Остров зомби

Глава пятая

Майор Мануэль Эстрада сделал все, что в его представлении означало разорвать отношения с Америкой. Ни прежде ему пришлось заняться мертвым англичанином. Он приказал убрать труп из приемной Генералиссимуса, смыть кровь и похоронить тело и после этого отправился облегчить душу в баре с друзьями.

«Облегчение души» несколько затянулось, и, когда Эстрада вышел из бара, уже стемнело. На главной улице, прямо на мостовой, валялся пьяный. Эстрада пнул его ногой.

– Вставай, пьяница! – рявкнул Эстрада. – Идиот несчастный. У тебя что, других дел нет? Пьяный осел.

Склонившись над пьяным. Эстрада коснулся его лица – оно было холодно, как лед. Человек был мертв. Эстрада поторопился извиниться перед покойником за то, что назвал его пьяницей. Только тут он обратил внимание на синий блейзер и на дырку в голове. Англичанин, небезызвестный доктор Джеймсон, нашел здесь, на мостовой, свой последний приют.

Эстрада с силой рассек рукой воздух. Посторонний человек не понял бы, что означает этот жест. А он означал, что Эстраде некогда возиться с телом – у него есть дела и поважнее.

Один умный человек сказал: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Эстрада помнил, кто был этот мудрец. Иисус из Библии. А ведь Иисус – Бог. Значит, если майор Мануэль Эстрада, живой с головы до пят, станет хоронить мертвеца, то совершит большой грех. Против Иисуса. А быть грешником плохо.

Пусть этот доктор Джеймсон лежит себе на мостовой и дальше.

Американское посольство располагалось в современном, вытянутой формы здании из алюминия и бетона. Кто-то говорил майору Эстраде, что это здание – воплощенная в материальной форме индейская молитва. Оно как бы символизировало общее индейское прошлое Америки и Бакьи. Два народа – одно будущее.

Мануэль Эстрада, возможно, не был самым большим умником на острове, и все же он понимал: если тебе кто-то говорит, что у него с тобой много общего, значит, этому человеку что-то от тебя нужно.

Эстрада все время ждал, что американцы начнут качать права. Он не верил, что такая щедрость может быть искренней. Никогда не верил. Но они ничего не просили, и от этого Эстрада ненавидел их еще сильнее. Он давно затаил на них злобу, поэтому выполнить приказ президента ему было нетрудно.

Подойдя к парадному подъезду посольства, Эстрада забарабанил в дверь. Ему открыл морской пехотинец, подтянутый, в форменных синих брюках и рубашке цвета хаки с позвякивающими на ней медалями.

Эстрада потребовал аудиенции у посла, сказав, что у него срочное поручение от президента, Генералиссимуса Сакристо Корасона. Посол поспешил выйти.

Не новичок в политике, посол давно знал о наращивании русскими военной мощи в регионе. И слышал о договоре.

– Вот что... – начал Эстрада.

– Да? – вежливо отозвался посол, стоя в халате и шлепанцах.

– Убирайтесь-ка вы из нашей страны, да поскорее. Валите отсюда. Мы вас терпеть не можем. Кончаем крутить любовь!

– Что вы имеете в виду под «кончаем крутить любовь»? – спросил пораженный посол. – Хотите прервать дипломатические отношения между нашими странами?

– Да. Именно так! Вот и убирайтесь. Прямо сейчас. Отлично. Спасибо. Большое спасибо. Точно сказали – никаких дипломатических отношений. Кончаем. Прерываем. Навечно. Чтобы нога ваша больше не ступала на наш остров. Да не расстраивайся ты так, гринго. Все когда-нибудь кончается. Давай-ка выпьем за наш разрыв. И не увозите ваши запасы спиртного. Мы их посторожим.

В Америке получили официальное уведомление о случившемся. Никаких сомнений не оставалось – русские захватили секретное оружие и теперь могут одержать победу в войне.

Комментатор национального телевидения, считавший ранее, что нерешительность руководства Бакьи вызвана нечеткой моральной позицией США, заявил, что все происходящее – еще одно доказательство того, что «одними кораблями и снарядами ничего не добьешься».

Этот комментатор появлялся на экране несколько вечеров в неделю и длинно разглагольствовал о вещах, в которых плохо разбирался, – он не представлял себе толком, что такое армия и как реально обстоят дела; он попрежнему верил, что Америка может удерживать иностранное государство от военных действий, предоставляя его лидеру ежегодно миллион долларов. С таким же успехом можно остановить мафию, послав кому-нибудь из мафиози молока и печенья. В другой стране и в другое время комментатора публично высмеяли бы, а в Америке ему смотрели в рот миллионы зрителей.

