Особые поручения

Глава 12

Есть, наверное, занятия более разумные, чем поиск в Галанете информации о женщине, до которой тебе — в твоих сегодняшних обстоятельствах — не дотянуться. Разве что раскланяться на каком-нибудь светском мероприятии, да и то вряд ли: когда ты в последний раз бывал в свете? Когда водил эту женщину в театр? Дурацкая была затея. Под стать сегодняшней. Что ты делаешь, а? И без того на эскадре перешептываются, а если узнают, что не так ты невозмутим, как стараешься казаться — и вовсе со свету сживут, за флотскими не заржавеет…

Никита криво усмехнулся, зачем-то покосился на дверь кабинета и включил воспроизведение. На дисплее появились франтоватый кабальеро и элегантная сеньора неопределенного возраста.

— Итак, пребывание графини Сазоновой на Сайта-Марии подошло к концу, — бойко заговорил мужчина. — Сеньора Рамирес, каковы, на ваш взгляд, будут последствия визита на нашу планету самой, пожалуй, обсуждаемой персоны в Pax Mexicana?

— Это зависит от того, что именно вы понимаете под последствиями, сеньор Вилья, — не менее живо ответила дама. — Отношения между нашей родиной и Российской империей всегда были самыми дружескими. Казалось бы, что может добавить или убавить один человек? Однако следует отметить, что последняя ученица легендарного Эстебана Родригеса очаровала всех.

Говоруны исчезают, и на их месте возникает кладбище. Изящный при полном отсутствии хрупкости бронзовый сеньор протягивает правую руку, словно приглашая на танец, и именно в эту ладонь вкладывает Мэри тонкую черную перчатку.

— Пусть у вас будет пара, учитель, — говорит она на спанике, голова вскидывается в попытке сдержать слезы. Попытка неудачна, камера с каким-то болезненным сладострастием смакует гримасу, исказившую лицо девушки за секунду до того, как ее прижимает к груди Хуан Вальдес. Бывший военный атташе посольства Pax Mexicana на Кремле заботлив, и предупредителен, и готов защитить свою спутницу от всего мира, и делает это настолько напоказ, что хочется взять его за шиворот и хорошенько встряхнуть.

А вот уже другой антураж. Церковные ступени, жених и невеста — Рори О'Нил и Элис Донахью, ну и ну! Мэри и все тот же Вальдес выпускают в небо прекрасных белых птиц. Голос за кадром сообщает, что сеньорита Сазонова пожелала, чтобы брак, заключенный ею как командиром корабля, благословил настоящий священник, а поскольку отца Гильермо она знавала еще во времена своей службы…

Президентский дворец, церемония награждения, президент величав, Мэри сосредоточена, они стараются перещеголять друг друга в учтивости, и сложно сказать, кто выигрывает… и снова Вальдес, черт бы его побрал…

Фиеста… нет, на это невозможно смотреть… ускоренный показ… снова комментаторы…

— И все-таки, сеньор Вилья, я полагаю, что надежды семьи Вальдес не оправдаются. Графиня Мария кто угодно, но только не дурочка. И вряд ли она позволит приятным воспоминаниям о годах совместной учебы с доном Хуаном перевесить практические соображения. Заместитель военного министра — это, разумеется, совсем неплохо, но… Ходят упорные слухи, что она является не только фавориткой наследника российского престола, но и самой вероятной претенденткой на титул ее императорского высочества. А там рукой подать и до короны…

— Что ж, — многозначительно усмехается кабальеро, — великого князя Константина вполне можно понять — и как будущего правителя, и просто как мужчину.

Выстроенные экипажи в бельтайнской форме… гамак на морском берегу… снова президентский дворец… снова фиеста-Никита выключил запись, рывком встал с кресла и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Права эта красотка. Против практических соображений не попрешь… а он, контр-адмирал Никита Борисович Корсаков, даже не замминистра…

Ерунду говорят те, кто заявляет, будто для того, чтобы научить другого плавать, надо прекрасно уметь это самому. Вздор, чепуха, нелепица. Главное — окружить себя теми, кто умеет. И правильно организовать процесс. Дмитрий Олегович Шерганов в действующих частях не служил уже очень давно. И, пожалуй, предложи ему кто — сейчас не рискнул бы самостоятельно провести эсминец через зону перехода, не говоря уж о бое. Но дело на тренировочной базе «Титов», которой он командовал уже лет двадцать, было поставлено так, что она по праву считалась лучшей в Империи.

Следует, однако, отметить, что сказка сказывается существенно скорее, чем делаются дела. И потому все то время, что «Титов» находился под рукой Шерганова, кап-раз имел весьма расплывчатое представление о значении слова «отдых». Что же до «отпуска», то ежегодные две недели на Кремле бывали неизменно посвящены решению тех служебных вопросов, которые не удавалось уладить на расстоянии. Вообще-то отпуск ему полагался отнюдь не две недели, но бросить свое хозяйство на больший срок Дмитрий Олегович не считал возможным. Жена давно махнула на него рукой, посвящая собственный досуг взлелеиванию экзотического сада, созданного на базе ее стараниями. Знала ведь, за кого замуж выходила, что уж теперь-то?

