Стоит дождливый ирландский день, чтоб всем нам не хворать. В серой пелене особенно ярко выделяются сочные зеленые холмы, дорога круто вьется вверх: по ней до сих пор перегоняют овец с окрестных островков, превращая узкий серпантин в море кудрявых спин. А мы садимся на паром, отправляющийся на Большой Бласкет, один из шести островов этой группы, из гавани Дун-Хына, который обещает доставить нас на остров за двадцать-тридцать минут, преодолев, казалось бы, узкий пролив в два с половиной километра. Островитяне же совершали поездки до бухты Дангян-И-Хуше (Дингл), до которого паром идет целых сорок минут – при хорошей погоде.
Даже сегодня паромы отправляются на остров только по спокойному морю, ибо воды, разделяющие Бласкет и Большую землю, очень опасны. Ветер может усилиться в любую минуту, нагнать высокую волну, перевернуть судно на бок. Мананнан Мак Лир, древний властитель вод, никому не прощает ошибок и беспечности, а потому следи за облаками на горизонте, ходи на утреннюю мессу, произноси охранную молитву перед отплытием, не бери лишнего груза на борт.
Не каждую неделю могли островитяне добраться до ближайшего города Дангян-И-Хуше, чтобы продать рыбу, свиней или шерсть, пропустить по стаканчику с друзьями и знакомцами, сходить в тамошнюю церковь, забрать почту, да и просто прикупить табаку, муки, соли и прочих хозяйственных надобностей. Однажды из-за ужасных погодных условий автор этой книги Тома́с О’Крихинь вынужден был дожидаться поездки домой целых три недели, что несомненно было Божьим провидением: за это время он научился писать по-ирландски и смог запечатлеть эти удивительные заметки о суровой жизни островитян Бласкета, «подобных которым не будет уже никогда».
«Островитянин» описывает события, произошедшие на острове в период с 1854-го, когда, исходя из исследований известного знатока Бласкета Брендана О’Коннаре, родился Томас О’Крихинь, до 1937-го – года его смерти.
В 1916 году население Большого Бласкета, в то время единственного обжитого из шести островов архипелага, достигло пика: 176 человек. Основным источником дохода для местных с Бласкета служила рыба, которую еще нужно было добыть и для многочисленной семьи, и на продажу. Чтобы достичь максимального улова, рыбаки загоняли косяки макрели и сайды в длинные сети, протянутые между двумя лодками длиной в семь с лишним метров; такая лодка называется нэвог, она чрезвычайно устойчива и маневренна, однако требовала команды из четверых сильных гребцов. А для тяжелых лодок, широко использовавшихся до нэвогов, было необходимо восемь, а то и двенадцать гребцов.
На острове ютилась группка из пятнадцати глинобитных домов, обращенных входом на юг, чтобы сохранить хоть какое-то тепло, когда ветер проникает в любую щель. К 1953 году домов осталось всего девять. По окончании Первой мировой войны миграционная политика смягчилась, и молодежь стала массово уезжать на заработки в Дублин, Лондон и в страну «пота и крови» – Соединенные Штаты, где многие осели в Спрингфилде под Бостоном, Массачусетс, а также в городах штата Коннектикут Холиоке, Чикопи и Хартфорде. Четверо братьев и сестер из семьи Томаса также уезжали в Штаты – Майре, Патрик, Айлинь и Нора, из них на остров вернулись только Майре и Патрик. Что касается старших сестры и брата Томаса, Айлинь и Шона, исследователи считают, что они умерли задолго до рождения автора этой книги.
Билет на корабль стоил пять фунтов, плавание – всего пять дней из порта Ков, что рядом с Корком. Устроившись в Новом Свете, родня нередко помогала младшим в семье перебраться к себе, где для них уже было устроено жилье, а то и рабочее место. Работать в Америке приходилось много и трудно, но островитянам было не привыкать, и многие возвращались домой в Ирландию довольно состоятельными людьми. На Бласкете таких перспектив не имелось. Так постепенно, с 1926 по 1946 год, численность населения Большого Бласкета упала со 143 до 45 человек, и остров никогда больше не вернул себе былую живость. К 1941 году на Острове закрылась школа, куда ходили Томас и его друг Король, а годами позже и их дети, поскольку в классе осталось всего пять учеников, что вынудило семьи с детьми переселиться на Большую землю.