Президент США тоже внимательно выслушал все, что сказал комментатор. Подобно всем, кто понимал, как на самом деле обстоят дела, он не мог уважать этого человека. Однако, видя его никчемность как журналиста, президент отдавал ему должное как сильному пропагандисту.

В Бакье все пошло шиворот-навыворот. Улучив подходящий момент, президент уединился в своей комнате и подошел к специальному красному телефону – для связи с КЮРЕ.

– Что происходит на Бакье? – спросил президент.

– Понятия не имею, сэр, – ответил кислым тоном доктор Харолд В.Смит.

– У нас там провал за провалом. Не сомневаюсь, что ваши люди – хорошие исполнители, и все же они ничего не добились. Отзовите их.

– Вы сами попросили их о помощи, – возразил Смит.

– Не нуждаюсь в ваших напоминаниях.

– Я не хотел быть невежливым, сэр, но вы заключили договор с Синанджу. А они очень отличаются от обычных подчиненных. Рим еще не был построен, а Синанджу уже четко разработали ритуал прекращения службы у императора.

– Что это значит?

– Я сам не в курсе, – сказал Смит.

– Вы хотите сказать, что, наняв такого убийцу, его невозможно остановить? Потому что не знаешь тонкостей ритуала?

– Что-то вроде этого. По сути – невозможно. У нас с Синанджу заключен контракт – нам подготовили по их системе одного человека. Самого Мастера Синанджу мы никогда не использовали. Вы – первый, кто дал ему особое задание.

– И что же теперь делать?

– Советовал бы вам не вмешиваться. Пусть работает. По существу, в международной политике мало что изменилось со времени династии Мин. Возможно, это ничего не даст. Но, мне кажется, и я даже готов спорить, что его вмешательство принесет свои плоды.

– Я никогда не спорю. Мне нужны гарантии.

– У меня их нет, – сказал Смит.

– Вы меня порадовали! Ну что ж, спасибо! – заключил президент и задвинул красный телефон в глубь ящика бюро.

Из спальни он поспешно направился прямо в свой рабочий кабинет и потребовал на ковер представителей ЦРУ. Немедленно. А пока он приостановит все их распоряжения. Президент требовал решительных действий ЦРУ на Бакье. Тоже немедленно.

Как можно деликатнее шеф ЦРУ объяснил, что может предъявить четырнадцать папок, хранящихся в его офисе, из которых станет ясно, что приказ президента невозможно выполнить. Вкратце его ответ означал: «и не просите». Может, мы плохо представляем себе ситуацию в мире, часто ставим вас в трудное положение и редко добиваемся успеха в международных предприятиях, но уж здесь-то, дружок, в Вашингтоне, мы чувствуем себя достаточно надежно и знаем, как действовать, так что, пожалуйста, не мешайте.

Но реакция президента была не менее определенной:

– Выполняйте приказ или получите коленом под зад.

– А как же наш престиж, господин президент?

– К черту престиж! Надо думать о безопасности страны.

– Какой страны?

– На которую вы работаете, идиот. Идите и выполняйте приказ.

– Я хотел бы получить его в письменной форме.

Теперь, когда приказ был отдан в недвусмысленной и к тому же письменной форме, работники ЦРУ могли объяснить конгрессменам и обозревателям прессы, что их вынудили перейти к действиям, и, следовательно, они полностью обезопасили себя.

Наступили опасные времена. Во-первых, нельзя допустить, чтобы ЦРУ обвинили в использовании нелегальных сил, даже если обвинение исходит от врагов Америки. И во-вторых, что не менее важно, ЦРУ боялось быть обвиненным в расовой дискриминации.

После тщательного анализа ситуации решили послать на остров только одного агента, лишь он мог спасти лицо ЦРУ в эти сложные времена.

– Эй, Руби! Тебя к телефону. Звонит какой-то парень из Вашингтона.

Руби Джексон Гонсалес подняла голову от накладной. Она открыла небольшое предприятие по изготовлению париков в Норфолке, штат Вирджиния, потому что здесь дешевле всего можно было закупить волосы. Моряки привозили их в неограниченном количестве со всех концов света. Ее бизнес процветал.

