Осколки старого мира (СИ)

Глава 13. По обе стороны мгновения

Ученых из Университета свободных наук издавна знали и привечали не только в пределах Идаволла, но и за границами Герцогства. Хотя путешествие было для них не менее опасно, чем для кого-либо еще, их знания, о которых ходили легенды, помогали им находить общий язык с местным населением. Ведь оно как бывает? Дашь ночлег скромному путешественнику в характерных очках, а он в благодарность даст какой-нибудь загадочный состав, повышающий урожайность. Или дочку от хвори какой вылечит. Или просто совет даст полезный (хотя Килиан сомневался, что хоть один человек, которому он помог таким образом, его советам реально следовал).

Порой от них ждали того, чего логичнее было бы ждать от иллирийских эжени: чуда, волшебства. Но волшебство - прерогатива высших слоев. Даже в Иллирии простонародье редко когда могло рассчитывать на него. А ученые - вот они. Это птицы попроще, хоть большинство из них и составляли обычно вторые-третьи сыновья богатых и влиятельных дворян.

Так что ничего удивительного, что если ученый Университета находил потенциальный объект для исследований, он без особого труда добирался до него, даже если тот располагался за границей. Как в этот раз, когда до мэтра Валлиса дошли слухи о Дозакатных катакомбах, вход в которые якобы нашел простой пиерийский крестьянин у подножья Священных гор.

И вот, теперь вокруг предполагаемого района поисков был разбит лагерь. Многочисленные рабочие копали землю в размеченных квадратах и разбирали завалы. Мэтр Валлис бродил между ними и командовал. Двое взятых им с собой лучших студиозусов своего потока - Килиан и Элиас - наблюдали за его работой и ждали указаний, время от времени обмениваясь неприязненными взглядами.

Эти двое враждовали с первого же дня обучения. Элиас Ольстен, сын самого министра морских дел, был лидером по своей природе. Он был очень популярен среди сверстников, богат, смел и остер на язык. А еще - по-аристократически высокомерен. Килиан же на лидерство никогда не претендовал. Он просто держался в стороне и, по большому счету, игнорировал, кто там лидер, а кто нет. Оглядываясь назад, впоследствии он понимал, что его поведение было высокомерным в ничуть не меньшей степени. Просто это высокомерие было иного характера. Он относился с пренебрежением ко всем, кто пытался поставить себя над ним - и тем самым ставил себя выше всех остальных.

А еще он был бастардом. И этот факт привносил в ситуацию элемент грустной иронии. Лишь сам Килиан знал имя своего отца, его мать поделилась им перед смертью. Он знал, что по идее, в его жилах течет куда более благородная кровь, чем та, которой так любил хвастаться Ольстен. В нем течет кровь самого Герцога.

Но какое это имеет значение, если Герцог оказался всего лишь ничтожеством, трусом, сбежавшим, когда встал вопрос о последствиях его действий? Бросившим и женщину, которую вроде как любил, и собственного сына.

Вот и выходило, что Элиаса бесило то, что один из студиозусов не признает его авторитета и вдвойне бесило, - что его авторитета не признает презренный бастард. Килиана же выводили из себя подколки Элиаса и его склонность хвастаться своим высоким происхождением. Эти двое часто ругались, порой доходило до драки. Когда студиозусов стали обучать классическому фехтованию, первая же дуэль состоялась между ними. Выиграл Элиас; его превосходство как фехтовальщика Килиан, в общем-то, признавал. Тем более что сын графа упражнялся со шпагой практически с пеленок.

К тому же оба были наделены главным качеством для ученого - острым, пытливым умом. В учебе они быстро оставили позади остальной поток. Оба специализировались на истории; при этом Элиасу получше давались даты и сопоставление их с событиями. То, как развивался Закат Владык, он мог пересказать по месяцам. Кроме того, он обладал врожденной склонностью к языкам.

А Килиан... У него был собственный проект, о котором он, до поры, предпочитал помалкивать. До тех пор, пока его работа не принесет должный результат.

Или хоть какой-нибудь результат.

Изучая историю Дозакатных, он концентрировал свое внимание на том, что они знали и умели из того, что утратило человечество после Заката. По крупицам, по мельчайшим частицам, Килиан старался вернуть утраченное Знание. Сперва его интересовали только технологии. Но чем дальше продвигалось это исследование, тем яснее становилось, что в какой-то момент Дозакатные стали отказываться от громоздких и ненадежных машин в пользу величайшего из всех устройств - в пользу собственного мозга. Они звали это псионикой. Теперь же это зовется магией.

Молодой бастард понимал, что он балансирует на грани опасной ереси. Если в Иллирии или Пиерии маги пользовались почетом, то как раз в Идаволле их винили в разрушении мира. Не сказать чтобы незаслуженно.

Но все же, Килиан полагал, что польза окупает риск. Ведь не вся магия опасна. Нужно просто дать в руки обществу лишь то, что оно сможет употребить на пользу себе, но не во вред. То же, что действительно может представлять опасность, держать в секрете, под надзором умных и достойных людей, способных своим знанием грамотно распорядиться.

Ему было шестнадцать лет.

- Напомните мне, которая из трех Священных гор перед нами, - вырвал его из размышлений голос мэтра Валлиса.

Килиан открыл было рот, чтобы ответить, но Элиас опередил его:

- Митикас, учитель. Справа от нас Сколио. А Стефани обрушена во времена Заката.

Все это он произносил с улыбочкой, исполненной превосходства. Килиана она взбесила бы, даже если бы вечный соперник просто молча открывал рот.

- Совершенно верно, юноша, - закивал мэтр Валлис, - Вообще, Владыки старались на трогать эти горы. Издавна, за тысячи лет до Заката, они считались символом божественности. Не сомневаюсь, что любой из Владык с радостью возвел бы на них свой дворец как памятник собственному тщеславию. Однако под конец войны, предчувствуя собственное поражение, Эланд, Властелин Хаоса, обрушил метеоритный дождь на Полуостров. Он знал, что Идаволл, где укрылось Сопротивление гнету Владык, находится где-то здесь, но не знал, где именно. Поэтому ударил наудачу. Большую часть удара приняли чары Лефевра Кузнеца Войны. Но один из метеоритов попал прямо в гору Стефани, расколов ее надвое и уйдя глубоко в землю.

- А Иосиф Беотийский в своих "Предпосылках и предсказаниях Заката" предполагает, что это была не случайность, - заметил Килиан.

Он понимал, что этого говорить не стоит. Мэтр Валлис был консерватором. Он не любил, когда устоявшиеся и непротиворечивые идеи подвергают сомнению, а именно этим был славен Иосиф Беотийский.

За что его книги и ценил Килиан, имевший схожие взгляды.

- Чушь, - фыркнул мэтр, - Иосиф Беотийский никак не мог понять, что иногда случайность - это просто случайность. Во всем, что делали Владыки, он видел сложный план. Он попросту не видел в них простых людей. А от этого недалеко и до их обожествления.

Ему не требовалось продолжать. Если отстаивание магии как-то еще можно было оправдать, то обожествление Владык - никак. Это худшая из всех ересей, и за нее вполне можно расстаться с жизнью.

- Впрочем, можешь поискать что-нибудь в Проломе Стефани, - "великодушно" разрешил мэтр Валлис, - А когда надоест, присоединяйся к нам с Элиасом в поисках входа в катакомбы.

Ехидный смех вечного соперника стал для Килиана последней каплей. Гордый юноша развернулся и двинулся в сторону Пролома. Он сам находил свое поведение глупым. Понятно, что ничего такого он не найдет. Но просто сказать "вы правы, учитель" в те годы было для него непомерной трудностью.

Тем более если он сам не был в этом так уж уверен.

Студиозус остановился у края Пролома, тяжело дыша. Бессильный гнев душил его. Казалось, что этот гнев готов жжет его изнутри, стремясь вырваться наружу. Указав на сухое бревно, юноша представил на его месте лица Валлиса и Элиаса и попытался сотворить заклинание ударной ионизации.

Ничего не произошло. Как обычно. Хотя по всем записям ударная ионизация была самым простым из всех заклинаний древней магии, что-то он упускал. Он воспроизводил действия в точности по записям Дозакатных, но все равно чего-то не хватало.

Чего-то такого, что вдохнуло бы жизнь в мертвые чары.

Пролом Стефани представлял из себя глубокую трещину в земле шириной с хорошую галеру. Именно там метеорит, обрушенный Властелином Хаоса, ушел глубоко в землю. По краям трещины не росло ничего, но подобраться к ней было тяжело: от некогда величественной горы осталось множество крупных и мелких обломков каменной породы.

Подойдя к краю, Килиан задумался, что делать дальше. По всей видимости, надо спуститься вниз. Не сказать чтобы туда никто не пытался спуститься; но с чего-то же надо начать поиски?

Над способом спуска тоже не пришлось долго раздумывать. Универсальнейшая вещь и при исследовании Дозакатных руин, и вообще в любом путешествии - веревка. Ни один ученый никогда не отправится на исследования без веревки. Повозиться пришлось с тем, чтобы закрепить ее. В итоге Килиан сложил запутанную конструкцию из нескольких камней, которые по отдельности мог поднять, опирающихся на кусок породы, который он поднять не мог. По его мнению, это удерживало петлю достаточно надежно.

Студиозус начал спуск. С первых же секунд он понял, что на практике лезть по веревке... Несколько тяжелее, чем в теории. Чисто физически тяжелее. Он мысленно возблагодарил Бога за то, что техники классического фехтования входили в программу обучения Университета: именно эти уроки заставляли его сохранять достаточно неплохую физическую форму, не превращаясь совсем уж в книжного червя.