Другая извечная беда островитян – на острове не было медиков. Никакая хворь не казалась тем, кто вырос на «Самом здоровом в Ирландии острове», слишком опасной. До больницы в городе Дангян-И-Хуше на Большой земле тем временем еще попробуй доплыви. Люди заболевали и умирали внезапно, а если и лечились, то дедовскими способами. Их хватало, многие проверены поколениями, некоторые напоминали советы ведьмы из старых сказок, а кое-какие и в самом деле помогали от простых болезней. Островитяне гордились своей находчивостью; выросшие на Большом Бласкете дети писали в школьных сочинениях: «Не было таких болезней, против которых наши предки не могли бы найти лекарства в виде трав, растущих из земли». Если не трава – то заклинание или какое-нибудь ритуальное действие. Если на глазу ячмень, нужно тереть больной глаз золотым кольцом (или золотой гинеей) каждое утро девять дней подряд натощак. При помутнении зрения следовало выпустить трубочный дым через ножку трубки в глаз, а если глаза слезятся – промывать их горьким черным чаем каждое утро семь дней подряд. А вот рецепты от детских хворей живота и горла: 1) дыхание человека, который никогда не видел своего отца (отец которого умер прежде, чем он родился), – такой человек должен дышать в рот ребенку каждое утро девять дней подряд (обоим – натощак), или 2) клюв белого гуся – его нужно совать в горло ребенку каждое утро девять дней подряд. Лечили больное горло и шерстью черных овец – клок потной шерсти такой овцы накладывали как компресс, а также рекомендовали больному трижды обойти источник святой Гобнати в Данкине, особым образом читая при этом молитвы; топленое молоко и мед тоже шли в дело, конечно. От головной боли лечили компрессом с яичным белком. От икоты полагалось либо сильно и внезапно напугать хворого, либо заявить ему, что он украл у кого-то что-то («Ты украл сверток соли у Майре Ни Бриань»), либо попить воды из чужих рук, заткнув уши двумя пальцами.
Впрочем, от более серьезных недугов все это оказывалось бессильным. В 1947 году случилась трагедия, послужившая началом эвакуации с острова. 24-летний Шон О’Кярна умер от менингита, от которого его смогли бы вылечить, если бы вовремя довезли до больницы, но из-за опасных погодных условий ему ничем не смогли помочь, и он умер в муках без медицинской и духовной помощи. В «Островитянине» много рассказов о том, как людям приходилось спешно ехать за священником; похороны и крещения тоже проходили в церквях Дангяна или Фюнтра.
Три месяца спустя, 22 апреля 1947 года, островитяне отправили телеграмму премьер-министру Эймону де Валере с просьбой о помощи: «Отрезаны штормом. Пришлите еду. Нечего есть. Бласкет». На следующий день телеграмма стала заголовком газет, и лодка с провиантом пришла на выручку, а 14 июля 1947 года де Валера сам посетил остров. Островитяне попросили министра эвакуировать их с острова в силу тяжелых погодных условий и малочисленности оставшихся жителей. Министр обещал рассмотреть их просьбу, однако вскоре сам был смещен с поста на целых три года. Последующие годы делами Бласкета занимался специальный комитет, который лишь через пять лет наконец вынес положительный вердикт о выселении, и 17 ноября 1953 года 22 оставшихся жителя покинули Бласкет навсегда.
