Ослы

ОСЛИЦА ДЖЕННЕТ

Тэппэн взглянул на родившегося ослика с недоумением. Это был не очень бравый отпрыск грозной ослицы Дженни — товарища бесчисленных ослов, возивших его в годы скитаний по пустыне. Тэппен не мог оставить его умереть здесь. И, конечно, новорожденный не был достаточно силен, чтобы следовать за матерью. Убить же его он был не в состоянии.

— Бедный маленький чертенок, — рассуждал Тэппэн. — Придется провести несколько дней в этом лагере, чтобы дать ему окрепнуть.

Предоставив Дженни и ее крохотного серого вислоухого младенца самим себе, Тэппэн прилежно принялся за устройство лагеря. Вода в этом оазисе не нравилась ему, но все-таки ее можно было пить, и приходилось довольствоваться ею. В остальном оазис был вполне желательным местом для лагеря. Скитальцы пустыни, подобные Тэппену, любят такие уединенные уголки. Этот оазис находился на одном из склонов Шоколадных гор, где скалистая стена примыкала к пескам пустыни, и зеленая тропинка указывала на присутствие воды.

В железных твердынях этих гор было заключено золото. Тэппэн был золотоискателем. Но не золото манило его, а вольная, бродячая жизнь и связанные с ней приключения. Ни разу не напал он на богатые россыпи или жилу. В лучшем случае ему удавалось найти столько золота, что его хватало на новое путешествие в один из дальних уголков американской пустыни.

Тэппен знал юго-запад от Сан-Диего до реки Пэко и от Пикачо и Колорадо до бассейна Тонто. Немногие золотоискатели обладали силой и выносливостью Тэппэна. По сложению он был гигантом и в тридцать пять лет еще не остановился в своем физическом развитии. С заступом и молотом, с увеличительным стеклом Тэппэн обследовал голые хребты. Он не был знатоком минералов, знал, что легко мог пройти мимо богатой жилы золотой руды, но делал все, что мог, и был уверен по крайней мере, что ни один золотоискатель не умел извлечь больше, чем он, из своих поисков. Тэппен был скорее естествоиспытателем, чем золотоискателем. Его часто охватывала лень, он сидел, пристально глядя вдаль на огромные пространства долин, наблюдая животных или удивляясь ярким краскам цветов пустыни.

Тэппэн ждал две недели в этом оазисе, пока младенец Дженни сделался достаточно сильным, чтобы ходить. Но в тот день, когда золотоискатель решил сняться с лагеря, он напал на золото у верховья озера, выше оазиса. Случайно он воткнул кирку в место, ничем не отличавшееся от тысячи других, и наткнулся на самородок. Он очистил его и стал обладателем нескольких тысяч долларов.

— Ты принес мне счастье, — сказал Тэппэн маленькому серому ослику, тершемуся возле матери. — Твое имя будет Дженнет. Ты — осел Тэппэна, и, я думаю, что полюблю тебя.

Дженнет росла, как семя в плодородной почве. Зиму и лето Тэппэн колесил по песчаным дорогам от одного торгового поста к другому. Дженнет была прекрасно выдрессирована, ибо Тэппэн был терпелив и у него хватало времени заниматься разными вещами; и было что-то в Дженнет, что заставляло гордиться ею. Когда бы ни случалось ему попасть в Эренберг или Юму или на другую грузовую станцию, всегда кто-нибудь из золотоискателей делал попытки купить Дженнет. Она стала ростом с мула среднего роста, и тюк в сто двадцать килограммов не был для нее тяжелым грузом.

Тэппэн, подобно большинству одиноких скитальцев пустыни, имел привычку разговаривать со своим ослом. С годами эта привычка усилилась, и часто Тэппэн говорил с Дженнет уже только для того, чтобы слышать собственный голос.

— Дженнет, ты достойна лучшей жизни, — говорил Тэппэн, снимая с нее поклажу после длинного дня ходьбы по бесплодной земле. — Ты настоящий корабль пустыни. Вот мы здесь с хлебом и водой в сотне километров от всякого жилья. И кто, кроме тебя, мог занести меня сюда? Ни лошадь, ни мул, ни человек, — никто, кроме тебя и верблюда, и поэтому я называю тебя кораблем пустыни. Но для тебя и тебе подобных не существует ни золотоискателей, ни золотых копей. Ты сильное животное для перевозки грузов, и нет никого, кто воспел бы тебе хвалу.

На золотом рассвете, готовясь отправиться в дальнейший путь, Тэппэн говорил нагруженной Дженнет:

— В путь, Дженнет! Утро прекрасно. Взгляни туда, на горы, призывающие нас. Только один шаг до них. Все красное и лиловое. Это наша жизнь, моя Дженнет.

Но иногда, на закате, когда дорога была длинна, изрыта и горяча, Тэппэн склонял голову к Дженнет и говорил:

— Еще день прошел, Дженнет, еще одно путешествие окончено. И Тэппэн стал только старше, слабее. Нет награды для твоей преданности. Я только крыса пустыни, перебегающая из дыры в дыру. Без дома. Без лица, на которое я мог бы взглянуть… Когда-нибудь, на закате, Дженнет, мы достигнем конца пути. И кости Тэппэна будут белеть среди песков. И никто не узнает об этом, никому не будет до этого дела…

Когда Дженнет исполнилось два года, она могла бы получить синюю ленточку на конкурсе ослов юго-запада. Она была необыкновенно крупна и сильна, удивительно пропорциональна, крепка во всех отношениях и неутомима в работе.

Но не только эти ее качества вызывали зависть к Тэппэну среди золотоискателей. Дженнет имела добродетели, общие всем хорошим ослам, развитые до невероятной степени. К тому же чувство инстинкта было у нее крайне развито. За эти годы следы Тэппэна избороздили вдоль и поперек юго-западную минеральную область. Но, как всегда, богатые раскопки ускользали от него.

Дженнет знала тропинки и оазисы лучше, чем Тэппэн. Она могла следовать по дорожке, скрытой в сыпучих песках и изрезанной потоками. На большом расстоянии она чуяла новый ручей в пустыне, неожиданный оазис. Она никогда не отходила далеко от лагеря, так, чтобы Тэппэну пришлось долго искать ее. Дикие ослы, гроза большинства золотоискателей, не обладали очарованием для Дженнет. И до сих пор она не выказывала определенной симпатии ни к одному из ручных ослов. Это было самой странной чертой характера Дженнет. Ослы отличаются склонностью уходить попарно и вступать в дружбу с одним или несколькими товарищами. Это случалось постоянно. Но Дженнет оставалась свободолюбивой.

Тэппэн не вполне отдавал себе отчет в том, что значило для него большое серое спокойное животное, переносящее грузы. Конечно, когда случай забрасывал его в компанию золотоискателей, он всегда хвастал ею. Но никогда он не ценил Дженнет достаточно. Тэппэн был меланхоличным трудолюбивым человеком, лишенным сантиментальности. Обыкновенно хвастая Дженнет, он распространялся об ее общих прекрасных качествах. Но что он действительно любил в ней — это маленькие эпизоды повседневной жизни.

В первые годы обучения Дженнет была воровкой. Она была способна целые часы притворяться спящей только для того, чтобы иметь случай украсть что-нибудь в лагере. Тэппэн поборол эту привычку в самом зародыше. Но он никогда не доверял ей вполне.