Килиан сам не знал, что искал. Потайную дверь? Загадку, открывающую тайный ход? Студиозус смутно подозревал, что если бы там было что-то подобное, это бы давно нашли. Но кто знает? Мало ли, какие случайности бывают в жизни.

Мало ли, какие случайности бывают в жизни. Именно эта мысль мелькнула в его голове, когда он услышал что-то похожее на голос сквозь толщу земли. Он бы, может, и не списал его на обман восприятия, если бы не странное, непривычное, но очень явственное тянущее ощущение в висках. Впоследствии, оглядываясь назад, он понимал, что тогда впервые почувствовал магию.

- ...есть? - доносился голос откуда-то справа, приглушенный землей и едва различимый, - Кто-нибудь?..

- Кто здесь? - громко спросил Килиан в ответ, - Как вы туда попали?

Голос не ответил. Кажется, загадочная женщина (да, голос был женский) не могла различить его слов. А самое странное, что говорила она на одном из Дозакатных наречий, которые кроме ученых Университета никто бы и не понял.

По-хорошему, следовало вернуться и позвать на помощь. Но юноша побоялся, что не найдет этого места во второй раз. А может, сыграло роль и обыкновенное тщеславие: выставить себя единственным и неповторимым героем-спасителем - кто не мечтал об этом в шестнадцать лет?

Подобравшись поближе к стене расщелины, студиозус перебрался на выступ в скале.

- Вы там?! Вы слышите меня?!

Ответа не было. Подумав, Килиан обвязал веревку вокруг пояса, в качестве страховки, на случай если он упадет вниз. После чего стал простукивать стену. Теоретически он знал, что если за стеной пустота, она должна издавать иной звук. Следовательно, сопоставив звуки, он сможет определить то место, где за стеной скрывается помещение, а сама стена достаточно тонкая, чтобы проломить ее.

Удача улыбнулась ему где-то через минуту. К тому времени студиозус успел сдвинуться всего лишь метра на два влево, - но когда у тебя под ногами лишь десять сантиметров каменного уступа, отделяющие от падения в бездну, два метра - это не так уж мало.

Здесь горные породы составляли менее полуметра в толщину. Кроме того, базовые знания геологии позволили студиозусу понять, что это не была цельная скала: скорее какой-то очень-очень древний завал. Похоже, когда-то тут была пещера или что-то наподобие того, но впоследствии вход завалило обломками камней.

Что ж. Даже если источник голоса находился не в этой пещере, связаться с ним оттуда будет гораздо проще.

Для расчистки горных пород у него за плечом висела кирка на короткой рукояти. Правда, Килиан опасался, что из столь неустойчивого положения это займет час, а то и больше...

Но опасения не оправдались. Первый же удар оказался неожиданно удачным, как будто он попал в уязвимое место. Всего на работу ушло минут двадцать пять - и это с учетом времени, чтобы два раза вновь занять позицию после того, как свалился с уступа и повис на страховке.

Наконец, пролом расширился до такой степени, что Килиан смог протиснуться внутрь. И как только его глаза привыкли к смене освещения (единственным источником света был, собственно, пролом, через который он сюда проник), студиозус понял, что мэтру Валлису придется пересмотреть свои взгляды.

Потому что это не была пещера. Древний, заброшенный туннель имел явно искусственное происхождение. Стены и пол были облицованы совершенно незнакомым материалом: это был не металл, не камень и уж конечно не дерево. Под потолком виднелись ржавые металлические контакты и осколки мутного стекла: явно когда-то это было частью системы освещения.

Совершенно определенно, что Килиан обнаружил в Проломе Стефани руины Дозакатных. Опередив в этом и Элиаса, и мэтра Валлиса. Впрочем, сейчас его больше волновал вопрос, кто же звал его на помощь на Дозакатном языке.

- Вы здесь?! - крикнул он, - Отзовитесь, если вы тут!

Он весь обратился в слух, и именно поэтому вовремя услышал странный звук. Как будто телега со сломанным колесом, переваливаясь, катилась по коридору.

Полминуты спустя из теряющейся в темноте глубины коридора показался желтый огонек. Именно он издавал звук колес, - точнее, то, что этот огонек несло на себе. Какая-то машина около полуметра в высоту, - при условии, что огонек был на самой верхушке. Различить контуры в такой тьме не представлялось возможным.

Огонек постепенно приближался. Когда машина вылезла на свет, Килиан смог разглядеть ее получше. Ржавый железный корпус, напоминавший по форме выпуклый круглый щит. Огонек был чем-то вроде единственного глаза, укрытого сверху металлическим же блюдцем. Передвигалась машина Дозакатных с помощью конструкции из шести колес, два из которых не крутились.

Не доезжая до студиозуса двух с половиной метров, машина остановилась. "Глаз" уставился на Килиана, после чего послышался странный звук - нечто среднее между шипением и треском. Продолжался он секунд десять, после чего машина выжидающе замолчала.

- Очень приятно, - ляпнул юноша, - А я Килиан.

Несколько секунд машина осмысливала его ответ, а затем снова зашипела. Ровно столько же времени.

- Я не понимаю, что ты пытаешься мне сказать, - развел руками студиозус.

Машина зашипела в третий раз. На этот раз это продлилось меньше раза в два. После чего огонек сменил цвет на красный, а из-под "блюдца" выдвинулись две нацеленных на Килиана трубки, напоминающих... пистолетные стволы.

За свою недолгую жизнь Килиан выработал ряд непреложных правил выживания, которые, по его мнению, следовало соблюдать любому, кто хочет дожить до старости. Не знаешь точно, что делает кнопка - не трогай её. Нужно лезть туда, откуда легко свалиться - потрать пять минут на страховочный трос. Не знаешь, что говорить, - наступи на горло своей гордости и попробуй помолчать и послушать.

А если кто-то наставил на тебя пистолет... Не жди, пока он выстрелит.

Машина открыла огонь, выпуская одну пулю за другой. К счастью, Килиан ранее читал, что Дозакатные владели технологией огнестрельного оружия, которое не требуется перезаряжать после каждого выстрела, поэтому длинная очередь не стала для него сюрпризом. Метнувшись влево и вниз, студиозус пустил в ход то, что было у него в руках: кирку.

Удар пришелся в "блюдце". Кирка пробила дыру в ржавом железе, пройдя в полудюжине сантиметров от "глаза", и застряла там. Охранник попытался развернуть в сторону Килиана то, что можно было условно назвать его головой, но не смог: кирка блокировала ему возможность поворота. Это, однако, не помешало ему начать разворачивать весь корпус.

Отпустив кирку, Килиан отпрыгнул в сторону. Корпус вращался медленнее, чем "голова", поэтому пока что ему удавалось вовремя уходить из простреливаемой области. Но студиозус знал, что у машины есть серьезное преимущество перед человеком.

Машина не устает.

Попытавшись поразить противника шпагой, юноша с огорчением понял, что это бесполезно. Металл есть металл. Шпага предназначена для ударов в уязвимые места, не закрытые броней, но откуда таким взяться у того, кто сам броня? Даже "глаз" был достаточно крепок, чтобы без труда выдержать удар.

А охранник тем временем решил сменить тактику. В его корпусе открылись две бреши, из которых наружу полезли два длинных и тонких манипулятора. От одного из них Килиан сумел увернуться, но второй все-таки задел его голень. Ногу юноши пронзил удар тока, и он почувствовал, что падает.

Это было поражение. Лишившись преимущества в подвижности, Килиан уже не мог противостоять машине Дозакатных. Жить ему оставалось лишь пару секунд, пока противник наводит на него свое оружие.

- Вы здесь?! Меня кто-нибудь слышит?! Пожалуйста, ответьте мне!

Почему-то даже в такой ситуации отчаянный женский голос резанул по его сердцу. Студиозус мысленно укорил себя за то, что так и не смог добиться практического результата в своих исследованиях. Если бы сейчас он мог выпустить молнию в охранную машину Дозакатных, то смог бы помочь и себе, и той загадочной женщине, что надеялась на его помощь.

И повинуясь внезапному порыву, Килиан сформировал заклятье ударной ионизации. Ну, точнее, заклятьем оно звалось скорее по инерции: эта конкретная магия не требовала слов. Только мыслеобраз, только движение воли, направлявшее энергию и придававшее ей форму.

Яркая серебристая молния ударила прямо в нацеленный на него ствол орудия. В нос ударил отвратительный запах: из чего бы ни были сделаны внутренности машины, при сгорании оно выделяло вонючий дым. А сам Килиан вдруг ощутил резкую слабость. Его рука, через которую он выпустил разряд энергии, онемела, будто кровь разом отлила от мышц. Куда-то исчезли все эмоции. Весь страх неизбежной смерти. Весь гнев на тех, кто смеялся над его идеями. Все любопытство, ведшее его к руинам Дозакатных. Весь стыд за то, что он не мог помочь женщине, ждавшей помощи.

Все это исчезло. Тупо, безучастно он смотрел, как робот-охранник разваливается под его заклятьем. Даже радости от того, что ему наконец удалось, впервые в своей жизни, сотворить настоящее заклинание, и той почему-то не было.

Мелькнула мысль, что надо встать. Зачем? Он не помнил. Просто лежал, ощущая себя ментально высушенным и опустошенным.

И тем сильнее был контраст, когда к нему подошел сияющий полупрозрачный образ.

Это была самая прекрасная женщина, которую Килиан видел когда-либо в жизни! У нее была аристократически-бледная кожа, чувственные полные губы, а глаза синие, как безоблачное небо. Казалось, что в них можно утонуть, - но при этом в них хотелось утонуть. Ее лицо было до того идеальным, что казалось творением искуснейшего из скульпторов, - и против воли прокрадывалась в сознание мысль о том, как жесток был этот скульптор, что создал такую красоту, заставляя мужчин мучиться осознанием ее нереальности.

