Освобожденный Иерусалим

1.

Повеял ветер по благоволенью

Зари, и, не страшась ночных угроз,

Аврора с томною рассталась ленью,

Венок надела из эдемских роз.

А в лагере, готовом к выступленью,

Уж звон оружья в грохот перерос.

Задолго до того, как сумрак горный

Приказом к маршу разбудили горны.

2.

Не удержать вождю богатырей,

Будь самым кротким он христианином!

Так, уступив Харибде, бог морей

Швыряет флот к пугающим стремнинам.

Так яростный неукротим Борей,

Шныряющий, как зверь, по Апеннинам.

И все ж опасность есть в броске прямом,

Спешить согласен Готфрид, но с умом.

3.

Летят сердца крылатые к святыне,

Крылаты ноги в поднятой пыли,

Когда же вестью высшей благостыни

Лучи на Иерусалим сошли,

Открылся Иерусалим в пустыне,

Открылся Иерусалим вдали,

Воспрянул Готфрид, Божий люд воспрянул,

Из тысяч глоток крик единый грянул.

4.

Так мореход на мачте корабля,

Завидя гребни скал в просторе диком,

Сигналы подает: «Земля! Земля!»

И экипаж в волнении великом

На палубе толпится у руля.

Он берег радостным встречает криком,

Вмиг забывая ветра злобный вой

И вероломство ночи штормовой.

5.

Вслед за восторгом первого мгновенья

Вселилась робость в рыцарскую грудь.

Избыток страха и благоговенья

Не позволяет воинам взглянуть

На город, где пути земного звенья

Порвал Господь, ступив на крестный путь,

Где похоронен был во тьме пещеры

И где воскрес во имя светлой веры.

6.

Заплакал ветеран, юнец всплакнул,

Все громче молятся бойцы лихие,

И вот уже в один протяжный гул

Соединились жалобы глухие,

Как будто ветер на море задул

Над пеной взбунтовавшейся стихии,

Как будто в потревоженном бору

Деревья зароптали на ветру.

7.

Босыми в путь уйдут они отсюда —

Разулись нищие и богачи,

Лежит в пыли пернатых шлемов груда

И ворох тонкой золотой парчи.

Сердца открыты Господу – о чудо! —

Глаза от слез счастливых горячи.

И вдруг иссяк источник светлой влаги…

К Спасителю воззвали бедолаги:

8.

«Ужель в святом краю, где кровь Твоя

Лилась неисчислимыми ручьями,

Пролить мы не сумеем два ручья

Над раною с кровавыми краями?

Ужели не растопит боль ничья

Бесслезный лед в сердечной этой яме?

Что ж, если плакать сердцу не дано,

На вечный плач оно обречено!»

9.

Дозорный со своей высокой башни,

Покой святого города храня,

Заметил тучу пыльную над пашней,

Пронизанную вспышками огня,

И сразу понял: то не скот домашний,

Бредущий в стойло на исходе дня.

Вгляделся зорче и увидел шлемы,

Диковинные латы и эмблемы.

10.

«К оружью! – крикнул он, – пылят поля!

Глазам от панцирей блестящих больно.

На город войско движется, пыля,

Но дегтя и камней у нас довольно.

На стены все! – врага испепеля,

Мы франкам не сдадимся добровольно!

Сильней песчаной бури враг пылит

От горизонта до дворцовых плит!»

11.

Беспомощные старики и дети

С толпой несчастных женщин и юниц

Испуганно попрятались в мечети,

Рыдая и молясь, простерлись ниц.

За семьи чувствуя себя в ответе,

Мужчины храбро встали у бойниц.

Монарх, не думая сидеть на троне,

Следит за подготовкой к обороне.

12.

Удостоверясь, что его народ

Твердыню веры защищает рьяно,

На кровлю башни между двух ворот

Поднялся царь и в поисках изъяна

Смотрел на стены – стар, седобород.

С ним рядом дочь была Баги-Сияна,

Антиохийского султана дочь,

Убитого в ту роковую ночь.

13.

Эрминией звалась краса Леванта.

Зиял под башней выход потайной,

Где конники свирепого Арганта

Приказа к бою ждали под стеной.

Клоринда горячо, не без таланта,

Взывала победить любой ценой,

С войсками за ворота выезжая:

«Не сломит Азию орда чужая!»