Дженнет ела все, что бы ей ни предложили. Остатки обедов Тэппэна были для нее прекрасным десертом. Всегда, в то время как Тэппэн закусывал, она стояла возле костра, причем одно длинное ухо у нее было опущено, другое напряженно торчало. Ее морда имела выражение, полное мягкости и бесконечного терпения. Она вылизывала оловянную кружку до тех пор, пока та начинала сиять. На длинных, жестких бесплодных дорогах у нее был такой же вид, как и на тех, где часто встречались вода и сочная трава. Она не нуждалась в траве или зерне. Сухой кустарник и шалфей были для нее прекрасной пищей. Тэппэн видел, как она передним копытом обламывала шипы колючих шишек грушевого кактуса, чтобы очистить сочную мякоть. Она любила ивы и всякие ползучие растения пустыни; могла существовать в безводных, пустынных местностях, где человек погиб бы очень скоро.

Никакой крутой подъем, никакой спуск не был тяжел или опасен для Дженнет, если он вообще был доступен. Она не вступала на тропинку, которая потом делалась непроходимой. Она обладала инстинктом, помогавшим ей угадывать то, что может совершить осел, и то, что ему не по силам. Тэппэн не знал случая, чтобы она отказалась от какого-нибудь предприятия, за которое взялась.

Быстрые потоки воды, всегда пугающие ослов, не останавливали Дженнет. Она ненавидела движущиеся пески, но если отправлялась по ним, можно было спокойно следовать за ней. Когда она осторожно ступала частым мелким шагом по тонкому слою льда или соляной корке над пропастью, Тэппэн знал, что это безопасно; иначе она повернула бы назад.

Гром, молния, палящий зной и резкий холод, песчаная буря пустыни, белая пыль солончаков — ничто не пугало Дженнет.

Однажды в августе — в самое горячее и сухое время в пустыне, Тэппэн оказался в прекрасной заявке у подножия одного из северных склонов Панаминтских гор, выше Долины Смерти. В самое благоприятное время это была жестокая страна; в августе она была ужасна.

Панаминты были наводнены мелкими шайками разбойников, отъявленных грабителей, не отступавших перед убийством — если они не могли захватить золото другим путем.

Тэппэна предупреждали, чтобы один он не отправлялся в эту местность. Но он никогда не обращал внимания на предостережения. К тому же мысль о том, что он мог найти заявку или выкопать столько золота, что станет заманчивой добычей для грабителей, — казалась нелепой и не стоящей внимания.

К своему великому изумлению, он откопал богатую жилу золотой руды в одном из каньонов Панаминтов и работал с рассвета до темноты. Он забыл о грабителях, когда однажды увидел, как Дженнет насторожила длинные уши, что делала обыкновенно, увидев незнакомых людей.

Тэппэн караулил весь день, но не заметил ни одного живого существа. Это было уединенное, закрытое место, окруженное стенами красных скал, туманное от зноя и полное тишины.

Немного позже Тэппэн открыл вблизи лагеря, в стороне от дороги, следы сапог нескольких человек и понял, что за ним следили. Грабители не торопились завладеть его заявкой в этот ужасный зной, но ждали, пока он откопает золото, чтобы тогда убить его.

Тэппэн был не из пугливого десятка. Он почувствовал злобу и упрямство. У него было шесть маленьких полотняных мешочков с золотом, и он не думал легко с ними расстаться. Но все-таки он был расстроен.

«Что же теперь делать? — раздумывал он. — Нельзя оставаться здесь. Моя заявка почти разработана. Грабители достаточно зорки, чтобы знать об этом… Придется уйти ночью».

Тэппэн не хотел зарывать золота; тогда ему пришлось бы возвратиться за ним. Но все-таки ему пришлось признаться, что это было лучшим средством спасти его. Возможно, что грабители следили за ним и днем и ночью. Было бы неблагоразумно пытаться уйти сквозь Панаминты.

«Пожалуй, единственный выход для меня — спуститься в Долину Смерти», — мрачно рассуждал он.

Однако такое путешествие не улыбалось ему. Переход через Долину Смерти в это время года всегда считался опасным. А в этот ужасный зной, когда днем жара была невыносимой, а в полночь дули раскаленные ветры, это было путешествием, одна мысль о котором приводила в ужас даже Тэппэна. К тому же он находился слишком далеко к западу от узкой части долины; если переход и удастся ему, он очутится в самой скверной пустынной части гор Фьюнерэл.

Раздумывая и строя планы, Тэппэн продолжал раскопку и работы в лагере, стараясь казаться спокойным. Но это ему не удавалось. Было совершенно невозможно, в то время как каждую минуту он ожидал выстрела, работать так, как если бы ничто его не беспокоило. Лагерь был расположен у подножья горы. Ручеек воды освежал травы, которые радовали глаз среди этой пустыни. Из лагеря открывался вид на открытое пространство. Заявка, над которой работал Тэппэн, могла быть видна только с очень выгодного положения — снизу или сверху. Она имела два преимущества — солнечные лучи не проникали сюда, и она была хорошо укрыта. Поэтому Тэппэн знал, что его не видят.

И все-таки это не уменьшало его беспокойства. В этой гнетущей тишине таилась угроза. Казалось, зной достиг своего предела. Через каждые несколько минут Тэппэн прокрадывался в узкое ущелье между скал и из этого прикрытия всматривался в пространство за лагерем. В последний раз при этом он увидел Дженнет, стоящую на открытом месте. Она не двигалась. Ее длинные уши были насторожены.

Острое возбуждение охватило Тэппэна. Он окинул зорким взглядом окрестности лагеря. И, наконец, внизу, в овраге, с правой стороны, он заметил двух человек, переползающих от скалы к скале.

Дженнет, увидя их, вошла в овраг и следила за тем, как они приближались.

Возбуждение Тэппэна сменилось чувством страха. Эти крадущиеся люди, вероятно, спрячутся в засаде и убьют его, когда он вернется в лагерь.

— Дженнет, я действительно многим обязан тебе, — прошептал Тэппэн. — Они, конечно, прикончили бы меня… Но теперь…

Тэппэн побросал инструменты и пополз из своего убежища к группе больших скал влево от оврага. У него был шестизарядный револьвер. Винтовка осталась в лагере. Тэппэн видел только двух человек, но он знал, что грабителей было больше. Остальные скрывались в окрестностях лагеря. Ему оставалось только ползти вниз к лагерю, подобно индейцу. Имея винтовку, он быстро справится с положением.

«К счастью, Дженнет загораживает вход в лагерь, — сказал себе Тэппэн. — Как чертовски умно она действует».

Тэппэн уже решил уложиться и бежать. В эту минуту он забыл об опасностях Долины Смерти. При его высоком росте трудно было ползти. Он был слишком велик, чтобы спрятаться за небольшой куст или выступ скалы. И он не привык ступать легко. Его сапоги, подбитые гвоздями с широкими шляпками, не могли бесшумно касаться камней. Больше того, он не мог двинуться без того, чтобы мелкие камни не отрывались от обветренных скал. Он был уверен, что чуткие уши грабителей уже услышали его шаги, но продолжал двигаться по склону к отдаленному устью каньона. К счастью, он находился выше оврага, где крались грабители.

