Остров любви

Глава 18

– Больше мы ничего не сделаем, парень.

Николас перевел взгляд с окровавленного безжизненного свертка в его руках на женщину в постели. Ее лицо было бледным и измученным, дыхание – едва заметным.

– С Глори все будет в порядке?

– Я не разбираюсь в женских болезнях. Но скорее всего, да. Проблема в ребенке, а не в матери.

Николас стоял у постели жены, сжимая в руках крошечное тельце сына. Окружающее виделось, как сквозь туман. За стеклом иллюминатора бесновался ледяной ветер, небо затянули тучи, такие же мрачные, как и его мысли.

– Давай мальчика мне, – мягко произнес Мак. – Я прослежу, чтобы смастерили гробик.

Капитан никак не мог оправиться от потрясения. Все произошло так быстро. Где они допустили оплошность? Еще вчера будущее казалось таким ярким и безмятежным. Их объединил бы этот ребенок, и любовь, вспыхнувшая на острове, возродилась бы снова. Но малыша не стало. Чего теперь ждать от будущего?

Николас с трудом сдерживал слезы, его вдруг охватила страшная усталость.

– Красное дерево, – прошептал он. – Сделайте его из красного дерева. Море такое огромное… а он такой маленький…

Мак коснулся своей морщинистой рукой плеча друга.

– Мы сделаем гробик из того красивого старого буфета, что стоит в кают-компании.

– Да, – согласился Блэкуэлл, не в силах оторвать взгляд от крошечного пятна крови на одеяльце. Макдугал потянулся, чтобы забрать у потрясенного отца трупик сына, но тот не сразу решился отдать его.

– Жизнь никогда не бывает легкой, мой мальчик.

– Да, ты прав. – Николас посмотрел на жену: влажные пряди волос прилипли к вискам, худенькие пальчики судорожно вцепились в одеяло. – Что я скажу ей, Мак? Что я ей скажу?

– В таких случаях трудно подобрать нужные слова. Остается надеяться лишь на время, которое лечит.

Капитан осторожно передал ребенка Маку, подоткнув уголки одеяла. Он избегал встречаться взглядом со старым шотландцем, зная, что увидит сострадание. Медленно, тяжело ступая, Макдугал вышел. Николас задул лампу у кровати жены, и каюта стала такой же мрачной и серой, как небо за стеклом иллюминатора.

Не отходя от постели Глори, Блэкуэлл сжимал ее ледяные руки. Никогда еще на душе не было так тяжело. В этой позе он просидел несколько часов, пока руки и ноги не затекли так сильно, что пришлось встать, чтобы немного размяться. Воздух в каюте был тяжелым и спертым. Стоял металлический запах крови и смерти. Измотанный тяжелым испытанием, Николас поднялся на палубу подышать свежим воздухом. Нужно собраться с духом и взять себя в руки. Через несколько минут он вернулся в каюту. Как только капитан вошел, Глори открыла глаза.

– Николас?

– Я здесь, милая. – Опустившись на колени перед кроватью, Блэкуэлл поднес к губам ее руку.

– Что с ребенком?

– Мне больно говорить об этом, но малыш умер, Глори.

– Нет. – Она покачала головой. – Я не верю. Еще сегодня утром я слышала, как он шевелился. Он был жив, он был…

– Наш мальчик родился слишком рано.

– Мальчик?

– Да.

– Но мой сын не мог умереть. Николас, прошу тебя. Я сделаю все, что ты захочешь, только скажи, что это неправда. – Лицо Глори исказила такая мука, что мужчина не смог выдержать ее взгляда.

– Мне жаль. Очень жаль.

– Не-е-е-т! – дико закричала несчастная мать, пытаясь подняться. Глори извивалась всем телом, молотила мужа руками и ногами так, что тот едва удерживал ее в постели. Наконец, женщина затихла. Встретившись взглядом с Николасом, она тяжело упала назад на подушку и горько зарыдала. Капитан тихо сидел рядом с женой, обхватив голову руками. Ему показалось, что Глори рыдала целую вечность. Пытаясь успокоить любимую, Николас обнял ее за плечи.

– Отойди от меня! Отойди и оставь одну! Во всем виноват только ты, слышишь? Только ты!

– Послушай меня, Глори.

Женщина вырвалась из объятий мужа.

– Послушать тебя? Тебя? Всякий раз, когда я слушала тебя, когда верила тебе, случалось что-нибудь ужасное. Никогда больше я этого не сделаю. Никогда!

