. Слетелись и стали клевать глупого волка.

И клевали они волка, клевали до тех пор, пока не остались от него одни кости.

I

За семью белыми хребтами в Черном ущелье жил да был бедняк.

У других горцев корзины от хлеба ломятся в хадзарах, а у бедняка в хадзаре не найти даже одного зерна.

У других горцев во дворе козы бегают и бараны блеют, а курам и петухам счету нет. У бедняка же в старой сакле только и было, что одна коза, один петух и одна курица.

Только тем и жил бедняк, что собирал в лесу яблоки и орехи, ел их и водой запивал.

Только тем и жила коза, что выщипывала травинку за травинкой на каменистых склонах гор.

Только тем и жили петух с курицей, что долбили целый день клювами землю — червяков и жуков себе на обед выискивали.

Вот однажды шел тот бедняк по тропинке и нашел семь зернышек гороха. Обрадовался бедняк такой удаче и подумал: «Посажу я горошинки возле сакли, каждый день буду их водой поливать, а когда вырастет горох, я и сам досыта поем и курочку с петухом горохом накормлю, а козу накормлю гороховой соломой.»

Зажал бедняк горошинки в ладони и пошел скорей домой. Возле старой сакли выкопал он острой палкой семь ямок, разрыхлил в ямках землю, все камешки повыбрал, а потом в каждую ямку положил по одной горошине и засыпал мягкой землей. Потом в деревянном ведре принес воды из родника и той водой полил все горошинки.

Поливал бедняк горошины один день, поливал другой день и третий день поливал, а на четвертый день пришел с ведром воды, смотрит — и глазам своим не верит: вырос горох до самого неба, выше туч и выше облаков, и так много на стеблях стручков, что тем горохом не то что одного бедняка, а всех людей на земле можно накормить.

Обрадовался бедняк, обрадовался и подумал: «Соберу я весь горох так, что ни одно зерно не пропадет, и всю зиму буду сыт, и курочка с петухом будут сыты, и коза сыта».

Снял бедняк старую черкеску и положил ее на камень, а сам в одном бешмете полез на гороховый стебель рвать горох. Сорвет бедняк один стручок гороха и положит его за пазуху бешмета, сорвет другой стручок и его положит за пазуху, сорвет третий стручок и его тоже за пазуху бешмета положит.

Так стручок за стручком рвет бедняк горох и все выше и выше лезет по гороховому стеблю. А когда долез он по стеблю выше гор, выше туч и выше облаков, вдруг выпал у него из рук один стручок. Полетел стручок через облака и тучи и упал на землю возле старого хадзара.

Увидел петух, как возле старого хадзара упал гороховый стручок, распустил крылья, шею вытянул и побежал к стручку. Клюнул он тот стручок и громко закричал курочке:

— Кудт, кудт, кудт!

Услыхала курочка, что зовет ее петух, подбежала она к гороховому стручку и тоже стала клевать горох, клюет и все говорит по-куриному:

— Кудт, кудт! Как хорошо, что с неба свалился нам гороховый стручок, кудт, кудт!

А коза в это время стояла возле старой сакли и длинным языком лизала худые бока. Как увидала коза, что петух и курица клюют горох, перестала лизать худые бока и подумала: «Эге, они, пожалуй, съедят весь горох и мне ничего не оставят. Пойду-ка я, отниму у них горох и сама досыта наемся». Подумала так коза, фыркнула, тряхнула бородой, побежала к петуху с курочкой и говорит им по-козлиному:

— Отдайте мне горох, а сами уходите прочь, не то худо вам будет: насмерть забодаю вас своими рогами.

Услыхала курица слова козы, перестала клевать горох и без оглядки побежала к старой сакле. А петух вытянул шею, посмотрел на козу и сердитым голосом закричал на все ущелье:

— Как ты смеешь кричать на меня, на храброго петуха? Не уйду я отсюда и не отдам тебе гороха.

Рассердилась коза на петуха и говорит:

— Погоди же, я проучу тебя за дерзкие слова!

Вмиг встала коза на задние ноги и что было сил ударила рогами петуха в красный гребешок.

Посыпались во все стороны искры из петушиного гребешка, и одна искра попала на гороховый стебель. Загорелся гороховый стебель, побежал огонь вверх, а дым так и повалил прямо к небу.

А бедняк сидит на вершине горохового стебля, рвет стручки и за пазуху себе кладет. И вдруг повалил густой дым, чуть не задохнулся бедняк.

«Откуда на небе быть дыму? — подумал бедняк. — Никогда я не слыхал, чтобы тучи и облака горели».

Потом посмотрел бедняк на землю и видит: сидит петух на заборе и от страха кричит на все ущелье, курица забилась в угол, а бородатая коза стоит у реки и дрожит от страха.

А огонь уже к самой вершине подбирается. Понял тут бедняк, что это не тучи горят, а стебель под ним горит, и закричал громким голосом:

— О, бог богов, за какие грехи ты накликал беду на мою голову?

А стебель уже качаться стал — то в одну сторону наклонится, то в другую, вот-вот подломится и упадет на высокие горы.

«Видно, смерть моя пришла», подумал бедняк.

Вдруг откуда ни возьмись — орел. Вонзил он острые когти в спину бедняку, поднял его до самого неба и так ему говорит:

— Съем я тебя, бедняк, а голову твою дам маленьким орлятам.

Дрожит бедный горец в когтях у горного орла[18], глаза закрыл и не может слова вымолвить.

Полетел горный орел выше дремучих лесов, выше черных ущелий, выше Белых гор, а когда летел он над Черными горами, вдруг острая великанова стрела вонзилась ему в самое сердце. Задрожал могучий орел, упал он на Черные горы, а бедняка из когтей все-таки не выпустил.

Кто знает, сколько лежал бедняк в когтях у горного орла. «Может, я не живой, а мертвый?» думал бедняк.

Пощупал бедняк голову — голова цела, пощупал ноги — и ноги целы. Тогда протер бедняк глаза и видит: лежит он в когтях у горного орла на такой высокой горе, что никогда ему не добраться отсюда до своего хадзара. Потом посмотрел на горного орла, а горный орел лежит на камнях, и великанова стрела торчит у него в груди.

Вдруг горный орел заговорил человечьим голосом:

— О, хороший человек, спаси меня от смерти, и я тебя вовек не забуду.

— Я не бог и спасти тебя не в силах, — отвечает ему бедняк. — Я сам не знаю, как мне избавиться от беды.

А горный орел опять ему говорит:

— Если ты захочешь, то спасешь мне жизнь. Недалеко отсюда в большой пещере живет великан и у входа в его пещеру кипит родник чудесной воды. Принеси мне той воды, обмой мою рану. Тогда рана заживет, и я полечу выше туч и выше облаков.

Жаль стало бедняку горного орла, и только хотел он спросить у орла, где великанов родник, как закачалась гора, словно люлька, посыпались скалы в темные ущелья, поднялась буря, и возле бедняка появился страшный великан. В одной руке великан держал тугой лук, в другой — булатные стрелы.

Нагнулся страшный великан, схватил бедняка за бешмет и поднял его вверх к своим глазам.

— Ого, горный дзигло[19], — сказал великан, — попался! Не дал я горному орлу съесть тебя, зато сам тебя съем. — Сказал так великан и поглядел на бедняка большими, точно сита, глазами. Поглядел, покачал головой и сказал:

— Съел бы я тебя, горный дзигло, да боюсь — застрянут твои кости у меня в горле. Лучше понесу я тебя в свою пещеру и откормлю. А вот разжиреешь, как кабан в лесу, тогда я зажарю тебя и съем.

Сказал так страшный великан, потом сунул бедняка в газырь своей черкески и пошел в свою пещеру. Там положил он бедняка на каменную плиту, родниковой водой промыл его раны, и вмиг зажили раны бедняка. Потом принес деревянную тарелку, величиной с большое корыто, полную мясом и чуреком, поставил ее перед бедняком на землю и сказал:

— Ешь чурека и мяса столько, сколько твое сердце пожелает, да смотри — бежать не вздумай, не то худо тебе будет.

Сказал так, взял лук и стрелы и пошел на охоту к Белым горам, а бедняка оставил в своей пещере.

II

А бедняк был такой голодный, что сразу набросился на чурек и мясо, как голодный волк бросается на жирного барана. От радости позабыл даже страшного великана, даже горного орла позабыл, даже вокруг себя не посмотрел. Ел бедняк чурек и мясо, пока не наелся досыта. Тогда встал он с камня, посмотрел вокруг и удивился. «Сколько лет живу я в горах, а такой пещеры ни разу не видел ни на яву, ни во сне», подумал он.

И правда, другой такой богатой пещеры не найти на всей земле: на стенах пещеры висят дорогие ковры, на серебряных полках куски шелка сложены, медные сундуки доверху полны золотом и алмазами, в одном углу пещеры золотые кинжалы, лук и острые стрелы сложены, в другом углу стоят кувшины желтого масла и кадушки, полные овечьим сыром. А посередине стоит огромный чан из меди, и в нем столько воды, сколько в глубоком озере.

Видит это бедняк, глазам своим не верит, даже про свою несчастную судьбу позабыл.

Кто знает, сколько смотрел бедняк на стены и на полки великановой пещеры, как вдруг услышал он орлиный голос:

— О, бедняк, скорее спаси меня от смерти, скорее!

Выбежал бедняк из пещеры, зачерпнул полную чашу родниковой воды и что было сил побежал к раненому орлу. Вытащил он стрелу из сердца горного орла и промыл родниковой водой его рану. Орел взмахнул могучими крыльями, поднялся под самое небо и оттуда кричит бедняку:

— Будь счастлив, хороший человек! Вот тебе мое перо. Береги его и, если попадешь в беду, сожги его на костре. Где бы я ни был, вмиг явлюсь к тебе и выручу тебя из беды.

Сказал так горный орел, клювом вырвал одно перо из правого крыла и бросил его бедняку, а сам скрылся за облаками.

Поднял бедняк орлиное перо, спрятал его в карман бешмета и пошел опять в пещеру великана. Поставил бедняк медную чашу на серебряную полку, взял тарелку с чуреком и мясом и опять принялся есть. Вдруг видит: из угла выбежала маленькая мышь. Стала мышь на задние лапки и говорит бедняку человечьим голосом:

— Вот скоро месяц, как я не брала в рот ни крошки чурека, ни кусочка сала, потому что боюсь я злого великана. Если ты меня накормишь, я всю жизнь тебя не забуду.

Удивился бедняк, что мышь говорит человечьим голосом, потом бросил ей на землю кусок чурека и кусок мяса и сказал:

— Вот тебе чурек, вот тебе мясо: ешь столько, сколько хочешь.

Набросилась мышка на чурек и мясо и стала есть, а когда наелась досыта, почистила лапкой зубы и усы и так говорит бедняку:

— За то, что ты спас меня от голодной смерти, я помогу тебе победить великана. Только слушай меня и делай так, как я тебе буду говорить.

Засмеялся бедняк и отвечает мышке:

— Как же ты, маленькая мышка, поможешь мне одолеть великана, когда сама ты так боишься великана, что от страха не смеешь в его пещере ни пить, ни есть.

Тут мышь вскочила бедняку на плечо и запищала ему в ухо:

— Ты не смейся, хороший человек. Сам увидишь скоро, как я тебе помогу.

— Хорошо, — отвечал бедняк доброй мышке, — если поможешь мне победить великана, я возьму тебя в свою саклю и буду поить и кормить до самой смерти.

III

Когда солнце скрылось за высокой горой, великан повесил лук на плечо, спрятал стрелы в колчан и пошел по тропинке к своей пещере. Ступит великан одной ногой на тропинку — и задрожат все горы, ступит великан другой ногой — и опять задрожат все горы. От великановых шагов закачалась пещера, зазвенели серебряные кинжалы и булатные стрелы по стенам, закачался медный чан, — так закачался, что высокие волны пошли из стороны в сторону.

Испугался бедняк, думает: «Видно, не уйти мне живым отсюда».

А маленькая мышь говорит ему на ухо:

— Это злой великан идет с охоты. Скорее бери из угла турий рог и кричи великану: «Эй, трусливый великан, не хочешь ли ты со мной бороться?» А что будет дальше, увидишь сам.