Паром входит в узкую гавань, слышится лишь плеск волн и крики чаек, ждущих от приезжих подачки, а полтора века назад нас обступила бы небольшая толпа. Приезжих расспросили бы, откуда они, посадили у самого большого очага в деревне, обогрели и накормили – желтым пирогом из грубой кукурузной муки, вареной картошкой и яйцами из-под крыши дома, желтой ставридой. Может, досталась бы им и кружка молока, но ни масла, ни чая, ни сахара мы бы не увидели, ибо их и в помине не было тогда на острове. Кто-то налил бы стаканчик виски, и начались бы песни, и сказы, и танцы резвых ног. Дом Томаса Крихиня отстроили заново в 2017 году, в 2018-м воссоздали его внутреннюю обстановку, и вы сами сможете увидеть его, если вам случится бывать в этих краях. От прочих домов на Бласкете сейчас остались лишь остовы: стоит людям уйти, как природа берет свое.
Если подняться на холм по правую руку, взгляду откроется длинный белоснежный пляж. Именно на нем островитяне играли в умбнь (хёрлинг), после которого все дееспособные мужчины хромали неделями. Собирали на нем и черные водоросли на удобрения, забивали тюленей и морских свиней, учились плавать и просто жили каждый день своей жизни – или же трагически погибали, часто в расцвете лет.
Жизнь и смерть шли так близко рука об руку, что у людей не оставалось времени на долгую скорбь: даже потеряв кормильца, родича, ребенка, нужно было продолжать добывать пропитание, резать торф, кормить скот, чтобы ты и твоя семья могли прожить еще один день без нужды. Спокойное принятие невзгод сильно чувствуется и в современных жителях этих мест. Томас отказался от своей первой любви и согласился на брак по договоренности. Пережил смерть жены и одиннадцати из двенадцати детей. Несмотря на горе и вечные невзгоды, Томас продолжал храбро нести свой крест, учась и передавая окружающим свои знания, умения и все интересное и нужное, что могла сохранить память. Он стал голосом родных мест, и его книга помогла землякам не просто поделиться с миром воспоминаниями, а навсегда войти в большую ирландскую литературу и превратить не такой уж привлекательный для избалованного читателя жанр автобиографии в один из самых востребованных в Ирландии. Именно с книги Томаса О’Крихиня «Островитянин» начался для ирландцев интерес к судьбе любого человека, если он жил в важном месте в интересное время и умеет об этом рассказать.
Именно на острове Большой Бласкет, больше похожем на затерянную в океане небольшую гряду холмов, сложилась своеобразная литературная аномалия: появилось сразу несколько писателей, увековечивших свою неповторимую биографию, и все они сумели стать классиками литературы на ирландском языке. Удивительно, как на острове протяженностью всего шесть километров родилось столько талантливых людей, чьи имена мы знаем и по сей день, и речь не только о соседе Томаса О’Крихиня – поэте Шоне О’Дунхлй, на которого беспрестанно сетует Томас, вынужденный записывать его поэмы и песни до глубокой ночи и на ледяном ветру, боясь осмеяния барда. По соседству с Томасом жили и Морис O’Суллевань, написавший радостную и авантюрную автобиографию «20 лет роста», и Пегь Сайерс, продиктовавшая свои воспоминания сыну, что послужило основанием двум книгам – «Пегь» и «Размышления старой женщины».
Морис, по выражению известного ирландского литератора Алана Титли, «рассказывал свою историю, словно парень, который в баре толкает тебя локтем в бок». Это история неунывающего молодого человека, который, переживая самые разные приключения, старается найти свое место в жизни, была близка и понятна каждому. Именно поэтому «20 лет роста» до сих пор остается одной из самых популярных книг на ирландском языке, в том числе и у современной молодежи. Окрыленный ранним успехом автор хотел проследить взросление, расцвет и зрелость своего героя в следующих книгах, но этому помешала смерть. По иронии судьбы, уверенный в себе и выросший на море жизнерадостный молодой писатель-островитянин не оценил опасности моря и утонул по глупой случайности.
