Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства: Вторая половина XV в. М., 1952; Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947. Т. 1, и др.; Горский А.Д. Борьба крестьян за землю на Руси в XV — начале XVI в. М., 1974; Зимин А.А. 1) Россия на рубеже XV–XVI вв. М., 1982; 2) Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988; Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения: Конец XIV — начало XVI в. Л., 1975; Каштанов С.М. Социально-политическая история России конца XV — первой половины XVI в. М., 1967; Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985; Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М.; Л., 1960; Сахаров А.М. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. М., 1959; Короткевич А.Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980; Черепнин Л.В. 1) Русские феодальные архивы XIV–XVI вв. М., 1948. Ч. 1; 1951. Ч. 2; 2) Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории. М., 1960.
В связи с этим представляется, что обычно принимаемая дата включения Пскова в состав Русского централизованного государства — 1510 г. — на самом деле означает ликвидацию вечевого строя, т. е. внутренней автономии Псковской земли, уже давно лишенной всякой внешне- и внутриполитической самостоятельности и только сохранявшей старые вечевые традиции. Ср.: Масленникова Н.Н. Присоединение Пскова к Русскому централизованному государству. Л., 1955.
Наиболее реальными признаками их деятельности является соответствующая документация — разрядные записи (прослеживаемые с конца 60-х гг.) и посольские книги (наиболее ранняя из сохранившихся относится к 1474 г.). См.: Буганов В.И. Разрядные книги последней четверти XV — начала XVII в. М., 1962; Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1977. Т. I, ч. 1. (Далее — РК); Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией. М., 1884. Т. I. (Сб. РИО; Т. 41).
См.: Энгельс Ф. О разложении феодализма и образовании национальных государств // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 406–416.
ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 197.
См.: Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М.; Л., 1960. С. 54 и след.
АСВР. Т. II. № 315. С. 279–282; см.: Никольский Н.К. Правая грамота митрополита Геронтия // Памятники древней письменности. СПб., 1895. Т. III. С. 51–64.
Свидетельством юрисдикции белозерских князей над монастырем являются их многочисленные жалованные грамоты с очень широким судебным и податным иммунитетом (Копанев А.И. История землевладения Белозерского края XV–XVI вв. М.; Л., 1951. С. 41–43). Князья выступали и в качестве арбитров в земельных спорах монастыря с представителями других княжеств. Так, в период описываемых событий князь Михаил Андреевич решил в пользу Кириллова монастыря его спор с Троицким Сергиевым монастырем (АСВР. Т. I. № 467. С. 352–354).
ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 20, ч. 1. С. 260.
ДДГ. № 57. С. 178.
Там же, № 61. С. 198.
ПСРЛ. Т. 24. С. 185.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 276–278; СПб., 1910. Т. 23. С. 157–158; см.: Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории. М., 1960. С. 826–829.
Касьян стал впервые игуменом после Трифона — 11 апреля 1448 г. епископ Ефрем дал ему благословенную грамоту (АСВР. Т. И. № 97. С. 58–59). По мнению Н.К. Никольского, принятому и И.А. Голубцовым, конфликт с белозерским князем (пребывание Филофея на игуменстве) относится к 1465–1466 гг. (там же. № 315. С. 282).
АСВР. Т. II. № 96. С. 57–58.
Там же, № 178, 179. С. 112, 113.
«…творяся тамо сущую братию накормити и милостыню дати», — сообщает Московская летопись (ПСРЛ. М.; Л.,1949. Т. 25. С. 268).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 260.
В этой связи представляет интерес упомянутая выше благословенная грамота 1448 г. архиепископа Ефрема игумену Касьяну. Благословляя Касьяна на игуменство «деля прошения и моления» монастырских старцев, архиепископ ни словом не упоминает о делах мирских — о суде и пошлинах. Очевидно, он не считал, что эти вопросы входят в его компетенцию (АСВР. Т. II. № 97. С. 58–59).
АСВР. Т. II. С. 694.
Там же, № 235–245, 248 и др.
ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 265.
АСВР. Т. II. № 249. С. 164.— Грамота Марии Ярославны интересна еще в одном отношении: в ней ничего не говорится о земельных вкладах. В прошлые времена именно такие вклады по душе были наиболее распространены. Мария Ярославна впервые отступает от этой традиции, в чем можно видеть результат великокняжеской политики, направленной против роста монастырского землевладения.
ПСРЛ. Т. 24. С. 197. — Вероятно, имеется в виду уже известная нам правая грамота.
По справедливому замечанию Я.С. Лурье, «грамота… не дает оснований сомневаться в том, что исход спора и расстановка сил описаны летописью правильно» (Лурье Я.С. Идеологическая борьба… С. 55).
ПСРЛ. Т. 24. С. 197.
Там же.
Борисов Н.С. Русская церковь в политической борьбе XIV–XV веков. М., 1986. С. 169–170.
ПСРЛ. Т. 25. С. 324.
Там же. Т. 24. С. 196. — Ростовская летопись подчеркивает, что на его поставлений был («ту сущу») великий князь Иван Молодой, возглавлявший московскую администрацию в отсутствие отца.
Там же. Т. 25. С. 294.
Там же. С. 324.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 335.
ПСРЛ. Т. 25. С. 323.
АСВР. Т. III. № 496. С. 474.
Там же, № 498. С. 475.
Необходимо вспомнить в связи с этим, что, по свидетельству митрополичьей летописи, основной причиной отставки митрополита Феодосия в 1464 г. был его конфликт с московским белым духовенством, связанным, очевидно, с массой посадского населения столицы, где было «церквей много наставлено, а попы не хотяше делати рукоделиа». В этом конфликте Феодосий не нашел поддержки великого князя и вынужден был оставить митрополию (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 277). Вероятно, дело было не только в стремлении великого князя иметь во главе церкви «более надежного человека», как считает Н.С. Борисов (Русская церковь в политической борьбе… С. 163–164).
ПСРЛ. Т. 25. С. 326.
РК. С. 24.
ВОИДР. М., 1851. Т. Х. С. 51.
ПСРЛ. СПб., 1863. Т. 15. Стб. 498.
ПСРЛ. Т. 25. С. 330. — На дочери Михаила Холмского Ульяне был с 1471 г. женат князь Борис Волоцкий (там же. Т. 24. С. 188).
Там же. Т. 24. С. 187.
Там же. С. 189.
Там же. Т. 25. С. 289.
Там же. С. 297.
ПЛ. Т. 2. С. 194–197.
Там же. С. 198.
АСВР. Т. III. № 18, 19. С. 34–36.
ПСРЛ. Т. 25. С. 314–315. — Последний воинский подвиг был совершен князем Холмским в 1487 г., когда он возглавил рать, впервые взявшую Казань 9 июля этого года (там же. С. 331; РК. С. 27). Об авторитете князя Холмского в глазах Ивана III можно судить по тому факту, что 13 февраля 1300 г. за его сына Василия великий князь выдал свою дочь Феодосию (ПСРЛ. М.; Л., 1963. Т. 28. С. 332). Через год княгиня Феодосия умерла (там же. Т. 28. С. 334), но ее муж продолжал сохранять выдающееся положение при дворе — в духовной Ивана III он назван первым из бояр-свидетелей (ДДГ. № 89. С. 364).
ВОИДР. Т. Х. С. 102.
В январе 1435 г. Ф.М. Челяднин защищал Вологду от войск Василия Косого и попал в плен при взятии города (ПСРЛ. Т. 25. С. 252).
В январе 1462 г. он возглавил московское посольство в Великий Новгород (ПСРЛ. СПб., 1889. Т. 16. Стб. 206–207).
Был судьей по земельным делам в Переяславском уезде (и, вероятно, наместником) (АСВР. Т. I. № 20, 326).
ДДГ. № 61. С. 199.
Он упоминается в качестве боярина великого князя на суде о землях Спасо-Евфимьева монастыря с одним из ярославских князей (АСВР. Т. И. № 464).
ПСРЛ. Т. 25. С. 297.
Там же. Л., 1982. Т. 37. С. 94.
При составлении духовной Ивана III он назван третьим среди бояр (ДДГ. № 89. С. 364).
ВОИДР. Т. Х. С. 108.
ПСРЛ. Т. 25. С. 315 и след.
Там же. С. 305, 309.
Там же. Т. 23. С. 151.
Там же. Т. 25. С. 267.
Он то ли не «посмел» ударить по ордынцам, в чем его обвиняет Софийско-Львовская летопись (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 263), то ли просто опоздал (не «поспел», как считает Ермолинская летопись) (там же. Т. 23. С. 155).
АСВР. Т. I. № 325. С. 234; № 335. С. 243; см.: Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 327.
ДДГ. № 68. С. 224.
АСВР. Т. I. № 335.
ПСРЛ. Т. 25. С. 267.
Там же. С. 306.
ВОИДР. Т. Х. С. 104; ПСРЛ. Т. 25. С. 250.
ПСРЛ. Т. 25. С. 305.
Там же. С. 322.
Там же. С. 326.
Там же. Т. 18. С. 266.
Там же. Т. 25. С. 326.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 336.
ПЛ. Т. 2. С. 58, 218–219. — К.В. Базилевич почему-то считает эту дату неверной (Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства: Вторая половина XV в. М., 1952. С. 125, примеч.). Однако она подтверждается как дальнейшим изложением псковских летописей, так и сообщением Новгородской IV летописи о десятинедельном пребывании великого князя в Новгороде (ПСРЛ. Л., 1925. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 457).
ПЛ. Т. 2. С. 58, 218–219.
ПСРЛ. Т. 24. С. 197.
Исследование В.Л. Янина свидетельствует, что «боярство Словенского конца в целом выражало наиболее умеренные взгляды» (Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 348).
Может быть, следует читать «испродал», т. е. подверг наказанию — продаже.
В этой связи представляют интерес сведения, приводимые В.Н. Татищевым о походе 1479 г. По его словам, «новгородцы, забывше свое крестное целование, мнози начаша тайне колебатися и королем ляцким и князьям ливтовским ссылатися, зовуще его с воинствы в землю Ноогородскую. И король обесчевал итти к Новугороду». Далее В.Н. Татищев приводит подробности похода, не подтверждаемые никакими источниками и являющиеся, по-видимому, своеобразной контаминацией, свойственной этому автору (Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1966. Т. VI. С. 67, 68). Тем не менее процитированные слова В.Н. Татищева правдоподобно отражают общее состояние Новгорода в канун похода 1479 г.
Этому соответствует сообщение одного из «Кратких летописцев», опубликованных А.А. Зиминым: «Лета 6988 поймал князь великий новгородцев» (Исторический архив. М., 1950. Т. 5. С. 10). По сведениям В.Н. Татищева, непосредственно после прибытия великого князя в Новгород было схвачено 50 «пущих крамольников», которые под пыткой дали показания о виновности Феофила. Затем было казнено более 100 «больших крамольников». Трудно сказать, насколько достоверны эти подробности, отсутствующие в наших источниках. Тем не менее они в известной степени правдоподобны — перекликаются с данными Типографской летописи и «Краткого летописца».
«Надо полагать, что одновременно с этим (опалой Феофила. — Ю.А.) были отписаны на великого князя и земли владыки» (Вернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля. М.; Л., 1961. С. 319). По мнению В.Н. Вернадского, именно в это время была конфискована часть тех 8.3 тыс. обеж, которые, по подсчетам Б.Д. Грекова, были отписаны у Софийского дома в 1478 г. (ср.: Греков Б.Д. Новгородский дом св. Софии. СПб., 1914. С. 298).
Те «девять недель, что провел Иван III в Новгороде зимой 1479/80 г., были временем напряженнейших поисков им социальной опоры в Новгороде», — справедливо замечает В.Н. Вернадский (Новгород и Новгородская земля. С. 319).
ПЛ. Т. 2. С. 218.
Там же. С. 58, 218; Т. 1. С. 76. — Дмитрий Давыдович — из рода Морозовых, давшего ряд выдающихся деятелей XV в. (ВОИДР. Т. Х. С. 181).
ПЛ. Т. 2. С. 218–219.
Там же. С. 217–218.
Подготовка Ордена к войне началась еще с лета 1479 г. Из переписки властей Ревеля, Дерпта, Нарвы, магистра Ордена и ганзейских городов можно заключить о значительном размахе этой подготовки. Из письма властей Нарвы в Ревель от 29 ноября 1479 г. видно также, что в Новгороде и Пскове у ливонцев была своя агентура — «тайные друзья», сообщившие о походе великого князя на Новгород и приписавшие ему намерение вторгнуться в Швецию или Ливонию (что на самом деле, по-видимому, не имело места) (Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 127–128; Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения: Конец XIV — начало XVI В. Л., 1975. С. 154–155).
ПЛ. Т. 2. С. 219.
Там же. С. 58.
Там же. С. 458, 219.
Если считать псковскую соху примерно равной трехобежной новгородской (прямые данные об этом отсутствуют), то 4 сохи — около 100–120 московских четвертей. Интенсивность псковской мобилизации в этом случае примерно равна зафиксированной в XVI в. для Русского государства («со ста четвертей человек на коне и в доспехе в полном»).
ПЛ. Т. 2. С. 219.
Там же. С. 58.
Там же. Т. 1. С. 63–68; Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 133–143.
Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1948. № 78. С. 133–136; ПЛ. Т. 1. С. 194–199; Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 148–154.
По мнению Н.А. Казаковой, которое представляется достаточно обоснованным, целью нападения Ордена было не решение мелких пограничных вопросов, а «нанесение удара по Русскому государству, на усиление которого ливонские ландсгерры смотрели со страхом» (Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 158). Такого же мнения и К.В. Базилевич (Внешняя политика… С. 128). Этому соответствует и размах военных приготовлений Ордена. По словам ливонского хрониста, магистр Бернд фон дер Борх «собрал такую силу народа против русского, какую никогда не собирал ни один магистр ни до него, ни после» (Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1879. т. 2. С. 287–288).
ПЛ. Т. 2. С. 219. — Князь Андрей Никитич, по родословному прозвищу Ноготок, — выходец из рода Оболенских, потомков черниговских князей, которые еще с конца XIV в. прочно связали себя с Москвой. Прадед Андрея, первый оболенский князь Константин Иванович, пал в битве с Олгердом во время его похода на Москву в 1368 г. Двоюродный брат Андрея — знаменитый воевода великого князя Иван Васильевич Стрига, а родные братья — Василий и Петр — служили во дворах удельных князей Московского дома (ВОИДР. Т. Х. С. 46 и след.).
ПЛ. Т. 2. С. 59, 220.
Там же. С. 59.
Там же. С. 59, 220.
ПСРЛ. Т. 25. С. 326.
Алексеев Ю.Г. Феодальный мятеж 1480 года // Вопросы истории. 1984. № 10. С. 106–113.
ДДГ. № 69, 70. С. 225–249; см.: Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918. С. 422–424; Черепнин А.В. Русские феодальные архивы. XIV–XVI вв. М., 1948. Ч. 1. С. 166–169.
ДДГ. № 71. С. 249–251.
Там же. С. 251.
См., например, духовную князя Юрия Васильевича 1472 г. (ДДГ. № 68. С. 222, 224).
Впрочем, эта титулатура еще неустойчива. В договорных грамотах с братьями великий князь по-прежнему именуется только «господином», так же и в духовной князя Андрея Меньшого 1481 г. (ДДГ. № 74. С. 275–277), и только в духовных потомков Бориса Волоцкого в начале XVI в. снова появляется термин «осподарь», «государь» (там же. № 87, 88).
ПСРЛ. Т; 20, ч. 1. С. 336. — Иван Владимирович Лыко — двоюродный брат Стриги Оболенского и Андрея Ноготка, представитель младшей линии князей Оболенских.
Там же.
Мерило Праведное по списку XIV в. М., 1961. С. 125–130.
О самоуправстве князя Лыка и его людей сохранились и другие известия. Так, запись о «ржевской дани», помещенная в Литовской метрике, рассказывает о грабежах и насилиях, чинимых этим наместником в период его управления Ржевой. В результате «многии люди с тых грабежов разбеглись по заграничью, кое ко Пскову, кое инде где». Только в одном Ошевском погосте «слуги Лыковы взяли рублев на тритцать, ино по клетем ходечи грабили» (РИБ. СПб… 1910. Т. 27. Стб. 466 и след.).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 336. — Юрий Шестак — это Юрий Иванович Кутузов, принимавший активное участие в Новгородском походе 1475 г. и в аресте новгородского боярина Офонасова, обвиненного в государственной измене (там. же. Т. 25. с. 306).
