От Ельцина к...?: Хроника тайной борьбы. Книга 1

Глава 1 НЕТОРОПЛИВЫЙ ЛУЖКОВ

Социально-политическая обстановка в России в начале 1997 года оставалась сложной и неустойчивой. Она характеризовалась все большим распространением в информированных кругах пессимистических оценок положения в стране, отсутствием реальных результатов в проведении правительством экономического курса, продолжавшимся расслоением общества и усилением в нем депрессивных настроений. Одновременно отмечалась тенденция дальнейшей потери авторитета действующими политиками, включая высокую долю недоверия, проявленного массами к президенту и главе его администрации.

В январе исполнилось полгода с момента второй победы Б. Ельцина на президентских выборах. Однако за этот период глава государства проработал в Кремле несколько недель. Временная трудоспособность президента вылилась в политическую проблему и, в какой-то мере, стала символом общего снижения авторитета властных структур в России.

Часть политической элиты, не веря в выздоровление Б. Ельцина, включилась в поиск его преемника. Средства массовой информации, отражая клановые интересы своих владельцев, приступили к широкой публикации прогнозов и результатов опросов общественного мнения о наиболее вероятном новом президенте России, подготавливая общественное сознание к мысли, что досрочная смена президента весьма вероятна.

На фоне болезни президента особенно четко проявилась безынициативная работа многих российских властных структур, отсутствие ответственного подхода к выполнению указов и законов.

По-прежнему в государственном руководстве не были выработаны единые позиции по большинству наиболее сложных проблем экономики и политики России. Усугубляла ситуацию отсутствие юридически закрепленной стратегической базы развития страны, в частности, концепции национальной безопасности, что позволяло оппозиции внутри страны выступать с требованиями ревизии курса реформ, а странам Запада оказывать на Россию давление по всем направлениям внешней политики.

Вышеназванные обстоятельства в числе других не могли не затруднить решение важнейших для России внешнеполитических проблем в ходе встреч Б. Ельцина с канцлером Германии Г. Колем и президентом Франции Ж. Шираком. Не удалось добиться успеха в снижении отрицательных последствий предстоявшего расширения НАТО на Восток, хотя предпосылки для этого имелись. Даже самый здоровый человек не смог бы договориться с противоположной стороной, не имея заранее подготовленной, одобренной законодательными органами и воспринятой народом позиции в этом вопросе.

Значительная часть правящих элит, встревоженная слухами о возможной перспективе досрочных президентских выборов, на которых реальный шанс одержать победу получили бы А. Лебедь или Г. Зюганов, вырабатывала варианты, позволявшие обойтись без выборов главы государства. Председатель Совета Федерации Е. Строев высказал идею об ограничении прав президента и расширении полномочий Федерального собрания путем внесения поправок в действующую Конституцию. В частности, предложение касалось назначения сенатом силовых министров, а также расширения прав обеих палат парламента «в принятии и осуществлении экономического и социального курса».

Возникшая в недрах Совета Федерации идея избрания президента парламентом проходила обкатку общественным мнением. В качестве альтернативы институту президентства политически влиятельный крупный бизнес России заговорил о реанимации конституционной монархии.

Представители экономической и финансовой элиты тянули одеяло на себя. Заместитель секретаря Совета безопасности Б. Березовский, признав, что болезнь президента стала тормозом экономических реформ и сделала невозможным оперативное управление страной, высказался за принятие конституционных мероприятий, которые бы расширили возможности и полномочия здорового окружения Ельцина с тем, чтобы это окружение сумело «компенсировать» разрыв между президентским словом и делом: «Мы должны помочь президенту не только принимать решения, но и реализовывать эти решения». Речь, конечно же, шла о делегировании части президентских полномочий Совету безопасности.

Свою лепту в борьбу между ветвями и центрами власти пыталась внести и Государственная дума. Активизировалась работа над различными законопроектами, касавшимися здоровья высших должностных лиц и их полномочий. Кризис власти, вызванный болезнью Б. Ельцина, явился причиной инициативы, выдвинутой депутатом-коммунистом В. Илюхиным, об отстранении президента от должности. Дума приняла постановление «О досрочном прекращении исполнения полномочий президента РФ Б. Н. Ельциным» за основу, тем самым добившись своей главной цели — вопрос о здоровье Ельцина впервые был обсужден нижней палатой парламента с практической точки зрения.

Начавшийся 1997 год был объявлен президентом годом гражданского мира и согласия. Однако отсутствие позитивных перемен в социально-экономической сфере и вызванное этим негативное отношение большинства населения к власти всех уровней вызывали сомнения в реальности этих планов. По данным Центра социального прогнозирования и маркетинга, 85 процентов россиян считали, что ситуация в России отличалась кризисностью и непредсказуемостью. В то, что положение в ближайшие месяцы в стране улучшится, верили только 8 процентов населения, в то, что ухудшится — 34, 8 процента.

По данным опросов общественного мнения, более 40 процентов населения готовы были принять участие в митингах и демонстрациях протеста против падения уровня жизни и роста цен. В связи с невыполнением правительством обещаний своевременно выплачивать зарплату не затухало забастовочное движение в ряде регионов страны.

Очень сложный период переживали Вооруженные силы России. Нехватка средств — расходы федерального бюджета 1996 года на строительство и содержание ВС были профинансированы от законодательно утвержденных объемов на 84,7 процента — вызвала такие негативные процессы, как обвальное падение боеспособности и дисциплины, падение престижа военной профессии. Вследствие социальной и правовой незащищенности, крушения нравственных ориентиров среди офицеров резко возросло количество самоубийств. Вывод войск из Чечни вызвал психологический шок среди офицерства, воспринимавшего чеченскую войну прежде всего как борьбу за целостность государства, подорвал веру в центральное политическое руководство.

Резко активизировали свою публичную деятельность потенциальные кандидаты в президенты. А. Лебедь совершил рекламно-показательные поездки в Германию и США, где недвусмысленно добивался признания собственной персоны в качестве вероятного преемника Б. Ельцина. Бывший секретарь Совета безопасности РФ подчеркивал, что в связи с возможным обострением кризиса в России не исключалась вероятность ее развала и возникновения вооруженных конфликтов между отдельными элементами российского общества. Для противодействия такой тенденции на Западе все чаще звучали голоса о необходимости передачи власти в стране сильной личности.

По оценкам западных средств массовой информации мэр Москвы Ю. Лужков, являющийся, по словам А. Лебедя, лучшим представителем существующего в России номенклатурного капитализма, в ходе своей поездки в Севастополь в очередной раз дал понять, что он, и только он может эффективно защищать внешние и внутренние интересы России. Антилужковские СМИ тут же откликнулись залпом публикаций, из которых вытекало, что Лужков, безусловно, сильная личность, но его шансы стать президентом пока еще недостаточно высоки, так как жители регионов слабо знают столичного мэра, а московские избиратели не будут спешить «отпускать» его с Тверской в Кремль.

Ю. Лужков вызывал повышенный интерес со стороны всех политических и финансовых сил. Он был конкурентом номер один для всех претендентов на президентское кресло.

До выборов 1996 года Ю. Лужков отвергал всякие подозрения в стремлении занять высший пост в государстве. На каком же основании можно было вычеркивать его из списка кандидатов в 1997 году, после выборов, когда у Бориса Николаевича не было, кроме истории, политических противников, а только наследники? Уважение к делу переустройства России в согласии с лояльностью к президенту не исключало, а даже предполагало выдвижение Юрия Михайловича на президентский пост по окончании эры Ельцина.

Обладает ли необходимым опытом мэр российской столицы, девятимиллионного государства в государстве, — задавали вопрос аналитики. Безусловно. Есть ли у него возможности, влияние, средства? Странный вопрос, ведь все дороги ведут в Москву — наиболее мощную, лучшую и потому большую часть России. Как у Лужкова со здоровьем? Будь Коржаков на прежнем месте, он, пожалуй, усмотрел бы в фантастической активности футболиста, моржа и теннисиста Лужкова скрытый упрек здоровью президента.

Основные сомнения в кандидатуре Ю. Лужкова сводились к тому, что он москвич, мэр Москвы. Принято считать, и особенно в среде яйцеголовой интеллигенции, не покидающей пределов Садового кольца, что Москва, а значит и Лужков, вызывают раздражение провинции. Но итоги губернаторских выборов 1996 года говорили о том, что если в глубинке и не любят москвичей, то слово и дело Ю. Лужкова ценили много выше любого другого. Иначе всевозможные кандидаты не выстраивались бы в очередь пожать ему руку перед объективами, а А. Руцкой (да и не только он) не поторопился бы заверить, что будет делать жизнь курского губернатора с мэра Москвы.

Что же еще витало, омрачая кандидатуру Ю. Лужкова? — спрашивали аналитики. Ничего серьезного, кроме бледных намеков, полуподавленных страхов и политэкономических пристрастий. Спекулянты считали московскую экономику слишком командной, анпиловцы — слишком спекулятивной: мэр в это время спасал от показательного разорения «ЗИЛ» и готовил к обращению муниципальные ценные бумаги.

Знатоки московской политической кухни отмечали, что аргументы в пользу участия Ю. Лужкова в смотринах на президента выглядели гораздо более весомо. Прежде всего, никто в стране не обладал такой легитимностью, устойчивостью на своем посту, как мэр Москвы, назначенный на следующие четыре года подавляющим большинством граждан города. Теоретически можно себе представить, что конкуренции ради противники Лужкова из «партии власти» поведут интригу против него, осложняя жизнь в Москве и тем самым дискредитируя ее правительство. Но Кремль в Москве, а не наоборот. Центральная власть откровенно слаба и скомпрометирована, а столичные власти набрали слишком большую силу, чтобы сомневаться, в чью сторону полетят камни. Во всяком случае, до тех пор все попытки вырыть Лужкову яму кончались тем, что гробокопатели сами в нее попадали.

Принятый везде и всеми, Ю. Лужков, однако, не несет ответственности за основные ошибки центральной власти. Не он придумал шоковую терапию, не он отказался от Советского Союза, не он приказывал танкам стрелять по парламенту, не он отправлял войска в Чечню. Лужков жил и даже был мэром (или на пути к мэрству) в те времена, но подчиняя Москву России, не оставляя для внимательных людей сомнений в том, что лично он нашел бы лучший выход из ситуации. Достаточно вспомнить его отношение к героям приватизации или инициаторам чеченской бойни.

С другой стороны, завершение строительства храма Христа Спасителя, реконструкции Лужников, обустройство кольцевой автодороги — рукотворные памятники московскому мэру — придавали дополнительное обоснование претензиям Москвы на право обустроить Россию. В этой борьбе, по мнению всех наблюдателей, независимо от их политических пристрастий, Ю. Лужков не имел права не участвовать, хотя бы еще и потому, что приход непредсказуемого политика на высший пост в государстве мог бы иметь для московского мэра тоже непредсказуемые последствия.

До Ю. Лужкова был скудный выбор: Г. Зюганов — предсказуемый политик с предсказуемыми для России последствиями в случае его избрания, А. Лебедь — непредсказуемый политик с непредсказуемыми последствиями и В. Черномырдин — вообще не политик.

Многие в 1997 году уже почувствовали, что выдвижение Ю. Лужкова началось. Вряд ли такая конкуренция обрадовала сторонников В. Черномырдина, Г. Зюганова или А. Лебедя. Можно было надеяться, что удастся отговорить Лужкова, призвав на «помощь» президента, но он был болен, или А. Чубайса или В. Черномырдина. Публичные атаки со стороны А. Чубайса были бы Ю. Лужкову только полезны, но не надо иметь семи падей во лбу, чтобы предположить — руководитель президентской администрации все же предпочтет скрытые противодействия, используя свои возможности на Западе в деловых кругах и СМИ.

Рассматривая шансы Ю. Лужкова на победу в президентских выборах, аналитические центры отмечали важность для мэра закрепить свою дружбу с коллегами по Совету Федерации. В Думе потенциальными союзниками Лужкова виделись «Яблоко», «Российские регионы».

Предполагалось, что деловые круги Москвы и России в случае дальнейшего раскола «партии власти» и выдвижения Ю. Лужкова и В. Черномырдина одновременно окажутся перед выбором, который они очень не хотели бы делать. Можно ожидать с их стороны настойчивых советов Юрию Михайловичу обождать, не торопиться. Сами по себе эти советы могут сыграть вредную роль, затянув необходимые шаги по созданию предвыборной коалиции. Однако в случае выдвижения, крупнейшие банковские и промышленные структуры будут вынуждены сделать обязательную, основную или дополнительную, ставку на кандидатуру Лужкова. Особенно если команда Лужкова будет усилена некоей символической для них фигурой — Явлинским, Задорновым или кем-либо из их собственной среды.

Позиция деловых кругов будет существенно важной в дальнейшем освоении и подчинении телевизионного пространства. К сожалению, за исключением московского и второго канала здесь не все так благополучно, как кажется на первый взгляд. Аналитики не исключали, что избирательному штабу пришлось бы обращаться к наиболее крупным фирмам — держателям телевизионного эфира через головы саботирующих Лужкова хозяев телевидения.

Позиция церкви, по мнению специалистов в избирательных технологиях, не будет играть той преувеличенной роли, которая ей обычно приписывается. Если только Московская патриархия не решится на нечто экстраординарное, нарушив прежнюю заповедь о неучастии церкви в политической борьбе. Во всяком случае, церкви есть за что быть благодарной мэру Москвы. Так же, как и деятели театра, кино…

Не приходилось сомневаться в авторитете московского мэра и у соотечественников за рубежом. Правда, прогнозировалось, что руководство стран СНГ и Балтии, за исключением, пожалуй, Белоруссии и Грузии, будет оказывать моральную поддержку В. Черномырдину, а вот Украина — не только моральную. Запад пока старался не замечать в мэре Москвы кандидата в президенты России, предпочитая обсуждать статус кво (Черномырдин) или «пожарный вариант» (Лебедь). Пока Запад не обоснует свой выбор между Черномырдиным и Лужковым, он будет воздерживаться от окончательных оценок.

На основании этих и других аргументов политологи, близкие к правительству Москвы, рекомендовали начать незамедлительное формирование общефедеральной структуры в форме партии или общественно-политического движения в поддержку выдвижения Ю. Лужкова в президенты России. Инициаторы этой идеи считали, что организационное оформление сторонников московского мэра в регионах позволит выйти ей из привычного узкого круга обсуждения.

Альтернативой созданию организации как промежуточному шагу на пути к президентству мог быть только приход Ю. Лужкова на пост председателя правительства Российской Федерации. Не отрицая полностью такого развития событий, многие аналитики отмечали, что без благоприятного стечения обстоятельств, без давления снизу, выражаемого через Совет Федерации или Государственную думу, это вряд ли вероятно.

Между тем отношения между властью и Ю. Лужковым с его командой, несмотря на видимые корректность и взаимодействие, были не столь просты, как казалось. У московского правительства накопилось немало справедливых претензий к федеральной власти. И дело не столько в невыполнении обязательств перед Москвой по финансированию ее программ и в ущемлении ее интересов, проявлявшихся в различных формах.

Определенная и весьма влиятельная часть власти опасалась роста популярности Ю. Лужкова в масштабах всей России, ревновала к его успехам и видела в нем опасного для себя конкурента. Эпизодические публичные высказывания московского мэра относительно своих симпатий к лидеру власти и преданности ему, считались вынужденными, продиктованными необходимостью в сложной политической игре гасить вспышки подозрительности у президента, спровоцированные его ближайшим окружением.

Создавалось впечатление, что власть явно недооценивала роль и значение Ю. Лужкова. Между прочим, своим политическим долголетием она была обязана в первую очередь московскому мэру. Именно он приходил ей на помощь в самые критические для нее моменты и поддерживал в трудные времена. Его энергичная и продуктивная деятельность на благо столицы и москвичей объективно играли в пользу власти. Если стихийные или организованные народные выступления, скажем, в Приморье или Кузбассе, власть еще могла пережить, то масштабные волнения в Москве могли бы быть для нее роковыми.

Интриги против Ю. Лужкова и недоброжелательные кампании против его команды подрывали одну из мощнейших опор власти. Сознавал или нет это ее лидер, уже суть не важно. Становилось все более очевидно, что после президентских выборов 1996 года стратегические цели ближайшего его окружения и видение путей решения важнейших задач государственного строительства не находили понимания и поддержки у московского мэра. С уходом власти с политического Олимпа разный подход к проведению внешней и внутренней политики мог перерасти в открытое противоборство, и в этой борьбе московский мэр мог рассчитывать на значительную часть ведущих оппозиционных партий и движений. Пошла бы за ним и немалая часть демократически ориентированной интеллигенции, а также предпринимательских кругов.

По мнению большинства наблюдателей, приход к власти лидера КПРФ легальным путем при наличии других ярких претендентов на президентский пост теоретически был возможен, но практически маловероятен. Во-первых, Г. Зюганов обладал после поражения на президентских выборах 1996 года не достаточной для него личной популярностью. Во-вторых, могло сыграть определенную роль нежелание уставшего от политических потрясений и борьбы населения подвергать себя риску новых встрясок и испытаний. Широкая общественность не имела четкого представления о программных положениях КПРФ и о наличии у нее понятной концепции вывода страны из кризиса. Люди интуитивно ощущали опасность возникновения еще больших экономических трудностей из-за возможных демаршей стран Запада, в чрезмерной зависимости от которых оказалась Россия.

В. Жириновский и А. Лебедь отталкивали массового избирателя навязыванием обществу своего вождизма, за которым просматривался чрезмерный авантюризм, чреватый в российских условиях непредсказуемыми последствиями.

Россия в своей общественно-политической и экономической жизни нуждалась не в резких поворотах и, тем более, не в возвратном движении, а в плавном переходе к реализации новой, более приближенной к насущным потребностям российского общества и национально ориентированной политике. В начальный период деятельности нового российского руководства должны были быть исправлены тяжелейшие экономические и социальные ошибки прошлых лет, четко обозначены пути развития общества в соответствии с концепцией национального возрождения России. И все чаще политики, известные политологи носителем и организатором реализации такой новой политики называли Ю. Лужкова, обладающего неоспоримыми преимуществами в сравнении со всеми остальными известными претендентами на высший государственный пост.

Ю. Лужков являлся последовательным приверженцем развития и углубления рыночных отношений, причем в цивилизованных, а не в «диких» формах, разлагавших общество и разваливавших государство.

Самой жизнью была доказана не только его способность к руководству огромным и сложным хозяйственно-политическим комплексом, но и умение добиваться выполнения поставленных задач, что для российских условий чрезвычайно важно. Мэр Москвы по крупному счету еще ни разу не проигрывал, а его слова, как правило, не расходились с делами.

Ю. Лужков располагал работоспособным и сплоченным коллективом. Правительство Москвы, выгодно отличавшееся по эффективности своей деятельности от федерального, могло бы делегировать наиболее опытных своих представителей для укрепления российского правительства. Если бы у власти оказался Ю. Лужков, он смог бы сформировать новые кабинет министров и аппарат президента с наименьшими издержками и в максимально короткие сроки, что само по себе очень важно для столь ослабленной страны.

Ю. Лужкову гарантирована поддержка достаточной для проведения своей политики части столичной и региональной общественности, предпринимательских кругов, а также лояльность со стороны силовых министерств и ведомств.

Фигура мэра являлась наиболее приемлемой для консолидации чрезмерно поляризованного российского общества. Его кандидатура на высший государственный пост могла устроить как демократические круги, так и немалую часть оппозиции, особенно умеренной, в силу занимаемых московским мэром позиций по принципиальным вопросам государственного строительства.

Московский мэр при наличии достаточного финансового и интеллектуального потенциала его сторонников, а также симпатизировавших ему средств массовой информации, способен был в короткие сроки развернуть мощную предвыборную кампанию. В ее основе лежали бы не столько привычные уже для многих кандидатов в президенты обещания, а конкретные достижения и примеры, наглядно иллюстрировавшие профессиональные, организаторские достоинства мэра и показывавшие его реальные дела в интересах рядовых граждан.

В состязании совершенных конкретных дел, а не по красноречию равных Ю. Лужкову в сложившейся политической ситуации не было, за исключением, пожалуй, А. Лебедя, умело использовавшего для стремительного роста своей популярности утверждения о том, что именно им лично были остановлены кровавые бойни в Приднестровье и в Чечне.

Ю. Лужкову в большей мере, чем другим кандидатам, могла бы быть оказана поддержка со стороны Совета Федерации. По оценкам ряда политологов, при определенной ситуации поддержать его могли даже многие региональные лидеры, избранные от КПРФ и народно-патриотических движений.

Таким образом, выдвижение Ю. Лужкова кандидатом на высший государственный пост целесообразно по объективным причинам. Участие московского мэра в очередной президентской гонке являлось лишь вопросом времени и его личного желания.

Объективно к 1997 году в стране возникли условия для смены президента. Существовало два сценария проведения его досрочных выборов.

Первый — «кулуарный». По инициативе ближайшего окружения президента в Конституцию вносится ряд изменений, позволявших избирать президента не прямым голосованием, а с помощью выборщиков — на заседании Государственной думы или Совета Федерации.

В этом случае кандидатура главы Совета Федерации Е. Строева устроила бы все политические силы и группировки. Строеву удалось установить хорошие рабочие отношения с такими «антагонистами», как А. Чубайс и Ю. Лужков. Кроме того, Строев пользовался авторитетом среди руководителей регионов, для которых такой метод выборов президента являлся наиболее удобным. Премьер-министром в этом случае стал бы Ю. Лужков. Его напряженные отношения с А. Чубайсом могли бы принести ему дополнительные голоса как депутатов нижней палаты, так и членов Совета Федерации.

Второй вариант — проведение досрочных всеобщих выборов. Наиболее реальными кандидатами на высший пост в стране являлись Ю. Лужков, А. Лебедь, Г. Зюганов.

В пользу избрания Ю. Лужкова говорили следующие доводы. Лужков контролировал московский регион, где по подсчетам экономистов аккумулировано около 70 процентов всех финансов страны. У него хорошие контакты среди правительства и высших государственных чиновников, он пользовался уважением среди крупных бизнесменов и банкиров. Недостатка средств на проведение выборной кампании у него не было бы.

Единственный минус Ю. Лужкова — только то, что он не очень хорошо известен в периферийных регионах. Однако этот недостаток, как известно, преодолим.

А. Лебедь, не имея в своем распоряжении финансовых возможностей Лужкова, обладал одним важным достоинством. Он хорошо известен в России. Причем известен как государственник, патриот, поборник русской идеи. Поэтому, по мнению аналитиков, поддержка крупного российского бизнеса, особенно связанного с ВПК, ему обеспечена. Согласно социологическим опросам, проводившимся аналитическим центром ОРТ, рейтинг Лебедя на Дальнем Востоке, Урале и в Сибири достигал 60–70 процентов. Немного меньше он в центральных районах России. На основании этих данных аналитический центр ОРТ сделал заключение о том, что политика конфронтации с Лебедем, проводившаяся центральной властью, не уменьшает, а наоборот, увеличивает его шансы на победу.

Г. Зюганов не имел ни финансовых, ни электоральных возможностей занять кресло президента России. Однако его кандидатура принималась в расчет политологами лишь по одной причине. Поддерживая и агитируя под патриотическими лозунгами, Зюганов мог оттянуть на себя значительный процент электората Лебедя или Лужкова.

Все эти многочисленные прогнозы, схемы расстановки политических сил, сценарии возможных действий претендентов на президентский пост вытекали из сложного и неустойчивого социально-экономического положения в стране, которое накладывало отпечаток на характер политических процессов. Они, как всегда в таких ситуациях, протекали, с одной стороны, противоречиво и непоследовательно, с другой — спонтанно и импульсивно по классической формуле «раздражение — реакция». Особенности ситуации начала 1997 года отражались на ходе и характере соперничества в высших эшелонах власти.

Экономическая сущность такого соперничества заключалась в стремлении заморозить результаты произошедшего передела собственности. Велся поиск баланса отношений в рамках «конкуренции — партнерства», который бы позволял не только предотвращать попытки решать свои проблемы за счет друг друга, но и гарантировать эти результаты от посягательств со стороны аутсайдеров.

Политическая подоплека соперничества объяснялась условиями социально-экономического положения страны, падением авторитета федеральной исполнительной власти и ее стремлением обеспечить себе более широкое поле для политического маневрирования и ограничения в дальнейшем воздействия на общественное сознание внесистемных политических деятелей типа А. Лебедя. Такие деятели объективно представляли наибольшую угрозу для сложившейся правящей элиты России.

Во внутреннем противоборстве, всегда сопровождавшем российскую правящую элиту и отражавшем существовавшие противоречия между определенными политическими лидерами и их интересами, в начале 1997 года появились новые контуры.