Николас выпрямился. В словах жены прозвучала страшная правда. Он взглянул в ее лицо, стараясь увидеть хоть тень былого чувства. Капитан понял: его мечта снова завоевать любовь Глори умерла вместе с их ребенком. Она никогда больше не будет ему верить, никогда не полюбит. От резкой боли в груди ему стало трудно дышать. Остановившись у двери, Николас бросил на жену долгий прощальный взгляд и медленно вышел из каюты.

Ребенка похоронили в море. Так захотел капитан, ведь мальчик был его сыном. Николас понимал, что Глори предпочла бы аккуратную могилку на склоне тихого холма, но даже в этом утешении ей было отказано.

Спустя неделю судно вошло в порт Нью-Рошелла, где супруги сошли. Николас нанял экипаж, и они отправились в Тэрритаун. За всю дорогу Глори произнесла лишь несколько слов. Она казалась измученной и то и дело плакала.

В Блэкуэлл Холле все было готово к приезду новобрачных. Брэд перевез мать в городскую квартиру, расположенную недалеко от Бродвея. Капитан был благодарен сводному брату за заботу.

Блэкуэлл Холл, огромное поместье, раскинувшееся у подножия холма рядом с рекой Гудзон, с отъездом мачехи, казалось, обрело иной вид, став более светлым и гостеприимным. Блэкуэлл был здесь хозяином вот уже пять лет, хотя не прожил в этих местах в общей сложности и недели, часто задаваясь вопросом, зачем купил это поместье. Капитану никогда не нравилась излишняя роскошь. Огромному дому из мрамора, построенному в готическом стиле, вполне соответствовал и внутренний интерьер: высокие сводчатые потолки, рельефные украшения на стенах, широкие окна из цветного стекла. Мебель была главным образом европейского происхождения, обитая богатой парчой и мягким бархатом.

Николаса привлекла не красота дома, а земли поместья. Прекрасные строгие сады, живописные лужайки, спускающиеся к реке, а главное – хорошие выгулы и конюшни, где капитан собирался разводить породистых скакунов.

Николас мечтал о том, как на этих цветущих лугах будет резвиться сын. Но теперь его нет, и окружающее великолепие делало капитана еще несчастнее.

– Я хочу развода, – сказала Глори, и ее слова отозвались гулким эхом в мраморных стенах гостиной. За две недели, что прошли в Блэкуэлл Холле, Николас всего несколько раз слышал голос жены. Она стояла на пороге, одетая во все черное, судорожно сцепив руки.

– Почему? – спросил капитан, поднимаясь со стула.

– Я не люблю тебя. Ребенок умер, и больше нас ничего не связывает. – Глори сказала это с таким равнодушием, что у Николаса больно сжалось сердце.

– Что ты будешь делать, если я дам согласие на развод?

– Вернусь в Бостон.

– Чтобы выйти замуж за Джорджа Макмиллана?

Женщина пожала плечами.

– Может быть.

– Нет, – только и смог произнести Николас. Когда Глори повернулась и ушла так спокойно, словно ничего не говорила, мужчина выскочил из гостиной, громко хлопнув дверью, и направился к конюшне.

Долгие прогулки верхом стали для него единственным утешением в эти прохладные зимние дни. Возвращаясь с наступлением темноты, Блэкуэлл находил жену в ее комнатах наверху. С каждым днем Глори становилась все тоньше и бледнее. Николас был обеспокоен состоянием жены. Стараясь сделать ей хоть что-то приятное, он предложил пригласить тетушку или Натана.

– Нет, спасибо. Я уверена, у них хватает своих забот. И потом, сейчас мне не нужно никаких развлечений.

Спустя несколько дней Глори снова заговорила о разводе, и капитан почти было согласился, хотя не верил, что это поможет ее горю. Николас не знал, как поступить.

Они пробыли в Блэкуэлл Холле уже около месяца, когда приехал Брэдфорд Сент Джон.

Блэкуэлл написал брату несколько писем, в которых рассказывал о печальных событиях в поместье и просил совета. Вместо ответного письма Брэд приехал сам.

Николас крепко обнял брата.

– Господи, как я рад тебя видеть!

– Я тоже.

– Пойдем, познакомлю тебя с женой.

Поднявшись в комнату, расположенную на верхнем этаже, братья застали Глори у камина с вышивкой в руках. Блики падали на исхудавшее лицо, размывая его очертания, и даже роскошные льняные волосы молодой женщины не излучали блеска, как раньше.