Схватил бедняк турий рог в углу, приставил его к губам и закричал на все ущелье:

— Эй, трусливый великан, не хочешь ли ты со мной бороться?

Услыхал великан громкий голос и удивился, удивился и остановился. А когда увидел бедняка с турьим рогом, так рассмеялся великан, что от его смеха сильнее прежнего задрожали горы и пещеры.

— Где тебе, клопу, тягаться со мной, с великим великаном! — отвечает он бедняку. — Сначала посмотрю я, есть ли у тебя сила в руках и в ногах, есть ли у тебя мощь в груди, а потом уж решу, стоит ли с тобой бороться.

— Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь! — закричал бедняк, а сам весь дрожит от страха и все смотрит на маленькую мышь и ждет, не научит ли она его, как уйти живым от злого великана.

А великан тем временем схватил гранитный камень, сжал его в ладони так, что из камня вода потекла.

— А ну-ка, попробуй и ты сжать гранитный камень! — кричит великан. —Тогда я поверю, что ты не простой горный дзигло.

Растерялся бедняк, не знает, что ответить великану.

А мышь уже пищит бедняку в ухо:

— В углу пещеры есть кувшин, полный масла: возьми этот кувшин, сожми его раз, сожми его два раза, а потом переверни, и масло потечет по склонам гор.

Принес бедняк кувшин с маслом, сжал его раз, сжал его второй раз, потом вылил все масло и кувшин разбил о скалу.

Не знает старый великан, что бедняк сжимает не гранитный камень, а кувшин с маслом, и думает: «Эге, видно, этот горный дзигло на самом деле не простой горец, а настоящий великан». Подумал так великан и опять кричит бедняку:

— Эй, собака, горный дзигло! Не радуйся раньше времени своей удаче. Если ты оторвешь кусок от скалы, тогда вправду ты силен.

Потом схватился великан руками за выступ скалы, ногами уперся в землю, оторвал полскалы и кинул в ущелье.

Как увидел это бедняк, сильнее прежнего испугался. А мышка опять ему говорит на ухо:

— Возьми из кадушки большой круг овечьего сыра и съешь его кусок за куском. Великан подумает, что ты ешь белый камень, и сам испугается тебя.

Принес бедняк из кадушки большой овечий сыр и закричал:

— Скалу и ребенок оторвет, а вот ты смотри, как я съем белый камень!

Отломил бедняк кусок сыра и съел его, потом другой кусок отломил и опять съел, за другим — третий, и так съел бедняк весь большой круг овечьего сыра.

Видит великан в руках у горного дзигло белый круг и думает, что это настоящий белый камень. А когда бедняк съел весь круг сыра и вытер губы, великан задрожал от страха и подумал: «Видно, на свою гибель я принес в пещеру этого шайтана. Где это видано, чтобы человек ел белый камень точно овечий сыр.»

Потом великан опять закричал что было сил:

— Эй, горный дзигло, теперь сделай так, как я! — Тут великан ударил ногой гранитный камень и превратил его в муку.

Пусть враг твой испугается так, как испугался бедный горец. Задрожал он от страха, так задрожал, что маленькая мышь свалилась с его плеча на землю. Кто знает, сколько дрожал бедняк, наконец, мышь опять взобралась к нему на плечо и говорит ему человечьим голосом:

— У входа в пещеру насыпана куча золы. Топни ногой по этой куче, тогда злой великан подумает, что ты превратил камень в золу.

Обрадовался бедняк, взял турий рог и громче прежнего закричал:

— Превратить гранитный камень в муку сумеет и маленький ребенок, а вот зажечь гранит, кроме меня, никто на свете не сумеет! — И ударил ногой кучу золы. Серым дымом разлетелась зола по горам, по лесам и по ущельям. Набилась зола великану в глаза и в нос. Зачихал, закашлялся великан и думает: «Унести бы свою голову от беды.» Подумал так и побежал по ущелью.

Бежит великан и чихает, чихает и зовет сыновей на помощь:

— Скорей сюда, скорей на помощь старому отцу! Спасите меня от горного дзигло!

А бедняк говорит мышке:

— Если бы не ты, не миновать бы мне смерти. Вижу я, что ты самая лучшая мышь во всех горах.

— Еще рано тебе хвалить маленькую мышь. Еще жив старый великан. Еще живы два сына великана, — отвечает бедняку маленькая мышь. — Лучше беги отсюда, не то скоро опять прибежит сюда великан-отец, да не один, а со своими сыновьями-великанами, и тогда не быть тебе в живых.

IV

Совсем перепугался бедный горец, когда услышал слова доброй мышки. Как лист от ветра, дрожал он от страха, и подобно снегу на горах поседели его усы и борода, поседели волосы под шапкой. Знает он, что надо бежать из пещеры. А как тут побежишь? Куда ни посмотришь, — все отвесные скалы стоят, глубокие ущелья чернеют, и нет дороги из великановой пещеры не только бедняку, а даже и мышке.

Кто знает, сколько времени думал бедняк, как бы уйти от смерти, но вдруг вспомнил он про орлиное перо. Вынул перо из кармана бешмета, бросил его в костер и взмолился:

— О, бог богов, сделай так, чтобы горный орел в один миг появился в великановой пещере.

Только сказал бедняк эти слова, как горный орел прилетел в пещеру великана, опустился на землю возле бедняка и сказал ему:

— В один миг сложи на большой ковер все алмазы, все золото и все серебро и шелк старого великана.

Разостлал бедняк большой ковер на земле, сложил на нем все алмазы, все серебро и золото, весь шелк злого великана.

— Теперь перевяжи ковер крепкими ремнями, — опять сказал орел.

И бедняк вмиг перевязал ковер крепкими ремнями.

— А теперь сядь мне на спину и крепко держи меня за шею, — снова говорит орел бедняку.

Сел бедняк на спину горного орла и крепко вцепился ему руками в шею, потом вспомнил он про маленькую мышь и спрашивает орла:

— О, хороший орел, не возьмешь ли ты еще добрую мышь? Она не раз спасала мне жизнь.

— Возьму, — отвечает горный орел. — Только пусть она не грызет ковра, пока я буду лететь. А будет грызть, ей же хуже: прогрызет она в ковре дыру, упадет на землю и разобьется насмерть.

Услышала это мышка и говорит:

— Я даже рта не раскрою, даже лапкой не пошевельну, даже усиком не поведу, только не оставляй меня здесь.

Потом забралась мышка в узел и спряталась там. А горный орел взял в клюв ковер с золотом и серебром, с алмазами и шелком и с доброй мышкой, расправил крылья и только хотел вылететь из Великановой пещеры, как со всех сторон посыпались камни, задрожала пещера, и прибежали, великан-отец и его два сына-великана. Прибежали великаны и закричали:

— Ах ты собака, горный дзигло! Не уйдешь ты от нас! Мы превратим тебя в черную золу, а золу развеем по горам и по ущельям!

Тут горный орел взмахнул могучими крыльями, и такая буря поднялась в пещере, что не устояли великаны на ногах: старого великана ветер понес в горное ущелье, старшего сына — за Белые горы, младшего — за Черные горы.

А горный орел сильнее прежнего взмахнул могучими крыльями и поднялся выше великановой пещеры, выше Белых гор и выше Черных гор, выше туч и выше облаков, до самого неба поднялся горный орел.

А бедняк сидит у орла на спине, все вниз смотрит, на старого великана и его сыновей глядит и все кричит им:

— Эй, горные шайтаны, смотрите, как обманул вас простой бедный горец, смотрите! Пусть лопнут ваши глаза от злости, пусть исчезнет сила из ваших рук и ног, и пусть горные орлы вырвут у вас из груди сердца!

Услышали великаны слова бедняка, и закипела у них кровь, как вода в чане, затуманились глаза от гнева, завыли они; да только ничего с орлом и бедняком поделать не могут. И так разозлились, что от злости лопнули.

А орел тем временем летел все дальше и дальше. Наконец, увидел горный орел в одном ущелье старую саклю бедняка. Полетел тогда орел туда, сел возле сакли на большой камень и так говорит бедняку:

— Сначала ты меня спас от смерти, а теперь я тебя спас.

— Пусть бог богов продлит твою жизнь вовеки! — отвечал ему бедняк.

Тут горный орел распустил могучие крылья и, точно петух, побежал по двору, а потом взмахнул крыльями и поднялся выше гор, выше леса, выше туч. Бедняк посмотрел ему вслед и опять сказал:

— Да сохранит бог богов вовеки твою жизнь!

Когда же орел скрылся за облаками, бедняк развязал большой ковер, пустил добрую мышь бегать по хадзару, а сам стал носить в саклю золото и серебро, шелк и алмазы.

Перенес бедняк все свое добро в саклю, а потом запер дверь крепким замком и вышел из хадзара.

Смотрит — пусто во дворе, нет нигде ни бородатой козы, ни петуха, ни курочки.

«Где же им быть?» подумал бедняк.

А маленькая мышь выбежала из старого хадзара, стала на задние лапки и говорит бедняку:

— Я знаю, где спрятались коза, петух и курица.

— Где? Говори поскорее! — сказал бедняк.

— Когда от искр загорелись гороховые стебли, петух, коза и курица испугались и разбежались в разные стороны: курица спряталась в углу старого хадзара, петух стоит на заборе, точно камень, а коза ждет у реки и вся дрожит от страха.

Побежал бедняк в старую саклю — и верно: спряталась курица в углу. Взял он ее и принес во двор. Потом с забора снял петуха и его принес во двор. Потом побежал к реке и привел дрожащую козу во двор. Ничего не сказал бедняк петуху с курочкой и бородатой козе, а только накормил их досыта горохом и напоил родниковой водой.

Кто знает, сколько с тех пор прошло дней и ночей, сколько раз выходило золотое солнце из-за гор и уходило за горы, сколько воды утекло по ущельям на широкие равнины.

Но там, где в далекие времена стояла старая сакля бедняка, там, где коза всю жизнь искала травинку, там, где петух и курица вечно ковыряли навоз и землю, чтобы найти хоть одно зерно, — там появилась новая сакля.

И сакля та не простая, а из гранита сложена.

И сакля та не пустая, а полна хлебом, маслом и вином.

И в сакле той живут старый горец, бородатая коза, старая мышь и старик-петух со своей курицей-старухой.

Закрома старого горца ломятся от ячменя и пшеницы, в хадзаре нет счету кругам сыра, кувшинам молока и кадушкам желтого масла.

Вволю ест старый горец пшеничный хлеб и масло. Вволю ест старая мышь чурек и сало. Вволю ест пшеничную солому бородатая коза. Вволю клюет зерно старик-петух со своей курицей-старухой.

I

Далеко за Белыми горами между скал стояла старая сакля. В этой старой сакле жил-был один бедняк. Беднее его никого не было на свете. Даже зверя в лесу, даже ворона в горах не было беднее этого бедняка.

Ничего не было у бедняка в старой сакле: ни гусей, ни волов, ни лошадей, ни ослов, ни коз. Только семь кур было у него, семь жирных кур. Вот и все его добро. Потому и замуж никто не хотел за него итти. Никто к нему в саклю не приходил. Никто на него смотреть не хотел.

Вот и жил бедняк в старой сакле бобылем, кур пас и старости своей дожидался.

II

Так и умер бы бедняк один в своей старой сакле, если бы не лиса.

Пронюхала как-то хитрая лиса, что есть у бедняка семь жирных кур. И захотелось ей жирной курятиной полакомиться. Вот и подумала она: «Не быть мне дочерью своего отца, если не съем я всех курочек бедняка». Подумала так и побежала по горной тропинке прямо к сакле бедняка. Повиляла пушистым хвостом, повела острым носом и говорит бедняку ласковым голосом.

— Здравствуй, бедняк!

— Здорова будь, лиса! — отвечает ей бедняк.

— Возьми меня к себе в пастухи.

— Вижу, ты свой ум оставила в лесу, — говорит ей бедняк. — Кого у меня пасти: ни коней, ни верблюдов, ни овец, ни коз нет в моей бедной сакле, только курочки одни, и тех всего семь.