14.

Клоринда видит, как отряд врага,

За пропитаньем посланный по селам,

Волов упрямых тащит за рога,

Баранов гонит с пением веселым.

«Вам жизнь, грабители, не дорога!» —

Кричит она, грозя копьем тяжелым.

Ей Гард навстречу вырвался, ретив,

И пал, за дерзость жизнью заплатив.

15.

Мгновенно наземь сброшен всадник бедный

У христиан и персов на виду.

Язычники издали крик победный,

В счастливую уверовав звезду.

Бестрепетная перед Смертью бледной,

Воительница, натянув узду,

Дорогу в гуще франков прорубила —

Одна до сотни рыцарей сгубила!

16.

Отбив у неприятеля стада,

Она теснит его до перевала,

Где франки развернулись без труда,

Где местность превосходство им давала,

Танкреду Готфрид подал знак тогда,

И тот внезапней грозового шквала

Отряду варваров ударил в тыл. —

Народ на башнях в ужасе застыл.

17.

Так ладно лошадь шла под ним гнедая,

Так твердо нес он длинное копье,

Что Аладин, за стычкой наблюдая,

Не смог сдержать волнение свое.

Бледна с ним рядом дева молодая,

Но старый царь не смотрит на нее:

«В плену знакома с каждым генералом,

Ты этого узнала под забралом?

18.

Как статен он, да и в седле неплох!

Эрминия, кто этот витязь гневный?» —

В груди царевны зреет томный вздох,

От слез туманятся глаза царевны.

Вопрос царя застал ее врасплох,

Но, вовремя уняв порыв душевный

И ни слезинки не пролив почти,

Она сдержала вздох на полпути.

19.

Скрывая под враждебною личиной

Сердечный пыл, ответила она:

«Покрыт позором меч его бесчинный —

Он всюду, где свирепствует война,

Где льется кровь и пахнет мертвечиной,

Где зелья знахаря и колдуна

Не оживят моих собратьев милых,

Лежащих в неоплаканных могилах.

20.

Танкредом, государь, зовут его.

Ах, если бы в неволе продержала

Я супостата день один всего,

Он страсти мстительной узнал бы жало!» —

Монарх не догадался, отчего

Влюбленная Эрминия дрожала,

И к тяжким вздохам, вырвавшимся вдруг,

На диво оказался близорук.

21.

С тигрицей-девой в поединке яром

Наш великан столкнулся между тем:

Трещат доспехи, кони пышут жаром,

Копье наводит он, свиреп и нем,

И с головы ее лихим ударом,

Тесемки разорвав, сбивает шлем!

На поле брани, над тигриной шкурой,

Взметнулись кудри пери белокурой!

22.

Пылает взор воинственным огнем,

Ах, как обворожительно и ярко

Огонь улыбки запылал бы в нем!

Не эта ли язычница, дикарка

Тебе, Танкред, явилась летним днем

На берегу, где лиственная арка

Дарит прохладой чистую струю!

Не ей ли отдал ты судьбу свою?

Не эта ли язычница, дикарка

Тебе, Танкред, явилась летним днем?..

23.

Окаменело все в груди у франка:

Он щит ее узнал – и в страхе прочь!

Прикрыла шалью кудри чужестранка:

«Постой! С тобой сразиться я не прочь!» —

Ему постыдна с девой перебранка,

Он слышит вслед: «Оружья не порочь!»

И хочет с кем-нибудь другим схватиться,

От двух смертей надеясь откреститься.

24.

Мечом пугала ратница не раз

Танкреда, но ни разу не ответил

Танкред – он с милых глаз не сводит глаз,

Без шлема лик ее волшебно светел.

«Не щит меня от гневной девы спас,

Когда Амур стрелой мне в сердце метил, —

Сквозь слезы про себя шептал Танкред, —

Стрела Любви наносит худший вред».

25.

В конце концов прекрасной амазонке

Решился он открыть печаль свою:

«Мне в грудь вот-вот булат вонзится звонкий,

А я покорным пленником стою!

Обсудим, – говорит он ей, – в сторонке,

Чем я любезен твоему копью?

В противниках нет у тебя нехватки,

Зачем со мной ты всюду ищешь схватки?