– Глори, это мой брат Брэдфорд. Я рассказывал тебе о нем, помнишь?

Она, казалось, была озадачена.

– Я… я не уверена.

Николас почувствовал тяжесть на сердце.

– Брэд, познакомься, это Глори, моя жена.

Женщина протянула руку, и Брэдфорд поднес к губам ее тонкие пальцы.

– Рад, что мы, наконец, познакомились.

– Да… Как, вы сказали, вас зовут?

Капитан едва не застонал от душившего его отчаяния.

– Его зовут Брэдфорд. Брэдфорд Сент Джон.

– Брэд. Какое хорошее имя. – Опустив глаза, Глори снова взялась за вышивание.

Блэкуэлл жестом поманил брата к двери. Жена смотрела ему вслед. Немного задержавшись на пороге, Николас оглянулся, словно хотел что-то сказать. Несмотря на пережитое, он выглядел таким же красивым, как всегда, и на какой-то миг Глори показалось, что они вернулись на необитаемый остров. Но ее мозг спокойно переключился на другие мысли, когда Николас закрыл дверь.

Тонкий крючок из слоновой кости снова задвигался, создавая на салфетке кружевной узор. Вышивать Глори научилась у матери незадолго до бегства из поместья Саммерфилд. Все еще не хватало опыта, и приходилось стараться, чтобы стежки выходили ровнее, но это нехитрое занятие давало хоть какое-то утешение и спасение от отчаяния.

В камине тихо потрескивали дрова, в ставнях свистел холодный ветер. Небо затянули черные тучи, предвещая бурю. Мысли путались. Глори почти физически ощущала присутствие маленького черноволосого младенца, похожего на отца. По коже пробежали мурашки, стало трудно дышать. Почему это случилось? Им так не хватает ребенка! Действительно ли кто-то виноват в его смерти?

Внутренний голос твердил: нет. Во всем виновата ты одна. Нужно было лучше заботиться о нем. Прикусив губу, чтобы не расплакаться, молодая женщина опустила глаза на тонкий узор вышивки и, твердо решив не думать об этом, снова принялась за работу.

Спустившись по широким ступеням лестницы, братья вошли в кабинет, обшитый панелями орехового дерева, со стеллажами, полными книг. Стараясь скрыть волнение, Николас налил бренди.

– Я не знаю, что делать. – Капитан сделал большой глоток, от которого по телу разлилось приятное, успокаивающее тепло. – Она угасает с каждым днем.

– Что ты пытался предпринять?

– Вытаскивал ее на верховые прогулки. Заказывал обеды, к которым она не притронулась. Просил, умолял, извинялся. Ничего не помогает. Смерть ребенка… Может быть, она права.

– Тебе кажется, что это лежит на твоей совести?

– Возможно. Наверное, мой приезд в Бостон вывел Глори из равновесия. Как ты знаешь из письма, я принудил ее выйти за меня замуж. Потом была дуэль. Может быть, все это и послужило причиной несчастья? – Николас отвел взгляд. – Я просто не знаю, Брэд. Во всяком случае, она считает, что во всем виноват я.

– Все это, действительно, так серьезно?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты считаешь себя виновным. Я понял это по письмам, хотя ты и не писал об этом открыто. Малыш умер. Теперь неважно, кто в этом виноват. Важно другое: женщина, которую любишь, здесь, с тобой. Она способна обвинить в смерти ребенка любого, потому что не может признаться, что и сама виновата в случившемся. Ее поглотило горе и чувство вины, Николас.

– Неужели ты думаешь, что я этого не вижу? Просто не знаю, что и придумать.

– А что бы ты сделал, если бы на месте Глори оказался я или Мак? – спросил Брэд тихо.

– Я быстро вернул бы вас к жизни при помощи ремня и заставил бы понять, что все случившееся осталось позади. В жизни много грустного, но есть и прекрасное.

– Тогда почему не поступаешь так с женой?

– Я дал слово никогда не повышать на нее голос, ничего не требовать и относиться с уважением.

– Я понимаю, что ты чувствуешь себя ответственным за все случившееся, но Глори – твоя жена, а не какая-нибудь святая. Ей необходим муж. Как и всякая другая женщина, она нуждается в мужчине, а не в слизняке, которым ты хочешь казаться. Будь самим собой, Николас. И будь мужем.

– Тебе кажется, это так просто?

– Проще простого.

– Думаю, ты ошибаешься.

– Эта женщина нуждается в тебе, Николас. Кто-то из вас двоих должен быть сильным.