Формула межкняжеских докончаний: «в удел ти… в мои… приставов своих не всылати» — последний раз встречается в договоре Василия Темного с князем Василием Ярославичем 1451–1456 гг. (ДДГ. № 58. С. 185) и в неутвержденной грамоте Андрея Углицкого ранее 1472 г. (там же. № 66. С. 216).
Андрей Михайлович Плещеев происходит из боярского рода Бяконтов, служившего Москве еще в XIV в. (ВОИДР. Т. Х. С. 98–99). Его отец Михаил Борисович — один из наиболее видных бояр Василия Темного, прославившийся освобождением Москвы от Шемяки в декабре 1446 г. (ПСРЛ. Т. 25. С. 268). Сам Андрей в октябре 1445 г. привез в Москву известие об освобождении Василия Темного из казанского плена (ПСРЛ. Т. 25. С. 263), в 1475 г. он назван первым среди окольничих, сопровождавших Ивана III в Новгород (РК. С. 20).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 336. — Василий Федорович Образец Симский — из рода бояр Добрынских. 27 июля 1471 г. во главе войск великого князя он наносит решительное поражение новгородской рати на Двине, в 1473/74 г. — боярин, в 1477 г. участвует в походе на Новгород, в 1478 г. с судовой ратью совершает поход на Казань (ВОИДР. Т. Х. С. 98; ПСРЛ. Т. 25. С. 290, 316, 323; Веселовским С. Б. Исследования… С. 304–307).
ДДГ. № 69. С. 232.
Опалы Ивана III не имели необратимого характера. В 1483 г. князь Лыко Оболенский был послом в Крыму (Сб. РИО. Т. 41. № 9. С. 34), а летом 1489 г. — воеводой у двинян в походе на Вятку (ПСРЛ. Т. 37. с. 96).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 336.
Там же.
ДДГ. № 1. С. 10.
Там же, № 4. С. 16.
Там же, № 12. С. 35.
Там же, № 13. С. 38.
Там же, № 16. С. 44.
Там же, № 61. С. 197.
Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. С. 165, 166, 185–186, 190 и др.; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы… Ч. 1. С. 61 и др.; Алексеев Ю.Г. Духовные грамоты князей Московского дома XIV в. как источник по истории удельной системы // ВИД. Л., 1987. XVIII. С. 107–110.
ДДГ. № 24. С. 64.
Там же, № 58. С. 179–180.
Там же, № 2. С. 13.
Там же. С. 12.
Там же. С. 13.
Там же, № 70. С. 238.
Там же. С. 239.
Там же, № 11. С. 32. — Третье докончание Дмитрия Донского с князем Владимиром Андреевичем 1389 г.
Там же, № 14. С. 40.
Основываясь на третьем договоре Дмитрия Донского с князем Владимиром Андреевичем, Л.В. Черепнин высказал мысль, что «в 1389 г. был проведен новый (территориальный) принцип формирования военных сил в противоположность старому (служебному)… Территориальный принцип формирования вооруженных сил должен был способствовать их централизации в руках великокняжеской власти» (Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства… С. 653–654). Если бы такой (территориальный) принцип был действительно осуществлен, то он не только означал бы коренной переворот во всей организации феодального войска, но и привел бы к исчезновению права отъезда и неприкосновенности вотчин. Все три принципа неразрывно связаны между собой: с отменой одного из них оба других теряют всякий смысл. Думается поэтому, что Л.В. Черепнин был введен в заблуждение неясной формулировкой соответствующей статьи докончании 1389 г.: «[1] А коли ми будет послати на рать своих воеводѣ, а твоих бояръ хто имет жити в моем удѣлѣ… и тѣмѣ поѣхати с моимъ воеводою, а моимъ по тому же с твоимъ воеводою. [2] А коли ми будет самому всести на конь, а тебе со мною, или тя куды пошлю, и твои бояре с тобою» (ДДГ. № 11. С. 32. — В издании перед словом «или» поставлена точка и второй пункт разбит на два самостоятельных предложения). Таким образом, статья состоит из двух пунктов, предусматривающих соответственно два возможных случая: 1) посылку бояр с воеводой без князя; 2) участие в походе самого князя. Второй случай сомнения не вызывает — бояре идут в поход со своим князем, как это и подтверждается всеми последующими договорами. Первый случай разъясняется договором великого князя Василия Дмитриевича с тем же князем Владимиром Андреевичем, заключенным через несколько месяцев после этого. Здесь соответствующий пункт сформулирован следующим образом: «А коли ми послати своихъ воеводъ не которыхъ городовъ, и твои бояре поъдуть с твоимь воеводою, а твои воевода с монмь воеводою вмѣстѣ. А хто живетѣ наших боярѣ в твоей отчинѣ и в удѣлѣ, а тымь по тому же» (ДДГ. № 13. С. 38). Следовательно, бояре, живущие в чужом уделе, едут в поход (в отсутствие своего князя) с воеводой владельца удела. Это, видимо, н имелось в виду в договоре Донского с Владимиром Андреевичем. Другой (территориальный) порядок феодальной службы разрушил бы самую основу ее.
ДДГ. № 2. С. 11.
Наиболее существенное отклонение от этого общего принципа наблюдается в первой договорной грамоте Дмитрия Донского с князем Владимиром Андреевичем около 1367 г. (по датировке Л.В. Черепнина). В заключительной части этой грамоты содержится особая статья: «А тобѣ, брату моему молодшему, мнѣ служити безъ ослушанья… а мнъ тобе кормити по твоей службѣ» (ДДГ. № 5. С. 21). Эта статья, ставящая удельного князя в служебные отношения к великому князю, не встречается ни в одном последующем договоре и потому является уникальной. Грамота содержит и некоторые другие отклонения от обычного формуляра. Она не имеет печати или следов ее. Все это позволяет высказать предположение, что перед нами неутвержденный проект докончания.
ДДГ. № 69. С. 225.
Там же, № 61. С. 198.
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 336.
Пресняков А.Е. Иван III на Угре // С.Ф. Платонову ученики, друзья и почитатели. СПб., 1911. С. 295–296.
ДДГ. № 69. С. 225; № 70. С. 233.
ПСРЛ. Т. 24. С. 198.
Там же.
Там же. Т. 25. С. 326.
Характерно, что князь Андрей Меньшой считал для себя необходимым присутствовать на церемонии, несмотря на свою болезнь.
ПСРЛ. Т. 24. С. 198.
ПЛ. Т. 2. С. 60.
ПСРЛ. Т. 24. С. 198. — По данным Московской летописи, Андрей и Борне «на Углече быша донели же князь велик и прииде из Новгорода на Москву», т. е. до 13 февраля (там же. Т. 25. С. 326).
В январе 1450 г. Галич пал только после ожесточенных боев (ПСРЛ. Т. 25. С. 270–271).
Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства… С. 308. — Общий характер феодальной войны при Василии Темном верно оценен Л.В. Черепниным: «Крепнувшей великокняжеской власти, опиравшейся на служебное боярство, формирующееся дворянство, поддерживаемой горожанами, удалось подавить сопротивление удельно-княжеской и боярской оппозиции, шедшей из феодальных центров, которые отстаивали свою независимость» (там же. С. 743). Прав Л.В. Черепнин и когда утверждает, что галицким князьям удалось привлечь на свою сторону не только феодалов, но частично и трудовое население своих уделов (там же. С. 745, 747, 761, 807), видевшее в них «своих» князей в противоположность «чужим», московским. Менее доказательно мнение Л.В. Черепнина о том, что поддержка населением уделов их князей имеет особые социальные мотивы: «Укрепление централизованного государства было связано с углублением крепостнических отношений и распространением их на окраины» (там же. С. 761). Представляется более вероятным, что развитие феодальных отношений шло по одному и тому же пути в центре и на окраинах и что политика галицких князей в этом смысле не отличалась от политики московских князей. Поражение удельных князей объясняется именно тем, что у них в конечном итоге оказалась менее прочная и широкая социальная база, чем у великого князя. Свою характеристику движущим силам феодальной войны дает и А.А. Зимин. По его мнению, «во всяком случае на первом этапе, т. е. до конца 1446 г., горожане Северо-Восточной Руси поддерживали князя Юрия и его сыновей», причем это относится не только к удельным центрам, но и к посадским людям, гостям и суконникам в самой Москве (Зимин А.А. В борьбе за Москву: (Вторая четверть XV в.) // Вопросы истории. 1982. № 12. С. 86). Объяснение этому феномену он видит в том, что именно «галицкие князья кровно были заинтересованы в торговле со странами Запада и Востока, в решительной борьбе с ордынцами… налагавшими тяжелые "выходы", которые платили все те же посадские люди» (там же). «Самым решительным и грозным противником галицких князей» была «военно-служилая масса» — «спаянные единством целей княжата, бояре и дети боярские», т. е. силы феодалов, сплотившихся вокруг Москвы (там же. С. 90). Необходимо, однако, отметить, что в статье А.А. Зимина его концепция аргументирована явно недостаточно. Не ясно, почему именно галицкие князья были «кровно заинтересованы в торговле» и из чего видна их «решительная борьба» с ордынцами. Известные факты не подтверждают этого тезиса. Так, в 1431 г. князь Юрий Дмитриевич отправляется в Орду за ярлыком и занимается там интригами (ПСРЛ. Т. 25. С. 249), т. е. ни в чем не отступает от обычной (и неизбежной в тех условиях) тактики московских князей в подобных случаях. В 1445 г. Шемяка уклоняется от участия в Суздальской битве: «…и не пришел, ни полков своих не прислал» (ПСРЛ. Т. 25. С. 262), — что было одной из важных причин поражения русских войск, а после пленения Василия вступил в переговоры с Улу-Мухаммедом, добиваясь великого княжения (ПСРЛ. Т. 25. С. 263). Не видно также особого благоприятства галицких князей к горожанам. Так, в 1436 г. северный город Устюг оказал упорное сопротивление войску Василия Косого, который, взяв город после 9-недельной осады, «многых устюжан секл и вешал» (ПСРЛ. Т. 25. С. 252). Шемяка, взяв в 1450 г. тот же Устюг без боя (горожане, наученные, видимо, горьким опытом, «против его щита не держали»), расправился тем не менее со своими противниками — «метал их в Сухону реку, вяжучи камение великое на шею им» (ПСРЛ. Т. 37. С. 88–89). В свою очередь и горожане неоднократно выступали против галицких князей: в 1435 г. устюжане хотели убить Василия Косого, который едва спасся, «а кто не поспел людей его за ним, и устюжане тех побили» и освободили пленников, захваченных Косым у великого князя (ПСРЛ. Т. 23. С. 148–149). По сообщению той же Ермолинской летописи (приводимому и А.А. Зиминым) «в Переяславли чернь мужики ослопы убили» вятского воеводу Жадовского, союзника Василия Косого (ПСРЛ. Т. 23. С. 149). Думается, что едва ли найдутся достаточные основания для мнения об особой политике галицких князей по отношению к посаду, как и об особой — благоприятной для них — позиции посадских людей в феодальной войне. Победа Василия Темного над его противниками была победой не феодалов над посадами, а победой Москвы над удельным сепаратизмом, победой, в которой посадские люди и крестьяне были заинтересованы во всяком случае не меньше, чем феодалы, — именно горожане и крестьяне, а не феодалы выносили на своих плечах всю тяжесть феодальной анархии, ордынских ратей и княжеских смут.
«Побравше своя казны и жены и дѣти и повергъше свою отчину, поидоша прочь», — так квалифицирует действия мятежных князей псковский летописец (ПЛ. Т. 2. С. 59–60).
ПСРЛ. Т. 24. С. 198. — Наиболее подробные данные о первых месяцах мятежа и о переговорах с мятежниками содержит Типографская летопись, близкая к ростовскому архиепископу Вассиану, активному участнику переговоров.
Там же. — «Около их множество боярь и людии, яко мнѣти ми до 20 000», — пишет псковский летописец (ПЛ. Т. 2. С. 60).
ПСРЛ. Т. 24. С. 198.
Там же. С. 187.
Там же. С. 197.
Там же. С. 198. — Послы мятежных князей — родные братья Андрея Ногтя, московского воеводы в февральском походе 1480 г. на орденские земли. На этом примере видно, как тесно переплетаются службы вчерашних владетельных князей, как тесно персонально связаны дворы великого князя и его удельных братьев.
Там же. С. 199.
ПЛ. Т. 2. С. 60.
ДДГ. № 61. С. 197.
Там же, № 53. С. 161; см.: Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 44.
ДДГ. № 53. С. 160.
Там же. С. 162.
ПСРЛ. Т. 25. С. 395.
Там же. Т. 24. С. 198. — По данным Вологодско-Пермской летописи, в состав посольства входили архиепископ, боярин В.Ф. Образец и не названный по имени дьяк (там же. М.; Л., 1959. Т. 26. С. 263). Наиболее полные данные о составе посольства есть в Московской летописи: кроме архиепископа и двух бояр — В.Ф. Образца и В.Б. Тучка — назван дьяк Василий Мамырев (там же. Т. 25. С. 326). Устюжская летопись в составе посольства называет Вассиана и пермского епископа Филофея (там же. Т. 37. С. 95). Однако об участии Филофея в переговорах другие источники молчат.
Там же. Т. 26. С. 263.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 337. — Трудно сказать, в какой мере это известие соответствует истине. Но оно правдоподобно: князь Андрей Большой, мужественный, но самый несчастливый («Горяй») из сыновей Василия Темного, мог пользоваться особым расположением и сочувствием матери уже в силу несчастных обстоятельств своего рождения — он появился на свет 13 августа 1446 г. в Угличе (там же. Т. 25. С. 267), в темнице, в которой содержались его родители, взятые Шемякой в плен в феврале 1446 г. после захвата Москвы и ослепления великого князя Василия.
ПЛ. Т. 2. С. 220.
Там же. С. 59.
Там же. — Такая же характеристика князя и в III летописи (там же. С. 220).
Там же. С. 59. — III летопись в общей форме сообщает о соединении псковичей с пригорожанами (там же. С. 220). Князь В.В. Бледный Шуйский — с октября 1477 г. шестой князь-наместник Пскова. Он — правнук Василия Кирдяпы, активного деятеля княжеских усобиц в последних десятилетиях XIV в. Его троюродный дядя Василий Васильевич Г ребенка был последним относительно независимым новгородским князем («князь желанный нашего добра», как называет его новгородский летописец под 1460 г.) (ПСРЛ. Т. 16. Стб. 202). В декабре 1477 г., сложив свои полномочия, Василий Г ребенка выехал из осажденного Новгорода и перешел на службу к великому князю. Дядя Василия Бледного — Федор Юрьевич, оборонявший Псков в 1463 г., а затем четвертый князь-наместник в Пскове. Еще в 1445 г. Федор Юрьевич был вполне самостоятельным удельным князем и вместе со своим братом Василием (отцом Василия Бледного) заключил договор с Шемякой (ДДГ. № 40. С. 119–121). Победа Москвы в феодальной войне — роковое событие в судьбе этих суздальских князей: она привела их на службу великим князьям московским, превратив из суверенных владетелей в вассалов (ВОИДР. Т. Х. С. 45).
ПЛ. Т. 2. С. 59.
Там же. С. 220–221.
Там же. С. 59.
Там же. С. 221.
Из ливонских источников известно, что весной 1480 г. магистр Бернд фон дер Борх вел активные переговоры с рядом германских имперских городов с целью привлечь их к участию в войне против Русского государства. Ливонские послы просили присылки воинских контингентов (с Любека — 2 тыс. человек), вооружения, снаряжения, лошадей и т. п. Магистр стремился также к организации торговой блокады Русской земли. См.: Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 132; Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 159 (там же указаны источники).
По словам Вологодско-Пермской летописи, «князь великой посылал: "брате, по отца своего духовной и по приказу в докончание вас прииму и удьл, княж Юрьеву отчину, дам вам"» (ПСРЛ. Т. 26. С. 263). Думается, однако, что эти слова — не конкретное изложение предложений великого князя, а их вольный пересказ.
ПСРЛ. Т. 26. С. 263.
Там же. Т. 37. С. 94–95.
Там же. Т. 24. С. 198. — По данным Софийско-Львовский летописи, «в неделю 50-ю», т. е. 21 мая (там же. СПб., 1853. Т. 6. С. 223; т. 20, ч. 1. С. 337). В издании Львовской летописи ошибочно: «в неделю 8-ю», «н» прочитано как «и».
Там же. Т. 24. С. 198; т. 20, Ч. 1. С. 337.
Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 129–130. — Трудно согласиться с А.Л. Хорошкевич, когда она утверждает, что «великое княжество Литовское… с 1470 по 1485 г. ни разу не выступило против объединительных усилий Московского княжества» (Хорошкевич А.Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980. С. 78). В действительности Казимир делал все, что мог, чтобы помешать «объединительным усилиям». При этом он только не хотел рисковать большой войной. Вероятно, прав В.Д. Назаров, считая, что Казимир был заинтересован в том, чтобы очаг феодальной войны оставался на территории Руси, почему и не пустил князей в Литву (Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига // Вопросы истории. 1980. № 10. С. 114).
По словам Московской летописи, мятежные князья «высок мыслиша и отпустиша архиепископа и бояр… ни с чем» (ПСРЛ. Т. 25. С. 326). Вологодско-Пермская летопись отмечает: «И князья того же послушав, на вотчины свои не пошли…» (там же. Т. 26. С. 263).
ПСРЛ. Т. 25. С. 326.
Краткий обзор литературы см.: Шанский Д.Н. «Стояние на Угре» 1480 г.: (некоторые итоги и задачи изучения) // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины: (материалы юбилейной научной конференции). М., 1983. С. 115–123. — Источниковедческие обзоры см.: Лурье Я.С. Конец золотоордынского ига («Угорщина») в истории и литературе // Русская литература. 1982. № 2. С. 52–69; Клосс Б.М., Назаров В.Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига на Руси в летописании конца XV в. // Древнерусское искусство XIV–XV вв. М., 1984. С. 283–313.
Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1966. Т. VI. С. 66–67, 69–71.
Щербатов М.М. История Российская. СПб., 1783. Т. 4, Ч. 2. С. 174–185.
Там же. С. 176–177.
Там же. С. 182.
Там же. С. 179.
Там же. С. 183.
Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1892. Т. 6. С. 91–94.
Там же. С. 95–102.
Cоловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1960. Кн. III. С. 8.
Там же. С. 77–82. — Далее С.М. Соловьев приводит преисполненные героического пафоса слова «племянницы византийского императора».
Карпов Г.Ф. История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508. М., 1867. С. 112–119.
Тихомиров И.А. Обозрение состава московских летописных сводов. СПб., 1896. С. 32–36.
Шахматов А.А. Разбор сочинения И.А. Тихомирова «Обозрение летописных сводов Руси Северо-Восточной»: (отчет о сороковом присуждении наград графа Уварова). СПб., 1896.
Шахматов А.А. 1) О так называемой Ростовской летописи. СПб., 1904; 2) Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М.; Л., 1938. С. 295.
Пресняков А.Е. Иван III на Угре // С.Ф. Платонову ученики, друзья и почитатели. СПб., 1911. С. 280–298.
Там же. С. 284.
Там же. С. 288–289.
Пресняков А.Е. Иван III на Угре. С. 289, 290, 298.
Там же. С. 292–297.
Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства: Вторая половина XV в. М., 1952. С. 102–168.
Там же. С. 121–123.
Там же. С. 141, 143, 145–155.
Там же. С. 159, 160, 163.
Павлов П.Н. Действительная роль архиепископа Вассиана в событиях 1480 г. // Учен. зап. Краснояр. пед. ин-та. 1955. Т. IV, вып. 1. С. 202–204, 212.
Павлов П.Н. Освобождение Руси от татарского ига: Дис… канд. ист. наук. Л., 1951. С. 253, 259–260. — Машинопись.
Там же. С. 254–255.
Тихомиров М.Н. Средневековая Москва в XIV–XV веках. М., 1957. С. 231–237.
Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории. М., 1960. С. 874–882.
Каргалов В.В. Конец ордынского ига. М., 1980.
Лурье Я.С. Конец золотоордынского ига… С. 57–58; Клосс Б.М., Назаров В.Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига… С. 283, примеч. 3.
Каргалов В.В. Конец ордынского ига. С. 92.
Там же. С. 134–145.
Назаров В.Д. 1) Конец золотоордынского ига // Вопросы истории. 1980. № 10. С. 104–120; 2) Свержение ордынского ига на Руси. М., 1983.
Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига. С. 112.
Архив ЛОИИ СССР, ф. 238, оп. 1, № 365; Покровская В.Ф. Летописный свод 1488 г. из собрания Н.П. Лихачева // Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник 1974 г. М., 1975. С. 28–32.
Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига. С. 111, примеч. 42; Клосс Б.М., Назаров В.Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига… С. 309.
Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига. С. 112. — Вологодско-Пермская летопись «в текстах за 1480 г. бесспорно восходит к московскому церковному же летописанию» (Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 15).
Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 50. — «Лих. (Лихачевский летописец. — Ю. А.) абсолютно точен, когда относит 3 октября ко дню прихода на Угру русских сил с Оки под командованием Ивана Молодого», — категорически заявляют Б.М. Клосс и В.Д. Назаров (Рассказы о ликвидации ордынского ига… С. 287, примеч. 17).
ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 327.
Лурье Я.С. Конец золотоордынского ига… С. 53, 55.
Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV–XV ВВ. Л., 1976.
Лурье Я.С. Конец золотоордынского ига… С. 56–57.
Там же. С. 59 и след.
Там же. С. 62–64.
О влиянии «Послания» на летописи см.: Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. С. 295–296; Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М.; Л., 1960. С. 372–373.
Лурье Я.С. Конец золотоордынского ига… С. 55.
Там же. С. 66.
См., напр.: Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI–XVII вв. М., 1978. С. 3.
Клосс Б.М., Назаров В.Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига… С. 290, 292, 298.
Скрынников Р.Г. На страже московских рубежей. М., 1986. С. 27–42.
ПСРЛ. М., 1965. Т. 30. С. 7–146; см.: Алексеев Ю.Г. Владимирский летописец и победа на Угре // ВИД. Л., 1985. XVI. С. 123–124.
Тихомиров М.Н. Летописные памятники 6. Синодального (Патриаршего) собрания // Ист. зап. 1942. Т. 13. С. 257–262; Муравьева Л.Л. 1) Новгородские известия Владимирского летописца // Археографический ежегодник за 1966. М., 1968. С. 37–41; 2) Об общерусском источнике Владимирского летописца // Летописи и хроники. 1973. М., 1974. С. 143–149.
Тихомиров М.Н. Из Владимирского летописца // Ист. зап. 1945. Т. 15. С. 278.
Алексеев Ю.Г. Владимирский летописец и победа на Угре. С. 128–129.
ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 21, ч. 2. С. 474.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским. СПб., 1882. Т. 1. № 31. С. 163, 164. (Сб. РИО; Т. 35).
РК. С. 40.
ПСРЛ. Т. 30. С. 137.
Там же. Т. 25. С. 275–276.
Там же. С. 277.
ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 23. С. 156.
Там же. Т. 25. С. 275.
Точная дата прихода Ахмата к власти неизвестна. Как мы видели, в 1460 г. он стоял под Рязанью (по известиям большинства летописей). Но под 1465 г. Типографская летопись сообщает о походе на Русь Махмута, «царя ордынского», «со всею Ордою». На Дону он был разбит Ази-Гиреем Крымским (ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 186). Возможно, только после этого Ахмат стал единовластным ханом (Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 32).
Пирлинг П. Россия и папский престол. М., 1912. С. 176.
Там же. С. 191.
Там же. С. 177.
ПСРЛ. Т. 23. С. 292, 299–301; Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 103–106.
ПСРЛ. Т. 25. С. 395.
Там же.
Там же.
Там же. С. 291.
Там же. Л., 1982. Т. 37. С. 93.
Там же. Т. 24. С. 191.
Там же. Т. 37. С. 93.
Там же. Т. 25. С. 297.
Русские летописи подчеркивают, что «царь Ахмут Кичиахметович» пошел на Русь «со всею силою великою Ордынскою» (ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 20, ч. 1. С. 297), «со всеми силами своими» (там же. Т. 23. С. 160), «со всеми князми и силами ордынскими» (там же. Т. 24. С. 192), «со многими силами» (там же. Т. 25. С. 297).
По мнению Я.С. Лурье, неофициальный рассказ о событиях 1472 г. читался в общем источнике ряда русских летописей, который он считает Кирилло-Белозерским сводом начала 70-х гг. (Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV–XV вв. С. 185).
ПЛ. Т. 2. С. 188.
Федор Давыдович, по выражению С.Б. Веселовского, «был выдающимся боярином Ивана III» (Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 73). Принадлежа к старому московскому боярскому роду Акинфовичей, он стал боярином около 1471 г., отличился в новгородском походе 1471 г. (в частности, в боях под Коростынью, Руссой и на, Шелони), выполнял важное политическое поручение: приводил к крестоцелованию новгородцев после Коростынского мира (ПСРЛ. Т. 25. С. 286–291).
Князь Стрига — один из активных участников борьбы с Шемякой. В апреле 1449 г. он одержал над ним победу под Костромой, в январе 1456 г. вместе с Федором Басенком разбил новгородцев под Руссой (что определило исход зимнего похода Василия Темного) (ПСРЛ. Т. 25. С. 267, 268, 270, 274). В 1460–1461 гг. он был первым князем-наместником в Пскове, оставив по себе такую память, что псковичи позднее неоднократно просили о повторном его назначении к ним (ПЛ. Т. 2. С. 147–149, 164, 187). В 1467–1469 гг. Иван Стрига активно участвовал в Казанской войне, в 1471 г. стоял во главе правофланговой рати в походе на Новгород (ПСРЛ. Т. 25. С. 279, 286; Т. 24. С. 187). Будучи наместником в Ярославле, он проводил политику укрепления великокняжеской власти, за что заслужил порицание консервативно настроенных кругов (ПСРЛ. Т. 23. С. 158; АСВР. Т. I. № 338. С. 245).
ПСРЛ. Т. 25. С. 297.
Там же. Т. 24. С. 192.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 297.
Там же. Т. 24. С. 192.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 297.
Там же. Т. 24. С. 193.
Там же. Т. 25. С. 297.
Там же. Т. 24. С. 193.
Львовская летопись приводит рассказ о лихоимстве этого воеводы. Он якобы «захоте… посула, и гражене даша ему пять рублев». Но алчный воевода потребовал «жене своей шестого рубля». Пока шли эти препирательства, «придоша татарове, и Семен побеже за реку Оку и с женою и слугами» (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 297). Такой же текст содержится в Сокращенных сводах и Архангелогородском летописце. Однако Сокращенные своды отмечают, что воевода Семен Беклемишев — «человек на рати велми храбр» (может быть, с ироническим подтекстом) (там же. М; Л., 1962. Т. 27. С. 278, 352).
ПСРЛ. Т. 24. С. 193.
Там же. Т. 25. С. 297. — Н.М. Карамзин видит в известии об отправке великокняжеского наследника в Ростов признак того, что «Москва страшилась» (Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 6. С. 34). По-видимому, правительство не исключало возможности прорыва ордынской конницы через Оку, в этом случае ордынцы в 2–3 перехода могли бы достичь столицы. Отправка наследника в Ростов свидетельствует о частичной эвакуации Москвы.
К.В. Базилевич объясняет выступление великого князя к Коломне отсутствием данных о движении татар к Алексину (Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 100). Однако этому противоречит прямое указание летописи: великий князь выступил к Коломне после получения известия о движении на Алексин.
ПСРЛ. Т. 24. С. 193.
Там же. С. 193; т. 20, ч. 1. С. 297; т. 23. С. 297. — Особняком стоит рассказ Архангелогородского летописца о каком-то тайнике, в котором якобы укрылось до тысячи горожан с имуществом. Тайник был выдан Ахмату пленным «русином», жители истреблены, а «русин» отпущен (там же. Т. 37. С. 93–94). Достоверность этого уникального известия провинциального летописца вызывает большие сомнения — уж очень оно похоже на сказку.
Там же. Т. 23. С. 297.
Там же. Т. 24. С. 193.
Там же. Т. 25. С. 297. — Тот же текст содержат Ермолинская летопись (там же. Т. 23. С. 160), Сокращенные своды (там же. Т. 27. С. 278, 352) и устюжские летописи (там же. Т. 37). С. 48, 93). В Сокращенных сводах и Архангелогородском летописце верейский князь снабжен эпитетом «удалый». Прибытие Василия Верейского и Юрия Дмитровского отмечает и Типографская летопись (там же. Т. 24. С. 193).
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 297; т. 24. С. 188, 193; т. 37. С. 92.
Там же. Т. 25. С. 297. — Еще более красочную картину рисует Ермолинская летопись: «А лучися тогды день солнечный, яко же колеблющеся, или озеро синеющеся, всих в голых доспесех и в шеломцех с аловци» (там же. Т. 23. С. 160).
Там же. Т. 25. С. 297; т. 20, Ч. 1. С. 298; т. 23. С. 181; т. 24. С. 193. — К.В. Базилевич высказал предположение, что служилые татары умышленно были подосланы в стан ордынцев (Внешняя политика… С. 101).
ПЛ. Т. 2. С. 188.
Особняком стоит известие Устюжской летописи по списку Мациевича: хан «поиде к себе в Орду» потому якобы, что «нача боятися князя Юрья» (ПСРЛ. Т. 37. С. 48). Тенденция к преувеличению роли удельных князей здесь доведена до крайнего предела.
ПСРЛ. Т. 25. С. 298.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 293.
В.Д. Назаров считает, что Волнин отправился в Орду «скорее всего еще в 1471 г. и, конечно же, вез с собой выход» (Свержение ордынского ига на Руси. С. 32). В другой своей работе В.Д. Назаров высказывает предположение, что задачей посольства Волнина «было расстроить оформлявшийся антирусский литовско-ордынский союз» (Конец золотоордынского ига. С. 109). Оба эти предположения столь же трудно опровергнуть, сколь и подтвердить. Но миссия Волнина свидетельствует во всяком случае о том, что между Русью и Ордой поддерживались дипломатические отношения.
ПСРЛ. Т. 25. С. 298.
Там же. — По данным Московской летописи, отступление Ахмата «до катун» заняло 6 дней.
АСВР. Т. I. № 26. С. 192.
См., напр.: Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства… С. 248–249; ср.: Алексеев Ю. Г. Некоторые спорные вопросы в историографии Русского централизованного государства // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Л., 1983. Вып. 7. С. 108–109.
Архангелогородский летописец сообщает, что П.Ф. Челяднин шел с двором великого князя (ПСРЛ. Т. 37. С. 93). Однако это известие не подтверждается другими источниками.
ПСРЛ. Т. 25. С. 273.
Сафаргалиев М.Г. Разгром Большой Орды: (к вопросу освобождения Руси от татарского ига) // Зап. НИИ при Совете Министров Мордовской АССР. Саранск. 1949. Вып. 11. С. 85.
Базилевич К.В. 1) Внешняя политика… С. 118, 119; 2) Ярлык Ахмед-хану Ивана ІИ // Вести. МГУ. 1948. № 1. С. 34.
Павлов П.Н. Решающая роль вооруженной борьбы русского народа в окончательном освобождении Руси от татарского ига // Учен. зап. Краснояр. гос. пед. ин-та. 1955. Т. IV, вып. 1. С. 191, 193–194.
ПСРЛ. М.; Л., 1959. Т. 26. С. 265.
Там же. Т. 25. С. 309.
Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 33–34.
ПСРЛ. Т. 25. С. 299, 300.
Там же. С. 268–270, 301. — О переговорах с Крымом см.: Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 102 и след. — Первый русский посол в Крым — выходец из старой, хоть и не очень знатной служилой семьи. В Кремле стоял двор его отца Василия. По словам Ермолинской летописи, от этого двора загорелся Кремль 9 апреля 1453 г. (ПСРЛ. Т. 23. С. 155). Одна из сестер Никиты была замужем за Александром Белеутовым, представителем видного боярского рода (АСВР. Т. III. № 67. С. 98–100; см.: Веселовский С.Б. Исследования… С. 455–456). Сам Никита Беклемишев выполнял административные поручения, был судьей в Переяславском уезде и Гороховце (АСВР. Т. I. № 326. С. 235–236; т. II. № 465. С. 504), а летом 1471 г. был послан с важной миссией в Дикое поле — звать из Орды на службу к великому князю казанского «царевича» Муртазу. Эту миссию он выполнил успешно — «царевич» прибыл в Москву (ПСРЛ. Т. 25. С. 291). Осенью 1472 г. на дворе Никиты содержался Джанбаттиста Тревизан, венецианский эмиссар к Ахмату, задержанный русскими властями по небезосновательному подозрению в шпионаже (ПСРЛ. Т. 25. С. 300). Брат Никиты Семен — участник боев с Ахматом в 1472 г., воевода в Алексине (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 297).