Черные волнистые волосы незнакомки были очень длинными, - настолько, что прикрывали грудь. Это было единственным, что прикрывало ее: женщина была обнажена. И насколько мог увидеть Килиан, тело ее было столь же совершенно, как и лицо.

На то, что она светится в темноте, и сквозь нее можно увидеть противоположную стену, он в первые секунды даже не обратил внимание.

- Наконец-то! - воскликнула она, - Человек! Живой! Ты представить не можешь, как я счастлива!

О, он мог. Будто по волшебству ее счастье передавалось ему. Несмотря на боль в поврежденной ноге, Килиан искренне улыбнулся.

- Я услышал ваш голос снаружи, - откликнулся он, - И не мог не попытаться пробиться к вам.

- Спасибо. Мало кто рискнул бы сразиться с роботом-стражем ради спасения незнакомой женщины.

- Ну, справедливости ради, я не знал, что мне придется сражаться с ним...

Несмотря на эти слова, Килиан был искренне польщен такой оценкой своих действий. Это было главным, чего ему недоставало в жизни: чтобы его ценили не за то, кто он есть, а за то, что он делает. Каждый раз, когда он помогал другому человеку, а тот не удосуживался даже сказать "спасибо", Килиан чувствовал себя...

Бастардом он себя чувствовал. Бастардом и ничем более. Потому что "бастард" - это клеймо, которое не смыть никакими делами и никакими подвигами.

- Все равно я ценю это, - упрямо повторила женщина, - Кроме того... Я ценю уже то, что говорю с вами. Вы первый, с кем я говорю так, за долгое, очень долгое время. Я так по этому соскучилась, вы даже не представляете.

Слова про "очень долгое время" (почему-то Килиан догадывался, что "очень долгое" - это не неделя и не месяц) побудили юношу задать вопрос, который интересовал его с того момента, как он обратил внимание на особенности ее внешности:

- Вы призрак? В смысле...

Юноша сперва указал на нее пальцем, затем вдруг сообразил, что указание прямо на грудь может быть истолковано весьма превратно. Покраснел и на всякий случай спрятал руки за спину.

- Призрак? О Боже, нет! Я живая... Хоть порой и жалею об этом...

В голосе незнакомки слышалось столько печали, что против своей воли Килиан ощутил острое желание помочь ей в ее беде. Если бы он еще знал, как...

- Просто меня здесь нет.

Это весьма неожиданное завершение заставило студиозуса удивленно моргнуть.

- Нет? То есть как...

- Это всего лишь проекция моего сознания, проявленная через голограмму. На самом деле я очень далеко отсюда.

- Где именно? - тут же уточнил Килиан.

- Точно не знаю. Много лет как меня бросили в темницу, где я отрезана от любых источников энергии. Мне приходится сжигать собственные жизненные силы, чтобы сделать хоть что-то... И даже так мои возможности ограничены. Я могу послать проекцию своего сознания лишь в те места, которые в точности представляю себе. А за прошедшие годы мир изменился слишком сильно, и большинство мест уже не похожи на то, какими помню их я. Здесь, в горе Стефани, когда-то была моя лаборатория; со временем мне удалось представить, как она могла измениться без меня. Но это стало возможным лишь потому что здесь не было людей. Видишь иронию?

Килиан иронию видел. То, что она делала, чтобы встретить людей... было возможно лишь потому что людей она встретить не могла. У Судьбы жестокое чувство юмора.

Но видел он и кое-что еще.

- Много лет? Или веков?

Впервые за их разговор незнакомка слабо улыбнулась.

- Ты не только храбр, но и умен. Лет. Веков. Возможно, даже тысячелетий. Честно, я сбилась со счету.

Килиан уже начинал догадываться, кто перед ним. В общем-то, предпосылки для этой догадки у него были уже давно. Но слишком уж невероятна она была. Ужасна. Чудовищна. Чудесна.

Поэтому он ее так и не озвучил.

- Прости, что так много говорю, - повинилась женщина, - Но когда столько времени проведешь в одиночестве, сложно остановиться. Можешь сказать мне свое имя? Пожалуйста.

- Килиан Реммен из Иллирии.

Если студиозус и допускал мысль, что незнакомка может использовать его имя, чтобы как-то навредить ему, заколдовать или подчинить, то она исчезла от одного взгляда на выражение отчаянной мольбы на прекрасном лице. Не мог он отказать ей в столь маленькой просьбе. Это нужно иметь совсем уж каменное сердце.

- А я Ильмадика, - представилась она в ответ, - Очень рада нашему знакомству. Надеюсь, ты не против, если когда-нибудь я приду к тебе?

- Конечно, - о том, чтобы быть против, он и не задумался, хотя задался вопросом, каким же образом она к нему "придет".

- Спасибо! Спасибо, спасибо, спасибо! Я больше не одинока! Сейчас мне надо будет исчезнуть: действие проекции подходит к концу, да и я чувствую, что кто-то приближается. Они могут не понять. Знаешь... лучше не говори им обо мне.

- Хорошо, - кивнул юноша, догадываясь, кто может приближаться.

Разумеется, это должны были быть Элиас и Валлис. И они действительно могли не понять, особенно если он был прав.

- Еще одна просьба, - сказала Ильмадика, - Твой нательный крестик. Он ведь медный, правда?

- Да, - с легким удивлением ответил студиозус.

- Дай его мне, пожалуйста.

С легким недоумением Килиан протянул крестик. Он не знал, как Ильмадика собирается взять его через иллюзорный образ. Но стоило металлу коснуться прозрачных пальцев, как крест рассыпался серебристо-белой пылью.

Наверное, ему следовало ужаснуться дьявольскому колдовству. Но почему-то Килиан вместо этого почувствовал, что теперь все будет правильно. В Бога он не слишком-то верил. Свою религиозную принадлежность описывал как "аутотеист", то есть, "верящий в себя как в бога". Мысленно, конечно. А то у Инквизиции могли возникнуть определенные вопросы.

Так что креста ему было не жаль.

Ильмадика улыбнулась невероятно светлой и обаятельной улыбкой, а потом растаяла в воздухе. А еще секундой позже коридор озарил свет факелов.

Заслышав голоса Элиаса и Валлиса, Килиан торопливо выбежал обратно к тому месту, где сражался с роботом-охранником.

- Смотрите, что я нашел! - крикнул он.

- Килиан? - удивленно переспросил Валлис, первым подбежав к нему, - Вы что тут делаете?

- Ровно то, что вы приказали, учитель, - студиозус не удержался от самодовольной улыбки, - Я спустился в Пролом Стефани и нашел там другой вход в эти катакомбы. Нашел вот перегоревшую машину, похожую на те, что описывались в некоторых книгах. "Робот", думаю, охранник.

- Интересно...

Кажется, расчет оправдался. Все внимание Валлиса оказалось сосредоточено на этой машине. Эх, знал бы он, что когда Килиан сюда спустился, она была еще в рабочем состоянии... Но тогда пришлось бы объяснять про заклятье, которое ему удалось сотворить, а к этому юноша был пока не готов.

По крайней мере, пока он не поймет, как именно ему это удалось.

Поймав недобрый взгляд Элиаса, Килиан лучезарно улыбнулся. В этот момент отношение дворянского сынка не задевало его.

Он знал, чего он стоит.

Килиан устало потер переносицу. Шел двадцать седьмой час его бодрствования, и на самочувствии это сказывалось не лучшим образом. Голова раскалывалась, и изображение перед глазами слегка плыло. Горький бодрящий состав из семи трав постепенно начинал вызывать тошноту; верный признак того, что с ним надо завязывать.

И все же он так и не продвинулся к своей цели. Исследовав со всех сторон события двухлетней давности, он так и не понял, каким образом ему тогда удалось создать молнию. А времени оставалось мало. Завтра ему должно исполниться восемнадцать. После этого содержание от Герцога Идаволльского перестанет выплачиваться. Если он не получит гранта на исследования, его дела... несколько усложнятся. При этом гоняясь за химерой, ученый пренебрегал не столь громкими, но способными финансово обеспечить его исследованиями, за счет которых жило большинство таких, как он, выпускников Университета.

Поэтому теперь ему нужно было убедить совет, что его исследования - не шарлатанство или какая-то мистика, а настоящий научный прорыв. А для этого нужно было показать магию. Завтра же.

Как жаль, что устройство записи в тушке робота-охранника оказалось сожжено электрическим разрядом. Может быть, Дозакатные и могли бы его починить, но не нынешние люди, отстававшие от них в технологическом развитии на полтысячи лет. Все открытия, связанные с катакомбами под проломом Стефани, записал на свой счет мэтр Валлис, но с тем, что сделал тогда Килиан, он не смог бы этого сделать... Будь у Килиана хоть какие-то доказательства.

"Килиан", - услышал он вдруг.

Этот голос звучал как будто внутри его головы. Ученый огляделся, но в комнате никого не было.

"Надо больше спать", - сделал вывод он.

Однако голос повторился. И если он не доработался до шизофрении, то это не могло быть всего лишь наваждение.

"Килиан. Пригласи меня войти"

Килиан не очень понял, куда обладательница голоса хочет войти. Но в сказки о вампирах он не верил, так что счел за благо, - из чистого любопытства, - ответить:

- Заходите.

И в следующее мгновение мир изменился. Исчез заваленный бумагами стол, исчезли бесценные книги и бесполезные расчеты, исчезла едва разгонявшая мрак чадящая свеча, исчезла маленькая келья, звавшаяся его комнатой. Исчез приятный вид на город из узкого окна, напоминающего бойницу.