На фоне ключевых общефедеральных фигур исполнительной власти все больше усиливалась тенденция роста ресурсов и диапазона влияния видного представителя правящей региональной политической элиты Ю. Лужкова. Это в перспективе грозило существенными изменениями не только в характере его взаимоотношений с А. Чубайсом и В. Черномырдиным, но и в общероссийском раскладе политических сил.

На протяжении всего периода своей деятельности на посту главы правительства Москвы Ю. Лужков настойчиво закреплял в сознании граждан России свой образ крепкого хозяйственника, безразличного к политическим конфликтам и межпартийным распрям, жившего исключительно интересами города. Однако к 1997 году этот образ стал для него уже тесным и Ю. Лужков начал его существенно обновлять.

' Следует отметить, что московский мэр никогда не стоял в стороне от решения политических проблем. При необходимости Ю. Лужков внешне дистанцировался от них, но при этом сохранял все рычаги контроля и влияния. Другими словами, суть политического стиля Лужкова состояла в том, чтобы относиться к решению политических задач как к делу по сути «домашнему», не предназначенному для публичного обозрения.

Он не только быстро нашел общий язык с депутатами Московской городской думы, но и ряд депутатов в Государственной думе РФ объективно стали занимать позицию, близкую к мэру. Через московские средства массовой информации он сумел обеспечить своим шагам на политическом поприще надежное пропагандистское обеспечение.

В итоге ему удалось создать себе довольно прочные позиции в Москве, оттеснив на обочину политической жизни в городе всех московских потенциальных конкурентов. И вместе с тем занять должное место среди представителей федеральных политических сил.

Однако воздействие Ю. Лужкова на общероссийский политический ландшафт, и соответственно, попытки обрести более независимую линию в отношении администрации президента РФ и российского правительства во многом сдерживались слабостью его позиций в регионах.

Большинство региональных лидеров относились к нему с двойственным чувством — завистью и недоверием провинциальных политиков. Поэтому он все больше начал проявлять стремление поднять свой авторитет среди представителей российской региональной политической элиты.

Активно демонстрируя желание восстановить старые экономические связи и завязать новые контакты между регионами и Москвой, он одновременно укреплял отношения с региональными лидерами, преодолевая их недоверие. Как показал ход выборов глав областных администраций, эти усилия давали свои плоды: авторитет Ю. Лужкова в российской провинции заметно вырос. Он стал одной из наиболее влиятельных фигур поддержки на региональных выборах.

На Ю. Лужкова стали равняться и учитывать его опыт в своих программах многие кандидаты в губернаторы. Да и сам он начал активно вторгаться в предвыборную борьбу в регионах, поддерживая тех или иных кандидатов.

За подобными шагами московского мэра явно просматривалась далеко идущая стратегическая цель: опираясь на существовавшее недовольство в регионах социально-экономической политикой правительства, попытаться объединить их вокруг себя, тем самым стать выразителем глав региональных элит в отстаивании их интересов перед федеральным центром. По мнению многих глав областных администраций, Ю. Лужков имел для этого все возможности. Более того, региональным лидерам импонировала его подчеркнутая демонстрация своей собственной линии в отношении федерального центра и крепкие связи с московскими финансовыми структурами.

Ю. Лужков настойчиво проводил во время своих поездок в регионы мысль, что основным источником существовавшего тяжелого экономического положения являлась политика приватизации, проведенная А. Чубайсом. На встрече с жителями Пскова он прямо подчеркнул, что приватизация, проведенная в России с «легкой руки России, сравнима с величайшими мировыми катастрофами в экономике». Он напомнил о том, что «Москва, сумевшая отстоять свою экономическую политику, избежала дикой и дурной приватизации». Другим регионам, по мнению мэра, предстоит «долго еще расхлебывать последствия». В качестве примера Ю. Лужков привел ЗИЛ, который при оценочной стоимости в 4 миллиарда долларов приватизирован всего за 6 миллионов долларов. «Теперь вместо 206 тысяч машин, производимых в «дочубайсовский» период, с конвейера сходит всего 3 тысячи», — сказал московский мэр.

Совместная с А. Чубайсом поездка в Архангельскую область воспринималась многими региональными деятелями скорее не как публичное проявление взаимного с ним примирения, а как признание растущей реальной силы московского мэра и его внимания к вопросу укрепления оборонного потенциала России.

Стала заметной и более жесткая линия Ю. Лужкова, занятая им в отношении правительства В. Черномырдина, которое он обвинял в отсутствии продуманной стратегии реформ. Такая позиция также притягивала к нему многих глав областных администраций. Тем более, что перед премьером В. Черномырдиным мэр Москвы поставил волновавший большинство регионов вопрос о необходимости' заморозить долги энергетикам за топливно-энергетические ресурсы и снизить цены на энергоносители. Платить за них могли не более 20 процентов потребителей энергетических ресурсов.

Ю. Лужков высказал также В. Черномырдину свое мнение о том, что у российского правительства нет осознанной и продуманной политики в области налогов и таможенных пошлин. Он отметил, что «с уровня региона многие проблемы видны острее». В этой связи московский мэр. еще раз подтвердил свое убеждение о необходимости введения «таких таможенных сборов, которые поддерживали бы отечественных производителей и ставили барьеры на пути аналогичного импорта». Ю. Лужков не забывал публично подчеркнуть, что премьер «с интересом» отнесся к его информации и попросил подготовить соответствующие материалы.

В ноябре 1996 года Ю. Лужков совершил однодневную поездку в Нижний Новгород. Вместе с ним был и глава одной из крупнейших в России нефтяной компании «ЛУКойл» Вагит Алекперов. В ходе поездки Ю. Лужков заявил, что у всех бездотационных субъектов РФ есть общие проблемы и необходимо выработать совместную активную позицию по защите интересов их населения. Острота и важность этой задачи, по словам одного из сопровождавших мэра чиновника, состояла в том, что «центральные власти настроены на то, чтобы отнять как можно больше средств из регионов в федеральный бюджет». Хотя следовало бы, наоборот, стимулировать деловую активность регионов. Это привело бы к расширению налогооблагаемой базы и, в конечном итоге, к увеличению поступлений в доходную часть российского бюджета.

Участники состоявшегося в Нижнем Новгороде совещания глав субъектов Федерации — доноров федерального бюджета — выступили по существу в роли лояльной оппозиции. Они поддержали решение президента РФ Б. Ельцина объявить 7 ноября Днем согласия и примирения и направили Б. Ельцину телеграмму, в которой выражалась такая поддержка, а также высказывалось пожелание наискорейшего выздоровления.

В совещании, кроме мэра Москвы Ю. Лужкова, участвовали губернатор Нижегородской области Б. Немцов, заместитель председателя правительства Санкт-Петербурга Д. Сергеев, глава администрации Пензенской области А. Ковлягин, заместитель главы администрации Ханты-Мансийского автономного округа В. Харитон, заместитель губернатора Ямало-ненецкого автономного округа И. Шимаев.

По словам Ю. Лужкова, встреча преследовала чисто экономическую цель — выработать единую позицию регионов-доноров в отношении федерального бюджета 1997 года и бюджетного процесса в целом. «Число сильных регионов постоянно сокращается, и мы не хотим попасть в «Красную книгу». Наша цель — через определенные экономические рычаги увеличить число сильных регионов», — заявил перед началом совещания Ю. Лужков.

На совещании было принято итоговое обращение к правительству, в котором сформулированы предложения по выводу экономики страны из кризиса. В частности, участники встречи высказались за принятие закона о декларировании расходов физическими лицами, что снизило бы социальную напряженность в обществе и позволило бы наполнить бюджеты. По предложению Ю. Лужкова в обращение был внесен пункт о необходимости формирования «вразумительной таможенной политики, которая должна выражаться в том, что раз в год правительством устанавливаются размеры таможенных пошлин и сборов, и в течение этого срока они не изменяются». Предложено было также изменить ценообразование в топливно-энергетическом комплексе. По мнению участников совещания, за счет снижения акцизов удастся значительно снизить тарифы, что, по словам Б. Немцова, должно привести к 100-процентной собираемости налогов с предприятий и снижению уровня неплатежей. В обращении содержалось предложение распределять заказы Минобороны и МЧС только на конкурсной основе.

Было предложено реализовать на практике указ президента РФ № 292 о передаче в управление субъектам Федерации госпакетов акций предприятий, расположенных на их территории, если федеральный бюджет не финансирует федеральные программы на данной территории. «Если правительство позитивно воспримет и отработает этот документ, экономика пойдет в гору», — сказал Ю. Лужков. Он совместно с Б. Немцовым высказал предположение, что руководители многих, не только сильных, регионов подпишутся под этим документом.

Участники совещания высказались за уравнивание регионов в их правах, что, по словам Ю. Лужкова, позволит сделать страну не набором территорий, а единым экономическим пространством.

Вслед за совещанием в Нижнем Новгороде 12 ноября состоялась новая встреча уже 15 руководителей исполнительной власти регионов в Москве. Кроме того, на этой встрече присутствовали ряд депутатов Госдумы, в том числе группы «Российские регионы» В. Медведев, П. Медведев, И. Хакамада.

На этой встрече Ю. Лужков вновь предложил внести коррективы в проект бюджета на 1997 год, чтобы добиться создания равных прав для всех регионов РФ. По мнению мэра, необходимо было установить, что бюджетные отношения регионов и федерального центра формируются исключительно на основе закона «О федеральном бюджете РФ» и не могут быть изменены никакими особыми «сепаратными» соглашениями.

Выразив озабоченность по поводу складывавшейся в стране экономической ситуации, Ю. Лужков опять же подчеркнул, что проводимое совещание не преследует никаких политических целей.

Ю. Лужков предварительно беседовал с премьером о необходимости корректировки бюджетного процесса в стране и высказал ему опасения, что проект бюджета-97 «ухудшит положение в экономике, которая и так движется вниз по наклонной плоскости».

Это движение «началось в 1992 году, когда радикал-демократы обвалили экономику и отпустили цены. Мы получили сегодня абсолютно разваленную, раздерганную экономику и сейчас нужны чрезвычайные меры», сказал Ю. Лужков. Он понимал, что «для любого руководителя трудно принимать радикальные решения». «Но для стабилизации экономики, для стабилизации в стране, общество обязано принять радикальные решения, касающиеся бюджетного процесса».

В числе главных задач он назвал снижение цен на топливно-энергетические ресурсы и замораживание долгов их потребителям. Ю. Лужков подчеркнул необходимость установления «жесткой абсолютной дисциплины по платежам после заморозки долгов». Так же, полагал мэр, высокие кредитные банковские ставки не стимулируют приток инвестиций в экономику, И ИХ размер не должен превышать 7–8 процентов. По мнению Ю. Лужкова, «в России совершенно нет таможенной политики. Государственный таможенный комитет только исполняет чужие решения». В частности, заметил он, решение по увеличению таможенных ставок для «челноков» только увеличило армию безработных и криминальных элементов.

Характерной деталью итогов встречи было то, что председатель правительства РФ В. Черномырдин попросил мэра Москвы Ю. Лужкова сформировать предложения руководителей субъектов РФ по корректировке бюджетного процесса в стране.

В деятельности Ю. Лужкова стала проявляться активность в качестве последовательного защитника интересов отечественных товаропроизводителей. В августе 1996 года правительство Москвы выкупило контрольный пакет акций АМО «ЗИЛ» у компании «Микродин». Ю. Лужков выступил с обращением к москвичам, к руководителям государственных, предпринимательских структур в отношении АМО «ЗИЛ». В этом документе говорилось, что «московское правительство дало слово исправить ошибку, которая допущена была при приватизации этого крупнейшего флагмана отечественного автомобилестроения, и городская администрация рассчитывает на то, что деловые структуры, государственные и предпринимательские сферы поддержат столичное правительство в этом».

Лужков начал не только поддерживать глав исполнительной власти регионов, настаивавших на протекционистских мерах по защите российского автомобильного, авиастроительного и судостроительного рынков, но пошел еще дальше. Он предложил исключить принятие решений по снижению таможенных пошлин на ввоз в Россию импортных изделий машиностроения без согласования с крупнейшими российскими производителями.

Подобные инициативы способствовали привлечению внимания к Ю. Лужкову со стороны российских товаропроизводителей, прежде всего влиятельного директорского корпуса.

Ю. Лужков совместно с некоторыми главами администраций предложил также обеспечить в первой половине 1997 года передачу пакетов акций акционерных обществ, созданных в процессе приватизации, из федеральной собственности в собственность субъектов РФ по ценам не выше складывавшихся на фондовом рынке, с учетом задолженности федерального бюджета субъектам РФ.

Позиция в вопросах формирования бюджетной политики, занятая Ю. Лужковым, получила поддержку председателя Совета Федерации Е. Строева. «Я поддерживаю Юрия Лужкова, который выступает против «просительной» позиции регионов, — заявил спикер верхней палаты парламента. — 77 процентов налогов собираются в федеральный бюджет, а в регион возвращается столько, сколько выпросишь».

В последнее время наблюдалось существенное расширение диапазона интересов Ю. Лужкова. Все чаще звучала его оценка некоторых политических проблем. Ю. Лужков был одним из первых, кто дал отрицательную оценку хасавюртовским соглашениям и высказался за отмену признания этих фактически «межгосударственных соглашений».

А после закрытого заседания Совета Федерации, обсуждавшего вопрос по Чечне, докладов министра внутренних дел А. Куликова и Генерального прокурора Ю. Скуратова, Ю. Лужков заявил, что его отрицательная оценка хасавюртовских соглашений не изменилась, а еще более усилилась из-за предпринимавшихся в последнее время чеченскими сепаратистами действий. По его мнению, данное соглашение явилось «громадной бомбой под Конституцию Российской Федерации». Единственным позитивным шагом в действиях секретаря Совета безопасности А. Лебедя мэр Москвы считал «остановку войны, выстрелов», а «все остальное оставляет сплошные вопросы, в частности, о статусе Чечни». Ю. Лужков отметил, что «двойственность в прочтении хасавюртовских соглашений плюс резкое усиление военного потенциала сепаратистов приводит к тому, что Чечня претендует на изоляцию от России». Он подчеркнул, что процесс мирных переговоров необходимо «перевести в мощное политическое русло, привлечь к нему те государственные структуры, без которых вообще никаких переговоров вести невозможно».

Обратило на себя и то обстоятельство, что после отставки А. Лебедя с поста секретаря Совета безопасности Ю. Лужков начал устанавливать контакты с некоторыми деятелями чеченской оппозиции, в частности, с Л. Дудаевым, заявив при этом о готовности сотрудничать с ним в вопросах восстановления республики.

Ю. Лужков смело вторгся и во внешнеполитическую сферу, которая, казалось бы, находилась вне компетенции и сферы непосредственных интересов главы региональной исполнительной власти. И снова его оценки нередко расходятся с точкой зрения федеральной исполнительной власти.

В первую очередь это касалось статуса города Севастополя. В данном вопросе Ю. Лужков решительно занял наступательную позицию. Севастополь «не является частью украинского государства. Это, прежде всего, русский город, город великой славы, это место дислокации российской военно-морской базы, и мы не имеем права ни потерять ее, ни кому-либо отдавать, — заявил мэр Москвы при вручении ему юбилейной медали в честь 300-летия российского флота.

На встрече с ветеранами Военно-морского флота Ю. Лужков высказался еще резче: «В нынешних сложных политических условиях проблема флота приобретает огромное значение. Здесь нельзя допускать потерь, поступиться принципами России». «Я исхожу из того, что Севастополь как военно-морская база никогда не принадлежал Украине. Севастополь никогда не входил в состав территории Крымской области, которую Никита Сергеевич передал Украине, — подчеркнул мэр Москвы. — Этот город всегда являлся отдельной изолированной зоной с особым статусом. Как самостоятельная административная единица он никогда не обеспечивался Украинской республикой — всегда эти проблемы решал Госплан. К такому выводу мы пришли, изучив документы, выяснив и уточнив все факты».

Ю. Лужков обратился с открытым письмом к президенту РФ Б. Ельцину, председателю правительства В. Черномырдину, депутатам Госдумы и Совета Федерации, в котором сформулировал просьбу при переговорах с Украиной иметь эти обстоятельства в виду, чтобы не допустить раздела Севастополя или передачи его какой-либо другой стране. «Севастополь — это русская земля, он всегда был и будет землей России».

Позиция Ю. Лужкова была растиражирована газетой «Известия». Отмечалось, что московский мэр на основе «тщательного изучения и познания истории вопроса» пришел к выводу: «Известным указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 февраля 1954 года из состава РСФСР в состав Украинской ССР передавался не весь Крым, а только Крымская область. Севастополь же в состав области не входил, поскольку задолго до этого указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 29 октября 1948 года было предписано: «выделить город Севастополь в самостоятельный административно-хозяйственный центр со своим особым бюджетом и отнести его к категории городов республиканского подчинения РСФСР». По мнению Ю. Лужкова, «ничего не изменили в вопросе о принадлежности Севастополя Беловежские соглашения, поскольку в основу разделения было положено административное деление, принятое в СССР». Однозначный вывод о российском статусе Севастополя, убежден мэр столицы, требует от государственной власти приведения российской позиции на переговорах с Украиной в соответствие с международным правом и исторической реальностью. Ю. Лужков настаивал: «Москва должна ставить на переговорах с Киевом вопрос не об аренде Севастополя, а о точном соблюдении законодательных актов, в том числе и Беловежских соглашений». «В тексте межгосударственного договора необходимо подтвердить статус Севастополя как части РФ и главной базы Черноморского флота страны», — подчеркивал Ю. Лужков.

Его высказывания вызвали бурную негативную реакцию украинской стороны. В ответ на требование украинских организаций Крыма МИД Украины обещал рассмотреть вопрос об объявлении Ю. Лужкова «персоной нон грата» в республике.

Между тем группа депутатов Госдумы РФ, в числе которых были депутаты фракции КПРФ, направила ему обращение с благодарностью за его «мужественную и принципиальную позицию» в вопросе о статусе «города-героя Севастополя — военной базы Черноморского флота». «Мы разделяем ваши усилия по сохранению российского флота и его главной базы — Севастополя», — говорилось в обращении российских депутатов к Ю. Лужкову. Они подчеркивали, что со своей стороны и впредь будут поддерживать действия истинных патриотов на этом направлении. Парламентарии выразили возмущение угрозами украинских властей «объявить мэра российской столицы «персоной нон грата» и считали, что Ю. Лужкову должны быть принесены официальные извинения.

Ю. Лужков решил не ограничиваться только выступлениями в печати, и совместно с председателем Московской городской думы В. Платоновым официально внес на заседании Совета Федерации 4 декабря 1996 года вопрос о статусе Севастополя. По его словам, «Украина уже сделала все, чтобы на предыдущих заседаниях Совета Федерации сорвать рассмотрение вопроса о Севастополе. Но в этот раз вопрос о статусе города будет решен», — подчеркнул мэр, добавив при этом, что воевать с Украиной не нужно, а необходимо пройти несколько этапов. На первом этапе главам Украины и России необходимо признать наличие проблемы Севастополя, считал Ю. Лужков. На втором этапе должны пройти переговоры и консультации министерств иностранных дел двух стран, а затем данная проблема должна быть разобрана руководителями обоих государств.

Ю. Лужков, с его слов, «уже постарался убедить президента Бориса Ельцина и премьер-министра Виктора Черномырдина в том, что в договоре о дружбе и сотрудничестве с Украиной не должно быть записи об аренде Севастополя, так как это фактически приведет к признанию его украинским городом». Он также считал возможным использование в международном суде итогов референдума, на котором около 90 процентов севастопольцев заявили, что считают себя россиянами.

Реакция правительственных структур и лидеров демократически-настроенных российских организаций на подобные заявления, которые по своей сути созвучны с требованиями национально-патриотической оппозиции, а также на практические шаги Ю. Лужкова либо отсутствовала вообще, либо оказывалась странным образом приглушенной и невнятной.

Симптоматично и то, что эти первые демарши Ю. Лужкова по вопросу статуса Севастополя совпали с подобными заявлениями А. Лебедя, которые сразу же вызвали не только негативную реакцию в украинском МИДе, но и заместителя госсекретаря США Строуба Тэлботта.

Все это не мешало тому, что Ю. Лужкова, единственного из региональных глав, ввели в состав участников Консультативного совета, созданного президентом РФ. По словам пресс-секретаря главы государства С. Ястржембского, участие в заседаниях Консультативного совета мэра Москвы Юрия Лужкова оправданно его ролью в жизни столицы и страны.

Не менее примечательно выглядели и заявления столичного мэра в отношении Республики Беларусь: «Я вижу большое влияние со стороны Запада на процессы решения политических вопросов в Белоруссии. Это Влияние очень опасно, пагубно». Оценивая ситуацию, сложившуюся в Белоруссии накануне референдума, Лужков сказал, что в результате страна оказалась на распутье: она должна выбрать либо путь развития президентской республики, либо парламентской. По мнению московского мэра, для России, как и для Белоруссии, единственно правильный выбор — это президентская республика. Ю. Лужков отметил, что свои проблемы белорусы должны решать сами, «не пользуясь поддержкой из-за океана или своих соседей на Западе». «Если говорить о моих симпатиях, то они, безусловно, на стороне президента Белоруссии Александра Лукашенко», — сказал он.

Таким образом, Ю. Лужков заметно начал выходить за те рамки, которые очерчены для главы столичной администрации, стал перехватывать некоторые лозунги и требования патриотической оппозиции.

По всей видимости, складывавшаяся общественно-политическая ситуация в стране заставляла правящие круги России идти на определенные морально-политические издержки ради сохранения сложившейся формы распределения национального богатства. Отсюда их молчаливая поддержка активных и разноплановых действий Ю. Лужкова, которые подчас приобретали характер прямых выпадов против проводимой федеральным центром внутренней и внешней политики.

Вполне вероятно, что несмотря на многочисленные заявления о нежелании видеть себя на посту президента РФ, все это означало — Ю. Лужков взял курс на постепенную мобилизацию своих ресурсов к будущей избирательной кампании. В этой связи ему чрезвычайно важно было ослабить влияние лидеров оппозиции и, в первую очередь, А. Лебедя на общественное сознание, чтобы потенциальные собеседники на решающем этапе новой гонки за президентское кресло оказались бы в тени Ю. Лужкова.

Но и они не дремали. Их почерк угадывался в умело организованной кампании по «децеретелизации» Москвы.

Для наиболее популярных московских масс-медиа несокрушимый мэр вдруг перестал быть табуированной фигурой. Его образ начали все заметнее дегероизировать. Легкие «наезды» по разным поводам от 3. Церетели до пивзавода «Князь Рюрик», критика мэрской «севастопольской страды» как бездумной рекламной акции, толкавшей Киев в объятия НАТО, недовольство по поводу братания мэра с белорусским президентом А. Лукашенко — все это появилось в тех медиа, которые еще недавно были творцами лужковской харизмы, — на НТВ, «Эхо Москвы», в газете «Сегодня», не говоря уже о «Независимой газете» и ОРТ. Под этим крылось не просто изменение настроений журналистского сообщества, а перемена в позиции мощных элитных групп.

Признаки таких перемен стали ощущаться еще в конце 1995 года, когда, по мнению отечественных и западных аналитиков, ряд влиятельных банков «московской группы» начинал переориентироваться с Ю. Лужкова, на А. Чубайса, что по ходу президентской кампании 1996 года оформилось в союз. Это не могло не отразиться и на позиции контролируемых ими масс-медиа. Отсюда и смена тональности, и легкие поначалу колкости. Возникли трудности с финансированием ряда столичных проектов и программ подготовки к 850-летию Москвы.

Некоторые аналитики полагали, что вхождение во власть Б. Березовского и очередное служебное повышение А. Чубайса с предоставлением ему широких полномочий по ключевым направлениям деятельности правительства усиливали позиции антилужковской коалиции. В довершение всего А. Лебедь, возможно, без всякой задней мысли, провозгласив Ю. Лужкова «лучшим представителем номенклатурного капитализма» и сильнейшим претендентом на неизбежных президентских выборах, подставил его под тяжелое подозрение Б. Ельцина.

Слегка «придерживая» Ю. Лужкова, понижая ранг его политических притязаний, московскому мэру как бы постоянно напоминали о его месте в современной российской истории, давая понять, что в своем последнем рывке на общероссийскую политическую арену от совершил фальстарт. Это происходило не раз — и коржаковский рейд на мэрию, и увольнение лужковских «силовиков» после убийства В. Листьева. Правда, раньше либерально-демократический истеблишмент и влиятельные банки поддерживали мэра в столкновениях с Кремлем. Но по мере развития событий рядом с ним наблюдалось все меньше былых союзников.

У некоторых наблюдателей складывалось ощущение, что Ю. Лужков стал одной из главных мишеней, по которой велась пока пристрелка, но вот-вот откроется огонь на поражение.