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами И С Турцией. М., 1884. Т. I. № 1. С. 1–7. (Сб. РИО; Т. 41). — Инструкция Н.В. Беклемишеву — один из тех посольских наказов, которые свидетельствуют о высоком уровне русской дипломатической документации последних десятилетий XV в. (Пирлинг П. Россия и папский престол. С. 235–236) и о высокой профессиональной квалификации ее составителей.
Сб. РИО. Т. 41. № 1. С. 5.
Там же. С. 4.
ПСРЛ. Т. 25. С. 302.
Однако в посольском наказе Н.В. Беклемишеву, отправленному в Крым, нет, как мы видели, никаких намеков на подчиненное положение Руси по отношению к Орде. Русское правительство, видимо, в принципе исключало возможность такого положения, стремясь лишь к сохранению добрососедских отношений с Ордой.
ПСРЛ. Т. 25. С. 302. — Дмитрий Лазарев (Дмитрий Лазаревич Станищев) — представитель служилого рода средней руки. Его двоюродные братья Зиновьевичи — Василий Дятел и Иван — были в 70–80-х гг. послами и воеводами (Иван — с 1478 г. новгородский наместник) (ПСРЛ. Т. 25. С. 322), а сам Дмитрий в те же годы известен как разъездчик великого князя и судья по земельным делам в Московском, Переяславском и Юрьевском уездах (АСВР. Т. 1. № 420–422. с. 309–312; № 431, 432. С. 320–324; № 508. С. 386; № 520. С. 395). О Лазаревых см.: Веселовский С.Б. Исследования… С. 422 и след.
К.В. Базилевич высказал мысль, что, «готовясь к войне с Казимиром, неизбежность которой после Новгородского похода (1471 г. — Ю.А.) стала очевидной, Иван III рассчитывал оторвать Ахмед-хана от союза с королем и добиться его нейтралитета». В этом плане он склонен рассматривать и миссию Басенкова, которой «хаи был удовлетворен» (Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 104). Во всяком случае сравнительное миролюбие Русского государства по отношению к Орде в 70-х гг. не вызывает сомнении. Не признавая фактически своей зависимости от хана, московское правительство в то же время отнюдь не стремится к полному разрыву с ним. Однако, несмотря на это, именно борьба с Ахматом (а не с Казимиром) была, по-видимому, главной целью и наиболее актуальной задачей русской внешней политики 70-х гг. Восстановление полного национального суверенитета отвечало самым насущным и неотложным потребностям Русского государства. Без решения этой задачи, без надежного обеспечения восточного фронта Русского государства невозможны были никакие другие внешнеполитические акции сколько-нибудь крупного масштаба (например, борьба за возвращение русских земель, захваченных Литвой).
ПСРЛ. Т. 25. С. 303.
Московская летопись называет датой отъезда 27 марта (ПСРЛ. Т. 25. С. 303). В посольском наказе А.И. Старкову приведена дата 23 марта (Сб. РИО. Т. 41. № 2. С. 9). А.И. Старков — сын Ивана Федоровича, боярина Василия Темного, перешедшего на сторону Шемяки в годы феодальной войны (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 259). О нем см.: Веселовский С.Б. Исследования… С. 398–410. — Брат Алексея Александр был дворецким князя Юрия Васильевича (АФЗХ. Ч. I. С. 84) и одним из его кредиторов (ДДГ. № 68. С. 222). Сыновья Алексея Василий и Иван были впоследствии в свите Ивана III во время поездки в Новгород в 1495 г. (РК. С. 46). Пример Алексея Ивановича, выполнявшего весьма ответственное дипломатическое поручение, свидетельствует, что ни опала отца, ни связь с удельным князем не являлись при Иване III безусловным препятствием для карьеры служилого человека, обладавшего личными способностями и проявлявшего лояльность.
Сб. РИО. Т. 41. № 2. С. 10.
Там же. С. 11.
Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV–XVI вв. М., 1984. С. 74. — При этом русский ПОСОЛ А.И. Старков и его свита были ограблены, «сами только своими головами» дошли до Москвы, «а иных и продали» (Сб. РИО. Т. 41. № 4. С. 16).
ПСРЛ. Т. 25. С. 303.
Османская империя… С. 74–75.
ПСРЛ. Т. 25. С. 304.
Там же. С. 309.
Там же. Т. 24. С. 195.
Cм.: Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 112 и след.
Как отмечает новейший исследователь И.Б. Греков, «его (Ахмата) реальная политика состояла в том, чтобы, опираясь на достигнутое сращивание Крыма с Ордой, воскресить великодержавные претензии Чингизидов на всю Восточную Европу» (Османская империя… С. 75). В.Д. Назаров обоснованно считает, что «требования Ахмата были не случайными, а закономерной и важнейшей частью его великодержавной программы, сложившейся примерно в это время» (Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 34).
Как мы видели в посольских наказах, московское правительство в 70-х гг. отнюдь не признавало этой традиции, видя «старину» в отношениях с Ордой только в обмене послами.
ПСРЛ. Т. 25. С. 309.
В.Д. Назаров считает, что Бестужев повез в Орду очередной «выход» (Конец золотоордынского ига. С. 109), однако в источниках об этом ничего нет.
Именно с событиями 1475–1476 гг. большинство исследователей связывают прекращение даннических отношений (Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 118 и след.; Павлов П.Н. Решающая роль вооруженной борьбы… С. 194). В.Д. Назаров, напротив, настаивает на гипотезе о сохранении этих отношений до самого конца 70-х гг. (Конец золотоордынского ига. С. 114).
ПСРЛ. Т. 25. С. 323.
Там же. С. 196–197.
Османская империя… С. 75.
Сб. РИО. Т. 41. № 3. С. 14–15.
Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 115; Османская империя… С. 75.
Сб. РИО. Т. 41. № 4. С. 14–16.
Там же. № 5. С. 16–24. — Князь Звенец Звенигородский из рода потомков черниговских князей, давно потерявших свой суверенитет. Его дед князь Александр Звенигородский в 1408 г. перешел на службу к великому князю Василию Дмитриевичу из Путивля (ПСРЛ. Т. 25. С. 237); отец, Иван Александрович, был боярином Василия Темного (АСВР. Т. I. № 201. С. 144). В июне 1451 г. в качестве наместника на Коломне он неудачно пытался оборонять переправы через Оку и, «убоявся, вернуся назад», открыв тем самым путь к Москве татарам Сеид-Ахметовой орды во главе с «царевичем» Мазовшей (ПСРЛ. Т. 25. С. 271). Гораздо лучше проявил себя князь Иван Александрович как князь-наместник Пскова (третий по счету): при его отъезде осенью 1465 г. псковичи били ему челом, «дабы ся остал» (ПЛ. Т. 1. С. 75). Сам Иван Звенец в 1468 г. участвовал в походе на Казань во главе Устюжского полка (ПСРЛ. Т. 25. С. 280). В походе на Новгород в 1477 г. он — пристав у касимовского царевича Даньяра (ПСРЛ. Т. 25. С. 316). Посольство князя Звенца — первый известный нам случай, когда ответственнейшая дипломатическая миссия возлагается на представителя удельнокняжеского рода. Впоследствии Звенец ходил в 1489 г. в поход на Вятку во главе устюжан (ПСРЛ. Т. 37. С. 96), в 1490 г. участвовал в чине окольничего в приеме имперского посла (ПДСИ. С. 26), в 1495 г. сопровождал великого князя в Новгород (РК. С. 44). 11 октября 1496 г. князь Звенец отправился в свое второе и последнее посольство в Крым (Сб. РИО. Т. 41. № 49. С. 223). Из этого посольства он не вернулся, приехавшие в Москву в августе 1498 г. его спутники сообщили, что «князя Ивана в Перекопи не стало» (Сб. РИО. Т. 41. № 56. С. 253). Князь Иван Звенец, на долю которого выпало заключить один из важнейших международных договоров Русского государства, — один из первых русских дипломатов. Как и его современники, он не был профессионалом в собственном смысле слова, но в его службах дипломатическая деятельность все же выступала на первый план. Как и миссии Темеши и Белого, это посольство не отражено в Московской летописи, что говорит о неполноте официальной информации, предоставляемой летописцу.
Сб. РИО. Т. 41. № 5. С. 19–20.
В.Д. Назаров достаточно правдоподобно относит эти события (не датированные в восточных источниках) к 1477–1479 гг. и связывает с ними отсрочку решительного похода Ахмата на Русь (Конец золотоордынского ига. С. 109, примеч. 22).
Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды // Учен. зап. Мордов. гос. унта. Саранск. 1960. Вып. XI (1). С. 269; Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 35.
В течение 70-х гг. русско-литовские отношения продолжали обостряться. Осенью 1473 г. «литовские люди» из Любутска убили князя Семена Одоевского, служившего русскому государству (ПСРЛ. Т. 25. С. 301). Это — одно из проявлений почти непрерывной пограничной войны между Литвой и Русью. Переговоры Казимира с Ахматом кроме русских летописей отразились в Литовской метрике. Из нее выясняется, что к Ахмату ездил литовский посол Стрет, который привел его к союзной присяге (РИБ. СПб., 1910. Т. 27. Стб. 348). Польский хронист Стрыйковский также сообщает о переговорах через Стрета (см.: Рогов А.И. Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения: (Стрыйковский и его хроника). М., 1966. С. 217).
Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 42.
См.: Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 116–118.
Ведя переговоры с Русским государством, Менгли одновременно пытался договориться о союзе с Казимиром. Об этом свидетельствует, например, посольство Ази-Бабы к королю в 1479/80 г. Крымский посол принес присягу «у брадстве и у приязни з великим королем Польским и великим князем Литовским» и должен был заключить договор на началах: «кто будет цару непрятель, то и великому королю неприятель; а кто великому королю неприятель, то тот и цару неприятель» (РИБ. Т. 27. Стб. 329–330).
Cб. РИО. Т. 41. № 4. С. 15–16; см.: Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 116, 117.
ПСРЛ. Т. 25. С. 327.
Там же. С. 326.
Там же. СПб., 1913. Т. 18. С. 267.
Основываясь на Воскресенской летописи, К.В. Базилевич (а вслед за ним и В.В. Каргалов) относит появление известий о начале похода к февралю 1480 г., что не подтверждается летописными текстами XV в. Ср.: Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 130; Каргалов В.В. Конец ордынского ига. С. 80–81.
ПСРЛ. Т. 25. С. 327.
Там же. Т. 18. С. 267.
Там же. Т. 25. С. 327.
Там же. Т. 18. С. 267. — Московская летопись формулирует это положение иначе: «…послы царевы у короля беша» (там же. Т. 25. С. 327).
Там же. Т. 18. С. 267; т. 25. С. 327. — Отсюда вытекают ошибочность, а следовательно, и вторичность сообщения Московской летописи о пребывании «царевых» послов у короля, а не наоборот.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 214.
Там же. Т. 24. С. 198–199. — Беспута — правый приток Оки, впадающий в нее между Серпуховом и Каширой. Наличие волости за Окой — важный факт, свидетельствующий о распространении русской колонизации на юг, в сторону плодородных земель Дикого поля.
Там же. С. 199.
Там же. Т. 26. С. 262.
Там же. С. 263.
Там же.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 203; т. 23. С. 128; Т. 24. С. 151.
«Тихо велми», «царь же идяше медленно, а все короля ожидая» (ПСРЛ. Т. 25. С. 327; т. 18. С. 267).
Беспута неоднократно являлась объектом нападений ордынцев. Так, летом 1468 г. «татарове польстим разбиша сторожев наших в Поле, и пришед без вести, и взяша Беспуту и множество полону взявше, отъидоша» (ПСРЛ. Т. 24. С. 187).
ПСРЛ. Т. 18. С. 267. — Московская летопись относит это событие к 23 июня, что неверно: воскресенье приходилось на 23 июля.
От верховьев Дона до Коломны — около 120 км, до Каширы — около 90 км, до Серпухова — около 120 км.
От верховьев Дона до Рязани — около 120 км, от Коломны до Рязани — около 80 км.
ПСРЛ. Т. 25. С. 271.
Он был в Коломне в апреле 1467 г. при подготовке первого Казанского похода, в августе 1469 г. во время четвертого похода на Казань. В 1472 г. во время Алексинского похода Ахмата ставка великого князя также находилась в Коломне.
В числе причин медленного движения Ахмата В.Д. Назаров называет необходимость подкормки скота после зимовки (Конец золотоордынского ига. С. 115).
ПСРЛ. Т. 25. С. 238; Т. 20, ч. 1. С. 225–226.
В.Д. Назаров отмечает, что, по данным восточных авторов, Ахмат мог выставить до 100 тыс. воинов (Конец золотоордынского ига. С. 110). Напомним, что в переговорах с Венецией Ахмат обещал выставить 200 тыс. конницы против Порты. Ввиду этого трудно согласиться с предположением Р.Г. Скрынникова, что Ахмат «едва ли мог собрать более 30–40 тысяч воинов» (На страже московских рубежей. С. 29).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 203; Т. 25. С. 207–209.
Неясно, на чем основано мнение В.В. Каргалова, что после разорения ордынцами Беспуты «новых нападений не последовало и воеводы с войсками были возвращены в столицу» (Каргалов В.В. Конец ордынского ига. С. 81). Едва ли войска могли быть возвращены в Москву в обстановке ожидавшегося нападения главных сил Ахмата. Поэтому представляется, что В.Д. Назаров ближе к истине: «Неверно думать, что дело ограничилось лишь противостоянием, притом отдаленным, противоборствующих сторон. Появления отдельных крупных отрядов Ахмеда на Оке, их столкновения с русскими войсками имели место и в августе, и в сентябре» (Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига. С. 115–116). Хотя прямых данных об этих столкновениях в источниках нет, обстановка на Оке делает предположение В.Д. Назарова правдоподобным.
К.В. Базилевич не исключает возможности соглашения между магистром и ханом Ахматом. «Во всяком случае в Ливонии были хорошо осведомлены о тяжелом положении Москвы… и спешили воспользоваться благоприятными обстоятельствами» (Базилевич К.В. Внешняя политика… C. 133). Согласно Хронике Рюссова, магистр фон дер Борх собрал 100 тыс. войска (это, конечно, явное преувеличение, но оно показывает масштаб войска магистра, поразивший современников) (Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1879. Т. II. С. 287).
ПЛ. Т. 2. С. 221.
Там же.
По данным псковских летописей, последний раз немцы стояли под Псковом три дня в 1370 г. (ПЛ. Т. 2. С. 28, 104–105), а в августе 1393 г. под городом восемь дней стояла новгородская рать (там же. С. 30, 107).
ПЛ. Т. 2. С. 222.
Следует отметить, что при прежних нападениях на Псков противник, как правило, стремился действовать по правому берегу Великой против Запсковья. Так именно поступили немцы во время большого похода в мае 1323 г., когда они стояли под городом 18 дней (ПЛ. Т. 2. С. 23, 89); в 1370 г. немцы тоже стояли на Запсковье (там же. С. 28, 104–105). Выход противника на правый берег Великой был для Пскова особенно опасен, так как мог привести к полному окружению города. Особое значение имела защита бродов у Выбута, на кратчайшем расстоянии от Пскова: в августе 1407 г. здесь пытался форсировать Великую магистр Конрад фон Фитингоф, но был отбит после четырехдневного боя (там же. С. 33).
ПЛ. Т. 2. С. 60.
Там же. С. 221. — В этих известиях нет прямого противоречия. Первые 13 шнек могли подойти 21-го, а «юрьевцы во многих снеках» могли подойти на 4-й день, о чем и пишет II летопись.
Там же. С. 60.
Там же. С. 60, 61.
Там же.
Мелетово — погост в 40 верстах от Пскова (Василев И.И. Опыт статистическо-географического словаря Псковского уезда. Псков, 1881. С. 187).
ПЛ. Т. 2. С. 61–62.