Килиан стоял посреди обширного грота, стены которого состояли из полупрозрачных синих кристаллов. Кристаллы эти источали удивительно мягкий лазурный свет, - достаточно яркий, чтобы при нем можно было даже читать, но при этом недостаточно, чтобы раздражать глаза. Даже если смотреть на него прямо.

- Здесь красиво.

Теперь, слыша этот голос ушами, Килиан узнал его. Да и то, что его обладательницу он видел перед собой, тоже способствовало.

- Да, - подтвердил юноша, - Здесь красиво. Здравствуй, Ильмадика.

- Привет, - улыбнулась в ответ женщина.

Прошедшие два года изменили ее только к лучшему: она казалась как-то... здоровее, что ли. Не такой бледной, не такой изможденной. Кроме того, сейчас Ильмадика была одета в изумительное платье из фиолетового шелка, - по-прежнему прекрасно подчеркивающее совершенную фигуру, но уже не вынуждающее юношу отводить глаза, прогоняя неподобающие мысли.

- Где мы? - спросил Килиан.

- В субреальности твоего подсознания. Мастера магических искусств умеют делать ее такой, как сами пожелают. Но для большинства она остается отражением их души. Прости, что не предупредила сразу. Но я все еще не могу направить свой образ в какое-то место, кроме своей лаборатории. Связаться с конкретным человеком - это проще... если знаешь его.

А таким, похоже, был только он. Килиан почувствовал укол стыда: погруженный в свои научные изыскания, он и думать забыл о том кошмарном положении, в котором находилась эта красивая женщина. Все эти два года.

И все же, было кое-что еще.

- Я нашел твое имя в старых хрониках, - сообщил он, слегка замявшись.

Ответом ему был вопросительный взгляд.

- Ильмадика. Единственная женщина в числе Владык. Прозванная Сладким Ядом за свое коварство, льстивые речи и безжалостную жестокость.

- Так меня запомнили? - Ильмадика пыталась говорить спокойно, но боль и отчаяние все равно прорывались в ее голосе, - Что ж, признаю. Я действительно была одной из тех, кого вы называете Владыками. И я действительно порой совершала ужасные поступки. Я просто хотела жить.

Килиан, не отрываясь, смотрел на живую легенду, представшую перед ним. Когда он рассказывал о своих выводах, какая-то часть его хотела, чтобы она опровергла это. Чтобы это оказалась какая-то другая Ильмадика, не имевшая отношения к тем, чьи амбиции разрушили мир. Но другая часть хотела прямо противоположного. Оказаться причастным к чему-то невероятному. К чему-то великому. Судьбоносному.

Даже если "судьбоносное" следует понимать как "роковое".

- Ну вот, - вздохнула Владычица, - Теперь ты меня боишься. Не надо, прошу. Мне и так больно от того, что тысячи людей считают меня полным чудовищем.

- Я не такой, как они, - ответил юноша.

Действительно. Он сам, незаконнорожденный, пострадал от предубеждений. Он знал, что толпа жестока, безжалостна и скора на суждение. Ну, и еще тупа.

С нее бы стало объявить чудовищами огульно всех, кто владел магией Владык.

- Что же случилось на самом деле? - спросил Килиан.

"Никто больше не владеет столь достоверными знаниями о тех событиях", - говорил он себе. Впрочем, прекрасно сознавая, что это не было ни единственной, ни главной причиной его вопроса.

Ильмадика грустно улыбнулась:

- Мы хотели изменить мир. Величайшие маги, владевшие не только магией сердца, но и магией ума, мы объединились, чтобы построить новое, справедливое общество. Общество, где каждый будет занимать положение сообразно своим талантам и уму. Лефевр, наш лидер, называл это меритократией. Знаешь... Захватить власть тогда было даже слишком легко. Человечество устало от продажных политиков и бессмысленных войн. Люди были рады нам как избавителям. Они объявили нас богами. И мы приняли это. Мы верили, что достойны этого.

Килиан задумчиво кивнул. Идея того общества, о котором толковала Владычица, казалась ему прекрасной. Совершенной. Но было ли это реально? Можно ли определить таланты и ум человека так, чтобы результат был объективен? Ну, то есть, собственные ум и таланты молодой ученый считал объективно выдающимися. Но даже применительно к себе он сознавал, что отнюдь не каждый разделит его точку зрения. Оценить, взвесить и измерить всех людей... Это поистине задача для бога.

- А потом все посыпалось, - продолжила Ильмадика, - Лефевр был величайшим из нас. Но Эланд и Альмонд, самые молодые и дерзкие из нас, постепенно начали сомневаться в том, что он занимает это место по праву. Он был первым, кто овладел магией ума. Он был старше и опытнее, но, как им казалось, не сильнее. Они устроили заговор против него. И Лефевр испугался.

Она горько рассмеялась.

- Это самое страшное. Когда сильный человек вдруг пугается. Лефевр направил все свои силы на то, чтобы подавить восстание. В одночасье утопия, которую мы строили, обратилась в царство контроля и террора. И тогда некоторые из нас открыто взялись за оружие. Была война. Война, в которой не было победителей.

- Закат, - глухо сказал Килиан.

- Это назвали так. Закат Владык. Или Сумерки Богов. Рагна-Рёк, в честь древней легенды о конце света. Мы сражались между собой, используя все средства. Любое оружие, включая оружие массового поражения. Любую магию, даже ту, что считали запретной. Любые способы получения энергии. Мы истощали ресурсы планеты и высасывали творческие силы из людей. Дошли и до массовых убийств, это тоже способ получения силы. И в конечном счете человечеству надоело. Толпа обратилась против нас, и занятые друг другом, мы не поняли вовремя ее опасности. Люди убивали наших адептов в наше отсутствие и набрасывались на нас, когда мы были обессилены. И в конечном счете мы все были заточены в тюрьму, построенную рядом с никому неизвестным городком Гмундн специально для того, чтобы удерживать Владык. Чтобы удерживать нас.

Владычица развела руками:

- Дальнейшее ты знаешь лучше меня.

- И ты сжигаешь собственные жизненные силы, чтобы дозваться до меня, - задумчиво сказал Килиан.

Ему вдруг вспомнился жуткий образ волка, отгрызающего собственные лапы, чтобы выбраться из капкана. Профессор, рассказывавший об этом, превозносил это как подвиг духа. Но Килиан задавался вопросом: а смог бы он поступить также? Едва ли. А вот Ильмадика, похоже, смогла.

- По большей части, - ответила Ильмадика, - Но твой крестик мне помог. Я вызвала в нем процесс ядерного распада меди. И впитала выделившуюся энергию. Та самая запретная магия Владык. Она позволила мне восстановить свое здоровье, подорванное попытками найти живого человека. После чего я связалась с тобой. Так что ты спас меня. Спасибо.

- Я не сделал ничего особенного, - счел своим долгом ответить юноша.

Хотя, конечно, ему было приятно такое услышать.

- А по-моему, сделал, - настойчиво ответила Ильмадика, - И я хочу отблагодарить тебя. Как я могу это сделать?

Первая пришедшая на ум мысль вызвала у Килиана сперва смущение, а потом - жгучий стыд и негодование. Это было настолько низко, настолько приближалось к моральному горизонту событий, что юноша отмел не только эту мысль, но и все последующие поиски иных вариантов.

- Этого не требуется, - твердо сказал он, - Помочь человеку в столь отчаянном положении - естественное желание, которое не требует награды. Тем более, что мне это по сути ничего не стоило. И тем более, что ты уже отблагодарила меня знаниями о событиях Заката Владык.

Вообще, ученый с запозданием подумал, что правильным ответом было бы расспросить подробнее о том, что она знала. Советуясь с настоящей Владычицей, он мог совершить научный прорыв. Но пришла такая мысль уже после того, как он сказал, что не нуждается в награде.

- Знания? - она на мгновение задумалась, - Точно. Ведь ты же чародей.

Теперь настал черед Килиана горько рассмеяться:

- Если бы. Магия мне недоступна. Я исследую ее, пытаюсь воспроизвести по Дозакатным текстам. Но у меня ничего не выходит. Тот случай в твоей лаборатории был уникальным.

- А что именно ты пытаешься воспроизвести? - тут же спросила женщина.

- После случая в лаборатории в основном ту же молнию. Однажды она у меня получилась, значит, я могу это сделать. Но как бы я ни старался воспроизвести все условия...

- А как ты это делаешь? - уточнила Ильмадика, - Могу я взглянуть на твои записи?

- Э-э-э... - вопрос сбил ученого с толку, - Но они ведь в реальном мире...

- Мы же в твоей голове! Просто подумай о них!

На то, чтобы целенаправленно подумать о своем лабораторном журнале, ушло некоторое время. Молодой ученый сходу принял правила, которые диктовала ему богиня, но это не значит, что ему было легко понять, как они должны работать. Но вот, наконец, посреди кристального грота возник стол, заваленный бумагами. Точно такой же, как тот, что стоял в его комнате, и даже бумаги были теми же самыми.

На то, чтобы изучить их, у Владычицы ушла лишь пара минут.

- А откуда ты берешь энергию? - сходу спросила она, - Без энергии не будет работать ничего; ни машина, ни заклинание.

- Эжени утверждают, что магию питает душа самого мага, - несколько неуверенно ответил Килиан.

Этот момент вызывал у него кое-какие сомнения. Если человек сам представляет собой источник энергии, да еще и столь мощный, то зачем Дозакатным, знавшим о магии несравнимо больше их, вообще нужны были другие способы получать ее?

- Кто такие эжени? - нахмурилась Ильмадика.