Солнце спустилось за красивые громады гор. Скалы были так накалены, что Тэппэн не мог прикоснуться к камню голыми руками.

Он уже собирался выйти на открытое место, когда, оглядывая спускающийся амфитеатр, заметил двух человек, направляющихся из оврага к лагерю. Они смотрели в его сторону. Конечно, грабители увидели его. Но Тэппэн сейчас же понял, что он был ближе к лагерю. Не колеблясь ни минуты, он бросился бежать вниз по изрытому ветрами склону.

Грабители заметили это. Бывший впереди крикнул что-то заднему. Потом оба они пустились бежать. Тэппэн достиг ручья и понял, что добежит до лагеря первый, если не будет ранен. Он услышал свист пули прежде, чем она ударилась о скалы позади его. Потом раздался выстрел из кольта. Один из грабителей прекратил стрельбу.

Все это привело Тэппэна в чрезвычайное волнение. Он мчался по взрытой земле, едва прислушиваясь к частым выстрелам. Он уже не мог видеть человека, который стрелял. Но другого он видел хорошо: грабитель быстро бежал, еще не понимая, что не может опередить Тэппэна.

Когда он понял это, то остановился и, опустившись на одно колено, прицелился из ружья в бегущего Тэппэна. Расстояние не превышало пятидесяти метров. Первый выстрел не заставил Тэппэна уменьшить быстроту бега. Второй — бросил комья земли в его лицо. Затем, часто, один за другим, последовали еще три выстрела. Грабитель догадался, что в лагере у Тэппэна была винтовка. Он прекратил стрельбу, ожидая момента, когда Тэппэн остановится.

Как только Тэппэн достиг лагеря и бросился за винтовкой, грабитель решил, что пора действовать, надеясь, повидимому, что теперь у него будет неподвижная мишень. Но Тэппэн не показывался из лагеря. Он имел обыкновение складывать вместе тюки с вещами и свернутые одеяла и покрывать все это холстом. Он просунул дуло винтовки в это сооружение и выстрелил в грабителя. Дотом, вскочив, побежал вперед, надеясь отыскать второго.

Грабитель метался по краю оврага. Тэппэн выстрелил в него. Только после третьего выстрела грабитель упал. Но он поднялся и с криком, как бы призывая на помощь, побежал прочь. Прежде чем он исчез, Тэппэн выстрелил еще раз.

— Ах! — проронил Тэппэн мрачно.

Его зоркий взгляд вернулся к упавшему грабителю, потом он стал смотреть через ручей в широкое устье каньона. Тэппэн решил, что лучше использовать время на то, чтобы уложиться, чем преследовать убегавшего.

Зарядив винтовку, он поспешил на поиски Дженнет. Она сама шла к лагерю.

— Ты действительно сокровище, мой ослик! — воскликнул Тэппэн.

Никогда еще не нагружал он Дженнет или другого осла с такой быстротой. Последним делом было выпить как можно больше воды, наполнить ею две фляги и напоить Дженнет. Потом, с винтовкой в руке, — он вывел осла из лагеря за угол красной скалы к широким воротам, которые вели в Долину Смерти.

Тэппэн больше оборачивался, чем смотрел вперед. И только пройдя километра полтора, он вздохнул свободнее. Он ускользнул от грабителей. Если они даже начнут преследовать, им никогда не догнать его. Тэппэн верил, что мог двигаться вперед быстрее, чем любой из преследователей. Но они не показывались.

Может быть, раненому не удалось во-время добраться до товарищей. Вернее же, шайке не улыбалась погоня в такой палящий зной.

Тэппэн замедлил шаг. Он был так мокр от пота, словно упал в ручей. Крупные капли скатывались по его лицу. Казалось, мелкие горячие потоки стекали по его груди. Только вступив в тень у подножия скалы, он понял, какова была жара.

Она была ужасна. Тэппэн сейчас же понял, что теперь преследование не угрожало ему. Но он знал также, что опасность большая, чем грабители вырастала перед ним. Он мог бороться с разбойниками, но не мог бороться с этой жарой.

Он стоял, тяжело переводя дыхание. Жажда становилась нестерпимой. Дженнет наблюдала за ним. Она казалась серьезной. Одной минуты раздумья было достаточно для Тэппэна, чтобы понять всю трудность положения. Он предполагал спуститься в Долину Смерти — область совершенно незнакомую ему. Он должен пересечь ее, а также горы Фьюнерэл, в такое время года, когда нельзя было заставить ни одного золотоискателя, хорошо знающего тропинки и ямы с водою, решиться на это. У Тэппэна же не было выбора.

Его винтовка была так накалена, что держать ее стало невозможно, и он сунул ее в тюк Дженнет. Теперь в руках у него осталась только фляжка с водою, и он отправился в путь, ведя осла на поводу. Раз он оглянулся на широкое устье каньона. Казалось, он был затянут красивым вуалем. Такова была жара. Тишина стояла гнетущая.

Наконец, он обогнул последнюю скалу, еще скрывающую Долину Смерти от его взора. Никогда раньше вид пустыни не пугал Тэппэна, но здесь он остановился. В лагере, окруженном горами, солнце уже опустилось за высокие громады, но здесь оно еще держало большую часть пустыни в своем раскаленном объятии. Долина Смерти казалась ужасной ослепительной поверхностью белизны, над которой повисла завеса тусклого, словно свинцового тумана. Тени горных вершин казались смутными и расплывчатыми.

Ни ветерка. Долина была мертва. Ни в одном направлении Тэппэн не мог видеть далеко. Наконец, свинцовая завеса поглотила и эту сверкающую белизну. Сильный запах, напоминающий запах серы, сделал воздух тяжелым.

Тэппэн продолжал путь, но Дженнет решила что-то самостоятельно. Она не хотела итти ни вперед, ни влево, ни вправо, — а только назад. А это был единственный путь, невозможный для Тэппэна. И ему прошлось прибегнуть к редкой мере — побить ее. Наконец, Дженнет смирилась с неизбежным и двинулась вперед по каменистой равнине.

Вскоре Тэппэн достиг края тени, отбрасываемой горами, и попал теперь в объятия солнца. Перемена была ужасающая. Он сгорал, был подавлен и двигался с трудом. Ему казалось, что солнце жгло его через одежду, что он шел по раскаленному железу.

Когда пот прекратился и кожа сделалась сухой, он выпил половину воды из фляжки и замедлил шаг. Силы Дженнет, казалось, не уменьшились. Никогда еще Тэппэн не верил в ее силы так, как сейчас. Только Дженнет могла выдержать такое путешествие.

За спиной Тэппэна горело раскаленное солнце. Он выпил оставшуюся половину первой фляжки с водой. Только закат мог спасти его. Еще два часа такой невыносимой жары свалят его с ног.

Мрачный блеск долины принял красноватый оттенок. Зной ослеплял Тэппэна. Наступил момент, когда он пошел возле Дженнет, держась рукой за тюк и закрыв глаза, которые не могли больше выносить огненного блеска. Скоро он понял, что солнце опустилось за Панаминты, потому что пламя уже не жгло его.