— Вот я и буду твоих кур пасти, — говорит лиса бедняку.

Удивился бедняк. Удивился и подумал. Подумал и так спрашивает лису:

— Скажи мне, лиса, можно ли козу пустить на огород сторожить капусту?

— Нет, нельзя, сосед, — отвечает лиса. — Коза всю капусту съест на огороде.

— А слыхала ли ты, чтобы волк сторожил овечье стадо?

— Нет, не слыхала, — отвечает лиса.

— А видела ли ты, чтобы лиса пасла кур? — опять спрашивает бедняк.

— Нет, не видела. Она всем курочкам головы оторвет.

— Как же я тебя возьму в куриные пастухи? Ведь ты всем моим курочкам головы свернешь, — говорит бедняк.

— Нет, хороший горец, — отвечает лиса. — Я не такая, как другие. Честно работаю и ем свой чурек без обмана.

— Не верю я тебе! — закричал бедняк. — Если ты лиса, то я хвост лисы.[20] А хвост всегда хитрее самой лисы. Беги-ка лучше назад в свою нору, покуда цела.

— Не гони меня, бедняк, — стала просить лиса. — Возьми меня в куриные пастухи — хорошо тебе будет. Найду я тебе красавицу-невесту.

— А не обманешь ты меня? — спрашивает бедняк лису.

— Нет, не обману, клянусь тебе моим отцом.

— Ну хорошо, лиса. Возьму я тебя в пастухи. А что хочешь за это?

— Хочу каждый день одну курочку на ужин, — говорит лиса.

Жаль бедняку своих курочек, а жениться надо. Сакля без жены все равно, что холодная пещера.

— Хорошо, — говорит бедняк. — Только если ты мне не найдешь красавицу-невесту, сниму я с тебя шкуру, из той шкуры сошью себе меховую шапку.

— Будь по-твоему, — сказала лиса бедняку.

С того дня стала лиса жить в сакле бедняка и сторожить его курочек.

III

Хорошо жилось лисе у бедняка. Спала она в теплой сакле, постель у нее была из мягкого сена, и каждый день ела она на ужин жирную курятину, что ей давал бедняк.

Чуть только утренняя звезда Бонвернон[21] уходила за высокие горы, лиса вскакивала с мягкой постели, встряхивала пушистую шубку, умывалась языком и, расчесав белые усы, будила курочек. А потом выгоняла она курочек на зеленый склон горы.

Курочки клевали там зернышки, а лиса, свернувшись клубком, лежала на траве и по сторонам поглядывала.

Прибежит из ущелья заяц, увидит лису и обратно убежит. Прилетит ястреб, нацелится на курочек, а как увидит лису, взмахнет крыльями и скорей за горы летит. Даже воробьи, и те завидев лису, разлетаются кто куда.

А лиса лежит себе на траве, по сторонам поглядывает и белые усы облизывает.

Как наступит вечер, лиса соберет курочек и гонит их домой. Дома разложит с бедняком костер посреди сакли, потом одной курочке голову свернет, сварит в медном котле и говорит бедняку:

— Я съем курятину, а ты суп ешь.

И съедала она всю курятину, даже косточки глотала, глотала и язычком облизывала белые усы.

Жаль бедняку жирных курочек, а делать нечего.

Прошел день, прошел другой. Прошло и семь дней.

На восьмой день смотрит бедняк и видит: нет в сакле ни одной курочки. Нет и невесты у бедняка. «Плохо дело, — подумал он, — обманула меня хитрая лиса». Подумал так, рассердился, схватил дубину и кинулся на лису:

— Курочек всех съела, а невесту мне не нашла! Убью я тебя, обманщицу-лису!

Испугалась тут лиса. Хвост поджала от страха, а сама ласково говорит бедняку:

— Не тронь меня, бедняк, не убивай. Убьешь — зря пропали твои курочки. А не убьешь — не пройдет трех дней и трех ночей, как найду я тебе красавицу-невесту.

Поверил бедняк лисе, бросил дубину и говорит:

— Ну, ладно. Семь дней ждал, еще три дня подожду.

А лиса от радости, что жива осталась, взмахнула пушистым хвостом и побежала в далекий путь искать бедняку красавицу-невесту.

IV

Долго ли, мало ли бежала лиса, наконец, прибежала она в аул алдара[22], прямо к алдару в замок. А у того алдара красавица-дочь. Как ночь — ее глаза, как кровь с молоком — ее щеки, коса у ней до земли, и в косе играют звезды и луна. Улыбнется дочь алдара — золотое солнце светит, сдвинет брови — темная ночь настанет. Вот и говорит лиса богатому алдару:

— Есть в той стране, где горы держат небо,[23] один богатый горец. Много у него овец и коз, верблюдов и коней. Замок его выше Черных гор. Сам он храбрый, как лев. Стройный, как тополь. А сердце у него, как сердце оленя молодого. Задумал он жениться и гонцов разослал по всей земле искать себе красавицу-невесту.

Послушал, послушал лису старый алдар. Послушал и подумал: «Хорошо выдать мою красавицу-дочь замуж за этого горца. Не найти мне лучшего зятя». Потом говорит он лисе:

— Беги назад к своему алдару и скажи ему — пусть едет за невестой. Старый алдар согласен выдать за него свою красавицу-дочь.

Сказал так алдар, позвал своих слуг и говорит им:

— Через три дня и три ночи приедет из ущелья храбрый горец. И тот горец женится на моей дочери. А вы, по обычаю предков, готовьте богатый свадебный пир.[24] Пусть семь слуг едут в семь ущелий звать гостей на алдарский пир.

И семь проворных слуг на семи быстрых, как ветер, конях поскакали в семь ущелий звать гостей на алдарский пир.

А лиса, хитрая лиса, взмахнула хвостом и побежала обратно в саклю бедняка.

Бежит лиса, реки и озера перепрыгивает, хвостом пушистым помахивает, носом водит, шевелит белыми усами.

Много ли, мало ли бежала она, наконец, прибежала в саклю бедняка.

— Эй, бедняк! — кричит лиса. — Радостную весть тебе скажу. Нашла я тебе красавицу-невесту, да не такую, как ты сам, а дочь богатого алдара. Нигде ты такой красавицы не видал: как ночь — черны ее глаза, как кровь с молоком — ее щеки, коса у ней до земли, и в той косе играют луна и звезды.

Услыхал это бедняк, выбежал из старой сакли и от радости начал прыгать, как козел.

— Пусть за меня аллах тебе спасибо скажет, — говорит бедняк лисе. — А я тебя не забуду до самой смерти.

Радуется бедняк. И вдруг вспомнил он, что самый бедный он бедняк на свете. Даже черкески нет у него, даже шапки нет, чтобы пойти в алдарский замок за невестой. И опечалился бедняк. Опечалился и говорит лисе:

— Как же я пойду за невестой, когда нет у меня хорошей одежды, чтобы войти к алдару в замок? Черкеска и бешмет у меня — заплатка на заплатке. И чувяков нет, и ноговиц нет. Нет ни кинжала, ни газырей. Шапка у меня не шапка, а кусок войлока.

— Не печалься, бедняк, — говорит ему лиса. — Делай все так, как я тебе говорю, и будет у тебя черкеска из верблюжьей шерсти, шелковый бешмет и золотой кинжал. Будут у тебя ноговицы и чувяки из персидского сафьяна.

V

На другой день отправились бедняк и лиса в далекий путь, в аул алдара.

Много ли, мало ли шли они, наконец, дошли до реки у алдарского аула. Видят — через ту горную реку положен мост.

Тут говорит лиса бедняку:

— Я столкну тебя с моста в реку. А ты не бойся, скинь с себя черкеску и бешмет: пусть река их уносит. А сам выходи из воды, сядь на камень у моста и жди меня. Я принесу тебе новую черкеску с золотыми газырями.

— Хорошо, — сказал бедняк.

Только ступили они на мост, лиса столкнула бедняка в реку. Бедняк скинул с себя черкеску, шапку и бешмет, пустил их по течению, а сам вылез из воды и сел голый на камне у моста.

А хитрая лиса побежала в алдарский замок и говорит алдару:

— Хороший алдар! Беда случилась. Только ступил зять ногой на мост, как мост рассыпался в щепки, а зять упал в горную реку, и река унесла его шерстяную черкеску и шелковый бешмет, ноговицы и чувяки из персидского сафьяна,[25] золотой кинжал и шапку из бухарского курпея[26].

Испугался старый алдар. Испугался и спрашивает лису:

— А где сам зять?

— Сидит у моста и ждет, пока я принесу ему черкеску, — говорит лиса алдару.

— Эй, слуги! — закричал алдар.

А когда на зов его прибежали слуги, алдар велел дать зятю черкеску из верблюжьей шерсти, шелковый бешмет, бухарскую шапку, золотой кинжал и пояс, ноговицы и чувяки из персидского сафьяна.

Схватила лиса в охапку черкеску, кинжал и бешмет, пояс, шапку, ноговицы и чувяки и побежала к алдарскому мосту. Одела лиса в то платье бедняка. И в том платье стал вдруг бедняк храбрым, как лев, стройным, как тополь, гордым, как орел, и красивым, как горный тур. На всей земле нет и не было никого красивее и храбрее бедняка.

Потом пошли бедняк и лиса в алдарский замок.

— Привет тебе и дому твоему! — говорят они старому алдару.

— Привет и вам, хорошие гости! Войдите в мой замок отведать чурека-соли, — отвечает им алдар.

Вошли они в замок. А навстречу им выходит красавица-дочь алдара. Как ночь — черны ее глаза, как кровь с молоком — ее щеки. А коса свисает до земли, и в ней играют луна и звезды. Улыбнется дочь алдара — золотое солнце светит, сдвинет брови — темная ночь настанет.

Смотрит бедняк на красавицу-дочь алдара и глаз отвести от нее не может, а в его груди от радости прыгает сердце, как ягненок.

Говорит тогда алдар бедняку:

— Одна дочь у меня, и не хочу ей лучшего жениха, чем ты. Пусть будет счастлива в твоей сакле.

И стала красавица-дочь алдара невестой бедняка.

VI

Семь дней и семь ночей длился свадебный пир у алдара в замке.

На том пиру были гости со всех ущелий, со всех аулов — и больших и малых, и далеких и близких.

Были там и гости знатные и гости незнатные, и старики и молодые, и те, кто пешим пришел и кто на конях прискакал.

Большой и богатый пир был у старого алдара. Заколол он для гостей семь и семь волов, семь и семь овец. Сварил ячменного пива семь и семь чанов. Прикатил семь чанов черного вина, семь чанов пенистой браги. В семи и семи корытах подавал гостям пироги. Семь и семь алдарских слуг разносили гостям шашлык на шампурах[27].

Семь дней и семь ночей пировали гости у алдара в замке. Семь дней и семь ночей от алдарского аула шел запах шашлыков, шел он в леса, аулы, шел в ущелья. И на вкусный запах со всех концов приходили к алдару в замок все новые и новые гости.

На том пиру бедняк и лиса ели, пили семь дней и семь ночей. А на восьмой день сказал зять старому алдару:

— Время итти мне в отцовский дом.

— Хорошо, — сказал алдар. И на прощанье дал своей красавице-дочери много золота, много серебра, много шелка, а потом сказал:

— Пусть счастлива будет ваша дорога!

И бедняк с красавицей-женой и лиса — хитрая сваха — пошли в обратный путь в саклю бедняка.

VII

Идет бедняк с женой, а лиса за ним бежит. Идут по полям, горам, ущельям и по крутым тропинкам.

Шли день. Шли другой. А на третий день опечалился вдруг бедняк. Спрашивает его жена:

— Почему ты опечалился, муж?

Не отвечает бедняк жене, а все идет дальше, потом тихо говорит он лисе:

— Соседка! Беги скорее в мою старую саклю. Подмети ее, чтобы не было мне стыдно перед красавицей-женой, алдарской дочерью.

