На следующее утро я зашёл за Софи, и мы направились в особняк Крамера, где на площадке поджидал подготовленный Томасом вертолёт. Конечно, я боялся, чего уж тут, что хозяин острова передумает, но к счастью, он сдержал слово. Мне удалось довольно легко поднять в небо хрупкую машину, напоминавшую стальную стрекозу с крупными фасеточными «глазами», несмотря на страх, парализующий поначалу. Я сделал облёт по периметру поместья Крамера и направил вертолёт к горным вершинам, вид которых хорошо помнил по гравюре в квартире отца Бенджамина.
Сильный ветер трепал ворот рубашки. Под нами расстилался зелёный густой «ковёр» с редкими проплешинами коричнево-красных дорог, а впереди, в голубоватой дымке, маячила цель наших многодневных поисков: остроконечная вершина горы, где по моим прикидкам находился вход в храм.
Внезапно машину заметно тряхнуло, на мгновение оглушила пугающая тишина. А когда я вновь услышал, как винты гулко рассекают воздух, с удивлением обнаружил, что мы летим над простирающейся до самого горизонта темно-синей гладью океана, где солнце расчертило широкую дорожку из ярко блестевшей «чешуи».
Я развернул машину и вновь направил её к ущелью, но во второй раз все повторилось. Словно перед нами вырастала невидимая преграда, которая упруго отбрасывала вертолёт. Я посмотрел на Софи, она кусала губы, между бровей залегла глубокая морщинка.
— Давай подлетим с другой стороны, — предложила она, наконец.
Сделав разворот, я медленно повёл вертолёт к вершине, но стоило нам приблизиться, ровный гул двигателей на мгновение затих, и мы вновь оказались над океаном, словно огромная рука схватила нас, как бейсбольный мячик и выбросила за пределы игрового сектора.
Промокшая насквозь рубашка прилипла к спине, пот залил лицо. Рычаг управления предательски скользил в руке, ноги захолодели внизу, словно от педалей исходил арктический холод. Я не врал Софи, когда говорил, что из меня паршивый пилот. Странное поведение машины, которая становилась на миг совершенно неуправляемой, заставило меня не на шутку запаниковать, хотя я пытался не показать вида. Но когда в четвёртый раз я обнаружил под нами равнодушный океан, отвёл вертолёт к ближайшей каменистой площадке и посадил там.
Выскочив из кабины, я сделал пару шагов и без сил распластался на спине, с трудом сомкнув опухшие от напряжения веки.
— Пожалуйста, Роберт, давай попробуем ещё раз, — голос Софи звучал слабо и жалобно.
Она развела раскрытый ворот моей рубашки и провела ласково ладонью по груди. Я открыл глаза и бросил взгляд на склонённое надо мной лицо. Выглядела она чертовски измученной. Под глазами залегли фиолетовые тени, стали резче морщинки в уголках. Это делало её старше, но не уменьшало очарования. Скорее, я чувствовал прилив нежности, когда вглядывался в признаки болезни, от которой хотел спасти её.
Тяжело вздохнув, я приподнялся на локте и, прикрыв ладонью, как козырьком глаза, бросил взгляд на вершины, ясно прорисованные на фоне бледно-голубого неба. Они притягивали взор, манили доступностью. Но я понимал: эта близость обманчива.
— Бесполезно, Софи. У нас топлива не хватит вернуться. Давай завтра попробуем.
Она сморщилась, как маленький ребёнок от обиды, и отвернулась, быстро-быстро заморгав, словно пыталась сдержать слезы.
— Почему ничего не выходит? — тихо, с горечью прошептала она. — Почему она не пускает?
— Кто не пускает? — переспросил я.
Она ничего не ответила, лишь покачала удручённо головой. Смахнула краешком ладони набежавшую слезинку.
— Знаешь, о чём я подумал. Ну, предположим, таитяне построили этот храм. В горах. В неприступном месте. Но как они добирались до него? Не на вертолёте ведь? Должен быть иной путь.
— Возможно. Но там одни скалы…
Какая-то мысль не давала меня покоя. Будто до разгадки было рукой подать, ещё чуть-чуть и соберу этот проклятый пазл, не дающий мне ни днём, ни ночью покоя.
Взглядом я зацепил группу весело резвящихся в морской воде афалин, их чёрные блестящие бока сверкали в ярких лучах солнца, словно усыпанные алмазной пылью. Чёрные, чёрные, как… И пазл сложился. Я вскочил и широко улыбнулся. Посмотрел на уныло сидящую Софи, и щёлкнул пальцами:
— Идиот! Как я сразу не догадался!
— О чём?
— Потайной ход. Он же ведёт из дома отца Бенджамина в эти горы!
— Какой потайной ход? — она так растерянно заморгала, словно решила, что я перегрелся на солнце.
— Когда я был в гостях у преподобного, он открыл вход в какое-то помещение. За стеллажами. Чтобы взять книгу, которую перевёл.
— Не понимаю, почему ты решил, что там потайной ход?
— Не знаю, малыш, наверно, это на уровне интуиции. Так что собирайся.
— Ты думаешь, отец Бенджамин нас пустит? — робко поинтересовался она, вставая.
— А кто его будет спрашивать? — хмыкнул я. — Сейчас около десяти, — я бросил взгляд на хронометр. — Святой отец на проповеди. Поговорить он любит. Окна его квартиры выходят на противоположную от дороги сторону. Нас не должен никто заметить. Влезем и проверим. В крайнем случае, отсижу в городской каталажке за проникновение в частное владение.