С заходом солнца резко изменился мир Долины Смерти. Она еще дымилась маревом жары. Но непрестанное невыносимое пламя исчезло. Перемена была так огромна, что, казалось, наступила прохлада.

В сумерки — странные, призрачные, мрачные и безмолвные, как смерть, — Тэппэн, следуя за Дженнет, спустился с песков в местность, покрытую илом и бурой.

Перед наступлением ночи Дженнет остановилась у медленно текущего источника, показавшегося Тэппэну уксусным. Он был неглубок, и дно его, повидимому, было твердым. Но Дженнет отказалась перейти его. Тэппэн доверял ей больше, чем самому себе. Он позволил Дженнет свернуть налево и пойти вдоль течения странного ручья.

Ночь приближалась. Ночь, лишенная звезд, небесного свода, лишенная звуков, горячая, отягченная неосязаемыми токами. Тэппэн опасался раскаленных полуночных ветров Долины Смерти. До сих пор он не встречался с ними. Он слышал рассказы золотоискателей, что человек, застигнутый в Долине Смерти этими ветрами, еще не возвращался, чтобы рассказать о них. Повидимому, и у Дженнет что-то было на уме. Она уже не была спокойным, благодушным животным. Тэппэну она казалась сосредоточенной. Безусловно, она знала, каким путем надо следовать. Тэппэну нелегко было держаться возле нее; если же он отставал на десять шагов, он терял из виду животное.

Наконец, Дженнет дошла до конца источника и свернула на равнину, покрытую кусками соляных корок, подобно речному льду, расколовшемуся, сбившемуся и вновь скованному морозом. Невозможно было найти сносную тропинку. Но все-таки и здесь Дженнет инстинктом угадала, куда направиться. Тэппэн уже давно перестал сам выбирать дорогу. Север, юг, запад и восток были равны для него. Ночь была, как пропасть, тишина и темнота подобны стене.

Теперь Тэппэн находился более чем на сто метров ниже уровня моря после дня, жара которого достигала ста сорока пяти градусов. Он чувствовал, что начинает терять чувство равновесия и способность думать. Теперь одни только примитивные инстинкты управляли его телом. Он надеялся пересечь низкие места до того, как начнут дуть полуночные ветры.

Надежды Тэппэна были напрасны. Как он слышал, иногда в периоды длительной ужасной жары наступала ночь, когда огненные ветры начинали дуть раньше полуночи. К несчастью, Тэппэн был застигнут именно такой ночью.

Вдруг ему показалось, что воздух, горячий, как кипяток, начал двигаться. Он стал весомым. Он двигался бесшумно, тяжело. Быстрота движения возрастала. Тэппэн понял, что произошло. Завеса, созданная жарою дня, уступала неведомому стороннему давлению. Что-то привело в движение раскаленный воздух, который должен был подняться вверх, уступая место более свежему, стремящемуся вниз. Тэппэн услышал первый протяжный отдаленный стон ветра, и его охватил ужас. Это не было похоже ни на один земной звук. Нельзя было сомневаться в том, что рано или поздно пустыня поглотит его.

Стон предшествовал другим, все более сильным и продолжительным, пока, наконец, они не превратились в непрестанный вой. Скорость ветра возрастала, и закружились тучи мелкой пыли. Как ни глубока была темнота ночи, она не скрывала этих белых вихрей, несущихся по долине. Ноги Тэппэна ощутили медленный подъем почвы. Он почувствовал приближение области буры и солончаков, натра и серы. Он вступал в западню Долины Смерти в то время, когда дули огненные ветры.

Стон перешел в рев. Тэппэн чувствовал, как в его тело вонзались миллионы раскаленных игл. Он сгорал. Ядовитые запахи проносились так быстро, что не успевали удушить Тэппэна. Он едва успевал открывать рот, как буря уносила смертельный газ. Тэппэн почти ослеп и судорожно схватился за Дженнет. Каждое дыхание требовало мучительного усилия. Его легкие раздувались, как большие меха. Неровное, трепетное биение сердца напоминало локомотив, которому не хватало топлива. Это было непосильным испытанием для его редкой выносливости. И он был почти побежден.

Зрение, обоняние и слух изменили ему. Осталось только осязание — он ощущал веревку, осла и землю, и ужасное давление извне на всем теле.

Скоро он почувствовал переход с солончаковой равнины на песчаный спуск, а потом на каменистый склон. Давление ветра постепенно уменьшалось; изменение в воздухе уже дало возможность дышать; Дженнет остановилась. Но Тэппэн потерял последние силы и впал в забытье…

Когда он пришел в себя, то увидел; скалы и живую зелень мескиты[9] и тамараки[10]… Дженнет лежала возле со сползшим на-бок грузом. Тэппэн услышал странный бормочущий переливчатый звук. Тогда он понял, что был спасен. Дженнет вывела его из Долины Смерти к цепи гор, прямо к бегущему ручью.

Тэппэн пополз к воде и стал осторожно пить небольшими редкими глотками. Он должен был победить жадность, хотя ему хотелось пить, не отрываясь. Потом он пополз к Дженнет и, развязав веревки, освободил ее от груза. Дженнет поднялась. Перенесенные страдания не оставили на ней никакого следа. Она кротко взглянула на Тэппэна, как бы говоря: «Ну, вот, я вытащила тебя из этой дыры!»…

Тэппэн ответил ей благодарным взглядом. Теперь он видел в ней не только трудолюбивого осла, но и своего спасителя.

— Дженнет, ты спасла мне жизнь! — воскликнул он. — Я не забуду этого никогда.

После перенесенных испытаний в Долине Смерти Тэппэна уже не тянуло больше в пустыню. Что-то изменилось в нем. Зеленые ароматные леса, поляны, усыпанные по краям коричневыми иглами сосен, скалистые утесы и огромные красочные каньоны, холодная вода ручье в Тонто — прельщали его сейчас больше, чем жара, пыль, яркий свет и пустота огромных равнин.

Из золотоискателя Тэппэн стал охотником, заботясь только о том, чтобы не умереть с голоду.

Тэппэну пришлось узнать, что во многих отношениях бассейн Тонто был суровой страной. Ниже, в чаще, зима была легка, и снег быстро таял, не успевая обратиться в лед. Но высоко в горах, где Тэппэн обыкновенно оставался как можно дольше, было подлинное царство бурь. В середине зимы снега доходили до пяти метров толщины, и термометр не поднимался выше нуля.

Один старик, уроженец Тонто, как-то предупредил Тэппэна:

— Смотри, дружище, чтобы тебя не застала в горах одна из наших снежных бурь. Боюсь, что тогда тебе не удастся выбраться оттуда.

Но Тэппэн имел обыкновение следовать, куда его влекло желание, не считаясь с советами. Он перенес ужасную полуночную бурю огненных ветров в Долине Смерти. Что значили для него снег и мороз? Поздняя осень в горах была самым, красивым и восхитительным временем года. Однажды он был свидетелем того, как темно-зеленые и бронзовые леса за одну ночь были сплошь усыпаны снегом. Какое неожиданное превращение! Солнце растопило белые покровы сосен, и только чудесный белый ковер остался раскинутым у подножия деревьев. На его фоне шершавые коричневые стволы казались еще стройнее и величественнее, и для глаз скитальца, привычных к пустыне, темная зелень сосен, золото осин, рыжие листья дуба превратили леса в сказочный мир.