Пегь Сайерс стала тем голосом исконной Ирландии, которого так не доставало Гэльскому возрождению начала ХХ века. Вся страна услышала ее по радио в 1947 году. Глубокий, напевный грудной голос Пегь читал молитвы, стихи и воспоминания, пел песни и знакомил слушателей с Бласкетом. Ее биография вошла в обязательную школьную программу в 1970-1980-е, из-за чего эта книга – что, вероятно, закономерно – стала самой ненавидимой ирландскими студентами, во многом виной тому описываемая мрачная и безысходная реальность тех дней. К счастью, теперь книга не входит в программу, а сама Пегь сделалась героиней многих документальных фильмов, проливших свет на ее живой и жизнерадостный характер, на эту талантливую и красивую народную сказительницу, способную разговаривать с любым человеком на его языке. Бо Амквист, профессор фольклористики Университетского колледжа Дублина в числе прочих исследователей рад, что зрители смогут увидеть ее по-новому – «громадную жизнерадостность [Пегь], со всеми ее друзьями, любого возраста, о которых она трепетно заботилась».
Томас, Морис и Пегь открыли своим современникам вдохновение, которое может дать писателю ирландский язык, показали красоту родного языка и родной культуры – после стольких лет гнета британских властей. Томас невольно стал одной из самых значимых фигур Кельтского возрождения в переломные и страшные десятилетия ХХ века, времени становления молодой Ирландии, с самого начала – с Пасхального восстания 1916 года, Войны за независимость Ирландии (1919–1922) и провозглашения Ирландского Свободного государства (1922–1937).
Начинающему писателю был 61 год, когда его первая история была напечатана в 1916-м, и 73, когда в 1928 году в печать вышли «Перебранки», а годом позже «Островитянин». Для грамотного крестьянина, живущего всю жизнь своим трудом и работающего от зари до зари, это громадное достижение, которое трудно переоценить. Он продолжал активно писать вплоть до восьмого десятка, когда ослабевшее здоровье не позволило ему больше работать.
Всех этих книг никогда бы не было, и, возможно, истории и воспоминания так и угасли бы с уходом рассказчиков, если бы не удачное совпадение места и времени. Остров Бласкет считался уникальным местом, на котором ирландский язык и культура сохранились в неприкосновенности, и именно в начале ХХ века Ирландии удалось обрести независимость и продолжать поддерживать усилия Гэльской лиги, основанной в 1893 году в Дублине «для сохранения ирландского языка, на котором говорят в Ирландии». Лига впервые начала выпускать литературу и газеты на ирландском языке, учить носителей ирландского читать и писать на нем, устраивать языковые классы в школах, а также материально поддерживать своих авторов. Остров вскоре стал широко известен интеллигенции в Европе и даже в Америке, ученые и лингвисты начали регулярно посещать остров, стремясь выучить и описать самый чистый и первозданный ирландский язык. Патрик Пятс Вики О’Кахань – Король, а также почтальон и близкий друг Томаса – увидел в этом выгоду для острова и стал гидом-посредником для образованных посетителей: размещал их у себя в доме и знакомил с островом и его жителями, объясняясь с гостями по-английски. Он же способствовал организации для гостей классной комнаты, где Томас, превосходный рассказчик и певец, занимался с приезжими ирландским языком. Острый ум автора «Островитянина» и его живой юмор никого не оставляли равнодушным.
Многие посетители жили на острове всего пару месяцев, но некоторые впоследствии годами приезжали на остров и стали Томасу добрыми друзьями. Норвежский лингвист Карл Марстрандер в 1907 году учил ирландский под руководством Томаса по два-три часа каждый вечер, поскольку Томас не мог позволить себе пропускать рыбалку – основной источник своего дохода. Роберт Эрнест Уильям Флауэр, которого Томас дружески нарек Цветиком, английский поэт, ученый-кельтолог и переводчик с ирландского языка, впервые посетил Бласкет в 1910 году по рекомендации Карла Марстрандера и тоже учил язык у Томаса. Впоследствии они стали закадычными друзьями, Роберт прекрасно овладел языком за годы поездок на остров (вплоть до 1939 года) и переводил книги Томаса на английский язык. Первый и лучший перевод книги «Островитянин» на английский в 1934 году выполнил именно Флауэр.