Отставив в сторону бокал, капитан смотрел на брата, раздумывая над его словами.

– Как могло случиться, Брэд, что ты на восемь лет младше и на двадцать мудрее?

– Просто я не влюблен. Хочешь еще один маленький совет?

– Конечно.

– Постарайся возобновить нормальные супружеские отношения как можно скорее. Перед тобой не может устоять ни одна женщина. Так было всегда.

Впервые за эти кошмарные недели Николас засмеялся.

– Ты замечательный, Брэд. – Блэкуэлл сжал руку брата. – Спасибо тебе. А теперь, извини. Я должен идти. Увидимся за ужином.

Спустя два дня Николас, нагруженный многочисленными свертками и коробками, повернул медную ручку на дверях комнаты жены.

Глори подняла голову, но не сказала ни слова, посмотрев на мужа, как на незнакомого. Она сидела у камина и читала книгу. Но когда Блэкуэлл направился к кровати и бросил на нее все эти коробки, взгляд женщины стал подозрительным.

Николас подошел к платяному шкафу, открыл дверцы и, вытащив одно из черных повседневных платьев жены, стремительным движением порвал его.

Звук рвущейся материи заставил Глори вскочить на ноги.

– Что… что ты делаешь?

– То, что следовало сделать еще несколько недель назад. Избавляюсь от этих мрачных платьев раз и навсегда.

– Но… ты не можешь… я в трауре!

– Нет. Ты была в трауре. Хватит горя и печальных воспоминаний. – С этими словами Николас разорвал следующее платье. Женщина изумленно наблюдала за мужем. Тем временем, третье платье превратилось в лоскутки. Ворох ткани на персидском ковре все увеличивался. Глори продолжала сжимать в руках книгу, глядя на мужа ничего не понимающими глазами.

Николас продолжал свою работу, ожидая ее реакции.

И вот Глори нерешительно шагнула в его сторону.

– Но что я буду носить? – наконец, спросила она.

– Загляни в эти свертки на кровати. Там ты найдешь дневные и вечерние платья. Надеюсь, они окажутся в самый раз. – Окинув жену пристальным взглядом, Николас улыбнулся. – До сих пор я ни разу не ошибался, подбирая одежду для женщины. – Последнее черное платье оказалось на полу в груде ему подобных.

Глори подошла к постели, на которой лежали коробки и свертки, и повернулась к мужу.

– Зачем ты это делаешь?

– Потому что до смерти устал от всей этой печали. Ты достаточно страдала. Мы оба просто изводим себя. Больше я не хочу видеть тебя в мрачных платьях. – Он повернулся к Глори„ – Включая и то, что на тебе сейчас.

Открыв рот от изумления, женщина вцепилась в ворот платья.

– Все это несерьезно.

– Мадам, уверяю вас, я вполне серьезен. Снимайте его.

– Сейчас? – Она с недоверием смотрела на мужа.

– Да, прямо сейчас.

Ей стало не по себе от первого за несколько недель проявления решительности мужа.

– Нет, – набравшись храбрости, ответила Глори.

У Николаса радостно забилось сердце.

– Или ты сделаешь это сама, или я порву его на тебе.

Глори вызывающе смотрела на мужа, пока он не сделал шаг в ее направлении.

– Хорошо! – взвизгнула она, отскакивая. – Пришли Бетси.

– У тебя есть муж, отлично умеющий раздевать прекрасных дам.

Молодая женщина украдкой посматривала на дверь, как бы прикидывая, успеет ли выскочить.

– Даже и не думай! – Николас был начеку.

Глори взглянула на него, подняла голову, расправила плечи и повернулась спиной к мужу.

– Ты ведешь себя, как безумный. Что за бес в тебя вселился?

Николас был счастлив. Если бы Брэд был рядом, он расцеловал бы его. Расстегнув пуговицы, капитан отошел в сторону.

– А теперь я пришлю Бетси. Как только ты оденешься, мы выезжаем.

– Выезжаем?

– Да, на прогулку. Думаю, тебе давно пора взглянуть на новый дом. – Не дожидаясь ответа, Блэкуэлл вышел из комнаты.

Через несколько минут женщина буквально преобразилась: серебристо-голубое платье, подчеркивающее голубизну глаз, тщательно расчесанные и завитые кольцами волосы, ниспадающие на плечи, робкий румянец на щеках.

– Если ты решил вытащить меня из дома, чтобы я простудилась и умерла, действуй. – Глори взяла мужа под руку, и они вышли из гостиной.

