От Аллегро до Аданте

Мне кажется, что я опять в Москве,

Из под машины выскочил счастливо.

Нет, я сижу тихонько на траве

В каком-то парке в центре Тель-Авива.

Никто не смотрит хищно на меня,

Никто не просит закурить и денег.

И даже пламя вечного огня

Не бьется у заплеванных ступенек.

Не громыхает хиленький трамвай

С нашлепками о «баунти» и «марсе»

И никакой прохожий негодяй

Не рассуждает о рабочем классе.

Никто про перестройку не гундит,

Никто не вспоминает время путча.

И то, что человек в траве сидит,

Ничье самосознание не мучит.

Все порвано давно. Закрыт хешбон,

Я к «должности» олима привыкаю.

Здесь мне не скажут: убирайся вон!

В очередях меня не затолкают.

Символик нет, хоть символ – вся страна

И нет плакатов с текстом дебилизма,

А вот детьми исписана стена,

Но в надписях не славится Отчизна.

В их тексте больше слово sex видно,

А может быть, чего-нибудь похуже...

Зато не хлещут горькое вино

И меж собой так трогательно дружат.

Они горды ТАК Родиной своей,

Своей такой малюсенькой страною,

И так они похожи на людей,

Что я, порой, от зависти к ним вою.

И зависть эта вовсе не во грех,

Я вою лишь о том, что был закован,

Что я среди ребяческих утех

Не замечал насколько обворован.

Что я кричал: Москва, моя, Москва!

И слал привет кремлевским воротилам...

Москва. Москва... Я убежал едва,

Что бы дожить умеренно счастливым.

Что б на траве тихонько посидеть,

Ничей покой при том не потревожить,

Что бы чуток под старость по умнеет,

Порадовать детей счастливой рожей.

И, если вспыхнет в памяти Москва,

Которую покинул торопливо,

Вмиг успокоят воздух и трава

В каком-то парке в центре Тель-Авива.