Поэтому, когда Шерганов получил предписание, обязывающее его подготовить помещения и технику для кавторанга Сазоновой и ее сотрудников и подопечных, он только обреченно выругался. К периодическому появлению на базе «паркетников» он привык давно, знал, как с ними себя вести, и нейтрализовать в случае необходимости умел. Но что делать с гибридом боевого (боевого ли?) офицера и дворцовой профурсетки? Исключительно этого ему и не хватало для полноты счастья, сообщил он первому заместителю, раздал указания и напрочь забыл о предстоящей мороке до того момента, когда она реализуется.

Прибытие великокняжеского офицера для особых поручений Дмитрий Олегович не то чтобы проморгал, просто ему было откровенно не до того. Сделанная Мэри попытка доложиться старшему на объекте была им отмечена, но и только. Тратить свое время на какие-то там законы гостеприимства он совершенно не собирался. Разберется, что к чему, не маленькая. А маленькая — так и вовсе нечего делать во флоте, блистала бы на светских раутах, раз уж больше ни на что не способна. Однако когда несколько обескураженный первый зам сообщил Шерганову о том, что «от этого кавторанга уже весь сектор волками воет», кап-раз решил, что какое-то время на гостьюшку потратить придется. И тут же столкнулся с тем, что попросту не может ее найти.

Система определения местонахождения офицера, пребывающего на базе, утверждала, что знать не знает ни о каком капитане второго ранга Сазоновой. Коммуникатор Марии свет Александровны упорно предлагал оставить сообщение, наотрез отказываясь соединить Дмитрия Олеговича со своей хозяйкой. Пришлось, чертыхаясь и взрыкивая, изображать из себя ищейку, сделав вид, что имеет место стандартная инспекторская проверка. Комментарии людей, встреченных в гудящем, как растревоженный улей, секторе, разнообразием не отличались. «Ее сиятельство только что была здесь». «Посмотрите в спортзале». «Может быть, в жилом отсеке, хотя…» «Загляните к тактикам». «А черт ее знает!»

В спортзале пара близнецов в штатском опробовала снаряды, отпуская ехидные замечания и выдвигая вполне разумные, но от этого не менее заковыристые требования. Дым стоял коромыслом, на каперанга всем было начхать, но ничего экстраординарного не происходило. Шерганов постоял и ушел. В жилом отсеке было пусто и тихо. В тактическом классе совсем крохотная девчушка с новеньким обручальным кольцом на левой руке лично проверяла все четыре десятка малых экранов, попутно втолковывая что-то взмокшим программистам. Командующего базой все это порядком утомило, и он совсем уже собрался махнуть рукой — ну повоют волками, авось не охрипнут! — когда малышка обратила-таки на него внимание. Отрекомендовавшись Элис О'Нил, вторым пилотом «Джокера» (ах, ну да, дамочка-то на своей яхте прилетела!), она молниеносно набрала код, кивнула услышанному и предложила поискать командира в ремонтной зоне.

Туда и направил свои стопы Шерганов, попутно ругая себя за то, что так и не выбрал времени просмотреть досье «бельтайнской графини». Командир, ну надо же! А ведь девочка-то явно из флотских, вон как двигается. И работать умеет, любо-дорого посмотреть. А «дамочка» у нее, стало быть, командир. И говорит она об этом самом командире только что не с придыханием. Ну-ну…

В ремонтной зоне царил громыхающий хаос. Жара немедленно заставила прилипнуть к телу рубашку под плотным кителем. Техники носились, роботы гудели и плевались огнем, пахло всем подряд, от раскаленного металла до клубники. Плотность соответствующих выражений была такова, что, казалось, развороченным истребителям мексиканской постройки стапеля нужны в самую последнюю очередь — и так зависнут. «Кавторанг Сазонова? Здесь…

Погодите… Ну точно, вон же она». Шерганов двинулся в указанном направлении, пробрался через мешанину кабелей, тросов и трубопроводов, чудом увернулся от погрузчика и наконец разглядел искомое.

Сергей Бабийчук, один из лучших техников базы, стоял, набычившись, и изо всех сил старался удержаться в рамках. А по его груди настойчиво стучала указательным пальцем маленькая на его фоне фигура в бесформенном, перепачканном смазкой комбинезоне и загвазданной бандане.

— Завтра. Они прилетают завтра. И через сутки у меня будут одиннадцать исправных кораблей. Вы меня поняли?! Будут. Одиннадцать. Через сутки. И все остальные через трое. Мне плевать на ваши обстоятельства. Что?!

Бабийчук что-то пробормотал, Шерганов не расслышал, что именно. Что-то, чего ему говорить явно не следовало.

