— Я поклонник свежего воздуха, миссис Честер, — сказал Самюэль.
— Воздуха, сэр? — ответила хозяйка дома и улыбнулась. — Поверьте, зимой в Лондоне вы не найдете воздуха чище и лучше, чем здесь. И мой сын такой же, как вы. Он все твердит: «Воздух — самое главное, мама. Знаешь, все твои греночки, поджаренная грудинка, яичница и пирожки в сравнении со свежим воздухом — ничто». Теперь сына моего нет дома, но я знаю, что он быстро подружился бы с вами.
— Мне очень жаль, что он уехал, — сказал Самюэль с важностью, подобающей служащему в государственном банке.
— Вам угодно посмотреть спальню, сэр? — предложила миссис Честер.
Она провела его в помещение, находящееся в задней части дома, торжественно распахнула дверь и заметила:
— Видите, это очень удобная комната: окна и двери выходят прямо в сад, и в светлый день перед вами открывается чудный вид на лондонское предместье — дома, сады, огороды… все это недурная картинка? Да?
Самюэль одобрительно кивнул головой.
— У вас большой сад, — сказал он. — А скажите, что это за строение?
— Это так себе, маленький сарайчик. Там кое-какое имущество моего сына. Он очень любит эту комнату и, когда бывает дома, часто спит здесь сам. Скажите, сэр, вам нужно приносить по утрам горячую воду для бритья?
— Да, пожалуйста, в половине восьмого. А эти окна отпираются легко?
— О, да. В такие теплые ночи, как теперь, мой сын часто и совсем не запирает их на ночь. Он ужасно любит свежий воздух.
— А что это за странный круг на лужке, миссис Честер? — спросил Самюэль, выходя в сад.
— Какой круг? Который?
Самюэль с удивлением посмотрел на старушку. На лужке был только один круг и притом очень заметный.
— Ах, этот маленький след! — сказала миссис Честер. — Право не знаю, так что-то. Верно, мой сын играл здесь в какую-нибудь игру. А в котором часу вам угодно ужинать, сэр?
Тут Самюэль пустился в переговоры относительно дальнейших подробностей и объявил, что переедет в свое новое помещение в этот же вечер, часов в семь.
Он остался доволен новой квартирой. Большой дом имел внушительный вид; старушка миссис Честер, хотя и показалась ему слишком болтливой, но относилась к нему добродушно и почтительно; главное же, окна; и двери его спальни выходили в сад. Это ему понравилось больше всего. Он даже сможет похвастаться своим помещением перед товарищами по службе!
Самюэль очень любил порядок, а потому заботливо устроил свою гостиную; в один угол поставил ящик с музыкальным инструментом, в другой — принадлежности для гольфа, в третий поместил ракетки для тениса. Расставил он также на камине портреты, словом, все расположил по своему вкусу.
В десять часов Самюэль вошел в спальню. Сначала он, по заведенному обычаю, прочитал отрывок из Шекспира (в тот вечер ему под-руку попалась та сцена из чудной сказки великого писателя «Сон в летнюю ночь», в которой одно из действующих лиц является с ослиной головой).
Затем он в течение пятнадцати минут поиграл в мяч, занялся гимнастикой и, наконец, прыгнул в постель, задыхаясь, как загнанный пони.
Окна и двери были раскрыты настежь, и Самюэль с удовольствием думал о том, что он всю ночь будет вдыхать свежий воздух, который, конечно, в скором времени окажет на него свое благотворное действие.
Он спокойно проспал часа два, но вдруг проснулся, чувствуя, что происходит что-то необычное.
Самюэль приподнялся, прислушался; на лужке перед домом явственно раздавались шаги, и слышалось чье-то тяжелое дыхание. Тонкие бесцветные брови Самюэля грозно нахмурились, он сел на постель.
Теперь скрипел гравий подле окна.
Самюэль задрожал от ужаса. Хотя он еще недавно старался развить свои мышцы, но в эту минуту они показались ему совершенно бесполезными. Маленький человечек дрожал и, напрягая зрение, вглядывался в окна, еле белевшие при слабом свете.
