Осколки. 12 удивительных ситуаций

Ситуация № 8. Пойдешь со мной?

Да, я не стал вмешиваться в тот конфликт. Во-первых, было очень душно, а, кроме того, меня это не касалось.

Обычно я не езжу на метро, но в тот день я оказался в душном вагоне, почти переполненном людьми, недалеко от выхода. Разглядывая осторожно людей, я несколько раз посмотрел на парня, стоявшего у двери. Его лицо выражало полное безразличие, а глаза говорили, что он где-то внутри себя, и там нерадостно.

На остановке двери распахнулись, и плотная масса людей начала двигаться в вагон. Впереди выделялся рослый мужчина с огромной сумкой на плече и не меньших размеров животом. Он двигался прямо на того парня. На лбу крупные капли пота, на рубашке мокрые пятна того же происхождения. У такого тела не было рассудка, перед ним стояли простые задачи. Выставив вперед правую руку, и пытаясь отодвинуть в сторону помеху, он вдруг почувствовал сопротивление. Его маленькая головка, крепившаяся на толстой шее, нависла над безжизненным молодым человеком, и гаркнув:

– Пшел, – он толкнул его в грудь рукой, от чего тот зашатался, но устоял, держась за поручень, А юноша, думаю, не соображая, что происходит, а скорее машинально тоже толкнул его в грудь, причем, без видимого эффекта. Тут толстяк, рассвирепев с криком:

– Ах, ты пидор, – ударил его по лицу. Завязалась, что называется, потасовка. Никто, естественно, не вмешивался. Но ограниченное пространство и время не могли привести к серьезным последствиям, если не считать унижения для какой-то из сторон.

Я признаться не ожидал, что парень окажет сопротивление. Тем не менее, я еще больше был удивлен, когда он вдруг выскочил из вагона на перрон и прислонился спиной к ближайшей колонне.

За своими наблюдениями я чуть было не опоздал выйти, с трудом протиснувшись к уже закрывающимся дверям.

А парень так и стоял спиной к колонне, наклонившись вперед. Брюки его неряшливо опустились, белая майка с коротким рукавом была растянута у шеи. Тогда я обратил внимание на то, что он покрыт красными пятнами на шее и на руках. Некоторые из них были синеватого оттенка. В дополнение к длинным, грязно-светлым волосам он производил впечатление если не бродяги, то довольно опустившегося человека. Впрочем, в московских подземных переходах я встречал похожих людей с коробкой или с шапкой в руке, просящих деньги за своих собратьев, игравших в это время на гитаре и певших слабо различимые шлягеры.

Я редко им давал деньги. У меня просто не было мелких денег.

Сначала я подумал, что у парня подрагивает голова, потому что проходящие мимо люди задевают его. Но он присел, также не поднимая головы и вытирая рукой глаза. Было очевидно – он плачет. Навзрыд и почти беззвучно.

Это продолжалось недолго. Он поднялся, поправил майку, волосы и вышел на перрон. Через минуту он уже ехал домой.

Мать называла его Роня. Это звучало всегда, как-то вскользь, между прочим.

Собственно, так она к нему и относилась. Со временем и он к ней начал относиться так же. Хорошего было мало, а плохого он не помнил. Других родственников у него не было, а если бы и были, все равно он бы был им бесполезен, так как зарабатывал мало, мало в чем разбирался кроме компьютера, книг и кино. С шестнадцати лет жил один в двухкомнатной квартире стандартного дома, непонятно как доставшейся ему, крайне уединенно. И к своим двадцати трем годам не имел ни одного товарища. Все эти недостатки превращались в достоинства на работе, где знали, что его можно загружать по полной. Все равно ведь ему нечего делать.

Большую часть времени он проводил дома за написанием программ или приложений к ним, что также устраивало его работодателей. Правда, на его зарплате это несильно отражалось.

Возможно, все было бы иначе, и было наверняка иначе. Ребенком он был довольно общителен и приветлив, наверное. Но в тоже время появилась особенность, испортившая многое. Дело в том, что на теле у него стали появляться красные пятна. Они появлялись внезапно: на лице, на руках, да где угодно. Казалось, это происходит беспричинно, но со временем стало ясно. Их появлению предшествует обида или стресс, вызванный обидой. Но вы же знаете детей. В общении с ними все возможно. Самое неприятное то, что проходили они крайне медленно, меняя цвет наподобие гематомы. Удивительно, что родители других детей не хотели этого понимать и, как следствие, дети сторонились его.

Так что его одиночество и замкнутость в какой-то мере были предопределены.

Добавьте к этому мать, которая так и не смогла наладить свою личную жизнь и жила в настоящее время с очередным мужчиной. Не такая уж и редкая ситуация.

Жаль. По-своему очень жаль.

Но в своей жизни Родион находил и приятные и интересные стороны.

Обратите внимание на место водителя рейсового городского автобуса или троллейбуса. Кажется, сидишь себе, смотришь по сторонам. В окне все время меняется пейзаж. Интересно. Для кого-то, наверное.

Так вот, оказывается, все это ежедневное разнообразие становится сплошным однообразием. А пейзажи серой, невзрачной стеной. И вынуждены водители такого общественного транспорта украшать свои кабинки картинками и другой цветной чепухой.

Наподобие этого и Родион украшал свою жизнь книгами, Интернетом и кино.

Дорога от метро к дому обычно занимала у него не больше пяти минут. На пути его был сквер, довольно неухоженный, с редкими скамейками блеклого зеленого цвета. Все это было окружено чугунной, невысокой оградой. Видимо, для того, чтобы людям было удобно через нее перешагивать, что они и делали, протоптав на газонах тропинки.

После конфликта в вагоне метро, Родион оставался в подавленном настроении.

Он брел к дому, как обычно погруженный в себя и не глядя по сторонам. Сознание сканировало обрывки мыслей, суждений, образов. Одним словом, действительность никак его не интересовала, квартира воспринималась как убежище от этой непонятной суеты.

Не удивительно, что в таком рассеянном состоянии перешагивая через ограду, он споткнулся и упал, сильно ударившись коленом и оцарапав ладони. Боль была нестерпимой. Он поднялся, краем глаза замечая тени проходивших мимо людей, и сильно хромая, дошел до скамейки. На ней сидели, и ему пришлось присесть на самый край.