26.

Проверим, кто из нас двоих сильней,

Скачи вперед, я за тобой поеду!» —

В лощину гонят недруги коней —

Он как в бреду, ей подавай победу.

И не беда, что шлема нет на ней,

Копье она уперла в грудь Танкреду.

Латин кричит: «Без правил бой не бой! —

Договориться надо нам с тобой!

27.

Единственному подчинись условью

(Клоринда молча отвела копье):

Пронзи мне грудь, пронзенную любовью,

И вырви сердце бедное мое!

Губи, руби – не поведу я бровью:

Без состраданья сердцу не житье!

Возьми его – оно твое, как прежде,

И дай спокойно умереть надежде.

28.

Возьми его – оно мне ни к чему!

Я сердца под нагрудником не спрячу!

Ты прикажи – доспехи я сниму,

Я счастлив облегчить тебе задачу!» —

Танкред дал волю горю своему

И долго мог бы предаваться плачу,

Но в это время, франками тесним,

Сирийский арьергард пробился к ним.

29.

Была ли вражья тактика обманом,

Бог весть, но франков головной отряд,

На пятки наступая мусульманам,

Не мог разбить их третий час подряд.

Вдруг видит командир: над долиманом

Девичьи локоны огнем горят!

С размаху полоснул по белой шее —

Клинок Танкреда, к счастью, был быстрее.

30.

И все же на затылке красный след

Остался от бездушного булата —

Из капель крови тонкий амулет,

За кудри золотистые расплата!

Так, украшая дорогой браслет,

Рубины мастер вкрапливает в злато.

В погоню, не заботясь ни о чем,

Нормандец бросился, грозя мечом.

31.

Обидчик в ужасе вопит: «Измена!»

И прочь летит, как с тетивы – стрела.

Им в спину посмотрев недоуменно,

Клоринда полк бегущий собрала

И стала франков бить попеременно

То с левого, то с правого крыла:

Попятится и снова лезет драться —

Кто гонится за кем – не разобраться!

32.

Так на арене от рогов быка

Шарахаются псы, зайдясь от лая,

Но побеги он, и наверняка

За ним опять помчится свора злая.

От стрел, нахлынувших издалека,

Прикрыла спину дева удалая:

Как мавры от мячей во время игр,

Надежен щит и страшен франкам тигр!

33.

Погоня все быстрей – еще минута,

И рыцари на крепостном валу! —

Как вдруг коней поворотили круто

Язычники и, наклонясь к седлу,

По флангу прокатились, воя люто,

И выросли у Готфрида в тылу,

А с фронта ощетинившейся тучей

Летел Арганта эскадрон летучий.

34.

Вперед умчался от своих черкес:

На всадника из первой нашей цепи

Надвинулся с копьем наперевес,

Взметнулись щепки посредине степи,

И франк под рухнувшим конем исчез.

Все злее натиск персов, все свирепей.

Аргант из ножен выхватил клинок:

Кромсает, буйствует, сбивает с ног.

35.

Удар в плечо наносит дочь Ирана

Арделию, седому храбрецу.

Два сына заслоняют ветерана,

Но новичкам не подсобить отцу!

Зияет в горле у Алькандра рана,

Кровь из-под шлема хлещет по лицу.

За сына младшего, за Полиферна,

Красавица вот-вот возьмется, верно!

36.

Тем временем на быстром жеребце

Ушел ее обидчик от расправы.

«Скачи к своим, забудь о беглеце», —

Сказал себе Танкред. – О Боже правый! —

К нормандцам, очутившимся в кольце,

На выручку Дудон помчался бравый.

Тарент за ним: «Посмотрим, чья возьмет!» —

Стегнул коня и с места взял в намет.

37.

Дудон, вояка старого покроя,

Опередив его, вмешался в бой,

Отважно отрывается от строя

Бертольда сын – как он хорош собой!

По белому орлу узнав героя,

По крыльям на эмали голубой,

Эрминия спросила Аладина:

«Ты юного заметил паладина?

38.

Заслуг его вовек не перечесть,

Хотя по правде он юнец безусый.

Найдись у неприятеля пять-шесть

Таких тигрят, бежали бы, как трусы,

Сирийцы, гордость растеряв и честь.