— Послушайте меня, господин старший техник. Я не прошу ничего сверхъестественного. Мне нужно, чтобы вы выполнили свою работу, только и всего. И если она не будет выполнена в срок, поверьте, мне не понадобится Константин Георгиевич. Мне не понадобится Ираклий Давидович. — В этом месте Шерганов слегка поперхнулся. — Мне не понадобится Господь Бог и сам дьявол мне также не понадобится. Я вполне смогу заменить собой этих четверых, я в этом не сомневаюсь, и вы не сомневайтесь тоже. Вам ясно?

Фигура развернулась на каблуках видавших виды пилотских ботинок и на подошедшего вплотную Дмитрия Олеговича уставились полыхающие яростью серо-голубые глаза на покрытом пылью, машинным маслом и копотью бледном лице. Правая рука взметнулась к кромке банданы, пальцы уперлись в крест на мокром от пота виске. Отчетливо щелкнули каблуки.

— Господин капитан первого ранга! Капитан второго ранга Сазонова!

— Вольно, капитан. Без чинов. — Шерганов вдруг почувствовал себя дураком, что случалось с ним отнюдь не каждый день. Фаворитка? Это — фаворитка?! Ну, болтуны, так их и не так!

— Есть без чинов. Дмитрий Олегович, мне, вероятно, следует извиниться за то, что не представилась вам в должное время и по всей форме…

— Не следует, — каперанг улыбнулся, кожей ощущая исходящую от женщины энергию. — Скорее извиняться должен я. Это у меня не нашлось времени встретиться с вами, но…

— Да откуда у вас времени-то взяться? — графиня Сазонова уже остывала. Бабийчук за ее спиной украдкой перевел дух и благоразумно испарился. — Недели не прошло, как практиканты прибыли, все вверх дном, а тут еще и я со своими заявилась, как «здрасьте» среди ночи. У вас-то хозяйство посерьезнее моего будет, не о сотне человек речь идет.

— Это вы меня утешаете? — уточнил Шерганов, делая приглашающий жест в сторону выхода из ангара.

— Это я вас понимаю, — усмехнулась она, легко подстраиваясь под размашистый шаг командующего. — Тут с сорока новобранцами не знаешь, что делать, а у вас целая база на руках.

— Ну так моя база для того и существует, чтобы принимать всех, направленных на подготовку. И командую я ею не первый год.

— Хорошо вам, — завистливо вздохнула кавторанг. — А мне вот до сих пор не доводилось с таким количеством новичков работать. Да и новички непростые. Ничего, прорвемся.

— Я в этом уверен. Как вы смотрите на то, чтобы пообедать со мной? Так, по-домашнему?

На обед — супруга Шерганова немедленно всполошилась, и трапезу пришлось отложить на час — Мария Сазонова явилась уже в штатском, умытая и относительно причесанная. Относительно — потому что очень короткие седые волосы укладке поддаваться явно не собирались.

Этот час каперанг употребил на то, чтобы внимательно прочитать и систематизировать информацию о своей будущей сотрапезнице. Информация его впечатлила. Привитый флотом навык отделять зерна от плевел работал на него, сплетни и слухи он отмел быстро и решительно, а вот факты… Ой-е-ей… Хэйнань — ладно, хотя и там… А Лафайет?.. А Кортес?.. А еще добрая дюжина кампаний, не считая мелких брызг?.. Да и суждению жены Дмитрий Олегович привык доверять, а Зою его гостья обаяла моментально. Обычно весьма строгая в вопросах этикета, его супруга сейчас только сочувственно улыбалась всякий раз, когда графиня Сазонова, извинившись, снова и снова отвлекалась от неспешной застольной беседы на то, чтобы отдать очередной приказ или вставить кому-то фитиль.

— Вы удивили меня, Мария Александровна, — честно признался Шерганов, когда Зоя, благосклонно улыбнувшись, оставила их за столом, на котором как по волшебству возникла коробка сигар.

— Чем же? — Мэри закурила и одобрительно кивнула.

— Если я хоть что-то понял в ходе сегодняшней… гм… экскурсии по выделенным вам владениям, вы сочли необходимым лично вникнуть во все тонкости. Такая скрупулезность встречается не каждый день.

— А как вы хотели? — бельтайнка откинулась на спинку кресла, мгновенно потеряв кураж и став тем, кем, похоже, и была — замотанным текучкой офицером. — Я во флоте двадцать восемь лет с гаком, так вот что я вам скажу: хочешь, чтобы было сделано как надо — либо сделай сам, либо стой над душой. В противном же случае не удивляйся результатам.

— Известное правило, — понимающе кивнул Дмитрий Олегович. — Двадцать восемь лет? Так это не сказки? На родине вашей матушки действительно принимают присягу пятилетние дети?

— Действительно. Мы в казарму попадаем в двухмесячном возрасте, так что к пяти годам вполне созреваем для присяги, — она улыбалась, но улыбка показалась Шерганову несколько натянутой.