Там же. — Аналогично, но менее подробно сказано в III летописи (ПЛ. Т. 2. С. 222). Совсем по-иному изображает соответствующие события Софийско-Львовская летопись (в своей оригинальной части). По ее словам, мятежные князья «слышавше, что нѣмцы под Пековым воюють, и идоша Псковичем на помощь». Именно это было основной причиной отступления немцев; они «слышавше… идущу братью великого князя на помочь Псковичем, и отидоша прочь в свою землю» (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 346). Элементарный расчет показывает, что если князья Андрей и Борис пришли в Псков 3 сентября, то свое движение от Великих Лук их конное войско должно было начать за 4–5 дней, т. е. 29–30 августа. Магистр же отступил от Пскова не позднее 25 августа; следовательно, прямой связи между отходом немцев и движением князей от Великих Лук быть не могло. Сочувствующий удельным князьям софийско-львовский летописец в данном случае допускает явную передержку. Тенденциозность известия о «помощи» мятежных князей Пскову отмечает К.В. Базилевич (Внешняя политика… С. 144–145).
ПСРЛ. Т. 25. С. 327.
Там же. Т. 26. С. 264. — Об этом же говорит самостоятельный рассказ Софийско-Львовской летописи: «…татарове искаху дороги, куды бы тайно перешед, да изгоном идти к Москве» (там же. Т. 20, ч. 1. С. 346).
Там же. Т. 25. С. 327.
В низовьях Угры оба берега низкие, река извилистая, протекает в широкой пойме, покрытой заливными лугами. Переправа крупных конных масс здесь особенно удобна. Описание берегов Угры и бродов через нее см.: Каргалов В.В. Конец ордынского ига. С. 98–101. — Типографская летопись отмечает, что «знахоре ведяху его (Ахмата. — Ю.А.) ко Угре реце на броды» (ПСРЛ. Т. 24. С. 199).
Это особо отмечается Типографской летописью. Ахмат шел в Литовскую землю, «ожидая к себе на помощь короля или силы его» (ПСРЛ. Т. 24. С. 199). Выходя к Угре, Ахмат вступал на земли многочисленных потомков черниговских князей, издавна спорные между Литвой и Русью. Как объяснял позднее (в 1490 г.) Иван III, «нашим предним великим князем да и литовским великим князем те князи на обе стороны служила с своими отчинами» (Сб. РИО. Т. 35. № 12. С. 51). Воротынск, например, был отчиной князей Воротынских, Опаковом (судя по данным конца 80-х гг.) правили королевские люди Сапежичи (там же). Появление союзной с Казимиром орды в этом чересполосном районе, раздираемом острыми противоречиями (тут-то и убили в 1473 г. князя Семена Одоевского), являлось важным политическим фактором, сильно усложнявшим обстановку.
«В течение всего великого княжения Ивана III положение его не было более сложным и трудным, чем в эти осенние месяцы 1480 г.», — с полным основанием пишет К.В. Базилевич (Внешняя политика… С. 134). Необходимо, однако, подчеркнуть, что речь шла не о личной судьбе великого князя, а о судьбах всей Русской земли, подвергавшейся смертельной угрозе извне и изнутри.
ПСРЛ. Т. 25. С. 321.
Там же. Т. 24. С. 199.
Там же. Т. 25. С. 327.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 340.
В Московской летописи эти слова отсутствуют.
ПСРЛ. Т. 25. С. 327.
Там же. Т. 24. С. 199–200.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 346.
Там же. Т. 25. С. 327.
Там же. Т. 26. С. 264.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 346.
Там же. Т. 25. С. 209–210.
Там же. С. 268.
Там же. С. 260.
Там же. С. 279.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 339.
«Княгиня великая Софья поиде с детьми своими и со всеми людьми к Дмитрову и оттоле в судех к Белу озеру» (ПСРЛ. Т. 26. С. 264).
Следует отметить характерную квалификацию отъезда великой княгини Софьи с детьми как «бегства».
ПСРЛ. Т. 26. С. 264.
Необходимо вспомнить, что в тревожные дни июля 1445 г., после поражения русских войск под Суздалем и пленения великого князя Василия Васильевича, настроение черных людей в Москве было аналогичным: «…чернь же, худые люди, шедше биша челом великой княине Соѳьи (Витовтовне. — Ю.А.) и Марии… сидѣли им с ними или камо хотять и те бежати? Княини же великая Соѳиа и княини великая Мария с прочими княинями обѣщашеся сидѣти с ними в осадѣ (ПСРЛ. Т. 20, Ч. 1. С. 258).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 345.
Не забудем, что Москва уже почти тридцать лет не видела врага под своими стенами. Поколение москвичей, жившее в 1480 г., могло знать о страшных татарских ратях, связанных с сожжением посада, только по детским воспоминаниям и по рассказам отце».
Едва ли можно, например, на основании этих слов определить время прекращения выплаты ордынского «выхода», как это пытается делать В.Д. Назаров. Во-первых, «нынеча» — не обязательно указание на этот год; это слово в разговорном языке имеет более широкое и менее определенное значение: сейчас, теперь, в настоящее время. Текст летописи можно перевести так: «А теперь разгневав царя, выхода ему не платив» (т. е. разгневал царя «теперь», а сколько времени не платил «выхода», не указано). Во-вторых (и это главное), текст Софийско-Львовской летописи, конечно, не дословная запись подлинных слов горожан, а изложение их летописцем. Ср.: Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига. С. 117, примеч. 59.
Вообще идейное влияние «Послания на Угру» на летописную традицию чрезвычайно велико. Наиболее прямолинейно и до нелепости наивно оно отразилось в Архангелогородском летописце: великий князь «убоявся противу царя стояти и побеже от Угры к Москве и на Белоозеро за великою княгинею, и удержа его владыка Васьян Рыло, а ркучи так: "Князь великий, не бегай; яз иду против татар, а ты живи на Москве". И тако укрепи его» (ПСРЛ. Т. 37. С. 94).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 203; т. 25. С. 207; см.: Тихомиров М.Н. Средневековая Москва… С. 223–231; Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства… С. 640–646.
ПСРЛ. Т. 25. С. 263; Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства… С. 779–784.
Ср.: Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства… С. 877, 881.
Ср.: Тихомиров М.Н. Средневековая Москва… С. 235; Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига. С. 120.
Ввиду этого трудно согласиться с М.Н. Тихомировым (а также с Л.В. Черепниным и В.Д. Назаровым, разделяющими ту же позицию), что именно «волнения московских горожан» заставили Ивана III отказаться от пассивного сопротивления татарам (Тихомиров М.Н. Средневековая Москва… С. 237). Фактически, как мы видим, стратегическая линия борьбы с Ахматом была выработана и осуществлялась задолго до волнений, и позиция горожан в принципе совпадала с этой линией.
Алексеев Ю.Г. Московские горожане и победа на Угре // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1985. Вып. 9. С. 112–125.
ПСРЛ. Т. 25. С. 327.
Там же. Т. 24. С. 199.
Там же. Т. 20, Ч. 1. С. 345.
Эту дату принимает В.Д. Назаров (Конец золотоордынского ига. С. 118).
ПСРЛ. Т. 30. С. 137.
Этим фактом опровергается мнение В.Д. Назарова о том, что великий князь отправился в поход только после получения известия о первой победе (Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига. С. 118; Клосс Б.М., Назаров В.Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига… С. 287, примеч. 17).
К числу известий Софийско-Львовской летописи, не подтверждаемых никакими другими источниками, относится рассказ о конфликте между великим князем и Иваном Молодым. Последний, получив письменное приказание отца, «чтобы часа того был на Москве», вместо этого «мужество показа, брань приа от отца, а не еха от берега». Тогда великий князь приказывает князю Холмскому «его поймав привести к себе». Но князь Холмский тоже не исполняет приказания, а увещевает непослушного наследника и слышит его гордый ответ: «…леть ми зде умерети, нежели к отцу ехати» (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 345–349). Не говоря уже о том, что этот эффектный ответ — парафраза знаменитых слов Андрея Мономашича, цитируемых Ипатьевской летописью под 1140 г. («лепьши ми того смерть… нежели Курьское княжение»), сама ситуация, рисуемая рассказчиком, ни в коей мере не соответствует известным нам фактам, приводимым другими летописцами. Надо думать, что красочный рассказ Софийско-Львовской летописи в этой своей части — не что иное, как художественное творчество, не чуждое при этом литературных штампов. Тем не менее некоторые исследователи безоговорочно принимают указанное известие. См., напр.: Назаров В.Д. 1) Конец золотоордынского ига. С. 116, 118; 2) Свержение ордынского ига на Руси. С. 50–51; Тихомиров М.Н. Средневековая Москва… С. 233–234; Черепнин А.В. Образование Русского централизованного государства… С. 880–881. — В противоположность им Р.Г. Скрынников с достаточным основанием считает этот рассказ сплошным вымыслом (На страже московских рубежей. С. 30).
ПСРЛ. Т. 25. С. 327.
Кременец, Опаков (одно из самых узких мест на Угре) и Калуга образуют треугольник со сторонами примерно по 60–70 км. Гонец с донесением может достигнуть Кременца с любого места внутри треугольника менее чем за день.
Кременец (в настоящее время рабочий пос. Кременск) стоит на высоком, обрывистом берегу р. Лужи, среди покатых холмов, окруженных лесом. Лесистая местность вообще неблагоприятна для развертывания конницы, что, вероятно, учитывалось русским командованием. На левом берегу Лужи до сих пор можно видеть четырехугольное, почти правильной формы городище с высокими боками, производящими впечатление насыпных. Может быть, это часть укреплений, возводившихся в 1480 г. Никаких археологических раскопок в этом районе, насколько мне известно, не производилось. Стратегические достоинства Кременецкой позиции верно оценил польский историк Ф. Папэ: она была «превосходна, ибо не только служила резервом для корпусов над Угрой, но еще заслоняла Москву со стороны Литвы» (цит. по: Пресняков А.Е. Иван III на Угре. С. 289).
ПСРЛ. Т. 25. С. 327, 328.
Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 148.
См.: Рогов А.И. Русско-польские культурные связи… С. 217.
РИБ. Т. 27. Стб. 332–335.
Там же. Стб. 335–336.
Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 150–155.
Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XV–XVI вв. М., 1963. С. 192–194.
В.Д. Назаров высказывает вполне правдоподобное предположение, что основные силы во главе с Ахматом шли к Воротынску через Мценск и Одоев, а крупные отряды, направленные к Оке, проследовали к Угре вдоль правого берега Средней Оки (Назаров B.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 46).
ПСРЛ. Т. 25. С. 328.
На значение применения огнестрельного оружия на Угре обращают заслуженное внимание В.В. Каргалов (Конец ордынского ига. С. 91–92, 104). В.Д. Назаров (Свержение ордынского ига на Руси. С. 52) и Р.Г. Скрынников (На страже московских рубежей. С. 34–35).
ПСРЛ. Т. 24. С. 200.
Там же. Т. 26. С. 264.
Там же. Т. 30. С. 137.
Алексеев Ю.Г. Владимирский летописец и победа на Угре. С. 130; Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 52.
ПСРЛ. Т. 26. С. 264.
До нашего времени на правом берегу реки близ Воротынска сохранилась д. Якшуново. По словам местных жителей, название деревни («якшуны» — «все видно») связано с «войной с татарами». По тем же местным преданиям, русские войска стояли в д. Дворцы на левом берегу (большая деревня сохранилась до наших дней). У д. Якшуново река делает большой выступ к югу, так что войска, расположенные на этом выступе на левом (северном) берегу, могли быть легко охвачены с флангов. Именно где-то здесь, в низовьях Угры, по вероятному предположению В.В. Каргалова, и пытался Ахмат форсировать реку (Каргалов В.В. Конец ордынского ига. С. 98–102).
ПСРЛ. Т. 26. С. 264, 266.
Опаково Городище — высокий, крутой курган на правом обрывистом берегу Угры. Городище, возможно, насыпное. В его районе, по данным Краеведческого музея г. Юхнова, обнаружены предметы вооружения ориентировочно XV в. — короткий меч, маленькая железная пищаль калибром 15 мм, каменное ядро диаметром около 16 см. Угра в этом месте извилиста, узка и мелка, с обеих сторон видны отмели и перекаты. На левом берегу — пойма шириной 300–500 м. Местность у Опакова давала возможность скрытно сосредоточить конницу на правом берегу, а затем быстро и сравнительно легко форсировать узкую и мелководную реку. Однако развертывание здесь крупных кавалерийских масс — главных сил Орды — было бы затруднительно из-за пересеченного характера лесистой местности. Большую помощь в ознакомлении с местностью в районе Опакова оказал мне краевед г. Юхнова Владимир Егорович Маслов, которому приношу мою искреннюю благодарность.
ПСРЛ. Т. 26. С. 266.
Там же. Т. 30. С. 137.
По точному тексту Владимирского летописца получается, что во главе войск, вышедших к Угре 11 октября, стоял сам великий князь. По данным Московской летописи, как мы видим, он занял позицию на Кременце. Не исключено, однако, что на эту позицию он вышел после отражения главных сил Ахмата, т. е. после 11 октября. Неясно, на чем основывается уверенность Б.М. Клосса и В.Д. Назарова в том, что «в момент решающих военных столкновений Иван III находился в Москве, а не в Кременце» (Клосс Б.М., Назаров В.Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига… С. 287, примеч. 17) и что «Лихачевский летописец абсолютно точен», относя 3 октября ко дню прихода на Угру сил Ивана Молодого (и отрицая тем самым эту дату как день выступления великого князя из Москвы). Во всяком случае эта уверенность прямо противоречит «Посланию на Угру» архиепископа Вассиана и отнюдь не подкрепляется данными Владимирского летописца (на который тут же ссылаются авторы). Средний темп движения войск в походе 1471 г. составлял 20–34 км в сутки, а в условиях осенней распутицы он должен был быть значительно ниже. Следовательно, 110–120 км от Москвы до Кременца великий князь со своими войсками мог бы пройти не менее чем за 4–5 дней, а 180 км от Москвы до Угры войска могли преодолеть за 7–8 дней. Стало быть, Владимирский летописец своей датой выхода великого князя с войсками к Угре (11 октября) полностью подтверждает версию о выступлении из Москвы именно 3 октября (как и читается в Московской летописи).
ПСРЛ. Т. 26. С. 265.
Ср.: Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 33 («события 1472 г. не прервали… уплаты дани в Орду»), с. 42 («уплата… прекратилась… скорее всего в 1479 г.»).
К.В. Базилевич отмечает, что переговоры с ханом расценивались в Москве как проявление слабости и нерешительности со стороны великого князя (Внешняя политика… С. 156). В.Д. Назаров справедливо подчеркивает, что переговоры были выгодны русской стороне: «…склонность Ахмада к уступкам выявила внутреннюю слабость его войск» (Свержение ордынского ига на Руси. С. 54). В.В. Каргалов рассматривает переговоры как стремление русской стороны отсрочить вторжение и выиграть время (Конец ордынского ига. С. 107–108). Все эти наблюдения представляются достаточно обоснованными. Определенные круги в Москве могли по тем или иным мотивам не сочувствовать самой идее переговоров. К числу этих мотивов можно отнести как добросовестное заблуждение (в силу неосведомленности в обстановке и намерениях великого князя), так и стремление дискредитировать правительственную политику. Переговоры с Ахматом принесли русской стороне определенную пользу, уточнив информацию о внутреннем состоянии Орды и позволив затянуть время.
ПСРЛ. Т. 25. С. 202.
Польский хронист конца XVI в. М. Стрыйковский приводит известие, что «московскому князю» удалось избежать столкновения с Ахматом, подкупив его воеводу Тимура и «отослав царю особенно большие дары, которые за несколько лет должна была уплатить Москва» (цит. по: Рогов А.И. Русско-польские культурные связи… С. 217). Советский исследователь А.И. Рогов с полным основанием отвергает эту версию: она не подтверждается источниками и — главное — не соответствует реальному ходу событий (там же. С. 217–218).
ПСРЛ. Т. 20, Ч. 1. С. 346.
Там же. — Тот факт, что летописец приводит дату 26 октября по церковному календарю, свидетельствует о неофициальном характере известия, которого нет в других летописных рассказах.
Там же. Т. 25. С. 328, 329; т. 18. С. 268.
К.В. Базилевич считает датой прихода братьев 20 октября (Внешняя политика… С. 156). Эту дату принимают и В.А. Кучкин (СИЭ. М., 1971. Т. 13. Стб. 483), и В.В. Каргалов (Конец ордынского ига. С. 110). Напротив, В.Д. Назаров относит это событие к 26–27 октября (Свержение ордынского ига на Руси. С. 54–55), что представляется более обоснованным.
ПСРЛ. Т. 25. С. 328; т. 18. С. 268; т. 24. С. 200. — В оригинальной части Софийско-Львовской летописи и во Владимирском летописце это известие отсутствует.