Боль понемногу отходила, и он сел удобнее уже облокотившись о спинку. Оглядевшись, он обратил внимание на девушку, сидевшую рядом и с ней пожилую женщину, читавшую книгу.

– Вы упали? Все в порядке? – Она смотрела на него, хотя из-за темных очков ее глаз не было видно. Он неопределенно покачал головой и стал рассматривать оцарапанные ладони.

– Может, вам нужна помощь?

– Да нет, спасибо. – Чуть слышно проговорил он и посмотрел на нее.

Его представления о женщинах были сформированы теми красочными фотографиями, которые он видел в Интернете. В жизни он мало обращал на них внимание, будучи безнадежно застенчивым и понимая, что его внешность ну никак не может хоть кого-то заинтересовать. А тут он увидел не просто красивую, а притягательно красивую девушку. В жизни таких не бывает. Темные блестящие волосы спокойно ложились ей на плечи, обрамляя прекрасное лицо со слегка смуглой кожей и яркими губами. Черты лица были настолько правильными, что казалось, выступающие скулы и нос были специально подобраны под общую композицию. Руки с изящными запястьями и длинными пальцами лежали на коленях скрещенными. Она была в темном, легком плаще, скрывающем фигуру и улыбалась именно ему.

– Вот упал, – сказал он громче и откашлялся. – Случайно, – и почувствовал что краснеет. – Все время здесь хожу и вот…

– А Кант, кажется, говорил, что рассеянность это форма сосредоточенности, – и засмеялась. Он скривил в сомнении рот.

– Да, возможно. Но я не читал Канта. Мне больше нравится Эрик Фромм.

– Ну, это проще, хотя и привлекательнее. А вы разбираетесь в электронике? У меня плеер сломался, а я ничего не понимаю. – Она уже протянула ему руку.

– Так, немного. – Он взял маленький плеер с наушниками и стал его разглядывать.

– Может батарейка села?

– Нет, я только вчера ее заменила. Но если вы не можете, ничего страшного, – и она протянула руку, чтобы избавить его от неловкости.

– Я могу посмотреть, – проговорил он.

– Правда? Вот здорово. Я здесь каждый день бываю. Я буду очень благодарна. Да, и если надо заплатить, вы скажите. У нас есть деньги, правда, бабушка. – Бабушка посмотрела на него безразлично и вернулась к книге.

– Мы живем тут рядом, где универсам.

– Санна, нам пора идти. – Бабушка уже стояла рядом с ней. Санна тоже встала и взяла ее под руку.

– Ну, до свидания, – сказала она, чуть повернув голову в его сторону. На что он кивнул ей, и они пошли к выходу из сквера. А он остался сидеть с плеером в руке.

Было около шести часов вечера. Дома его ждала работа, ему хотелось есть, но он не хотел уходить с этого места. Он был как будто оглушен проехавшим рядом с ним поездом под названием «счастье» и успел заглянуть в его окна, увидев совсем другую жизнь: светлую, радостную, красивую. А где-то внутри трепетала его душа, и эту вибрацию ощущало все его тело. Но в конце концов, он встал и пошел домой, уже осторожно перешагнув через ограду, вспомнил Канта.

Одинокие люди удивительным образом склонны к самоорганизации. Наверное, отсутствие внешней организации заменяется у них на внутренний жизненный ритм. Если исходить из этого, то Родион был довольно организованным и обязательным человеком. Поэтому, приведя себя в порядок и поев, он сел за компьютер, но не для того чтобы работать, а просто в его квартире это был единственный стол. Он рассматривал плеер и пытался понять, что можно сделать для его исправления. Он нажимал разные кнопки, понимая, что вряд ли сможет его починить, но желание оказаться полезным для той девушки было очень сильным. Он не знал, чем ее можно заинтересовать и, значит, снова увидеть. Он вспоминал ее снова и снова или, правильнее сказать, она все время оставалась в его голове. Он пытался вспомнить какие-то детали, представить себе, сколько ей лет, но оставался только образ или общее впечатление нежности и радости. И даже поработав и лежа в постели, он еще долго думал о ней, надеясь, что хоть чем-то мог понравиться.

Утром, завтракая на кухне, он подошел к окну, выходящему на сквер и попытался увидеть ту скамейку. На ней сидел пожилой мужчина с газетой. Это его напугало. Он представил себе, что в следующий раз скамейки будут заняты, и он уже не сможет общаться с ней. Для него не будет места.

С плеером он уже все решил. Эта мысль пришла к нему вчера. Он надеялся найти такую же модель в магазине и таким образом решить проблему сказав, что отремонтировал его.

Не хочу вдаваться в детали поиска Родионом плеера. Замечу лишь, что в магазинах, в которых он был, этой модели не оказалось. Возможно, она была устаревшей и снятой с производства. Но ему удалось таки найти ее на рынке, который назывался «Горбушка». Кстати, я слышал, что на нем можно купить что угодно и по удивительно низким ценам.

Весь оставшийся день он занимался обычными вещами, помня о назначенном времени и не забывая ту очаровательную девушку с таким необычным именем Санна.

Удивительное дело, когда он пытался вспомнить ее внешность, деталей не было. Остались только ощущения эмоционального тепла и близости счастья. И неясный образ красоты. Все это вызывало в нем противоречивые чувства. Его тянуло к ней, и он испытывал сильное беспокойство. Возможно его личность, его глубокое «Я» страшились неминуемого разрушения замкнутого пространства, в котором они находились в безопасности. Впрочем, любое соприкосновение с внешним миром, а тем более с другими людьми вызывали в нем напряжение.

Хотя, может быть, это мои домыслы.

Ближе к шести часам он, естественно, поглядывал на часы и периодически выглядывал в окно на сквер. И увидел-таки две женские фигуры, медленно шедшие по тротуару. Силуэты, как ему показалось, были знакомыми.

Торопливо собираясь, он пытался придумать еще темы для разговора, чтобы хоть как-то приблизить Санну к себе, но в таких ситуациях сложно сообразить или хотя бы сосредоточиться на чем-нибудь определенном. Волнение мешает.