Кроме того, ежемесячно она неукоснительно получала от правительства две тысячи двести восемьдесят три доллара пятьдесят три цента, что давало ей дополнительно более двадцати пяти тысяч долларов в год практически ни за что – ей приходилось только подписывать чеки.

В свои двадцать два года Руби была достаточно умна, чтобы понять: вечно за красивые глаза денег платить не будут. Даже регулярное посещение нью-йоркской государственной школы не смогло погубить ее природный ум.

Во время занятий, посвященных борьбе с расовой дискриминацией, она тайно изучала подаренную бабушкой хрестоматию Макгаффи, на которую надела суперобложку от рекомендованного учащимся сочинения по расовым проблемам. Писать она тоже училась самостоятельно, копируя лучшие прописи, которые смогла достать. Когда же в школе отказались от традиционных учебников математики, заменив их новыми невразумительными пособиями, где основное место занимало сопоставление понятий «много» и «не столь много», она, порывшись на свалке, нашла несколько книг, составивших вместе полный курс математической премудрости. По ним она научилась сложению, вычитанию, умножению, делению, а за пять долларов в неделю мальчик из частной школы в Ривердейле обучил ее решению уравнений, логарифмам и дифференциальному исчислению.

По окончании школы лишь она смогла прочитать одноклассникам то, что написали в их аттестатах.

– Какие умные слова, – сказал один выпускник. – Надеюсь, никто не думает, что мы понимаем все эти умные слова.

В шестнадцать лет Руби впервые убила человека. Для девушек, за которых некому заступиться, гетто – ад. Мужчины, собравшись компанией, заталкивали их куда-нибудь в уединенное место и там насиловали. Они называли это «тянуть паровозик».

Руби, чья гладкая светло-коричневая кожа отливала золотом, а улыбка могла свести с ума любого, вызывала у тамошних мужчин вполне определенные желания. Она была красива, а со временем, когда тело ее округлилось и обрело восхитительные женские формы, мужчины прямо пожирали ее глазами. Где-нибудь в другом месте это могло польстить ее тщеславию. Но не в гетто Бедфорд-Стьюзант. Здесь тебя могли похитить и держать взаперти день или два, причем оставалось только Бога молить, чтобы, надругавшись по полной программе, тебя оставили в живых.

Руби всегда носила с собой маленький пистолет. А прихватили ее прямо в школе. Она была очень осторожна, но ее предала подруга. Та была по уши влюблена в парня, который вздыхал по Руби и по ее светлой коже. Однажды подруга попросила Руби позаниматься с ней в пустой школе. Ничего не подозревая, та прошла в большие двери, закрыв их за собой и перестав слышать шум веселой детворы и пыхтение ребят, гоняющих мяч во дворе.

Громадная черная лапа закрыла ей рот, и чей-то голос посоветовал расслабиться и постараться получить удовольствие, иначе будет только хуже.

Прежде чем с нее сорвали брюки, она быстро сунула руку в карман и выхватила пистолет, который ей дал брат.

Сначала Руби выстрелила прямо перед собой, но мужчина только сильнее сдавил ей шею – в глазах у нее потемнело, голова закружилась. Второй раз она выстрелила назад, через плечо, и почувствовала, что падает.

Руки нападавшего разжались. Это был рослый парень; согнувшись пополам, он прижимал руку к левой щеке. По руке струилась кровь. Пуля оцарапала ему кожу. Потеряв голову, парень бросился на нее. Руби, тоже мало что соображая, разрядила в него всю обойму. Хотя пистолет был малокалиберный, но пять выстрелов издырявили ему весь живот, и он скончался в больнице от потери крови.

После этого случая Руби Гонсалес ходила в школу, ничего не боясь.

Смерть юноши была одной из восьми насильственных смертей в школе в этом году, что было ровно вполовину меньше, чем в прошлом. В связи со столь резким снижением преступности директор школы получил грант на теоретическое изыскание: каким образом школе удалось достичь столь высоких результатов? Создали специальную группу во главе с доктором психологии, получившим ученую степень за изучение динамических механизмов внутри отдельного коллектива. В результате исследований доктор пришел к высоконаучному выводу, что внутри данного коллектива, то есть школы, в этом году сложились особенно удачные динамические механизмы.

А Руби тем временем закончила школу и, когда ей предложили государственную службу на столь заманчивое жалованье, согласилась не раздумывая. Она знала, что ЦРУ – единственная в стране организация, которая платит так много, требуя в ответ так мало, за исключением мафии, но Руби не была итальянкой.