Московский мэр немало сделал для нынешней российской власти и в критические для нее моменты не раз находился в первых рядах ее защитников. Казалось бы, он, как никто другой, заслуживал иного к себе отношения со стороны правящей элиты федерального уровня.

Причины такого положения объяснимы. Согласно всем проводимым исследованиям общественного мнения, рейтинг Ю. Лужкова на протяжении длительного времени неизменно находился на отметке, заметно превышавшей уровень популярности всех политикой, занимавших какие-либо посты в органах государственного управления. Лужкова ставили в пример, на него равнялись, ему завидовали. Это, пожалуй, единственный в России руководитель администрации, в активе которого больше побед, чем поражений, и больше успехов, чем провалов.

В совокупности этого уже достаточно для того, чтобы определенная часть правящей элиты рассматривала его не как союзника, а как соперника. Ну а когда в воображении рисовалась картина возможной консолидации Ю. Лужкова с национально-патриотическим движением, при которой власть теряла бы всякую перспективу на дальнейшее существование, то образ соперника постепенно трансформировался в образ противника, может быть, потенциального. А противника следует бить.

В начале 1997 года некоторые аналитики предсказывали, что именно московский мэр может стать очередной жертвой политических интриг, за которыми последует высочайший гнев главы государства.

К этому прогнозу приводило то обстоятельство, что в российской прессе прошло достаточно материалов о грандиозных, дорогостоящих и сомнительных с точки зрения целесообразности строительных проектах, выполненных или выполняемых под патронажем московского мэра. По городу прошли хоть и малочисленные, но с хорошей режиссурой митинги «возмущенных» ценителей искусства и рядовых граждан. Это было первой частью кампании.

Часть вторая самым естественным образом вписалась в проведенные всероссийские акции протеста трудящихся. На требование обнищавших масс: «Верните деньги!» и риторические вопросы в СМИ: «А где зарыты деньги? (»Аргументы и факты», другие издания) А. Чубайс ответил «решительными» действиями, призванными показать общественности его глубокую озабоченность бедственным положением народа и оправданность решения президента о назначении его главным казначеем страны.

А. Чубайс поручил контрольно-ревизионному управлению Минфина и территориальным органам федерального казначейства проверить, куда пошли 500 миллионов долларов, выделенные Мировым банком российской угольной промышленности. По некоторым сведениям, вторым или третьим по счету поручением А. Чубайса должна была стать проверка финансовохозяйственной деятельности московского правительства с учетом «сигналов», полученных от общественности через средства массовой информации.

Надо полагать, что к тому времени на столе первого вице-премьера уже лежал бы подробный анализ относительно того, когда, на что и в каких размерах тратились бюджетные и внебюджетные средства Москвы. Задачей сформированной комиссии, скорее всего под эгидой Контрольного управления при президенте РФ, начальником которого был недавно назначенный В. Путин — друг А. Собчака и А. Чубайса из числа питерских единомышленников, стало бы просто документирование известных нарушений. Затем последовало бы обнародование фактов «чудовищно» неоправданных трат денежных средств.

Эксперты и журналисты сладострастно подсчитывали, во сколько должна была обойтись городскому бюджету монументальная скульптура «Петр I». Называли цифру 20 миллионов долларов. Прикидывали, во сколько обойдется ее демонтаж и возможная установка на новом месте.

Предполагалось, что вслед за этим появятся инициативные группки, собирающие подписи под требованием проведения перевыборов.

Результатом таких действий мог быть как минимум подрыв авторитета Ю. Лужкова в глазах общественности.

Кампании против Ю. Лужкова следовали одна за другой. Поговаривали, что председатель «Демократического выбора России» и руководитель «Фонда поддержки предпринимательства и интересов среднего класса» Е. Гайдар, не оставлявший надежд вернуться со временем во власть, направил конфиденциальное письмо президенту РФ с соображениями о текущем политическом моменте.

Неолибералы обращали внимание Б. Ельцина на то, что «стало практикой мэра Москвы подбирать обиженных».

Его шансы на президентство ценились очень высоко. Вот документ с грифом «Конфиденциально», подготовленный в «мозговом центре» одного из конкурентов московского мэра. Документ имеет название «О месте Ю. Лужкова в российской политической элите».

«Ю. Лужков располагает поддержкой крупнейших финансовых и промышленных структур. Его «казеннорыночная» стратегия экономического развития, сочетающая государственные и рыночные элементы, позволяет жестко контролировать деятельность указанных структур и обеспечивать максимальные поступления в казну. Такая модель в значительной степени отвечает современному этапу развития страны.

Наиболее значимые холдинги, финансово-промышленные группы, компании образованы с решающей долевой частью московского правительства. Под его плотной опекой находятся чисто рыночные образования, особенно банки и торгово-посреднические предприятия. Отработаны механизмы контроля и давления — канализация городских бюджетных средств, распределения недвижимости, земли и т. д.

Важным фактором влияния на банки является также зависимость многих из них от обслуживания федерального или московского бюджета. Поэтому Ю. Лужкову не представляет трудностей привлечение инвестиций в крупные городские проекты, в том числе имеющие конъюнктурный, политический характер.

Мэр располагает значительными силовыми ресурсами за счет активной поддержки московских подразделений МВД, хороших личных отношений с командованием Кантемировской и Таманской дивизий.

Географическая ограниченность популярности и нелюбовь остального населения к москвичам вынуждают Ю. Лужкова активизировать действия на федеральном уровне. Интенсивно развиваются экономические связи Москвы со странами СНГ, крупными российскими регионами. На конец 1996 года заключено более 30 соглашений о сотрудничестве: с правительствами стран СНГ — 13, с мэриями столиц — 10, с администрациями регионов — 7. Публичные выступления и переговоры мэра с зарубежными представителями приобрели отчетливо выраженную общегосударственную направленность, не всегда совпадающую с официальной позицией. Зачастую используются популистские приемы — например, ситуация вокруг Севастополя. Таким образом Ю. Лужков преодолевает «локальную замкнутость», заручается поддержкой региональных лидеров, укрепляет в глазах избирателей имидж державника и защитника национальных интересов России.

Отсутствие у Ю. Лужкова оформленных и устоявшихся политических структур компенсируется крепкой, хорошо отлаженной командой, наличием тесных связей с партиями и движениями — от радикал-либералов до коммунистов, поддержкой центральных и региональных СМИ.

Обладание огромными материальными ресурсами или практически неограниченное влияние на их держателей позволяют возглавляемой мэром «московской группе» в сжатые сроки осуществить «конверсию» финансовой мощи в общенациональную политическую кампанию.

Учитывая рост влияния Ю. Лужкова, ожидается, что федеральная власть, прежде всего в лице А. Чубайса и близких к нему деятелей, предпримет шаги с целью подрыва финансово-экономической опоры московского мэра, например, с помощью ужесточения налогового пресса. Весьма вероятно подключение к борьбе с Ю. Лужковым Б. Немцова с его полномочиями первого вице-премьера и авторитетом среди региональных руководителей.

Со стороны Ю. Лужкова следует ожидать активизации усилий по объединению лидеров крупных регионов и городов, повышению роли Совета Федерации в противовес усиливающемуся авторитаризму центральной власти, наращивания политической составляющей в деятельности на посту мэра».

И, действительно, Ю. Лужков активно взаимодействовал с региональными элитами, добиваясь от них симпатий. Пожалуй, никто, кроме него, за исключением разве что В. Черномырдина, не претендовал на «руку и сердце» глав областных администраций. Именно они стали основными соперниками в борьбе за российскую региональную элиту, победа в которой могла решить судьбу будущих президентских выборов.

Прямые выборы глав исполнительной власти в регионах создали совершенно новые условия для дальнейшего развития отношений между центром и субъектами Федерации. Нынешние губернаторы чувствуют себя свободнее в отношениях с Кремлем. Они обладают легитимностью, подтвержденной всенародным избранием. У избранных глав исполнительной власти развязаны руки, они проводят самостоятельную социально-экономическую политику.

Важным фактором укрепления единства региональной элиты стала демонстрируемая ею «губернаторская солидарность». Достаточно вспомнить демонстративные консенсусные решения Совета Федерации, которые принимались в пику федеральной власти. В 1997 году таких решений было немало — вопросы реституции, утверждение судей Конституционного суда, повышение минимального размера пенсии и др. Стали развиваться горизонтальные связи между субъектами Федерации. Раньше региональные лидеры не могли организовать эффективно работавшие горизонтальные связи, и Кремль успешно гасил их объединительные порывы, играя на эгоистических интересах отдельных регионов. К дальнейшему сближению руководителей регионов подталкивали нестабильность ситуации в центре и неадекватность федеральной политики региональным интересам. В 1997 году регионы все чаще заключали двусторонние соглашения, заметно активизировалась деятельность межрегиональных ассоциаций.

Весна 1997 года обозначила новый этап в консолидации региональной элиты. В России началась настоящая борьба за отстаивание регионального интереса. Подробно о ней рассказано в одной из предыдущих глав. Возврат к этой теме здесь обусловлен новым углом, под которым рассматривается данная проблема, а именно: борьбой региональной элиты за лидерство.

Интерес глав местных администраций был вполне очевиден, и, можно сказать, банален: они стремились к большей экономической самостоятельности, большим политическим полномочиям. Самый острый конфликт разгорался по поводу финансовых отношений Кремля и провинции: Кремль недоплачивал регионам причитавшиеся им бюджетные средства, регионы в ответ угрожали прекратить выплаты в центр и перейти на «самофинансирование».

В борьбу за отстаивание региональных интересов первыми вступили те губернаторы, которые в идеологизированной системе координат считались «реформаторами», а значит, лидерами, которых Кремль считал «лояльными» и всячески поддерживал на выборах. Это неудивительно, поскольку они возглавляли наиболее сильные в экономическом отношении регионы, которые меньше зависели от вливаний из центра, и где возникало все больше соблазнов не делиться с Кремлем заработанными средствами, расходуя их по своему усмотрению.

По этой причине пионером экономического сепаратизма в марте 1997 года стала экономически крепкая Иркутская область, которая пошла на жесткое обострение отношений с центром, окрещенное «налоговым путчем». Губернатор Ю. Ножиков принял постановление, в соответствии с которым с 1 марта на месяц приостанавливалось перечисление налогов федеральному центру в связи с критической ситуацией с платежами в самой области. Одновременно была ужесточена кредитно-финансовая политика внутри области — прекращены все расходы областного бюджета, кроме выплаты зарплаты, пенсий, стипендий, введен запрет на взаимозачеты. За счет этих жестких мер удалось снизить темпы роста задолженности.

Аналогичное постановление о приостановке платежей федеральному центру было принято на Сахалине, и его оставалось только ввести в действие. Губернатор И. Фархутдинов прямо заявил, что это «попытка заставить считаться с собой». Тем временем о «региональном самофинансировании» заговорил новый губернатор Краснодарского края Н. Кондратенко. Кубань фактически предложила Федерации «цивилизованный развод» в экономической сфере, отказываясь от дотаций в обмен на освобождение от налоговых «повинностей». Требования оставить в регионах большую часть налоговых поступлений все чаще звучали из уст региональных лидеров. Эта «экономическая платформа» стала мощным инструментом консолидации региональной элиты.

Индикатором ее становления стала борьба за лидерство, поскольку общепризнанного персонифицированного выразителя корпоративного интереса региональной элиты не было. Эту роль «по должности» пытался играть председатель Совета Федерации Е. Строев, но по большей части он гасил противоречия между центром и регионами, не противопоставляя интересы конфликтовавших сторон. Зато среди региональных лидеров оказалось немало амбициозных и влиятельных персон, претендовавших на роль политиков федерального уровня. Это Э. Россель, Е. Наздратенко, Д. Аяцков, К. Титов, не говоря уже о президентах республик с их постоянно «особым» мнением.

Федеральный центр оказался в непростой ситуации. Теперь уже ему нужно было адаптироваться к изменениям в региональном политическом процессе, которые, кстати, были порождены им самим. Интересным ходом Кремля в его взаимоотношениях с регионами было введение в федеральное правительство двух региональных руководителей — нижегородского губернатора Б. Немцова и самарского мэра О. Сысуева.

Представители федеральной элиты видели отношения центра и регионов по-своему. Выразителем «либеральной» линии выступал премьер-министр В. Черномырдин. В рамках этой линии региональные лидеры признавались равноправными партнерами федеральной власти. «Либеральная» политика была основана на поиске элитного консенсуса в рамках рыхлой ассиметричной федерации.

Но изменения, в результате которых губернаторы стали «неснимаемыми», сформировали запрос на другой тип региональной политики. Как реакция на усиление самостоятельности региональных лидеров в федеральном центре возник запрос на рецентрализацию, под которой подразумевалось создание политического механизма, огранивающего региональную власть, то есть сдержек и противовесов в системе «центр — регионы». Инициаторами этой политики стали так называемые «молодые реформаторы» и прежде всего А. Чубайс, который впервые по-настоящему воспользовался теми рычагами влияния на ситуацию в регионах, которыми он обладал, будучи руководителем Госкомимущества, а затем главой президентской администрации. По мнению экономистов, главная проблема, которая волновала А. Чубайса — контроль за собственностью, которая, как известно, находится не во дворе Госкомимущества и не в Кремле, а в регионах.

Суть региональной политики в чубайсовском понимании сводилась к установлению реального контроля за приватизационным процессом в регионах. Не секрет, что от того, кто контролирует этот процесс, Кремль или местная власть, зависело, кому достанутся лучшие куски. В результате появилась «централистская» региональная политика, названная в прессе «централизмом новых русских». То есть «молодым реформаторам» стало ясно, что в изменившихся после 1996 года условиях невозможно контролировать приватизационный процесс в децентрализованном государстве.

В течение всего 1997 года шло перетягивание каната А. Чубайс — В. Черномырдин — губернаторы. Позиции последних все активнее озвучивал Ю. Лужков. Усиление конфликтности между центром и регионами было ему на руку. Он пытался сформулировать общую позицию для всей региональной элиты по отношению к бюджету, налоговому кодексу и другим основным для регионов вопросам и тем самым стать в авангарде борьбы регионов за свои права. И это ему удавалось. Пока первую скрипку в региональной политике играл А. Чубайс, московский мэр набирал очки как его естественный противник, восстанавливавший против него заинтересованную в максимальной консолидации региональную элиту. К концу 1997 года ситуация изменилась, Чубайс и его группа были отстранены от формирования региональной политики, и Черномырдин вновь восстановил свои позиции в этой сфере. Однако ему уже пришлось считаться с возросшим влиянием Ю. Лужкова в регионах.

Время «младореформаторов» — весна, и оно закончилось для них плачевно. Время патриархов — осень. Первая декада первого осеннего месяца, да и последующие недели стали поистине периодом триумфа московского мэра, усилившего свое воздействие на российский политический процесс и на региональные элиты.

«Московская группа» продолжила ставшую традиционной для нее линию на всех ее потенциальных соперников. В частности, были предприняты усилия по стимулированию напряженности в отношениях между В. Черномырдиным и «младореформаторами», внесению раскола в союз Б. Немцова и В. Потанина. Одновременно Ю. Лужков представляется как носитель общероссийской объединительной идеи. Активная позиция московского мэра объяснялась во многом его претензиями на роль лидера российских регионов, для которых была неприемлема как чубайсовско-немцовская, так и «березовская» половинки окружения президента.

Игра московского мэра на поле губернаторов была довольно успешной. Некоторые главы областных администраций выиграли выборы, копируя стиль Лужкова. Курский губернатор А. Руцкой признал московского коллегу своим образцом, нижегородский губернатор И. Скляров — «старшим наставником». Лужков, а не Немцов был гостем номер один на инаугурации Склярова. На встречу в Дмитрове Лужков собрал губернаторов областей Центральной России, напомнив им об объединительной роли Москвы. Несколько раз побывал в опекаемом им Буденновске.

Однако говорить о формировавшейся ориентации губернаторов на Ю. Лужкова как на единственную политическую фигуру нельзя. Сказывается несовпадение экономических интересов столицы и провинции, искусно подогреваемое центром. Московскому мэру лишь частично удавалось погасить эти противоречия с помощью двусторонних межрегиональных соглашений. Такой известный региональный лидер, как А. Тулеев, публично отказался ехать на празднование 850-летия Москвы, посчитав его «пиром во время чумы». Не были на празднике и некоторые другие губернаторы. У многих остался неприятный осадок со времен избирательной кампании, когда Ю. Лужков, как правило, поддерживал «партию власти». Московский мэр «промахнулся» в Псковской области, где агитировал против Е. Михайлова от ЛДПР, который все же победил на выборах.

Юбилейные торжества, посвященные 850-летию Москвы, создали для Ю. Лужкова более чем благоприятные условия. Демонстрировавший свою дружбу с московским мэром президент должен был, по-видимому, подчеркивать потенции Ю. Лужкова на роль его реального преемника.

В ходе торжеств наблюдателям бросалась в глаза подчеркнутая близость Ю. Лужкова с высшим клиром Русской православной церкви, в особенности с Патриархом всея Руси Алексием И. Фактически это очень напоминало благословение со стороны РПЦ московского мэра как реального претендента на высшую государственную власть в стране. То же самое можно было сказать и об отношении к нему мусульманских иерархов и-глав «мусульманских» республик — Татарии, Башкирии, Дагестана и других, которые выразили по поводу открытия мемориальной мечети свою полную поддержку московскому мэру.

Ю. Лужкову удалось укрепить свое влияние и на оппозицию, явно ослепленную его финансовым могуществом.

Но росло и противостояние мэру. Враждебные ему элитные группировки усилили критику недостатков в работе столичного правительства. Президент и близкие к нему люди крайне ревниво отнеслись к демонстрации Лужковым своих возможностей. Достаточно заметно демонстрировал свою сдержанность и В. Черномырдин, подчеркнуто официально общавшийся с руководством города.

Аналитики отметили определенные признаки, свидетельствовавшие о придании политической линии мэра большей гибкости в отношении основных группировок в федеральном центре. Нельзя исключать, что это могло быть вызвано объективным ухудшением экономической ситуации в городе, что резко диссонировало с политическими успехами лужковской команды. По ряду данных, более чем в два раза снизилась занятость в московской промышленности, около 80 процентов предприятий, по словам главы московского комитета по делам о несостоятельности В. Сайкина, нуждались в срочной санации, сложной была и энергетическая ситуация в городе. По официальным данным, московские потребители электроэнергии задолжали Мосэнерго более 12 триллионов рублей, что чревато масштабным и глубоким кризисом всего городского хозяйства и московской промышленности, предприятия которой должны были мэрии 4 триллиона рублей. Задолженность Москвы «Газпрому» достигла 6 триллионов рублей.

Принимая во внимание жесткий стиль «младореформаторов», наблюдатели не сомневались, что при стечении определенных обстоятельств по политическим позициям московского мэра может быть нанесен сильный удар. По-видимому, опасения этого вызвала эмоциональная реакция Лужкова в отношении налогового кодекса и бюджета-98. В интервью «Известиям» он прямо заявил: «Просчитав последствия новой системы налогообложения, мы ужаснулись. Не только Москва — мы все потеряем очень много, если будет принят этот кодекс. Он обескровит бюджеты регионов, взорвет ситуацию на местах».

По ряду наблюдений подтверждалось заметное охлаждение к Лужкову президента и его семьи. Это означало только одно — политические позиции мэра значительно пошатнулись. Не воспользоваться таким шансом было бы непростительно, и за мэром началась охота. Особенно тщательно изучали все произнесенное им за границей. Это был испытанный прием, на котором «горели» многие — от маршала М. Тухачевского до премьера В. Черномырдина.

Десятки опытнейших специалистов в Москве сутками препарировали тексты речей, с которыми мэр выступал в зарубежных аудиториях. Искали что-нибудь такое-эдакое. Срочно делали обратный перевод с английского, разукрашивая страницы разноцветными подчеркиваниями тех мест, к которым можно придраться. Но Лужков не относится к числу политиков, не помнящих, о чем они только что говорили. Речь у него хотя и образная, но лишнего он не скажет.

Много инсинуаций ходит вокруг финансово-экономической базы, на которую опирается Ю. Лужков. И снова — документ с грифом «Конфиденциально» из «мозгового центра» одного из конкурентов московского мэра.

«При анализе роли Ю. Лужкова в политической и экономической жизни России специалисты отмечают, что финансово-экономической опорой мэра г. Москвы является «московская группа» — влиятельное политическое и административное образование, включающее в себя формальные и неформальные объединения и структуры, возглавляемые преданными ему людьми.

По мнению наблюдателей, фундамент названной группы составляет акционерная финансовая корпорация (АФК) «Система», зарегистрированная в июне 1993 года.

Фактически корпорация создана на базе подразделений правительства г. Москвы, первоначально была ориентирована на приватизацию столичной недвижимости и наиболее рентабельных отраслей города и Московской области. В последующем АФК «Система» активизировала свою деятельность и в регионах России.

В результате их холдинговой компании образовалась мощная многоотраслевая финансово-промышленная. корпорация, располагающая значительными денежными и материальными ресурсами с числом работников более 30 тысяч человек. Владеет пакетами акций более 180 предприятий, в том числе контрольными — Московского банка реконструкции и развития, ВАО «Интурист», АО «Детский мир», АО «Кедр-М» (сеть автозаправочных станций). Объем инвестиций на конец 1996 года составил около 150 миллионов долларов, оборот финансовых средств за 1996 год — более 1,5 триллионов рублей, активы — свыше 2,5 триллионов рублей. Финансовое состояние АФК устойчивое.

АФК «Система» не пользуется услугами коммерческих банков, для финансирования проектов использует специально созданный Московский банк реконструкции и развития. Корпорация имеет статус уполномоченной организации правительства г. Москвы по многим финансовым и производственным проектам, поддерживает связи с крупными зарубежными концернами и фирмами».

С лета 1997 года постепенно формировалась система латентных противоречий между Б. Ельциным, В. Черномырдиным и Ю. Лужковым. Иерархия противоречий к началу 1998 года сложилась следующим образом: Ельцин — Черномырдин, Черномырдин — Лужков, Ельцин — Лужков.

Ельцин всегда подозрительно относился к своим ближайшим сподвижникам. Особенно после ухода А. Коржакова. И это в полной мере относилось к Черномырдину и Лужкову.

По некоторым данным, еще начиная с весны 1994 года, под влиянием конфиденциальных докладов Коржакова, у семьи и у самого президента сформировалась отрицательная установка на Черномырдина и Лужкова.

Начиная с сентября 1997 года такое подозрение со стороны Ельцина, мнительность которого в связи с его болезнями порой становилась маниакальной, начало возрастать. В конце декабря Ельцин, в своей обычной манере, спровоцировал Черномырдина на активизацию своих личных политических амбиций. В отношении Лужкова была избрана другая тактика — аппаратное игнорирование. Президент сознательно держал дистанцию в своих взаимоотношениях с Лужковым.

В марте 1998 года окончательно стало ясно, что Черномырдин попался в расставленную для него ловушку. Он потерял присущую для него аппаратную осторожность, которая позволяла ему достаточно долго в своей карьере избегать подводных политических рифов.

Утром 23 марта, в понедельник, Ельцин позвонил Черномырдину, который в это время уже собирался выезжать в Белый дом, и приказал ему срочно, не заезжая в здание правительства, прибыть в Кремль. Ничего не подозревавший Черномырдин прибыл к президенту, который объявил о его отставке. Соответствующий указ уже был подписан. От неожиданности у премьера потемнело в глазах.

Глава 2 НА ТО И НАТО

К началу 1997 года в отношениях России с НАТО наметился явный тупик.

Со стороны России эти отношения в последние годы не отличались динамизмом или активностью. Кремль стоял на неприемлемости расширения НАТО на Восток. Вяло реагировал на попытки втянуть в программу «Партнерство ради мира», хотя и включился в совместные с НАТО действия в Боснии. Уклонялся от попыток со стороны руководства НАТО наладить более широкие официальные контакты по политической и военной линиям.

Прямолинейной оставалась и линия НАТО. За упрямой политикой блока к расширению на Восток стояла цель закрепить итоги конца «холодной войны» — распад СССР и Организации Варшавского Договора, придать необратимый характер прозападной ориентации Центральной и Восточной Европы.

В то же время нельзя было не видеть, что Запад вынужден был молчаливо признавать правоту и законность российской позиции в отношении расширения НАТО. Ему не удалось найти достойных аргументов, которые могли бы оправдать легитимность этого шага, убедить Россию в его безвредности. Руководство НАТО понимало, что вызываемая его действиями напряженность в отношениях с Россией чревата переходом к «холодному миру», последствия которого могут оказаться для Европы нежелательными. Осознавался и тот факт, что отсутствие позитивной определенности в отношениях с Россией осложнит реализацию намечаемых в НАТО планов трансформации блока, усиления его европейской ориентации.