— Да уж… наши парни в семнадцать лет поступают в летное, а вы к этому моменту уже заканчиваете Звездный Корпус. Не кисло…

— Специфика, ничего не поделаешь. — Мэри слегка пожала плечами. Этот дядька, плотный, чтобы не сказать — грузный, нравился ей. Жесткие вьющиеся волосы, когда-то, должно быть, темно-рыжие, сейчас были изрядно побиты сединой. Чем-то Шерганов напоминал ей Дядюшку Генри, что, несомненно, говорило в его пользу. — Кстати, о специфике. Мои девочки прилетают завтра. И я хотела бы до их появления здесь побеседовать с теми вашими офицерами, которые работают с личным составом. Небольшой инструктаж. Это можно устроить?

Тишину конференц-зала нарушал только спокойный, размеренный женский голос. Еще пару минут назад собравшиеся офицеры переговаривались, шутили, смеялись, но стоило кавторангу Сазоновой заговорить, и внимание собравшихся оказалось приковано к ней. Шерганов, сознательно пристроившийся в дальнем углу, наблюдал за происходящим с нескрываемым удовольствием. Умеет. Что есть — того не отнять, умеет.

— Господа! Через несколько часов на базу «Титов» прибудут мои подопечные. В связи с этим я хотела бы, чтобы вы уяснили для себя и довели до сведения своих подчиненных некоторые моменты. — Острый, внимательный взгляд. Все слушают? Все. — Как вам, должно быть, известно, я уроженка Бельтайна и почти всю свою жизнь прослужила в тамошних ВКС. Так вот. На моей родине не существует понятия «отец-командир», во всяком случае, не существует для экипажей корветов. Не берусь судить, как обстоит дело в десантных частях, не интересовалась. Однако еще раз повторяю: «отцов»-командиров у нас нет, но те, кто командует корветами — матери своим людям. И я, как мать, говорю вам: мои подопечные — табу. Потрудитесь сделать так, чтобы ваши парни поняли и приняли это как непреложный факт. Поверьте, это не моя прихоть, а одно из требований медиков, психологов и инструкторов, проводящих процесс адаптации и боевой подготовки. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что на базе с женским контингентом слабо и почти четыре десятка хорошеньких мордочек — что красная тряпка для быка. Однако сути дела это не меняет.

Мэри помедлила, переводя взгляд с одного лица на другое.

— Господа! Я не могу приказывать ни вам, ни тем, кто находится у вас в подчинении. Но я прошу вас помочь мне. Помочь сделать так, чтобы подготовка моей странной эскадрильи шла без задержек, а главное — без эксцессов. Сейчас любое действие, выходящее за пределы расписанной буквально посекундно программы, может пустить насмарку все, чего уже удалось достичь. Или не пустить. Тут ведь как с вероятностью встретить в Новограде динозавра: либо встретишь, либо нет. Однако мне и пятидесяти процентов достаточно. Не буду вам объяснять, какие средства вкладываются в подготовку пилотов истребителей, вы это знаете не хуже, а то и получше меня. Выкинуть их на ветер недопустимо, ибо богатство Империи строится именно на разумной рачительности и отсутствии привычки разбрасываться ресурсами.

Мэри медленно обвела собравшихся тяжелым взглядом.

— Еще раз повторяю, я не знаю, чем могут закончиться шуры-муры и амуры. Конечно, в данном случае возможны варианты, мои консультанты еще не до конца разобрались в примененной технике, но риск достаточно велик для того, чтобы не принимать его во внимание. И я категорически заявляю: если я узнаю, что кто-то из присутствующих на базе мужиков подкатывает яйца к моим девочкам… а я, будьте уверены, узнаю… это будет последний подкат. Потому что больше подкатывать будет просто нечего. Порву. Голыми руками. На все геральдические знаки обитаемой Вселенной. Я надеюсь, вы меня поняли?

У Шерганова создалось предельно отчетливое впечатление, что поняли все. И всё. Сразу и безоговорочно. Хороша. Нечего сказать — хороша. А так ли уж неправы были болтуны?!

«Александровская» эскадра шла на базу «Титов». Обычное дело, тренинг никто не отменял, а некоторые моменты следует отрабатывать в спокойной обстановке, чтобы потом, в реальном бою, не сплоховать. Вот только о какой спокойной обстановке может идти речь, когда в голове постоянно крутятся мысли, от которых хотелось бы избавиться? Гм… Точно хотелось бы? Никита, ты себе-то мозги не пудри! Изменить состав этих самых мыслей и их направленность — да. Но совсем не думать о графине Сазоновой? Это уже отдает пораженчеством, а выглядеть трусом в собственных глазах контр-адмирал Корсаков не хотел. Ладно, увидимся, пообщаемся… там видно будет.

Впрочем, по прибытии на базу немедленно выяснилось, что застать упомянутую графиню в непринужденной атмосфере (или даже просто в каком-то конкретном месте) задача нетривиальная. Встреченный однокашник — Иосиф Строгуш приволок на базу подотчетный курс училища и разговаривал исключительно на бегу — темпераментно протараторил, по курсантской еще привычке жестикулируя и смешно морща нос:

— Черт знает, что такое! У нас поговаривают, будто она спит с великим князем, так вот что я тебе скажу, Никита: с князем или не с князем, а я, честно тебе признаюсь, вообще не понимаю, когда она спит!