Его клинка смертельные укусы

Еще узнает царственный Восток

И Нила неизведанный исток.

39.

Пройдет подобно каменным снарядам

Сквозь толщу стен копье богатыря.

Ринальдом звать молодчика, а рядом

Дудон, приспешник самого царя.

Он странствующих рыцарей отрядом

Командовать поставлен был не зря:

До старости задора не растратив,

Он опытностью превзошел собратьев.

40.

А чуть поодаль, в аспидной броне,

С диковинным значком заморских гвардий,

Норвежский принц на вороном коне,

Гордец Гернанд – он всюду в авангарде!

А там, как верной надлежит жене,

Гильдиппа при любимом Эдуарде.

В одежды белые облечены,

Супруги вечностью обручены».

41.

Внимает деве деспот всемогущий,

А под стеной свирепствует резня:

Дудон отрезал путь толпе бегущей,

Скрежещут палаши, трещит броня.

Танкред с Ринальдом бьются в самой гуще,

Ко рву сирийских всадников тесня,

Ринальд коня бичом свистящим вздыбил

И ловко из седла Арганта выбил.

42.

Он славы жаждал, как никто другой,

Но рухнул под мальчишкой конь ретивый,

И в стремени запутался ногой

На краткий миг Бертольда сын строптивый.

Крестовый полк широкою дугой

За ратью устремился нечестивой.

Аргант с Клориндой не бегут одни —

Стихии противостоят они!

43.

За новой сваей в дамбу вбита свая,

Приостановлен бешеный напор.

Вдвоем отход сирийцев прикрывая,

Они держались твердо до сих пор,

Но конница Дудона боевая

Нахлынула, скача во весь опор.

Ахмеду в грудь старик наносит рану

И отрубает голову Тиграну.

44.

Остроконечный шлем не уберег

Мансура от Дудоновой десницы,

На гибель Альгазара он обрек,

От шеи протянув до поясницы.

Корбана разрубил он поперек,

Мамеду вран уже клевал зеницы.

Бежал, вопя от ужаса, Мурат,

Аргант и тот был встрече с ним не рад.

45.

В испуге бьет копытом конь черкесский,

Седок в сердцах кричит ему: «Стоять!»

И, сделав незаметно выпад резкий,

Вонзает длинный меч по рукоять

Дудону в бок. Пылает в южном блеске

Лазурь небес, но солнцу не сиять

Отныне для почтенного рубаки —

Железным сном почить ему во мраке.

46.

Он трижды вглядывался в небосклон

И трижды закрывал больные веки,

На локте трижды подымался он

И падал на спину, пока навеки

Не стих, предсмертным потом окроплен,

Пока тепла не стало в человеке.

Над телом не помедлив ни на миг,

Аргант к своим помчался напрямик.

47.

От вражьих ускользая эскадронов,

Он, обернувшись, крикнул на скаку:

«Я за клинок благодарю баронов —

Я крови дал попробовать клинку!

Мне сердце дорогим подарком тронув,

Не думали они, что извлеку

Так быстро пользу я из хищной стали,

Иначе бы дарить его не стали!

48.

Скажите полководцу своему,

Что мой клинок он сам оценит скоро,

Когда кишки я выпущу ему.

Я в гости жду достойного сеньора,

А побоится, приступом возьму

Ваш лагерь!» – Тут, не вытерпев позора,

Вперед рванулись франки, но черкес

Под бруствер спрятался, как под навес.

49.

На крестоносцев со стены отвесной

Обрушился смертельный град камней,

И стрелы по броне тяжеловесной

Запрыгали одна другой точней.

Сию браваду ждал конец известный:

Назад пришлось им повернуть коней.

Уйти врагу позволив поневоле,

Ринальд догнал своих в открытом поле.

50.

Товарищей к отмщенью он призвал,

Печалясь о заколотом Дудоне:

Покойному не пожалел похвал,

Твердил в слезах, что скорби нет бездонней!

«Поднимемся, – кричал, – на ближний вал.

Оттуда град святой как на ладони!

Ужели мы отрядом небольшим

Непрочных кирпичей не сокрушим?

51.

Не из алмазов этот форт воздвигнут,

Не окружен обшивкою двойной,

На наковальне молотом не выгнут!

