Ошибка

Логан

Когда я захожу к себе в спальню после утреннего душа, раздается телефонный звонок. А зная, что мои сверстники предпочитают эсэмэски, мне даже не нужно смотреть на экран, чтобы узнать, кто это.

– Привет, мам. – Удерживая полотенце, я направляюсь к комоду.

–

Мам

казалось

Я смеюсь, несмотря на жалящее чувство вины. Она права. В последнее время я веду себя как никудышный сын – со всеми этими межсезонными тренировками и курсовыми звоню ей не так часто, как следует.

– Прости, – с искренним сожалением говорю я. – В конце семестра мне катастрофически не хватает времени.

– Я понимаю. Поэтому и не достаю тебя звонками сама. Ты хорошо готовишься к экзаменам?

– А то! – Ну да, конечно. Я еще не открывал ни одной книги.

Мама словно видит меня насквозь:

– Не вешай мне лапшу на уши, Джонни.

– Ладно, я еще даже не начинал, – приходится признаться мне. – Но ты же знаешь, что я лучше работаю под давлением. Повиси секунду, ладно?

– Хорошо.

Я откладываю телефон и сбрасываю полотенце, а затем натягиваю на бедра спортивные штаны. Мои волосы все еще мокрые, с них на грудь капает вода, так что я сначала вытираю голову и только потом снова беру телефон:

– Я тут. Ну что, как работа? Как Дэвид?

– Хорошо и отлично.

Следующие несколько минут она рассказывает мне о своей работе – мама работает управляющим в ресторане в Бостоне, – а потом о том, как поживает мой отчим. Дэвид бухгалтер, и он настолько скучен, что порой с ним бывает тяжело. Но он всем сердцем любит маму и обращается с ней как с королевой, поэтому я не могу ненавидеть этого парня.

В конце концов она добирается до моих планов на лето и начинает говорить настороженно, как всегда, когда дело касается папы:

– Как я понимаю, ты снова будешь работать у своего отца?

– Да. – Я стараюсь, чтобы мои слова звучали непринужденно. Мы с моим братом давно договорились не рассказывать маме правду.

Ей не обязательно знать, что папа снова пьет, и мне не хочется, чтобы она вспоминала о неприятном прошлом. Она уже прошла через это, и теперь пусть эти проблемы больше ее не касаются. Мама заслужила свое счастье, и каким бы нудным ни был Дэвид, он делает ее счастливой.

Уорд Логан же, наоборот, делал ее несчастной. Он ни разу не ударил ее, не оскорбил, но ей приходилось в одиночку разбираться с его неприятностями, справляться с его пьяными истериками и постоянными визитами в центр реабилитации. Именно ей приходилось поднимать его с пола и тащить в кровать, когда он пьяный в стельку приходил домой и вырубался прямо в прихожей.

Черт, я никогда не забуду один случай. Мне было лет восемь или девять. Часа в два ночи папа позвонил домой. Заплетающимся языком он нес какой-то бред, потому что до беспамятства напился в баре, сел в машину, но понятия не имел, где находится. Была середина зимы, но мама не захотела оставлять нас с братом одних дома. Она закутала нас потеплее, и мы втроем ездили несколько часов по городу в поисках отца – нам была известна лишь половина названия улицы, потому что вывеску занесло снегом, а он был слишком пьян, чтобы счистить его.

Помню, что после того, как мы отыскали его и загрузили в мамину машину, я сидел на заднем сиденье и впервые почувствовал то, чего еще никогда не чувствовал, – жалость. Я

жалел

– Надеюсь, милый, он будет платить тебе соответственно, – расстроенным голосом говорит мама. – Вы с Джеффри так подолгу работаете в гараже.

– Конечно он нам платит. – Но можно ли назвать эту оплату достойной? Нет, черт побери. Мне хватает на то, чтобы платить за аренду жилья, и на расходы в течение учебного года, но эта сумма определенно меньше той, что я

должен

– Хорошо. – Она медлит. – А ты сможешь выкроить недельку, чтобы навестить нас?

– Я планирую, – успокаиваю я ее. Мы с Джефом уже составили такой график, чтобы у каждого из нас осталось время поехать в Бостон и провести немного времени с мамой.