Годы быстро проходили для Тэппэна. Каждую новую весну, каждую осень он встречал, чувствуя себя все более одиноким. У него был смутное предчувствие, что его кости уже не будут погребены в песках пустыни, но прах их смешается с иглами сосен и мягким душистым мхом леса. И Тэппэн радовался этому.

Однажды на закате он остановился в каньоне Пайн — узком ущельи, края которого были покрыты лесом. Была середина ноября.

Во все время листопада стояла прекрасная, ясная погода. Ни одной бури. Но туземцы, встречавшиеся Тэппэну, говорили, что такая осень часто бывает обманчива.

Этот день был чудным теплым днем американского лета. Вблизи лагеря, на узкой полосе, покрытой травой, мирно паслась Дженнет. Тут же суетились горные индейки, еще не имевшие желания спускаться вниз на зимние квартиры. Рыжие резвые белки прыгали, визжали, роняли на землю сосновые и еловые шишки, наполняя воздух шумом и гамом.

Перед заходом солнца какой-то незнакомец подошел к лагерю Тэппэна. Это был крупный мужчина средних лет, оборванный, обросший бородой гигант с большими глазами и приятным лицом. Огромный роет и видимая сила незнакомца поразили Тэппэна. С ним не было ни лошади, ни багажа, ни даже ружья.

— К счастью, я почувствовал дым вашего костра, — сказал он. — Уже два дня, как я не ел.

— Здравствуйте! — приветствовал его Тэппэн. — Вы заблудились?

— И да и нет. Я мог бы найти дорогу через горы. Но пребывание внизу не улыбается мне. Поэтому я направляюсь на север.

— Где же ваша лошадь и вещи?

— Наверное, у шайки, которой они понадобились больше, чем мне.

— А… Добро пожаловать. Я — Тэппэн.

— Ага! Я слышал о вас. Меня зовут Джес Блэд. И знаете ли, Тэппэн, я был честным парнем до того дня, как попал в Тонто…

Его смех был искренен, но в нем слышалась горечь. Человек понравился Тэппэну. Он почувствовал, что этот гигант мог стать хорошим товарищем.

— Идите — поешьте. Мои запасы на исходе, но здесь много мяса.

Блэд начал есть, как изголодавшийся человек, И, повидимому, не очень считался с тем, что запасы Тэппэна подходят к концу. Он не разговаривал. Покончив с едою, он попросил трубку и табак и курил молча, медленными затяжками. Он не беспокоился о завтрашнем дне. Живее красноватое пламя костра освещало его энергичное лицо. Он казался Тэппэну человеком с хорошими задатками, но побежденными дурными страстями и характером. Он выкурил трубку и, нехотя выколотив пепел, вернул ее Тэппэну.

Блэд думал о чем-то, склонившись над огнем. Ветер стонал, порывисто налетая на величественные сосны. Слышался голодный вой волка. Казалось, звезды побледнели, затянутые туманом.

— Пожалуй, этот ветер предвещает бурю, — заметил Блэд.

— Я его слышу уже целые недели, — ответил Тэппэн.

— Вы всегда жили в лесу?

— Нет, я провел годы в пустыне.

— A-а… Послушайтесь-ка меня и начните спускаться в долины.

Это было сказано достаточно внушительно и, может быть, являлось добрым советом, но как-то задело Тэппэна, хотя ему и нравился этот незнакомец с мягким голосом. Обыкновенно он не интересовался своими ближними. Он жил в мечтах. Единственным живым существом, которое он любил, был вислоухий ленивый осел, быстро толстевший от хорошей жизни. И все-таки на эту ночь Тэппэн уступил одно из двух своих одеял. Рассвет был серый, и солнце взошло неяркое, лишенное золотого блеска. Тонкие, быстро бегущие облака неслись с юго-запада. Дул свежий ветер, лес потемнел и нахохлился, белки и птицы умолкли.

— Вам придется сегодня сняться с лагеря, — убеждал Блэд.

— Нет. Я еще на время останусь здесь, — упорствовал Тэппэн.

— Но, товарищ, вас занесет снегом, опасность очень серьезна.

— Ну, меня это не очень беспокоит. Вас же ничто здесь не задерживает…

— Потребуется четыре дня, чтобы спуститься лесом. Если выпадет большой снег, это едва ли удастся.

— Тогда вы лучше перейдите на другую сторону, через горы, — посоветовал Тэппэн.

— Нет. Я попробую другое. Но вы не хотите сказать, что предпочитаете, чтобы я ушел один. Вы не можете оставаться здесь.

Тэппэн не знал, на что решиться.

У него было смутное желание, чтобы Блэд ушел один. Не с пустыми руками, конечно, но все-таки ушел. Но это было эгоистично и совсем непохоже на прежнего Тэппэна, каким он помнил себя. Наконец, он сказал:

— Половина моих запасов принадлежит вам — идите или оставайтесь.

— Это очень великодушно, Тэппэн, — ответил Блэд, растроганный. — Можете ли вы дать мне осла?

— Нет. У меня только один.

— О! Тогда мне придется остаться с вами, пока вы не отправитесь в дорогу.

Больше ничего не было сказано. Они завтракали в странном молчании. Дженнет вошла в лагерь, и незнакомец заметил ее.

— О-го! Какой отличный осел! — заметил он. — Никогда не видал подобного.

Тэппэн исполнил свои работы в лагере. Больше ничего не оставалось делать, как сидеть возле костра. Блэд, повидимому, ожидал, когда возрастет угроза бури, чтобы Тэппэн решился сняться с лагеря. Но усиливающийся ветер и серое небо не производили на Тэппэна никакого впечатления. Чего он ждал? Между тем Тэппэну не нравился вид, с каким Дженнет осталась стоять в лагере. Она ждала, чтобы ее навьючили. Она знала, что им надо уходить. Но Тэппэн не мог преодолеть своего упрямства. Ветер нагнал холодный туман, потом донес хлопья снега. Тэппэн собрал огромное количество валежника для костра. Блэд видел это и начал выражать вслух серьезные опасения. Но Тэппэн не обращал на него внимания. С наступлением ночи снег начал падать непрестанно. Смастерили примитивный шалаш из еловых веток, поужинали и рано легли спать. Тэппэну не давало покоя то, что Дженнет продолжала стоять посреди лагеря. Он долго не мог уснуть. Ветер крепчал, заставляя стонать лес. Бесшумное непрестанное падение снега постепенно возрастало. Тэппэн заснул. Проснувшись, он увидел, что лес стал белым. Деревья облачились в белые покрывала, земля была покрыта снегом, на шестьдесят сантиметров. Но облака разошлись, небо было голубое, и буря прекратилась. Солнце взошло яркое и теплое.

— Все растает в один день, — заметил Тэппэн.

— Будь теперь начало октября, я бы согласился с вами, — ответил Блэд. — Но сейчас это только первая из зимних бурь. Вы слышите ветер?