Он не придавал значения одежде и вообще тому, как выглядит, но в этот раз надел чистую рубашку и обтер кроссовки мокрой тряпкой. В прихожей он задержался у зеркала для того, чтобы причесаться и пожалел, что забыл помыть волосы, но сейчас на это уже не оставалось времени и, сунув новый плеер в карман, вышел к лифту, захлопнув за собой дверь. Нажав кнопку лифта, понял, что не может ждать, и побежал по ступенькам вниз.

Он нашел их у той же скамейки и не сразу понял, они уже уходят или только пришли. Санна была в темном платье, в тех же солнцезащитных очках, но волосы у нее были забраны назад, открывая все лицо. И лицо это было, как бы это сказать, в общем, ничего красивее в жизни он не видел.

Из оцепенения его вывел голос женщины стоявшей рядом с ней:

– Здравствуйте молодой человек. Как ваша нога?

– Спасибо, все нормально, – ответил он, не глядя на нее.

– Я это, вот, принес плеер.

– Правда, вы починили его, – радостно отозвалась Санна и протянула руку.

Взяв его, сразу надела наушники, вставила кассету и замерла. Заулыбалась. Чуть наклонила голову набок и покачала ее, видимо, в такт мелодии.

Но тут же, опомнившись, сняла наушники и протянула перед собой руку, как для пожатия, но немного в сторону от него, хотя рядом никого не было.

– Спасибо, спасибо. Для меня это была такая трагедия. Скажите, сколько мы вам должны заплатить? – спросила она, глядя мимо него.

– Да нет, ничего не надо. Там была такая мелочь.

– Бабушка, мы должны его отблагодарить. Как вас зовут?

– Родион.

– Ой, какое необычное имя, а меня Санна.

– Ну, вас тоже не Маша зовут.

Она рассмеялась, слегка откинув голову назад.

– А вы никуда не торопитесь, Родион?

– Да нет, в общем.

– Ну, тогда давайте присядем. – И она села рядом с бабушкой, потрогав скамейку перед этим рукой. Он сел рядом.

– Бабушка, ну как мы отблагодарим Родиона? Родион, а вы где живете? Мы вот тут рядом, где универсам. А сюда ходим гулять. Врачи прописали бабушке ежедневные прогулки для укрепления сердца. Она всю жизнь проработала в школе, преподавала литературу, а сейчас на пенсии. А дома у нас есть кот, Джеки, норвежский лесной, огромный и очень умный. А вы чем занимаетесь?

– Да так, софтом. Компьютерные программы пишу. Ничем особенным. Я в соседнем доме живу. Один.

– А вы красивый, Родион?

– Аполлон. – Это был голос бабушки, причем довольно ехидный.

Для него это был болезненный вопрос, но неловкость возникла буквально на долю секунды и тут же Санна засмеялась.

– Бабушка говорит, что красивым мужчинам нельзя доверять. Вся литература говорит об этом. Правда, бабушка?

– Правда, правда, – не отрываясь от книги, сказала бабушка.

– Вот у вас такой приятный голос, дайте мне вашу руку. – Он протянул. Она поискала ее в воздухе и взяла в свою руку.

– И руки у вас приятные, мягкие и нежные.

– Не Павка Корчагин, рельсы не укладывал, – пояснила бабушка.

– Бабушка! – с упреком сказала Санна. Та потянулась к ней и начала что-то энергично шептать на ухо, на что Санна довольно спокойно сказала:

– Я уже не маленькая, сама разберусь.

Бабушка, вздохнув, углубилась в книгу и на удивление больше не вмешивалась в их разговор. А они, ощутив непонятную общность, нашли в себе интересных собеседников, то ли дополняя друг друга, то ли откликаясь на желанные импульсы. Санна смеялась значительно чаще Родиона, но и он часто улыбался и с удовольствием шутил. Оба, как оказалось, много читали и с интересом пересказывали любимые места. В общем, темы находились как-то сами собой. Пока Родион не заговорил о живописи и не почувствовал изменения в настроении Санны. Она стала тише и спокойнее. Даже когда она сказала, что хотела бы увидеть работы Модильяни и французских импрессионистов, он еще ничего не понял. Он предложил принести ей альбом с репродукциями, и тут она совсем сникла:

– Я не смогу это увидеть. Я не вижу.

– Как это? – спросил он.

– Я незрячая, неужели непонятно?

– Ты ничего не видишь? – с волнением спросил он. – А как же ты книги читала?

– Бабушка, – еле слышно произнесла она.

– Бабушка, пошли домой, – и она тут же встала.

Бабушка с трудом поднялась и, кивнув ему головой, взяла Санну под руку. Они пошли к выходу из сквера.

Родион остался один. Изменения произошли быстро, и он был оглушен ими. И все же другие изменения, в нем самом, были более существенными. На них, на этих новых ощущениях он был сосредоточен, понимая, что должен их закрепить в своем сознании. Они уже стали частью его истории и очень важной истории и уже стали очень дороги.

Когда я проходил мимо него, он сидел, облокотившись на колени и держа голову в руках. Почти эмбрион. Вначале я подумал, что он плачет, как тогда в метро, но он был просто погружен в себя, что не удивительно при его чувствительности и сентиментальности, свойственной людям, пережившим много обид. В этот раз все было по-другому. Так уж получилось, что Санна в его сознании стала самым прекрасным из достижимых явлений. Именно достижимых, потому что в его положении ожидать, что такая красивая девушка будет общаться с ним, выброшенным жизнью на станцию «Тупик» и смирившемуся с этой конечной остановкой, будучи совсем молодым и, по сути, только начинающим жизнь, раньше могло быть только сюжетом его фантазий.

Понятно, что в этой ситуации он прокручивал всю встречу с Санной вновь и вновь: переживая, волнуясь, радуясь и даже улыбаясь. Впрочем, не забывал он взглянуть отстраненно и оценить себя со стороны. Кому не хочется выглядеть лучше?

Удивительно было то, что он несильно волновался из-за неловкости, возникшей в конце. Он даже не придавал ей значения, чувствуя, что доброта и понимание Санны не оставят следа от нее.