И спит ли в принципе?! Мария Александровна тут что-то вроде местной достопримечательности, чем занята в каждый конкретный момент — знает каждая собака. И получается, о чем бы речь ни шла, она там. В тактических классах — есть. В спортзале — будьте уверены. На вылете — всенепременно. И, похоже, везде в одно и то же время. Я тут с ней столкнулся на днях — ужас! Кошмар! Зверь енот: лицо белое, круги вокруг глаз черные, несется дороги не разбирая, свита только подвякивать успевает. Что, свита? А как же! Она, помимо сорока, что ли, своих близняшек, сюда кого только не притащила. Здесь и медики, и психологи, и пара каких-то профессоров, и просто сержанты в количестве. И все в рот смотрят, и слово вставить боятся. О, легка на помине! Вспомни черта…

Никита обернулся. По широкому коридору мчалась Мэри, окруженная десятком действительно очень похожих друг на друга девушек в стандартных летных комбинезонах. Также присутствовали несколько мужчин, сосредоточенных и, похоже, злых на судьбу.

— Вслух, Алевтина! Вслух! — бросила она, не сбавляя шага, и одна из девиц странно медленно, выбиваясь из общего ритма, начала что-то говорить. Корсакова Мэри попросту не заметила, полностью сконцентрировавшись на спешащих рядом с ней людях. Выглядела она действительно скверно.

— Вот! Видел? — Строгуш ткнул Никиту локтем в бок. — И как тебе?

— Хреново, — честно ответил Корсаков, растерянно глядя ей вслед. — На себя не похожа.

— Ну да, ты ж ее еще по Бельтайну знаешь… Бардак. Я все понимаю, служба, все дела… но зачем же так-то себя загонять? Работа — не волк…

— …вылетит — не поймаешь! — мрачно закончил Никита.

Строгуш хохотнул, но как-то неуверенно. Похоже, у Марии Александровны образовался еще один поклонник. И тебе ли его судить?! Сам ведь когда-то попался именно на это сочетание женственности, знания своего дела и чувства долга. Ох, что попался — то попался, черт бы побрал все на свете. Можно попробовать закрутить шашни с кем-то еще, можно даже и переспать: дело житейское и физиологию никуда не денешь. А толку? Последнее это дело — в постели с одной женщиной думать о другой и все время следить, чтобы имя не перепутать. И сравнивать, и понимать, что сравнение не в пользу сегодняшней пассии, кем бы она ни была. Влип.

И все-таки здорово управлять послушным маленьким корабликом. Сегодня Мэри решила немного разнообразить программу подготовки, показав своим подопечным «танец в пустоте». Она знала, что запись увидят все, кто считает, что им есть до этого дело, и выдала все, на что способна. К ее удивлению, у нее получилось ничуть не хуже, чем во времена действительной службы. И главным было даже не это. В какой-то момент члены группы, которую она сегодня повела на вылет, начали ей подражать, причем не повторять ее действия, а вносить что-то свое. Ну наконец-то! Пошло дело, теперь будет проще. Есть, есть что-то в этом варианте сцепки. Музыка звучит в твоей голове, а слышат ее все. Слышат — и следуют за мелодией. Хорошо, Алевтина, умница! Аккуратнее, Светлана, не так резко, ага, молодец… Танцуем, девочки, танцуем! А теперь — переход. Все знают координаты? Давайте по одному, я прикрываю. Пошли!

Она вернулась, довольная собой и жизнью. Сегодня ее девчонки впервые продемонстрировали самостоятельность, причем уместную самостоятельность, и эта уместность заставляла губы раздвигаться в удовлетворенной улыбке. Отлично, просто отлично! Теперь будет легче. Надо будет, кстати, еще раз попробовать послать на вылет Элис, не исключено, что в сложившихся обстоятельствах эта группа воспримет ее как командира. Глядишь, еще одни инструктор появится, а то долго в таком ритме ты не продержишься, что ни делай. И можно будет хоть чуть-чуть расслабиться, поспать… черта с два.