Но Тэппэн был равнодушен. Снег таял на соснах, и повсюду сияли радуги. Небольшие хлопья снега начали падать с ветвей сосен и елей, обращенных к югу, потом они стали крупнее, и, наконец в середине дня отовсюду стали срываться целые снежные лавины. В течение дня растаял весь снег на деревьях, за исключением тенистых мест и ветвей, обращенных к северу. Стаял наполовину и снег, покрывавший землю. На следующий день он стал так тонок, что Дженнет опять бродила в поисках травы и мха. Но к вечеру быстрые тонкие облака понеслись с юго-запада, и порывистый ветер завыл угрожающе.

— Тэппэн, давайте укладываться и выбираться отсюда, — сказал Блэд, обеспокоенный. — Я знаю эту страну. В воздухе чувствуется буря. Безусловно наступает зима.

— Пусть себе наступает, — ответил Тэппэн невозмутимо.

— Скажите, может быть, вы хотите, чтобы вас занесло снегом? — спросил Блэд, выходя из терпения.

— Я бы хотел посмотреть снег в горах. Для меня это было бы ново, — ответил Тэппэн.

— Но если вас занесет снегам, вам уже не удастся выйти отсюда.

— Мой осел выведет меня.

— Вы с ума сошли. Осел не сможет пройти тридцати метров. Больше того, вам придется убить его и съесть его мясо.

Тэппэн окинул незнакомца странным взглядом, но ничего не ответил. Блэд начал ходить взад и вперед по небольшому пространству земли возле огня.

Повидимому, он был серьезно озабочен. За этот день что-то неуловимо изменилось в нем так же, как и в Тэппэне. У обоих одно чувство взяло верх над всеми остальными: у Блэда это было чувство самосохранения, у Тэппэна — полной апатии.

Блэд снова заговорил, убеждая Тэппэна, доказывая серьезность надвигавшейся на них опасности, — то насмехаясь над ним, то пылая злобой. Он проклинал Тэппэна, называл его сумасшедшим любителем природы.

— И знаете, что я скажу вам? — закончил он. — Утром я заберу часть вашей провизии, и уйду отсюда, будет ли буря или нет, все равно.

Но уже задолго до рассвета это намерение Блэда сделалось невыполнимым. Оба были разбужены шумом непогоды в лесу, похожим на все усиливающийся вой, сопровождаемый то грохотом, то пронзительным визгом бури. При свете тлеющего костра Тэппэн мог видеть кружащуюся пелену снега, большие, как перья птиц, снежные хлопья. К утру в горах разразилась жестокая буря, и земля была покрыта снегом толщиною в полметра, а лес, казался сплошной белой стеной.

— Я был неправ, — сказал Тэппэн товарищу. — Что теперь делать?

— О, проклятый идиот! — взвыл Блэд. — Теперь нам надо попытаться не замерзнуть и не умереть с голоду, пока уляжется буря и подмерзнет снег.

Три дня и три ночи буря свирепствовала с неослабевающей яростью. Они упорно работали, очищая лагерь от снега. Дженнет была с ними. На четвертые сутки буря прекратилась, облака рассеялись и выглянуло солнце. Термометр упал до нуля. Уровень снега равнялся огромному росту Тэппэна, а высота сугробов достигала трех-четырех метров. Бесспорно наступила зима. Лес обратился в безмолвный торжественный белый мир. Но Тэппэну уже некогда было мечтать. Под снегом трудно было отыскивать сухой валежник. Конечно, можно было спилить одно из засохших деревьев на склоне, но перенос значительного количества дров в лагерь был совершенно невыполним. Им приходилось жечь зеленые ветки.

Они начали мастерить лыжи. Тэппэн до сих пор не имел о них представления. Он мог только помогать Блэду. С радостью он заметил, что снег благодаря резкому холоду как будто стал подмерзать. Но как раз, когда они начали собирать вещи и решили двинуться в путь, стало теплее, снежная поверхность не выдерживала их тяжести, и снова начал падать снег.

— Чорт возьми, почему вы не застрелили какого-нибудь лося? — спросил Блэд угрюмо.

Он становился все мрачнее. Он знал, какова была опасность, и любил жизнь.

— Теперь нам придется убить и съесть вашу драгоценную Дженнет. А может быть, нам еще и и не хватит ее мяса до тех пор, пока перестанет падать снег и мороз даст нам возможность выбраться отсюда.

— Блэд, прекратите вашу болтовню о мясе моего осла, — ответил Тэппэн тоном, который заставил замолчать Блэда.

Так инстинктивно эти два человека стали врагами. Блэд думал только о себе, Тэппэн — об опасности, угрожавшей Дженнет. О себе он не думал.

Запасы Тэппэна истощались. У них уже не было ни свинины, ни кофе. Осталась только задняя нога оленя, мешок с бобами, кулек муки и немного соли.

— Если снег покроется ледяной коркой и мы сможем взять с собою эту муку, — мы не умрем с голоду, — сказал Блэд. — Но осел не может пойти с нами.

На другой день яркое солнце растопило снег на южных склонах, а ночью сильный мороз образовал на нем ледяную корку, которая могла выдержать быстрый шаг человека.

— Надо пользоваться этим, — это не надолго, — заметил Блэд.

Тэппэн предоставил Блэду назначить время и выработать программу их путешествия. Они сварили все бобы и разделили их пополам, насыпав в мешки. Потом приготовили по два килограмма сухарей для каждого. Блэд был достаточно хитер, чтобы взять себе маленький мешок с солью, а Тэппэну отдать табак. Он заявил, что эта провизия и одеяла — все, что они могли взять с собой. Они поспорили из-за ружья, но, в конце-концов, Блэд уступил винтовку Тэппэну, так как тот мог по дороге убить лося или оленя. Когда этот вопрос был улажен, Блэд со значительным видом стал надевать лыжи, сделанные из обломков ящиков и кусков холста от мешков.

— Боюсь, что они недолго продержатся, — пробормотал Блэд.

Между тем Тэппэн накормил Дженнет сухарями и стал ремнями привязывать брезент к ее спине.

— Что это вы делаете? — спросил Блэд.

— Приготовляю Дженнет, — ответил Тэппэн.

— Приготовляете? К чему?

— То есть как к чему? Итти с нами!

— Проклятие! — вскричал Блэд и всплеснул руками в бессильной ярости.

Тэппэн почувствовал сильное волнение. Прежняя молчаливость и сдержанность оставили его.

Теперь Блэд был единственным человеком, который мог помочь ему спасти Дженнет. Тэппэн стал говорить:

— Я не могу пойти без нее. Ни разу я даже не подумал об этом. Я присутствовал при рождении Дженнет там, внизу на Рио Колорадо. И мне пришлось остаться в лагере до тех пор, пока она начала ходить. Потом она выросла. Она не была заурядным ослом. Научилась всему, чему только я учил ее. Она была особенной. Люди пустыни говорили, что еще не было осла, подобного Дженнет. Называли ее «осел Тэппэна» и много раз пытались купить или украсть ее… Не помню уже, сколько раз за эти десять лет Дженнет оказывала мне услуги. Она даже спасла мне жизнь. Она вытащила меня из Долины Смерти… И теперь я не оставлю ее здесь. Вам, Блэд, может показаться странной такая любовь. Ведь Дженнет — только осел. Но я не оставлю ее.