— О, бедняк! — также тихо отвечает лиса. — И в семь дней и в семь ночей не очистить мне твою старую саклю. Лучше найду я тебе хороший замок, и будешь ты там жить, как богатый алдар, а за это возьми меня опять в куриные пастухи

— Хорошо, — сказал бедняк. Очень обрадовался он, что будет у него замок, как у алдара.

Тогда лиса громко крикнула:

— О, храбрый горец! Я побегу вперед в твой замок сказать слугам, что идешь ты с красавицей-женой, дочерью алдара.

Потом взмахнула она хвостом и побежала по горной тропинке.

Бежит лиса. Бежит по горной тропинке. Бежит и по сторонам поглядывает. Наконец, прибежала она к замку, где жили два брата великана. А замок тот стоял у дороги на скале. Крыша у того замка была не простая, а из чистого золота, близ замка паслись стада овец и коз, табуны лошадей, стада волов, гусей и кур.

Остановилась лиса у ворот красивого замка. Кричит, визжит и лает от страха.

— Спасите меня! Спрячьте меня поскорее!

Выбежали великаны за ворота и спрашивают лису:

— Что ты кричишь тут, лиса? Может быть, горы упали в подземелье? Или камни горят под тобой?

— Нет, не упали горы в подземелье! — кричит лиса. — Не горят подо мной камни, а идут сюда из-за морей страшные великаны! Они с землей ровняют горы! Жгут замки, аулы, сакли! Они едят камни! Едят зверей! Едят людей и великанов! Спрячьте меня, спрячьте поскорей!

Испугались братья великаны.

— Какое нам дело до тебя, лиса. Вот куда бы нам самим укрыться, — говорят, — где бы спрятать свои головы?

И в страхе побежали два брата — два великана. Старший брат побежал в одну сторону, а младший — в другую. У старшего от страха так затуманились глаза, что не видел он, где дорога, где река, где дремучий лес. И не заметил он глубокой пропасти в горах. Упал в ту пропасть и разбился насмерть. Пусть так погибнет твой враг.

А второй великан, младший брат, бежит, как ястреб, бежит через ущелья, горы и леса, бежит через озера, реки, перевалы. Добежал до высокой-высокой скалы и спрятался под той скалой в темной пещере.

Видит лиса — убежали великаны, и сразу перестала лаять и визжать.

«Устала я в дороге. Хорошо бы отдохнуть и жирной курятины поесть», подумала лакомка-лиса. Как подумала, так и сделала. Шмыгнула она во двор, посмотрела направо, посмотрела налево и прямо к курятнику побежала.

Выбрала она самую жирную курочку, свернула ей голову и съела всю с головой и лапками. Потом петушка съела. Потом уткой закусила. А когда наелась досыта, воды из родника напилась и, расчесав язычком белые усы, пошла к воротам, села на камень и ждет бедняка с красавицей-женой.

А бедняк и его красавица-жена идут по дороге. Идут и видят: стоит у дороги на скале красивый замок. Подошли они к замку поближе, а навстречу им бежит лиса и улыбается. Улыбается и ласковым голосом говорит бедняку и его красавице-жене:

— Храбрый горец! Все в твоем замке готово к твоему приходу. Войди в свой дом и живи в нем счастливо со своей красавицей-женой.

— Да благословит тебя бог зверей Афсати, — говорит лисе бедняк. — А за то, что ты честно служила мне, опять беру тебя в куриные пастухи.

Обрадовалась лиса, обрадовалась и подумала: «Теперь я буду есть кур, гусей, индюков, сколько захочу. Нет нигде лисы счастливее меня».

Потом повела лиса горца-бедняка и его красавицу-жену в красивый замок.

И стали жить в богатом замке бедняк со своей красавицей-женой. И хитрая лиса живет вместе с ними.

VIII

Живут в красивом замке бедняк с женой, живут, будто богатые алдары.

А лиса днем стережет кур, гусей, индюков, а ночью, наевшись жирной курятины досыта, спит на мягком сене и пушистым хвостом, как одеялом, накрывается.

Много дней, много ночей прошло с тех пор, как лиса стала куриным пастухом. Смотрит бедняк и видит: что ни день, то все меньше становится кур и гусей. Говорит тогда он лисе:

— Смотри, лиса, береги получше наших кур, гусей, индюков.

— Хорошо, — говорит лиса бедняку. — Как берегу свои глаза, так беречь буду индюков, кур и гусей твоих.

А сама, что ни день, все ест кур, ест индюков, ест гусей.

Кто знает, сколько дней и сколько ночей прошло, только не стало в замке ни одной курочки, ни одного гуся, ни одного индюка. Все съела жадная лиса.

Увидел это бедняк, увидел и рассердился, как лесной зверь. Схватил бедняк дубину и кинулся на лису.

— Постой-ка, лживая лиса! — кричит бедняк. — Я покажу тебе, как есть моих кур, гусей, индюков!

Видит лиса, что рассердился бедняк, и говорит ему:

— Не бей меня, бедняк, а то позову я назад братьев-великанов, и они съедят тебя и твою красавицу-жену.

Не слушает бедняк лису.

И побежала лиса через горы, через озера, реки. Вот прибежала она к великану и так ему говорит:

— В твоем замке живет не заморский великан, а простой бедняк. Он гол, как круглый камень, труслив, как заяц, и глуп, как осел.

Знает великан, что из всех зверей в лесу нет хитрее лисы. И не верит лисе великан.

— Если ты правду говоришь, идем со мной в замок к бедняку-обманщику, — говорит великан лисе.

Испугалась лиса, не хочет итти в замок к бедняку, боится, как бы слуги бедняка опять ее дубинами не побили.

— Рада бы с тобой пойти к бедняку-обманщику, да меня бог зверей Афсати ждет к себе на богатый пир.

Видит великан, что хитрит лиса, схватил ее за хвост и привязал ремнями к своей ноге, а сам зашагал к своему замку. Шагает великан через горы, через перевалы, через ущелья шагает. И волочит за собой лживую лису.

Смотрят бедняк и его жена и видят: идет к ним великан, а у великана к ноге обманщица-лиса привязана.

Испугался бедняк и говорит своей жене:

— Дочь алдара, съест нас великан!

— Не бойся, — говорит ему жена. — Я прогоню и великана и лису. — И побежала красавица-дочь алдара на башню и кричит лисе:

— Эй, глупая лиса! Говорила тебе — приведи самого большого великана. А ты карлика ведешь, какого-то горного дзигло ведешь. Его не хватит мужу даже на маленький шашлык!

Сильно испугался великан. Думает: «Если одного великана не хватит ему на шашлык, то, кто знает, сколько великанов он съедает на обед».

Подумал так и опять побежал через горы и леса, через ущелья и перевалы, а лиса болтается на его ноге, визжит и лает.

А великан все дальше и дальше бежит и, наконец, прибежал в ущелье за семью хребтами и опять спрятался в темной пещере под скалой.

И вдруг видит великан: на ноге его висит мертвая лиса.

«Обманула меня обманщица-лиса», подумал великан. Подумал так великан и рассердился, рассердился и схватил он мертвую лису и кинул ее через горы, перевалы, через ущелья и леса, через озера и реки прямо в замок к бедняку.

Обрадовался бедняк, увидев мертвую лису, и говорит жене:

— Смотри, дочь алдара! Духи гор убили обманщицу-лису за то, что она хотела нас погубить.

Сказал так бедняк и снял шкуру с лисы. Из той шкуры красавица-дочь алдара сшила бедняку меховую шапку.

С тех пор живут в богатом замке бедняк и его жена-красавица, дочь алдара.

Живут и едят.

Едят и пьют бедняк и его жена.

I. Три брата — три охотника

Посредине Кавказских гор, в Куртатинском черном ущелье, был один аул.

В том ауле жили-были три родных брата. Старшего брата звали Бимболат, среднего брата — Касполат, а младшего брата звали Дзамболат. И были они из древнего рода охотника Дзанати.

Всех трех братьев наделил аллах своими дарами. Бимболату дал острые глаза, Касполату — быстрые ноги, а Дзамболату дал храброе сердце.

Каждый день ходили три брата на охоту то на Черные горы, то на Серые горы, то на Белые горы.

И приносили три брата каждый день в свой хадзар то оленя или серну, то медведя или кабана, то тура или лису.

Обойди весь свет, все леса и все ущелья обойди, нигде не найдешь таких метких охотников.

Так жили три брата в своем ауле на горах, чуть пониже облаков, где парят горные орлы и дуют холодные ветры.

Много ли, мало ли прошло времени — кто знает: Но вот женился старший из братьев Бимболат. Привел он невесту в свой хадзар и так говорит братьям Касполату и Дзамболату:

— Стар я стал для охоты, потускнели мои глаза, покрылись они туманом. Не разглядеть мне больше быструю серну, когда скачет она по склонам гор, не попасть мне булатной стрелой в горного орла, когда летит он под облаками.

— Хорошо, — отвечали старшему брату средний брат Касполат и младший брат Дзамболат. — Ты сиди в нашей сакле за жирным фынгом[28], давай гостям вдоволь мяса и чурека-соли[29], а мы вдвоем будем ходить на охоту на Белые горы, на Серые горы, на Черные горы и каждый день будем приносить тебе то серну, то кабана, то оленя.

Много ли, мало ли дней прошло с тех пор, много ли, мало ли утекло воды с гор — не знаю. Но вот женился средний брат Касполат и так говорит он своему младшему брату Дзамболату:

— О, мой младший брат, стар я стал ходить по крутым горам, по ущельям, по лесам. Что ни день все сильнее дрожат мои ноги. Не могу уже больше прыгать со скалы на скалу, не догнать мне больше раненой серны.

Дзамболат ему отвечает:

— Хорошо, мой брат Касполат. Ты сиди в нашей сакле и помогай старшему брату, а я один буду ходить на охоту на Черные горы, на Серые горы, на Белые горы.

Стал ходить Дзамболат один на охоту. Ходил он на Черные горы, ходил он на Серые горы и на Белые горы ходил. И каждый день приносил Дзамболат своим братьям оленя или серну, медведя или кабана, лису или тура.

По всем горам и по всем долинам прошла большая слава об охотнике Дзамболате.

— Не сыскать во всей стране лучшего охотника, чем Дзамболат, — говорили горцы друг другу. — Пусть бог зверей Афсати всегда дает ему удачу!

Услышали старшие братья, как горцы хвалят их младшего брата, и закипела у них от зависти кровь.

Говорит Касполат Бимболату:

— Большая слава о Дзамболате идет из аула в аул, идет из ущелья в ущелье, идет из страны в страну, а про нас с тобой слава не хочет итти дальше порога отцовского хадзара.

— Хоть Дзамболат и брат наш, — отвечает ему Бимболат, — а слава его нам позор. Давай-ка приведем ему невесту, тогда он больше не пойдет на охоту, и слава его пропадет, как снег весной.

Как порешили старший брат Бимболат и средний брат Касполат, так и сделали.

Когда наступил вечер и Дзамболат пришел с охоты в саклю, повесил на крюк оленью тушу, братья ему и говорят:

— О, Дзамболат, не ходи ты один на охоту. Если умрешь в горах, склюют тебя дикие птицы, съедят тебя дикие звери и великий позор падет на головы твоих братьев. Сиди лучше с нами: мы приведем тебе в нашу саклю хорошую невесту.

— Не женюсь я на простой горянке, — отвечал Дзамболат. — Возьму я себе в жены самую красивую девушку на земле, у которой стан будет стройнее кипариса, глаза чернее черной ночи, а в косе ее будут играть солнце, луна и звезды.

Больше ничего не сказал Дзамболат, и старшие братья тоже ни слова не сказали ему в ответ.

Потом пошли три брата в хадзар, поели они оленьего мяса, поели пшеничного хлеба, запили родниковой водой и спать полегли.

II. Как Дзамболат искал раненого оленя

На другое утро опять отправился Дзамболат на охоту в Черные горы. Целый день ходил он по склонам гор, по хребтам и по высоким лугам, а зверя все-таки не встретил. Когда же золотое солнце скрылось за вершинами гор, увидел Дзамболат высоко на скале безрогого оленя. Вмиг выхватил он булатную стрелу из колчана, натянул лук и пустил в безрогого оленя стрелу. Потом побежал он на ту скалу, где стоял олень, а безрогого оленя уже и след простыл.