Мы болтаем еще несколько минут, и затем, отключившись, я спускаюсь вниз, чтобы перекусить. Я готовлю себе скучнейшую кашу из пшеничных хлопьев без сахара, которую заставляет нас есть Такер, потому что, по какой-то причине, он противник сладкого. Я устраиваюсь за стойкой, и мои мысли тотчас возвращаются к тому, что случилось вчера ночью.

Свалить от Грейс через пять секунд после того, как она довела меня до оргазма, было настоящей подлостью. Но мне нужно было уйти оттуда. Как только я пришел в себя, моей первой мыслью было: «Какого черта я тут делаю?». Нет, правда. Конечно, Грейс классная – и сексуальная, и забавная, – но неужели я пал так низко, что теперь трахаю пальцем случайных девушек, с которыми даже не знаком? И в этот раз я даже не могу оправдаться алкоголем, потому что был трезвым как стеклышко.

А самое худшее во всем этом? Она, черт подери, даже не кончила.

Вспоминая об этом, я стискиваю зубы. Она очень страстно стонала, да, но я уверен на девяносто девять процентов, что не кончила, несмотря на то, что сказала мне совсем другое. Или, вернее, солгала. Потому что когда женщина бормочет что-то невнятное, типа «угу», на твой вопрос, получила ли она оргазм, это называется

ложью

А это ее уклончивое «да, мне тоже» на мою фразу о том, что нам было весело? Вот пример того, как ранить мужское самолюбие. Она не только

не

Я не знаю, как к этому относиться. Нет, конечно, я не идиот. Я не живу в волшебном пузыре, где оргазмы сыплются с неба прямиком в кровать женщины каждый раз, когда она занимается сексом. Я

знаю

Но я с полной уверенностью могу заявить от лица большинства мужчин: мне нравится думать, что они не имитируют его в постели со

мной

Проклятье. Мне следовало взять ее номер телефона. Почему, черт побери, я не попросил ее номер?

Но и на этот вопрос ответ мне известен. Последний месяц у меня ни разу не возникало желания взять номер телефона у девушки, с которой я только что переспал. А точнее, я был слишком пьян до, во время и после секса, чтобы даже

вспомнить

Глухой звук шагов, доносящийся из коридора, вырывает меня из моих мыслей, и я поднимаю глаза как раз в тот момент, когда в кухню входит Гаррет.

– Здорово, – говорит он.

– Здорово. – Я засовываю в рот полную ложку каши и изо всех сил стараюсь не обращать внимания на охватившее меня ощущение дискомфорта и одновременно ненавижу себя за это чувство.

Гаррет Грэхем – мой лучший друг. Бога ради, я не должен испытывать

дискомфорт

– Так чем в итоге ты занимался вчера вечером? – Он достает из верхнего шкафчика пиалу, из выдвижного ящика – ложку и садится за стойку рядом со мной.

– Тусовался с одной девчонкой, – отвечаю я, проглотив безвкусные хлопья. – Мы смотрели кино.

– Круто. Я ее знаю?

– Не, мы только вчера познакомились.

И скорее всего я больше никогда не увижу ее, потому что оказался эгоистом в постели и, судя по всему, плохой компанией.

Гаррет насыпает в пиалу немного хлопьев и тянется за пакетом молока, который я не убрал в холодильник.

– Слушай, а ты уже созванивался с тем агентом?

– Нет еще.

– Почему?

Потому что в этом нет никакого смысла.

– Потому что пока не было времени. – Мой ответ звучит резче, чем мне хотелось бы, и в глазах Гаррета мелькает обида.

– Не нужно на меня набрасываться. Я просто спросил.

– Прости. Я… прости. – Ага, вот я все и объяснил.

Заглушив стон, я зачерпываю еще ложку каши. Между нами повисает тишина, но вот Гаррет откашливается:

– Слушай, я все понимаю, ладно? Тебя не отобрали в НХЛ, и это отстой. Но мир же не рухнул. Ты свободен от обязательств, не связан с конкретной командой, а значит, ты можешь подписать контракт с любой, которая захочет тебя заполучить. И по-любому такие команды найдутся.