А.Е. Пресняков и К.В. Базилевич верно понимают необходимость и целесообразность маневра русских войск: в зимних условиях «узкая Угра не представляла сильного естественного препятствия для противника, поэтому со стороны тактических требований было бы неразумным держать все силы у самой реки. В этом случае прорыв татар на левый берег Угры поставил бы обороняющиеся войска в тяжелое положение» (Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 158). В.Д. Назаров тоже соглашается с тем, что, «как только Угра покрылась льдом, она перестала быть препятствием» (Свержение ордынского ига на Руси. С 54–55).
ПСРЛ. Т. 24. С. 200; т. 25. С. 328; т. 26. С. 273.
В.Д. Назаров тоже допускает мысль, что «поля под Боровском и впрямь были удобнее для решающей битвы с ордами хана» (Свержение ордынского ига на Руси. С. 55). Боровск расположен на правом берегу Протвы, на холмах с хорошим обзором. Лесистая местность около Боровска создавала крайне неблагоприятные условия для развертывания многочисленной конницы — основной ударной силы Ахмата. По состоянию источников нельзя исключить и другую версию отхода к Боровску, которую предложил К.В. Базилевич: «…переход основных сил к Боровску произошел после отступления Ахмед-хана; войска собирались в окрестностях этого города перед роспуском и возвращением великого князя в Москву» (Внешняя политика… С. 161). Эта гипотеза подтверждается буквальным смыслом известия Владимирского летописца (не использованного Базилевичем): «А от Угры царь Ахмут побежал месяца ноября 10 день в пятницу. А князь великий того же дни пошел к Боровску» (ПСРЛ. Т. 30. С. 137). Отвод войск к Боровску последовал за бегством Ахмата. Мнение К.В. Базилевича разделяет и Р.Г. Скрынников (На страже московских рубежей. С. 42).
К.В. Базилевич считает, что «к Боровску отошла лишь часть войска вместе с великим князем. Кременецкая позиция не была покинута» (Внешняя политика… С. 160).
ПСРЛ. Т. 26. С. 273.
Там же. Т. 30. С. 137.
Там же. Т. 25. С. 326.
На постепенную подготовку Ахмата к отступлению косвенно указывает Вологодско-Пермская летопись: «…и полон отпусти за многи дни к Орде» (ПСРЛ. Т. 26. С. 273).
ПСРЛ. Т. 25. С. 328.
Там же. Т. 24. С. 200–201.
Тем не менее, как это ни парадоксально, именно этот незначительный эпизод приобрел в позднейшей историографии чуть ли не хрестоматийное звучание. По тонкому наблюдению А.Е. Преснякова, «легкой перестановкой фраз и небольшим изменением их редакции сообщение о конкретном факте обратилось в то "чудо", которое, вероятно, умиляло московских книжников, а… у более рассудочных книжников — историков XIX в. придало всему эпизоду несколько комический характер» (Пресняков А.Е. Иван III на Угре. С. 286). Нелепая картина бегущих друг от друга войск широко проникла в общие курсы, школьные учебники, хрестоматии, популярные книжки. Развивая мысль А.Е. Преснякова, можно утверждать, что всяческое муссирование и преувеличение роли этого эпизода связано с деятельностью консервативных церковных кругов, стремившихся принизить роль русских войск и их предводителей в спасении Руси от нашествия Ахмата («да не нахвалятся несмыслени, во своем безумии глаголющи: "Мы своим оружием избавихом Русскую землю"») (ПСРЛ. Т. 24. С. 201).
Мещовск, Белев, Одоев, Перемысль, старый и новый Воротынск, старый и новый Завидов, Опаков, Серенек, Мезецк, Козельск.
ПСРЛ. Т. 25. С. 328. — К.В. Базилевич высказал интересное и не лишенное вероятности предположение, что разорение Ахматом русских земель по литовскую сторону Угры было вызвано враждебными выступлениями русского населения против ордынцев или отказом русских князей соединиться с татарами (Базилевич К. В. Внешняя политика… С. 154–155).
ПСРЛ. Т. 25. С. 328.
Там же. Т. 26. С. 274.
Они упомянуты в духовной Ивана III (ДДГ. № 89. С. 360).
ВОИДР. М., 1851. Т. Х. С. 72.
Этим опровергается сообщение Софийско-Львовской летописи: «…и проеде Серенек и Мценск, и слыша князь великий, посла опытати, еже и бысть» (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 346). От Угры до Мценска около 150 км, Ахмат мог пройти мимо Мценска 14 ноября. Известие о прохождении татарами Мценска могло дойти до русского командования через 2–4 дня, 6–8 дней должна была занять его проверка. Если так, то отправка отрядов удельных князей могла состояться не ранее 24–27 ноября и была бы, разумеется, бессмысленной. См.: Скрынников Р.Г. На страже московских рубежей. С. 41–42.
К.В. Базилевич видит в факте преследования Амуртазы доказательство того, что русские войска были отведены к Боровску только частично (Внешняя политика… С. 161).
ПСРЛ. Т. 25. С. 328. — Владимирский летописец позволяет уточнить дату: «А на Москву оба князя великии пришли месяца декабря 28 дня во вторник» (там же. Т. 30. С. 137). Название месяца явно ошибочно. 28 декабря в 1480 г. приходилось не на вторник, а на пятницу. А 28 ноября приходилось действительно на вторник, что в соответствии с указанием Симеоновского летописца позволяет установить дату вступления в Москву войск, спасших Русскую землю от последнего ордынского нашествия.
«А сила была великого князя Михаила Борисовича Тверского тут же; а воеводы были князь Михаил Дмитриевич Холмский, да князь Иосиф Андреевич Дорогобужский», — сообщает тверской летописец (ПСРЛ. СПб., 1863. Т. 15. Стб. 497).
В новейшей литературе наиболее обстоятельный анализ Стояния на Угре с военно-исторической точки зрения проделан В.В. Каргаловым (Каргалов В.В. Конец ордынского ига. С. 80–135; см. также: Алексеев Ю.Г. 1) Владимирский летописец и победа на Угре. C. 131–134; 2) Московские горожане и победа на Угре. С. 121–125; Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. С. 52–56; Скрынников Р.Г. На страже московских рубежей. С. 28–42).
Наиболее обстоятельный анализ этого памятника в новейшей литературе см.: Кудрявцев И.М. «Послание на Угру» Вассиана Рыло как памятник публицистики XV в. // ТОДРЛ. М.; Л., 1951. Т. 8. С. 158–186; см. также: Клосс Б.М., Назаров В.Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига… С. 296–299.
Сплетение «струи повествовательной со струей патетической… характеризует "Послание" как произведение ораторского стиля» (Кудрявцев И.М. «Послание на Угру»… С. 179).
К особенностям жанра относится то, что «каждое положение… должно являться не как замысел автора, а как логическое осмысление текстов Священного писания и писаний отцов церкви» (Кудрявцев И.М. «Послание на Угру»… С. 166).
ПСРЛ. Т. 20, Ч. 1. С. 445. — По мнению И.М. Кудрявцева, «Послание» было одним из основных литературных материалов, на которые опирался автор повести в Софийско-Львовской летописи. «Тенденция автора к осуждению Ивана III заставила его… сгустить краски и противопоставить Вассиана великому князю» (Кудрявцев И.М. «Послание на Угру»… С. 185).
И.М. Кудрявцев считает, что приведенные слова летописи «являются частью повести и представляют собой художественную характеристику и события, и героя (Вассиана)» («Послание на Угру»… С. 185).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 345.
См.: Алексеев Ю.Г. Историческая концепция Русской земли и политическая доктрина централизованного государства // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1987. Вып. 10. С 140–154.
По наблюдениям И.М. Кудрявцева, ссылка на Демокрита позаимствована автором «Послания» из «Пчелы» по списку XIV–XV вв. (И. М. Кудрявцев «Послание на Угру»… С. 174; см.: Семенов В. Древнерусская «Пчела». СПб., 1893).
Как отмечает И.М. Кудрявцев, «контрастирующий параллелизм» («Послание на Угру»… С. 181).
По определению К.В. Базилевича, «Послание» не могло быть написано ранее 15 октября (вероятная дата получения известий о боях на Угре) и позднее 20 октября (когда, по расчетам К.В. Базилевича, на Кременец прибыли полки князей Андрея и Бориса) (Внешняя политика… С. 156).
И.М. Кудрявцев видит в «Послании» призыв к великому князю «немедленно (курсив мой. — Ю.А.) идти на врага, на бой за свой народ, за Отечество, как шли лучшие из его предков» («Послание на Угру»… С. 171). Однако призывы архиепископа едва ли могут рассматриваться в качестве непосредственных тактических указаний: они носят общий принципиальный характер, соответствующий жанру «Послания».
По справедливому замечанию И.М. Кудрявцева, «Послание» утверждает позицию великого князя, повесть же (Софийско-Львовской летописи. — Ю.А.) развенчивает ее («Послание на Угру»… С. 185, примеч. 1).
История русской литературы. М.; Л., 1925. Т. II, Ч. 1. С. 304.
Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства… С. 882.
Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М; Л., 1960. С. 52.
Павлов П.Н. Освобождение Руси от татарского ига. С. 259, 260.
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 345.
Там же. Т. 24. С. 201.
Там же. Т. 20. ч. 1. С. 339.
Там же. Т. 25. С. 317.
Там же. С. 321.
Там же. Т. 24. С. 198.
Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979. С. 25, 57, 74.
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 336.
Там же.
РК. С. 27.
ПДСИ. С. 26.
АСВР. Т. I. № 562. С. 439–442.
В этом нельзя не видеть своего рода знамение времени. В архиве Троицкого Сергиева монастыря сохранилось 16 духовных XV в., из которых 6 — до 1462 г. Земельные вклады в монастыри до Ивана III встречаются в пяти из шести духовных, а при нем — в четырех из десяти (в том числе два случая замаскированной продажи). Налицо явная тенденция к сокращению земельных вкладов.
В литературе и указателях к изданиям источников Василий Долматов обычно отождествляется со своим сыном Василием Третьяком (см., напр.: Сб. РИО. Т. 35. Указатель. Стб. 21; ПСРЛ, м.; Л., 1963. Т. 28. С. 368; Зимин А.А. Дьяческий аппарат в России второй половины XV — первой трети XVI В. // Ист. зап. 1971. Т. 87. С. 233–235; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. М., 1951. Ч. 2. С. 309 и др.). Этой ошибки не избежал и С.Б. Веселовский (Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV–XVII вв. М., 1975. С. 155), который, однако, написал на полях своей рукописи: «…это 2 лица, Василий Жихорь, сын Долмата Григорьева, и Третьяк Васильев» (там же. Примеч. 263). В действительности Василий Жихорь Долматов сын, по-видимому, мелкий костромской вотчинник, упоминаемый в самом конце XV и начале XVI в. (АСВР. Т. I. № 496; АРГ. № 40, 41), а Василий Третьяк Васильев — сын дьяка Василия, деятеля 70–90-х гг. XV в. Отчество Василия Долматова точно неизвестно. Есть довольно веское основание думать, что он был Василий Иванович — так назван дьяк великого князя, бывший послухом на Белоозере у деловой грамоты князей Кемских в 70–80-х гг. (АСВР. Т. II. № 227-а). В пользу того, что «Василий Иванович, дьяк великого князя» этой грамоты, — одно лицо с Василием Долматовым, говорит тот факт, что Василий Долматов играл большую роль на Белоозере в 80-х гг. Во всяком случае Василий Долматов старший нигде в источниках не называется Третьяком в отличие от своего сына. Происхождение Долматовых неясно. В актах Троицкого монастыря 30-х гг. XV в. упоминается некий Долмат, послух в земельном акте в волости Воре (АСВР. Т. I. № 134. С. 104), но связь его с дьяком Василием проблематична. В конце XV — начале XVI в. фигурируют Долматовы в Бежецком (Иван Иванов сын), Кашинском (Василий Александров сын) и Костромском уездах (АСВР. Т. I. № 496, 618; Т. III. № 188; АРГ. № 40, 41 и др.), но едва ли они имеют отношение к семье великокняжеского дьяка.
ДДГ. № 68. С. 224. — На службе князя Юрия Василий Долматов подписывает его жалованную грамоту и докладывает судный список на земли в Дмитровском княжестве (АФЗХ. Ч. 1. № 82. С. 84; АСВР. Т. II. № 388. С. 393).
АСВР. Т. III. № 19. С. 36.
См., например, подписи на докладном судном списке о землях Переяславского уезда (АСВР. Т. I. № 430. С. 320) и на докладной разъезжей грамоте в Ростовском уезде (там же. № 446. С. 334).
ПСРЛ. Т. 25. С. 305.
Там же. С. 309.
ПЛ. Т. 2. С. 209; ПСРЛ. Т. 25. С. 310.
ПСРЛ. Т. 25. С. 312.
АСВР. Т. II. № 444. С. 486; см. также: № 481. С. 520.
Там же. Т. I. № 521, 522. С. 397–398.
ПСРЛ. Т. 25. С. 330.
Сб. РИО. Т. 35. № 1. С. 3.
Там же, № 18. С. 74.
Там же.
АСВР. Т. II. № 332. С. 311.
Там же, № 259, 285, 286, 288–290.
Там же, № 333, 334, 337.
РК. С. 46–47. — Из детей Василия Долматова наиболее заметным был Василий Третьяк. В мае 1493 г. он в качестве дьяка входил в состав посольства к Конраду Мазовецкому (Сб. РИО. Т. 35. № 21. С. 90–100), а в 1500–1501 гг. — к королю Иоганну Датскому (ПСРЛ. Т. 28. С. 332, 335), писал духовную грамоту князя И.Ю. Патрикеева (ДДГ. № 86. С. 349). Третьяк выступал и в качестве писца в Костромском уезде (см.: АФЗХ. Ч. 1. № 254. С. 218). В 1510 г. он принимал участие в ликвидации вечевого строя в Псковской земле (ПА. Т. 2. С. 255). Последнее упоминание Василия Третьяка Долматова относится к марту 1511 г., когда он вместе с М.Ю. Захарьиным возвратился из посольства в Литву (ПСРЛ. Т. 28. С. 346). С. Герберштейн приводит рассказ об опале Василия Третьяка, «который был любим государем» Василием Ивановичем, но отказался от поездки к цесарю Максимилиану, за что был послан в заточение (Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 73). Русские источники об этом молчат, но вкладная книга Троицкого монастыря свидетельствует, что «7025 (1517) году июня в 17 день по Третьяке Долматове дали вкладу денег 50 рублев» (Вкладная книга Троицкого Сергиева монастыря. М., 1987. С. 47).
Лурье Я.С. Из истории политической борьбы при Иване III // Учен. зап. ЛГУ. 1941. № 80. Сер. ист. наук. Вып. 10. С. 85–86.
Лурье Я.С. Идеологическая борьба… С. 52.
Очерки истории СССР: Период феодализма. Конец XV — начало XVII в. М., 1955. С. 103.
В.Б. Тучко сопровождал великую княгиню Софью «во время ее панического бегства в 1480 г. (вызвавшего негодование сторонников решительной борьбы)» (Лурье Я.С. Идеологическая борьба… С. 53).
Лурье Я.С. Идеологическая борьба… С. 53.
РИБ. СПб., 1908. Т. 22. Стб. 29–30.
Веселовский С.Б. Исследования… С. 158. — Гипотезу С.Б. Веселовского об опале бояр в общих чертах воспринял А.А. Зимин, высказав мысль о связи этой опалы «с укреплением позиции Ивана Ивановича (Молодого — Ю.А.) и ухудшением положения при великокняжеском дворе Софьи» (Зимин А.А. Россия на рубеже XI–XVI вв. М., 1982. С. 67).
Веселовский С.Б. Исследования… С. 156.
Абрамович Г.В. Поганая писцовая книга // ВИД. Л., 1973. XI. С. 183–184.
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 345.
Веселовский С.Б. Исследования… С. 326.
ДРВ. М., 1791. Ч. 20. С. 6.
АФЗХ. Ч. 1. № 33. С. 50–51.
Советские архивы. 1970. № 5. С. 84.
РК. С. 40.
ПСРЛ. Т. 28. С. 328; Сб. РИО. Т. 35. № 43. С. 221.
Сб. РИО. Т. 41. № 92. С. 486.
Веселовский С.Б. Исследования… С. 452.
ПСРЛ. Т. 23. С. 151.
ДРВ. Ч. 20. С. 9, 14. — В сентябре 1509 г. он был еще жив и упоминался в числе думных людей, оставленных в Москве при поездке Василия III в Новгород (РК. С. 113).
