Особое задание

Тайна «Вува»

Уже вечерело, когда мы вдвоем с Гуго Бартельды вышли из города Хоцень и по лесном дороге направились к селу Срубы.

Днем прошел мелкий, по-весеннему теплый дождь, и в лесу стоял запах прелой прошлогодней листвы и набухающих клейких почек. Воздух был звонок и чист. Дышалось легко и свободно.

Я возвращался в лагерь после встречи с Виктором Осиповым — командиром партизанского отряда.

Гуго вызвался проводить меня до села и всю дорогу оживленно рассказывал о том, как он вместе с партизанами ходил на подрыв железнодорожного моста возле села Градники.

Партизаны уважали этого молодого чеха. Да и не только его самого. Вся семья Бартельды достойна была самого глубокого уважения. Это была семья патриотов-борцов.

Отец Гуго, Франтишек Бартельды, — старый член Коммунистической партии Чехословакии. Еще в 1940 году гитлеровцы арестовали его и бросили в концентрационный лагерь. Он был лишен права переписки, и родные не знали, жив ли он.

Мать, София Бартельдова, после ареста мужа не сломилась, не склонила головы. В 1944 году, с момента возникновения в Хоцени подпольной организации, она стала активным ее членом. Распространяла листовки, выполняла ответственные поручения по связи с подпольными группами других городов.

Сестра Гуго, Вера, печатала на машинке и на ротаторе листовки, неоднократно по нашим поручениям ездила в Градец-Кралове и Рыхнов для уточнения сведений о противнике и мастерски справлялась с этими трудными задачами.

Предприимчивый и изобретательный Гуго во дворе своего дома под полом сарая оборудовал очень удачно замаскированный просторный, приспособленный для жилья тайник, в котором долгое время укрывался руководитель подполья Карел Соботка и складывалось добытое подпольщиками оружие и взрывчатка.

Небольшой уютный домик Бартельдовых на окраине города был для нас удобной и надежной явочной квартирой, где проводилось немало ответственных встреч. Вот и сегодня приезжали к Бартельдовым командир партизанского отряда Виктор Осипов и его заместитель Михаил Савенко.

Небольшой, но очень активный отряд Осипова действовал сейчас в районе Литомышля. Осипов не имел связи с Большой землей и охотно подчинил и направил всю деятельность своего отряда на выполнение наших задач.

Сам он еще в 1944 году в составе небольшой группы парашютистов был заброшен в Чехию штабом партизанского движения при 4-м Украинском фронте для организации здесь партизанского отряда. Группу постигли неудачи. Парашютисты были обнаружены немцами. Началось упорное преследование. Из всей группы только одному Осипову удалось спастись. Раненный в ногу, он отлежался в кустах возле самой дороги и после того, как каратели, захватив с собой трупы десантников, уехали, двинулся понемногу на восток, навстречу далекому еще в то время фронту.

В лесном селе возле Полички вынужден был на несколько дней остановиться у одного чеха и подлечить рану. Здесь и пришла к нему мысль не идти через фронт, а, несмотря на разгром группы, выполнять поставленную задачу — создать партизанский отряд.

Вскоре к лейтенанту присоединились несколько бежавших из плена красноармейцев. Чехи дали русским два охотничьих ружья, с которыми отчаянные парни провели первую засаду на дороге и добыли две винтовки — свое первое настоящее оружие.

Затем мы передали Осипову несколько добытых подпольщиками винтовок и стали направлять к нему тех бежавших из плена, которых сами не могли принять. Отряд быстро вырос и окреп, и теперь у Осипова было до сотни хорошо вооруженных партизан. Они часто выполняли наши задания.

…Гуго со всеми подробностями, переживая все заново, рассказал, как был уничтожен мост у Градников, и принялся расспрашивать меня об Осипове. Он был в восторге от этого партизанского командира. Именно такими, как Осипов, по его мнению, и должны быть советские партизаны.

Наконец мы подошли к крайним домикам села Срубы. Здесь Гуго распрощался и направился в обратный путь, а я пошел к дому Инджиха Штейнера, где договорился встретиться с его братом Франтишеком — слесарем Хоценьского авиационного завода.

Франтишек уже давно пришел и дожидался в маленькой боковой комнате возле кухни. Дав мне немного осмотреться, он вытащил из-под стула потертый кожаный портфель, в каком чешские рабочие носят свои завтраки, достал из него небольшой сверток и выложил на стол десятка полтора новеньких блестящих взрывателей натяжного действия, сделанных, как видно, руками умелого мастера. Я невольно залюбовался взрывателями и выразил восхищение тонкой работой токаря.