Он прав. Я уверен, что многие команды захотели бы, чтобы я играл за них. И уверен, что какая-нибудь даже заявила бы на меня свои права –

если бы

Но Гаррет об этом не знает. Он думает, что последние два года я просто пропускал это мероприятие, и – я уже говорил, какой я дерьмовый друг? – я позволяю ему так думать. Потому что, как бы по-дурацки это ни звучало: то, что мой лучший друг верит, будто меня до сих пор не отобрали, вгоняет меня в куда меньшую депрессию, чем если бы я признался, что никогда не буду играть за профессионалов.

Понимаете, у Гаррета был выбор, соглашаться или нет. Он хотел получить диплом, отказавшись от всех соблазнов, которые предлагает драфт. Многие игроки студенческих команд бросают учебу в тот же самый момент, когда профессиональная команда заявляет о своих правах на них. И сложно поступить иначе, когда команда из НХЛ делает все возможное, чтобы убедить тебя побыстрее распрощаться с колледжем. Но Гаррет умный парень. Он понимает, что, сделав этот шаг, потеряет право на членство в Национальной ассоциации студенческого спорта, а еще понимает, что подписание контракта с командой не означает моментального успеха или даже участия в играх.

Черт, да мы оба знаем, что случилось с Крисом Литтлом, членом нашей команды. Мы с Гарретом тогда были на первом курсе. Чувак попал в драфт, ушел в профессиональный хоккей, проиграл полсезона – а что потом? Из-за серьезной травмы ему пришлось завершить карьеру. Навсегда. И теперь Литтл не только никогда не встанет на лед, но даже все заработанное по этому контракту, ушло на лечение. И, насколько я знаю, он вернулся в университет, чтобы получить-таки специальность. Будет сварщиком или типа того.

Так что – да, Гаррет разыграл все по уму. А я? Я с самого начала знал, что не буду играть в профессиональный хоккей.

– Я к чему: Грецки тоже не прошел драфт, и посмотри, чего он достиг. Этот мужик –

легенда

Гаррет все говорит и говорит, стараясь «обнадежить» меня, и я разрываюсь между тем, чтобы рявкнуть на него и попросить заткнуться или изо всех сил обнять его, потому что этот парень потрясающий друг.

Но вместо этого с языка слетает очередная ложь:

– Я позвоню агенту в понедельник.

Он удовлетворенно кивает:

– Хорошо.

И снова повисает тишина. Мы загружаем наши тарелки в посудомоечную машину.

– Слушай, сегодня вечером мы собираемся в «Малоун», – говорит Гаррет. – Я, Уэллси, Так и, может, Дэнни. Ты пойдешь?

– Не могу. Мне нужно уже начинать готовиться к экзаменам.

Печально, но я уже теряю счет вещам, о которых лгу своему лучшему другу.

Грейс

– Прости, ты можешь повторить? – Рамона пялится на меня в полнейшем неверии, ее изумленные глаза напоминают два черных блюдца.

Я пожимаю плечами, как будто не сообщила ей только что ничего особо важного.

– Вчера вечером заходил Джон Логан.

– Вчера вечером заходил Джон Логан, – эхом отзывается она.

– Да.

– Он пришел в наше общежитие.

– Да.

– Ты была в этой комнате, и он пришел, и вы были вместе. В этой комнате.

– Да.

– То есть Джон Логан объявился у нашей двери, вошел к нам и был здесь. С тобой. Тут.

Я давлюсь от смеха:

– Да, Рамона. Мы уже определили тот факт, что он был

здесь

У нее открывается рот. Она закрывает его. Потом снова открывает и издает такой оглушительный вопль, что я удивлена, что вода в моем стакане не задрожала, как в одной из сцен фильма «Парк Юрского периода»[5].

– О боже! – Подруга подбегает к моей кровати и плюхается на матрац. – Рассказывай

все

Она даже не переоделась, вернувшись с вечеринки: на Рамоне все то же крошечное подобие платья, которое неприлично вздергивается, когда она садится, и серебристые туфли на шпильках, которые подруга в возбуждении скидывает.