Я нашёл на карте место, где можно безопасно посадить вертолёт. Не настолько близко к дому адвентистов, чтобы вызывать подозрение, но и не настолько далеко, чтобы тащиться туда пешком по жаре.
Мы выбрались из кабины и по узкой извилистой тропинке спустились в долину. Осторожно заглянув в окна дома адвентистов, я с радостью заметил высокую фигуру отца Бенджамина. Кажется, проповедь была в самом разгаре. Незаметно оглянувшись, я добрался до задней стены дома.
Подозрительно, но окно было уже приподнято, так что мне не составило труда открыть его шире и проскользнуть внутрь. Я быстро обследовал помещение, и позвал Софи. Она оказалась рядом, сделала пару шажков и почти упала на диван.
— Что случилось, Софи? Тебе плохо? — я остановился напротив, вглядевшись в её лицо.
Она помотала отрицательно головой, облизала пересохшие, ставшие бледно-розовыми губы.
Оказавшись рядом со стеллажом, потянул ту книгу, чей коричнево-красный корешок с потемневшими от времени золотыми буквами, хорошо запомнил. И с радостью услышал скрип отодвигаемой потайной двери.
— Подожди меня тут, — предупредил я и осторожно прошёл внутрь.
Ноги нащупали ребристые ступеньки. Я вытащил фонарик и посветил: туманно-белый конусообразный луч выхватил очертания винтовой лестницы, которая словно огромная спираль ввинчивалась в преисподнюю. Быстро спустившись, я пошарил на стене и щёлкнул выключателем. Помещение заполнил яркий свет шарообразных ламп из молочно-белого стекла, свисавших с потолка на тонких шнурах.
Аккуратные ряды стеллажей, заставленные объёмистыми томиками. Как я предполагал, здесь располагалась обширная библиотека отца Бенджамина.
Но, чёрт возьми, почему я решил, что отсюда ведёт какой-то потайной ход?! Я зашёл за стеллажи, простучал стены, выкрашенные в темно-зелёный цвет. Никаких намёков на дверь!
Разочарованный я доплёлся до массивного письменного стола, стоящего в небольшой нише у стены и устало расположился в широком кожаном кресле, вытянув ноги.
На столешнице, обшитой сильно потёртым зелёным бархатом, лежало несколько фолиантов, стопка исписанных листов. Стояла старая пишущая машинка со сбитой в нескольких местах светло-серой эмалью. Письменный прибор с часами в полированном деревянном корпусе. Ничего интересного. Я закрыл глаза и задумался.
Доли секунды хватило мне, чтобы выхватить револьвер, когда я услышал лёгкий скрип. Но тут же расслабился, заметив, что это Софи, осторожно переставляя ноги, спускается по лестнице.
— Ты ничего не нашёл, — проронила она с безнадёжной тоской.
— Пока нет. Но надо ещё раз все проверить.
Она прошлась, задумчиво касаясь рукой корешков старинных томов. Дошла до меня.
— Все напрасно.
Жалобно всхлипнув, она прерывисто задышала, мертвенная бледность залила лицо. В последний момент я успел выскочить из-за стола и подхватил её на руки. Обняв, бережно опустил вниз, придерживая голову. Пронзила невыносимая жалость, мгновенно сменившись на безудержную злость. Почему, но почему я не могу ничего сделать?!
Сверху послышался шум: хлопнула дверь, лестница заходила ходуном под тяжестью шагов. Я выскочил на середину комнаты и дождался, пока отец Бенджамин спуститься вниз.
— Роберт, что вы здесь делаете? И Софи здесь? — он нахмурился, хотел сделать шаг.
— Ни с места, святой отец, — я угрожающе поднял револьвер. — Медленно и осторожно откройте вход в коридор, который ведёт к храму.
— К храму? Почему же вы не стали искать его на вертолёте? — кажется, преподобный абсолютно не испугался моего револьвера.
— Мы искали. Нас что-то не пускает туда. Какая-то сила.
— А почему вы решили, что здесь есть какой-то потайной ход? Здесь ничего нет, кроме книг, — широким жестом он обвёл руками пространство. — Можете убедиться сами.
— А я уверен, что есть! И вы нам его покажите! Или… — я демонстративно взвёл курок.
— Или вы меня убьёте? — в его голосе сквозило лишь сожаление, не страх. — Не думал, что ради этой девушки вы захотите закончить жизнь на виселице.
— Не заговаривайте мне зубы! Открывайте! Я только что прочёл в ваших записях, что он есть! — я решил идти ва-банк.
— Вы пожалеете об этом, Роберт, — он тяжело вздохнул. — Но я вас предупредил.
— Чёрт вас дери, святой отец! Она умирает! А вы не хотите помочь!
— Хорошо.
Он спокойно прошёл мимо меня к письменному столу, обошёл и оказался около стены.
— Без фокусов, преподобный! Попытаетесь достать оружие, и вы — покойник.
Он лишь покачал головой, провёл рукой по стене на уровне груди. С тихим шелестом отошла панель, обнажив неглубокую нишу из необработанного камня. Преподобный бросил на меня печальный взгляд, словно пытался в последний раз предупредить об опасности. Расстегнув ворот сутаны, он снял с шеи цепочку с тускло поблескивающим шестигранником, и вложил в отверстие в нише.
— Роберт, понимаю, вас ничем не уже не остановишь. Но поверьте, это ошибка.
В висках застучали молоточки, бросило в жар, когда увидел, что толстая каменная плита отходит в сторону, постепенно являя чернеющий проём.
— Садитесь за стол, святой отец, — приказал я сухо.
Вернувшись к Софи, я помог ей подняться, и бережно поддерживая, шагнул в разверзшуюся пустоту.