Она не сомневалась, что ЦРУ заинтересуется ею. Женщина, цветная, с испанской фамилией – что могло быть лучше? Она здорово улучшила их статистические показатели.

В течение трех восхитительных лет Руби только и делала, что получала чеки, понимая, однако, что вечно так продолжаться не может. За все в жизни приходится платить, не понимают этого только круглые дураки.

Конец безмятежному счастью наступил с приходом офицера в морской форме; он был прекрасно осведомлен о ее жалованье и должностной инструкции и, следовательно, являлся старшим по званию.

Ему хотелось поговорить с ней обстоятельно, но на ее фабрике по производству париков, располагавшейся на Грэнби-стрит в Норфолке, штат Вирджиния, это не представлялось возможным. Не могла бы она заглянуть сегодня на военно-морскую базу?

Да, могла бы. Назад она не вернулась. Как раньше в школе, ее опять заманили в ловушку. На сей раз бюрократы.

Руби могла отказаться от задания – никто ее не заставлял. Но ведь никто не заставлял ее и принимать ежемесячно ни за что чеки, напомнил морской офицер. А когда он прибавил, что задание не очень опаснее, что-то внутри подсказало Руби, что шансы у нее «пятьдесят на пятьдесят». Не более того.

И еще он сказал, что «американское присутствие в регионе сведено к минимуму», а это означало, как она поняла, что действовать придется в одиночку. Попадешься – рассчитывать не на кого.

Впрочем, это ее не волновало. Всю жизнь она сама заботилась о себе, и, если бы этот красавчик-офицер предложил ей помощь, она бы и ломаного гроша за нее не дала.

О Бакье Руби раньше не слышала. Теперь она летела в качестве «ограниченного американского контингента» на неизвестный ей остров. У человека, сидевшего в соседнем кресле, она поинтересовалась, что из себя представляет Бакья.

– Ужасное место, – был ответ.

Самолет приземлился, и она сама смогла убедиться, что Бакья – сущий ад на земле. В стране была только одна гостиница под названием «Астарз».

– Если вы шпионка, – невозмутимо приветствовал ее клерк в гостинице, – то будете чувствовать себя здесь как дома.

А еще он сказал, что теперь в гостинице есть места, так как в последней перестрелке погибло много людей. Действительно, повсюду валялись непогребенные трупы – побольше, чем в морге крупного города.

Горничных в гостинице не было, а в номере на кровати громоздилось под одеялом нечто объемистое. Там умирал человек, он бредил по-русски.

– Я не могу спать на этой кровати, – сердито проговорила Руби. – На ней – умирающий.

– Он скоро отправится к праотцам, – успокоил ее клерк. – Подождите немного. Мы здесь насмотрелись легочных ранений. Они всегда смертельны. Так что не напрягайте зря свою хорошенькую головку.

Руби подошла к окну и выглянула на улицу. По другую сторону грязной улицы высился президентский дворец. У окна точно напротив стоял жирный чернокожий, разряженный, как индюк, – такие часто работают швейцарами в ресторанах для белых. Грудь – вся в орденах. Он расплылся в улыбке и помахал ей рукой.

– Примите мои поздравления, чикита. Вас избрал в любовницы наш благословенный вождь. Генералиссимус Сакристо Корасон, да продлятся его дни, а он – величайший любовник всех времен.

– Вылитый индюк, – сказала Руби.

– А ты закрой глаза и представь себе, что у тебя там внизу работает бормашина. Он долго не задержит – раз-два – и готово. А потом приходи ко мне – тут уж все будет по высшему разряду.

Руби понимала; чтобы выжить, надо подчиниться. Одного мужчину она, пожалуй, вытерпит, каков бы он ни был, только бы он был один. А может, ей повезет, и она улизнет с аппаратом из-под самого носа Корасона и ближайшим рейсом вернется домой.

Когда Руби вошла в спальню президента, он не счел нужным с ней поздороваться. Одежды на Корасоне не было – только пояс с пистолетом. Рядом с кроватью стоял накрытый бархатом ящик.

Президент предупредил ее, что сегодня он может быть не на высоте. У него серьезные проблемы: в международном конфликте поддержал не ту сторону, какую надо.

Прекрасной леди придется смириться с тем, что ей достанется только второй величайший любовник мира, ведь именно таков он, когда не бывает первым. А первый он всегда, когда его не удручает международное положение.