- Чародеи, - с запозданием Килиан вспомнил, что титул "эжени" стали использовать уже во времена Возрождения цивилизации после Заката, - Или псионики, как их называли у вас.

- Термин "псионик" придумали, потому что ученым ослам не хотелось признавать использование "сказочных" слов вроде "маг", "чародей" и "волшебник", - отмахнулась женщина, - В общем, я поняла. Из всех способов подпитывать заклинания энергией вы помните только самый мощный... Но и самый нестабильный.

"И недоступный тебе", - мысленно закончил он. Почему? Неизвестно. Но возможно, Владыки не были теми, кого теперь называют эжени? Возможно, это какой-то принципиально иной путь развития волшебства?

- Ты упоминала, что подпитывала заклинания из собственных жизненных сил, - припомнил юноша, - Значит, я смогу так же?

- На молнию? Не вздумай! - замахала руками Владычица, - Это убьет тебя с пары применений. Собственно, даже там, в лаборатории, это едва тебя не убило.

Килиан вспомнил свое состояние тогда. Да, после успешного сотворения заклинания он чувствовал себя изможденным. Тогда он отнес это исключительно на счет своей неопытности. Выходило, что от попыток колдовать в своей темнице Ильмадика чувствовала то же самое? И при этом все равно продолжала пытаться найти людей, пока ей это не удалось? Представив это, ученый ощутил странную смесь жалости и уважения - эмоций, которые он всегда считал противоположными друг другу.

- Впрочем, использовать жизненные силы все равно стоит, - продолжала тем временем богиня, - Но использовать их нужно с умом! Это как закон рычага, представляешь примерно? Ты прикладываешь мало сил, чтобы получить больше и использовать уже их. В данном случае нужно инициировать процессы ядерного распада или синтеза.

- Об элементарных частицах до наших дней дошли только самые базовые знания, - развел руками ученый, - Да и то, что осталось, чистая теория, малоприменимая на практике при нынешнем уровне технологий.

- Почему-то я так и предполагала, - хмыкнула Ильмадика, - Но периодическая таблица элементов должна была сохраниться?

- Её знаю, - кивнул Килиан, - Только теперь ее чаще представляют не в виде таблицы, а в виде простого перечисления в столбик.

- Так даже удобнее. Любой элемент выше железа можно понизить, соединив электроны в более тяжелый элемент. Любой элемент ниже железа - наоборот, повысить, разделив атом. Способы разные, но оба дают в итоге больше энергии, чем вложено. Разница компенсируется за счет меньшего выхода материи. Смотри...

Килиан с энтузиазмом взялся за новую и необычную отрасль. С пылом и страстью истинного ученого он вникал во все тонкости магии и волшебства. Он испытывал невероятную благодарность к Владычице: хотя она всего лишь благодарила его таким образом за помощь с его стороны, но дарила ему нечто куда более ценное, чем то, что получала от него. Он чувствовал себя обязанным ей, но странным образом ему это нравилось.

Несмотря на все его усилия, практического результата ему удалось добиться только через пару дней. Гранта на исследования он так и не получил. Впрочем, и без того он передумал раскрывать их: он четко понял, что даже среди ученых полным-полно невежественных фанатиков, которым известия об участии Владычицы хватит, чтобы наделать глупостей. Самой Ильмадике причинить вред они едва ли смогли бы, но вот Килиан дорого бы поплатился за свою ересь. Да и не так уж нуждался он в этом гранте, после того как освоил контроль вероятностей.

Ведь удача - главное, чего может недоставать человеку, обладающему разумом.

Сегодня Килиан с особым нетерпением и даже предвкушением ждал, когда же Ильмадика постучится в его сознание. В волнении он расхаживал туда-сюда по комнате. Вообще, богиня посещала его отнюдь не каждый день. Раз в неделю или две. И каждый раз Килиан радовался, как верный пес, дождавшийся возвращения любимого хозяина.

Так что в принципе, она могла и не прийти сегодня. Но Килиан не сомневался, что придет. Каким-то нутром Владычица чувствовала, когда происходило что-то важное.

То же, что случилось сегодня, было важным особенно.

Ожидания оправдались. Спустя каких-то два часа молодой чародей ощутил знакомое чувство проникновения в свой разум. Они с Ильмадикой снова оказались в его кристальном гроте.

- Я кое-что нашел, - пропуская фазу приветствий, воскликнул ученый, - Смотри!

Подумав об одной из сравнительно поздних книг, написанных уже после Заката, он заставил ее проявиться в субреальности своего сознания. Уже раскрытой на нужной странице. За прошедшие годы его навыки в управлении миром своего сознания серьезно возросли, и это не составило ему особого труда.

- Ты упоминала город, рядом с которым построена твоя тюрьма. Гмундн. Так вот, в текстах, описывающих Возрождение цивилизации, я встретил это название!

Ильмадика посмотрела на него неверящим взглядом, и сердце юноши забилось чаще.

- Ты хочешь сказать...

- Да! Я знаю, где искать информацию о нем! Найдя его, я смогу освободить тебя!

Продолжить мысль ему не дали. Мгновенно переместившись, Владычица страстно поцеловала его в губы.

Как-то так сложилось, что Килиан никогда не задумывался, как целуются боги. И если бы кто-то попросил его описать это - хоть до того, хоть после, - едва ли его красноречия хватило бы на что-то большее, чем "Ну, наверное, божественно".

Поцелуй Ильмадики этому описанию вполне отвечал. Стоило ее губам коснуться его, как он ощутил себя особенным, избранным, - и это ощущение целебным бальзамом ложилось на израненную душу бастарда.

По крайней мере, тогда он видел это так.

- Спасибо, спасибо, - шептала Ильмадика после того, как поцелуй прервался.

- Это... несколько преждевременно, - ответил Килиан, хотя такой поворот привел его в изрядное замешательство. Да что там, его бросило в жар, а гормоны как будто взбесились. Он чувствовал себя великим и могущественным, но остатки здравомыслия все же заставили его обдуманно подойти к вопросу предстоящей работы.

- В общем, я нашел упоминание Гмундна. Он находится в Землях Порчи, где-то к северу от островов. Точного местонахождения автор не знает. Но известно, что эту тайну хранит герцогский род Идаволла.

- То есть, твой отец, - сделала вывод Владычица.

Естественно, она уже знала, чьим бастардом был Килиан. Она была единственной, кому он рассказал об этом.

- Да. Мой отец.

Ни один мускул не дрогнул на его лице... При условии, что применительно к проекции в субреальность его сознания вообще имело смысл говорить о мускулах.

- К сожалению, даже если я каким-то неведомым образом встречусь с ним... что само по себе непросто, потому что он знать не желает, жив ли я вообще... В общем, вряд ли он мне расскажет. Тайна - она и есть тайна; он передаст ее только своему настоящему наследнику, маркизу Амброусу. Кроме того, есть и другая проблема. Экспедиции в Земли Порчи строжайше запрещены. Причем не только на территории Идаволла: запрет носит международный характер и, похоже, остался со времен возрождения цивилизации после Заката.

Чародей слегка запнулся. Он почти сказал, что ради Ильмадики готов совершить государственный переворот, бросить отца в темницу и выпытать у него секрет. Но все-таки его мысль склонялась к более реальным планам. Нужно было действовать не силой, а умом.

- В общем, я еще подумаю, как обойти эти проблемы, - скомканно закончил он.

- Я верю, что у тебя это получится, - заявила Владычица, - Но тебе необязательно действовать в одиночку. Найди людей, которые не заявят на тебя в Инквизицию. Расскажи мне о них. И я обучу их колдовству, сделав своими Адептами. Они помогут тебе.

Идея привлечь к этому других людей казалась ему тяжелой и опасной, но он не посмел возражать.

Килиан был зол. Впервые за шесть лет их знакомства он по-настоящему злился на Ильмадику. Злиться на божество - довольно кощунственно, а уж злиться на женщину, которую любишь - и вовсе скотство.

Но все же, она, оставаясь и той, и другой, наступила ему на особенно больную мозоль.

- Кого ты избрала своим Первым Адептом? - без приветствий воскликнул он.

Вообще, он старался задать этот вопрос спокойно, но злость и негодование все же просочились, как вода сквозь дырявую крышу.

- Зачем задавать вопрос, на который знаешь ответ? - вздохнула Ильмадика. Пыл юноши слегка подостыл, когда он почувствовал, что ей нелегко далось это решение.

- Разве не я стоял у самых истоков твоего ордена? - напомнил чародей, все еще обиженный такой несправедливостью, - Разве я не сделал для тебя больше, чем все они вместе взятые?

- Разве ты не сделал всего этого ради меня? - парировала богиня, - Разве ты действовал ради положения и почестей?

- Нет, но...

- Ты уверен? - прервала его она, - Если тебе это все-таки необходимо, ты можешь сказать об этом. Не думай, что я разгневаюсь или буду мстить. Мне не впервой ошибаться в людях.

Килиан почувствовал жгучий стыд за свои претензии. Ощущение избранности вскружило ему голову, заставив поддаться тщеславию и эгоизму. Как будто орден Ильмадики должен был стать для него компенсацией за униженное положение бастарда. Но ведь это неправильно. Орден Ильмадики был создан, чтобы освободить ее из заточения, и не дело было требовать от него чего-то еще. Тем более чего-то столь мелочного.

Впрочем, определенную роль играло и то, кто именно стал Первым Адептом вместо него. Любого другого человека Килиан бы принял, не ропща.

- Ты пойми, - прочитав его мысли, Владычица ободряюще улыбнулась, - У каждого есть свои сильные и слабые стороны. Ни один из моих Адептов не сравнится с тобой в науках и волшебстве. Не думай, что я не ценю этого. Но здесь нужны совсем иные качества; в первую очередь умение ладить с людьми. Скольких ты привлек в мой орден, троих? А он - почти два десятка.