Едва миновав зону перехода, Мэри услышала, как плачет от боли, страха и бессилия раненый ребенок. Ее ребенок. Таааак… Ксения! Ксюша, ты меня слышишь? Что? Что случилось, детка? Тише, тише, я не сержусь… Не надо, маленькая, не плачь. Ты ни в чем не виновата. Покажи мне. Ясно. Вызов психологу: Денис, займитесь Ксенией. Осторожно, вы меня поняли? Предельно аккуратно. Нет, я не буду говорить, она сама вам расскажет. Если не расскажет, значит, ваша квалификация ниже заявленной, буду искать вам замену. Эндокринологу — готовность, будете работать после психолога. После, я сказала, что не понятно? Может быть даже не сегодня, просто будьте на подхвате. Спокойно, мои хорошие, держать дистанцию, не сбивайтесь в кучу, а то не долетим. Настя, ну-ка, попробуй перехватить сцепку. Вот именно, я отпущу поводки, а ты возьмешь. Умница, милая, ты просто чудо. А теперь возвращай их мне… Хорошо, хорошо! Ксюша, Денис пришел? Поговори с ним. Или помолчи, как хочешь, я приду, как только смогу. Кому стыдно, тебе? Глупости! Лапушка моя, это не конец всего, это только начало. Да, не самое удачное, но жизнь не так проста, как это видится из рубки. Не бойся. Да ну, брось, как я могу на тебя сердиться? Ты же моя девочка, не чья-нибудь. Расплетем. А потом — заплетем. Косичку. Ммм… ну это такой способ укладывать волосы, я тебе покажу запись, глядишь — сама будешь заплетать, когда будет что. Молодчина, это правильно. Денис, подхватывайте, мне еще вести ордер до базы и стыковать, я не могу отвлекаться. Может быть, транквилизатор? Все, не буду вас учить, работайте. Полегче, девочки, мы уже подлетаем. Спокойно, спокойно. Нечетные номера — стыковка. Четные номера — стыковка. Уфф…

Мэри выскочила из корабля, швырнула шлем оказавшемуся поблизости технику и отправила с коммуникатора запрос на местонахождение. Ага. Ясно. Ну что ж… вперед. Она пошла. Побежала. Полетела. Потом, задним числом, она удивлялась себе: что стоило взять машину, благо легкие кары были разбросаны по всей территории базы? Должно быть, клокотавшая в груди ярость требовала хоть какого-то выхода, пусть даже в виде работы мышц. Коридор. Перекресток. Лифт. Коридор. Дверь…

Рекреационная зона офицерского состава была просторной и уютной. Помещение заполняли мягкая мебель и изрядное количество зелени: супруга командующего базой распространила свою страсть к разнообразным растениям далеко за пределы оранжереи. Здесь были общий зал и несколько помещений поменьше, в которых можно было поиграть на бильярде и перекинуться в карты, покурить или просто посидеть в тишине, но не в одиночестве. Впрочем, большинство собравшихся тут в этот вечер офицеров столпились сейчас у большого экрана и с профессиональным интересом просматривали запись начальной фазы последнего вылета кавторанга Сазоновой.

— Бельтайнцы называют это «танцем в пустоте», — на правах знатока комментировал разворачивающееся на экране фантастическое зрелище Петр Савельев. — Не знаю, есть ли у этого процесса какое-либо практическое применение… впрочем, если я смог правильно понять логику наших новых союзников, просто так, для удовольствия, они не делают вообще ничего. Возможно, именно приобретенные таким образом навыки и делают их пилотов настолько компетентными в ближнем бою. Когда ее сиятельство сносила выхлопом маршевых абордажные капсулы — на это стоило посмотреть даже просто с эстетической точки зрения. Что? Да, разумеется, запись сохранилась, мы вам ее дадим. Филигранная работа. Капсулы в ноль, борт транспорта цел. Да и вообще… эта их сцепка…

— Насколько я могу судить, — вступил в беседу Шерганов, — то, что они делают, чем-то сродни нашей технике сброса скаутов…

— Сродни, да. Вот только скаутов у них нет. Вообще-то… не мне советовать составителям учебных курсов Академии… но пригласили бы они… да хоть ту же Марию Сазонову прочитать курс лекций. Ведь бельтайнцы делают то, что они делают, без скаутов. Как правило — без огневой поддержки. Сами по себе. Роль скаутов для тактического координатора — «сцепки» по-бельтайнски — играют корветы, которые он держит на поводках. Образованная таким образом сфера абсолютно мобильна, конфигурация меняется ежесекундно, система управления огнем вообще не поддается логике. Нашей логике. А они как-то справляются. Совершенно иной принцип построения боевого порядка. А уж про их способ координации действий в бою я вообще молчу. Какая-то разновидность телепатии. Сцепка всегда в курсе того, что делается на другом конце поводков.

— Так уж всегда? — лениво поинтересовался капитан-лейтенант Кузьмин, франтовским жестом разглаживая усы. — Что-то я не заметил.

— А как вы, интересно, могли это заметить? Вы что же, летали с бельтайнцами?

— Ну, летал — не летал… с бельтайнцами — не с бельтайнцами… а кое с кем из «сазоновской эскадрильи» пообщаться довелось. Не так всеведуща госпожа офицер для особых поручений, как она тщилась тут изобразить.

— Что вы сделали, Кузьмин? — напрягся Шерганов. Бельтайнским «нюхом на жареное» он, по его собственным представлениям, не обладал, но внезапно пробежавшие по коже мурашки ничего хорошего не сулили.