Следующий день, особенно к вечеру, очень напоминал предыдущий по той тревоге и беспокойству, смешанных с нетерпением, которые он испытывал. Правда, он вымыл волосы, причесался и выглядел довольно опрятно, но, глядя в зеркало, он чувствовал себя немного обманщиком. Низкий лоб в следах от угревой сыпи, серые невыразительные глаза с русыми бровями, тяжеловатый нос, маленькие бледные губы и безвольный подбородок, субтильное тело, не знавшее физических нагрузок, сутулость и пятна, пятна, пятна. Везде. На руках, на лице, по всему телу. Это он. И она, которая могла бы сниматься в кино, быть на обложке журнала, ездить в дорогой машине и быть в числе избранных удачей. Но он собирался к ней. Им двигала надежда, упрямство и отчаяние все потерять. Именно все, ибо вся его жизнь была сконцентрирована сейчас в Санне.

Он встретил их гуляющими под руку. Санна ответила на его приветствие спокойно, но немного настороженно. Бабушка просто улыбнулась. И они пошли дальше, а он остался стоять в растерянности. Правда через пару шагов, Санна остановилась и, повернувшись к нему, спросила:

– Ну, где ты? Идешь?

Он с облегчением выдохнул и присоединился к ним. Шли молча, пока к Санне не вернулась ее прежняя игривость, и она не начала рассказывать о «Золотом теленке» Ильфа и Петрова, который она слушала в записи на диске. На этой знакомой обоим теме они нашли единодушное общение, плавно шедшее дальше и дальше, пока Санна не предложила присесть на скамейку. Ему и самому этого хотелось, так как бабушка молчаливой совестью висела на руке у Санны, а напрягала его.

Как только они сели, Санна заявила:

– Родион, а ты обманщик. – И улыбнулась.

– Почему?

– Ничего ты не ремонтировал плеер. Ты купил новый.

Он смутился и покраснел, застигнутый врасплох точностью разоблачения.

– Ну что ты молчишь? Ведь так?

Ему нечего было сказать.

– Я сразу поняла. Мой плеер поцарапан сзади. Я ножницами открывала крышку, чтобы поменять батарейки, а на этом нет царапин. И поролон на моих наушниках стертый, а на этом новый и пахнет. Обманщик. Зачем ты это сделал?

– Ну, я хотел как лучше. А старый плеер не ремонтировался.

– Ладно, спасибо тебе большое, но, пожалуйста, не обманывай меня больше.

– Конечно, извини.

Она звонко засмеялась.

– Какой ты смешной Родион.

– А ты очень красивая.

Она опустила голову и замолчала. Возникла неловкая пауза.

– А хотите, Родион, пойдем к нам пить чай? – Вдруг появилась бабушка.

– Ну, я не знаю. Может, это неудобно?

– Пойдем, пойдем, – тут же включилась Санна и положила обе ладони на его правую руку. Это было так приятно.

Когда пошли, Санна взяла его под руку, а он стал внимательно смотреть под ноги, стараясь предупредить возможные препятствия или помехи так, будто это он мог оступиться, а не она. Бабушка шла чуть впереди.

Квартира была небольшой, уютной и приятно пахла. В коридоре и в одной из комнат, в которую он прошел, стояли стеллажи с книгами. Оставшись один в комнате, он присел на диван. У противоположной стены стоял стол, а над ним, на стене висела фотография молодых мужчины и женщины, нарядно одетых.

«Это ее родители», как-то сразу решил он и подошел ближе, рассмотреть ее. В этот момент зашла бабушка.

– Чай готов, – и увидев его внимание, добавила, Это родители Санны. Моя дочь с мужем. Погибли, когда ей было два года. Поехали отдыхать и не вернулись, а я как осталась с ней, так до сих пор и живу.

Милая она была женщина. С приятными мягкими чертами лица. Но по голосу чувствовалось, что она может и прикрикнуть и расплакаться самозабвенно.

Они сели за стол. Она предложила ему варенье и налила чай, а когда села сама, крикнула:

– Санечка, ты идешь?

– Иду, иду, – раздался голос Санны, и она вошла на кухню, слегка касаясь стены пальцами правой руки.

– Как тебе у нас, Родион? А как тебя мама в детстве называла? Наверное, Родя или Родик, или Роня?

– Роня, но мне не нравилось это имя.

– А хочешь, я буду называть тебя Родик? У тебя нежный голос и ты кажешься таким беззащитным. Ты счастлив, Родик?

– Да. В общем, да.

– А почему ты бываешь таким грустным?

– Санна, ну как тебе не стыдно лезть в душу к человеку. Все у Родиона хорошо. Он молодой. Все у него впереди. Есть хорошая работа. Ведь так?

– Бабушка, я просто разговариваю и никуда я не лезу. А ты забыла про свое кино.

– Ой, да, а который час? – и бабушка ушла в комнату.

Они остались вдвоем. Сначала помолчали, но разговор, как пламя – если не мешать, разгорается сам. Он наблюдал за ней. Она разговаривала легко и непринужденно, будто дышала – свободно и естественно. И Санне действительно было приятно общаться с этим чудаковатым молодым человеком. Застенчивым, несмелым, но с хорошим чувством юмора и самоиронии. Она ощущала в нем некое родство. Ведь оба они страдали, но ей казалось, что Родион как-то острее переживал жизнь. Возможно, благодаря бабушке она умела сосредотачиваться на ее приятных сторонах. Безусловно, ей не хватало общения, и встреча с Родионом тут была очень кстати. В общем, ей с ним было хорошо.

Надо отметить деликатность бабушки, которая не мешала им все это время, понимая, что общения не хватает обоим. Конечно, молодой человек был немного со странностями, да и некрасив, можно сказать, даже немного отталкивал, но зато в общении был приятен, и от него не исходило ощущения неприятностей. Главное, что Санне было с ним интересно беседовать, и это ее радовало. Ну, а какой он внешне, она не видела и, слава Богу. Хотя историю с плеером она оценила, как достойный поступок.