- Как ты вообще нашла его? - задал первый пришедший на ум вопрос Килиан, прогоняя мысли о несправедливости такого состязания.

Справедливо, несправедливо, - какая разница? Главное результат. И от него этих результатов было недостаточно. Он подвел Владычицу.

- За счет данных в твоей голове, - ответила богиня, - Мне стало интересно, что за человек, к которому ты испытываешь столько злобы. Да, я понимаю, что тебе было бы неприятно подчиняться ему. Я ценю твои жертвы. И разрешаю в разумных пределах действовать в одиночку.

- Спасибо, - ответил юноша, но голос его был совсем невесел.

Как будто даже теперь то, кто он есть, делало его существом низшего сорта, чем все эти благородные, законные аристократы.

- Кто знает, - как бы в пространство задумчиво произнесла Ильмадика, - Возможно, твои научные познания окажутся ценнее и принесут нам больше пользы, чем его лидерские качества.

Килиан на это надеялся. И очень хотел делом подтвердить это.

В этот день Ильмадика была непривычно мрачной и задумчивой, что закономерным образом повлияло и на настроение Килиана. Как будто мрачная туча накрыло солнце, освещавшее его жизнь.

- У меня новости, - сообщила она, что по понятным причинам было не таким уж частым событием, - Все это время мы были не единственными, кто готовил освобождение.

Она прошлась по гроту, что, как уже запомнил Килиан, означало особую степень волнения.

- Лефевр Кузнец Войны все это время готовил собственный культ. Его сторонники захватили власть в каком-то мелком эмирате, после чего объединили под своей властью практически целый континент. Теперь он планирует вторгнуться в Идаволл, чтобы добыть координаты Гмундн.

Килиан задумался:

- Но ведь это хорошо, разве нет?.. Нет... По тебе непохоже, чтобы это было хорошо. Значит, я чего-то не учитываю. Чего?

Богиня грустно улыбнулась:

- Ты помнишь, что Закат случился из-за того, что Лефевр боялся предательства со стороны других Владык? А кроме того, есть еще одна деталь. Он владеет чарами, которые позволят ему вызвать ядерный распад органической материи. С их помощью можно уничтожить любого из нас и забрать наши силы себе. Если его адепты освободят его первым, едва ли я смогу рассчитывать на свободу. Скорее на уничтожение.

Чародей медленно кивнул:

- Значит, нам необходимо ускориться. Или... нет.

Он вдруг улыбнулся:

- Мы можем использовать его в своих интересах. Знаешь, как говорят? Сыр из мышеловки достается второй мышке.

Улыбка Владычицы была довольно неуверенной, но кажется, его энтузиазм поднял настроение и ей.

- У тебя есть план?

- Для начала нужно знать, что собирается делать Лефевр, - заметил Килиан, - Ты, похоже, неплохо знаешь его. Чего стоит от него ожидать?

- Лефевр груб и прямолинеен, - ответила Ильмадика, - Он гениальный ученый, но подход к решению проблем у него скорее воинский. Главное, на что он полагается, это превосходство в численности и вооружении. Своим адептам он дал технологии и магию, во многом превосходящие то, что я смогла дать вам. Современная армия не сможет противостоять им.

Ученый медленно кивнул:

- В таком случае, нас ждет война с превосходящим противником. Как минимум, я попробую сфальсифицировать древние записи, согласно которым в Гмундне находится то, что может спасти нас в такой ситуации.

- Если только твой отец не решит, что даже опасность завоевания не стоит риска освобождения Владык, - заметила богиня.

- Отец не решит этого. Он одержим благом своей страны. Это - его величайшая цель, и выше нее он не поставит ничего. Он рискнет, если не будет видеть иного выхода.

- Хорошо, - кивнула она, - Будем считать, что тебе виднее. Думаю, освободившись, я смогу прийти на помощь. Я бессмертна; при необходимости я смогу сразиться со всем культом Лефевра одновременно.

Килиан потер подбородок:

- Но все же, мне не хотелось бы доводить до такой крайности, - неохотно признал он.

Какая-то часть его, наоборот, хотела, чтобы Леандр Идаволльский оказался загнан в угол и вынужден был просить помощи у него. Но все же, Килиан давно уже не романтизировал войну. Он любил говорить, что ему плевать на других людей, но все же... Все же что-то в нем не желало соответствовать этой установке. Что-то в нем желало избежать побочных жертв. Не совесть, понятное дело: совесть он считал глупым сбоем ментальной программы и инструментом психологической манипуляции. Может быть, какое-то своеобразное понятие справедливости, - хотя юноша затруднился бы объяснить, в чем оно заключается.

- Как именно Лефевр начнет атаку? - спросил ученый, - Он просто без объявления войны высадит войска на берегах Идаволла?

- Едва ли, - покачала головой женщина, - Скорее он попытается сперва решить дело одним стремительным ударом.

- Мы можем использовать это, - заметил Килиан, - Все, что нам нужно, это три вещи. Первое, адепты Лефевра должны узнать координаты Гмундна. Второе, отец должен осознать опасность того, что они доберутся дотуда. И третье, кто-то из нас должен оказаться в числе тех, кого отправят помешать им.

Под "кем-то" он, разумеется, подразумевал себя. И даже не особенно скрывал это.

Кто еще может справиться с этой задачей?

- Мне необходимо встретиться с Первым Адептом, - неохотно заметил чародей, - Он должен быть готов сыграть свою роль, когда придет время. Кроме того, нужно понять, когда именно Лефевр нанесет удар. У него есть агенты в Идаволле?

- Точно не знаю, но почти уверена, что есть, - развела руками Ильмадика.

- Тогда мы должны следить за новостями из дворца. Узнаем, к какому событию он мог бы приурочить атаку, и сможем повлиять на вероятности, чтобы она сложилась выгодным нам образом. Столкнув Лефевра и Идаволл, мы останемся настоящими победителями.

- Прекрасно, - вот теперь Ильмадика по-настоящему улыбнулась, - Знаешь... Я рада, что ты со мной.

От этих слов Килиан почувствовал себя окрыленным.

- Я еще перепроверю данные, - рассказывал Килиан, - Но в целом, очень похоже, что я нашел нужное место. Можно передавать информацию Герцогу и начинать готовиться к экспедиции.

Ильмадика слушала, не отрываясь. Чародей рассказывал ей, как расшифровал координаты Гмундна. Подробно, обстоятельно. Силясь заслужить ее одобрение.

Одобрение и восхищение.

- Если повезет, то мы успеем туда раньше, чем адепты Лефевра, - продолжал он, - Но рассчитывать будем на то, что нам все же придется сражаться с ними без тебя. Как я понимаю, Лефевр пока не знает о нас. Это дает нам преимущество...

- Что тебя гложет? - спросила вдруг Владычица.

Килиан недоуменно посмотрел на нее.

- В смысле?

- Тебя что-то гложет, - ответила Ильмадика, - Что-то, о чем ты не хочешь думать. И ты гонишь от себя эти мысли, вновь и вновь говоря о том, что уже давно понятно и тебе, и мне.

Чародей улыбнулся. Порой он забывал, что общается с божеством.

- Да. Есть то, о чем я думать не хочу. Лана.

- Кто это? - нахмурилась богиня.

- Девушка-эжени, которая помогает мне бороться с адептами Лефевра... Потому что доверяет мне.

- А, - вспомнила Ильмадика, - Та, что влюблена в твоего брата.

Килиан вздохнул:

- Да. Та, что влюблена в моего брата. Но меня волнует совсем иное. Что будет с ней, когда мы победим? Ведь узнав, что я обманывал ее все это время, она уже не поверит, что твое освобождение сулит миру что-то кроме нового глобального катаклизма.

Усилием воли он старался оставаться в рамках логики и расчета. Но внутренне ему было гадко и противно уже от трех слов в этом рассуждении. Я. Её. Обманывал.

- Иными словами, когда ты освободишься, она с большой долей вероятности станет нашим врагом. Если мы столкнемся в бою, то я смогу без труда уничтожить ее. Но я не хочу этого.

- Жаль, что она не прислушается к тебе, - как-то отрешенно заметила Ильмадика, - Я бы очень хотела видеть столь примечательную даму в своем ордене.

- Этого не будет, - покачал головой юноша, - Если бы я знал заранее... Какой она будет; то попробовал бы с самого начала убедить ее, что не все Владыки несут лишь разрушение... Но теперь уже поздно.

Он устало потер переносицу.

- Я скорректировал вероятности, чтобы её не включили в отряд, который отправится на поиски Гмундна. Четыре раза. Но я чувствую, что этого недостаточно.

- Не всего можно добиться магией, Килиан, - мягко заметила Владычица, - Иногда нужно просто... смириться. Ты очень многого добился; ты обучаешься быстрее любого из моих адептов как в эту эпоху, так и в предыдущую. Но есть вещи, которые неподвластны даже тебе.

- А ты?.. - спросил юноша, - Ты можешь помочь с этим?

Она покачала головой:

- Если такова судьба, то это случится. Так или иначе.

Килиан молчал. Он привык видеть свою Владычицу всемогущей, - пусть даже разумом он прекрасно понимал, что на самом деле это совсем не так. Но в этот раз она не могла ему помочь.

Никто не мог.

- Если ты теперь решишь отступить... То я пойму, - серьезно сказала женщина, - Я понимаю. Она дорога тебе. И ты не хочешь причинять ей вреда. Если ты решишь, что она для тебя дороже, чем я...

- Этого не будет, - повторил чародей, - Я принял решение. И я не отступлюсь от него. Я обещал, что я освобожу тебя. И я освобожу тебя.