Знакомство с эрудированными людьми, по большинству – выдающимися писателями, поэтами и учеными (среди них были Джон М. Синг, Джордж Томсон, Дэниэл Бинчи, Осборн Бергин, Томас О’Рахилли и многие другие) расширило кругозор Томаса, придало ему уверенности в своем литературном таланте и обеспечило его постоянным притоком хороших книг, а заодно и доходом от уроков. Но именно Цветик, Брайен О’Келли и редактор первых изданий книг О’Крихиня, выдающийся ирландский просветитель и литератор Патрик О’Шихру (Ястреб) появились как раз вовремя, чтобы убедить Томаса, что его творчество достойно публикации, и так возникли его первые большие книги.
Знаменитые произведения на ирландском языке публиковались в ХХ веке и до «Островитянина». Однако резонанс в кругах читателей и большое внимание, которое уделили публикации критики и литераторы, неслучайны. Некоторые почитатели Томаса, включая и тех, кто в разное время протягивал пожилому рыбаку руку помощи, вводя его в мир большой литературы, видели в авторе прежде всего талантливого «самородка из народа», рассуждения которого о тяжелой жизни на Острове вполне укладывались в их собственные идеализированные представления об угнетенном ирландском народе и его языке. Но если бы секрет успеха «Островитянина» в Ирландии заключался лишь в этом, книгу не продолжали бы читать несколько поколений ирландцев, в том числе когда мода на изображение «народа-страдальца» уже давно прошла. А между тем повесть по-прежнему получает признание все новых и самых разных читателей.
Самая большая заслуга Томаса О’Крихиня именно перед ирландским читателем в том, что этот автор показал своими книгами яркий пример искренней, живой, по-настоящему интересной литературы на ирландском гэльском языке. Тех, кто не верил в возможности ирландского языка, автор «Островитянина» сумел убедить в его красоте и выразительности. И среди таких читателей оказались искушенные критики и ученые. Выдающийся ирландский лингвист и правовед Дэниел Энтони Бинчи, побывавший в гостях у О’Крихиня после публикации «Перебранок на Острове» и «Островитянина», с удивлением и признанием писал: «Лично я всегда был полностью скептически настроен относительно ценности современного ирландского языка как средства в литературе. Эта книга [ „Островитянин“] убедила меня, что он может быть одновременно чувствительным и мощным инструментом в руках такого писателя, как Томас. […] В качестве автобиографии, как письменный след необыкновенно притягательной личности и как литературное достижение редкой красоты и силы, такая книга заслуживает того, чтобы жить»[1].
Не меньшее, а возможно, и большее достижение «Островитянина» и его автора – в том, что благодаря таланту и искренности писателя эта книга, оставшись типично ирландской и типично гэльской, смогла преодолеть притяжение литературы «для узкого круга» и постепенно стала частью настоящей большой литературы. Такое признание, в особенности у взыскательной публики, может приходить по-разному. Замечательный литератор и публицист Бриан О’Нуалань, создававший свои произведения на двух языках под разными псевдонимами, и более всего известный как Флэнн O’Брайен, через двенадцать лет после издания «Островитянина» опубликовал под именем Майлз на Гапалинь едкую сатирическую повесть An Bйal Bocht (в переводе Анны Коростелевой она получила название «Поющие Лазаря, или На редкость бедные люди»). Герои этой повести, которая давно и по праву полюбилась любителям ирландской культуры в России, живут в крайней нищете и изо всех сил превозмогают бесчисленные невзгоды и злоключения. При этом они не забывают громко жаловаться на свою участь псевдонародным, почти былинным языком и одновременно ничуть не унывают, пытаясь любое происшествие сразу же обратить себе на пользу. Нетрудно догадаться по самым разным признакам, что это пародия именно на «Островитянина» Томаса О’Крихиня, которая у нас, по иронии судьбы, увидела свет на целых пятнадцать лет раньше первоисточника. Хотя споры вокруг книги Майлза, которую критик Брендан О’Конаре назвал «целительным весельем ирландской литературы», по-прежнему не утихают, из того, что писал в своих фельетонах сам автор, Майлз на Гапалинь, сразу же видны симпатия, искреннее признание и уважение к «Островитянину», которого он считал образцом большой литературы, и сам объяснял, почему: «Но в литературе – в случае, допустим, „Островитянина“ – нет ни одной книги (ни у нас самих, ни у одного другого народа) на английском языке, которая с ним сопоставима. И вовсе не „людская речь“ или „приятные повороты беседы“ суть то, что наделяет „Островитянина“ благородным званием „литература“. Литературность этой книги вообще никак не связана с ирландским языком. Это настоящая, человеческая, авторская вещь. Она художественна, она трогает читателя и подвигает его к переживанию лишений или радостей – в зависимости от того, каков выбор автора»[2].