Так они проговорили до трех часов ночи. Уже в дверях они обменялись номерами своих телефонов, причем Санна повторила его номер несколько раз, чтобы запомнить, и они расстались.

А дома, буквально через десять минут, Родион услышал звонок телефона. Он снял трубку. Это была Санна. Она набрала номер, чтобы он остался в памяти телефона, и пожелала Родиону спокойной ночи. Так они проговорили еще пару часов.

Их отношения развивались с каждым днем. И возможно, Аристотель тут был прав, утверждая, что вначале возникает симпатия, затем дружба и завершает все любовь. Санна с Родионом не были исключением, и уже к зиме они стали близкими друзьями. Оставался последний шаг, и этот шаг сделала Санна.

Обычно, каждый день они встречались или подолгу разговаривали по телефону. За время их знакомства, казалось, не осталось ни одного уголка в памяти, в который бы они не заглянули вместе и не обсудили. И что особенно важно, у них появилась своя, общая история. События и впечатления, пережитые сообща.

Для Санны это было очень важно. Рано лишившись родителей, она была окружена заботой бабушки. Благодаря ей, она научилась жить нескучно, окончила специальную школу и мечтала стать диктором радио. К своим девятнадцати годам у нее были знакомые ребята по школе, но о дружбе между мужчиной и женщиной, а тем более любви, она знала только из литературы. Ребят из спецшколы она воспринимала как элементы окружающей обстановки. Они играли заметную роль в ее жизни, но скорее, как естественное ее сопровождение. Без новизны, без событий.

Как и бабушка, Санна была впечатлительной и сентиментальной, а ее возрастной романтизм воплощался в фантазиях, свойственных большинству девушек ее возраста. Ну, может быть, чуть больше в силу того, что она все же меньше соприкасалась с действительностью.

Она часто ходила в гости к Родиону и ориентировалась в его квартире совершенно свободно. Могла приготовить чай и накрыть на стол. Но большую часть времени Родион читал ей что-нибудь вслух, и это нравилось обоим.

В один из таких вечеров они сидели на диване, соприкасаясь плечами, и читали Булгакова «Мастер и Маргарита». В какой-то момент Санна подняла ноги на диван и взяла Родиона под руку, от чего он перестал понимать смысл читаемого. А через некоторое время она обняла его за плечи и стала перебирать волосы.

Голос Родиона стал хриплым, глухим и тихим. Он перестал читать и повернул голову к ней. Его губы оказались на уровне ее лба, и он поцеловал ее. Точнее, просто прикоснулся. И точно ожидая этого, Санна нашла его губы, и они поцеловались. Для обоих это было впервые, и они через секунду были смущены этим. Но Санна продолжала целовать его шею и лицо. Он откликался, и они продолжали так целовать друг друга. Пока Родион не выдохнул:

– Я люблю тебя.

Санна отстранилась от него, нашла руками его голову, притянула ее к себе и, целуя, сказала:

– Я тебя тоже люблю.

Вот так и была пройдена дистанция, о которой говорил еще Аристотель, и, следовательно, сократилась дистанция между Санной и Родионом. А потом исчезла совсем. Пришла близость, и оба были счастливы. Все это произошло не в один день, но довольно быстро.

Узнав у Санны о том, что они, оказывается, любят друг друга, бабушка не выразила ни сожаления, ни радости. Зная жизнь, она мудро рассудила, что время все расставит по местам, а случившееся было неминуемо.

С того времени молодые люди стали жить у Родиона, и теперь бабушка приходила к ним в гости. Но она продолжала не вмешиваться в их отношения и только помогала Санне готовить на кухне.

Почти год они прожили в спокойных водах любви. В своем замкнутом мире покоя. Конечно, бывали и непростые ситуации. Санна часто впадала в депрессию от своей ограниченности, но Родиону удивительным образом удавалось ее поддерживать в такие периоды. Вообще, за это время он стал в большей мере мужчиной, чем за всю предыдущую жизнь. Постоянное ощущение ответственности за Санну делало его более мужественным и наполняло серьезным смыслом его жизнь. Он стал более уверенным в себе. Ему нравилось принимать решения за обоих. В тоже время Санне приходилось прилагать большие усилия для того, чтобы заставить его выйти из дома. Ей часто не сиделось. Она хотела на улицу. Слышать шум города. Толкаться среди людей. Заходить в парфюмерные магазины.

Благодаря ей они научились ходить в кино. Родион при этом озвучивал те места, где было только действие. И несколько раз ходили даже в театр.

Санна, Санна. Она стала смыслом жизни Родиона, поселилась в нем и заняла там все пространство. Никто из его знакомых не знал о ней. Никто из сотрудников по работе даже не догадывался, чем он владеет. Он приобрел цифровую камеру, и теперь фотографии Санны были в любой папке его компьютера. Он поместил ее фотографию вместо заставки на мониторе компьютера в офисе. Везде была Санна.

Без очков у нее были удивительно синие глаза, и казалось, она все видит. Но она ничего не видела и от этого страдала. Страдал от этого и Родион. Так часто бывает с близкими людьми, но это к тому же побудило его разобраться в причинах ее болезни и, к сожалению, понять, что она неизлечима. В этом была убеждена и бабушка, хотя наука и медицина сейчас бывает, творят чудеса. И вот, кажется, все ясно, а все равно рождается надежда.

Однажды в Интернете, Родион прочитал об успехах в одной московской клинике. Мальчику десяти лет вернули зрение на один глаз после успешной операции с применением лазера. Немедля он связался с этой клиникой и изложил суть проблемы, которую знал уже как свою. Затем долгие дни ожидания и наконец, ответ: «Извините, но у нас очередь на бесплатные операции на пять лет вперед и, кроме того, случай у Вас непростой. Проведите обследования и становитесь в очередь. Никаких гарантий не даем. До свидания».

Приблизительно такие слова он выслушивал неоднократно. Рассказывал это Санне, понимая, что огорчает ее, и утешал, понимая, что ничем помочь не может.

Впервые за свою жизнь Родион задумался о деньгах и понял, как ему их не хватает. Он поговорил на работе со своим начальником о повышении зарплаты, но это было не то. Сумма, которая требовалась для операции и послеоперационной реабилитации была такой, которую он мог заработать в течение трех-четырех лет и то при условии ничего не тратить на себя.