— Это все моя работа, — спокойно заметил Штейнер. — Ночью в ремонтной мастерской выточил корпуса и ударники, а на другой день сделал все остальное.

— О, так вы, Франтишек, не только опытный слесарь, но к тому же и отличный токарь!

— А у нас, в секретном цехе, работают люди только самой высокой квалификации, — все так же буднично отозвался Штейнер.

Секретный цех! Мы были уверены, что знаем все об авиационном заводе в Хоцени, выпускавшем для гитлеровской армии самолеты-разведчики «Физелер Шторх», планеры и фюзеляжи для истребителя «Арадо». Знаем все, начиная от производственной мощности и до системы охраны завода. И вдруг — секретный цех!

— Это интересно! И что же вы делаете в своем секретном цехе?

Штейнер помолчал. Снял очки, подул на стекла, протер их тщательно платком и только после этого медленно заговорил:

— Мне стало известно, что на заводе есть какой-то специальный секретный цех. Попасть в него на работу можно лишь после очень тщательной проверки в гестапо. Каждый рабочий дал подписку, что нигде и ни при каких обстоятельствах не проговорится о том, что он делает на заводе. Работает цех в три смены. Вход только по специальным пропускам.

Вот, пожалуй, и все сведения, которыми располагал Штейнер. Самого главного — над чем работает цех — он не знал.

— В одном твердо убежден: это не детали для самолетов! — закончил Штейнер, разминая сигарету.

— Но чертежи-то вы читаете? Неужели нельзя определить по чертежам?

Оказывается, нельзя. Каждый рабочий занят одной операцией или одной деталью. Чертежи получают в начале смены и в конце сдают. Под расписку. В рабочее же время чертеж соседа не посмотришь: в цехе постоянно шныряют несколько человек из пардубицкого гестапо.

Слесарь авиационного завода Франтишек Штейнер.

Кто же на заводе знает тайну секретного цеха? Мастера, начальники смен? Вряд ли. Такие секреты доверяют, вероятно, очень узкому кругу лиц. Иозеф Новак, например, ничего об этом не знает. А ведь он работает инженером в цехе сборки, не рядовой рабочий. Возможно, знает главный инженер. Но он, как говорил Штейнер, никогда не заходит в этот цех, занимается только производством самолетов. Тогда кто же?

После детального обсуждения руководитель подпольной организации Карел Соботка предложил организовать встречу с коммерческим директором авиационного завода Иржи Сымоном.

Слушая рассказ Карела Соботки о коммерческом директоре, я не мог создать себе ясное представление об этом человеке.

Выходец из буржуазной семьи, Сымон в молодости примыкал к профашистской организации. Его брат в 1935–1938 годах занимал высокий пост в Чехословацком торговом представительстве в Китае и взял туда Иржи, чтобы он, как говорится, пообтерся.

Из Китая Сымон возвращался через Советский Союз и жил несколько месяцев в Москве. Это и оказало решающее влияние на его политические взгляды. Сразу по приезде из Москвы Сымон написал ряд восторженных статей о нашей стране, что окончательно поссорило его со старыми друзьями.

Уже перед самой оккупацией Чехословакии гитлеровцами Сымон, после смерти своего дядюшки, получил наследство, но, как выразился Соботка, «не сумел им распорядиться».

Когда гитлеровцы гнали через Чехию колонны советских военнопленных, Сымон развил бурную деятельность: организовал сбор хлеба и одежды, раздобыл двести талонов на обувь, которую сам выкупил и с помощью жителей Хоцени раздал военнопленным.

Сымон оказывал немалые услуги и подпольщикам.

Не вдаваясь в подробности, достал для них ротатор, типографскую краску и бумагу для листовок.

— Лучше было бы встретиться с Сымоном вам лично. Тогда он будет более откровенен. Встречу можно организовать через Эдуарда Земана. Думаю, что она будет полезной, — закончил свой рассказ Соботка.

И вот холодным мартовским вечером мы с Эдуардом Земаном идем по улицам Хоцени на квартиру к Сымону. Земан на ходу вводит меня в курс дела.

— О встрече я договорился с ним по телефону, — Земан на минуту умолкает, пропуская мимо себя двух пьяных гитлеровцев. — Пришлось придумать один спорный вопрос по работе. Сымон сам предложил зайти к нему вечером и решить вопрос без посторонних. Он холостяк.

Дом, в котором жил Сымон, выходил окнами на центральную площадь Хоцени. Первый этаж занимала городская больница, на втором была квартира коммерческого директора.