В сложное положение попадала и Россия. Неизменность курса НАТО на расширение и, как следствие, неизменность позиции России в этом вопросе сужали ее возможности достойным образом влиять на развитие ситуации в Европе.

В поисках выхода из создавшейся ситуации руководство Североатлантического союза инициативно провозгласило начало нового этапа в отношениях с Россией. Суть его, как следовало из речи госсекретаря США У. Кристофера в Штуттгарте 6 сентября 1995 года, — в установлении на довольно длительную перспективу особых отношений НАТО с Россией с их документальным закреплением в некоей хартии.

Документальное оформление нового этапа отношений с Россией руководство НАТО относило на вторую половину 1997 года. Но уже в 1996 году было начато усиленное зондирование российской позиции по этому вопросу.

В сделанной госсекретарем США заявке много было неясного, отсутствовала конкретность. Некоторые дополнительные детали содержались в высказываниях других политических деятелей Запада, в частности, в ходе официальных контактов с российскими представителями. Их анализ позволял сделать предварительные выводы о возможном содержании «новой линии НАТО» в отношениях с Россией.

Прежде всего было ясно, что новый курс НАТО предполагал сохранение параллельности двух процессов — российско-натовских контактов и шагов по расширению НАТО. Формализованное придание отношениям с Россией «особого характера», видимо, было призвано смягчить восприятие Россией планов блока. В то же время «особый характер» так или иначе отражал первостепенную важность натовско-российских отношений, их индивидуальность и выделенность из рядовых планов взаимодействия НАТО с другими странами ЦВЕ и СНГ. В этой связи нельзя было исключать, что особая оглядка на Россию, оформленная к тому же документально, могла оказать определенное сдерживающее влияние на дальнейшие действия НАТО.

Из высказываний западных политиков можно было понять, что «хартия» — односторонний документ НАТО, в котором должна быть зафиксирована провозглашенная линия блока в отношении России. Однако дверь оставлялась открытой и для подписания с Россией двухстороннего документа типа договора, в котором обе стороны выразили бы свои политические намерения и определили бы конкретные меры по их воплощению в жизнь. Уровень подписания документа пока не определялся.

«Особые отношения», по мнению российских аналитиков, могли предусматривать политические заявления со стороны НАТО о признании важности роли России на мировой арене и в создании системы безопасности в Европе, а также двухсторонние политические заявления, констатировавшие намерения сторон всемерно способствовать укреплению мира, стабильности и безопасности на Европейском континенте.

В них могло содержаться предложение о создании механизма постоянных российско-натовских консультаций и принятия совместных решений по широкому кругу. военно-политических и международных проблем, включая формирование специального Совета НАТО по России, а также организацию аппаратов представительств России в структурах НАТО и соответственно НАТО в России.

Российская сторона предполагала, что в понятие «особого характера» отношений НАТО к России будут также входить:

— расширение, контактов по политической и военной линиям, включая контакты между военными штабами различных уровней;

— активное участие России в индивидуальной программе подготовки совместно с НАТО к миротворческим акциям в Европе и, возможно, в других регионах мира, включая проведение объединенных учений контингентов вооруженных сил, объединенное планирование использования сил и средств в совместных операциях объединенных оперативных групп;

— компромиссные шаги по пересмотру в интересах России некоторых положений Договора об обычных вооруженных силах в Европе;

— некоторые уступки в вопросах неразмещения ядерного оружия и контингентов вооруженных сил НАТО на территориях новых членов НАТО из числа стране ЦВЕ;

— уступки России в отношении дальнейших шагов по расширению НАТО (второй очереди), например, откладывание решений по этим вопросам на неопределенные сроки;

— сотрудничество в борьбе с терроризмом, распространением наркотиков и оргпреступностью;

— совместные мероприятия по противодействию распространению оружия массового поражения, а также по предотвращению распространения ракет и ракетных технологий;

— сотрудничество в вопросах ядерной безопасности с оказанием России помощи в поддержании необходимого уровня безопасности российского ядерного потенциала.

— расширение экономической помощи России.

Ответная линия Россия, как представлялось московским аналитикам, могла бы состоять в следующем:

Прежде всего она должна исходить из того, что арсенал активных ответных мер России на расширение НАТО весьма ограничен. Создание оборонительного союза со странами СНГ выглядело нереально. Невозможно было в данных условиях и какое-либо значимое наращивание Россией военного потенциала на Западном направлении. Не выгодны были для России действия по срыву разоруженческих договоров и тем более политическая самоизоляция в Европе.

В числе интересов национальной безопасности России отношения с НАТО не могли занимать первого места, уступая таким не менее острым проблемам, как сохранение территориальной целостности страны и налаживание, отношений с ближним зарубежьем. С учетом этого центральным элементом противостояния России расширению НАТО могла бы стать твердая линия на радиальную трансформацию блока, существенное сокращение его военной структуры, переориентацию блока на миротворческие цели.

Кремлю, видимо, не удастся удержаться на позиции последовательных действий: сначала договоренности с Россией, затем решение о расширении блока. Придется мириться с параллельностью этих процессов. В то же время отрицательное отношение Кремля к расширению НАТО не следует рассматривать как непреодолимое препятствие для налаживания связей между Россией и НАТО, Россией и отдельными странами блока, Россией и общеевропейскими политическими и экономическими структурами. Кремль — тоже параллельно — может твердо возражать против расширения НАТО, одновременно наращивая активность по созданию общеевропейской структуры безопасности.

Аналитики из «мозговых центров» рекомендовали Кремлю принять предложение НАТО об установлении широкого механизма российско-натовских консультаций, включая создание представительских органов России в структурах НАТО и НАТО в России. Это позволило активно использовать все возможные формы связей с НАТО: консультации, контакты на различных политических и военных уровнях, совместные мероприятия вооруженных сил, разоруженческий переговорный процесс, добиваясь везде максимального учета интересов России.

Документальное оформление «особых отношений» НАТО с Россией — односторонние «хартии» НАТО — следует категорически отводить как не дающие легитимной основы для налаживания сотрудничества между Россией и НАТО.

Не имея права «вето» в вопросе о расширении НАТО на Восток, российские аналитики рекомендовали всемерно добиваться ослабления последствий для России этого шага. Необходимо поощрять НАТО к различного рода уступкам: увеличению сроков реализации планов расширения, принятию официальных обязательств о неразмещении на территориях новых членов блока ядерного оружия, высокоточных обычных вооружений, контингентов войск других стран НАТО.

В связи с неизбежным расширением НАТО на Восток в «баланс натовско-российских интересов» кремлевские «мозговые центры» рекомендовали включить следующие вопросы:

— обязательства со стороны НАТО отложить на неопределенное время вопрос о возможном принятии в блок Литвы, Латвии и Эстонии;

— проявление сдержанности и предотвращение невыгодных для России политических и иных акций в отношении Калининградской области со стороны Германии, Польши и стран Балтии;

— проведение более нейтральной политики в отношении Белоруссии, прекращение давления со стороны европейских прозападных структур на белорусское руководство;

— воздействие со стороны НАТО на политику Украины с целью придания ей более умеренного характера по отношению к России и, в частности, оказание влияния на решение в приемлемом для России направлении вопросов о разделе Черноморского флота и определении статуса Севастополя.

В качестве «платы за расширение» со стороны НАТО рекомендовалось потребовать внесения определенных поправок в Договор об обычных вооруженных силах в Европе. Речь могла бы идти об окончательном освобождении России (и Украины) от фланговых ограничений, пересмотре обязательств России о ликвидации вооружений за пределами зоны действия Договора (за Уралом), о пересмотре блоковой структуры Договора и переходе на национальные уровни ограничения обычных вооружений. В то же время рекомендовалось предусмотреть сохранение ограничений на совокупные военные потенциалы военно-политических союзов в Европе, что вынудило бы НАТО после приема в свой состав новых членов сократить допустимые для него потолки вооружений в одностороннем порядке.

В качестве дополнительного рычага давления со стороны России можно было на некоторое время сохранить уже заявленную Государственной думой позицию об увязке вопроса о ратификации Договора СНВ-2 с удовлетворительным для России решением вопроса о расширении НАТО.

Отмечалось, что для России неприемлемо превращение вооруженных сил НАТО в основной инструмент европейской структуры безопасности. Для противодействия этому — а такая тенденция со стороны НАТО имела место — рекомендовалось всемерно способствовать оживлению функционирования структуры ОБСЕ. В частности, предлагалось вести линию на то, чтобы придать ОБСЕ региональные (европейские) функции Совета безопасности ООН в решении вопросов урегулирования конфликтов в регионе, а фактически бездействовавшему Центру по предотвращению конфликтов ОБСЕ — функции военно-штабного комитета ООН с правом планирования применения коалиционных группировок вооруженных сил в Европе.

Аналитикам представлялось, что более активное участие России в совместных европейских миротворческих операциях, наряду с участием России в принятии решений по различным аспектам европейской ситуации, также способствовало бы преодолению монополии вооруженных сил НАТО в Европе.

И самое главное — рекомендовалось не исключать возможности вступления России в политическую организацию НАТО. Это, по мнению ученых мужей, открыло бы России более широкие возможности влиять на ситуацию в Европе.

Короче, ответ Кремля на попытки НАТО установить «особые отношения» с Россией в предстоящие годы, включая начало следующего столетия, представлялся позитивным. По мнению кремлевских аналитиков, проявляя в целом готовность к диалогу и сотрудничеству, Россия получила бы возможность действовать в этом направлении неторопливо и взвешенно, используя заинтересованность НАТО в налаживании отношений с Москвой и добиваясь максимального удовлетворения собственных российских интересов.

' А вот как оценивали ситуацию вокруг расширения НАТО и отношение к этому России в западных кругах.

Как отмечал ряд американских конгрессменов, возможность расширения НАТО на Восток «во многом помогла администрации Б. Клинтона убедить страны Восточной Европы увеличить свои расходы на военные нужды». Чехия собиралась в ближайшие три года удвоить военный бюджет. Польша намеревалась это сделать не позднее чем к 2002 году.

Не отставали от них даже такие государства, как Литва и Словения, «хотя у них нет абсолютно никаких шансов быть принятыми в состав НАТО этим летом». Согласно прогнозам комитета по бюджету конгресса США, присоединение в блоку НАТО только лишь Польши, Чехии и Венгрии в течение ближайших 15 лет обойдется в сумму 60 —125 миллиардов долларов.

Согласно' оценке посла Бельгии в Москве П. Шампенуа, «МИД России уже не может позволить себе отказаться от диалога с НАТО, однако еще не готов к заключению официального соглашения», и выбор момента для переговоров не может определяться только перспективой предстоящей встречи в верхах по вопросу о расширении блока. Российское руководство, которому «внутриполитическая обстановка не позволяет сейчас выдвигать какие-либо встречные инициативы», намерено и в будущем придерживаться, по словам посла, «традиционной конструктивно-выжидательной позиции», оставляющей более широкое поле для маневра, чем официальные переговоры. Бельгийский дипломат считал итоги визита генерального секретаря НАТО X. Солана в Москву «позитивными и способствующими укреплению доверия между сторонами, до этого использовавшими угрозу разрыва отношений в качестве основного козыря, применение которого означало бы признание обоюдного поражения».

По мнению ряда высокопоставленных сотрудников штаб-квартиры НАТО в Брюсселе, «Россия должна достаточно спокойно воспринять вступление в НАТО Чехии». Вместе с тем «принятие Польши и Венгрии может вызвать у российского руководства крайне негативную реакцию», поскольку членство этих стран в Североатлантическом альянсе активизирует попытки присоединения к нему Румынии и Украины. Зарубежным экспертам представлялась вполне оправданной и логичной подобная позиция России, отражавшая ее опасения по поводу создания «черноморско-балтийского моста» в результате возможного принятия в НАТО указанных государств.

По оценке ведущих экспертов министерства экономики Голландии, активизация госдепартаментом США действий по расширению Североатлантического альянса «в перспективе способна привести не только к усилению американского военного присутствия в странах Центральной и Восточной Европы, но и к закрытию российского сырьевого рынка». По словам экономистов, Нидерланды заинтересованы в ослаблении экономических позиций США и именно в связи с этим планировали «уделить особое внимание вопросам расширения торговых связей с Россией». Голландские эксперты полагали, что основы для подобного сотрудничества уже имелись и «ЕС мог бы стать более эффективной базой для формирования нового политического сообщества».

По прогнозам американских дипломатов в Москве, «утрата традиционного влияния на Балканах одновременно с расширением НАТО на Восток может оказаться серьезным ударом по российской дипломатии». Как полагали американцы, «Кремль изначально считал С. Милошевича и Социалистическую партию Сербии гарантами своих интересов в Югославии, так как в случае прихода к власти ориентированных на Запад представителей оппозиции предполагал усиление анти-российских настроений». Вместе с тем, как считали американские диппредставители, правительство России, «фактически продолжая поддерживать Социалистическую партию Сербии, в последнее время пошло на диалог с лидерами оппозиции» именно для того, чтобы при любом повороте событий активно участвовать в урегулировании балканского конфликта.

Как отмечал второй секретарь посольства Израиля в Москве Я. Вайнтрауб, переговоры В. Черномырдина и Е. Примакова с министром экономики и торговли Израиля Н. Щаранским свидетельствовали о том, что российское руководство продолжало искать различные пути для укрепления своих позиций в процессе урегулирования ближневосточного кризиса, «в том числе и посредством влияния на бывших соотечественников».

По мнению ряда зарубежных политологов, руководству России следовало использовать оставшееся до совещания в Мадриде время для укрепления отношений со странами Средней Азии, Ближнего и Среднего Востока, а также с Китаем. Профессор, флорентийского университета Ф. Энарду полагал, что «российский МИД вполне может рассматривать сотрудничество с государствами Востока в качестве противовеса политической и экономической экспансии Запада». Итальянский политолог отмечал, что «расхождение позиций ведущих европейских держав и Турции по вопросам приема последней в ЕС дает России возможность искать точки соприкосновения с Анкарой» по вопросам расширения блока НАТО и снятия эмбарго с Ирака.

Эксперт энергетического центра ЕС в Екатеринбурге Р. Вальтер считал, что «потепление отношений между Москвой и Тегераном грозит подорвать гегемонию США на Ближнем и Среднем Востоке». Недавнее подписание меморандума о сотрудничестве России, Ирана и Туркмении в освоении минеральных ресурсов Каспия эксперт расценивал как укрепление «каспийского нефтепроводного консорциума». Если МИД России убедит правительственные и деловые круги Казахстана и Азербайджана поддержать эту идею, в каспийском регионе возникнет новая политико-экономическая структура, способная противостоять интересам транснациональных нефтяных корпораций.

«Активная позиция России по отмене эмбарго на поставки нефти из Ирака даст возможность Москве одной из первых установить полномасштабное сотрудничество с Багдадом», создав тем самым предпосылки для усиления своей роли в процессе ближневосточного урегулирования, подчеркивал Р. Вальтер. В целом, по его мнению, «успехи российской внешней политики в Азии помогут России создать дополнительные рычаги для воздействия на Запад» при ведении переговоров по вопросу о расширении НАТО.

Именно в это время американские СМИ начали писать о том, что на Западе складывалось мнение, будто российские ядерные реакторы гражданского и военного Назначения все больше напоминают пороховые бочки с зажженным фитилем. В прессе приводились расчеты зарубежных специалистов, согласно которым Россия располагала столь значительными запасами оружейного плутония и обогащенного урана, что «только подвергшихся радиоактивному загрязнению населенных пунктов, где производилось, складировалось, испытывалось или уничтожалось оружие массового поражения, на территории СНГ насчитывается около трехсот». Наибольшее беспокойство у американцев вызывали реакторы в Красноярске, Томске и Челябинске, аналогичные чернобыльскому, которые были построены тридцать лет назад для производства плутония.

Американская пресса, комментируя факт создания парламентской группы «АнтиНАТО», расценила действия депутатов скорее как «символические, так как Госдума не обладает в России какой-либо реальной властью». По мнению американцев, российские политики, руководствуясь принципом «успех Запада является нашим провалом», сами себя «загнали в угол, резко ограничив Е. Примакова в свободе дипломатического маневра». Вместе с тем журналисты считали вполне вероятным, что этот демонстративный акт был осуществлен при согласии МИД России, который таким образом пытался укрепить свои позиции на переговорах с альянсом.

По оценкам Института национальных стратегических исследований США, «вмешательство России в конфликты на территории Грузии и Таджикистана в целом имело позитивный эффект». Вместе с тем эксперт П. Хенце отмечал, что «хотя российское руководство имеет вполне законные экономические и культурные интересы в Среднеазиатском регионе и на Кавказе», на Западе были недовольны продолжением военного присутствия российских войск в Грузии, Армении, Азербайджане и Таджикистане без обеспечения эффективного международного контроля. Представитель ЦРУ Ф. Эрмарт не исключал, что под давлением Турции и Пакистана в миротворческие операции могут быть вовлечены американские военнослужащие.

По прогнозам экспертов министерства обороны и Совета национальной безопасности США ожидалось дальнейшее укрепление российско-китайских отношений, поскольку для КНР сотрудничество с Россией является наиболее простым способом преодолеть эмбарго со стороны западных стран на передовые военные технологии. Как полагали эксперты С. Ким и Р. Косса, «хотя сегодня Пекин и Москва находят общие решения по вопросам борьбы с сепаратизмом и расползанием исламского фундаментализма», вряд ли возможно долгосрочное равноправное партнерство между ними. У ведущих азиатских стран пока нет оснований для активного подключения России к разрешению важнейших региональных проблем, «так как Кремль потерял свое былое влияние даже на КНДР».

По мнению аналитиков Д. Яворски и Ф. Эрмарт, «споры вокруг статуса Крыма и Черноморского флота резко усилили интерес Запада к Украине». Но если в будущих российско-украинских отношениях «акцент переместится на экономические проблемы», Россия будет иметь значительное преимущество. Растущая зависимость Белоруссии, Украины, Молдавии и Казахстана от российских энергоисточников может привести к постепенному возвращению этих государств «в сферу влияния Москвы и превращению их в конечном счете в сельскохозяйственную периферию более динамичной России».

Политико-дипломатическое сражение, развернувшееся между Россией и Западом вокруг проблемы расширения НАТО на Восток, было тем рубежом, с которого, собственно говоря, и началась для Кремля нормальная политика. Именно тогда на первое место остро вышли национальные интересы государства, а не личные симпатии или антипатии руководителей. В ряду первоочередных обязанностей политического руководства любой страны, ее высших органов представительной и исполнительной власти всегда стоит определение и формулирование национальных интересов и приоритетов внутренней и внешней политики государства, непрерывный и всесторонний анализ существующих и потенциальных угроз этим интересам. То есть речь идет о концепции национальной безопасности и определение на ее основе текущих и перспективных задач государства в области геополитики, стратегии и оборонного строительства.

Приближение НАТО к российским границам застало Кремль врасплох. На тот момент в стране отсутствовала концепция ее безопасности.

Существуют различные предположения относительно того, почему этот важный участок государственного строительства в течение длительного времени оказался бесхозным. Многие объясняют это следствием растянутости переходного периода в становлении нового российского государства, когда ни руководство, ни общество не видели перед собой более-менее четкие ориентиры внутреннего развития, не определили внешнеполитические приоритеты страны и ту роль, которую она намерена играть в мире.

Имеются и другие оценки, согласно которым российское руководство, не будучи уверенным в том, что осуществляемый им курс реформ в его первоначально задуманном виде получит в итоге достаточную поддержку в обществе, считало преждевременным расставлять все точки над «и» в этих вопросах. Есть и более простое объяснение: застой в разработке основ национальной стратегии России обусловлен дефицитом интеллектуального потенциала.

Трудно сказать, как было на самом деле, но отсутствие четких и ясных представлений об общенациональных интересах и идеалах неизбежно вызывает неопределенность в национальной стратегии и формирует предпосылки появления ошибочных подходов к решению постоянно возникающих перед страной сложных геополитических и геостратегических задач.

Все робкие попытки формирования публичной доктрины национальных интересов России, к сожалению, ничем не закончились. Вместо этого президент выступил с предложением выработать некую «национальную идеологию». С точки зрения экспертов, данное предложение — не выход из положения, а лишь суррогат того, что действительно требовалось России.

Четкая, ясная и понятная общественности доктрина национальных интересов должна предшествовать любым конкретным действиям по реформированию государства. Ни «Концепция внешней политики России», разработанная министерством иностранных дел в 1993 году, ни «Закон о национальной безопасности», обсуждавшийся в Государственной думе, адекватными документами в этом смысле не являлись.

Первый из них явно устарел, поскольку был составлен в совершенно иной международно-политической ситуации, к тому же в достаточно расплывчатых тонах, а второй излишне политизирован депутатами от КПРФ. К сожалению, даже президентские выборы 1996 года не привели к подвижкам в осознании необходимости концепции национальных интересов. А без нее любые конкретные действия будут восприниматься в обществе с непониманием или недоумением, что в итоге приведет к апатии или дезориентации умов.

Страна нуждалась в своей шкале национальных приоритетов, фиксирующей принципы международной деятельности, ее отношения с партнерами, вхождения в альянсы, участия в союзах и т. д.

Стратегические интересы России объективно не могут замыкаться в пределах ее национальных границ. Несмотря на кризис, она имеет практически все предпосылки и основания для того, чтобы остаться одним из влиятельнейших государств мира. Должна ли она стремиться отстоять свое право на роль державы мирового уровня, принадлежавшую ей на протяжении столетий?

В России есть силы, подталкивающие ее к отказу от такой роли. Стремление другой части политической элиты восстановить и укрепить статус России как мировой державы не совпадает с интересами ведущих стран. Кому хочется иметь на востоке мощного экономического соперника, к тому же сильного в военном отношении? Именно последнее является главным мотивом в усилиях Запада по продвижению военно-политического блока НАТО на Восток.

Североатлантический союз (НА ТО) — основная военно-политическая коалиция европейских государств: Великобритания, ФРГ, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Норвегия, Дания, Исландия, Италия, Греция, Португалия, Испания, Турция, США и Канада создан 4 апреля 1949 года с целью «объединить усилия стран-участниц для коллективной обороны и сохранения мира и безопасности».

Зона действия НАТО охватывает территории Северной Америки, европейских стран — участниц союза, Турции, а также акватории Средиземного моря и Атлантического океана с общей площадью сухопутной территории более 22,8 квадратных километров и населением около 710 миллионов человек.

В интересах достижения целей договора в НАТО созданы крупные вооруженные силы и постоянно действующие руководящие центральные и периферийные органы, оказывающие существенное влияние на формирование внешней и внутренней политики стран — участниц альянса.

Основная часть вооруженных сил блока развернута в Европе (по натовской терминологии — Европейский театр войны) и на Атлантике (Атлантический театр войны) и по состоянию на 1997 год насчитывали свыше 2,7 миллионов человек личного состава (в том числе в Европе — 2,4 миллиона человек), дивизий — 48, отдельных бригад — 105, средств доставки ядерного оружия (без учета стратегических) — свыше 1070, танков — более 15400, орудий, минометов около 24800, боевых самолетов ВВС и ВМС — свыше 5600, боевых кораблей — 843.

Стратегические ядерные силы стран НАТО являются основным средством ведения всеобщей ядерной войны. Они состоят из стратегических наступательных сил США, стратегических ядерных сил Великобритании и Франции и постоянно находятся в национальном подчинении.

В боевом составе стратегических наступательных сил США находятся: межконтинентальных баллистических ракет — 580, ПЛ АРБ — 20, самолетов бомбардировочной стратегической авиации ВВС — 201.

В состав стратегических ядерных сил Великобритании входят 2 ПЛАРБ (типа «Вэнгард»), на каждой 16 ракет «Трайдент-2» (всего 32).

Французские силы представлены 5 ПЛАРБ (типа «Энфлексибль» — 4, «Триумфан» — 1) с 80 ракетами М-4С, М-45, а также баллистическими ракетами наземного базирования С-3 (16 единиц).

Ядерные силы на театре войны в Европейском и Атлантическом (океанском) стратегических районах включают части и подразделения оперативно-тактических ракет, атомной артиллерии, самолетов-носителей тактической авиации и военно-морских сил. В своем составе они насчитывают свыше 1070 средств доставки (из них в Европе — более 850), в том числе 856 самолетов-носителей ВВС и ВМС (в Европе — около 650), 15 ПУ оперативно-тактических ракет и 210 орудий атомной артиллерии.

Силы общего назначения являются наиболее многочисленным по составу компонентом объединенных вооруженных сил НАТО и включают сухопутные войска, ВВС и ВМС.

Сухопутные войска и морская пехота НА ТО в Европейском и Атлантическом океанском стратегических районах насчитывают: ПА — 5, А К - 26, дивизий — 48, отдельных бригад — 105, свыше 15400 боевых танков, около 24800 орудий ПА, РСЗО и минометов. Укомплектованность 46 процентов количества дивизий и 33 процентов отдельных бригад составляет по личному составу — не менее 65 процентов, технике — 100 процентов, что обеспечивает им 2-8- суточную готовность к выполнению боевых задач.