— Я? Помилуйте, ничего осо…

Его прервал скрежет и обиженный всхлип дверного механизма: не успевшая открыться достаточно быстро створка отлетела в сторону от короткого злого рывка, и на пороге рекреационной зоны возникла Мария Сазонова в пилотской броне. Шлема, правда, не было, а так — полный комплект, даже перчатки не сняла. Не успела? Казалось, она не видит вообще ничего. Или видит — но только то, что ищет сейчас ее странно неподвижный взгляд. Стремительное, неуловимое продвижение вперед. Удар! Брызнула кровь, Кузьмин отшатнулся, закрывая лицо, Мэри тут же провела подсечку и в ход пошли ноги. Опомнившиеся офицеры навалились, скрутили — трое понадобилось, да и то держали с трудом. Кто-то помогал подняться скорчившемуся на полу Кузьмину.

— Я говорила?! — брызжа слюной, проорала она. — Говорила?! Что было непонятно, я что, плохо владею русским?! Отпустите меня, я с этим сучьим выкормышем руками пообщаюсь, раз уж он слов не понимает!

— Мэри, стоп. Стоп, я сказал! — Никита протолкался вперед, не понимая толком, что он может сделать для того, чтобы эти, такие знакомые, глаза перестали быть белесыми. Взмах ладонью перед лицом… глухо. — Что стряслось?!

— На Бельтайне изнасилование карается смертью, если виновник доживает до суда! — пролаяла Мэри, то ли слыша, то ли не слыша его. — Этот — не доживет, клянусь! Да пустите же!

— Какое изнасилование! — взвизгнул Кузьмин. — Она сама…

— Сама? Ах, сама?! — Мэри тянула шею, стараясь разглядеть своего противника за широкой спиной Корсакова. — Ей шесть стандартных, ты, сволочь! У нее два месяца назад даже имени не было, что она может сама?! Ты хоть понимаешь, что ты натворил, ублюдок, да я тебя!.. Через шлюз выкину! К дюзам прикую! На вилку намотаю — вот уж будут спагетти! — Мэри вырывалась, задыхалась, хрипела, на помощь к троим державшим пришли еще двое.

Окружающие молчали. Отрывистые фразы перешедшей на кельтик Мэри и невнятные из-за разбитого рта оправдания Кузьмина — вот и все, что сейчас было слышно. И, что самое интересное, совершенно не нарушало тишины.

— Так. Ясно, — тяжело, холодно уронил в густой, липкой пустоте Шерганов. — Кузьмин, вы арестованы.

— Да я…

— Головка от… кхм… В карцер. Вызывайте военную прокуратуру. Все. Ничего больше слышать не хочу. Справитесь, Никита Борисович?

Корсаков схватил Мэри за плечи, встряхнул, насколько позволяли держащие ее руки, впился взглядом, добиваясь, чтобы она видела только его.

— Мэри! Да Мэри же! Послушай меня! Если ты его сейчас прикончишь — это ж всего на пару минут удовольствия, и все, и конец, а так он под суд пойдет! Позора не оберется, куда там сегодняшней смерти!

— А ты разбираешься, адмирал! — выплюнула она перекошенным ртом. Взгляд наконец стал осмысленным, сфокусировавшись на Никите.

— А я вообще умный!

— А я в курсе!

— Да? — неожиданно для себя взвился контрадмирал. — Что-то незаметно!

— А ты… — она вдруг засмеялась, запрокидывая голову, давясь и кашляя. Корсаков отпустил ее плечи, взмахнул рукой — кто-то понятливый подбежал с бокалом коньяку, вложил в протянутую ладонь. Никита повелительно мотнул головой, держащие Мэри руки исчезли.

— Пей. Все уже. Все. Вот так. Молодец.

Мэри одним глотком осушила бокал, вернула его Никите и обернулась к покореженной двери, через которую в этот момент выводили Кузьмина.

— Эй, ты! — бросила она, брезгливо кривя губы и резкими, рваными движениями стягивая с рук перчатки. Кузьмин обернулся. — Знаешь, если бы Ксения вернулась со своего свидания с улыбкой, а не со слезами, рожа была бы целее на порядок. Ты ведь не только ребенка обидел…. ты женщину покалечил, кретин.

— Но я же не знал…

— А знать и не надо. Надо уметь. Не умеешь — не е…сь.

Она огляделась, по одному ей известному признаку выбрала кресло из полудюжины стоявших поблизости и со вздохом опустилась в него. Никита быстро принес из курительной коробку сигар, взглядом спросил разрешения у Шерганова и предложил Мэри. Та благодарно кивнула, несколько раз затянулась и наконец огляделась по сторонам. Лицо у нее было несчастное.

— Надо было сказать, что они дети, да? Тогда, на инструктаже? Но кто же знал, что так повернется? Что так вообще может повернуться? Вот она, разница культур… На Бельтайне, если командир подразделения говорит, что, мол, то-то и то-то делать не надо, иначе процесс подготовки нарушится, все принимают это к сведению просто как данность. Подготовка священна, сказано — не делать, так не сделают ни сегодня, ни завтра, ни через год, ни через десять. Черт побери…

— Что с девочкой? — негромко спросил Шерганов.

— Секунду, Дмитрий Олегович… — Мэри застыла, прислушиваясь к чему-то. — Спит. Ничего, это ничего. Еще, разумеется, на вылете посмотрим, но даже если все плохо… ну, будет на одного пилота меньше. Конечно, социализация… Ладно, разберусь.