Опечалился Дзамболат, что не убил оленя, что обманул его глаз, что дрогнула его рука. И вдруг видит Дзамболат кровь на камнях. «Видно, я ранил безрогого оленя. Надо мне его поискать в горах. Если аллах захочет, то я найду оленя. Не с пустыми же руками возвращаться мне в аул». И отправился Дзамболат по горным тропинкам искать раненого оленя.

Много ли, мало ли ходил Дзамболат по горам — кто знает, но только не нашел он безрогого оленя. Сильнее прежнего опечалился Дзамболат и так с пустыми руками и пришел в свой хадзар. От горя даже куска чурека в рот не взял, расстелил бурку, лег и заснул крепким сном.

Спит Дзамболат на мягкой бурке и вдруг слышит во сне чей-то голос:

— О, Дзанати Дзамболат, где упадет завтра утром первый луч солнца, там ищи раненого оленя.

Вскочил Дзамболат с постели, протер глаза, посмотрел вокруг, а потом приложил руки к ушам и стал слушать. Долго сидел он так и слушал, да только ничего больше не услышал.

«Видно, это приснилось мне», подумал тогда Дзамболат и опять заснул крепким сном.

Когда день отделялся от ночи, снова услышал Дзамболат во сне тот же голос:

— О, Дзамболат, вставай поскорее и посмотри, куда глянет первый солнечный луч: там найдешь ты раненого оленя.

Вскочил опять Дзамболат с мягкой бурки и, как серна, побежал по тропинкам на высокую скалу. Посмотрел он оттуда на восточные склоны гор и видит: первый солнечный луч упал на Черную пещеру, посреди отвесной горы.

Тогда побежал Дзамболат обратно в саклю, взял длинную пику, лук и колчан со стрелами и отправился к отвесной горе. Высокой, гладкой стеной поднималась та гора чуть не до самого неба. А посредине ее была Черная пещера.

«Как же мне взобраться по такой горе, — подумал Дзамболат, — если нет у меня крыльев, как у орла, и крепких когтей, как у дикой кошки?» И взмолился он богу богов:

— О, бог богов, дай мне стальные когти, чтобы я мог взобраться по гладкой скале в пещеру!

И только он это сказал, на руках у него выросли вместо пальцев стальные когти. Тогда полез он по скале в пещеру, вошел в нее и видит: посреди пещеры на каменной плите лежит мертвый человек и в руке своей держит пергамент.[30]

Удивился Дзамболат и подумал: «А где же мой безрогий олень?» Потом нагнулся он к горцу, взял у него из рук пергамент и стал его читать. Вот что было там написано:

Взял Дзамболат тот пергамент и положил его в карман бешмета, потом стал у изголовья Одинокого, поднял руку кверху и, по обычаю предков, дал такую клятву:

— О, несчастный Одинокий, у которого нет ни брата, ни отца, нет ни матери, ни сестры, я отомщу за тебя: я убью злого великана с Белых гор. Клянусь тебе своим отцом!

III. Золотое кольцо большого горца

Вышел Дзамболат из пещеры и спустился по отвесной скале, цепляясь за камни острыми когтями. И как только стал он ногами на землю, стальные когти вновь превратились в пальцы.

И пошел Дзамболат к Белым горам искать Одноглазого великана, чтобы отомстить за смерть Одинокого. Шел он, шел, шел по ущельям и по камням, шел по склонам гор и по лесным тропинкам. А пока шел он, спряталось солнце за горами, и черный всадник черной буркой накрыл всю землю.[31] Но не страшна Дзамболату черная ночь; по-прежнему держит он путь к Белым горам, к злому Одноглазому великану.

Вдруг длинная пика Дзамболата зацепилась за что-то, держит его, не дает дальше итти.

Поднял Дзамболат голову вверх, но ничего, кроме звезд, не увидел.

Удивился тогда Дзамболат и подумал: «Сколько лет живу я на свете, а никогда не видел, чтобы пика цеплялась за небо».

И решил он ждать здесь утра. А когда черный всадник ускакал со своей черной буркой с гор и наступило утро, Дзамболат увидел, что между небом и землей на длинной серебряной цепи висит большой скелет.

Удивился Дзамболат сильнее прежнего и сказал:

— О, бог богов, пусть скелет превратится в то, чем он был раньше!

И вмиг превратился скелет в большого горца.

Вздохнул большой горец, открыл глаза, посмотрел на храброго Дзамболата и сказал:

— О, хороший человек, великую силу, видно, дал тебе аллах, если он услышал твои слова и превратил меня опять в большого горца. Да сохранит он твою силу вовеки. А теперь скажи мне, кто ты такой и куда держишь путь?

А Дзамболат ему отвечает:

— Я охотник Дзамболат, самый младший из трех братьев Дзанати. А иду я из Черного ущелья к Белым горам, иду к Одноглазому злому великану. Он убил бедного Одинокого, и я поклялся отомстить за убитого.

— О, хороший человек, — говорит опять большой горец Дзамболату. — Ты стал на трудную дорогу. Послушай, что я тебе скажу: много столетий прошло с тех пор, как на этом перевале жил я в своем богатом замке со своей красавицей-женой. Однажды с Белых гор пришел в мой замок Одноглазый великан, связал меня серебряными цепями, повесил меня между небом и землей, потом ударил войлочной плетью[32] и превратил меня в скелет, а жену мою украл и ушел с нею в Белые горы. Не ходи к нему, погубит он тебя.

Выслушал Дзамболат слова большого горца и сказал:

— Лучше умереть мне, чем нарушить клятву. Пусть счастлив будет твой день, а я пойду своей дорогой искать Одноглазого великана.

Но большой горец опять говорит ему:

— Посмотри на меня, хороший человек, я был богат и знатен, я ел белый хлеб и жирное мясо, я пил брагу и вино, и все-таки Одноглазый победил меня. А ты простой горец, ты не пил браги и вина, а пил только родниковую воду. Как же ты хочешь победить страшного великана? Не ходи к Одноглазому, послушай доброго совета.

— Нет! — сказал ему в ответ Дзамболат. — Я не могу нарушить своей клятвы.

Видит большой горец — не хочет его слушать храбрый Дзамболат, покачал он тогда головой и говорит ему:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Только сними пикой с моего пальца золотое кольцо и надень на свой палец. Золотое кольцо покажет тебе дорогу к Одноглазому великану. А когда увидишь страшного великана, потри кольцо о свою черкеску и помолись богу богов. Вмиг придут тебе на помощь твои два брата, и если аллах захочет, то вы втроем убьете злого великана. А потом покажи это золотое кольцо моей жене, и она скажет тебе, что делать дальше.

Поднял Дзамболат длинную пику, подцепил острием золотое кольцо на пальце большого горца, снял его, надел на свой палец и сказал:

— Да пойдут дела твои так, как хочет твое сердце!

— Пусть и твои дела пойдут так, как ты хочешь! — отвечал большой горец Дзамболату.

Потом храбрый Дзамболат пошел по тропинке к Белым горам, а большой горец остался висеть на серебряной цепи между небом и землей.

IV. Как Дзамболат убил Одноглазого великана

Идет Дзамболат по горным тропинкам. Куда потянет его золотое кольцо, туда и свернет: то на высокие склоны поднимется, то через перевал переберется, то в темное ущелье спустится. Долго шел так Дзамболат, пока, наконец, не дошел до Белых гор.

Остановился тогда Дзамболат, осмотрелся вокруг и видит: стоят со всех сторон высокие-высокие, белые-белые горы. Только нигде не увидел Дзамболат ни аула, ни великана, даже простого горца не увидел Дзамболат.

«Верно, не в этих горах живет Одноглазый великан», подумал Дзамболат. Вдруг камни посыпались в ущелье, пыль поднялась до самых облаков, закачались склоны, и из-за Белой горы вышел великан.

Идет великан и тащит за собой вековые деревья, будто это не деревья, а вязанка хвороста. Посреди лба у великана огромный, точно сито, глаз. Во все стороны вертится глаз великана — и вправо, и влево, и вниз, и вверх. Папаха у него такая, что три горца вместе со своими лошадьми в ней спрячутся; в каждый газырь его черкески буковое дерево поместится, а полами его черкески аул можно прикрыть.

«Не справиться мне одному с этим великаном, — подумал Дзамболат. — Вот если бы мои братья были здесь, мы бы втроем победили Одноглазого». Подумал так Дзамболат, потер золотое кольцо о черкеску и взмолился богу богов:

— О, бог богов, пусть явятся ко мне Бимболат и Касполат, мои два брата.

И вмиг появились возле Дзамболата его братья, будто из-под земли выросли.

— Зачем позвал ты нас, Дзамболат? — спрашивают братья. — Или не справиться тебе с турами в горах, или нет больше стрел у тебя в колчане?

Отвечает им Дзамболат:

— Не за быстрыми турами пошел я в Белые горы, и нет числа булатным стрелам в моем колчане. А позвал я вас, чтобы помогли вы мне убить Одноглазого великана.

Тут увидели старшие братья великана, увидели они, как шагает он со скалы на скалу и тащит за собой вековые деревья, точно вязанку хвороста. Увидели и испугались.

Покачал головой старший брат Бимболат, покачал головой и средний брат Касполат, покачали они головами и опечалились, опечалились и так сказали своему младшему брату Дзамболату:

— Никогда не убить нам такого великана. Только разозлим мы его и сами погибнем. Нет, не пойдем мы убивать великана и тебя не пустим.

А храбрый Дзамболат им отвечает:

— Если вы мне братья, вы поможете мне убить Одноглазого, а если вы мне не братья, ступайте домой. Я сам пойду и вызову его на бой.

Стыдно стало старшему брату Бимболату, стыдно стало среднему брату Касполату, и говорят они:

— Хорошо, Дзамболат, если ты не хочешь оставить то, что задумал, тогда и мы пойдем с тобой, не бросать же нам меньшого брата в беде.

Обрадовался Дзамболат. И вот все три брата побежали за великаном. Бегут и смотрят, куда пойдет Одноглазый великан.

А Одноглазый великан дошел до Белой отвесной горы. В середине той отвесной горы была большая стальная дверь. Открыл Одноглазый великан большую дверь, зашел в гору, втащил за собою все деревья, потом так захлопнул тяжелую дверь, что закачались горы и леса, зазвенели стрелы в колчане Дзамболата.

— Ага, вот где живет Одноглазый шайтан! — сказали братья и подошли к стальным дверям.

Посмотрел Бимболат на стальные двери и говорит:

— Ввек не открыть нам такой тяжелой двери.

— Не горюй, мой старший брат, солнце еще за горы не уйдет, а мы и дверь откроем и Одноглазого убьем, — сказал ему Дзамболат. — Вот что я придумал. Я полезу на скалу и сяду там, а вы швыряйте в дверь камни. Тогда великан разозлится и откроет дверь, чтобы посмотреть, кто посмел приблизиться к его пещере. А я в это время сверху пробью ему острой пикой голову.

— Хорошо, — сказал старший брат Бимболат. — Хоть ты и моложе меня, а придумал не плохо.

— Хорошо, — сказал и средний брат Касполат, — хоть ты и младший из нас троих — пусть будет по-твоему.

Потом Дзамболат полез на скалу, а старший брат Бимболат и средний брат Касполат собрали у подножия горы гранитные камни и стали бросать те камни в стальную дверь. Бросят камень в дверь, а сами спрячутся за скалой, ждут — не покажется ли Одноглазый великан, ждут и дрожат от страха.

А Дзамболат сидит на скале с длинной пикой в руках, тоже ждет — не откроется ли стальная дверь, не покажется ли Одноглазый великан. Так сидел он, сидел, ждал, ждал и заснул крепким сном. И только он заснул, стальная дверь открылась и из пещеры вышел Одноглазый великан.

Видит великан: стоят у входа в пещеру два горных дзигло и держат в руках гранитные камни.