Можно рассуждать на тему о том, что в затруднительных ситуациях жизнь каким-то непонятным образом склонна к самоорганизации и, таким образом, к выходу из таких ситуаций. Но в данном случае выход был найден до банальности просто.

В метро Родион увидел рекламу нескольких банков о предоставлении кредита и после нескольких звонков нашел тот, который согласился под залог его квартиры выдать необходимую сумму денег на довольно длительный срок. Не обошлось без формальной волокиты и запроса, кучи справок и дополнительных документов, но, в конце концов, деньги оказались на его счете, и главная проблема была решена.

Бабушка плакала. Плакала и обнимала Родиона. Плакала и обнимала Санну. Пожилые люди склонны к сентиментальности. Впрочем, Родион тоже прослезился, но сумел это скрыть. Хотя чувство значимости и силы, которые он испытал впервые в жизни так заслужено и ощутимо, оставалось с ним еще долго, и он не раз возвращался к тем минутам счастья.

А что же Санна? Вы думаете, она прыгала от счастья. По идее, так должно было быть. Ведь она так хотела видеть. Так хотела влиться в общность зрячих людей. Так хотела видеть то прекрасное, что было ей недоступно. Она была молода и так страдала от своей ущербности, и тут вдруг надежда. Да что там надежда, вполне реальный шанс уже в недалеком будущем изменить свою жизнь.

Когда я их увидел в эти дни, сидящими на скамейке сквера, Санна была очень взволнована, но Родион очень настойчиво ей что-то объяснял и, как мне показалось, был уверен в себе, как никогда. Я не слышал тогда, о чем они говорили, но создавалось впечатление, что Родион уговаривал Санну на этот серьезный шаг. Хотя мне могло это только показаться. Ведь Санна так хотела видеть.

Последовавшие за этим события пролетели на удивление быстро.

Санна легла в клинику на подготовку к операции. Дни были заполнены суетой. Пауза возникала, когда к ней приходил Родион и, держась за руки, они сидели в холле клиники и о чем-то неторопливо говорили. Он гладил ее волосы, целовал, обнимал, что-то шептал, и она временами улыбалась.

Такой улыбающейся он увидел ее, когда зашел в палату на следующий день после операции. Она сидела на постели с повязкой на глазах и протянула к нему руки. Он обнял ее и прошептал:

– Я люблю тебя, Санечка.

– Я тоже тебя люблю, – и потянулась губами к нему. Мимолетный поцелуй, и тут же Санна стала похожа своей игривостью на обычную Санну.

– Скоро я увижу, какой порядок у тебя, пока меня не было. Посуду не моешь, постель не убираешь. Теперь я наведу порядок.

– Да, да. Все что захочешь.

– Я столько хочу. Ты не представляешь. Да и еще, мне ведь надо будет учиться писать и читать теперь. Ты же поможешь?

– Ну конечно. Мы же говорили уже об этом, – и он продолжал гладить ее волосы. Они были распущены и свободно касались ее плеч.

Зашел доктор с сестрой. Сел на стул и начал рассказывать о том, что операция прошла нормально. Показатели хорошие. Через несколько дней можно начинать снимать повязку и приучать глаза видеть. И еще много разных терминов и непонятных выражений. Ясно было одно, Санна будет видеть. Возможно, потребуются очки. Потребуется каждый час закапывать в глаза лекарства и ни в коем случае не пропускать. Главное позади, но предстоит еще много работы и так далее и так далее.

Санна была счастлива. Она все время улыбалась и гладила Родиона по руке.

Наконец они опять остались одни и сразу обнялись. Родион был очень серьезен и пытался скрыть это от Санны. Но она заметила, и он объяснил, что волнуется за нее, и уже она его успокаивала и обещала, что все будет хорошо.

И все действительно было хорошо. Девочка начинала прозревать.

Из серого мрака начали проступать силуэты, из белого тумана первые цвета и, наконец, расплывчатые очертания предметов и людей. Родион был всегда рядом, и еще не раз ему приходилось успокаивать ее и радоваться вместе с ней.

Повязку сменили темные очки. Стекла очков светлели, и она увидела его, того, кто всегда был рядом, и кого она любила, как самого близкого человека.

Когда это произошло, она долго стояла перед Родионом, рассматривая его лицо, глаза. Подносила к глазам его руки. Отходила в сторону и, не отрываясь, смотрела на него. Родион испытывал беспокойство, и даже волнение. Он сосредоточенно наблюдал за Санной, пытаясь уловить изменения в ее настроении, но она только улыбалась.

Из клиники они ехали очень долго. Санна попросила таксиста ехать медленно, а сама неустанно смотрела в окно. Родион сначала отвечал на ее вопросы: «А что это?», а затем, прижавшись к ней, лишь показывал пальцем куда-то и произносил слова:

– Дом, деревья, дорога, автомобиль, люди, реклама, автобус, птицы.

И так до самого дома бабушки, куда они поехали в первую очередь. Бабушка, конечно, опять плакала, а Санна начала ходить из комнаты в комнату и все осматривать. Временами она закрывала глаза и ощупывала какой-нибудь предмет. Садилась на диван и тут же вставала и шла на кухню. Открывала шкафчики и трогала все, что попадалось руками. Обнимала бабушку и вглядывалась в ее лицо.

Долго рассматривала фотографию родителей на стене. Она напоминала ребенка, попавшего в магазин игрушек первый раз. И как ребенок, быстро устав, она прилегла на диван и тут же уснула. Бабушке осталось только укрыть ее пледом.

Родион ушел к себе. Было около двух часов ночи, когда он понял, что не сможет заснуть. Он лежал и думал о том, что его жизнь теперь может сильно измениться. Это его пугало. Он чувствовал себя как вор, которого могут в любую минуту разоблачить. Он снова и снова возвращался к воспоминаниям о благородстве своих поступков, но это не утешало его. Он представлял себе будущее Санны. Чем она могла бы заняться. Ее жизнь, наполненную светом, себя рядом с ней. Но чувство тревоги только усиливалось. До него начинало доходить то обстоятельство, что теперь, обретя зрение, Сана значительно меньше будет нуждаться в нем или даже совсем не будет нуждаться, и он может ее потерять. При ее внешности и характере она легко может уйти из его жизни. А для него это смерть.