Какой он глупец! Какой идиот! Зачем он не запер свои окна и двери?
Одна из створок застекленной двери слабо двинулась; какая-то черная фигура остановилась на пороге. Самюэль быстро спрыгнул с кровати и шмыгнул в противоположную сторону и спрятался. Но даже в минуту величайшего страха он подумал: «Я ведь становлюсь под прикрытие, а вовсе не прячусь», — и эта мысль утешила его.
Между тем темный предмет продолжал двигаться… Самюэль, задыхаясь от страха, широко раскрывал рот, как рыба, вынутая из воды. В его дорожном мешке лежал револьвер, — но где же был тот злополучный дорожный мешок? Страх мешал ему вспомнить.
Теперь черное существо было уже в комнате и шло тяжелыми шагами. Самюэль истерически закашлял и вскочил на ноги.
— Убирайся!.. — крикнул он. — Как ты смеешь входить сюда?
Но в эту минуту он разглядел, что перед ним не замаскированный разбойник, а рослый осел.
Мужество вернулось к нему. Он зажег свечу; серый осел с удивлением смотрел на него.
— Ну, дружище, — сказал Самюэль, — это совсем не годится. Уходи-ка, подобру поздорову.
Животное заложило уши и сморщило свою верхнюю губу, показав целый ряд желтых зубов. В то же время осел «переменил позицию», т. е. повернулся к Самюэлю так, что тот очутился под огнем, иначе говоря, против задних ног серого.
Самюэль не знал, что делать. Он не привык к манерам и к образу действий ослов, однако, понимал, что безгранично смелым быть не следует. Схватить платье он мог, путь к двери тоже не был отрезан, и Самюэль принялся одеваться. Но когда он взглянул на осла и увидел, что тот смотрит на него, как бы улыбаясь, Самюэлю сделалось очень не по себе.
Еще ужаснее стало ему, когда длинноухий вдруг сел на задние ноги, совершенно, как собака. У несчастного Самюэля волосы поднялись дыбом и по спине пробежал холодок. Хотя он мало знал ослов, но все же никогда не слыхивал, чтобы они выделывали такие странные штуки.
Наконец, дрожащими руками Самюэль настолько оделся, что мог показаться на глаза старушке хозяйке и бросился к ее комнате.
Самюэль громко постучал в ее дверь.
— Кто там? — спросил сонный голос.
— Осел, — закричал Самюэль, — в моей комнате осел!
— Что такое?
— Осел, говорю я вам, — повторил он.
— Ах, вот досада-то! — сказала миссис Честер. — Это, вероятно, миссис Панкерст.
— Какая там миссис! Никакой миссис нет, — проговорил Самюэль. — Вы, верно, не расслышали со сна. В моей комнате длинноухий серый осел, который ведет себя совсем неподобающим для него образом, во всяком случае не по-ослиному, и я прошу вас немедленно удалить это животное.
— А вы не могли его выгнать сами, сэр?
— Пробовал, — ледяным тоном заметил Самюэль. — Откуда взялось это животное?
— Это ослица моего сына. Погодите минутку, я оденусь и сойду вниз. Досадно, что она встала со своей мягкой постельки и пришла к вам.
Самюэль вернулся обратно и с удивлением увидел, что осел все еще служит, прядя ушами, как комнатная собачка, просящая кусочек сахару.
Вскоре появилась и миссис Честер, которая добродушно улыбалась во весь рот.
— Видите ли, — заметила она, — миссис Панкерст умеет играть роли и вместе с моим сыном принимает ангажементы. Он получает по пяти фунтов в неделю в здешнем большом цирке, а когда приводит с собой миссис Панкерст, ему платят по семи.
Увидев, что осел служит, старушка засияла.
— Ах, Долли, Долли, — сказала она, — дрянная милашка! Она репетирует. — Обратившись к Самюэлю, который от негодования не мог выговорить ни слова, старушка прибавила: — В частной жизни мы ее называем «Долли», но на сцене ее имя миссис Панкерст, потому что это занимает детей.