В составе ВВС имеется около 4800 боевых самолетов, из них 585 самолетов «двойного» назначения, способных нести ядерное оружие и около 1400 боевых самолетов резерва, а также 1208 ПУ ЗУР.

Военно-морские силы НА ТО в Европейском и Атлантическом океанском стратегических районах насчитывают в своем составе 843 боевых корабля (в том числе в Европе — 570), из них авианосцев —11 (4), ПЛ АРБ — 17, надводных кораблей различных классов —661(474), подводных лодок (без ПЛ АРБ) — 151(92), боевых самолетов — 807 (63).

За последние годы в Европе произошли крупнейшие изменения в геополитической и военно-стратегической обстановке. Распущена Организация Варшавского Договора, распался Советский Союз, дезинтегрировано единое стратегическое оборонное пространство стран Восточной Европы, реализованы международные договоры в области стратегических и обычных вооружений и вооруженных сил, появилась ОБСЕ. Нет исторической и практической необходимости в дальнейшем существовании блока НАТО в его нынешних параметрах и предназначении. В сложившейся геостратегической ситуации в Европе планы расширения этого блока на Восток не могут рассматриваться Россией иначе, как в качестве потенциальной угрозы ее интересам и безопасности.

Геостратегическим интересам России в Европе отвечала бы такая ситуация, когда между западной границей России и восточной границей зоны ответственности НАТО сохранялась бы стратегическая буферная Зона (страны Восточной Европы и ближнего зарубежья) пониженного военного противостояния и активности. Помимо того, что такая ситуация способствовала бы повышению доверия между Россией и странами НАТО, она предоставляла бы российской стороне больше гарантий безопасности, нежели в условиях отсутствия такой зоны, постоянно снижала бы опасность неспровоцированных обострений военно-политической обстановки из-за всякого рода случайностей.

Между тем планы расширения НАТО на Восток, присоединение ненатовских государств Европы к программе НАТО «Партнерство ради мира» и все более активное политическое и военное вмешательство Североатлантического союза в решение кризисных ситуаций в регионах и странах, находившихся вне зоны ответственности блока, вели дело к тому, что НАТО рано или поздно поглотит эту буферную зону и приблизится вплотную к западным границам Российской Федерации.

Что бы ни говорили идеологи НАТО и некоторые российские политики о «стабилизирующей» и «конструктивной» роли этого военно-политического блока в Европе и мире, трезвым политикам и военным профессионалам было ясно, что за всеми этими успокаивавшими заявлениями скрывалось реальное стремление Запада расширением границ блока на Восток закрепить свои неожиданно крупные геостратегические приобретения в Европе и указать этим России на то, что ее геостратегические интересы заканчиваются на ее западной границе.

Национальным интересам России на европейском направлении отвечало бы выравнивание возникшего в последние годы перекоса в пользу Запада геостратегического баланса сил на континенте при том условии, что уровень этого баланса определялся бы исходя из принципов разумной достаточности и стратегической стабильности, а также с учетом происшедших за последние годы геополитических изменений в Европе.

В этом контексте, отмечали независимые военные аналитики, вызывали определенные сомнения справедливость по отношению к России ряда положений Договора об обычных вооруженных силах в Европе, заключенного во времена СССР, когда геополитическая и геостратегическая ситуация в Европе была совершенно другой, чем во времена Ельцина. Нельзя было не видеть, что под стремлением обеспечить полное и безусловное выполнение договора западные партнеры добивались, по существу, одностороннего разоружения России.

Российские геостратегические интересы на европейском направлении предполагали наличие у России и ее Вооруженных сил достаточного геостратегического пространства, позволявшего с удовлетворительной степенью надежности обеспечить военную безопасность страны в различных кризисных ситуациях. Такого пространства у России фактически нет.

В связи с этим Россия должна быть заинтересована в сохранении и, по возможности, усилении своего военного присутствия на Черном и Балтийском морях, обеспечении высокой боеспособности и боеготовности группировки своих войск на территории Калининградской области, сохранении в своих руках рычагов военного воздействия на обстановку в зонах существовавшей и потенциальной нестабильности на постсоветском пространстве, например, в Приднестровье, создании в рамках СНГ на западном направлении объединенной системы ПВО, радиоэлектронного контроля и разведки, получении возможности использовать на договорных или других условиях объекты военной инфраструктуры на территориях Белоруссии, Украины и Молдовы.

Жизненным экономическим интересам России на европейском направлении отвечало выравнивание внешнеторгового баланса между Россией и европейскими государствами, постепенное свертывание невыгодных и губительных для национальной экономики и финансовой системы страны форм сотрудничества, замедление, а затем и полное прекращение сползания российской экономики на позиции сырьевого придатка Европы.

Исключительно важной и острой для России, по мнению аналитиков московского Центра стратегического развития, являлась проблема «окна в Европу». После распада СССР Россия оказалась отрезанной от Европы поясом новых независимых государств, через территории которых в основном пролегали главные наземные экспортно-импортные пути, связывавшие российский и европейский рынки.

Через эти территории проходили бывшие советские нефте- и газопроводы, по которым и после распада СССР шли в Европу российские нефть и газ. Большинство западных торговых морских портов СССР также оказались в других странах. Россия несла значительные расходы по выплатам за использование всей этой инфраструктуры. Наносился значительный прямой ущерб ее экспорту и импорту при прохождении товаров, грузов и энергоносителей по территории других государств. Некоторые страны, особенно балтийские, использовали сложившуюся ситуацию с большой выгодой для своей экономики, по существу, спекулируя и паразитируя на российских транзитных проблемах.

Проблема «окна в Европу» выдвигала перед Россией задачу поиска альтернативных или дополнительных путей выхода в Европу. В связи с этим предлагалось наращивать возможности российских портов на Балтийском и Черном морях, шире использовать морские пути в обход Северной Европы и, возможно, проложить в направлении Западной Европы дополнительные нефте- и газопроводы на севере и юге, минуя страны ближнего зарубежья. Безусловно, важным в этом отношении шагом явилась бы реализация союза между Белоруссией и Россией.

Ученые и специалисты, которые были' искренне обеспокоены судьбой своей страны, разрабатывали предложения, направленные на обеспечение ее экономической независимости от развитых европейских государств. Центр стратегического развития подчеркивал: безопасность России и интересы ее собственного развития требовали, чтобы страна не заходила слишком далеко в увязывании своих экономических перспектив с объемом российских сырьевых поставок в Европу. По их мнению, интересам России отвечал бы приток европейских инвестиций в ее экономику. И в первую очередь, в ее наиболее технологичные отрасли, дающие конечную продукцию. Решение этих проблем должно осуществляться таким образом, чтобы не осложнять взаимоотношений России с европейскими государствами и финансовыми институтами в вопросах выплаты российских долгов.

В подготовке предложений по содержанию концепции и стратегии национальной безопасности превалировали в основном две точки зрения. Одна часть научно-аналитических центров, основываясь на изучении международных отношений последних лет, исходила из того, что окружающий мир — это мир силового партнерства и силовой конкуренции. Приводилось немало доказательств того, что в современных международных отношениях огромную роль играли принципы учета силового баланса и возможности силового взаимодействия.

Другая часть политологов-международников, наоборот, весьма скептически относилась к внешним угрозам, полагая, что готовность остального мира принять новую Россию в свои структуры распространится до уступок ведущими государствами своих сфер влияния зонам российских геополитических интересов.

Вопрос стоял так: или Россия четко выражает приоритеты своих политических, экономических и военно-стратегических интересов в мире или отказывается от подобных претензий в силу желания стать «частью цивилизованного мира», то есть государством, готовым идти в фарватере политики ведущих западных держав.

При кажущейся безмятежной жизни в Европе и внешнем согласии «цивилизованного мира» наблюдательные аналитики видели глубокие противоречия, раздиравшие стан союзников. Шло перераспределение сфер политического влияния, передела зон национально-государственных интересов между США и западноевропейскими государствами. После ликвидации жесткого межблокового противостояния в Центральной Европе Вашингтон стремился навязать европейцам новые формы взаимозависимости и стратегического партнерства, сохранив свое военное присутствие на неопределенно длительный период времени: Однако в европейских делах все более значимую роль начинала играть объединенная Германия. По-прежнему была весьма активна Франция, стремившаяся не только сохранить, но и усилить свое влияние на континенте. На ряде направлений можно было видеть несовпадение интересов США и их европейских союзников.

Сама Европа в последние годы столкнулась с некоторыми острыми проблемами политического, идеологического и межэтнического характера, которые создавали определенные угрозы европейской стабильности и привычному комфорту. Это в первую очередь накрывшая ряд стран волна националистического и религиозного экстремизма, оживление в некоторых европейских «углах» сепаратизма. На спокойной до недавнего времени территории Европы, и в первую очередь на Балканах, появились очаги вооруженного противостояния и военных конфликтов, вносивших порой весьма существенные коррективы в общую военнополитическую ситуацию на континенте.

Новым и весьма значимым геополитическим фактором стало образование на постсоветском пространстве ряда независимых государств, которые в интересах собственного самоутверждения и выживания все сильнее и определеннее ориентировались на Запад, не забывая при этом выпрашивать у России льготы и привилегии в использовании российских энергоресурсов, получении кредитов, отсрочке выплаты долгов.

Куда плыть? К какому берегу пристать? Время деидеологизированных отношений России с ведущими государствами мира кончалось. Было видно невооруженным взглядом, что во внешнеэкономическом плане она все больше превращалась в сырьевой придаток развитых стран, рынок сбыта для их второсортных товаров. Москва шаг за шагом уступала свои внешние и внутренние рынки иностранным производителям.

Продолжавшиеся процессы углубления европейской экономической интеграции создавали ряд препятствий на пути к равноправному партнерству России с остальной Европой. Роль ОБСЕ, несмотря на все попытки Москвы придать ей доминирующее влияние, постепенно снижалась и уходила в тень НАТО. В планы США и их союзников по Североатлантическому альянсу не входило снижение уровня американского присутствия в Европе, а если учитывать активное сближение стран Восточной Европы, Балтии и ряда стран СНГ с Соединенными Штатами, в том числе и по военной линии, то влияние этого крупнейшего государства в мире в зоне российских жизненно важных интересов возрастало. И это в то время, когда Россия не вела поиска союзников на двусторонней основе.

Уже упоминавшийся в этой главе Центр стратегического развития классифицировал внешние источники военной опасности для России следующим образом.

По мнению аналитиков центра, общий характер внешней военной опасности состоял в стремлении ряда государств и союзов стран удовлетворить за счет России свои национально-государственные интересы, используя для этого все возможные средства и способы достижения цели.

Наибольшую опасность для России извне представляли государства, располагавшие значительным потенциалом стратегических ядерных вооружений. и средств их доставки. Военно-политическим союзом, объединяющим эти государства, является блок НАТО. Ни для кого не было секретом его стремление расширить свой состав за счет восточноевропейских государств и приблизить зоны своего непосредственного военного влияния к границам России, начать возведение новых рубежей на пути «российской угрозы».

Наращивание стратегического военно-политического дисбаланса в Европе в пользу НАТО, его расширение объективно вызывало рост антироссийских настроений как в бывших социалистических странах, так и во всем Европейском сообществе. Этому способствовала пропагандистская кампания «спасения Европы от новой угрозы со стороны России».

По крайней мере, два негативных последствия вытекали отсюда. С одной стороны, снижение достигнутого уровня экономических отношений России с Западом, с другой — нарастание антизападных настроений в российском обществе, что могло положить начало новому похолоданию военно-политического климата в Европе и изоляции России от общеевропейских процессов.

Среди ведущих мировых держав только США обладали военной возможностью самостоятельно уничтожить Российскую Федерацию. Роль Соединенных Штатов в НАТО в ближайшей перспективе не должна уменьшиться. Наоборот, влияние американской политики и экономики возрастало в Австрии, Швеции, Финляндии и в других нейтральных европейских странах.

Принимая во внимание место США в системе европейской безопасности, нельзя было не заметить наступательную тенденцию продвижения декларированных американскими властями зон жизненно важных интересов Соединенных Штатов к границам России: на северо-западе — от Норвежского и Северного морей в Баренцево и Балтийское моря, на юге и юго-западе — американцы открыто настаивали о наличии своих интересов, помимо Персидского залива, в Каспийском и Черном морях. Эти интересы, как правило, разносторонние, включающие и оборонные вопросы.

Анализ взглядов высшего командного состава вооруженных сил США показал, что по-прежнему главным вероятным противником в их представлениях являлась Россия. Американская позиция в оборонной политике прямолинейно изложена в «Директивах в области обороны на 1994–1998 гг.»: «…не допускать появления на территории бывшего Советского Союза… нового соперника, представляющего угрозу, аналогичную той, что исходила из СССР».

По мнению ряда российских аналитиков, политика США, проводимая под аккомпанемент миролюбивых лозунгов, но односторонне ориентированная лишь на реализацию собственных государственных интересов, без учета позиций других стран, должна вызывать достаточно высокой степени обеспокоенность со стороны России, поскольку существует реальная возможность обострения экономических и политических отношений между нашими странами уже на рубеже третьего тысячелетия.

По имевшимся данным, так называемое разведывательное сообщество США, включающее в себя ЦРУ, Разведывательное управление министерства обороны (РУМО), Агентство национальной безопасности (АНБ), соответствующий отдел госдепартамента и другие ведомства, число которых колеблется около 20, продолжало разработку скоординированной стратегии действий в отношении России по меньшей мере до 2005 года.

В основе оценок ряда экспертов по России лежат выводы о том, что события в стране накануне нового тысячелетия сопряжены с фундаментальными переменами всей геополитической ситуации в мире, требующими от США адекватного реагирования.

Несмотря на бытовавшее у непрофессионалов мнение о том, что Россия не представляет больше опасности для США, американские аналитики склонны к совершенно иным оценкам. Они исходили из того, что проблемы для Вашингтона оставались и даже обострялись, приобретая новый поворот.

В их числе назывались нестабильность и хрупкость реформ в России и в бывшем Советском Союзе в целом; ожидаемый взлет Китая в разряд сверхдержав не только по численности населения, но и по экономической и военной мощи; опасность распространения ядерного, химического и биологического оружия, создания баллистических ракет их доставки более чем в 20 странах; вероятность перевооружения Ирана и Ирака; возможность конфликта с использованием современных средств войны между Индией и Пакистаном; неурегулированность отношений на пространстве бывшей Югославии; ядерные программы в Северной Корее; международный терроризм, распространение наркотиков и другие проявления организованной преступности. Россия, по мнению американцев, по-прежнему имеет отношение ко всем этим проблемам.

Зачастую цитируется высказывание бывшего директора ЦРУ Р. Гейтса в конгрессе США о том, что «конец тысячелетней российской и советской империи, конец десятилетий борьбы сверхдержав и «холодной войны» — это катаклизмы истории, и думать, что Россия спокойно покинет мировую арену, не беспокоя больше нас, значит, быть предельно наивным».

В этой связи многие заинтересованные американские ведомства рекомендовали Б. Клинтону учитывать происходившие в мире перемены. Постоянно совершенствовать разведывательное сообщество США, регулярно переоценивать приоритетную тематику сбора информации, однако делать это крайне осторожно и гибко, чтобы не растерять потенциал страны в сфере сбора и анализа данных.

В отношении СНГ высказывались мнения — о том, что это регион особого беспокойства с точки зрения развития внутриполитической и экономической обстановки, распространения обычного оружия и контроля за ядерными вооружениями. Отслеживанию подлежали также финансовые, производственные и торговые проблемы во взаимоотношениях с зарубежными странами, возможность создания высоких технологий, которые негативно могли сказаться на интересах США.

Что касается внутриполитической обстановки в России, то американские аналитики указывали на недостаточную степень управляемости страны и преувеличенную степень реального влияния Б. Ельцина. Они ссылались на опыт М. Горбачева, вольно или невольно открывшего дорогу силам, которые он оказался не в состоянии контролировать. Коммунизм расценивался в США как отмиравшая государственная идеология, однако носители его идей в России и других республиках СНГ представлялись американцам потенциально опасными с точки зрения выражения интересов недовольных ходом и результатами реформ широких масс населения, что чревато возвратом к авторитаризму.

В прогнозах геополитического положения и будущего России обращало на себя внимание мнение бывшего помощника президента США по национальной безопасности, известного советолога 3. Бжезинского. Он полагает, что Россия в ущерб интересам США станет в большей степени, чем при министре иностранных дел А. Козыреве, ориентироваться на Европу, в частности на Германию и Францию, а также пытаться вести самостоятельную игру с Китаем, Японией, Ираном, странами Азиатско-Тихоокеанского региона и Ближнего Востока.

Противовесом идеям возрождения «имперских» амбиций России, на взгляд 3. Бжезинского, может послужить дальнейшая дезинтеграция Евразии: укрепление суверенной Украины, поддержка Соединенными Штатами «таких стратегически важных государств, как Азербайджан и Узбекистан», содействие превращению самой России в рыхлую конфедерацию европейской части, «Сибирской» и «Дальневосточной» республик. Под предлогом того, что «децентрализованная политическая система и экономика свободного рынка» позволили бы дезинтегрированным осколкам бывшего Советского Союза «легче поддерживать тесные связи со своими соседями» и «включиться в систему трансконтинентального сотрудничества», планировалось побудить Россию оставить «тщетные усилия по возвращений) себе статуса мировой державы».

В США обращали внимание на то, что в 1997 году различные политические силы в России, независимо от идеологической ориентации, заметно активизировали дискуссии о «национальной идее».

Эта тема стала публичным «коньком» оппозиции, выступавшей с державных позиций, в то время как президентские и правительственные структуры данную проблему оставляли на втором плане, всячески подчеркивая лишь отсутствие внешних угроз, а также фактор необходимости и необратимости реформ.

Теперь представители «партии власти», отмечало разведывательное сообщество США, включая даже прозападно настроенных А. Чубайса и Б. Немцова, все чаще говорили о приоритете национальных интересов, но государственная концепция в этом плане не разработана.

Цели дискуссии в России, к которой американцы с позиций своей силы относились достаточно хладнокровно, по их мнению, состояла прежде всего в том, чтобы выполнить «социальный заказ» президента Б. Ельцина в расчете благоприятно повлиять на широкие слои населения; перехватить инициативу у оппозиции и снять критику в отношении «антинародности режима»; восполнить идейный вакуум и предотвратить раскол нации. Обсуждением данной проблемы, помимо государственного аппарата, активно занимались различные институты, общественные центры и аналитические группы финансово-промышленных структур России. Степень своего влияния на большинство из них американцы расценивали как высокую.

В концептуальных вопросах развития России, определяющих национальные ценности, стратегические ориентиры и жизненно важные интересы, разброс мнений весьма широк. Взаимоисключающие подходы не позволяют добиться общественного примирения в определении шкалы приоритетов и разработке программ действий. Соединить патриотическую, государственническую идею с идеей личного успеха сложно в условиях ослабления власти, экономического кризиса и недовольства населения результатами реформ.

Противостояние в стране носило острый характер. Главным моментом, перевешивавшим стремление политических сил и социальных слоев перебороть и отбросить друг друга, был страх перед всеобщим хаосом. В то же время перспектива консолидации интересов основных политических групп России только на этой основе не просматривалась, что ослабляла экономический, военный, интеграционный и внешнеполитический потенциал страны.

В лучшем для себя случае Россия, отмечали аналитики ЦРУ, которой был навязан «шоковый» путь реформ, практиковавшийся в странах «третьего мира», может рассчитывать на маневрирование — развивать отношения с Западом, играть на противоречиях между США, Европой и Японией, вести более самостоятельную игру на азиатском и ближневосточном направлениях.

В Вашингтоне исходили из того, что финансово-экономических рычагов воздействия, не говоря уже о внушительном военном перевесе и числе союзников, достаточно, чтобы приостановить «имперские амбиции России на постсоветском пространстве» и возрождение ее великодержавного статуса.

То же касается и европейских государств. При всей заинтересованности в добрососедских отношениях ни одно из них не горело желанием видеть в России могучего соперника.

Сотрудничество с Россией использовалось Европой в первую очередь в интересах реализации собственных геополитических и экономических претензий. Содействуя российской стороне в проведении экономических реформ и осуществлении демократических преобразований, Европейское сообщество стремится предотвратить реставрацию в России идеологически противостоящего режима и возобновление противоборства на идеологической основе. В то же время европейцы не заинтересованы в росте экономической конкурентноспособности российского государства и усилении ее политического влияния как на постсоветском пространстве, так и в Европе.

Рассматривая Россию как партнера в вопросах создания европейской системы безопасности, Запад старается поставить ее в общий ряд малых государств и снизить российское влияние на ход политических процессов. Поскольку Российская Федерация представляется европейцам одним из основных источников угроз и рисков на континенте, одновременно предпринимаются шаги для создания политических и иных механизмов и преград в целях предотвращения перелива политической и экономической нестабильности из России в Европейское сообщество, что объективно способствует изоляции российского общества от Европы.

Кроме того, предупреждали аналитики, необходимо учитывать и интересы отдельных европейских государств, способные самостоятельно проявиться в противодействии с Россией или сыграть провоцирующую роль в российских отношениях с военно-политическими структурами Европы.

Если, к примеру, в настоящее время Германия на официальном уровне не предъявляет претензий на Калининградскую область, а пытается лишь экономически и этнически проникнуть в нее, то в будущем нельзя исключить других форм и способов воздействия на этот российский анклав, направленных на Нарушение территориальной целостности Российской Федерации. Из этого следует, что не только ядерные, но и возрожденные безъядерные державы могут проявить стремление восстановить «историческую справедливость» нажимными методами. Если военное могущество России будет падать такими же темпами, то перерастание потенциальной военной опасности в реальную угрозу долго ждать не придется.

Затянувшийся процесс реформирования оборонной сферы, и прежде всего ее вооруженных сил поставил страну в положение слабой в военном отношении державы. Если бы не ядерное оружие, которым она располагает, ее военно-стратегическое положение было бы сведено к нулю.

Почти все зарубежные эксперты обратили внимание на то, что в широко разрекламированном в 1997 году документе «Семь главных дел правительства России» не было заявлено о военной реформе, которая являлась важнейшей задачей всего государства. В ее решении должно участвовать и быть заинтересовано большое количество министерств и ведомств, все общество. Не было положений о реформировании силовых ведомств и в принятом правительством «Комплексном плане действий по реализации в 1997 году Послания Президента Российской Федерации Федеральному собранию», в котором имелся целый раздел № 6 «К активной внешней политике и эффективной военной реформе».

И это уже насторожило. Почему в двух важнейших документах последнего времени правительство не упомянуло о военной реформе? Случайностью это не могло быть, считали наблюдатели. Возникал вопрос: «Кто должен реализовывать раздел из послания президента по военной реформе? Или правительство не представляло важности этой проблемы для модернизации российского государства и опасности дальнейшего затягивания ее решения?»

Одной из причин такого положения было нечеткое разделение многими российскими политиками понятий «военная реформа» и «реформа вооруженных сил». И не всем в правительстве было ясно, что если в реформировании армии министерство обороны, особенно когда это гражданское ведомство, еще способно выполнить определенные мероприятия, то в комплексе задач военного реформирования его роль должна быть строго ограничена. И наоборот, основным разработчиком военной реформы и указаний президента — Верховного главнокомандующего — по ее проведению должно быть правительство. Только оно способно контролировать весь перечень проблем экономического, политического, социального, экологического, юридического, национального и, наконец, военного характера, относящихся к сфере военного реформирования, которое должно охватить кроме вооруженных сил и других силовых структур экономику, науку, образование, инфраструктуру и т. д.

Из всех силовых структур в 1997 году самая угрожающая ситуация сложилась в Вооруженных силах. Воинские части и соединения российской армии, за исключением Ракетных войск стратегического назначения, ядерного компонента Военно-морского флота и воздушно-десантных войск, практически были небоеготовы и неспособны к ведению боевых действий даже в обороне. Российские Вооруженные силы в своей оргштатной структуре не отвечали требованиям времени и задачам обеспечения военной безопасности страны.

Сохранялся высокий уровень неукомплектованности частей и подразделений Вооруженных сил. С момента образования ВС РФ — с мая 1992 года и по 1997 год укомплектованность армии и флота солдатами (матросами) и сержантами (старшинами) колебалась от 55 до 65 процентов. Боевые надводные и подводные корабли ВМФ, в частности, на Северном флоте, были обеспечены специалистами менее чем на 85 процентов, поэтому на кораблях несли лишь двухсменную, вместо трехсменной, четырехчасовую вахту. В связи с этим автономность плавания сократилась до 8 —10 суток, что в три-четыре раза ниже нормы. В таком же положении были войска ПВО, ВВС.