ДРВ. Ч. 20. С. 11, 12.
РК. С. 47.
Сб. РИО. Т. 35. № 58. С. 274; № 62. С. 289.
Там же. Т. 41. № 65. С. 314.
ПСРЛ. Т. 28. С. 361.
Сб. РИО. Т. 35. № 58. С. 275.
Веселовский С.Б. Исследования… С. 363–365.
ПСРЛ. Т. 25. С. 281.
Там же. Т. 26. С. 275–276; т. 37. С. 49, 95.
АВСР. Т. I. № 501. С. 380.
РК. С. 29.
Веселовский С.Б. Исследования… С. 307.
Насонов А.Н. Летописные памятники Тверского княжества // Изв. АН СССР. VII сер. Отд-ние гуманитарных наук. 1932. № 10. С. 741. — Согласно Львовской летописи, в 1485/86 г. Образец закладывает в Кремле кирпичные палаты (ПСРЛ. Т. 20. ч. 1. С. 352).
Сб. РИО. Т. 35. № 12. С. 50–51.
Там же. С. 163–171.
ПСРЛ. Т. 26. С. 289.
РК. С. 44.
ДРВ. Ч. 20. С. 10.
ДДГ. № 77. С. 292.
АФЗХ. Ч. 1. № 33. С. 50–51.
ДДГ. № 89. С. 355.
РК. С. 24. Веселовский С.Б. Исследования… С. 73.
АСВР. Т. I. № 516. С. 391.
Абрамович Г.В. Поганая писцовая книга. С. 184. — На отсутствие опалы косвенно указывает возможность распоряжения вотчинами: земли Ивана Товаркова (старшего или младшего — неясно) в Звенигородском уезде на р. Истре (д. Гусеевская и два починка) были до 1510 г. куплены «у прикащиков» его П.М. Плещеевым (АРГ. № 59. С. 63).
АСВР. Т. I. № 612. С. 523–524.
ПСРЛ. Т. 23. С. 162.
АСВР. Т. I. № 612. С. 323–324.
Г.В. Абрамович, видимо, прав, считая, что испомещение бывших послужильцев «проводилось в текущем порядке и состояло из отдельных пожалований поместьями бывших слуг виднейших бояр в зависимости от их личных достоинств или особых заслуг перед великим князем» (Абрамович Г.В. Поганая писцовая книга. С. 192).
Веселовский С.Б. Исследования… С. 206.
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 339.
Тимофей Скряба — представитель одной из ветвей рода Морозовых, родной брат Михаила Салтыка, родоначальника известной впоследствии фамилии служилых людей (ВОИДР. М., 1851. Т. Х. С. 107–108).
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией. М., 1884. Т. I. № 6. С. 25–27. (Сб. РИО; Т. 41).
РИБ. СПб., 1910. Т. 27. Стб. 340.
ПСРЛ. Л., 1982. Т. 37. С. 95.
Там же. М.; Л., 1959. Т. 26. С. 274.
Там же. СПб., 1910. Т. 20, ч. 1. С. 346.
Бояршинова З.Я. Население Западной Сибири до начала русской колонизации. Томск. 1960. С. 111, 112; Бояршинова З.Я., Степанов Н.Н. Западная Сибирь в XIV–XVI вв. // Материалы по истории Сибири. Улан-Удэ. 1964. С. 475–503; Скрынников Р.Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск. 1986. С. 82.
ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 329.
По данным Львовской летописи, с этими воеводами шли «дмитровцы и боровичи», т. е. войска, набранные в Дмитровском и Боровском уездах (ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 348).
Cтанищевы — служилый род, давший во второй половине XV в. нескольких видных представителей. Брат Ивана Зиновьевича Василий Дятел летом 1471 г. выполнял ответственные поручения великого князя в Пскове — требовал выступления псковичей против Новгорода (ПЛ. Т. 2. С. 180–181). Младший брат Прокофий Скурат позднее выдвинулся на дипломатическом поприще в составе посольств в Молдавию и Литву (ПСРЛ. М.; Л., 1963. Т. 28. С. 155; СПб., 1913. Т. 18. С. 276; Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским. СПб., 1882. Т. 1. № 31. С. 163 и след. (Сб. РИО; Т. 35).
ПСРЛ. Т. 25. С. 329.
Там же. Т. 18. С. 269.
ПЛ. Т. 1. С. 78–79.
Князь Ярослав Оболенский — младший брат известного воеводы Ивана Стриги. В 1473–1477 г. он был князем-наместником в Пскове (пятым по счету); при нем началось наступление великокняжеских властей на псковскую «старину», что вызвало резкий конфликт с Псковом и привело к восстанию против князя Ярослава в сентябре 1476 г. Отозванный в феврале 1477 г. после неоднократных просьб псковичей, князь Ярослав был в январе 1478 г. назначен вторым наместником в Новгород (ПЛ. Т. 2. С. 188, 192, 196–207; ПСРЛ. Т. 25. С. 322). Позднее он снова был князем-наместником в Пскове и продолжал политический курс, направленный против порядков вечевой республики (в частности, провел реформу положения смердов, что вызвало известную «брань о смердах») (ПЛ. Т. 2. С. 65–67 и др.). Князь Ярослав умер в Пскове в 1487 г. и был похоронен в Троицком соборе (ПЛ. Т. 2. С. 223, 224). В лице Я.В. Оболенского, выходца из удельных князей, перед нами один из твердых и последовательных проводников московской великокняжеской политики, направленной против удельной старины. Князь И.В. Булгак — племянник князя И.Ю. Патрикеева, одного из самых влиятельных бояр Ивана III (попавшего в опалу в 1499 г.). Дед Булгака, потомок Гедимина, князь Юрий Патрикеевич, был женат на Анне, дочери великого князя Василия Дмитриевича. Таким образом, Иван Булгак и его брат Даниил Щеня, прославившийся в походах и битвах конца XV — начала XVI в., приходились Ивану III двоюродными племянниками. В отличие от своего брата, знаменитого победителя при Ведроши в 1500 г., боярин князь Иван Булгак не стал знаменитым, оставаясь, однако, в рядах московского боярства (последнее упоминание — в 1495 г., когда участвовал в поездке Ивана III в Новгород (РК. С. 44).
ПЛ. Т. 1. С. 79.
ПСРЛ. Т. 25. С. 329.
ПЛ. Т. 2. С. 62.
ПСРЛ. Т. 25. С. 329.
Там же. С. 329. — По словам Львовской летописи, русские войска взяли в Вельяде два охабня (там же. Т. 20, ч. 1. С. 348).
ПЛ. Т. 2. С. 62.
Там же.
Там же.
Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства: Вторая половина XV в. М., 1952. С. 234–236; Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения: Конец XIV — начало XVI в. Л., 1975. С. 161–163.
См.: Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 163–170.
Там же. С. 164.
ПЛ. Т. 1. С. 79; см.: Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 165.
АЗР. Т. I. № 75. С. 95–97.
Зимин А.А. О политических предпосылках возникновения русского абсолютизма // Абсолютизм в России (XVII–XVIII вв.). М., 1964. С. 31–32.
АЗР. Т. I. № 75. С. 95, 97.
Арбузов Л.А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. СПб., 1912. С. 70, 110–112.
Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 165–170.
«А торгует Новгородец з Немчыном на Ругодиве, а будет товар в Немчына в бусе, и Новгородцу той товар в Немчына добровольно взяти из бусы через край в ладью, а от того Ругодивцам кун не имати» (АЗР. Т. I. № 75. С. 96).
«А приедет Новгородец на Ругодив с воском, или с белкою, или с москотиньем, а похочет ехати на Ригу, или на Юрьев, или на Колывань, а положат товар на телегу, ино от того товару весчего не взяти» (АЗР. Т. I. № 75. С. 96, 97).
«Иван III оценил значение Нарвы и стремился создать наиболее благоприятные условия для русских купцов, посещавших этот город» (Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 168).
«А на котором городе в мистровой державе и в бискупьих землях у Новгородца бороду выдерут, а доведут того на Немчина судом и справою, ино тому Немчину рука отсечи за бороду» (АЗР. Т. I. № 75. С. 97).
«…церкви… очистити и Русский конец и села тых церквей очистити по крестному целованию, по старыне» (АЗР. Т. I. № 75. С. 97).
«По… великих государей веленью царей Русских, великого князя Ивана Васильевича всеа Русии, и его сына, великого князя Ивана Ивановича всея Русии…» (АЗР. Т. I. № 75. С. 95).
«…добиша челом государей великих князей и царей Руских наместником новгородским» (АЗР. Т. I. № 75. С. 95).
Казакова Н.А. Русско-Ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 170.
Это было отмечено Иваном III в наказе, данном 26 апреля 1481 г. Т.И. Скрябе: русский посол должен был передать Менгли слова великого князя: «Ты пак нам пожаловал, крепкое слово мне молвил и ярлыки свои подавал, так и ныне по тому жалуешь, на том и стоишь» (Сб. РИО. Т. 41. № 6. С. 25).
ПСРЛ. Т. 20, Ч. 1. С. 349.
Там же. — По сообщению Устюжской летописи «воеводы великого князя стояли на Волге лето все» (ПСРЛ. Т. 37. С. 49).
РК. С. 24–25.
ПСРЛ. Т. 25. С. 313–315.
АСВР. Т. II. С. 695; ПСРЛ. Т. 25. С. 329.
ВОИДР. Т. Х. С. 47; ср.: Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 43–56.
ВОИДР. Т. Х. С. 55–57.
Так, под Казанью (вероятно, в 1506 г.) был убит Роман, сын Федора Семеновича, внук Федора Владимир Михайлович погиб «на Берегу в царев приход» (по всей вероятности, в 1521 г. при набеге Мохаммед-Гирея) (ВОИДР. Т. Х. С. 57). См.: Зимин А.А. Формирование боярской аристократии… С. 90–92.
ПСРЛ. Т. 25. С. 282.
Там же. Т. 28. С. 144.
Там же. Т. 25. С. 314.
ВОИДР. Т. Х. С. 93; Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 169–173.
ВОИДР. Т. Х. С. 59.
РК. С. 25.
ПСРЛ. Т. 37. С. 91. — Архангелогородский летописец обвиняет его во взятии посула у вятчан (там же).
Там же. Т. 25. С. 314–315.
Там же. С. 290.
PK. С. 21.
ПСРЛ. Т. 28. С. 148.
Там же. Т. 25. С. 314.
Там же. Т. 28. С. 148.
Московская летопись за 1469 и 1477 гг. приводит наказы в пересказе.
РК. С. 25.
ВОИДР. Т. Х. С. 62.
Там же. С. 64–66.
Князья ярославские «простилися со всеми своими отчинами на век, подавали их великому князю Ивану Васильевичю, а князь велики против их отчины подавал им волости и села» (ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 23. С. 157–158; см. также: Зимин А.А. Формирование боярской аристократии… С. 83–97; Кобрин В.Б. Власть и собственность средневековой России. М., 1985. С. 54–56; Шульгин В.С. Ярославское княжество в системе Русского централизованного государства в конце XV — первой половине XVI в. // Научные доклады высшей школы: Исторические науки. 1958. № 4. С. 3–15; Кучкин В.А. К вопросу о статусе ярославских князей после присоединения Ярославля к Москве // Феодализм в России: Сборник статей и воспоминаний, посвященный памяти академика Л.В. Черепнина. М., 1987. С. 220 и след.
ПСРЛ. Т. 26. С. 276.
Там же. — Этот рассказ в сокращении воспроизведен в Холмогорской летописи (там же. Л., 1977. Т. 33. С. 124).
Там же. Т. 37. С. 49.
Там же. С. 95.
Там же. Т. 26. С. 276. — Это же известие с некоторыми сокращениями есть в Холмогорской летописи (там же. Т. 33. С. 124–125). Другой вариант того же известия находим в Устюжской летописи (там же. Т. 37. С. 49, 95).
Там же. Т. 37. С. 49.
Там же. Т. 33. С. 125.
Скрынников Р.Г. Сибирская экспедиция Ермака. С. 83–84.
ПСРЛ. Т. 20, Ч. 1. С. 384. — Московская и другие летописи содержат только краткое сообщение о бегстве в Москву князя Федора Бельского.
Там же. Т. 25. С. 328.
ВОИДР. Т. Х. С. 82 и след.
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 348.
Как показал К.В. Базилевич, в начале 80-х гг. русская дипломатия начинает активную деятельность по созданию союза против Ягеллонов, который мог бы способствовать борьбе за возвращение русских земель, захваченных Литвой и Польшей. Именно в этом плане следует рассматривать заключение в 1482 г. союза с Венгрией (ПСРЛ. Т. 25. С. 329) и сближение с Молдавией.
ДДГ. № 72, 73. С. 252–275; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. М., 1948, ч. 1. С. 162–175.
ДДГ. № 69. С. 225; № 70. С. 232.
Там же, № 72. С. 264.
В пользу этого говорит обычная клаузула духовных и договорных грамот со времен Дмитрия Донского: «…а переменит Бог Орду, и который… возмет дань на своем уделе, то тому и есть» (ДДГ. № 12. С. 36). Это означает, что «выход» с уделов в условиях конца XV в. не поступал в государственную казну.
ДДГ. № 12. С. 35.
Там же, № 73. С. 272.
Там же, № 69. С. 226.
В одном из черновиков договора с Андреем Углицким в качестве пожалования великого князя фигурировала Калуга (Черепнин А.В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 172). В этом черновике отразился первоначальный проект великого князя, сформулированный в апреле 1480 г. (третье посольство).
В литературе, как дореволюционной, так и советской, распространено мнение, что великий князь не выполнил обещаний, данных братьям во время переговоров (см.: Пресняков А.Е. Иван III на Угре // С.В. Платонову ученики, друзья и почитатели. СПб., 1911. С. 297; Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 222; Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI в. М.; Л., 1960. С. 52). Как можно судить по летописным данным и по черновым проектам докончаний, изученным Л.В. Черепниным, во время переговоров реально обсуждались территориальные вопросы, а не принципиальное положение удельных князей. В этом вопросе московское правительство, по-видимому, не шло (да и не могло пойти) ни на какие уступки.
ДДГ. № 74. С. 275–277. — Грамота составлена между концом марта 1480 г. (по упоминанию князя Юрия Ивановича, родившегося 23 марта) и концом марта 1481 г. (по упоминанию архиепископа Вассиана, умершего 23 марта 1481 г.), скорее всего не ранее октября 1480 г. (конец феодального мятежа). По мнению Л.В. Черепнина, «самой вероятной датой завещания следует признать февраль 1481 г.» — по связи текста духовной с февральскими докончаниями (Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 180). По мнению А.А. Зимина, духовная была составлена около 12 августа 1479 г., когда больной князь Андрей присутствовал на освящении Успенского собора (Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV–XV вв. // Проблемы источниковедения. М., 1958. Вып. VI. С. 317). Однако эта датировка противоречит упоминанию в духовной князя Юрия Ивановича: «А великого князя сыну, князю Юрью, даю икону…» (ДДГ. № 74. С. 276).
Перемены в реальном положении удельного князя после Угры уловлены А.Е. Пресняковым, подчеркнувшим, что процесс подчинения удельных князей «с уничтожением их значения как князей владетельных» получил «сильный толчок вследствие событий 1480 г.» (Пресняков А.Е. Иван III на Угре. С. 298). Л.В. Черепнин тоже отметил, что «после поражения Ахмата великий князь более решительно вмешивается в завещательные распоряжения князей Московского дома» (Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 183). Но речь идет не только о вмешательстве, но и о ликвидации суверенитета удельных князей.
Семенченко Г.В. Кредиторы удельных князей Московского дома в конце XV — начале XVI в. // Вопросы истории. 1982. № 11. С. 84–94.
АСВР. Т. I. № 56. С. 127.
ДДГ. № 89. С. 358; см. также: Семенченко Г.В. Кредиторы удельных князей… С. 88, примеч. 28.
Веселовский С.Б. Исследования… С. 446 и др.
ДДГ. № 89. С. 361; Семенченко Г.В. Кредиторы удельных князей… С. 85, 94.
ДДГ. № 75. С. 277–283; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 165.
ДДГ. № 67. С. 217–221.
Там же, № 75. С. 279.
ПСРЛ. Т. 26. С. 275.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 349. — Андрей и Петр — сыновья боярина Михаила Борисовича, которого к этому времени уже не было в живых.
Там же. Т. 26. С. 275.
Там же. Т. 25. С. 329.
Там же. Т. 26. С. 275.