Вот так безрадостно размышлял он, и долго еще его сознание рождало различные ситуации и варианты развития событий, пока под утро он не уснул.

Утром его разбудил звонок в дверь. Он вскочил, смутно догадываясь, кто это может быть. На пороге стояла Санна и улыбалась.

– Вот я и пришла. Ты рад?

Он обнял ее, забыв, что стоит на лестничной клетке в одних трусах. Все тревоги предыдущей ночи испарились. Она любит его. И он облегченно вздохнул.

Она приготовила завтрак. И они весело разговаривали. Точнее, Санна рассказывала о своем путешествии к нему. Что она видела. Кого она видела. Как она видела. Ей не терпелось выйти с ним на улицу. Пойти куда угодно, чтобы видеть, видеть и видеть. Она ходила из комнаты в комнату, то и дело, расспрашивая о том, что видела.

Наконец они вышли из дома и решили идти в ближайший торговый центр.

Много людей, витрин и музыки вначале ошеломили Санну, но через полчаса она уже улыбалась и с увлечением рассматривала витрины магазинов. Видимо, это у женщин в крови.

К Родиону вернулось беспокойство, но, возможно, это было связано с большим количеством людей и его нелюбовью к общественным местам. Он был подавлен и неразговорчив.

После трехчасовой прогулки по магазинам, Санна наконец согласилась идти домой, но на это ушла еще пара часов. Она все хотела знать и непрерывно задавала вопросы. А дома, едва поев, она легла на диван и сразу уснула.

Родион смотрел на ее лицо, красивое, спокойное, счастливое и чувствовал тяжесть в животе. Это был признак сильного волнения. Счастье, которое испытывала Санна, было связано не с ним, а с враждебным ему миром. И он начинал чувствовать, что теряет Санну или мог потерять ее, если она уйдет из его мира.

– Иди ко мне, – Санна проснулась и протянула к нему руки. И все, больше никаких мыслей и никаких тревог. Она его. Она его.

Прошло совсем немного времени и, наблюдая за Санной, невозможно было сказать, что совсем недавно это была другая девушка, настолько она освоилась в новом качестве. Неизменными оставались ее веселость, романтизм и наивность, что добавляло ей обаяния и привлекательности.

Она совершенно легко научилась читать и писать. Сложнее было с компьютером, но благодаря Родиону она и с ним справилась. И приступила к поиску работы.

Первым делом она обратилась по телефону, который увидела по телевизору в объявлении о курсах при телеканале. Ей назначили собеседование, на которое они с Родионом опоздали.

Стоя в коридоре перед дверью, они намеревались уйти, но из кабинета вышел молодой человек и, посмотрев на Санну, спросил:

– Вы на собеседование?

– Да, но мы, наверное, опоздали, – по-детски наивно ответила Санна и скривила рот.

– С вашей внешностью вы никогда не опоздаете. Проходите.

Санна посмотрела на Родиона, тот кивнул ей, и она вошла в кабинет.

– Присаживайтесь, – сказал молодой человек, закрывая за собой дверь.

Он сел за стол, она напротив, в кресло.

– Хотите работать на телевидении?

– Я хочу быть диктором.

– Меня зовут Антон. Я занимаюсь набором персонала. Расскажите о себе. У вас есть резюме?

– А что это?

Антон откровенно улыбался. Он и не мог по-другому отреагировать. Невозможно было не улыбаться, глядя на это потрясающее создание. Удивительно красивое лицо, с открытым взглядом и умными проницательными глазами, и в тоже время такие по-детски наивные интонации. Мельком, возникала мысль, что перед вами хорошая актриса, но она тут же исчезала, и вы верили, что перед вами честный и искренний человек. И еще. Не совсем верилось, что такое бывает.

Антон всегда был в среде привлекательных и красивых людей. Это была его работа. Он привычно воспринимал красивых женщин, регулярно проводя кастинги для нужд теле– и кинокомпаний, и его сложно было удивить женской привлекательностью, но это был тот случай, когда перед ним была безусловная звезда, и нельзя было терять время.

Он продолжал задавать какие-то вопросы, не обращая внимания на ответы и лишь неотрывно глядя на Санну. Скромно одетая девушка. Не избалованная успехом и не развращенная деньгами. С такой внешностью.

– Вы откуда приехали? Давно в Москве?

– Я родилась тут и живу с… – она замялась, – с бабушкой в Сокольниках.

Антон сделал пару звонков и тут же предложил ей провести фотосессию.

– Хорошо. Только мне надо Родиона предупредить.

Они вышли из кабинета. Она подошла к молодому человеку и что-то ему сказала. Он кивнул головой и дал ей маленький пластиковый флакон.

– Я готова, – сказала Санна, подходя к Антону и поправляя волосы.

Поднявшись этажом выше, они вошли в большое помещение, увешанное металлическими конструкциями и прожекторами. Посередине возвышалась небольшая сцена, ярко освещенная. На ней сидел мужчина с длинными волосами и с фотоаппаратом на шее. Еще пара камер стояла тут же на штативах.

– Это Костя. Это Санна, – представил их друг другу Антон.

– Сделай разные ракурсы. Ничего заданного. Акцент на глаза, лицо, руки. Как я понял, она первый раз снимается.

– Первый раз? – спросил Костя с удивлением и усмешкой, глядя на Санну, сидящую в стороне на стуле.

Антон посмотрел туда же и с удивлением увидел, как Санна закапывает что-то в глаза. Обычно так делали некоторые профессионалы, стремясь придать взгляду четкость и ясность. Но он воздержался от вопросов.

Началась работа. Появились люди. Ее попросили несколько раз переодеться. Меняли прически. Макияж. Улыбки.

Наконец погасли прожектора и софиты. Появился Антон. Дал ей свою карточку. Записал ее телефон и проводил к выходу, пообещав позвонить.

На улице ее ждал Родион.

– Я устала и хочу есть.

– Ты не забыла закапать в глаза?