Одной из причин сложившегося тяжелого положения был постоянно понижавшийся уровень количества призывников. Если в 1989 году юноши призывного возраста, состоявшие на воинском учете в РФ, составляли 52,1 процента, в 1992 году — 29,7 процента, то на 1 января 1997 года этот показатель составил лишь 19,7 процента. Не подлежали призыву на законном основании более 80 процентов юношей призывного возраста, основную массу которых составляли освобожденные или имевшие отсрочку от призыва на военную службу по состоянию здоровья — 19,2 процента, а также на время их учебы в высших учебных заведениях — 41,2 процента.

Определенное влияние на состояние боеготовности, дисциплины в Вооруженных силах оказывал низкий уровень общеобразовательной подготовки граждан, поступавших в войска. С каждым призывом увеличивалось количество нигде до этого не работавших и не учившихся. В осеннем призыве 1996 года таких насчитывалось 23 процента. Немало среди призывников осени 1996 года было лиц, имевших судимость — 6 процентов, состоявших на учете в милиции за правонарушения — до 8 процентов, регулярно употреблявших спиртные напитки — 12 процентов, пробовавших наркотики — около 8 процентов.

Росло число уклонявшихся от призыва на военную службу. Если в 1985 году таких было 433 человека, то осенью 1996 года — около 30 тысяч. Формальный подход к подбору призывников военно-врачебных комиссий способствовал попаданию в ряды вооруженных сил больных и неспособных носить оружие. В 1996 году 8440 человек были уволены из армии после трех месяцев службы как абсолютно к ней непригодные. 36 процентов среди них были с психическими расстройствами, 27 процентов имели хирургические заболевания, 8,4 процента — болезни нервной системы, 5,2 процента — слабое зрение, а 11,1 процента страдали энурезом.

Из-за недостатка у государства необходимых финансовых средств ближайшей перспективы не имело комплектование вооруженных сил по контракту. Отсутствие внимания властей к военным проблемам, нерешенность социально-экономических и бытовых проблем являлись причиной роста в вооруженных силах и других войсках количества чрезвычайных происшествий, гибели, травматизма и самоубийств военнослужащих.

В армий и на флоте в 1996 году из более чем двух тысяч человек общих потерь 10,7 процента военнослужащих погибли от умышленных убийств, 7 процентов — в результате несчастных случаев, 17,6 процента погибли в результате аварий автобронетанковой техники, 21,6 процента военнослужащих стали жертвами различных нарушений требований безопасности. Самое большое количество погибших при исполнении служебных обязанностей (почти одна треть) и среди погибших во внеслужебное время (почти четверть) — самоубийцы.

Всего же в 1996 году добровольно расстались с жизнью 526 военнослужащих, в том числе 153 офицера и прапорщика. Самоубийцы с психическими отклонениями среди них составляли только 5–8 процентов. Эта тенденция нарастала в 1997 году. Главная причина — отсутствие средств прокормить семью.

Не обошла силовые структуры и такая болезнь российского общества, как преступность. В 1997 году около 3,5 тысячи военнослужащих различных силовых ведомств (из них 1791 военнослужащий ВС РФ) отбывали наказание в дисциплинарных батальонах. В сферу преступной деятельности все более втягивались офицеры и прапорщики. По данным Главной военной прокуратуры, у нее в производстве находились уголовные дела на 17 российских генералов.

Задержки с выплатами денежного содержания по-прежнему составляли три-четыре месяца.

Не находила своего разрешения острейшая социальная проблема — жилищная. В Вооруженных силах насчитывалось более 146 тысяч семей, нуждавшихся в обеспечении жилой площадью, в том числе почти 100 тысяч — бесквартирных. Кроме того, из закрытых военных городков подлежали переселению с занимаемых служебных площадей 81,6 тысяч семей граждан, утративших связь с министерством обороны. По данным Госкомстата России, на начало 1997 года 158,8 тысячи семей военнослужащих, уволенных из вооруженных сил, ожидали получения жилья по выбранному месту жительства. Особой остротой отличалась ситуация с обустройством в Северо-Кавказском регионе выведенных из Чечни российских военных частей. Сокращение численности вооруженных сил в рамках реформирования еще более обострит проблему обеспечения жильем бесквартирных военнослужащих.

Планировавшаяся правительством реформа социальной сферы должна была затронуть и социальные гарантии военнослужащих, сократив или урезав имевшиеся льготы. Офицеры в открытую обсуждали свои действия в данной ситуации. Масла в огонь подливали подметные письма и агитки, которые распространялись в воинских частях, Министерстве обороны и Генеральном штабе. Набирала силу идея созыва всеармейского офицерского собрания, на котором предполагалось предъявить правительству экономические и политические требования.

Армия, испытывавшая финансовые проблемы и большой некомплект личного состава срочной службы, катастрофически теряла свою боеспособность и становилась опасной для общества. Офицеры-летчики горько шутили: это хорошо, что нет керосина для штурмовиков, а то какая-нибудь отчаянная голова долетела бы до Кремля — рассказать, что происходит в войсках.

Неспособность государства содержать силовые структуры и всю инфраструктуру национальной безопасности на надлежащем уровне, их несоответствие современным задачам, изменившаяся геополитическая обстановка настоятельно требовала проведения в России военной реформы, составной частью которой должно стать реформирование вооруженных сил.

Первые реальные шаги в этом направлении были сделаны руководством страны в конце мая — июне 1997 года. При Совете обороны появились две новые комиссии. Одну из них — по военному строительству — возглавил премьер-министр В. Черномырдин, вторую — по финансовому и экономическому обеспечению военной реформы — возглавил первый вице-премьер А. Чубайс.

Однако функции этих комиссий создали своеобразный «реформенный котлован», в который попадали не только непосредственно вооруженные силы, но и все силовые структуры, в том числе МВД и Федеральная пограничная служба. Возникал вопрос об отсутствии единого руководства: как можно строить армию, не определив, сколько выделено средств, и наоборот — как определять размеры ассигнований, не имея планов строительства! Эксперты считали, что было бы целесообразнее иметь одну комиссию с двумя рабочими группами и под общим управлением.

В ходе встречи 9 июня с президентом страны новый министр обороны И. Сергеев представил предложения по «первому этапу реформы Вооруженных сил РФ», согласно которым предполагалось существенно изменить организационно-штатную структуру вооруженных сил и сократить их количественно.

В соответствии с предложениями, реорганизованные вооруженные силы будут иметь трехвидовую структуру вместо тогдашней пятивидовой: Силы общего назначения, Силы ядерного сдерживания и Силы воздушной обороны. Предполагалось, что постреформенные ВС России к 2005 году будут насчитывать около 850 тысяч человек с промежуточной цифрой сокращения с тогдашних 1 миллиона 700 тысяч человек до 1 миллиона 200 тысяч к 2001 году.

В предлагавшемся И. Сергеевым варианте структуры ВС главкомы ВВС, ПВО и ВМФ могли лишиться своих должностей. В связи с этим группой высокопоставленных генералов проталкивалась другая идея. Соглашаясь на трехвидовую структуру, они предлагали создать виды вооруженных сил с разделением по принципу суша — море — воздух. Открытым сторонником такого варианта являлся главком ВВС П. Дейнекин.

Брожение идей и вариантов свидетельствовало о наличии противостояния отдельных групп в высшем руководстве вооруженных сил, связанного с незавершенностью концепции строительства ВС, отсутствием гласности в ее разработке. Подтверждением тому было явно запоздалое намерение министра обороны и начальника Генштаба заслушать главкомов всех видов и родов войск с целью получения объективных сведений о перспективах реформирования ВС.

Борьба сторонников различных вариантов реформирования армии, развернувшаяся в Минобороны и Генштабе, отсутствие обнародованной концепции строительства ВС, ее экономического обоснования, явное нежелание государственного руководства предавать огласке конкретные механизмы реформирования силовых структур оценивались наблюдателями и всеми заинтересованными лицами как свидетельство того, что ни у расколовшегося генералитета, ни в Кремле, ни на Старой площади не было предельно четко сформулированной концепции первого этапа реформ, ни хотя бы относительного взаимопонимания, как реформировать армию, а в более широком плане — как проводить военную реформу.

Предпринимавшиеся попытки «перестройки» силовых ведомств — просочившиеся в печать сведения об изменениях в Федеральной службе безопасности РФ — носили некоординированный характер, не были подчинены единой идеологии, пробивались кулуарными методами, иногда в ущерб другим спецслужбам и решению задач национальной безопасности в целом. Единого правительственного органа — штаба подготовки и проведения военной реформы не создано, как не было и гражданского контроля над силовыми структурами, о котором столько много говорилось.

Появившиеся в средствах массовой информации компрометирующие материалы на руководство некоторых силовых ведомств, в том числе и на министра юстиции В. Ковалева, реклама спецслужбами своей высокоэффективной деятельности говорили о стремлении некоторых из них показать свою значимость, росшее политическое влияние. Фактически утечку скандальной информации из МВД относительно В. Ковалева некоторые аналитики расценивали не только как показатель наличия коррупции в этом ведомстве и возможности проникновения представителей преступного мира в государственные структуры, но и как стремление напомнить общественности о том, что МВД не прочь побороться за власть в стране.

Нельзя было не заметить, что скандалы охватывали все без исключения силовые структуры, что могло свидетельствовать о потере управления ими и острой необходимости изменения существовавшего отношения властей к людям в погонах. В подобном состоянии армия и другие войска не способны эффективно решать поставленные задачи и рассчитывать на них в кризисных ситуациях было безосновательно.

Дополнительный импульс нарастанию напряженности в армейской среде придало распространенное в конце июня 1997 года обращение председателя комитета Госдумы по обороне Л. Рохлина к Верховному главнокомандующему вооруженными силами и военнослужащим России. Л. Рохлин обвинил президента страны в том, что он не выполнял своих полномочий по военному строительству. В обращении содержалось настоятельное требование принять экстренные меры по улучшению положения в войсках, а также выражалось сомнение в обоснованности планов военного строительства, разрабатываемых Ю. Батуриным и новым руководством министерства обороны. Обращаясь к военнослужащим, Л. Рохлин призвал их бороться за свои социальные права, требовать принятия «верных решений» по военной реформе, обоснования их сроков и возможностей проведения.

Л. Рохлин призвал военнослужащих сплотиться, провести в каждой части офицерские собрания, на которых выработать законные требования и направить их российскому руководству.

Данное обращение, рисуя картину ситуации в вооруженных силах близкой к реальной, также позволяло предположить, что в высших военных кругах имелась группировка не только не согласная с наметившимся курсом в проведении реформы армии, но и готовая выступить против него. Не желая разделить судьбу И. Родионова и В. Самсонова, эти генералы использовали депутатский иммунитет и возможности Л. Рохлина. Вероятно, они рассчитывали на поддержку в военно-промышленном комплексе и оппозиции. Правда, настораживавшим политологов моментом было то, что Л. Рохлин являлся членом движения НДР, которое тут же поспешило отмежеваться от «диссидента».

Таким образом, наряду с декларировавшимся стремлением руководства страны наконец приступить к проведению военной реформы, складывалось впечатление, что у него не было ни четкого понимания проблемы, ни конкретной программы действий, подтвержденной экономическими расчетами по реформированию всего блока государственных структур, обеспечивавших обороноспособность страны, защиту ее национальных интересов в политической, экономической, военной и других областях.

Российские политологи ощущают под ногами легкое землетрясение, когда узнают степень информированности Запада о происходящих в России процессах. Уже не для кого не секрет, что питательной средой для деятельности иностранных спецслужб на территории России стал сильно затянувшийся период строительства основ новой государственности, сочетающий в себе такие черты, как слабость и непрофессионализм органов власти при широкой информационной свободе и получившей реальные очертания политической «открытости», зачаточное развитие институтов гражданского общества, низкая политическая и правовая культура населения, огромнейшие экономические затруднения.

Интерес к постоянному присутствию, зримому и незримому, в России со стороны стран Запада вполне понятен. Часть американских экспертов уверена в том, что несмотря на трудности и проблемы, Россия в начале XXI века восстановит свой прежний статус в системе международных отношений. Г. Роуэн (Аспенский институт, США) помещает Россию в ту группу неевропейских государств — наряду с Китаем, Кореей и Таиландом, чей экономический рост может после 2000 года быть наивысшим — около 4–5 процентов ежегодного прироста валового национального продукта. Другой американский эксперт, У.Хайлэнд, полагает, что «трудно представить Россию в качестве второразрядной державы. Советско-российское государство неизбежно возродится, будь то в форме либеральной социал-демократии, просвещенного деспотизма или грубой диктатуры. И когда это произойдёт, такое государство потребует учета его мнения в отношении Германии и Восточной Европы, а также гарантий безопасности на восточных и западных рубежах. У него будет огромная военная мощь, по крайней мере, внушающая опасение соседям. Новый Советский Союз в любой форме никуда не уйдет от русской истории».

С точки зрения авторитетного западного политолога М. Мандельбаума, Россия при любой форме правления в будущем превратится в «ревизионистскую державу, — способную подорвать европейский порядок». Д. Йерген и Т. Густафсон пишут в том же духе, что к 2010 году Россия вновь соберет вокруг себя территории, ранее находившиеся под ее влиянием, и опять будет оказывать огромное воздействие на Европу, Азию и Ближний Восток. Авторы не исключают фантастической перспективы: российские банки к тому времени могут приступить к массовой скупке акций ведущих американских фирм и корпораций.

На случай же неблагоприятных «сценариев» — приход к власти авторитарного режима националистического толка и его экспансия, фрагментация государства, обострение политических противоречий вплоть до гражданских столкновений — американские организации намереваются оставить в своем распоряжении канал оперативного поступления достоверной информации о происходящем в России для своевременной и адекватной реакции со стороны США. Роль носителей такой потенциально значимой информации отводится тем лицам и организациям в России, с которыми заранее были установлены те или иные рабочие контакты.

На случай прихода к власти в Москве открыто антизападного правительства спецслужбы иностранных государств будут иметь максимально полную картину политических настроений и предпочтений тех лиц, с которыми они намерены иметь дело в дальнейшем. Пример Белоруссии в этом смысле характерен.

Озабоченность проникновением в Россию понятна, особенно с учетом того, что концепция «информационной войны», то есть доминирования в сфере сбора, анализа и управления информацией продолжает оставаться, с точки зрения американских военных, одной из основ стратегии США в международных конфликтах будущего. Генерал М. Левоновски из университета национальной обороны США прямо пишет, что для его страны важно иметь возможность воздействовать на аналитический процесс, протекающий в стане соперника, для стимулирования чувства опасности, изоляции, непреодолимых трудностей, а также для затруднения процесса принятия решений лидерами противной стороны.

На фоне этой общей картины выделяется ряд более конкретных факторов, благоприятствующих проникновению разведорганов зарубежных государств в Россию. Среди этих факторов на одном из первых мест стоит слабая мобилизация российскими властями интеллектуальных, экспертных и аналитических ресурсов общества. Та легкость, с которой в Россию проникают различного рода иностранные организации — гуманитарные, благотворительные, научные, экспертные, культурные — во многом объясняется тем, что они восполняют собой тот идейный, информационный или ресурсный вакуум, который реально есть в России. Именно этим объясняется тот факт, что в Москве предрасположены обращать особое внимание на мнение США.

Большинство, иностранных организаций, обосновывающихся в России, довольно-таки четко и профессионально определяют свою «нишу», в рамках которой они собираются работать, используя отсутствие квалифицированной экспертизы и кадров в самой России. В области общественно-политических дисциплин — это различные методы исследования элиты, изучение и профилактика конфликтов, новые методы преподавания гуманитарных наук; в области управления — теория и практика менеджмента, маркетинговые исследования, управление информацией, конверсия; в области практической политики — моделирование деятельности политических партий и способы воздействия на власть; в социальной сфере — работа с неблагополучными категориями населения, молодежные проекты (с точки зрения иностранных партнеров, именно среди молодежи наименее всего ощущается ностальгия по прошлому и неудовлетворенность потерей России своего былого могущества в мире), защита прав человека и надзор за соблюдением законности в судопроизводстве.

Заполнение иностранными организациями тех пробелов, которые реально существуют в различных областях и отраслях, особенно заметно в сфере научноаналитической информации и политической экспертизы. Практически все научные ассоциации и негосударственные центры в России функционируют за счет денег, получаемых из-за рубежа в форме грантов. До тех пор, пока в самой России не появятся финансовые резервы, сопоставимые по своим масштабам с западными фондами, влияние последних вряд ли удастся снизить.

Естественно, иностранные фонды «заказывают музыку» — сами определяют приоритетные направления финансируемых исследований. Можно догадываться, что это за темы. В первую очередь, конечно, те, по которым требуется самая достоверная информация — состояние экономики, общественных и государственных организаций, экологии, конверсии. Фонды в большинстве случае определяют и «разработку» объектов, интересующие соответствующие западные спецслужбы.

У «мозговых центров» есть своя тактика действий и в отношении официальных органов власти России. В 1994 году один из наиболее активных в России американских центров — «Фонд наследия» — выпустил на русском языке «Повестку дня для нового российского парламента». В документе содержались конкретные рекомендации, адресованные российским законодателям, относительно нормативных актов, которые им следует принять. Предписывалось принять законы по следующим направлениям: расширение сферы жилищной приватизации, ликвидация системы государственной поддержки колхозам и совхозам, разрешение иностранным банкам работать на российской территории, убрать из Конституции упоминания о социальных гарантиях, сместить баланс во взаимоотношениях между центром и регионами в пользу последних, законодательно запретить занимать официальные правительственные должности лицам, работавшим в структурах КПСС, запретить использование секретных осведомителей и т. д.

Подобные неприкрытые рекомендации, весьма откровенные и бескомпромиссные по своему вмешательству в политический процесс России, отчасти стали возможными на фоне нехватки действительно конструктивных идей для Думы в исполнении самих российских экспертов. Даже в Соединенных Штатах те предложения, которые столь навязчиво высказывали сотрудники «Фонда наследия», вызвали бы очень неоднозначную и противоречивую реакцию. В условиях же России их воплощение означало бы не что иное, как постановку масштабного социального эксперимента, увлекательного для наблюдения из другой страны, но чрезвычайно вредного для самой России. Неспроста известный американский эксперт по России Ч. Фэйрбанкс назвал эту стратегию «мирной интервенцией».

Для большинства иностранных организаций подобного рода основной целью является не столько нанесение прямого материального, финансового или экономического урона России, сколько создание системы влияния на отдельные группы ее политической элиты и, в известном смысле, контроля за их деятельностью. Многие американские специалисты признают, что одним из основных эффектов политики США в отношении Москвы должна стать большая прогнозируемость и предсказуемость политических событий в России. Этому и служит собираемая различными фондами и центрами информация, полезная для понимания процессов, происходящих в стране, позволяющая выстроить линию взаимоотношений с российским политическим истеблишментом.

Что же касается открытого давления, то одной из наиболее серьезных, с далеко идущими последствиями для национальной безопасности России геостратегических потерь 1997 года военные аналитики считают общий проигрыш российскими политиками продолжавшегося более трех лет дипломатического сражения вокруг проблемы расширения НАТО на Восток. То, что произошло в конце весны и в середине лета 1997 года, явилось по существу началом общего геостратегического наступления Запада на его «восточном фронте» на ослабленные, а на многих участках и заблаговременное оставленные Россией позиции. 27 мая в Париже был подписан Основополагающий пакт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора, а уже на состоявшейся 8–9 июля в Мадриде сессии Совета НАТО было принято решение о приглашении в состав альянса первых трех «новобранцев» из Восточной Европы — Польши, Чехии и Венгрии. Преувеличивая исходившую для них опасность со стороны России, эти страны сами запросились в НАТО.

Двум другим кандидатам «первой волны» — Румынии и Словении велено было подождать год-другой, пока их тоже не позовут. Приехавшим в Мадрид лидерам стран Балтии — Латвии, Литвы и Эстонии также пока не удалось на официальном уровне получить подтверждение их стремления стать членами НАТО уже в 1999 году. Однако со стороны натовского руководства им ясно было дано понять, что «двери блока ни для кого не закрыты» и что планы расширения еще могут измениться. В Мадриде была подписана хартия. об особом партнерстве между Украиной и НАТО.

В принятии руководящими органами НАТО решения о поглощении части свободного европейского стратегического пространства, оставшегося после ликвидации Организации стран Варшавского Договора, некоторые военные наблюдатели увидели стремление заложить основы для нового передела мира, в котором главными действующими лицами будут выступать США и Германия. Появятся новые разделительные линии в Европе. Россию попытаются изолировать от нее и даже некоторых бывших советских республик, жестко очертить рамки ее геополитической свободы и указать ей те рубежи, переступить которые она не имеет права ни при каких обстоятельствах.

Вот почему позиция России долго оставалась камнем преткновения на восточном маршруте НАТО. Их диалог все это время велся по схеме глухого с немым. А если иногда у глухого прорезывался слух, а у немого дар речи, то из их разговора, касавшихся высоких материй, для многих россиян не были видны главные проблемы, в первую очередь военные, которые и должны волновать российское общество.

России обещали различные схемы сотрудничества — гарантии, хартии, обещания не развертывать на территориях стран Восточной Европы ядерное оружие и тому подобное. Однако никто из членов НАТО не захотел прислушаться к России, понять ее озабоченность и отказаться от идеи расширения. Отсутствие такого желания показало, что слишком выгодная геостратегическая ситуация складывалась в Европе для Запада с приближением границ ответственности НАТО непосредственно к российским границам. Россией захотели управлять. Управлять при помощи силы.

Мадридские решения фактически разрушили Ялтинско-Потсдамскую (1945 г.) систему послевоенного политического устройства в Европе и более позднюю систему договоров, заключенных в рамках ОБСЕ. У истоков международных актов Ялты и Хельсинки, был между прочим, Советский Союз, без согласия и доброй воли которого ни первое, ни второе не было бы возможным. В 1997 году с Россией, являющейся правопреемницей СССР, перестали считаться. Или делали вид, что считаются, а поступили так, как надо натовцам.

Москва высказывалась категорически против расширения состава блока, особенно за счет вхождения в него государств Восточной Европы. Когда стало ясно, что этот вопрос является решенным, Кремль, с целью минимизировать негативные для него последствия расширения, пошел на подписание Основополагающего акта. В Кремле считали, что это замедлит реализацию решения о продвижении НАТО. Говорили о какой-то мифической возможности наделения России правом «вето» на противоречащие ее интересам решения НАТО. Однако сразу же после парижского подписания стало ясно, что натовские страны даже и не думали идти на какие-либо уступки Москве.

Негативность итогов мадридской сессии НАТО для России состояла и в том, что процессу расширения блока придан такой характер, который по существу не ставил никаких географических, временных и иных ограничений его продвижения на Восток. Поэтому и страны Балтии, и Румыния со Словенией и Словакией, и Украина засматривались на натовские мундиры и мысленно примеряли их. Не это ли имел в виду президент Украины Л. Кучма, который в интервью журналу «Фокус» отметил, что «Украина получила от НАТО все, чего добивалась», и назвал «ключевым» положение хартии о признании Украины «неотъемлемой частью демократий Центральной и Восточной Европы», то есть ее нового геополитического статуса.

Развитие партнерства между Киевом и Брюсселем ориентировано в основном на укрепление двусторонних отношений и усиление выгодной для США и НАТО регионально-стратегической роли Украины. Она взяла на себя обязательство укреплять демократический и гражданский контроль над вооруженными силами, а также обеспечить со временем их оперативную совместимость с силами НАТО, что входит в стандартный набор условий для вступления в альянс. Президент Украины Л. Кучма назвал подписание хартии «промежуточным результатом» и отметил, что она «не ставит точку в развитии отношений между Украиной и альянсом».

В хартии подчеркнуто, что страны альянса будут продолжать поддерживать суверенитет и независимость Украины, ее территориальную целостность, а также принцип нерушимости границ. Заместитель министра иностранных дел Украины А. Бутейко заявил, что хартия «полностью снимает все тревоги и обеспокоенности в отношении границ и территориальной целостности Украины». По мнению фонда К. Адэнауэра, России не нужны в отдельности ни Крым, ни Севастополь, ни Черноморский флот. России нужна союзническая Украина. Но последняя таковой не является. И пока Россия не замирится с Украиной, пока между ними не возникнет союза хотя бы подобно тому, что существует между Германией и Францией, попытки России сыграть сколь-либо серьезную роль в глобальном раскладе сил будут обречены на провал.