Там же. Т. 33. С. 124.
О связях Ивана Молодого с Суздалем свидетельствует и актовый материал. В 1483/84 г. Иван Молодой «был в Суждале», где подтвердил жалованную грамоту Спасо-Евфимьеву монастырю (АСВР. Т. II. № 444. С. 486). В марте 1485 г. он тоже был в Суздале (там же. № 479. С. 517). См.: Каштанов С.М. Социально-политическая история России конца XV — первой половины XVI В. М., 1967. С. 30, 31.
Ср.: Каштанов С.М. Социально-политическая история… С. 24.
Зимин А.А. Россия на рубеже XV–XVI вв. М., 1982. С. 140–147.
ПСРЛ. СПб., 1863. Т. 15. Стб. 497–498. — Заболотские, потомки смоленских княжат, до последней четверти XV в. были в ближайшем окружении великих князей. Сыновья боярина и дворецкого Григория Васильевича, Петр Лобан и его братья, в конце XV — начале XVI в. дослужились до окольничих и бывали полковыми воеводами, послами и судьями. См.: Веселовский С.Б. Исследования… С. 353–354.
ПСРЛ. Т. 25. С. 330. — По словам Московской летописи, восходящим, по-видимому, к официальному источнику, это событие произошло «в 10 часу нощи», т. е. по нынешнему отсчету времени уже 11 октября. Наречение имени состоялось 26 октября, в день Дмитрия Солунского. Эти подробности, содержащиеся в официозной летописи, свидетельствуют о значении, которое придавалось в Москве рождению нового члена великокняжеской семьи — сына наследника великого князя.
Там же. Т. 24. С. 202; т. 20, ч. 1. С. 350.
Там же. Т. 24. С. 203.
Барбаро и Контарини о России: К истории итало-русских связей в XV в. / Вступ. ст., подг. текста, пер. и коммент. Е.Ч. Скржинской. Л., 1971. С. 229.
Бегство князя Василия произошло, очевидно, еще до рождения князя Дмитрия. Уже 2 октября, по данным Литовской метрики, король Казимир пожаловал ему Любеч и другие вотчины (РИБ. СПб., 1910. Т. 27. Стб. 390–391).
ДДГ. № 78. С. 293–294; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 175–179.
ДДГ. № 76. С. 283–290.
Там же, № 47. С. 142, 143.
ПСРЛ. Т. 18. С. 270.
Там же. С. 269.
Там же. Т. 23. С. 329.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 349. — «…Познаваю убожьство своего ума и великое смятение своего неразумия… и того ради оставляю архиепископью Великого Новгорода и Пскова и степень своего святительства», — писал Феофил в своей отреченной грамоте (РИБ. СПб., 1880. Т. 6. № 10. Стб. 746–747).
ПСРЛ. Т. 23. С. 330. — Приводя то же известие, Симеоновская летопись датирует его 17 июля (там же. Т. 18. С. 270).
Там же. Т. 25. С. 330; т. 18. С. 270.
Там же. СПб., 1889. Т. 16. Стб. 197.
ПЛ. Т. 2. С. 172.
«Этой уступкой местному новгородскому обычаю в Москве хотели примирить принятое нововведение со стариной», — считает А.И. Никитский (Никитский А.И. Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде. СПб., 1879. С. 130).
ПСРЛ. Т. 25. С. 330; т. 18. С. 270.
ПЛ. Т. 2. С. 63.
ПСРЛ. Т. 24. С. 203. — То же известие имеется в Львовской летописи (там же. Т. 20, ч. 1. С. 350).
Там же. Т. 25. С. 203.
Там же. С. 307. — По данным В.Л. Янина, Иван Григорьев (умер в 1466 г., см.: там же. Т. 26. С. 219) — представитель боярства Прусской улицы, занимавшего промежуточную позицию в спорах московской и литовской «партий» (Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 379).
ПСРЛ. Т. 25. С. 304, 309; т. 18. С. 265. — По данным В.Л. Янина, Иван Кузмин — представитель Плотницкого конца (Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 380).
ПЛ. Т. 2. С. 64.
ПСРЛ. Т. 25. С. 330; т. 18. С. 270.
В.Н. Вернадский считает конфискацию земель в 1484 г. «едва ли не самой крупной по размерам» (Вернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля. М.; Л., 1961. С. 321). По подсчетам Г.В. Абрамовича, только в вотчинах 30 больших бояр было конфисковано более 12 тыс. обеж (не считая земель, полученных московским правительством в результате массового выселения других вотчинников). Он отмечает, что «1484 г. был переломным… и в переходе от единичных случайных пожалований московских людей новгородскими землями к более планомерным и массовым раздачам». По подсчетам того же автора, общее число обеж, конфискованных у монастырей, владыки и бояр начиная с 1478 г., достигло к этому времени почти 32 тыс. (Абрамович Г.В. Поместная система и поместное хозяйство в России в последней четверти XV и в XVI в.: Автореф. дис… д-ра ист. наук. Л., 1975. С. 10 и след.).
ПСРЛ. Т. 37. С. 49.
ПЛ. Т. 2. С. 63.
А.И. Никитский видит в этих новых «пошлинах» систему повинностей, «которыми духовенство изоброчивалось в пользу своих епархиальных архиереев», и считает введение этих «пошлин» распространением на Новгород московских порядков. Правда, он тут же признает, что и прежде новгородское духовенство «было обложено разными поборами в пользу своего епархиального владыки и его десятинников» (Никитский А.И. Очерк внутренней истории церкви… С. 135–136). Речь идет, таким образом, не о качественном, а о количественном изменении в положении новгородского духовенства. Едва ли, однако, дело исчерпывалось только этим. Введение новых «московских» порядков означало прежде всего изменение политического положения новгородского духовенства, терявшего свою прежнюю относительную самостоятельность, свое особое положение в системе русской церкви, вынужденного подстраиваться под общерусские обычаи и порядки, теряя свою «старину».
ПСРЛ. СПб., 1841. Т. 3. С. 310.
ПЛ. Т. 2. С. 64.
Так, 22 января 1211 г. был изгнан архиепископ Митрофан (Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 52), в 1219 г. — Антоний, а Митрофан возвращен (там же. С. 60); в 1223 г. на кафедру возвели Арсения, «мужа добра и зело бояшася Бога» (там же. С. 61), что не помешало через два года вернуться изгнанному Антонию, «и ради быша новгородци своему владыце» (там же. С. 64); в 1330 г. кафедру оставил Моисей (там же. С. 99), а в 1352 г. он же занял ее вторично (там же, с. 362). Во всех этих случаях «яко живу сущю епископу… не обличену ересьми или инеми вещьми подобными», новгородцы отнюдь не усматривали «безумное дерзнутие на поставление».
Архангелогородский летописец приводит 15 июля 1484 г. как дату окончательного «взятия» Новгорода (ПСРЛ. Т. 37. С. 94).
ПСРЛ. Т. 18. С. 270. — То же известие, но без точной даты находим во Львовской и Типографской летописях.
ДДГ. № 54. С 163–164; № 59. С. 186–192; № 63. С. 201–206.
ПСРЛ. Т. 25. С. 308.
Там же. С. 313; Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории. М., 1960. С. 888.
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 497.
Там же; ср.: Зимин А.А. Россия на рубеже… С. 59.
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 498.
Там же.
Там же.
К.В. Базилевич не сомневается в официальном характере миссии Гусева и в оскорблении, нанесенном ему как послу (Внешняя политика… С. 226–227). Этот факт он объясняет начавшимися переговорами Твери с Казимиром. Однако оскорбление, нанесенное послу, означало по нормам средневекового права немедленный разрыв всех отношений и начало войны. Война же с Тверью началась только через год с лишним, и ни о каком оскорблении посла как поводе к войне летописи не упоминают. Поэтому версию К.В. Базилевича принять трудно. Оскорбление посла А.А. Зимин связывает с протестом Михаила против династических прав наследника московского великого князя на тверской стол — его мать была дочерью великого князя Бориса Александровича от первого брака и, таким образом, сводной сестрой Михаила Борисовича (сына от второго брака). Ниоткуда не видно, однако, что московское правительство предъявляло какие-либо династические претензии к Твери — противоречия между Русским государством и Тверью носили отнюдь не династический характер.
В то же время эта версия бросает определенный свет на личность и поведение самого Гусева. Казненный позднее по обвинению в государственной измене, он, очевидно, задолго до этого был достаточно ненадежным слугой московского правительства и не «прямил» великому князю. Подобную мысль высказал Я.С. Лурье. Он объяснил отказ Гусеву в приеме принадлежностью его к оппозиционному феодальному блоку (Лурье Я.С. Из истории политической борьбы при Иване III // Учен. зап. ЛГУ. 1941. № 80. Сер. ист. наук. Вып. 10. С. 90). Это предположение было отвергнуто К.В. Базилевичем, который отметил, что «доказать существование в это время "феодального блока" невозможно» (Внешняя политика… С. 227, примеч. 1). Однако факт существования оппозиции в определенных феодальных кругах, связанных с удельными князьями, не вызывает сомнений. Отец Гусева служил в свое время князю Ивану Можайскому, а затем Андрею Вологодскому. Один из братьев Владимира, Юрий, в 1492 г. бежал в Литву. С.В. Веселовский пишет о «мятежном духе», присущем многим Добрынский, к роду которых принадлежали Гусевы. Вернее было бы сказать не о «мятежном духе», а о традиционных связях с удельно-княжескими гнездами (Веселовский С.Б. Исследования… С. 317).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 351. — Договор Михаила с Казимиром см.: АЗР. Т. I. № 79. С. 99–100; см.: Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918. С. 444–445. — Договор с Казимиром не датирован. А.А. Зимин вслед за Д. Феннелом относит его к весне — лету 1483 г. (Зимин А.А. Россия на рубеже… С. 281, примеч. 16). Но трудно поверить, что в Москве узнали об этом договоре только через полтора года (Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства… С. 888–889; Зимин А.А. Россия на рубеже… С. 61).
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 351.
ПЛ. Т. 2. С. 66. — Из двух летописных версий — софийско-львовской и псковской — Л.В. Черепнин предпочитает первую (Образование Русского централизованного государства… С. 891), А.А. Зимин — вторую (Россия на рубеже… С. 62). На мой взгляд, между версиями нет принципиального противоречия, хотя псковская, вероятно, сгущает краски («плениша всю землю их»).
ПСРЛ. Т. 20, Ч. 1. С. 351.
Там же.
ДДГ. № 79. С. 295.
Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. С. 445; Черепнин А.В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 202–204; Зимин А.А. Россия на рубеже… С. 62. — Точная датировка договора затруднительна. Опираясь на последовательность известий Софийско-Львовской летописи, А.А. Зимин датирует его октябрем (возвращение на кафедру Геронтия — предыдущее известие) — декабрем (поставление Геннадия и Нифонта — последующее известие) 1484 г. (Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот… С. 317–318). Однако Псковская II летопись помещает известие о московско-тверской войне, предшествовавшей договору, между событиями масляной недели и великого говения 1484 г. (ПЛ. Т. 2. С. 66), т. е. по этой летописи война происходила в феврале или марте 1485 г. Этим косвенно подтверждается принятое К.В. Базилевичем известие В.Н. Татищева, что мир между Москвой и Тверью был «от Благовещения до Ильина дни» (Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1966. Т. VI. С. 74; см.: Базилевич К.В. Внешняя политика… С. 228).
ПСРЛ. Т. 20, Ч. 1. С. 352.
Ср.: Черепнин А.В. Образование Русского централизованного государства… С. 892–893; Зимин А.А. Россия на рубеже… С. 63.
ПСРЛ. Т. 20, ч. 1. С. 352.
Там же.
Там же. Т. 18. С. 271; т. 24. С. 204.
Там же. Т. 18. С. 271; т. 24. С. 204.
Там же. Т. 20, ч. 1. С. 352; т. 37. С. 96.
Там же. Т. 18. С. 271.
По словам Холмогорской летописи, «и приступи ко граду, и повеле бити пушками и пищали» (ПСРЛ. Т. 33. С. 125). Другие источники об артиллерийском обстреле Твери не сообщают.
ПСРЛ. Т. 33. С. 125.
Устюжская летопись верно передает суть событий, подчеркивая, что Михаил «не сме стояти противу великого князя, занеже отъехали от него вси князи и бояре к великому князю служити» (ПСРЛ. Т. 37. С. 49). Казимир Литовский принял беглого тверского князя и предоставил ему убежище («хлеба и соли есмо ему не боронили»), но отказался оказать ему военную помощь («помочи есьмо не дали ему») (РИБ. Т. 27. Стб. 460). В условиях 80-х гг. военная интервенция против Русского государства (в интересах тверского князя) была явно безнадежным делом, и в Троках это хорошо понимали. Тем не менее в Москве принимали меры предосторожности. По данным Типографской летописи, под Старицу была поставлена «застава» — войска князя И.Ю. Патрикеева и Юрия Захарьича — и стояла до конца декабря. Та же летопись сообщает весьма интересную подробность: русские разведчики, посланные «в Литовское», «поимаша» «единого от него», т. е. одного из слуг или приближенных Михаила, и «уведаша таину». «Тайна» же эта заключалась в том, что бояре Михаила, сопровождавшие его в Литву, подговорили его вернуться на Русь, «хотячи от него бежати сами», «занеже зде жены их поосталися». И «кое иные да отъехаша от него», например Иван Змиев (ПСРЛ. Т. 24. С. 236). Итак, в свите беглого князя шел быстрый распад — тяга к родной земле оказывалась сильнее уз феодальной коммендации и политических расчетов. Ввиду этого Михаилу ничего не оставалось, как вернуться к королю, отказавшись от своих планов реставрации: он не нашел сторонников даже в ближайшем окружении.
ПСРЛ. Т. 18. С. 271.
Холмогорский летописец пишет, что «все князи и бояре тверские и вся чернь (курсив мой. — Ю.А.), выехав, били челом великому князю» (ПСРЛ. Т. 33. С. 125).
ПСРЛ. Т. 18. С. 271.
Там же. — Л.В. Черепнин отмечает, что «московский великий князь старался завоевать симпатии горожан» и что падение Твери «произошло без сопротивления со стороны горожан» (Образование Русского централизованного государства… С. 894). На мой взгляд, события в Твери отражают, с одной стороны, общий курс московского великокняжеского правительства, направленный на охрану торгово-ремесленного населения городов как важной опоры централизованного государства, а с другой стороны, то «определенное тяготение городского населения к великокняжеской власти», о котором писал Я.С. Лурье (Идеологическая борьба… С. 48) и которое отражало в свою очередь русский вариант союза королевской власти с городом.
ПСРЛ. Т. 18. С. 271.
Там же.
«И посади во Твери на княжение сына своего Ивана», — такими словами заканчивает свой рассказ о Тверском походе Холмогорская летопись (ПСРЛ. Т. 33. С. 123). Та же формулировка во Владимирском летописце (там же. М., 1965. Т. 30. С. 137). Устюжский летописец расшифровывает это общее положение: «…взяша Тверь и наместники свои посадиша» (там же. Т. 37. С. 49). А.Е. Пресняков считает, что Тверское великое княжество стало «вотчиной» московских государей, «но особой от их Московского государства», и указывает на ряд черт «особности» Тверской земли (сохранение должности тверского дворецкого, служба по «тверскому списку») (Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. С. 446). Л.В. Черепнин и А.А. Зимин также отмечают, что Тверская земля стала «уделом», занимавшим особое положение (Черепнин А.В. Образование Русского централизованного государства… С. 894; Зимин А.А. Россия на рубеже… С. 63). С.М. Каштанов считает, что передача Тверской земли внуку тверского великого князя и «сестричичу» свергнутого князя Михаила Борисовича создавала известную видимость «легитимности» и преследовала «далеко идущие внутри- и внешнеполитические цели» (Каштанов С.М. Социально-политическая история… С. 31). Однако московское правительство едва ли нуждалось в видимости «легитимности». Насколько известно, свои права на Тверь оно никогда не обосновывало родством с тверскими князьями. Такое обоснование было бы чуждым самому духу московского понимания «легитимности». Как мы знаем, доктрина Русского государства основывалась на исторической концепции политического единства Русской земли, идущей от первых киевских князей, а не на родственных связях с местными княжескими династиями.
Флоря Б.Н. О путях политической централизации Русского государства: (на примере Тверской земли) // Общество и государство феодальной России. М., 1973. С. 281–290.
Хрестоматия по древней русской литературе / Сост. Н.К. Гудзий. М., 1973. С. 164.