На наш звонок вышел сам хозяин. Высокий, атлетически сложенный мужчина лет тридцати пяти, одетый в шелковый стеганый халат. В серых глазах мелькнуло удивление, которое сразу же сменилось приветливой улыбкой.

— Прошу вас! — и посторонился, пропуская нас вперед.

Земан проскользнул в переднюю и единым духом выпалил заранее продуманную фразу:

— Программа вечера, пан директор, несколько меняется. Прежде всего прошу познакомиться: командир партизанского отряда майор Крылов. Давно хочет встретиться с вами. Я мешать не буду. Будьте здоровы!

Пока озадаченный Сымон собирался с мыслями, я огляделся Просторная гостиная обставлена старинной мебелью. На стенах гравюры и китайские гобелены.

В вычурных горках изящные статуэтки и посуда из тонкого фарфора.

Наконец хозяин поинтересовался целью моего прихода.

— Мы много наслышаны о вас, пан Сымон, и я рад, что познакомился с вами. А интересует меня, как вы, наверно, догадались, завод, на котором вы работаете. Не будете ли вы так любезны?

— Гм! Завод. Завод не из крупных. С 1942 года немцы перевели его на производство самолетов-разведчиков «Физелер Шторх». Кстати, на «шторхе» нашего производства летом 1943 года был похищен из плена Муссолини…

Беседа грозила затянуться, и я остановил Сымона:

— Это все очень интересно, но нельзя ли более подробно о цехе специального назначения?

Сымон прошелся по комнате, включил электрический камин, снова подсел к столику, затянулся сигаретой:

— Я так и предполагал, что вас интересует «Вува». Как, вы не знаете? «Вува» — это «Вундерваффе», пресловутое «чудо-оружие»…

Я слушал Сымона и сопоставлял его рассказ с уже имеющимися у нас данными. После того, как из-под немецкого влияния выпали Польша, Румыния, Болгария, Венгрия, после невосполнимых потерь германской промышленности от воздушных налетов, чрезвычайно выросло значение производства вооружения на чешских заводах.

Чешские промышленные предприятия к тому же еще не подвергались ударам с воздуха. Все это заставило гитлеровцев сосредоточить изготовление решающих видов оружия в Чехии. Массовое серийное производство «чудо-оружия» — самолетов-снарядов «Фау-1» и ракет «Фау-2» — было организовано на многих заводах, которые изготовляли отдельные узлы. Производство было кооперированным.

— Наш специальный цех производит компактный насос и переключатель для ракеты «Фау-2». Конечно, под строжайшим контролем гестапо. Литье, поковки и легированные материалы поступают из Германии. Точнее, из Нордхаузена. Готовую продукцию отправляем в Нидер-Саксверфен. Это в Южном Гарце в семи-восьми километрах к северу от Нордхаузена, — Сымон усмехнулся. — Такие сведения можно получить только у коммерческого директора!

Он отпил из рюмки и задумчиво продолжал:

— Неделю назад Мраз ездил в Нордхаузен на совещание. Категорический приказ: форсировать производство «чудо-оружия». Видимо, не все еще поняли, что «Гитлер — капут»… Между прочим, эту бутылку «Мартеля» Мраз получил в подарок от группенфюрера СС Ганса Каммлера. Если бы знал Каммлер, кто будет пить его коньяк! — Сымон от удовольствия потер руки и раскатисто расхохотался.

— Я очень благодарен вам, пан Сымон, за весьма интересный рассказ. А теперь позвольте задать вам еще один вопрос. Вот вы, казалось бы, ничем не обиженный и пользующийся у немцев авторитетом человек, сегодня без колебаний поделились важными сведениями с советским офицером. Стоит ли в этом видеть лишь то, что вы до конца уяснили, что «Гитлер — капут»?

— Отнюдь нет! — горячо воскликнул Сымон. — Я сделал бы все, что нужно и значительно раньше. Поймите же, что когда немцы ворвались к нам и установили здесь дикую фашистскую диктатуру, ни один честный человек не мог оставаться равнодушным к этому. Кроме того, они воюют против вас, русских, против страны, которая давно завоевала мои симпатии. Ведь я был в Москве…

— Я знаю об этом, — прервал я, опасаясь, что Сымон опять уведет нить разговора от главной темы.

…На другой вечер мы с Борисом Бердниковым были на квартире Иозефа Новака. Хотелось услышать мнение инженера, как лучше сорвать или хотя бы притормозить работу специального цеха.

Разговор затянулся.

Выдвигались и отбрасывались как неосуществимые один вариант за другим.