С принятием в НАТО Польши, Чехии и Венгрии совокупный потенциал блока возрастет на 60 миллионов человек населения, 370 тысяч военнослужащих, почти 3 тысячи танков и более чем на 650 боевых самолетов. С вхождением в НАТО Румынии и Словении эти позиции возрастут еще на 25 миллионов человек, 240 тысяч солдат и офицеров, 1400 танков и 420 боевых самолетов. Даже если учесть запланированные сокращения вооруженных сил и вооружений указанных стран, все равно вхождение их в НАТО создаст еще больший перевес в балансе сил НАТО и России в пользу блока. Этот перевес останется существенным даже при условии объединения военных потенциалов России и Белоруссии.

Решение о приглашении в НАТО трех государств спровоцировало усиление группировок войск потенциальных новых членов альянса в их восточных районах. Польское командование передислоцировало многие свои соединения и части с западного направления в районы, приграничные с Калининградской областью Российской Федерации. Разве это не признаки будущего буфера между Россией и Европой?

Большинство стран, стремящихся к членству в НАТО, будут из кожи лезть, чтобы доказать свою лояльность блоку и готовность стать полноправным его членом. Военные учения, маневры и прочие мероприятия, проводимые в рамках «Партнерства во имя мира» стали постоянным и все возраставшим по значимости элементом военно-стратегической обстановки вблизи западных границ России.

Довольно опасной тенденцией в политике руководства некоторых стран ближнего зарубежья становились предпринимавшиеся ими попытки привлечь страны НАТО и военные структуры этого альянса к непосредственному участию в урегулировании существующих на постсоветском пространстве конфликтных и кризисных ситуаций. Это относилось прежде всего к зоне грузино-абхазского противостояния, к Нагорному Карабаху, в некоторой степени — к Приднестровью. Фактически это может стать особой формой расширения НАТО. Представители его военного руководства откровенно заявляли: они в состоянии применить силу, если на это последует согласие со стороны ООН или ОБСЕ.

Как-то уже забылось, что 22 (!) июня 1994 года Россия подписала в Брюсселе рамочный документ и тем самым присоединилась к программе НАТО «Партнерство во имя мира». Считается, что этим действием фактически был поднят российский шлагбаум на пути принятия решения о расширении НАТО: 1 декабря того же года на очередной сессии Совета НАТО оно состоялось.

Только где-то со второй половины 1996 года российские официальные власти начали робкую политико-дипломатическую кампанию, направленную против принятых в НАТО решений по расширению на Восток. Но было уже поздно!

Что остается России в этих условиях? Искать новых союзников и стратегических партнеров на юге и на востоке. И хотя выбор здесь довольно ограничен, военные аналитики считают, что он все-таки есть.

Любопытен анализ аргументов против расширения НАТО. Российские руководители убеждали натовцев в том, что это «сыграет на руку коммунистам». Те, в свою очередь, обвиняли первых в тайном стремлении заручиться поддержкой НАТО на тот случай, если «станет жарко», то есть возникнет угроза «курсу реформ и демократии». Преобладали в основном аргументы, отражавшие политическую и идеологическую борьбу. Между тем проблема куда более сложная и опасная. По существу Россию и новые независимые государства, возникшие на пространстве Советского Союза, пытаются лишить плодов их многотрудных ратных и созидательных усилий всего века. Неужели они будут принесены в жертву каким-то временным конъюнктурным соображениям горстки политиков?

Впрочем, к этому россиянам не привыкать. Собирался же в августе 1991 года один переполненный демократическими ценностями маршал разбомбить с самолетов древнюю святыню русских — Кремль — ради одной-единственной цели: победить засевших там «путчистов».

Глава З РАЗНОШЕРСТНАЯ ОППОЗИЦИЯ

После нескольких месяцев борьбы между правительством и Федеральным собранием бюджет на 1997 год был утвержден 12 февраля. Исчерпывающую оценку принятому документу дал председатель бюджетного комитета Совета Федерации К. Титов, заявивший, что «доходная часть бюджета нереалистична, а расходная утопична».

Его мнение подтвердили данные Минфина, согласно которым сумма налогов, собранных в январе, составила только 41 процент от запланированной в бюджете-97. Долги по налоговым платежам на 1 февраля составили 138 триллионов рублей.

Выступая 18 апреля 1997 года в Совете Федерации, первый вице-премьер А. Чубайс охарактеризовал состояние экономики «как чудовищный государственный бюджетный кризис, масштабы которого ставят под вопрос саму возможность государства осуществлять свои государственные функции».

Данные по итогам первого квартала удручали. Доходы бюджета были выполнены на 56,6 процента, расходы — на 62,8 процента. Дефицит бюджета превысил 8 процентов. Недополучены деньги в казну по следующим позициям: налогов собрано лишь 39 процентов от плана, акцизов — 31 процент, лицензионные сборы на алкоголь составили около 30 процентов от запланированных.

Признание А. Чубайсом наличия бюджетного кризиса перечеркивало всю экономико-пропагандистскую работу президентского аппарата в последние полтора года, а также' ее основной постулат о прочной финансовой стабилизации в стране. Динамика макроэкономических показателей уже в 1996 году свидетельствовала о том, что Россия в прямом и переносном смысле исчерпала резервы для поддержания мифа о прочном финансовом положении.

Пирамида ГКО, созданная Минфином и Центробанком, очень быстро не только перестала приносить доходы бюджету, но и превратилась для казны в тяжелейшую обузу.

За 1996 год были практически проедены золотовалютные резервы России.

Несмотря на усилия правительства, не удалось остановить деградацию налоговой и платежной системы. По сути, финансовый кризис охватил Россию уже в 1996 году. Учитывая то, что Минфин одновременно финансировал шесть графиков погашения задолженности за 1996 год, ее рост продолжался, и в основном по заработной плате бюджетников. В середине 1997 года она составляла 13 триллионов рублей.

Одной из попыток президента и премьер-министра исправить положение с наполнением доходной части бюджета было назначение министра внутренних дел А. Куликова вице-премьером правительства. Продолжая возглавлять МВД, он одновременно координировал деятельность Государственной налоговой службы, Федеральной службы налоговой полиции, Государственного таможенного комитета, Федеральной службы валютного и экспортного контроля. Для реализации мер по обеспечению доходов бюджета А. Куликов привлек возможности Федеральной службы безопасности, Службы внешней разведки и Федеральной пограничной службы.

По мнению А. Куликова, совместные усилия курируемых им ведомств позволят снять социальную напряженность и наполнить бюджет реальными деньгами, а значит, «сократить забастовки и голодовки». Однако его же заместитель по МВД И. Молчанов сомневался в том, что силовыми методами можно навести порядок в экономике. Он был убежден, что «пока не заработает промышленность и не будут проведены соответствующие реформы в стране, мы никогда не разделаемся с долгами по зарплате и по пенсиям».

Отсутствие средств определяло катастрофическое положение агропромышленного комплекса России. В 85 из 89 регионов страны не было денег на проведение посевной кампании. Прямые поступления из федерального бюджета были мизерными — в первом квартале всего лишь 11 процентов от плана.

На состоявшейся 18 апреля пресс-конференции А. Чубайс постарался смягчить свои слова о «чудовищном бюджетном кризисе», приведя ряд данных, свидетельствовавших о прекращении спада производства. По сведениям правительства, объем валового внутреннего продукта за первые три месяца 1997 года составил 605 триллионов рублей и превысил показатель соответствующего периода прошлого года на 0,3 процента.

Признав невозможность исполнения действовавшего бюджета, правительство в числе первоочередных мер по исправлению ситуации в финансовой сфере сочло необходимым провести секвестр бюджетных расходов. Для большинства политиков было ясно, что предложения А. Чубайса по секвестированию бюджета не означали каких-либо серьезных изменений в экономической стратегии правительства, а просто легализовывали сложившийся порядок вещей, когда отрасли все равно не получали всех назначенных бюджетных средств. Однако у оппозиции появилась еще одна возможность атаки на власть.

В состоянии массового сознания превалировали негативные тенденции, выражавшиеся в продолжавшемся падении авторитета власти, не способной решить основные социально-экономические проблемы значительной части населения и, главное, в распространении «баррикадных настроений», которые постепенно охватывали различные слои российского общества.

Наблюдатели отмечали все большее сходство волны протестов с ситуацией начала 90-х годов, приведшей к известным политическим последствиям. Если в 1994–1995 годах забастовочное движение можно было охарактеризовать как вполне регулируемое, а выдвигавшиеся участниками требования как в основном выполнимые или решаемые в перспективе, то с 1996 года обстановка начала выходить из-под контроля.

В 1996 году акциями протеста — забастовками, голодовками, перекрытием движения на авто- и железнодорожных магистралях были охвачены практически все угледобывающие регионы страны — российская часть Донбасса, Заполярье, Кузбасс, Приморский край, Хакасия, Тульская область. В демонстрациях протеста, пикетированиях, голодовках и забастовках участвовали трудовые коллективы различной отраслевой принадлежности практически во всех областях, краях и автономных республиках страны. Забастовочным движением были охвачены рабочие и служащие систем образования, здравоохранения, оборонных предприятий, энергосистемы, металлургии, моторостроения, тракторостроения, химической промышленности. Бастовали докеры 12 морских портов, метростроевцы Москвы, авиадиспетчеры.

Акции протеста устраивали даже военнослужащие МВД — в карельском городе Сегеже 59 сотрудников внутренней службы объявили голодовку. Против задержек зарплаты выступали рабочие и служащие Российской армии. В октябре 1996 года в Москве федерацией профсоюза рабочих и служащих вооруженных сил был проведен митинг протеста, поддержанный на Северном и Тихоокеанском флотах.

По сравнению с 1995 годом масштабы забастовочного движения увеличились более чем в десять раз. География стачек почти не была связана с шахтерскими «эпицентрами» волнении. Повсеместным явлением стали длительные голодовки.

В начале ноября 1996 года под эгидой Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР) прошла общероссийская акция протеста под лозунгом «За труд, заработную плату, социальные гарантии». Забастовки, шествия, пикетирования, собрания, митинги были проведены практически во всех субъектах Федерации. Во многих городах центра России тон проводимых мероприятий определяли представители коммунистов и народно-патриотических сил.

Усугубившаяся в 1997 году ситуация с задержками выплаты зарплаты и пенсий (в январе не получили зарплату 38 процентов работавших — более 20 миллионов человек) вызвала новую волну забастовочного движения. Массовая бедность, переходившая в «застойную фазу», продолжавшиеся до 45 месяцев задержки выплат заплат и пенсий усугубляли социальную напряженность.

С середины января прекратила работу крупнейшая в Воркутинском бассейне шахта «Воргашорская». В 55 регионах страны около 200 тысяч работников образования провели митинги и пикетирования. С 1 февраля угольщики Приморья прекратили отгрузку угля на электростанции АО «Дальэнерго» и бытовые котельные. Шахтеры Сахалина угрожали перейти от забастовок к физической расправе над руководителями угольных предприятий. 61 ликвидатор последствий аварии на Чернобыльской АЭС из города Киреевска Тульской области объявили голодовку, требуя выплаты пособия за 11 месяцев.

6—7 февраля бастовали работники Государственного российского центра атомного судостроения в Северодвинске, долг государства которому превысил 1 триллион рублей. Вторую в 1997 году общероссийскую акцию в защиту образования провели 17–25 февраля преподаватели вузов, школ и воспитатели дошкольных учреждений в 86 регионах страны. Общее количество участников оценивалось в 400 тысяч человек.

Пикетирование зданий мэрии, Дома правительства РФ и Госдумы осуществили в середине февраля метростроевцы Москвы. По решению забастовочного комитета АО «Кузбассэнерго» сократили подачу электроэнергии и тепла промышленным предприятиям Томь-Усинская, Семеровская ГРЭС, Западно-Сибирская и Кузнецкая ТЭЦ. Объявляли забастовку медработники.

Очередной этап общероссийской акции протеста «За труд, зарплату и социальные гарантии» под руководством ФНПР состоялся 27 марта. Повсеместно участники акции выдвигали политические лозунги, в том числе об отставке президента и правительства. Эксперты отмечали, что лидеры ФНПР пользуются все меньшим доверием и поддержкой как со стороны региональных профсоюзных структур, так, в особенности, и со стороны трудовых коллективов за «соглашательство с властями». Профсоюзные руководители на местах под давлением социально-экономических реалий выступали все более радикально, а в депрессивных регионах зачастую с позиций, близких радикальным кругам оппозиционных организаций и неформальных объединений типа забастовочных комитетов.

В ряде регионов структуры ФНПР вовсе утратили влияние на трудовые коллективы и вытеснены самопровозглашенными стачкомами, которые, как, например, в Кузбассе, не только руководят забастовочным движением, но и взяли на себя некоторые управленческие функции.

Вынужденной реакцией на складывавшуюся ситуацию явились более жесткие заявления профсоюзных лидеров относительно экономического курса правительства в связи с подготовкой демонстративных акций 1 мая, в ходе которых профсоюзы и левая оппозиция оспаривали друг у друга право быть выразителем протеста широких масс.

Аналитики отмечали ускоренную политизацию протестного движения. Если в массовых выступлениях прошлых лет основной движущей силой являлись профсоюзные организации, то мероприятия 27 марта и 1 мая характеризовались самым активным участием в них левой оппозиции. В ряде регионов, прежде всего так называемого «красного пояса», ей удалось во многом перехватить инициативу и выступить организатором акций протеста. Явственным стало стремление левой оппозиции «оседлать» протестное движение трудящихся.

Анализ состоявшихся в 1996–1997 годах акций протеста и их сравнение с аналогичными мероприятиями предыдущих лет позволили выделить ряд тенденций этого явления.

Социологи отметили, что пока «потенциал протеста» аккумулировался в социально пассивных группах населения, уровень самоорганизации которых был крайне низок. Появлявшиеся на предприятиях стачечные комитеты, например, в Кемеровской области, претендовавшие на роль параллельных органов власти, немногочисленны и разрозненны. Партии и профсоюзы, призванные отстаивать интересы различных групп общества, не пользовались доверием россиян. Полностью доверяли политическим партиям 3,2 процента опрошенных, частично — 17,5 процента, не доверяли — 51,8 процента. Профсоюзам полностью доверяли 7 процентов, частично — 24,4 процента и не доверяли 44,7 процента.

Вместе с тем нельзя не учитывать тенденций радикализации нищающего населения, проявлений признаков роста боевитости масс и поиска координирующей силы. В частности, согласно данным ВЦИОМ, 62 процента опрошенных готовы поддержать установление в стране авторитарного режима. Значительно выросло число граждан, особенно в депрессивных районах, не исключавших использования крайних мер в борьбе за свои права.

Одной из особенностей забастовочного движения 1997 года социологи называли стремление использовать его в интересах региональных элит. Пытаясь добиться от федерального центра экономических уступок, местные власти, включая избранных губернаторов, имели возможность, манипулируя акциями протеста, оказывать дополнительное давление на Москву. В свою очередь, у российского правительства и самого президента нет рычагов влияния на избранных губернаторов. Неустойчивость ситуации усиливалась и в связи с все более явственной враждебностью провинциальной России по отношению к Москве как средоточию в глазах многих россиян «мафиозно-криминальных группировок». Не случайно большинство забастовок и демонстраций проходят с выдвижением требований к федеральному центру.

Требования участников забастовочного движения в основном носили экономический характер, однако с непринятием правительством и местными властями действенных мер по выходу из кризиса все чаще начали выдвигаться политические лозунги — отставка президента, правительства, принятие Госдумой законов, запрещающих приватизацию предприятий, смена политического и экономического курса.

Некоторые социологические центры считали, что расширение влияния левой оппозиции на массы обусловлено отнюдь не желанием населения восстановить хорошо знакомую форму социализма, а эмоционально-психологической потребностью выразить протест курсу правительства.

Протестовать было из-за чего.

В процессе реставрации капиталистических отношений в России образовался «дикий рынок». Критическим уровнем падения внутреннего валового продукта любой страны в переходный период считается 40-процентный рубеж. В России он составил уже 50 процентов. В результате практически началась деиндустриализация страны.

Доля продукции обрабатывающей промышленности в российском экспорте упала с 22 процентов в 1990 году до 11 процентов в 1996-м, а высокотехнологичных изделий с 4 процентов до одного. Подготовленные комиссией Совета Европы по образованию прогнозы говорят о том, что к 2013 году работники высокоинтеллектуального труда в России исчезнут как социальная группа. Фактически этот процесс уже начался, и показателем его стало падение выпуска продукции машиностроения в пять раз за шесть лет реформ.

Одним из показателей этого спада является свертывание научных исследований, без которых невозможен прогресс в промышленности и на транспорте. Прикладная и фундаментальная наука вынуждена закрывать свои институты и лаборатории, распродавать или сдавать в аренду здания и служебные помещения, отдавать за бесценок оборудование и материалы, резко сокращать штаты своих сотрудников, прекращать комплектацию научных библиотек.

Американское законодательство содержит положение о том, что основой экономики США является сельскохозяйственное производство. Это положение свято соблюдается, в результате чего половина мировых запасов зерна находится в Соединенных Штатах.

В России такого нет. Более того, ее сельское хозяйство разорено, живет в долг и находится на пороге новых бедствий. Сравнительно недавно Россия не уступала развитым странам Западной Европы по производству важнейших сельскохозяйственных продуктов. В 1996 году валовая продукция сельского хозяйства России по сравнению с 1990 годом уменьшилась на 40 процентов, причем производство зерна и сахарной свеклы сократилось почти вдвое, картофеля в четыре раза, овощей в три раза. По численности крупного рогатого скота, овец, коз, свиней и птицы страна отброшена на 30 лет назад.

С 1994 года сельскохозяйственное производство в целом стало убыточным. Свернуто строительство жилья, объектов соцкульбыта, во многих селах не работает радио и телевидение.

Согласно современным международным нормам, угроза национальной продовольственной безопасности наступает, когда страна импортирует 30 процентов продовольствия. США стабильно импортируют 17–19 процентов потребляемого ими продовольствия, СССР импортировал 14–16 процентов. В 1997 году Россия, по данным Госкомстата, закупала за рубежом 54 процента продовольствия. По обеспечению продуктами питания страна за годы реформ скатилась с 7-го на 40-е место в мире.

Обобщенным показателем продовольственного благополучия является обеспечение населения питанием на уровне медицински обоснованных норм. В дореформенный период россияне потребляли в среднем 3300 килокалорий. В настоящее время на отечественные продукты приходится только 1100–1200 килокалорий, что ниже грани, с которой начинается тотальный голод. Это означает; что Россия уже находится в состоянии самой серьезной зависимости от продовольственного импорта.

Общий долг по заработной плате в 1997 году превышал 52 триллиона рублей. Росла задолженность по пенсиям. Из-за первоочередных и экстренных переводов денег пенсионерам на 5 процентов по сравнению с таким же периодом 1996 года было ограничено финансирование сферы образования, на 5 процентов — культуры, на 10 процентов — СМИ, на 23 процента — здравоохранения.

По данным Госкомстата, среднемесячная начисленная зарплата в первом квартале 1997 года выросла на 19 процентов по сравнению с тем же периодом предыдущего года и составила 830 тысяч рублей. Однако реального улучшения жизни не происходило, так как несвоевременные выплаты съедали большую часть этого «увеличения». Свыше 40 процентов работавших не получали вовремя зарплату.

Но даже если зарплата и выплачивалась в срок, то ее весьма низкий уровень, постоянная угроза остановки предприятия, безработицы, очередного кризиса неплатежей ежедневно напоминали миллионам россиян о возможной катастрофе семейных бюджетов.

За унизительным порогом прожиточного минимума, то есть чертой бедности, в феврале 1997 года находилось более 31 миллиона человек — каждый пятый житель страны. При этом подавляющую часть бедного населения России — около 17 миллионов человек — составляли не бомжи, не выброшенные из жизни маргиналы, а работающие.

В бюджетной сфере за время реформ, начиная с 1992 года, произошло глубокое падение реальной зарплаты. Ставка 1-го разряда за этот период номинально выросла в 59,3 раза, а потребительские цены выросли в 184,6 раза, что обусловило падение реальной зарплаты до уровня в одну треть от первоначальной величины. Зарплата же самых высококвалифицированных работников-бюджетников приблизилась к границе абсолютной нищеты — прожиточному минимуму. За его чертой постоянно находилось подавляющее число обладателей низших и средних (по 13-й включительно) разрядов — преобладающее большинство работников бюджетной сферы. Это было явное доказательство дискриминационной политики заработной платы.

Одной из острых социальных проблем, переживаемых обществом и демонстрирующих безрадостную перспективу его деградации, является проблема материнства и детства.

Из досье по «детскому вопросу»:

В России в 1996 году было 36,7 миллиона детей. За год их количество сократилось на 700 тысяч. За годы реформ — на 3 миллиона 700 тысяч. Детская смертность в России выше, чем в Европе, в три раза.

В стране 400 тысяч детей-инвалидов. 600 тысяч — на учете диспансеров. Около 90 процентов детей России круглый год находятся в состоянии гипоавитаминоза. В 1996 году в армию было призвано 15 тысяч дистрофиков.

12 миллионов детей России живут за чертой бедности. По данным разных источников, в стране от полутора до двух миллионов беспризорных. Это уровень 1918 года.

В несколько раз выросло число умственно отсталых детей.

В России более 300 тысяч детей-беженцев до 16 лет. В 1996 году от родителей бежали 33 тысячи детей, 6 тысяч — из детских домов и интернатов.

125 тысяч родителей стоят на учете как неблагополучные. Половина из них — матери. 25 тысяч родителей в год лишаются родительских прав.

Ежегодно в России совершается 17 тысяч преступлений, потерпевшими в которых являются дети. Около 2 тысяч детей в год кончают самоубийством, 1,5 тысячи несовершеннолетних подвергаются сексуальному насилию.

В 12 раз выросло количество преступлений, связанных с вовлечением детей в порнобизнес. В 1996 году подростками было совершено 10 тысяч наркопреступлений. 66 процентов подростков, отбывших наказание, возвращаются в криминальный мир.

К концу марта 1997 года в целом завершилась шестимесячная кампания по выборам глав администраций субъектов Российской Федерации. Победу одержали в основном известные хозяйственники и управленцы, а имевшее в ряде случаев место «протестное голосование», как правило, не носило политической направленности.

Эксперты отмечали, что более высокий уровень политизированности выборов наблюдался в регионах с тяжелой экономической ситуацией. Именно здесь около трех четвертей избранных губернаторов выдвигались в качестве кандидатов от оппозиции либо были поддержаны объединениями левой и национально-патриотической ориентации. Эти кандидаты обещали избирателям, с одной стороны, добиваться изменения курса реформ, а с другой — обеспечить скорое улучшение материального положения путем «выбивания» из центра дотаций и инвестиций.

Количество переизбранных на второй срок губернаторов и качественный состав вновь избранных в целом обеспечивал преемственность власти на местах. Уже в первые дни после выборов абсолютное большинство губернаторов, избранных от оппозиции, заявило о намерении конструктивно сотрудничать с федеральными властями.

Избирательная кампания сентября 1996 — марта 1997 года, несколько разрядив обстановку на местах, не сняла основных противоречий. Новый всплеск политической активности начался со второй половины года, когда начались выборы в органы представительной власти в 30 регионах. В политической жизни заметно возросла роль национального, этнического факторов, которые начали проявляться в условиях перераспределения властных полномочий на местах.

Противоречия в сфере межнациональных и межконфессиональных отношений уже продолжительное время оказывали заметное влияние на развитие социально-политической обстановки в регионах. Проявлялись они в основном в деятельности общественных организаций и движений националистической ориентации, а также в развитии тенденций сепаратизма и национального обособления.

По мере нарастания социальной напряженности структуры левопатриотической оппозиции существенно активизировали свои действия по расширению политического влияния на рабочую среду. Они укрепляли связи с профсоюзными организациями, инициировали создание на предприятиях постоянно действующих стачкомов для координации акций протеста работников бюджетной сферы, принимали участие в самих акциях, разворачивали в регионах школы политической учебы, ориентированные на перевод экономической борьбы трудящихся в политическую, продумывали формы взаимодействия трудовых коллективов и региональных отделений партий.

В то же время процессы в среде прокоммунистической оппозиции отличались крайней сложностью и противоречивостью. Наблюдатели отмечали, что неудача на президентских выборах 1996 года усложнила положение Г. Зюганова. Этот факт, а также не очень понятные широким массам действия фракции КПРФ в Думе — поддержка председателя правительства, голосование в пользу бюджета — инициировали определенные центробежные процессы. В руководстве КПРФ сформировалось, по крайней мере, три четко выраженные группировки. Первая, возглавлявшаяся самим Г. Зюгановым, ставила своей целью «врастание во власть» и исповедывала лозунг «Время работает на нас». Вторая стремилась трансформировать КПРФ в социал-демократическую партию, традиционно находящуюся в оппозиции к власти. Третья, радикальная, призывала прекратить «заигрывать с режимом», вести борьбу за восстановление СССР, не исключая при этом и вариантов «силовой борьбы».