Рассердился великан, от злости покраснел его единственный глаз, и зарычал он страшным голосом — так, что эхо пошло по всем горам:

— Эй, горные собаки, как смели вы подойти к моей пещере? Даже орел боится пролетать над Белыми горами, даже тур сворачивает с тропинки, завидев мою пещеру, а вы подошли к самым дверям, да еще швыряетесь гранитными камнями!

Испугались братья и не смеют слова сказать Одноглазому.

Тут старший брат вскочил на плечо к меньшому брату Касполату и шепчет ему на ухо:

— О, быстроногий брат, лети быстрее ветра в отцовский дом, не то мы погибли!

А Касполат ему отвечает:

— О, мой остроглазый брат, я побегу быстрее ветра, а ты мне показывай дорогу! — Сказал так и точно серна полетел со скалы на скалу, с тропинки на тропинку, с камня на камень. А старший брат Бимболат сидит у него на плечах и дорогу ему показывает.

Видит Одноглазый великан, что уходят от него горные дзигло. Сильнее прежнего рассердился он и закричал на все ущелье:

— Эй, горные собаки, не уйти вам от меня! — Закричал он и пустился вслед за Бимболатом и Касполатом.

А бежал Одноглазый так: поставит одну ногу на одну гору, другую ногу на другую гору — и перепрыгнет через ущелье. Потом поставит одну ногу в одно ущелье, другую ногу в другое ущелье — и перешагнет через гору. Вот он совсем почти догнал братьев. Еще два таких шага — и не миновать им смерти.

Обрадовался Одноглазый и закричал от радости так, что горы задрожали. Задрожала и скала, на которой спал Дзамболат, так задрожала, что свалился он вниз, ударился о гранитные камни и проснулся. Тут вскочил он на ноги, посмотрел по сторонам и видит: стальная дверь великановой пещеры открыта настежь, а ни великана, ни братьев нигде нет.

Тогда Дзамболат опять взобрался на скалу и видит: бегут его братья по горам и ущельям, а за ними шагает Одноглазый великан, вот-вот настигнет их.

Испугался Дзамболат, белее снега стало его лицо, вскипела кровь в груди, как вода в роднике, загорелись глаза точно утренняя заря.

— Эй, злой шайтан с Белых гор, не поймать тебе моих братьев, не уйти тебе от моей длинной пики! — закричал храбрый Дзамболат. Поднял он пику высоко над головой и бросил в Одноглазого великана.

Полетела длинная пика Дзамболата через ущелья, леса и реки и вонзилась в спину великана.

Задрожал великан точно лист от ветра, закачался из стороны в сторону точно дуб, подрубленный горцем, закричал точно раненый медведь и замертво свалился на дно ущелья.

Увидел это храбрый Дзамболат, обрадовался и вознес хвалу аллаху, а потом закричал братьям:

— Эй, Бимболат! Эй, Касполат! Стойте! Не бегите дальше! Я убил Одноглазого великана!

Хоть слышат братья слова Дзамболата, но страшно им остановиться, бегут без оглядки по горам к своему родному аулу.

Видит Дзамболат — не верят ему старшие братья. Тогда потер он золотое кольцо о свою черкеску и взмолился:

— О, бог богов, пусть братья явятся ко мне!

И братья вмиг появились перед ним, будто никогда не убегали.

— О, Дзамболат, — сказали братья, — да не простит тебе бог твои дела! Зачем ты нас позвал? Или хочешь, чтобы этот страшный великан съел нас вместе с тобой?

Ничего не ответил им Дзамболат, а повел их в то ущелье, где лежал убитый великан.

Увидели старшие братья мертвого великана, обрадовались и говорят своему младшему брату:

— Пусть твои глаза будут острее прежнего! Пусть храбрее бьется в груди твое сердце! Пусть умножится мощь твоих рук!

Потом три брата притащили большую каменную плиту и навалили ее на единственный глаз великана, чтобы больше никогда не смог он увидеть ни Белые горы, ни черные ущелья, ни синее небо, ни зеленые леса, чтобы никогда больше не смог он напугать бедных горцев из горных аулов и плоских равнин.

V. Три брата в пещере Одноглазого великана

Пошли три брата, Бимболат, Касполат и Дзамболат, к пещере Одноглазого великана. Только подошли они к стальной двери, как навстречу им из великановой пещеры выходит красавица-горянка, такая красавица, какой не сыскать ни в Белых горах, ни в Черных горах. И говорит красавица-горянка братьям:

— Кто бы ни были вы: духи гор или равнин, жители неба или земли, горцы подземных стран или горцы наших гор, — пусть великие боги наполнят счастьем вашу жизнь за то, что убили вы злого великана и спасли меня от беды.

А три брата ей отвечают:

— Мы не духи гор и не жители неба. Мы простые охотники из Куртатинского черного ущелья. А теперь скажи и ты нам, кто ты и почему ты радуешься смерти Одноглазого великана?

Услыхала эти слова красавица-горянка, улыбнулась, как улыбается солнце после дождя, и сказала:

— Как же не радоваться мне смерти Одноглазого великана, если связал он моего мужа серебряными цепями и подвесил между небом и землей, а меня заточил в этой пещере за стальными дверями, и вот уже сто лет, как не видела я ни звезд, ни солнца, ни луны.

Тогда Дзамболат говорит ей:

— О, хорошая женщина, не печалься о большом горце, своем муже. Недолго осталось ему висеть на серебряных цепях между землей и небом. Не будь я Дзамболатом из рода Дзанати, если не превращу его цепи в черную золу. А чтобы ты поверила, что я говорю только правду, я покажу тебе его кольцо.

Сказал так Дзамболат и показал горянке золотое кольцо большого горца.

Увидела горянка кольцо своего мужа и обрадовалась сильнее прежнего. Повела она трех братьев в пещеру, накормила их мясом, напоила вином, а потом собрала все золото Одноглазого, все его алмазы, весь шелк и всю парчу и сложила посреди пещеры. Целая гора золота и серебра, алмазов, парчи и шелка выросла в пещере.

Тогда горянка ударила по этой горе войлочной плетью и сказала:

— Превратись в голубиное яйцо.

И гора золота и серебра, алмазов, шелка и парчи вмиг превратилась в голубиное яйцо.

— О, храбрые братья, — сказала горянка, — за то, что вы убили злого великана и превратили мою жизнь из темной ночи в солнечный день, возьмите себе голубиное яйцо и войлочную плеть. Когда придете в отцовскую саклю, ударьте голубиное яйцо войлочной плетью, и станет оно тем, чем было раньше. — С этими словами она подняла с земли голубиное яйцо, войлочную плеть и отдала храброму Дзамболату. А храбрый Дзамболат, по обычаю предков, передал подарки старшему брату.

Взял старший брат Бимболат голубиное яйцо и войлочную плеть и сказал красавице-горянке:

— Пусть вовеки над твоей головой светит золотое солнце!

Средний брат Касполат сказал:

— Да наполнится счастьем твоя жизнь!

Младший брат Дзамболат тоже сказал красавице-горянке:

— Да продлит бог богов твои годы!

Потом отправились в обратный путь к Черным горам три брата — три охотника и красавица-жена большого горца с Черных гор.

Много ли, мало ли шли они по горным тропинкам, по черным ущельям и по крутым склонам, но вот пришли они, наконец, к Черным горам.

Посмотрели горянка и три брата на Черные горы и видят: на серебряных цепях между землей и небом висит большой горец. А когда подошли они к тому месту, Дзамболат потер золотое кольцо о свою черкеску и взмолился богу богов:

— О, бог богов, пусть серебряные цепи большого горца превратятся в серую золу!

Только сказал Дзамболат эти слова, как серебряные цепи большого горца превратились в золу. Упал большой горец на Черные горы, закачалась земля, посыпались камни с острых скал, и пыль будто облако покрыла все горы.

А большой горец встал на свои могучие ноги, посмотрел на трех братьев из рода храброго Дзанати, посмотрел на свою красавицу-жену и от радости улыбнулся будто весеннее солнце. Улыбнулся и так сказал храброму Дзамболату:

— Ты освободил мою жену из плена, ты превратил меня в то, чем я был раньше, ты убил злого Одноглазого великана. Да продлит аллах твою жизнь вовеки! Да прославится твой род на всей земле! А золотое кольцо, которое я тебе дал, пусть останется у тебя навсегда. Оно поведет тебя в ту страну, где живет красавица-царевна. Да будет пряма твоя дорога!

Потом пошел большой горец со своей красавицей-женой в свой богатый замок, а братья отправились к той пещере, где лежал убитый Одинокий.

Шли три брата по крутым склонам гор, шли по дремучим лесам, шли по черным ущельям, шли и днем и ночью и пришли, наконец, к Черной пещере.

Вмиг взобрались братья по отвесной скале в Черную пещеру, положили у входа свои кинжалы, пики, стрелы[33] и подошли они к мертвому Одинокому.

Храбрый Дзамболат поднял руки кверху и сказал:

— О, великий Барастыр,[34] владетель царства мертвых, я отомстил за бедного Одинокого — убил своей пикой злого великана с Белых гор. Дай же Одинокому место в твоем царстве мертвых!

— Да будет так! — сказали старший брат Бимболат и средний брат Касполат.

Булатными кинжалами братья раскопали в пещере яму, положили в ту яму мертвого Одинокого, землей и камнями засыпали могилу и сверху навалили гранитную плиту.

Потом, по обычаю предков, стали они возле могилы, опустив руки вниз, и старший брат Бимболат сказал:

— Пусть твоя душа, Одинокий, спокойно пойдет в царство мертвых.

Сказал так Бимболат и пошел из пещеры, а за ним пошли из пещеры Касполат и Дзамболат.

Когда спустились они вниз по отвесной скале, сказал Дзамболат своим старшим братьям:

— О, мои старшие братья Бимболат и Касполат! Берите себе голубиное яйцо и войлочную плеть и ступайте в наш хадзар, а я пойду в далекую страну искать себе красавицу-невесту. Если не вернусь я через три года и три дня, знайте, что больше нет меня в живых. Тогда, по обычаю предков, устройте по мне поминки.

Сколько ни просили Бимболат и Касполат своего младшего брата Дзамболата не ходить в далекую страну, не послушался их Дзамболат.

Видят старшие братья — не уговорить им Дзамболата, тогда сказали они ему:

— Если будешь в беде, потри свое золотое кольцо о черкеску, и мы вмиг явимся к тебе на помощь.

— Хорошо, — отвечал им Дзамболат и отправился в путь в далекую страну искать красавицу-невесту, а старший брат Бимболат и средний брат Касполат пошли в свой хадзар.

VI. Как Дзамболат пришел в далекую страну

Сколько дней и ночей шел храбрый Дзамболат в далекую страну — кто знает; наконец, золотое кольцо привело его в большой аул.

Подошел Дзамболат к бедной сакле на краю аула и закричал:

— Эй, хорошие люди, не пустите ли гостя?

Отворилась дверь старой сакли, и вышла оттуда старуха. Посмотрела старуха на гостя и сказала:

— Гость да будет счастливым гостем!

Потом повела старуха Дзамболата в свою старую саклю, усадила его на деревянную скамью, накормила всем тем, что дал ей аллах за труды, а потом спрашивает:

— О, хороший гость! Скажи мне, кто ты, откуда идешь и куда держишь свой путь?

— Я охотник из далеких гор, а зовут меня Дзамболат из рода Дзанати. А иду я в далекую страну за красавицей-царевной, самой прекрасной на всей земле.

Вздохнула тогда старуха, покачала седой головой и так сказала Дзамболату:

— Не легкое дело задумал ты, хороший горец. Та далекая страна — наша страна. Та красавица-царевна — дочь нашего царя. Много храбрых горцев — знатных и простых — побывало в царском замке, но ни один из них не вышел оттуда живым. Послушай совета старухи: уходи лучше отсюда, уноси свою голову от беды.

Отвечал Дзамболат старухе:

— Не вернусь я в свои горы один, а вернусь я с красавицей-невестой. Не побегу я от беды, как бежит заяц от орла. Не хочу я опозорить свою голову, не хочу я опозорить старших братьев и весь род Дзанати.

Старуха опять покачала седой головой и сказала:

— Вижу — ты храбрый горец, — что задумал, той сделаешь. Переночуй в моей бедной сакле, а завтра утром я укажу тебе дорогу в царский замок.