На фоне добрых чувств, которые у сатирика вызывал «Островитянин», ему особенно не полюбились ходульные упрощенные и притом не всегда искренние представления ирландских интеллигентов о бедном народе. И сатира «Поющие Лазаря» была написана как бы в мире «Островитянина», но в основном не на него, а на этих самых интеллигентов. И еще авторов «Островитянина» и «Поющих Лазаря» сближала по-разному отраженная в их книгах глубокая грусть по уходящему миру. Миру, память о котором помогла Томасу О’Крихиню сперва просто научиться писать, а затем стать настоящим писателем. Именно Томас О’Крихинь, выучившийся писать на родном языке, когда ему было уже больше сорока лет, стал самым сознательным, целеустремленным и требовательным к себе автором уникальной литературной школы Бласкета. Не только потому, что был первым, но прежде всего потому, что хотел сохранить для будущих читателей память и воплощенные в словах чувства и ощущения от странной жизни на маленьком острове, где ирландцы невзирая ни на что много лет фактически продолжали жить по древним неписаным законам, отвечая перед Богом, природой и своими потомками за каждое сказанное слово. Он стремился передать ощущения от жизни очень тяжелой, беспощадной, нередко опасной и напрочь лишенной того, что люди современного мира называют комфортом. От жизни и грустной, и смешной, но, как бы то ни было, очень хорошей – потому что в ней всегда находилось место «добросердечию и веселью», которые теперь «покидают этот мир». И потому, уже пожилым человеком, будущий создатель самой известной автобиографии из написанных на Бласкете год за годом упорно стремился стать писателем, чтобы успеть показать людям Большой земли черты другой Ирландии. Такой жизни, как была в его времена на Острове, больше не случится, ведь «подобных нам не будет уже никогда», но еще можно успеть рассказать о той жизни на острове и оставить людям лучшее из того, что Томас помнил и знал.
О’Крихинь подарил миру не только «Островитянина», но и «Перебранки с Острова», «Топографию Бласкетов», а также объединенные в различные сборники две сотни дневниковых заметок, коротких рассказов, стихов, песен и фольклорных текстов. И это лишь сохранившееся наследие. Произведения писателя-рыбака Томаса О’Крихиня продолжают свой путь в большом мире, и вот самая известная его книга дождалась своего читателя на русском языке.
Бласкет остался незатронутым наступившей туристической лихорадкой, не пощадившей живописные берега Атлантики, на которых теперь пестреют элитные отели и поля для гольфа, однако и этот остров ежегодно посещает около десяти тысяч туристов – благодаря просветительской деятельности Фонда Бласкета, основанного в 1985 году неравнодушным другом островитян Михялом O’Кеннйди, который увидел объявление о продаже острова в «Уолл-стрит Джорнел» в Нью-Йорке. Сейчас Большой Бласкет ждет присвоения ему звания национального парка, просторный Центр Бласкета в Дун-Хыне представляет большую документальную экспозицию, которую очень стоит увидеть, а после посидеть с пинтой темного пива в пабе «Круджерс», где местные жители с удовольствием расскажут истории переселившихся островитян, о том, как те научились жить с туристами – с такими, что и «Добрый день!» по-ирландски не выговорят, – да и местных баек прибавят без счета. Добро пожаловать в Ирландию!
Tб cйad mile fбilte romhaibh go hЙirinn!
Дарья Смирнова, Юрий Андрейчук