— Нет, все же мой план лучше! — Новак умел отстаивать свои идеи. — Народная мудрость гласит: если подрубить корни — дерево само рухнет. Тут тоже можно ударить в самый корень. Ведь и завод Мраза в Хоцени, и завод Кароса в Высоке Мыто получают энергию от одной электростанции. Нет, нет! Я сам знаю, что диверсию на электростанции провести еще труднее, чем на заводе. Надо вывести из строя понижающий трансформатор. Вы знаете его: километрах в восьми от Пардубице, возле самой железной дороги. Его нельзя не заметить. Смотрите сюда, — Новак быстрыми четкими движениями набросал рисунок. — Это сердечник трансформатора. На нем обмотка.

Если в момент, когда трансформатор находится под. напряжением, к обмотке прикоснется какой-нибудь металлический предмет, пуля, например, — произойдет замыкание, мгновенное повышение напряжения и взрыв!

— Так мы его сегодня же ночью из пулемета, — не выдержал Бердников.

— Едва ли из того что-либо выйдет, — остановил его Новак. — Кожух трансформатора толстый, миллиметров шесть-семь. Между кожухом и сердечником сантиметров пятнадцать пространства, заполненного маслом. Если пуля даже и пробьет кожух, слой масла, как подушка, перехватит осколки. Масло будет вытекать, и как только его уровень понизится до критического, трансформатор автоматически выключится.

— Противотанковое бы ружье! — стукнул кулаком: на столу Бердников.

Но противотанкового ружья у нас не было…

…Под вечер из окна рабочего поезда Ческа Тржебова — Пардубице я рассматривал трансформатор и подходы к нему.

Метрах в двухстах от железной дороги посреди металлических опор, увешанных гирляндами изоляторов, высилась темная туша трансформатора. Высокие мачты электролинии с трех сторон подводили к нему толстые провода.

Весь участок обнесен колючей проволокой. На некоторых столбах забора подвешены электрические фонари. В углу загородки — домик для охраны, возле него трое немцев пилили дрова. И, что особенно важно, ни собак, ни собачьих будок не было видно.

В ночь на 23 марта двенадцать партизан под руководством Миши Волкова должны были вывести из строя трансформатор и прервать подачу электроэнергии на заводы Мраза.

Мы с Волковым долго обсуждали различные варианты проведения операции. На основании рассказа Новака и проведенного наблюдения можно было предполагать что охраняет трансформатор группа немцев в десять-двенадцать человек. Сколько человек одновременно несли охрану ночью — не известно. Это нужно было установить на месте.

Остановились на том, что как только будет выяснено расположение постов, Волков выделяет четырех подрывников, те проползают под проволокой на территорию объекта, снимают, в случае необходимости, часового и закладывают мину. Остальные партизаны блокируют домик охраны, чтобы не позволить находящимся в домике немцам сорвать операцию…

Всю ночь шел дождь. На рассвете промокший до нитки, грязный и оглохший от контузии Волков рассказывал:

— Подползти удалось почти к самой проволоке, — свет фонарей едва пробивался сквозь густую сетку дождя. Долго лежали на мокрой холодной земле, наблюдали. Часовой все время сидел под навесом. Смена пришла в двенадцать ночи.

Заступив на пост, новый часовой долго топтался под грибком, часто кашлял, наконец, присел на чурбан, поставленный у столба, и, казалось, задремал. Решили его не трогать. Четверо с приготовленной миной поползли влево, остальные заняли удобные позиции. Медленно текло время. От холода и напряжения коченели руки и ноги.

Внезапно часовой поднялся и с автоматом наизготовку пошел к трансформатору. Неужели что-то заметил? Вот он ненадолго замер у металлической опоры, потом быстро побежал назад, к грибку. Тотчас над дверью домика зазвенел электрический звонок.

— Давай! — крикнул Волков лежавшему рядом пулеметчику и сам дал очередь из автомата. Сноп трассирующих пуль стегнул по грибку.

Дверь домика распахнулась, и на крыльцо выскочило несколько немцев. Двое тут же упали, остальные бросились назад. И сразу же в темном проеме двери затрепетало жаркое пульсирующее пламя пулемета. Трассы пуль уходили в сторону — немец еще не успел сориентироваться.

Яркая вспышка осветила окно справа от двери, граната фаустпатрона, прочертив огненно-дымную дугу, взорвалась в двух метрах от Волкова.

И, как бы в ответ, грохнул взрыв у трансформатора. Свет погас, умолк звонок, прекратилась стрельба, и только по-прежнему монотонно шумел весенний дождь.