Потом старуха уложила спать Дзамболата на бедную постель и сама спать улеглась.

Рано утром вскочил Дзамболат с постели и вышел во двор бедной сакли умыться. Снял он с пальца золотое кольцо и положил его на камень, потом умылся родниковой водой и пошел обратно в саклю, а кольцо так и осталось лежать на камне.

Старуха накормила Дзамболата, напоила его родниковой водой и сказала:

— Посреди большого аула на горе в хрустальном замке есть высокая башня. Там в золотой своей комнате живет наша прекрасная царевна. На всем свете нет девушки лучше нашей царевны. Да только не легко ее унести из высокой башни. Сторожат красавицу-царевну храбрые воины царя — ее отца. Когда умирал старый царь, позвал он всех своих воинов и так им сказал: «Как глаза свои, берегите мою красавицу-дочь. И пусть она выйдет замуж за такого храброго горца, который вас всех победит или силой своей руки, или острием своей пики, или. храбрым сердцем. А не найдется такой храбрый, — пусть моя дочь одна живет в царском замке за семью дверями». Потом превратил старый царь всех воинов — кого в ложку, кого в чашку, кого в тарелку, кого в турий рог и раскидал все эти ложки, все тарелки, все чашки у входа в башню. А потом лег на тахту и умер. С тех пор прошло много-много лет, а царских воинов все еще никто не победил. Чуть ступит горец — знатный или простой — в царскую башню, как все ложки, все чашки, все тарелки и все турьи рога превратятся в храбрых царских воинов, схватят горца и бросят в пропасть.

— Как же мне унести красавицу-царевну? — спросил старуху Дзамболат.

А старуха ему отвечала:

— Слушай и запомни все мои слова. Как пойдешь в замок, увидишь много-много ложек и тарелок, рогов и чашек. Вот ты и переверни все ложки, все тарелки, все рога и все чашки вверх дном. Потом ступай дальше. Дойдешь до деревянной двери. Открой деревянную дверь и увидишь каменную дверь, за каменной дверью будет медная дверь, за медной — бронзовая, за бронзовой — железная, за железной — серебряная, а за серебряной дверью увидишь золотую дверь. Откроешь золотую дверь — входи в золотую комнату. Там найдешь ты красавицу-царевну. Если царевна опустит глаза в землю, — тебя ждет удача, если посмотрит тебе в лицо, — не жди удачи. Ступай, и пусть духи гор помогут тебе!

Встал Дзамболат со скамьи, повязал свой кинжал булатный, взял лук и стрелы в колчане, взял он и длинную свою пику и пошел в царский замок за красавицей-царевной.

VII. Как воины отняли у храброго Дзамболата красавицу-царевну

Посреди аула была высокая гора, а на той горе — хрустальный замок царя далекой страны.

Поднялся Дзамболат по широкой дороге к царскому замку, вошел в бронзовые ворота и видит: блестят хрустальные башни под лучами утреннего солнца, широкий двор покрыт черными плитами, как постель горца буркой, а вокруг замка сложена из гранита крепкая стена.

Подошел храбрый Дзамболат к самой высокой хрустальной башне. Видит: вокруг башни повсюду лежат старые ложки и тарелки, старые чашки и турьи рога.

«Правду сказала мне хорошая старуха, — подумал тогда Дзамболат. — Да только этих ложек и тарелок так много, что хоть целый день их переворачивай, все равно всех не перевернешь. Лучше потру золотое кольцо о черкеску и взмолюсь богу богов, чтобы все ложки и турьи рога сами собой перевернулись во всем царском замке».

Подумал так Дзамболат и посмотрел на палец, а кольца на нем и нет. Тут вспомнил он, что кольцо осталось на камне возле сакли старухи. Погоревал Дзамболат, да нечего делать, не возвращаться же в хадзар старухи.

И стал Дзамболат переворачивать все ложки, все чашки, все тарелки и все турьи рога. Только одну старую ложку не перевернул Дзамболат, лежала она за каменной плитой, вся покрытая пылью, и храбрый охотник не заметил ее.

Потом открыл Дзамболат деревянную дверь и по деревянной лестнице поднялся к каменной двери. Открыл он каменную дверь и поднялся по каменной лестнице к медной двери, потом по медной лестнице поднялся к бронзовой двери. Потом прошел Дзамболат через железные двери, потом через серебряные двери и, наконец, увидел золотую дверь, и подошел он к золотой двери. Это была седьмая дверь хрустальной башни царя далекой страны.

Открыл Дзамболат золотую дверь и вошел в золотую комнату. Видит: посреди золотой комнаты стоит красавица-царевна, стан ее — стройнее кипариса, глаза — чернее черной ночи, а в косе ее играют солнце, луна и звезды.

Посмотрела красавица-царевна на храброго Дзамболата, но не сказала ему ни слова.

Тут вспомнил Дзамболат, что говорила ему старуха: «Если царевна опустит глаза в землю, — тебя ждет удача, если посмотрит тебе в лицо, — не жди удачи». Хоть и знал Дзамболат, что не будет ему удачи, а не вернулся назад, подошел к царевне и говорит ей:

— Весь мир я обошел, искал тебя, красавица-царевна. Теперь я унесу тебя отсюда. Отныне ты будешь женой охотника Дзамболата из рода Дзанати.

— Не хвались так рано, храбрый Дзамболат, — сказала царевна. — Еще не сразился ты с воинами моего отца, еще не показал ты силу твоих рук и твердость твоего сердца, еще не просвистели твои стрелы в хрустальном замке. Уходи лучше отсюда, пока не увидели тебя царские воины, пока не зазвенели их кривые сабли, пока не застучали их острые пики.

Но не испугался храбрый Дзамболат царских воинов, не испугался он их длинных пик и острых сабель.

Слаще меда показались Дзамболату слова красавицы-царевны, приятнее журчания родника — ее голос, нежнее южного ветерка — ее речь. И сказал он ей в ответ:

— Стыдно охотнику возвращаться с охоты без тура или оленя. Стыдно Дзанати Дзамболату вернуться в свой хадзар без красавицы-невесты.

Сказал так Дзамболат, схватил красавицу-царевну на руки и выбежал из золотой комнаты через золотую дверь. По золотой лестнице сбежал к серебряной двери, потом к железной, за железной — к бронзовой, за бронзовой — к медной, за медной — к каменной. Потом сбежал вниз по каменной лестнице в каменную комнату и подошел к деревянной двери. Открыл Дзамболат деревянную дверь и только хотел выбежать из деревянной комнаты на широкий царский двор, как старая ложка, которая лежала за каменной плитой, вмиг превратилась в воина. И закричал тот воин на весь замок старого царя:

— Фадис[35], царские воины! Горная собака уносит нашу красавицу-царевну!

Вмиг перевернулись все ложки, все тарелки, все чашки и все турьи рога и превратились в царских воинов. У каждого воина колчан был полон булатными стрелами, в руке тугой лук и длинная пика, на поясе висели кривая сабля и острый кинжал.

Окружили царские воины бедного Дзамболата, отняли у него царевну и на руках понесли ее в золотую комнату, а к Дзамболату приставили трех храбрых воинов, чтобы не убежал он и не скрылся от их великого гнева.

Видит Дзамболат — дело плохо, не миновать ему смерти. Посмотрел он на трех воинов и подумал: «Я пронзил острой пикой самого страшного великана на всей земле, моя булатная стрела не один раз попадала в глаз горного орла на лету. А теперь разве не хватит силы в моих руках, чтобы умертвить трех царских воинов?»

Закипела у Дзамболата кровь в груди точно вода в роднике, и ударил он одного воина рукою в грудь, и воин замертво повалился на землю. Потом ударил он другого воина, и тот повалился на землю. А третий воин так испугался, что быстрее серны побежал вверх по лестнице.

Бежит воин по деревянным ступеням и кричит:

— Фадис, фадис, царские воины!

Услыхали царские воины эти слова и кинулись на помощь. Зазвенели их булатные стрелы в колчанах, застучали их длинные пики, и великий шум поднялся в хрустальной башне царя далекой страны.

А храбрый Дзамболат толкнул деревянную дверь, пробежал широкий царский двор и скрылся за бронзовыми воротами. Прибежали царские воины, чтобы острыми копьями пронзить сердце храброго горца, разрубить его на мелкие куски и бросить те куски в пропасть на ужин волкам и шакалам. Но Дзамболата уже и след простыл.

Тогда царские воины похоронили убитых товарищей и опять превратились кто в ложку, кто в тарелку, кто в чашку, кто в турий рог.

А храбрый Дзамболат все бежал. Быстрее ветра в бурю бежал Дзамболат по тропинкам, по садам и улицам большого аула далекой страны, пока, наконец, не прибежал во двор старой сакли старухи.

Повалился Дзамболат на каменную плиту возле сакли и заплакал горькими слезами.

А старуха увидела в окно, что сидит Дзамболат на камне и плачет, как маленький ребенок. Выбежала она из сакли и говорит ему:

— Вот не послушался ты старухи, и духи гор и равнин не дали тебе удачи. Но не горюй, хороший гость. Лучше поешь чурека-соли и ложись на мягкую постель, а утром пораньше уходи из нашей страны подальше от царских воинов.

Перестал плакать Дзамболат, поднял он голову, чтобы рассказать старухе, как спасся от царских воинов, и вдруг увидел на камне свое золотое кольцо. Вскочил он на ноги и схватил кольцо.

— О, хорошая старуха! — вскричал Дзамболат. — Не уйду я в Черные горы без красавицы-царевны, не покрою я позором свою голову и весь род Дзанати. Завтра возьму я свое золотое кольцо и опять отправлюсь в хрустальный замок. И не успеет солнце скрыться за горными вершинами, я приду в твою саклю с красавицей-царевной.

— Да сбудутся твои слова! — отвечала ему добрая старуха.

Потом повела она Дзамболата в старую саклю, угостила его чуреком-солью, напоила родниковой водой и уложила спать на мягкую бурку.

VIII. Как храбрый Дзамболат унес из высокой башни красавицу-царевну

Когда день отделился от ночи, Дзамболат вскочил с постели, выбежал во двор и умылся родниковой водой. Потом взял длинную пику, колчан со стрелами, привесил к поясу кривую саблю и булатный кинжал и сказал старухе:

— О, хорошая женщина, пора мне отправляться в хрустальный замок за красавицей-царевной.

— Сначала поешь чурека-соли, и да будет счастлива твоя дорога, — отвечала ему старуха.

Сел тогда Дзамболат на деревянную скамью, поел чурека с солью, выпил большую чашу родниковой воды, потом встал и сказал:

— Мир твоему хадзару!

— А тебе пусть духи гор и равнины дадут удачу! — отвечала ему старуха.

И пошел Дзамболат по улицам большого аула прямо к хрустальному замку, а добрая старуха все стояла у порога, все смотрела на своего храброго гостя и повторяла:

— О, духи равнин и гор, дайте ему удачу!

А храбрый Дзамболат шел по улицам аула, шел по садам, шел по тропинкам и дошел до высокой горы посреди аула. Поднялся Дзамболат к царскому замку, вошел через бронзовые ворота на широкий двор, потер свое золотое кольцо о черкеску и взмолился богу богов:

— О, бог богов, пусть перевернутся сами собою все ложки, все тарелки, все турьи рога в этой высокой башне и во всем хрустальном замке старого царя!

Только сказал это Дзамболат, как великий шум поднялся во всем хрустальном замке, и пыль, точно утренний туман, покрыла широкий царский двор. Это все ложки, все тарелки, все чашки и все турьи рога в высокой башне и во всем хрустальном замке перевернулись сами собою.

Постоял, постоял Дзамболат, пока не улегся шум и не рассеялась пыль по большому аулу и по равнинам.

Потом быстрее серны побежал он к высокой башне и открыл деревянные двери. Пробежал через комнату и открыл каменную дверь, за каменной — бронзовую дверь, за бронзовой — медную, за медной — железную, за железной — серебряную. Взбежал по серебряной лестнице и остановился у золотой двери. Тут распахнул храбрый Дзамболат золотую дверь и вошел в золотую комнату.