Пусть не мечтает враг, что за стеной

Его отмщенья копья не настигнут!

За мной, – вскричал он, – рыцари, за мной!» —

И храбро поскакал к святому граду

Наперекор грохочущему граду.

52.

Так глянул он на крепкие врата,

Так головой тряхнул, подняв забрало,

Что жителей сковала немота,

Не знавших страха страхом пробирало.

На битву звал он именем Христа,

Титан, а не подросток-задирала,

Пока Сигьер, от Готфрида гонец,

Сей выходке не положил конец.

53.

Воскликнул галл: «Пред волей полководца

Склони нетерпеливое чело!

С врагом еще успеешь побороться,

Для наступленья время не пришло!» —

Едва удерживая иноходца,

Ринальд от гнева дышит тяжело,

Сейчас наружу вырвется досада —

Опять затягивается осада!

54.

К палаткам лагерным спешит отряд,

Препятствий не встречая по дороге,

Свершить последний траурный обряд

Повелевает им обычай строгий.

Герои тризну горькую творят,

Дудона тело водрузив на дроги.

На город Готфрид смотрит со скалы,

Осматривая стены и валы.

55.

На двух горах, долиной разделенных,

Неодинаковых по вышине,

Лепился город средь садов зеленых.

Он с трех сторон несокрушим извне! —

От стен, самой природой укрепленных,

Пологий спуск к четвертой вел стене.

На беззащитном северном участке

Зубцы надстроил деспот для острастки.

56.

Внутри запасы питьевой воды

Хранили жители в цистернах тайных,

А за стеной, безжизненно тверды,

Солончаки среди песков бескрайных,

Где не шумят тенистые сады,

Где ни лугов, ни пахот урожайных,

Где нечего и думать о жилье,

И мрачный лес в шести примерно лье.

57.

К востоку блещет солнце в Иордане,

К закату Средиземноморья синь.

На севере Вефиль – свидетель дани

Тельцу златому варварских святынь,

Самария апостольских преданий,

А к югу, благостно шепча «Аминь»,

Смеются небу радостно и немо

Холмы, гордясь зачатьем Вифлеема.

58.

Три склона изучает Готфрид, три

Прохода в складках местности всхолмленной:

Насколько мощен гарнизон внутри?

Как взять сподручней город укрепленный?

Эрминия кричит царю: «Смотри!

Там на пригорке, в мантии червленой,

Неверных государь и принципал —

Он в битве ни одной не отступал!

59.

Сей праведник родился властелином:

Любой его приказ, любой декрет

Внушает послушанье исполинам.

Один Раймунд, седой его клеврет,

Сравниться может с ним умом орлиным,

Ринальд – геройством, дерзостью – Танкред!

В нем полководческий удвоен гений

Солдатской удалью в чаду сражений!»

60.

Ответил царь: «В те давние года,

Когда послом египетским в Париже

Я состоял, случалось иногда

Мне посещать турниры и поближе

Узнать храбрейших рыцарей. О да!

Пажом он был в ту пору. Но, поди же,

Как возмужал! Мы знали наперед,

Что к славе путь он быстро изберет.

61.

Быстрей, чем думал я. А это кто же?

Такой же цвет у платья и покрой.

Как друг на друга рыцари похожи!

Нет, кажется, не так высок второй». —

Эрминия в ответ: «Он чуть моложе,

Зовется Балдуином сей герой.

Пусть Готфрида он проще и суровей,

Он брат ему по духу и по крови.

62.

Вот и Раймунд, почтенный бородач,

В латинской армии сметливый самый,

Застрельщик всех больших ее удач,

Что перед ним ученые имамы!

Его загадкой хитрой озадачь,

Хитрее ход найдет старик упрямый.

Вильгельм с ним рядом в шлеме золотом,

Британский принц с узорчатым щитом.

63.

А вот и Гвельф – об этом славном муже,

Поднаторевшем в доблестных трудах,

Ты слышал, царь, – дерется он не хуже,

Чем молодежь, хотя уже в годах.

Какая выправка! Но почему же

Нет Боэмунда в рыцарских рядах?

Цареубийца, он пресек до срока

Мой древний род, идущий от Пророка».

64.

Беседует с Эрминией тиран,

А Готфрид понимает, что по склонам

Втащить наверх не сможет он таран:

Утесы служат городу заслоном.