- Спасибо, - ответила она, - Ты самый лучший из моих адептов.

Но в этот раз даже такие, столь желанные слова не помогали ему не чувствовать себя дерьмом.

- Здравствуй, Килиан. Наконец-то я вижу тебя своими собственными глазами.

Странным образом чародею показалось, что вживую Владычица Ильмадика еще прекраснее, чем в субреальности его сознания. Объективно это было явно не так: ни потеки мутной жидкости неведомого состава, ни бледность и истощенность от высасывания жизненных сил еще никому красоты не добавляли. Но эта трогательная беззащитность, с которой дрогнули босые ноги, ступив на железный пол... И в то же время - это неуловимое ощущение достоинства, позволявшее ей держаться по-королевски, даже будучи обнаженной.

Любой, кто увидел бы её, не усомнился бы, что перед ним богиня. Настоящая. Вечная. Великая. Всемогущая. Несравненная.

Казалось, что кроме нее Килиан не видит ничего и никого. Его силы иссякали, перед глазами плыло. Но странным образом лик Владычицы он видел по-прежнему четко и ясно. Он видел, как она потянулась и мотнула головой. А затем подошла к соседней капсуле.

- Знаешь, Лефевр, - задумчиво произнесла она, воздев ладонь над прозрачной крышкой, - Ты мог бы чуточку поменьше плевать вниз, когда сидел наверху.

Килиан не видел, что произошло. Лишь какой-то отблеск красного света. Странный булькающий звук, какой бывает, когда пытаешься произнести что-то, будучи с головой погруженным в воду. Что это был за звук?.. Кажется, он догадывался, но догадка ускользала. В глазах темнело, и мысли путались.

Ожоги, нанесенные халифом, постепенно убивали его. А Ильмадика уже шла к следующей капсуле. Кажется, она говорила что-то еще заключенному там божеству, но ученый уже не мог расслышать ее слов.

"Держись"

В чувство его привело прикосновение женской руки. Казалось, электрический разряд пронзил все тело ученого. Он застонал и задергался, но в следующее мгновение осознал, что боль уходит.

Его раны заживали.

Разлепив веки (когда он вообще успел закрыть их?), Килиан уставился на склонившуюся над ним Ильмадику. Он чувствовал себя здоровым и бодрым, как не чувствовал себя уже очень давно. Раскаленная кольчуга валялась рядом, разорванная пополам. Остатки одежды дымились, но ожогов под ними как не бывало.

- Ты меня не покинешь, - в голосе богини прозвучала властность и уверенность... с каким-то едва различимым оттенком сексуальности. "Ты мой" - как бы говорил этот голос, - "Навсегда".

Что ж, Килиан был совсем не против.

- Я не знал, что ты способна исцелять, - произнес чародей и тут же укорил себя за глупость. Она же Владычица; конечно же, она способна на многое, о чем он не знал.

Ильмадика рассмеялась, - впрочем, беззлобно и не обидно.

- Человеческое тело - мой храм и мои владения. Даже если ты лишишься рук, я смогу дать тебе новые. Даже лучше старых. Ты разве не знал? Это Я наделила Владык бессмертием. Я придумала, как сделать нас неуязвимыми даже для такой непреодолимой силы, как Время. Поэтому мы не стареем: я сделала себя и остальных такими, что мы не состаримся никогда.

Владычица чуть улыбнулась, склонив голову набок:

- Впрочем, тебя ведь это пока не интересует, не так ли? Ты еще слишком молод, чтобы волноваться о времени и о старости. Они еще где-то далеко. Ты хочешь иного. Скорость. Сила. Могущество...

Она подмигнула:

- Сексуальность.

Килиан молчал. Осознание того, что он еще жив, хотя всерьез ожидал смерти; того, что событие, заглядывать за которое он не смел, все-таки произошло... Приводило его в состояние, близкое к опьянению. Ученый как будто не мог до конца поверить в реальность происходящего; казалось, стоит сделать это, и все события последних лет развеются, как сон. Он даже не спрашивал, как работает на практике то волшебство, о котором она говорила.

- Все это я дам тебе... если ты захочешь, - продолжала Ильмадика, - Но учти. Назад пути не будет. Если ты примешь мой дар, то наши судьбы отныне будут связаны. Если ты не готов к этому, то лучше не рискуй. Я не буду обвинять тебя, если ты откажешься. Это только твой выбор.

- Я согласен, - хрипло проговорил юноша.

Богиня улыбнулась:

- Я рада, что не ошиблась в тебе.

Когда она вновь дотронулась до него, тело Килиана охватило насыщенное фиолетовое сияние. Как будто огонь сжигал его плоть; но при этом этот огонь не обжигал. Скорее приятно щекотал.

Постепенно это ощущение щекотки становилось сильнее и уже причиняло определенный дискомфорт. Но Килиан не жаловался и не дергался. Владычица Ильмадика оделила его своим даром, и это само по себе было поводом для подлинного счастья.

Минуту спустя чародей почувствовал боль. Боль во всем теле, как будто в него вонзили миллиарды мельчайших иголок. Он закричал, но мгновением позже боль исчезла, сменившись невероятным наслаждением. Наслаждением, которого он не испытывал никогда в жизни; похожим на сексуальный экстаз, но в сотни, в тысячи раз сильнее.

Оно тоже продлилось считанные секунды, сменившись яростным воодушевлением, подобным величайшей из битв. Мощнейший выплеск адреналина. Когда лишь полоса стали отделяет тебя от смерти. Лишь полоса стали и собственное мастерство. Это было ощущение, по-настоящему кружащее голову. Одновременно прекрасное и пугающее.

Снова боль. Снова щекотка. Снова наслаждение. Снова воодушевление. И снова. И снова. И снова. Ощущения сменялись все быстрее, и Килиан уже просто не успевал их отслеживать. Его мозг не понимал, как ему реагировать на них, они перемешивались, подобно молекулам в зарождающейся звезде. В какой-то момент смена ощущений стала странным образом складываться в слова:

"Люби меня. Думай обо мне. Служи мне"

Ученый не слышал этих слов ушами: казалось, он слышал их всем телом. Каждая клеточка, изменяясь, говорила ему это. Говорила на языке ощущений, древнейшем из всех языков.

"Желай меня. Восхищайся мной. Подчиняйся мне"

Эти слова не подавляли его мыслей. Лишь вскрывали то, что Килиан чувствовал в себе с того самого момента, как впервые увидел её - тогда, в лаборатории. Так есть ли смысл отрицать то, что уже давно часть тебя? Есть ли смысл бороться с собственной рукой или с собственными глазами?

"Будь частью меня. Будь моим продолжением. Будь мною"

Лана остро пожалела, что не умеет летать.

После того, как Тэрл, раненный халифом, пришел в себя, остро встал вопрос о том, как им подняться следом за Килианом. Воин уже не хромал; но попытки забросить на верхний этаж веревку с крюком так и не увенчались успехом. Шахта была слишком узкой, а расстояние слишком большим.

Около минуты Лана пыталась поймать ощущение полета. Найти нужную эмоцию, воспоминание. Концентрировалась на образах птиц, ловила ощущение волшебных снов о полетах в облаках, вспоминала, что чувствовала, когда Килиан уносил её с обреченного корабля. Но все впустую. Взлететь ей так и не удалось, не говоря уж о том, чтобы тащить на себе Тэрла.

Они напрасно теряли время. Нужно было двигаться к самой вершине здания; несложно было догадаться, что то, что пытались заполучить адепты, находилось именно там. Оставалось лишь поискать какой-то другой способ подъема и молиться, чтобы они не разминулись с Килианом и Мустафой.

Не разминулись. Немного пройдясь круговыми коридорами, Лана и Тэрл обнаружили второй лифт. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как его двери открываются, и из них выходят Килиан...

...и незнакомая Лане женщина. Очень красивая женщина, напоминающая вылепленную искуснейшим скульптором совершенную статую. Идеальная кожа. Идеальные волосы. Идеальное лицо. Идеальная фигура.

Все слишком идеальное - настолько, что это казалось неправильным. Странным. Пугающим. Как будто все инстинкты кричали: Берегись! Это обман! Уловка! Мираж! Болотный огонь! Песня сирен, влекущая на погибель!

- О, мы не представлены друг другу.

Глубокий, сильный голос женщины подавлял, гипнотизировал... привлекал. Что-то было в нем такое, что заставляло слушать его и слушать... все сильнее погружаясь в транс. Отдавая свой разум на волю его Владычицы...

Владычицы?

Внезапная догадка заставила Лану тряхнуть головой. Это какие-то чары. Несомненно. И, не особо задумываясь, как это будет выглядеть со стороны, чародейка торопливо сотворила отгоняющий жест, напоминающий молнию. Кажется, никто не обратил на это особого внимания. А в голове слегка прояснилось.

- Мустафа мертв, - сообщил тем временем Килиан, - Лефевр тоже. Мы выиграли это сражение. А вскоре выиграем и войну.

- А остальные Владыки? - неожиданно для самой себя спросила Лана, - Они все мертвы?

И то, что Килиан промедлил с ответом, стало ей ответом само по себе. Вот, значит, как... Чародейка почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Предана. Снова - предана.

- Почти, - ответил наконец ученый.

Какое-то время Иоланта переводила взгляд с него на женщину и обратно. А затем сделала книксен. Не столько потому что считала это уместным, сколько просто-напросто от растерянности.

- Владычица...

- Ты проницательна, - ответила та с легкой улыбкой, - Ты верно догадалась. Я - Ильмадика, последняя из Владык... И величайшая.

Да уж, от скромности она точно не умрет...