– Конечно. О чем речь? Приступай. И кончим побыстрее, – сказала Руби.

– Я уже кончил, – объявил Корасон, надевая сапоги для верховой езды.

– Это было чудесно, – обрадованно произнесла Руби. – Ты действительно величайший любовник мира. Ты – моя любовь. Вот это, я понимаю, класс. Таких днем с огнем не сыщешь.

– Ты, правда, так думаешь? – спросил Корасон.

– Клянусь, – ответила Руби, подумав про себя, что после него даже мыться не надо.

– Тебе понравилась наша гостиница? – поинтересовался Корасон.

– Нет, – призналась Руби. – Но ничего – сойдет.

– А ты познакомилась там с кем-нибудь? Может, с желтолицым стариком?

Руби покачала головой.

– Или с белым, который необычно ведет себя?

Руби вновь покачала головой. Она заметила, что президент все время держится рядом с накрытым бархатом ящиком, похожим на старомодный столик под телевизор. Под загнувшимся краем синей бархатной накидки Руби разглядела несколько циферблатов. Корасон решительно встал между ней и ящиком, и тогда Руби окончательно убедилась, что под бархатом скрывается то секретное оружие, которое ей нужно похитить.

– Дорогуша, ты хотела бы разбогатеть? – задал вопрос Корасон.

– Нет. – Руби покачала головой. Такое начало показалось ей дурным предзнаменованием, хуже стаи ворон, кружащейся над камерой пыток. – С самого детства я думала, что от больших денег одни неприятности. И зачем мне вообще нужны деньги? Ведь у меня есть такой большой и красивый мужчина, как Генералиссимус.

И Руби улыбнулась. Она знала, что ее улыбка покоряет мужчин, но на этого она не подействовала.

– Если ты мне сейчас не поможешь, то я и знать тебя не хочу, – заявил Корасон.

– Да я в лепешку ради тебя расшибусь.

Руби застегнула пояс и послала диктатору воздушный поцелуй.

– Дело несложное. Найди желтолицего старика и белого мужчину и подбрось им в питье таблетки, которые я тебе дам. А потом возвращайся к своему любимому. То есть ко мне. Ну как? По-моему, прекрасный план.

Но Руби Джексон Гонсалес отрицательно покачала головой.

Корасон пожал плечами.

– Тогда я обвиняю тебя в измене и обвинение считаю доказанным. Все! Отправляйся в тюрьму.

После такого скоропалительного судебного процесса Руби препроводили в тюрьму, находившуюся в семнадцати милях от столицы, если ехать по главному шоссе Бакьи.

Корасон сознавал, что с этими двумя американцами надо срочно что-то сделать. Он разорвал дипломатические отношения с Соединенными Штатами, положившись на русских, а те теперь заявляли, что потеряли сорок пять своих граждан ради защиты интересов Бакьи.

Сорок пять русских не смогли справиться с двумя американцами.

А теперь еще эта американка отказалась и куда-то запропастились генералы и министры, видимо опасавшиеся, что их заставят сражаться с двумя демонами, засевшими в гостинице.

Только майор Эстрада все время крутился рядом, но его-то Корасон как раз и не хотел трогать. Во-первых, у того не хватит смекалки сделать все как следует, а во-вторых, Корасону совсем не улыбалось лишиться единственного человека, который не пристрелит его при первом удобном случае.

Корасон было подумал отправиться в горы, разыскать там святого человека и сдаться на его милость. Может, тогда не сбудется пророчество Хуаниты? И американцы не вступят в союз с этим человеком и не свергнут Корасона?

Нет, невозможно. Этот шаг пошатнет его влияние, и уже к утру его убьют. Стоит диктатору показать свою слабость – с том покончено.

Оставался только один выход, опять подружиться с американцами. Но тогда неминуемо все международные организации запоют свою песню о нарушении прав человека, – так они поступают со всеми странами союзниками США. У трех его посольств – в Париже, Вашингтоне и Тихуане – появятся пикеты, и вообще начнется тот базар, который всегда в таких случаях устраивают прихлебатели Москвы.

Плевать. Нужно выиграть время. Наладить отношения с Америкой, и тогда, возможно, ЦРУ попридержит двух своих агентов. А освободившееся время Корасон с толком потратит на поход в горы, где постарается покончить со святым человеком. Если тот умрет, пророчество Хуаниты не сможет сбыться.

Корасон вздохнут. Так он и сделает.

И еще раз вздохнул. Нелегкое это дело – управлять страной.