Когда Рамона вошла в нашу комнату, я выдержала целых три секунды прежде чем выложить ей новости, но сейчас, когда она смотрит на меня в радостном волнении, мое горло сжимается – так мне не хочется ей что-то рассказывать. Внезапно мне становится неловко рассказывать ей обо всем, что произошло прошлым вечером, потому что… ну… ладно, я просто скажу: потому что это было

разочарованием

Я с удовольствием посмотрела с ним кино. И мне понравилось целоваться с ним и все такое – по крайней мере, до тех самых заключительных моментов, – но вот парень кончил и тут же

ушел

Неудивительно, что он занимается сексом на вечеринках братств. Наверное, его девушки оказываются слишком пьяными, чтобы заметить, был у них оргазм или нет. Слишком пьяными, чтобы понять, что Джон Логан – это просто красивая упаковка и ничего более.

Но я уже проговорилась, и теперь мне придется довести дело до конца и рассказать Рамоне еще

что-нибудь

– Вы смотрели кино? И все?

Я чувствую, как по щекам разливается румянец:

– Ну…

Рамона снова дико взвизгивает:

– О боже мой! Ты с ним

переспала

– Нет, – спешу ответить я. – Конечно нет. Я едва его знаю. Но… ладно, мы целовались, с языком.

Я сомневаюсь, стоит ли рассказывать дальше, но и этого откровения хватает, чтобы у Рамоны засветились глаза. Она похожа на ребенка, которому только что подарили его первый велосипед. Или пони.

– Ты целовалась с Джоном Логаном! Ууу-ху! Это

так

штаны

– Не-а, – вру я.

Моя лучшая подруга больше не может спокойно сидеть на месте. Она спрыгивает с кровати и начинает скакать вокруг меня.

– Я поверить не могу! Я поверить не могу, что меня здесь не было и я этого не видела!

– Ты стала увлекаться вуайеризмом? – сухо спрашиваю я.

– Стала бы я подглядывать за Джоном Логаном? О

да

часами

– Что? Нет!

– О, да брось, наверняка он будет польщен… – Она снова охает. – Нет, напиши ему и пригласи сюда! И пусть прихватит с собой

Дина

Я не хочу разочаровывать ее, но, учитывая, как быстро свалил Логан прошлой ночью, мне не остается другого выхода, кроме как рассеять все иллюзии Рамоны.

– Я не смогу, даже если захочу, – признаюсь я. – Я не взяла его номер телефона.

– Что?! – Она шокирована. – Ты

с ума сошла

Я качаю головой:

– У него с собой не было трубки, так что у меня не было возможности дать ему свой номер.

На мгновение Рамона затихает. Пронзительные карие глаза смотрят на меня прищурившись, словно она пытается проложить телепатический канал к моему мозгу.

Я неловко ерзаю на месте:

– Что?

– Давай начистоту, – медленно произносит Рамона. – Он правда был здесь?

Меня накрывает волной шока:

– Ты шутишь?

Когда она едва уловимо ведет плечом, мой шок перерастает в ужас:

– Зачем бы я стала это придумывать?

– Не знаю… – Рамона заправляет за ухо прядь темных волос – очевидно, что ей неловко. – Просто… ну, он старше нас и такой

горячий

– И это означает, что я

вру

– Нет, конечно нет. – Она дает задний ход, но уже слишком поздно. Я зла и направляюсь к двери. – Куда ты идешь? – жалобно спрашивает Рамона за моей спиной. – О, ну хватит, Грейси. Я верю тебе. Незачем так злиться и куда-то убегать.

– Я не убегаю. – Я бросаю на нее сердитый взгляд через плечо и хватаю свою сумку. – Через пятнадцать минут у меня встреча с папой. Мне и правда нужно уходить.

– Честно? – скептически спрашивает она.

– Да. – Я заставляю себя не смотреть на подругу волком. – Но это не значит, что сейчас я на тебя не злюсь.

Она бросается ко мне и обнимает прежде, чем мне удается ее остановить, да стискивает так сильно, что мои легкие лишаются притока воздуха. Это одно из ее фирменных извинительных объятий, которым я уже потеряла счет.

– Пожалуйста, не злись на меня, – умоляет Рамона. – Прости, что я спросила. Я знаю, ты не стала бы придумывать это. А когда ты вернешься, я хочу услышать

все

– Да… договорились, – бормочу я, но не потому, что хочу, а потому, что мне нужно убраться отсюда, пока я не ударила ее по лицу.

Она отстраняется, на ее лице читается облегчение:

– Круто. Тогда до скоро…

Я выхожу из комнаты до того, как Рамона успевает закончить фразу.