— Можно подумать, что вы говорите о женщине, а не об этом ленивом вислоухом осле, — сказал Блэд с презрительным удивлением. — Неужели вы не можете понять, что немыслимо продолжать путешествие с ослом? У нее маленькие копыта, острые, как ножи. Ледяная кора не выдержит, они будут прорезывать ее. Осел будет проваливаться. И нам придется останавливаться, чтобы его вытаскивать, возможно, и сами проваливаться из-за него. Таким образом мы не скоро выберемся отсюда.

— Скоро или нет — я все-таки возьму ее с собою.

Теперь Блэд предстал перед Тэппэном, уже не скрывая своей ярости. Итак, его терпеливое объяснение не привело ни к чему. Его глаза горели.

— Нам предстоит тяжелая борьба, прежде чем мы выберемся отсюда живыми. А людям, несущим зимой тяжелую работу, необходимо мясо для питания.

Тэппэн молча выпрямился и взглянул на говорившего.

— Что вы хотите сказать?

Вместо ответа Блэд быстро протянул руку и схватил старую винтовку Тэппэна. Затем Блэд, с легким усилием открыв затвор, вложил пулю в магазин. Все время он не сводил глаз с Тэппэна. Его лицо казалось лицом другого человека, злобного, мстительного, способного на все, чтобы только сохранить свою жизнь.

— Я собираюсь убить вашего осла, — сказал он голосом, соответствующим выражению его лица.

— Нет… — вскричал Тэппэн с ужасом и мольбой.

— Непременно. И держу пари, — прежде чем мы выберемся отсюда, вы не один раз с удовольствием поедите его мясо.

— О, я бы скорее умер с голода!

— Так умирайте и будьте прокляты! — вскричал Блэд яростно.

Дженнет стояла тут же, позади Тэппэна, в позе блаженного покоя. Ее длинное ухо, опустившись, почти закрывало мягкую серую морду.

— Вам придется сначала убить меня, — сказал сурово Тэппэн.

— Я способен на все, если вы толкаете меня на это, — ответил Блэд резко.

Когда он сделал шаг назад, очевидно, чтобы лучше прицелиться в Дженнет, Тэппэн прыгнул к нему и ударил по винтовке с такой силой, что она выстрелила. Пуля пролетела над Дженнет, не задев ее. Тэппэн слышал, как она ударилась в дерево. Блэд испустил проклятие. И когда он, внезапно приняв страшное решение, опустил винтовку, Тэппэн левой рукой схватил дуло. Потом, сжав в кулак правую руку, он сильно ударил Блэда по лицу. Блэд не упал только потому, что удержался за винтовку. Кровь хлынула у него из носа и рта. Он завыл в дикой ярости.

— Теперь уж я убью тебя! — закричал он.

Но Тэппэн произнес сквозь зубы:

— Нет, Блэд, для этого вы недостаточно сильны.

Началась ужасная борьба за обладание винтовкой. Тэппэн бил Блэда по лицу своим железным кулаком. Но сила противника заставила Тэппэна ухватиться за винтовку обеими руками.

Бросаясь из стороны в сторону, то падая, то поднимаясь, они вертелись по снегу, опрокинув изгородь из сучьев. Блэд был охвачен бешенством. Он продолжал хриплым голосом выкрикивать проклятия. Но Тэппэн был мрачен и ужасен в своем сопротивлении. Он боролся эй жизнь Дженнет.

Кроме того, Тэппэн чувствовал, что был сильнее. Он внезапно собрал всю мощь своих мускулов в одно ужасное усилие. Винтовка сломалась, причем стальное дуло осталось у него в руках, а деревянная часть — в руках Блэда.

Быстро соображающий Блэд первый пустил в ход свое оружие. Одним ловким ударом он свалил Тэппэна с ног. Но когда он намеревался повторить удар, Тэппэн подставил ему ногу. Блэд упал в снег, но вскочил так же быстро, как и Тэппэн. Они бросились друг на друга — Тэппэн, пытаясь уловить момент для удара, а Блэд непрестанно нанося удары Тэппэну. Его удары были жестоки, и все время он старался попасть по голове. Несколько минут Тэппэн прямо стоял под ударами, которые давно свалили бы с ног более слабого. Собственная кровь ослепляла его. Наконец., да взмахнул стальным дулом и нанес удар Блэду. Удар переломил левую руку Блэда. Подобно дикому зверю, тот взвыл от боли, и, забыв осторожность, бросился вперед, слишком взбешенный для расчета. Тэппэн как и прежде, спокойно встретил нападение и, улучив момент, снова взмахнул стальным дулом винтовки. На этот раз он ударил с такой силой, что проломил череп Блэда. Он умирал у его ног — страшное, отвратительное зрелище — и, повернувшись на спину, упал в снег и скрылся из глаз. Остались видны только его ноги, к одной из которых еще была прикреплена грубая самодельная лыжа.

Тэппэн смотрел, с трудом сознавая, что произошло.

— Прощай, дикий Блэд! — воскликнул он, глядя на углубление в снегу, где исчез его враг. — Ты собирался убить и съесть «осла Тэппэна».

Его взгляд упал на окровавленное дуло винтовки, и он отбросил его от себя. Наконец, он обратил внимание на свои раны. Он смыл кровь и перевязал голову. Обе руки были сильно изранены и начинали распухать. Но, к счастью, ни одна кость не была сломана.

Тэппэн быстро привязал к ослу брезент; потом, захватив запасы пищи свои и Блэда, воскликнул:

— Идем, Дженнет.

Но куда итти? В горах снежный покров должен быть еще глубже и непроходимее. Тэппэн понял, что ему оставалось только попытаться спуститься в долину. Он вывел Дженнет из лагеря, ни разу не оглянувшись назад.

Тэппэн взял Дженнет за повод и отправился в путь. Было неудобно двигаться на тяжелых грубых лыжах. Ему приходилось итти медленно, скользя по замерзшему снегу. Но все-таки он продвигался вперед. Дженнет осторожными шагами ступала возле него. Время от времени одно из ее острых копыт прорезало ледяную корку, но это не особенно задерживало ее. Как только они тронулись в путь, Тэппэн заметил в Дженнет что-то странное… Ни разу еще она не зависела от него. Ее смышленость, очевидно, подсказывала ей, что если она выберется из снежной пустыни, то это произойдет только благодаря силе и разуму ее хозяина.

Тэппэн держался северной части каньона, где ледяная корка была крепче. Ему надо было добраться до вершины каньона и продвигаться по его хребту до тех пор, пока он не выберется из леса.

Он медленно шел вперед. Теперь он сам должен был выбирать дорогу. На этот раз Дженнет была не в состоянии угадывать направление. Ее опыт ограничивался сыпучими песками и цепями скал. Она шла, куда ее вел Тэппэн. Ее доверие и покорность были трогательны.

— Ну, что, старушка? — сказал ей Тэппэн. — Это уж другая песня, а?