— Однако вы говорите со мной так, точно не случилось ничего неприятного для меня, — заметил Самюэль.
— Погодите-погодите, — продолжала миссис Честер, не слушая его. — Вот я дам моей милочке сахарцу. — Она всунула в полуоткрытый рот ослицы кусок сахара и прибавила: — А теперь, Долли, милочка, иди баиньки. Ну, иди же, голубушка, иди.
Но вместо того чтобы уйти, Долли растянулась, на полу и лежала, не двигаясь с места.
— Ах, — со смехом заметила миссис Честер, — она умирает за родину. Репетиция продолжается. Видали ли вы когда-нибудь такое милое животное? Мой сын сам учил ее. Правда, хорошо?
— Миссис Честер, — высокомерным тоном произнес Самюэль. — Я требую, чтобы вы положили этому конец! Вы мешаете мне спать, и, право… Мне неприятно, что в моей комнате ослы разыгрывают драмы и комедии.
— Правда-правда, — сказала старушка, — правда, довольно. Ну, Долли, прочь, иди домой!
Долли с усталым видом поднялась и вдруг уселась в большое кресло.
— Ах, вот беда! — вскрикнула миссис Честер. — Понимаете, она хочет выполнить всю программу до конца. Она начала свой последний номер и собирается надеть шляпу и сюртук.
— Что-о-о-о? — с негодованием протянул бедный Самюэль.
— Мой сын надевает на нее свое пальто и цилиндр. Тогда она встает и уходит на задних ногах, делая громадные шаги. Смотреть на нее тогда превесело, это очень занимает детей.
— Тогда, пожалуйста, наденьте на нее пальто и шляпу, только пусть она убирается, как можно скорее. Право, никогда в жизни никто не обращался со мной так непочтительно.
Но старушка стояла в нерешительности.
— Чего же вы еще ждете? Что вам еще надо? — почти крикнул Самюэль.
— Мой сын уехал, и у меня нет ни шляпы, ни пальто, — объяснила сна.
— Что же делать? — с отчаянием спросил Самюэль.
— Может быть… вы одолжите ваши вещи, — с запинкой, нерешительно произнесла миссис Честер.
— Я?.. Мое пальто и шляпу для осла? Удивляюсь, как это могли притти вам в голову, миссис Честер. Такая на вид почтенная женщина — и вдруг…
— Дело в том, — продолжала она, — что если Долли решила выполнить всю программу, она не остановится до конца, и вы никакими силами не прогоните ее, если не наденете на нее пальто и шляпу.
Самюэль схватился за волосы и застонал. Через мгновение он ушел в переднюю и вернулся с лицом, выражавшим отчаяние; он держал новенькую фетровую шляпу и новое пальто.
— Берите! — произнес Самюэль замогильным голосом.
— Только посмотрите, что будет, — с гордостью сказала миссис Честер.
Повернувшись к ослице, она накинула пальто на ее спину, надела ей шляпу на голову и произнесла громко:
— Миссис Панкерст! вот идет первый министр.
Тут Долли поднялась на задние ноги и с видом величайшей гордости вышла в сад.
Представление окончилось.
На следующее утро Самюэлю пришлось отправиться в банк в соломенной шляпе, потому что Долли по несчастью улеглась на его новую фетровую шляпу и всю ночь проспала на ней.
— Это весьма неприятно и возбудит общее внимание, — холодным тоном заметил Самюэль. — Еще никто не носит соломенных шляп.
— Мне очень грустно, сэр, — печальным голосом заметила миссис Честер. — Но Долли все равно, что член нашей семьи, и потому мы никогда не закрываем дверь ее конюшни.
Самюэль посмотрел на свое отражение в зеркале и нахмурился.
— Миссис Честер, — произнес он с самым величественным видом, — может быть, я извиню вас, однако, должен заметить, что в настоящую минуту я очень недоволен, недоволен до крайности.
Он медленно подошел к двери, и прибавил еще более высокомерным тоном:
— Заметьте, я крайне недоволен!