В себе не сомневаясь ни на гран,

Решает он сдружиться с Аквилоном:

На пустошь против Башни Угловой

Коварно лагерь переносит свой.

65.

Так город был велик, что частоколом

Его не удавалось запереть,

Ряды палаток на предгорье голом

Тянулись вдоль стены всего на треть.

Стеречь подходы к близлежащим селам

Войскам осадным надлежало впредь:

По всем дорогам в точки ключевые

Отправлены разъезды верховые.

66.

Траншеи вырыты вокруг шатров,

Острей железа колья в прочном тыне,

А позади шатров широкий ров —

Защита от кочевников пустыни.

Лежит Дудон, торжественно суров.

На властный зов молитвенной латыни,

Поставив часовых у волчьих ям,

Вернулся Готфрид к плачущим друзьям.

67.

На пышном ложе, лентами увитом,

Покоится в цветах боец лихой.

Склоняется товарищ над убитым,

И в гул перерастает стон глухой.

Но слезы не струятся по ланитам

У Готфрида – спокоен взор сухой.

В груди он крепко спрятал скорбь мирскую,

Над гробом речь произнося такую:

68.

«Собрат, я над тобою слез не лью —

Ты умер навсегда для жизни бренной,

Дабы воскреснуть ангелом в раю,

Расставшись с оболочкою презренной!

Святой, ты отдал жизнь в святом бою!

Возрадуйся, о мученик смиренный,

Высокими деяньями велик,

На небесах узришь ты Божий лик!

69.

В небесные ты облачен одежды! —

Мы не тебя жалеем, а себя:

С тобой от нас уходит часть надежды,

Часть доблести теряем мы, скорбя!

Но если та, которую невежды

Прозвали смертью, выбила тебя

Здесь, на земле, из рыцарского строя,

С небес поможет нам копье героя!

70.

Ты на земле был пасынком земли,

Земному уподобленный орудью.

Паря на крыльях в ангельской дали,

Ты высшему послужишь правосудью.

Молитвам братьев плачущих внемли,

И мы напор Греха воспримем грудью.

Победной поступью с таким вождем

К обещанному храму мы придем!»

71.

Он замолчал, и в сумраке угрюмом

Толпа, перекрестясь, встает с колен.

Уходит день с его привычным шумом,

Для скорбных душ покой благословен.

Лишь герцог тяжким предается думам:

Он знает, что на приступ этих стен

Идти без должной подготовки рано,

Но где возьмет он бревна для тарана?

72.

Когда же утренний повеял бриз,

К процессии примкнул он похоронной.

Над свежею могилой кипарис

Сплетался с пальмовой резною кроной,

И золото богослужебных риз

Перед шеренгой меркло эскадронной.

Струилось пенье в благостной тиши

За упокой Дудоновой души.

73.

Сквозь ветки блещет медь трофеев бранных:

Когда-то их он прицеплял к седлу,

Воюя с персами в полдневных странах,

Сминая турок в яростном пылу.

Напоминаньем о кровавых ранах

Прибит нагрудник к мощному стволу,

И надпись вырезана: «Здесь навеки

Дудона славного сомкнулись веки».

74.

Обряд окончен, и в соседний лес,

Указанный сирийским селянином,

Шагают с пилами наперевес

Мастеровые по глухим теснинам.

Летит листва с подрубленных древес,

Конвой приставлен к балкам и станинам:

Под самой крепостью, то там, то тут,

Машины стенобитные растут.

75.

Взобрался ловко для работы спорой

На плечи лесорубу лесоруб,

Под корень спилен ясень тонкокорый,

И надмогильный кипарис, и дуб,

И древний вяз, что был плющу опорой,

Когда тянулся к небу солнцелюб.

Согнуться под железом смертоносным

Пришлось высоким пиниям и соснам.

76.

За годом год свой обновлял покров

Могучий бук – теперь он гол, как посох.

Платан, привычный к натиску ветров,

Оглох от визга пил громкоголосых.

Обтесан лезвиями топоров

Пахучий кедр, лежащий на колесах,

Пичуги улетели из гнезда,

И звери разбежались кто куда.

Армида, покраснев, чего-то ждет,

Вздыхает робко и молчит некстати…