Мэри снова затянулась. Плечи постепенно расслаблялись, на губах появилось подобие улыбки. Она встретилась глазами с Корсаковым, чего до сих пор избегала, и подобие стало настоящей улыбкой.

— К тебе или ко мне?

— На «Джокер».

— Далеко.

— Зато там точно не достанут.

Да будет ли когда-нибудь конец этим коридорам? Этим поворотам, пандусам, перекресткам? Этим встречным, из-за которых приходится делать непроницаемо-любезное выражение лица? А это трудно, очень трудно, когда рядом в каре сидит Никита и уголком рта говорит такое, что начинают гореть уши… щеки… позвоночник… вообще все.

Шлюз… Люк закрыть… это моя каюта, добро пожа…

И лопатки вбиваются в дверную створку за спиной, и ноги подкашиваются, и кружится голова. Тьма. Свет. Беззвучие. Грохот обвала в горах. Холод полярной ночи. Полуденный зной. Пустота черной дыры. Вспышка сверхновой. Полет. Падение.

— Ты жива?

— Не знаю. А ты?

— Не знаю. Мэри?

— Ммм?

— Выходи за меня.

Мэри закатила глаза и состроила мину шутливой покорности судьбе. Она отнюдь не была уверена в своей готовности дать себя уговорить, а с другой стороны… все-таки нет… или да? или… интересно все-таки, как он будет уговаривать?

— Никита, я солипсистка. Если я чего-то не могу себе представить — например, нашу с тобой совместную жизнь — значит, этого не существует в природе. Разве что ты мне объяснишь, как это себе представляешь ты?

Несколько месяцев назад похожий вопрос поставил Никиту в тупик. Но на сей раз он основательно подготовился.

— Очень даже хорошо представляю. Рассказать? — он дождался кивка, устроился поудобнее и начал, слегка нависая над Мэри и перебирая ее волосы пальцами руки, на локоть которой опирался:

— Я буду летать, а ты — стоять за креслом, а там, глядишь, и за троном. Я буду ужасно ревновать тебя к Константину Георгиевичу, а ты — злиться, потому что причин для ревности у меня не будет никаких. И мы будем ссориться, а потом мириться, примерно вот так мириться… чшш, не так быстро, не торопись… терпение суть одна из главных добродетелей офицера… как же ты до кавторанга дослужилась, такая нетерпеливая?., о чем это я… ах да. У нас будут расти дети, которых дедушка и прадедушка вкупе с бабушкой и прабабушками избалуют вконец, а мы будем с этим дружно бороться. Штук пять детей. А еще лучше восемь. Что ты сказала? Почему не одиннадцать? А ведь верно, ты права, прекрасное число, симметричное, вот и догово… эй, кто это разрешил тебе царапаться?!

Возня, смех, сдержанное ворчание.

— И наши дочери будут похожи на свою маменьку, отчего их папенька поседеет быстро и бесповоротно. И за ними начнет ухлестывать все окрестное юнкерье — не станут же они поощрять штатских?., и ты будешь страшно по этому поводу переживать, а я буду громко тебя успокаивать — мол, девчонки не бельтайнские пилоты, им можно, — а за твоей спиной втихаря стану науськивать сыновей на сестриных кавалеров. Ибо не фиг. И мы опять будем ссориться и мириться… ой… не кусайся! Ну что за жизнь, у всех жены как жены, а у меня, похоже, будет царапучая кусака! А потом… Да ладно, до «потом» надо еще дожить. Мэри, ну правда, выходи за меня. Строго говоря, как, по-твоему: много ли шансов выжить у флотского, которому не к кому возвращаться? А возвращаться я хочу к тебе. И я ведь какой-никакой, а контр-адмирал. Хоть бы моих людей пожалела, раз уж меня не жалко. Они-то тебе что плохого сделали?

— Корсаков, это шантаж, — констатировала Мэри со вздохом.

— Да, — спокойно кивнул он.

— Грубый. — Да.

— Неприкрытый.

— Да. Мэри, ну неужели ты еще не поняла? Я буду добиваться твоего согласия мытьем, катаньем, шантажом, взяточничеством, как угодно и сколько угодно, пока не получу устраивающий меня ответ.

Никита был абсолютно серьезен, даже глаза не улыбались. Мэри помедлила, потом осторожно провела кончиками пальцев по подбородку, на котором уже начала пробиваться щетина, набрала полную грудь воздуха и выдохнула:

— Уговорил. Ох, адмирал, смотри, не пожалей…

— Ни-ког-да! — негромко отчеканил Никита. — Никогда я не пожалею об этом. И сделаю все, чтобы и ты не пожалела.

— Ну и я постараюсь. Говорят, семью строят двое… не знаю. Пока не пробовала. Только вот что, Корсаков. По-моему, нам надо срочно поссориться.

— Зачем? — Никита знал ответ, но хотел услышать его от Мэри.

— Чтобы помириться!