Наконец он достиг широкой части каньона, где начинался постепенный склон, густо поросший сосняком. Это очень ободрило Тэппэна. Теперь, когда Дженнет провалилась в снег, Тэппэн, вытаскивая ее, мог держаться за стволы и ветки деревьев. Продвигаться по этому склону было так трудно, что Тэппэн начал понимать настойчивый отказ Блэда взять с собою Дженнет. В лесу уже начали сгущаться сумерки, когда Тэппэн достиг равнины. В общем он недалеко ушел от лагеря, и это сознание сильно опечалило его. Итти дальше в темноте было безрассудно. Поэтому Тэппэн выбрал густую ель, под которой было меньше снега и он был плотнее, и стал устраиваться на ночь. Отвязав брезент, он разостлал его на снегу. Нижние ветки дерева-гиганта были сухие. Тэппэн обломал их, и скоро у него был огонь. Дженнет обгладывала мох, покрывавший ствол ели. Ужин Тэппэна состоял из бобов, сухарей и комка снега, который ему пришлось держать над огнем, чтобы он стал мягче. Он следил за тем, чтобы и Дженнет хорошо поела. Наступила ночь — с необычайной белизной леса и пронизывающе холодная. Постепенно огонь растопил снег и образовал в нем дыру до самой земли. Тэппэн завернулся в брезент и скоро уснул.

В три дня Тэппэн прошел около двадцати километров, постепенно спускаясь, пока, наконец, ледяная корка уже перестала выдерживать Дженнет. Тогда трудности путешествия неимоверно возросли. Как только всходило солнце и снег делался мягче, Дженнет начинала проваливаться. И часто, стараясь вытянуть ее из снега, Тэппэн сам проваливался за нею. Эта работа была убийственной даже для такого крепкого человека, каким был Тэппэн. Легче было переносить жару, облака пыли и сыпучие пески, чем эту работу в снегу. Тэппэн начинал ненавидеть бесконечный, скованный снегом лес. Холодная, пустынная, белая, страшная страна. Еще в детстве она вставала перед Тэппэном в страшных кошмарах — ужасная, призрачная, с вечной зимой. Он любил солнце и широкие горизонты. Лес обманул его. Он обратился в ледяную стену. Постепенно, продолжая работу, он перестал управлять своими мыслями, и только на одном была сосредоточена вся его воля — спасти Дженнет. В некоторых местах он почти нес ее на руках.

К концу четвертого дня количество запасов угрожающе уменьшилось. До сих пор он был слишком великодушен к Дженнет. Теперь, считая, что ему приходится работать больше, чем ей, — он уменьшил ее порцию. На пятый день Дженнет стала проваливаться так часто, что Тэппэн понял совершенную невозможность для нее выбраться из леса собственными усилиями. Поэтому он решил уложить ее на брезент и тащить так по снегу. Сложенный вдвое, брезент обратился в достаточно хорошие санки. Весь остаток дня Тэппэн тащил Дженнет за собою. И весь следующий день он продолжал итти вперед, сжимая в руках брезент, с опущенными плечами и головой — упорный и методичный, как человек, которого ничто не могло осилить. К вечеру он был настолько измучен, что не мог даже развести огонь и притронуться к пище.

На следующий день характер леса стал изменяться. Тэппэн уже не встречал елей: сосны тоже попадались реже. Но этот факт, сам по себе дававший надежду, имел свои плохие стороны. Глубина снега еще доходила до полутора метров и верхняя корка не всегда выдерживала Тэппена. Кроме того, теперь постоянно встречались овраги и долины, что значительно затрудняло путь. Тэппэн медленно шел вперед, угрюмый, настойчивый, поглощенный работою.

Когда ледяная корка не выдерживала его, он вешал лыжи на спину Дженнет и катался по снегу — укатывая дорогу для нее. Два дня такой изнуряющей работы без пищи и огня сломили изумительную выносливость Тэппэна. Но не его волю. Он тащил Дженнет до снегу, вниз по холмам и склонам, сквозь чащи, в надежде, что за следующей цепью холмов его ждало спасение. Стали часто попадаться следы оленей и лосей. Из деревьев теперь преобладали кедр и можжевельник. Только изредка там и тут встречались сосны. Наконец, он выходил из леса! Только уверенность в этом и вспыхнувшая надежда помогали Тэппэну держаться на ногах.

Он часто падал и все с большим трудом поднимался на ноги. Наконец, снег стал так мягок, что и Тэппэн не мог удерживаться на нем, и на время ему пришлось оставить Дженнет. Это было необходимо, чтобы приготовить для нее дорогу. Какие угрюмые, холодные, белые пространства! Шаг за шагом Тэппэн прокладывал дорогу. Пот уже не покрывал его. Он не чувствовал ног, не чувствовал грызущего голода. Жажду он утолял снегом — уже мягким снегом, который теперь не приходилось разламывать, как лед. В груди, в сердце была ужасная боль, дыхание стало стесненным, и в легких появилось мучительное колотье.

Наконец, Тэппэн вышел из кедровой рощи, и теперь он мог видеть далеко вперед. Перед ним начинался широкий склон, переходящий в открытое пространство. Его глаза, привычные к пустыне, и острые, как глаза орла, различили равнину, только слегка покрытую снегом, и на ней черные точки, в которых он угадал скот. Последний спуск! Последнее усилие! Снег — толщиною в один метр. Он спускался ниже и ниже, прокладывая дорогу для Дженнет. Весь этот день он выбивался из сил, укатывая бесконечно длинный склон, стараясь до заката закончить работу, но чувствуя, что его воля слабеет. Он то падал, то поднимался. Он не ощущал ни холода, ни усталости. Только зрение еще не изменило ему. Ужас, который внушала ему окружавшая белизна, оставил его.

Наконец, он вернулся к Дженнет, достаточно оправившейся для самостоятельного путешествия. Конец дня застал Тэппэна в роще, где местами ветер сдул листья и обнажил высокие пожелтевшие травы. Дженнет сейчас же принялась за них.

Тэппэн опустился на снег под ветвистым кедром и бессильными руками одергивал парусину, стараясь разостлать ее так, чтобы лечь и укрыться. Он оглянулся на Дженнет. Она стояла близко, но он не различал ее ясно. Она казалась ему смутным, призрачным существом. Она паслась. Тэппэн лег и медленно натянул на себя брезент.

Ночью пронзительный, холодный ветер подул со снежных вершин. Он рыдал в ущельях, стонал, вырвавшись в открытое пространство. Всю ночь дул северный ветер, делаясь все холоднее и холоднее. Наступил рассвет, медленный, серый, с красным заревом на востоке.

Дженнет вернулась к месту, где она оставила хозяина. Тысячу раз она возвращалась так на рассвете за долгие годы ее службы. Она паслась всю ночь. Ее бока, ставшие тощими, опять округлились. Дженнет преодолела еще одну превратность, встретившуюся на пути ее жизни. Она стояла в легкой дреме, закрыв длинным ухом свою мягкую морду. Дженнет ждала Тэппэна.

Но он не шевелился под толстым брезентом. Дженнет ждала. Взошло зимнее солнце с холодным желтым блеском. Снег сверкал, словно усыпанный бриллиантами. Где-то вдалеке раздался протяжный и нестройный крик оленя. Дженнет навострила уши. Она слушала. Она узнала зов родственного ей существа. Всегда инстинкт руководил Дженнет. Подняв серую голову, она издала звук, напоминающий звук рожка:

— Хи-хоу-хи-хоу-хи…

Эхо повторило ее могучий клич и разнесло его в пространстве, чистый, как звук охотничьего рога, но страшный своей нестройностью. В это утро он не разбудил Тэппэна.