Смотрит храбрый Дзамболат — посреди золотой комнаты стоит прекрасная царевна, глаза в землю опустила, а в косе ее играют солнце, луна и звезды. Тут вспомнил опять Дзамболат слова доброй старухи: «Если царевна опустит глаза в землю, — тебя ждет удача, если посмотрит тебе в лицо, — не жди удачи». Обрадовался Дзамболат. Так обрадовался, что заблестели его глаза точно звезды, и кровь в груди вскипела будто вода в котле.

Поднял храбрый Дзамболат правую руку кверху и сказал:

— О, прекрасная царевна, салам тебе! Видишь, я снова здесь, в твоей золотой комнате. Не пронзили пики царских воинов моего сердца. Заржавели их кривые сабли и булатные кинжалы в ножнах. Зато я показал силу рук, меткость глаз, твердость сердца: в царство мертвых отправил я двух храбрых воинов твоего отца. А теперь я опять пришел, чтобы взять тебя в свой хадзар.

Выслушала красавица-царевна храброго Дзамболата, но ни слова ему не сказала в ответ, только сильнее прежнего засияли в ее косе солнце, луна и звезды.

Подбежал тогда храбрый Дзамболат к прекрасной царевне, взял ее на руки и выбежал через золотую дверь в серебряную комнату. Из серебряной комнаты побежал в медную, из медной — в бронзовую, из бронзовой — в железную, из железной — в каменную. Потом открыл храбрый Дзамболат деревянную дверь и быстрее серны побежал с красавицей-царевной на руках прямо к хадзару доброй старухи.

Увидела старуха в окно своего хадзара, что ее гость вернулся не один, что несет он на руках красавицу-царевну, и обрадовалась. Выбежала она из старого хадзара, подняла свои старые руки к небу и так взмолилась:

— О, великие боги неба и земли, дайте счастья моему храброму гостю и моей красавице-царевне!

Улыбнулась прекрасная царевна, как улыбается весеннее солнце, сняла с пальца золотое кольцо, дала его старухе и сказала:

— Вот тебе мое золотое кольцо. Иди с ним в хрустальный замок. Там в самой маленькой башенке стоит кованый сундук. Прикоснись к нему моим кольцом, и сундук откроется сам собою. В том сундуке ты увидишь много золота, серебра и алмазов. Возьми себе столько золота, серебра и алмазов, сколько сама пожелаешь. Потом опять прикоснись к сундуку моим кольцом, и сундук закроется сам собою. Иди, и пусть счастьем наполнится твой бедный хадзар!

— Да будет так! — сказал старухе Дзамболат.

Потом красавица-царевна сняла с головы шелковый платок, расстелила его на земле, посадила на тот шелковый платок Дзамболата и сама села рядом с ним.

— О, покровители долин и лесов[36] моего царства, — взмолилась красавица-царевна, — пусть шелковый платок понесет нас обоих в далекое Черное ущелье в дом Дзанати! — Только сказала она это, как поднялись храбрый Дзамболат и прекрасная царевна на шелковом платке выше лесов и гор, выше туч и облаков и полетели в дом Дзанати, а добрая старуха осталась в своем, хадзаре.

IX. Как храбрый Дзамболат победил царских воинов и как зажил он с красавицей-царевной в отцовском хадзаре

Много ли, мало ли летели на шелковом платке храбрый Дзамболат и его красавица-невеста — кто знает. Но вот захотелось им напиться родниковой воды.

Тогда взмолилась красавица-невеста:

— О, покровители лесов и долин, пусть шелковый платок понесет нас туда, где соединяются родник и горная река!

И вмиг опустился шелковый платок там, где соединяются родник и горная река, и Дзамболат с красавицей-невестой вдоволь напились родниковой воды.

Потом Дзамболат сказал царевне:

— Ляг на шелковую траву и усни, а я тебя постерегу.

— Хорошо, — ответила ему царевна, легла на шелковую траву и уснула сладким сном, а Дзамболат стал сторожить царевну, чтобы не унесли ее царские воины, чтобы не посмотрели на нее злые духи, чтобы не заколдовали ее шайтаны.

Наконец, проснулась царевна, встала она с шелковой травы, родниковой водой умыла свое лицо и сказала храброму Дзамболату:

— Теперь ты ложись на шелковую траву и усни, а я тебя постерегу.

— Хорошо, — отвечал ей Дзамболат. — Я так устал, что ноги подгибаются подо мною. — Сказал так, лег на шелковую траву и вмиг уснул крепким сном.

Спит храбрый Дзамболат на шелковой траве, а царевна стоит рядом и во все стороны поглядывает. То в одну сторону посмотрит — нет ли там волков или шакалов. То в другую сторону посмотрит — нет ли там злых подземных духов или шайтанов. То на горную реку посмотрит — не несет ли она им какой-нибудь беды. И вдруг видит царевна: плывет по реке деревянная ложка.

Испугалась прекрасная царевна и подумала: «О, боги неба и земли, откуда быть тут царскому воину?»

Побледнело лицо царевны, стало белее снега на горах, задрожали от страха ее ноги и закричала она на всю равнину:

— Проснись, бедный Дзамболат!

Еще не успел вскочить с земли храбрый Дзамболат, как деревянная ложка превратилась в царского воина. Засвистела булатная стрела злого воина и пронзила сердце Дзамболата. Вздохнул глубоко Дзамболат и замертво упал на шелковую траву.

А царский воин закричал во весь голос:

— Фадис, фадис, воины великого царя! — и бросился в горную реку. В реке превратился он опять в деревянную ложку.

Плывет деревянная ложка по реке, то нырнет в воду, то скроется за камнем, то спрячется под пеной, то опять выплывет на поверхность.

Заплакала прекрасная царевна горькими слезами, плачет и причитает, как старуха над убитым сыном:

— О, бедный Дзамболат, о, храбрый Дзамболат, на кого ты меня оставил, одинокую? Что я буду делать без тебя на этой пустой равнине? Какими глазами я буду смотреть на черный мир?

Плачет красавица-царевна над мертвым Дзамболатом, и слезы рекой текут из черных глаз, текут, бегут прямо в горную речку. И так горевала красавица-царевна, что в косе ее погасли солнце, луна и звезды.

Вдруг видит царевна, что маленькая мышь подбежала к Дзамболату и стала грызть острыми зубами его чувяк. Рассердилась царевна на маленькую мышь и закричала:

— Как ты смеешь, злая мышь, трогать бедного Дзамболата?!

Не испугалась маленькая мышь царевны, не убежала она в кусты, а еще сильнее прежнего принялась рвать острыми зубами чувяк Дзамболата.

Тогда царевна схватила камень и бросила его в маленькую мышь. Попал тот камень мышке в спину, пискнула мышь и замертво повалилась рядом с Дзамболатом.

Вдруг, откуда ни возьмись, прибежала большая мышь. Горько заплакала она и так сказала царевне человечьим голосом:

— Почему ты убила мою маленькую дочь, что она тебе сделала, о, злая женщина? — А сама заплакала сильнее прежнего, и слезы ручьем потекли по ее усам.

Удивилась царевна — никогда не видела она, чтобы плакала мышь, никогда она не слышала, чтобы мышь говорила человечьим голосом. Так удивилась бедная царевна, что сама перестала плакать.

Старая мышь тоже перестала плакать, вытерла лапкой слезы, взяла зубами свою дочь и понесла ее на бугорок. Положила она ее на бугорке и принялась посыпать пылью. Сыпала, сыпала, пока совсем не стало видно под пылью маленькой мышки.

А царевна все стоит и смотрит, что будет дальше.

Вдруг куча пыли зашевелилась, и выскочила оттуда маленькая мышь — будто ничего с нею и не было. Стряхнула она с себя пыль и без оглядки побежала в кусты, а старуха-мышь за нею.

Сильнее прежнего удивилась царевна, удивилась и подумала: «Видно, на бугорке не простая пыль, а чудесная. Посыплю и я той пылью бедного Дзамболата».

Схватила она свой шелковый платок и легче пуха птичьего, резвее горной серны побежала на бугорок. Полный платок серой пыли принесла царевна. Вытащила стрелу из сердца Дзамболата и всю пыль насыпала ему на рану.

Только хотела бедная царевна опять побежать на бугорок за пылью, как Дзамболат открыл глаза, посмотрел на царевну и сказал:

— Долго спал я, царевна. Пора нам отправляться в путь.

Обрадовалась красавица-царевна, от радости шелковый платок выпал из ее рук, солнце, луна и звезды снова загорелись в ее косе, сердце в груди забилось сильнее прежнего. Потом подняла красавица-царевна с земли булатную стрелу, протянула ее храброму Дзамболату и сказала:

— Пусть твой враг спит таким сном, каким ты спал. То смерть была, а не сон. Даже здесь разыскал нас царский воин и этой стрелой пронзил твое сердце. Скоро он вернется сюда со всеми царскими воинами, и тогда не уйти тебе от смерти.

Тут опять расстелила красавица-царевна свой шелковый платок, и только сели они на платок, как задрожала земля, пыль поднялась до самого солнца, звон сабель и кинжалов раскатился по всей долине. Это царские воины шли, чтобы отнять у Дзамболата красавицу-царевну.

Взмолилась тогда царевна покровителям долин и лесов. И поднялся шелковый платок выше дремучих лесов, выше горных вершин, выше туч и облаков. И полетели храбрый Дзамболат и красавица-царевна в Черное ущелье, в хадзар трех братьев Дзанати. А воины великого царя далекой страны остались там, где родник впадает в горную речку.

Кто знает, много ли, мало ли летели царевна и Дзамболат на шелковом платке, но вот потемнело вдруг солнце, будто настала ночь.

Посмотрела царевна в одну сторону, потом посмотрела в другую сторону и в страхе закричала:

— О, бедный Дзамболат, покарали нас боги земли и неба! Не уйти нам от царских воинов! Не миновать тебе смерти!

Посмотрел Дзамболат и видит: летят за ними горные орлы, и нет им счету, даже солнце закрыли они своими крыльями. Понял храбрый Дзамболат, что те орлы — не простые орлы, а царские воины. Но не испугался храбрый горец, выхватил из колчана булатную стрелу, натянул тугой лук и говорит:

— Не бойся, красавица-царевна, не покарали нас боги неба и земли, не страшны нам царские воины, не страшны сабли и кинжалы.

Сказал так храбрый Дзамболат и пустил булатную стрелу прямо в небо, потом потер золотое кольцо о свою черкеску и взмолился:

— О, бог богов, пусть моя булатная стрела понесет смерть всем царским воинам!

Только сказал он это, как его булатная стрела рассыпалась тысячью стрел, и каждая стрела пронзила сердце горного орла. Ни один орел не спасся от булатной стрелы, ни один орел не взмахнул больше могучим крылом. И каменным градом упали горные орлы — воины великого царя далекой страны — на широкую равнину, упали замертво на дремучие леса и на зеленые луга.

Сильнее прежнего засияло золотое солнце на небе, сильнее прежнего обрадовались храбрый горец Дзамболат и прекрасная царевна.

Много ли, мало ли еще летели царевна и Дзамболат над лесами и равнинами, над реками и горами, над тучами и облаками — кто знает, но вот, наконец, прилетели они прямо во двор хадзара Дзамболата.

Навстречу им выбежали из хадзара старший брат Бимболат и средний брат Касполат. Обняли они своего меньшого брата Дзамболата и вознесли хвалу богам:

— О, великие боги, хвала вам за то. что наш меньшой брат Дзамболат вернулся в свой хадзар с красавицей-невестой!

Потом устроили братья великий пир. Пригласили они на тот пир гостей со всех ущелий, со всех равнин, из далеких и близких стран.

Потом выстроили братья три хрустальных замка с высокими башнями.

И стали жить и поживать в тех хрустальных замках три брата из рода Дзанати.

Весь мир узнал, что нет храбрее Дзамболата на всей земле. Весь мир узнал, что нет красивее жены Дзамболата на всей земле: ее стан — стройнее кипариса, ее глаза — чернее черной ночи, а в косе ее играют солнце луна и звезды.