Укутав Глори в меховую накидку, он протянул ей муфту.

– Мы не будем гулять долго.

За ночь намело довольно много снега, и Николас решил прокатиться с женой в нарядных черных санях с золотой отделкой, запряженных парой лошадей.

– Надеюсь, ты спустишься к ужину сегодня вечером, – сказал капитан и взял поводья.

Глори подняла голову.

– Отныне ты будешь завтракать, обедать и ужинать в столовой.

Сани плавно заскользили по чистому снегу.

– Мне следовало бы знать, что ты не удержишься от соблазна и начнешь запугивать меня снова.

– Я предпочел бы называть неуважением к тебе свое прежнее поведение. Я и так достаточно пренебрегал тобой.

– А что будет, если я откажусь спускаться вниз?

– Тогда я поднимусь к тебе, переброшу через плечо и отнесу вниз. Слуги найдут это зрелище весьма интересным.

– Ты не сделаешь этого.

– Не сделаю?

Глори понимала, что муж поступит так, как сказал, но это не вызвало отрицательных эмоций.

Сани быстро неслись вперед. Хозяин поместья показывал жене границы владений, и она поймала себя на мысли, что окружающий пейзаж, посеребренный инеем зимы, прекрасен. Деревья и кусты покрылись белыми снежными шапками, через дорогу то и дело перебегали маленькие белые зайцы. Глори приходила в восторг от каждой такой встречи, и Николас радовался, что сумел поднять жене настроение.

С наслаждением вдыхая свежий морозный воздух, она чувствовала легкий запах дыма из какой-то трубы, расположенной неподалеку. После долгих дней заточения в душной комнате все радовало молодую женщину, а северная зима невероятно бодрила.

Подумав о неожиданной перемене в поведении мужа, Глори поняла, что таким, самоуверенным и властным, он нравился ей гораздо больше. Но все же… в нем появилось что-то еще.

Легкий перезвон бубенцов и мягкое поскрипывание саней по снегу действовали успокаивающе. Откинувшись на спинку сиденья, супруги наслаждались прогулкой. Глори не заметила, как Николас, натянув поводья, остановился перед домом. Передав лошадей на попечение конюха, он выскочил из саней и обошел их кругом, чтобы помочь спуститься жене. Когда капитан склонился над Глори, по ее телу пробежала легкая дрожь.

– Не так уж и плохо для первого раза, – с удовлетворением произнес Блэкуэлл. Придерживая жену за талию, он помог ей спуститься. Сердце Глори учащенно забилось.

Вечером они ужинали в компании Брэда, и молодая женщина сочла его прекрасным собеседником. Брат Николаса оказался красивым и умным.

– Как прогулялись? – спросил Брэд, глядя на хозяйку мягкими карими глазами.

– Было немного холодно, но я получила огромное удовольствие.

– Чудесно. Зимний морозный воздух всегда поднимает настроение.

– Полностью с тобой согласен, – заметил Николас.

От Глори не укрылось, что муж весь вечер не сводил с нее глаз, но его взгляд утратил прежнее выражение обеспокоенности и напряженности. В нем то и дело вспыхивали искорки прежней страсти, пробуждая в Глори похожие чувства.

На следующий день они отправились в Тэрритаун. К тому времени молодая женщина немного окрепла и чувствовала себя гораздо лучше. Николас полностью обновил ее гардероб: платья, халаты, туфли, ночные рубашки, накидки, вечерние туалеты. Оставаясь верным своему слову, он не позволил жене выбрать ни одного платья невыразительного или блеклого цвета.

Вернувшись в Блэкуэлл Холл, Глори почувствовала легкую усталость и все же пребывала в таком приподнятом настроении, какого не знала за долгие недели скорби. Вечером, закончив ужин, капитан проводил жену до ее комнаты. Коридор, освещаемый дрожащими язычками пламени свечей в медных канделябрах, был безлюден.

– Спасибо за одежду, я уверена, она будет выглядеть чудесно.

– Платья действительно красивы, но сами по себе ничего не значат.

Чувствуя, что краска заливает лицо, Глори посмотрела на мужа: он перестал быть озабоченным и снова выглядел молодым и жизнерадостным. Молодая женщина против воли потянулась к щеке мужа, но потом резко отдернула руку.

– Я пойду.

– Подожди. – Глори не успела возразить, когда Николас привлек ее к себе и поцеловал.