- Это вы были заключены в этой тюрьме? - уточнил Тэрл.

Кажется, его тоже затронуло рассеивание чар, и воин не демонстрировал ни малейших признаков расслабленности и внушаемости, характерных для гипноза. Дошла волна рассеивания и до Килиана, но его поведение внешне не изменилось.

- Мы, - подтвердила Ильмадика, - Даже свергнув Владык, простые люди не нашли способа убить нас. Поэтому они заточили нас в этой тюрьме, надеясь, что никто и никогда не найдет нас. Они не учли лишь того, что мы сможем со временем направить свое сознание прочь. И найти себе сторонников среди людей.

Все взгляды обратились к Килиану. Чародей в ответ лишь развел руками:

- Да. Я адепт. Прости, Лана. Не следовало тебе доверять мне.

Казалось, её сердце пропустило удар. "Нет, нет... Пожалуйста, пусть все будет не так..."

- Ты лгал мне? - выдохнула девушка, - С самого начала ты лгал мне?

- В некоторых вопросах, - ответил юноша, - Кое-о чем я не мог сказать правду... Потому что этим подставил бы не только себя.

Он отвел глаза.

- Я не лгал, когда рассказывал о себе. Я не лгал, когда говорил, что хочу помочь. Я не лгал, когда сказал, что хочу быть тебе хорошим другом... И когда позволил себе тот злосчастный поцелуй, я тоже не лгал!

- Но ты лгал в другом, - указала чародейка, - Ты знал, что находится в Гмундне!

- Да, - не стал спорить ученый, - Я знал. Именно поэтому я отправил то послание с предупреждением. Тогда я не знал ни тебя, ни Тэрла. Мне не было дела до Леандра и Амброуза. Но если бы атака адептов Лефевра увенчалась полным успехом, у меня не было бы никакой надежды освободить Ильмадику. Тогда это было моим основным интересом во всем этом... Впоследствии ситуация изменилась.

Владычица с легким удивлением посмотрела на него и явно хотела что-то сказать, но Тэрл перебил её:

- Это все неважно. Владыки опасны. Их заточили в эту тюрьму, потому что когда-то они разрушили старый мир.

- Не все Владыки одинаковы, - возразил Килиан.

- Это неважно, - повторил воин, - Мы не можем рисковать миром из-за чьих-то симпатий. У меня есть долг перед моей страной, Реммен, и у меня есть четкий приказ.

Меч уже был у него в руках. Сделав шаг вперед, гвардеец ударил. Быстро, с минимальным замахом, целясь в горло богини. Ограниченная дверями лифта, она не могла отпрыгнуть назад и не успевала воспользоваться заклинаниями.

Однако на пути Тэрла вдруг оказался Килиан. Ученый переместился с такой скоростью, что казалось, он телепортировался. Его кулак врезался в грудь воина, отбрасывая его метра на три назад и опрокидывая навзничь.

Лана замерла, ошарашенно глядя на друга... Бывшего друга. За мгновение до атаки он разительно изменился. Его уши заострились, как у мифических эльфов. Кожа приобрела эбонитово-черный оттенок и стала даже на вид крепкой, как литая резина. Исчезла легкая сутулость книжника, плечи расправились во всю, как выяснилось, не такую уж маленькую ширину. В глазах загорелись два фиолетовых огня, напоминавших кошачьи искры. Рост и вес на вид не изменились, но тело вдруг стало более изящным, а мускулы выраженными, как при целенаправленной "сушке".

А главным, что изменилось, была пластика движений. Невероятно плавная и отточенная; ею хотелось любоваться, как грацией пантеры. Да. Именно пантеру больше всего напоминал сейчас ученый. Ну, или иного крупного хищника из семейства кошачьих.

- Никто. Не тронет. Ильмадику, - голос юноши, и без того довольно низкий, окончательно превратился в классический, бархатистый, оперный баритон.

И хотя Лана всегда любила такие голоса, это изменение окончательно утвердило её в печальном выводе. Килиана Реммена, её хорошего, близкого друга, больше нет. А может, никогда не существовало. Есть лишь адепт Ильмадики.

Спохватившись, чародейка бросилась к Тэрлу. Гвардеец как раз пытался подняться с пола. Удар в грудь был не столь страшен, как мог бы быть, но все же, легко и бесследно последствия таких ударов не проходят. Воздев руку, Лана начала процесс исцеления, краем глаза продолжая следить за ученым и Владычицей.

- Мой защитник, - сперва голос Ильмадики казался нежным. Но при ближайшем рассмотрении Лана расслышала в нем весьма неприятный оттенок высокомерия.

Это не был тот голос, которым женщина говорит о защищающем её мужчине. Скорее уж так можно говорить о собачке, выучившей новый трюк. "Килиан, служить!", "Килиан, охраняй!". "Килиан, апорт!", "Килиан, место!".

Впрочем, ближайшей командой, как подозревала чародейка, должна была стать "Килиан, фас!".

Понял это и Тэрл. Не тратя времени на новые слова, он схватился за винтовку.

Сказав "щелк!", она дала осечку. А мгновением позже в бедро воина ударил разряд молнии, оттолкнув его еще дальше назад. Энергии заклинания не хватило, чтобы убить его, но встать гвардеец в ближайшее время не смог бы.

- Сколько можно, - недовольно произнес Килиан, подходя к поверженному противнику, - Хватит, Тэрл. Ты не сможешь победить. Не теперь. Я тщательно спланировал этот бой и расставил все триггеры вероятностей, еще когда догадался, что отец отдал тебе приказ убить меня. Даже без даров Ильмадики у тебя не было бы ни одного шанса. Ты не послужишь своей стране. Ты только зря погибнешь.

"Отец?" - не поняла Лана. Впрочем, сейчас было не до того. Хоть ей и не удалось так быстро переместиться, она все же встала между воином и чародеем.

- Тогда тебе придется убить и меня.

- Лана, - Килиан поморщился, - Не надо, пожалуйста. Неужели ты не видишь, что это бесполезно?

- Вижу, - мотнула головой девушка, - Я все вижу. Но я не могу просто отвернуться, сказав, что это не мое дело, и позволить тебе убить моего друга. Ты ведь сам прекрасно понимаешь, Кили.

- Понимаю.

- Хватит разговоров, - подала голос Ильмадика, - Килиан, убей их обоих, и займемся наконец подготовкой к моему возвращению в мир. В конце концов, твоя богиня стоит тут голая. Согласись, это не очень прилично.

Килиан посмотрел на неё, затем на Иоланту, и на кончиках его пальцев заискрили разряды молний. Против своей воли чародейка задрожала. Она прекрасно понимала, что даже если отразит щитом одну или две атаки... С новыми силами Килиана она ему не соперница.

Да и не хотела она с ним сражаться. Победителей в этой битве не будет.

Адепт молчал. Он не говорил ничего, но и не нападал. И это ожидание становилось невыносимым. Страшно вот так, смотреть в глаза смерти. Против своей воли Лана закрыла глаза. Пусть это все поскорее кончится.

- Не надо, - послышался глухой голос ученого.

- Что? - кажется, вопросы Ланы и Ильмадики прозвучали одновременно.

- Не надо убивать их, - сформулировал свою мысль Килиан, - Они едва ли сейчас согласятся присягнуть тебе, но пусть их. Пусть передадут послание другим. Пусть несут в мир весть о твоем возвращении. Моя Владычица.

Лана во все глаза уставилась на юношу, постепенно возвращавшегося в привычный человеческий облик. Что побудило его сказать это? Он действительно считал, что этим принесен больше всего пользы своей Владычице? Или просто в нем еще осталось хоть что-то человеческое?

Понять было невозможно. Лицо ученого оставалось невозмутимым. Но хоть разряды на пальцах погасли, и то неплохо.

Ильмадика с любопытством склонила голову набок и задумчиво хмыкнула. Сложно было понять, к каким выводам она пришла. Но секундой позже богиня пришла в движение.

Слегка покачивая бедрами, она направилась к Лане. Еле заметно "мазнув" боком по Килиану, Владычица встала перед девушкой. Так близко, что она могла чувствовать на себе ее дыхание. Против воли чародейка забеспокоилась и смутилась. Даже не столько от близости. От взгляда, которым Владычица на нее смотрела. От того, как богиня коснулась ладонью её щеки, - не столько, впрочем, чувственно, сколько изучающе.

- Что же в тебе такого особенного? - шепотом произнесла Ильмадика, склонившись к самому её уху.

После чего резко развернулась спиной к чародейке и воину.

- Пусть будет так. В конце концов, мой адепт знает вас лучше, чем я. И он не давал мне повода усомниться в своем уме и верности. Позаботься, чтобы этот отважный человек не наделал глупостей.

- Позабочусь, - пообещала Лана.

Она сама не хотела сражаться в безнадежном бою с бессмертным (бессмертным ли?) божеством (божеством ли?). Она просто хотела, чтобы больше никто сегодня не погиб и не пострадал. Будь то Тэрл, Килиан или она сама. Чародейка никогда не ценила бессмысленных самопожертвований и сражений до последней капли крови там, где эта кровь все равно ничего не изменит.

- Тогда передай всем... - Ильмадика на миг задумалась, - Передай, что настала новая эпоха. Что Владычица Ильмадика, последняя и величайшая из Владык, вернулась и предъявляет права на этот мир. Что еретики с Черного Континента скоро будут уничтожены, и то же ждет всех, кто воспротивится моей воле. Те же, кто падут ниц перед моим величием, будут вознаграждены по достоинству. Передай, что Долгая Ночь закончилась. Передай, что настает Рассвет Владык.

"Время Владык и время рабов", - мысленно добавила Лана.

Не самая радужная перспектива.