– Нет, ну что ты.

Раздался тонкий писк. Санна подняла руку с часами.

– Как ты здорово придумал с этим таймером, – и привычным движением закапала в глаза.

Прошла пара дней, но никто не звонил.

– Может тебе другую работу поискать? – спросил как-то ее Родион.

– Нет, нет и нет. Они позвонят.

Но позвонила бабушка. Пришли какие-то люди. Говорят с телевидения. Спрашивают Санну. Дозвониться не могли, номер все время занят. Пьют чай и говорят, что Санна будущая звезда. В общем, совсем заговорили. Что делать?

Санна быстро собралась и спросила Родиона:

– Ты со мной?

– Я тебя догоню.

У бабушкиного подъезда красивая машина. Поднялась в квартиру. Антон и еще пара неизвестных людей. Надо срочно ехать. Ждут и так далее. Привезут обратно. Не волнуйтесь.

– Скажи Родиону, я позвоню.

Не позвонила. На улице темно. Он спустился вниз, чтобы идти к бабушке, вдруг она туда придет.

Перед подъездом автомобиль. Распахнулась дверь, и он мельком увидел, как мужчина целует на прощание девушку перед уходом. Девушка выходит из машины. Санна.

– Ой, привет. Мы были в ресторане. Так здорово. Я никогда так вкусно не ела. Так красиво. А что ты здесь делаешь, Родя? – и она погладила его по лицу. Как обожгла.

– Я тебя жду. Ты не позвонила.

– Ой, я забыла совсем. Ну, пойдем. Ты ел? Надо позвонить бабушке.

Родион стоял в ванной перед зеркалом и слушал, как Санна делится с бабушкой своими впечатлениями. А он с печалью гладил щеку, к которой прикоснулась Санна. Большое красное пятно. Неправильной формы. Как от сильного ожога. Только недавно он радовался тому, что за последнее время на его теле почти не осталось таких следов. И вот, на тебе, на самом лице.

Мысли лихорадочно бегали, перескакивая с одной темы на другую, Его охватило сильное волнение. Он точно видел, как мужчина целовал Санну. Но они ведь почти незнакомы. Может быть, это ему только показалось. Да нет. Он точно видел. Но может быть, это был просто дружеский поцелуй. Но они ведь едва знакомы. И как Сана могла. А как же он? Ведь он ее любит, и она его любит.

– Родион, ты где?

– Иду.

Он вошел в комнату.

– Я так устала. Завтра в десять часов за мной заедут. Будут пробы. Мне предложили работу, и я буду одновременно учиться на курсах, и еще я подхожу им для рекламы, и еще я устала и хочу спать.

Спал ли он эту ночь? Не знаю. Он лежал рядом с Санной с закрытыми глазами, и мысли нескончаемым потоком неслись в его голове. То он вспоминал свое детство, и ничего хорошего вспомнить не мог. То он вспоминал свою жизнь, и тоже ничего радостного. А Санна? При воспоминании о ней глаза сами собой открывались, и он слышал спокойное дыхание рядом с собой. Он повернулся к ней и обнял ее. Она на секунду проснулась, но тут же повернулась спиной к нему и, отодвинувшись, заснула. Это усилило его чувство одиночества. Он вспомнил, как они познакомились, как общались, как гуляли в сквере и потом признались в любви друг к другу, но от этого не становилось легче. Он вспоминал и понимал все, что у него может остаться от Санны – это воспоминания. Его жизнь ускользала от него. Он чувствовал себя человеком, досматривающим кино, и ему оставалось лишь увидеть на экране титры исполнителей.

Раздался зуммер на таймере Санны. Она потянулась к тумбочке и осторожно встала с постели, думая, что Родион спит. А он просто устал.

Зазвонил телефон.

– Да, это я. Через пятнадцать минут выхожу.

Родион ждал, когда захлопнется дверь. Он облегченно вздохнул. Он один.

Он знал, что делать. Достав из шкафчика весь запас пластиковых флаконов с лекарством, он отнес их на кухню и там разложил на столе. Спокойно и методично он выливал их содержимое в раковину и заполнял их простой водой. Когда все было закончено, он отнес все флаконы на место и разложил так, чтобы не возникало подозрений в том, что их трогали. Оставалось только ждать. Санна вернется к нему. Санна будет его. Он вернет себе жизнь.

Прошло некоторое время, и Родион отметил, что довольно спокойно смотрит, как Санна вместо лекарства заливает себе в глаза простую воду. Результат начал проявляться довольно быстро. Как-то Санна пожаловалась на то, что в глазах появился туман, и лица людей иногда расплываются. Но Родион ее успокоил, сказав, что доктор предупреждал, что такое может быть иногда. Однако как-то утром Санна, лежа еще в постели, схватила его руку и сильно сжала, как от испуга.

– Я ничего не вижу. Только туман. Боже, что делать? Звони доктору.

Доктор осмотрел ее глаза. Спрашивал, регулярно ли закапывали капли, и был удивлен, что зрение теряется. Поскольку все очень сложно, надо наблюдать. Он не хочет пугать, но все может быть. Наверное, потребуется повторная операция, но ее можно будет провести не раньше, чем через пару лет. И то, надежды теперь очень мало, потому что, потому что, потому что.

Санна была в отчаянии. Она плакала. Просила не отвечать на телефонные звонки или сказать, что она отказывается от всего, она передумала. Ей ничего не надо. Она ничего не хочет. Она хочет быть одна. Нет, пусть Родион будет рядом. Она его так любит. Он один у нее в жизни. И плакала, плакала, плакала.

Родион был всегда рядом. Он ее любит, и все будет хорошо. Наконец он заснул.

Наверное, он заснул и не слышал звонка. Санна всегда звонила, прежде чем открыть дверь. Он вышел в прихожую. Санна протягивает к нему руки. Сияющие глаза.

– Вот и я. А ты еще не одет. На улице так красиво. Пойдем, погуляем, а потом сходим в ресторан. Я получила деньги.

Ты идешь со мной?

Последний раз я видел Родиона с Санной, когда они сидели в сквере, и Санна, что-то очень серьезно говорила Родиону. Больше я их не встречал.