На следующее утро Николас разбудил жену рано, настояв на прогулке. В желто-коричневых брюках, черных высоких сапогах, белоснежной рубашке и кашемировой визитке, он ожидал у лестницы. Глори нарядилась в темно-синюю бархатную амазонку, за срочный пошив которой Блэкуэлл выложил кругленькую сумму. Ей было приятно снова красиво одеваться.

– У меня для тебя сюрприз, – сказал жене капитан и, взяв за руку, вывел из комнаты. В прихожей, держа теплое шерстяное пальто, стоял Айзек, старый черный слуга, прибывший в поместье из города. Этот старик с теплой улыбкой и неунывающим характером, некогда бывший рабом, напоминал Глори о доме.

Закутавшись в мягкую накидку, супруги под руку прошли через фойе и оказались на улице. Ярко светило солнце, поднимаясь из-за голых деревьев. Свежий морозный воздух приятно бодрил. В конюшнях тихо ржали лошади. Как давно не приходилось ей ездить верхом, испытывать возбуждение от быстрой езды!

На выгоне, расположенном рядом с массивным каменным зданием конюшен, по снегу весело скакала великолепная гнедая кобыла с маленьким жеребенком.

– Ее зовут Песня сирены, – сообщил Николас с гордостью. – А жеребенка – Песня ветра. Они твои.

– Мои?

– Можно вырастить из этого малыша скаковую лошадь или оставить как производителя.

– Николас, они такие красивые!

– Даже не знаю, что и сказать. Почему бы просто не поблагодарить меня?

– Спасибо, – чуть слышно прошептала она.

– Поцелуй был бы более уместен.

Не раздумывая, Глори приподнялась на цыпочки, собираясь коснуться щеки мужа губами, но он повернул голову, и их губы встретились. Сильные руки Николас привлекли жену к себе, и ее сердце бешено заколотилось. Целовать мужчину, даже своего мужа, занятие не совсем пристойное, тем более, средь бела дня, но освободиться из объятий не было ни сил, ни желания. Глори издала тихий сдавленный стон, и смутившись, дрожа всем телом, вырвалась. Щеки ее пылали.

– Идем, – сказал Николас. – Конюх, должно быть, уже оседлал лошадей.

Они ехали по извилистым лесным тропинкам. Молодая женщина то и дело пришпоривала гнедого мерина, заставляя его скакать все быстрее, так что на поле он понесся галопом. Дорогу преграждал низкий кустарник, и не успел Николас остановить жену, как ее конь уже взял препятствие.

Нахмурившись, капитан хотел было отчитать Глори, но, заметив широкую озорную улыбку, просветлел.

– Ты когда-нибудь будешь вести себя прилично?

– Надеюсь, нет.

Нагнувшись, капитан поцеловал ее.

– И я на это надеюсь.

Легким галопом они направились к дому, и Николас помог Глори спрыгнуть с седла. Щеки, и без того пылавшие после поцелуя, стали еще румянее от мороза, и она чувствовала, что возвращается к жизни.

Вечером, после ужина, капитан провожал жену до комнаты, но не успели супруги дойти до двери, как он привлек Глори к себе. Сегодня нежный поцелуй стал более страстным. Ласково прикасаясь к лицу любимой, Николас долго не отпускал ее. Едва держась на ногах от охвативших ощущений, она прильнула к мужу. Блэкуэлл жадно целовал и ласкал жену.

Когда капитан разомкнул объятия, Глори почувствовала себя брошенной.

– Ты хоть представляешь, как сильно нужна мне? – прошептал он срывающимся голосом. – Я хочу, чтобы мы снова были близки. – Повернувшись, Николас стал спускаться по лестнице. Молодая женщина, как во сне, вошла в комнату. Пришла Бетси и помогла раздеться. Я снова в него влюбляюсь, думала Глори, глядя на бархатный полог кровати. От этой мысли ее бросило в дрожь. Любовь к Николасу Блэкуэллу могла закончиться только одним – еще большим горем.

Она то и дело поворачивалась с боку на бок, не в силах уснуть. Память возвращала к прошлому: поцелуям, теплу его губ, терпкому мужскому запаху. Рано или поздно придется уступить ему. Молодое тело тосковало по мужской ласке.

Понимая, что вряд ли заснет в эту ночь, Глори откинула одеяло и подошла к окну. Снег растаял, мягкий свет полной луны падал на голые деревья, и их сучковатые ветви, казалось, разрезали небо на множество странной формы кусочков.

Такова и моя жизнь, думала молодая женщина. Если бы только удалось сложить все эти кусочки вместе, может быть, тогда перед ней встала бы ясная картина того, что делать дальше.