Борьбой этих группировок между собой, а также конфликтом между «встраиванием» во власть руководящего слоя этой партии и сохранением радикальных настроений среди партийного актива определялся политический курс КПРФ. Сложные процессы в связи с этим происходили на всех этажах партийной структуры — в ЦК, парламентской фракции, на уровне массовой базы.

«Кризис идентичности» Компартии вышел на поверхность после президентских выборов 1996 года, однако он подспудно вызревал еще с осени 1993 года, когда КПРФ, вербально отвергая новый режим, сделала тем не менее выбор в пользу «ухода с улицы в парламент». За период работы предыдущего созыва Думы часть партии адаптировалась к новым политическим реалиям, приняла новые «правила игры», но масса партийных активистов и значительная часть электората коммунистов осталась на позициях «непримиримого оппозиционного активизма».

Принятие коммунистами итогов выборов, голосование большинства фракции КПРФ за кандидатуру премьер-министра и последовавшие события политической жизни усугубили внутренний кризис в этой наиболее крупной оппозиционной политической организации. Главное противостояние разворачивалось вокруг вопроса: использовать ли появившийся у партии властный ресурс в законодательных органах для давления на власть и «выбивания» желательных для коммунистов уступок, или превратить его в орудие для поражения «антинародного режима».

Это противоречие ряд политологов выводил из различия в карьерной судьбе разных отрядов активистов КПРФ. «Умеренные» функционеры КПРФ в значительной мере принадлежали к старой партийной и хозяйственной номенклатуре, не привыкшей находиться в оппозиции, зато имевшей значительный управленческий опыт. КПРФ для них стала единственно возможной после 1991 года политической нишей, через которую они могли бы вернуться во власть. Не следовало, однако, думать, что все «умеренные» — обязательно бывшие «партократы». А. Подберезкин и его команда своим примером опровергает подобный вывод.

Напротив, «радикалы» по большей части представляли собой людей, не имевших до 1991 года доступа к власти и, следовательно, готовых в течение длительного времени работать в оппозиции. Многие из них активно участвовали в деятельности леворадикальных оппозиционных организаций в 1990–1993 годы, некоторые выступали против «перестройки» начиная с 1989 года. Даже отдельные статусные в прошлом фигуры не меняли общей картины. Генерал А. Макашов еще в 1990 году зарекомендовал себя как открытый политический противник М. Горбачева.

Противостояние «радикалов» и «умеренных» носило в основном подковерный характер. Руководство партии откровенно опасалось раскола. Однако время от времени разногласия прорывались на страницы прессы — достаточно вспомнить напряженную полемику между А. Подберезкиным и Т. Астраханкиной.

Комментируя это противостояние, политологи особо оговаривали «фактор электората»: коммунистический избиратель был озлоблен на власть и настроен протестно, но вряд ли был склонен к резким потрясениям и даже массовым акциям протеста. В летнем «походе на Москву» и в мероприятиях, посвященных октябрьским событиям 1993 года, по подсчетам наблюдателей, приняло участие незначительное количество людей. В основном это были давние активисты левого движения.

В последнее время «радикалы» заметно активизировались, и этот процесс начался с регионов. По настоянию «радикалов» из парламентской фракции депутаты во время парламентских каникул держали совет с низовыми структурами, и 60 региональных организаций КПРФ настояли на внесение вопроса о вотуме недоверия правительству. Провинциальные «радикалы» в большей степени, чем их коллеги из центра, ощущали на себе воздействие партийных масс, все более радикализировавшихся.

«Радикалы» были обеспокоены тем, что существовавший в России политический и экономический строй может окончательно стабилизироваться. Если эти процессы действительно станут необратимыми, то КПРФ будет обречена на существование внутри политической системы, исключавшей социалистическую реставрацию. Поэтому «радикалы» делали ставку на расширение внепарламентских методов борьбы и «непримиримость» партийной фракции в Госдуме.

Коммунисты, как «радикалы», так и «умеренные», поддержали предложение давнего оппонента одного из лидеров «умеренных» А. Подберезкина, депутата Т. Астраханкиной, о создании думской комиссии по расследованию событий октября 1993 года, нарушив тем самым известный компромисс 1994 года — амнистия в обмен на роспуск подобной комиссии. Политологи не сомневались, что комиссия, где КПРФ и ее союзники были в большинстве, вынесет решение, не устраивающее президента. «Умеренные» не смогли отклонить предложение Т. Астраханкиной, популярной среди партийного актива.

Идеологические расхождения внутри КПРФ были одной из «линий, напряжения». Кто возьмет верх: «твердые ленинцы», «социал-демократы» или «социал-патриоты»?

Все вышеозначенные проблемы в полной мере проявились в ходе работы IV съезда КПРФ, состоявшемся в Москве 19–20 апреля 1997 года.

На съезде стало очевидным, что увлечение руководства партии легитимными методами борьбы и идеей внедрения в структуры власти в условиях нараставшего социального кризиса могло привести КПРФ к утрате организационной целостности и влияния на партийные массы, особенно в регионах. Однако, несмотря на жесткую критику руководства партии со стороны низовых организаций, КПРФ удалось избежать раскола благодаря ужесточению политической риторики ее руководителей.

Б. Березовского что-то встревожило. Или кто-то?

Б. Березовский не любит шума

Управляющий делами Президента РФ П. Бородин вручает приз за спортивные достижения

Не спроста же И. Рыбкин назвал Б. Березовского своим достоянием

Финансовый магнат В. Гусинский

Глава администрации Президента РФ В. Юмашев

Банкир А. Смоленский

Самый суровый генерал в России

В. Жириновский — «парадоксов друг»

Л. Нарусова, депутат Госдумы, без супруга. А. Собчак в это время вдали от России

Ш. Басаев проводит брифинг

Генеральный секретарь НАТО X. Солана и Б. Немцов

Бывший министр юстиции Б. Ковалев до бани или уже после бани?

Дочь и советница Президента РФ Т. Дьяченко

Председатель Госдумы РФ Г. Селезнев в плотном окружении прессы

В постановлении съезда было заявлено, что «КПРФ, являясь партией ответственной и непримиримой оппозиции, видит задачу в том, чтобы отстранить правящий режим от власти, кардинально изменить социально-экономический курс в интересах народа». Откликаясь на призывы активистов с мест, съезд рекомендовал Центральному комитету и партийным организациям КПРФ «наряду с оправдавшими себя методами парламентской борьбы широко использовать внепарламентские формы сопротивления режиму». Руководству КПРФ поручалось возглавить массовые акции 1 и 9 мая и «развернуть широким фронтом подготовку к Всероссийской политической забастовке, решительно использовать для этого формы прямого обращения к народу».

Съезд рекомендовал парламентской фракции КПРФ «сосредоточить внимание на вопросах изменения Конституции, смены социально-экономического курса, отстранения от власти нынешнего режима, используя при этом все формы парламентской борьбы». Съезд разрешил думской фракции использовать вотум недоверия кабинету министров тогда, когда она сочтет это необходимым, подтвердив утверждение ЦК КПРФ о том, что лозунг недоверия правительству не снят, но тактические соображения будут главными для его претворения в жизнь.

В данном постановлении эксперты увидели выбор КПРФ в пользу проведения компромиссной политической линии. Став элементом российской политической системы, КПРФ стремилась заключить так называемый «исторический компромисс», то есть соглашение с «партией власти». Партия Г. Зюганова не готова была возложить на себя единоличную ответственность за положение дел в стране. Цель лидеров КПРФ, по некоторым оценкам, заключалась не в овладении всей полнотой власти, а в участии во власти через заключение соглашения с основными политическими силами страны, и в первую очередь, с некоторыми из доминировавших групп российской политической и бизнес-элиты.

По некоторым оценкам, стратегия КПРФ носила во многом объективно вынужденный характер и была предопределена как качеством самой партии, так и внешними обстоятельствами. Прагматичная партийная верхушка осознавала невозможность реставрации советской политической и социально-экономической системы. Для партии в целом был характерен традиционный советский тип политической культуры с ее дисциплинированностью, боязнью несанкционированной политической и социальной активности, упованием на авторитет вышестоящих организаций.

Таким образом, съезд подтвердил неизменность курса КПРФ на проведение легитимной, регулируемой политики в рамках системной оппозиции. Однако в целях сохранения партийного единства аналитики ожидали усиления радикализма в риторике вождей КПРФ, нанесения думской оппозицией «булавочных уколов» президенту, А. Чубайсу и Б. Немцову.

И, действительно, сфокусировав критику на «главе западного лобби» и проводнике «антинародных реформ» А. Чубайсе, КПРФ продолжала вплоть до осени 1997 года оказывать поддержку «защитнику» национальных производителей и естественных монополий, «государственнику» В. Черномырдину. В то же время аналитики прогнозировали: союз коммунистов и чиновников не может продолжаться значительное время, поскольку Г. Зюганов и В. Черномырдин засматривались на высший государственный пост и соперничества им не избежать. Как в воду смотрели авторы прогнозов: не прошло и года, как пути Г. Зюганова и В. Черномырдина разошлись.

Но вернемся в год 1997-й. Обсуждение и выработка стратегии левой оппозиции стали основным содержанием состоявшегося 9 апреля III съезда всероссийского общественно-политического движения «Духовное наследие». Выступивший с докладом лидер движения А. Подберезкин определил его главную задачу — формирование в общественном сознании государственно-патриотической идеологии. Актуальность этого вызвана, по мнению докладчика, тремя причинами.

Затянувшийся кризис в государстве перерос в «ползучую катастрофу», и Россию затягивало в заключительный этап смуты, грозивший стихийными бунтами. Власть не сделала никаких выводов из допущенных ошибок и осознанно усугубляла катастрофу, которой дала благозвучное название «реформы». С возрастанием влияния народно-патриотической оппозиции растет и степень ее ответственности за происходившее в стране.

По мнению участников съезда, единственным реальным выходом из тупика было возвращение людям четкого мировоззрения, которое должно сложиться из национальной самоидентификации, синтеза науки и веры, гармоничного взаимодействия интересов личности и общества, а также патриотизма.

Выступивший на съезде Г. Зюганов, обвинив власти в постигших Россию бедах, объявил о необходимости тщательно готовиться к акциям 1 и 9 мая и обращаться уже адресно к конкретным виновникам, заняться серьезной работой в «красном поясе», бороться всеми доступными методами с коррупцией и преступностью, а также всячески содействовать союзу с Белоруссией, призванному стать основой нового крепкого государства.

На учредительном съезде российской организации Партии советских коммунистов 20 апреля в Москве было принято решение начать объединение сторонников «Трудовой России» В. Анпилова на территории бывшего СССР. Участвовали представители Российской коммунистической рабочей партии и «Манифеста советских коммунистов» из 34 регионов России, а также наблюдатели от ВКП(б) Н. Андреевой, РКП-КПСС, компартий Литвы, Кабардино-Балкарии, Татарстана.

Съезд направил приветствие Г. Зюганову. Делегаты утвердили план «похода на Москву», который наметили начать 12 июля из Тулы и Рязани, а завершить 18–21 июля акциями протеста в Москве.

Однако по мере осложнения социальной ситуации на местах функционеры КПРФ ощущали все большую конкуренцию со стороны леворадикальных и особенно национал-патриотических объединений. В областях Центра и Юга России заметно росла численность сторонников «Русского национального единства» (РНЕ) и Национально-республиканской партии России. В ряде случаев их активистам удавалось сорганизовать граждан на проведение острых акций, например, на перекрытие магистралей.

Аналитиками КПРФ был зафиксирован тот факт, что в ходе общероссийской акции протеста 27 марта лозунги митинговавших и леворадикальной оппозиции практически не отличались по содержанию. Политологи связывали это с тем, что настроения масс все более приближались по эмоциональным признакам к требованиям «Трудовой России» и КПРФ. Опасаясь потери влияния на рядовых коммунистов, руководство КПРФ после интенсивных консультаций заключило соглашение о «стратегическом сотрудничестве» с рядом коммунистических объединений, в частности, с Российской партией коммунистов и Российской коммунистической партией. Соглашение предусматривало согласованные действия в периоды массовых выступлений трудящихся. На IV съезде КПРФ был принят ряд документов, содержащих призывы к консолидации усилий различных оппозиционных сил, в том числе резолюция «О единстве действий коммунистического, рабочего, аграрного и народно-патриотического движений».

Вместе с тем, по мнению аналитиков, реальную конкуренцию КПРФ в обозримой перспективе могло составить не радикальное крыло левого движения, а новый вариант «третьей силы» в лице Российской народно-республиканской партии (РНРП) под руководством А. Лебедя, учредительный съезд которой состоялся 14 марта 1997 года. В регионах активно создавались отделения РНРП — в основном, на социальной базе движения «Честь и Родина». На многих избирателей по-прежнему было велико влияние самой личности А. Лебедя.

Активисты РНРП ориентировались на проведение широкой агитационной работы, установление контактов с профсоюзными организациями и трудовыми коллективами, личное участие в акциях протеста. В этих действиях просматривалась цель перехвата у КПРФ роли основной оппозиционной силы и перетягивания на свою сторону тех социальных слоев, которые наиболее активно выступали против экономического курса властей и составляли опору коммунистического движения.

Несмотря на объявление президентом 1997 года годом общественного согласия, уже к концу первого полугодия политические процессы стали приобретать отчетливо конфронтационный характер. Отчетливо нарастала поляризация политических сил.

Основными полюсами нараставшего политического противостояния аналитики считали высшую исполнительную и высшую законодательную власти, соответственно группу «молодых реформаторов» в правительстве и левые фракции во главе с коммунистами в Государственной думе.

Главным яблоком раздора, по оценке экспертов, являлось решение кабинета министров о секвестре расходной части бюджета на 1997 гад, предусматривавшем значительное урезание финансирования важных сфер жизнедеятельности государства, а также намерение существенно сократить социальные льготы различным категориям населения. Немалыми раздражителями для парламентской оппозиции были также действия «молодых реформаторов» по проведению жилищно-коммунальной реформы и расчленению естественных монополий.

Противостояние вокруг ключевых показателей социально-экономического развития проходили на фоне нарастания атмосферы взаимной напряженности и неприязни. В ответ на жесткую антикоммунистическую риторику первого вице-премьера А. Чубайса на съезде «Демократического выбора России», вброс в средства массовой информации сценариев разгона нижней палаты парламента и участившиеся реплики президентского окружения о необходимости перезахоронения тела В. И. Ленина лидеры КПРФ на. пленуме своего ЦК выступили с резкими заявлениями в адрес главы государства и «молодых реформаторов».

В принятом обращении ЦК КПРФ к гражданам России под броским заголовком «Остановим диктатуру, защитим Родину!» содержался призыв готовиться к осенней всероссийской стачке протеста трудящихся с лозунгами: «Отставка президента Ельцина», «Отказ от губительного политического и экономического курса», «Создание правительства народного доверия». Левая оппозиция прямо обвиняла руководство страны в том, что нагнетаемый им кризис необходим прежде всего как предлог для роспуска Государственной думы, чтобы в последующем получить на определенный срок всю полноту власти в стране, довести до конца намеченные либеральные реформы и выполнить свои обязательства перед международными финансовыми организациями.

Маневрирование исполнительной власти осложнялось принятым большинством членов Совета Федерации обращением к органам государственной власти с призывом не допустить неконституционного роспуска нижней палаты.

Политическое противостояние в центре проецировалось на регионы. Они гораздо острее, чем столица, ощущали последствия социально-экономического кризиса. Это выливалось, с одной стороны, в активизацию на региональном уровне деятельности оппозиционных партий и организаций и, как следствие, в результате выборов в местные органы власти, с другой — в нарастание противостояния по иному водоразделу: регионы — центр.

Политологи, как отечественные, так и зарубежные, сходились во мнении о том, что оппозиция в России к 1997 году представляла весьма внушительную силу. Судьба реформ во многом зависела от правильного выбора и проведения реформаторами политической линии по отношению к «протестному» движению. Очень важно было найти точный, обновленный взгляд на социальные слои, представлявшие оппозицию. Этого нельзя было сделать без отказа от ряда устаревших принципов в оценке состояния общества. Новым здесь, на взгляд исследователей, тяготевших к властным структурам, было то, что оппозиционная структура формировалась не по классовому признаку, а по политическим организациям, интересам, стремлениям тех или иных социальных групп населения.

Рабочий класс, по оценкам этих политологов, в количественном отношении имел устойчивую тенденцию к сокращению. То же происходило и с крестьянством. Что касается интеллигенции, то она не представляла из себя однородной общественной силы и проявляла себя лишь в той мере, в какой это было выгодно ее строго определенным группам. Поэтому рассчитывать на солидарность рабочего класса, крестьянства и тем более людей интеллектуального труда было бы роковой ошибкой. Не случайно ни одна политическая организация не выражала и намека на такую солидарность, которая еще недавно лежала в основе политической борьбы.

По мнению других исследователей, эта точка зрения является спорной. Они отвергают концепции, согласно которым классовый подход при решении политических и экономических проблем сегодня уже не может быть рычагом, способным перевернуть мир, как это представлялось в прошлом и в первой четверти двадцатого века. Дискуссии в стане оппозиции продолжаются.

Действительно, оппозиция исключительно разношерстна. Значительная ее часть базировалась на идеологии, на приверженности определенному социально-политическому строю, а точнее советскому образу жизни. Другая часть оппозиции преследовала сугубо политические цели — обретение власти, народной по своему характеру. Следующая часть оппозиции боролась за возрождение справедливых начал в развитии общества и государства. Этот перечень можно было бы продолжить, но есть еще один параметр, который мог бы объединить очень широкий спектр общественных сил — величие России в интересах большинства ее граждан.

В политике огромную роль продолжают играть личностные мотивы руководителей оппозиции. В том числе такие, как карьеризм, амбиции, корыстолюбие. Поэтому все попытки оппозиции объединить в своих рядах различные социально-политические силы успеха не имели. За последние несколько лет возникали различные объединительные патриотические фронты, со-. юзы, движения, но все они канули в Лету или влачат незаметное существование. Одних только коммунистических партий в России — восемь. Идеологические расхождения наблюдались и в самой крупной из них — КПРФ.

В 1997 году формально она была отлучена от федеральной исполнительной власти. Это в 1998 году в правительство придут ее представители. А в 1997-м единственным властным ресурсом КПРФ была ее мощная фракция в Госдуме. Вместе с союзниками («Народовластие» и аграрии) КПРФ фактически обладала «контрольным пакетом» в нижней палате. Кроме того, ей принадлежали посты председателя Думы, одного из его заместителей, председателей ряда ключевых комитетов, в том числе по законодательству, безопасности, экономической политике, общественным организациям и другие.

Фракция в Госдуме отличалась неоднородностью. В ней выделялись два основных течения, сложные отношения между которыми наносили отпечаток на деятельность не только фракции, но и партии в целом. Одно течение настроено на использование по большей части «парламентских» методов ведения политической борьбы, а во «внепарламентской» сфере ориентировалось на взаимодействие с умеренным профобъединением ФНПР. Представители данного течения высказывали способность на взаимопонимание с той частью правительства, которую они считали «немонетаристски» настроенной.

Среди представителей этого течения преобладали выходцы из партийной, государственной и хозяйственной бюрократии, значительная часть которых более или менее успешно приспособилась к новым экономическим и политическим реалиям — председатель Госдумы Г. Селезнев, бывший председатель Госплана и член Политбюро ЦК КПСС, а затем удачливый бизнесмен Ю. Маслюков, бывший председатель Верховного Совета СССР А. Лукьянов, бывший секретарь ЦК КП РСФСР А. Соколов, бывший секретарь ЦК КПСС И. Мельников, заместитель председателя комитета Госдумы по бюджету Ю. Воронин. К этому же течению примыкали лидер КПРФ Г. Зюганов и его заместитель В. Купцов. Значительное влияние на «умеренных» в КПРФ оказывало движение «Духовное наследие», возглавляемое депутатом Госдумы от КПРФ А. Подберезкиным.

Второе течение настроено более радикально. Оно «вышло» из «Трудовой России» и других радикальных коммунистических группировок начала 1990-х годов. По мнению представителей данного течения, любой компромисс с исполнительной властью лишь укрепит строй, сложившийся в России, и приведет к падению авторитета КПРФ среди протестно настроенного электората. Думскую трибуну «радикалы» использовали только для антиправительственной агитации и разоблачений. Что же касается законодательной работы, они придерживались принципа «чем хуже, тем лучше» и не Желали брать на себя даже символическую ответственность за выпущенные «рыночные» законы.

Если «умеренные» искали союзников среди профсоюзов, то для «радикалов» «синие профсоюзы» М. Шмакова слишком «соглашательски настроены». Наилучшими союзниками признавались мелкие леворадикальные группировки типа «трудороссов». В обоснование приводился тот факт, что «левые коммунисты» на прошлых парламентских выборах получили намного больше голосов, чем «Союз труда» и чуть было не попали в Думу.

К «радикалам» во фракции относили депутатов А. Макашова, Т. Астраханкину, В. Шандыбина и других. Кроме них, одним из лидеров «радикалов» считали члена ЦК КПРФ Т. Авалиани, делегированного партией в депутатскую труппу «Народовластие». В основном «радикалами» были депутаты-«заднескамеечники», не занимавшие руководящих постов ни на фракционном, ни на общедумском уровнях, хотя «непримиримостью» нападок на власть отличались и некоторые статусные думские фигуры, например, председатели комитетов В. Илюхин и В. Варенников.

В целом фракцию КПРФ отличали высокая дисциплина голосования как на пленарных заседаниях, так и в комитетах. При этом прагматично настроенным «умеренным» часто удавалось убедить проголосовать за компромиссные решения и «радикалов», особенно когда дело касалось специальных вопросов, в которых большинство радикально настроенных депутатов малокомпетентно.

Линия «умеренного» руководства фракции КПРФ на сотрудничество с правительством нашла свое отражение в целом ряде действий, давших повод лидеру «Яблока» Г. Явлинскому назвать зюгановцев одной из партий правительственной коалиции. Большинство коммунистов голосовало за назначение В. Черномырдина на пост главы правительства, поддержало проект госбюджета на 1997 год. Против голосовали лишь «радикалы».

Таким образом КПРФ смогла «освоить» тот властный ресурс, который она завоевала на думских выборах 1995 года. Возрастали и претензии коммунистического руководства на непосредственное участие в работе исполнительной власти. Еще на заключительном этапе президентской власти Г. Зюганов, видимо, осознавая неминуемое поражение, сформулировал требования, которые аналитики интерпретировали не иначе, как попытку конвертировать «парламентский ресурс» во влияние на исполнительную власть.

Речь шла не только о согласительных органах типа создававшегося «круглого стола», но главным образом о полумифическом Госсовете, то есть фактически «коллегиальном президенте», в котором коммунисты имели бы заведомое большинство. Эта инициатива, по мнению некоторых политологов, прямо указывала на настроенность верхушки КПРФ на вхождение во власть в условиях, когда ее завоевание конституционными средствами представляется невозможным, а может даже и нежелательным. При этом, отмечали наблюдатели, зюгановцы готовы были идти на значительные компромиссы — соглашаться с делегированием в исполнительную власть своих сторонников без изменения программы правительства. Если во время работы Госдумы переход коммунистического вице-спикера В. Ковалева на пост министра юстиции был сочтен «предательством», то в 1996 году сопредседатель НПСР А. Тулеев вошел в кабинет министров с полного согласия руководства КПРФ.

На уровне федерального центра до 1998 года прямые переходы коммунистов в исполнительную власть носили характер «единичных казусов». Более приемлемой для Кремля была модель «перевоспитание статусом», то есть подтягивания к исполнительной власти умеренных фигур, оказавшихся на значимых постах в думской иерархии.

Несколько иная картина со вхождением КПРФ во власть на региональном уровне.

В 1996–1997 годах КПРФ, сохранив свой оппозиционный статус в глазах избирателей, фактически, в лице своего регионального руководства, оказалась объективно приближенной к власти. В ряде регионов на губернаторских выборах победили кандидаты, поддержанные КПРФ. В результате часть выдвиженцев партии заняла высокие посты в структурах исполнительной власти в данных регионах.

Полностью «коммунизировалась» верхушка исполнительной власти Брянской области. Губернатором здесь был избран член КПРФ Ю. Лодкин, мэром областного центра — коммунист Н. Сарвиро. Сходная ситуация сложилась и в Рязанской области — губернатор В. Любимов, мэр П. Маматов. В других регионах одержавшие победу политики включили представителей поддержавшей их на выборах КПРФ в структуры исполнительной власти.

Впрочем, далеко не все партфункционеры на местах получили возможность инкорпорироваться во власть. Победившие на выборах кандидаты, как коммунисты, так и беспартийные, осознавали, что без профессиональной команды им не удастся сколько-нибудь эффективно управлять своими, по большей части депрессивными, регионами. Поэтому лидеры местных организаций КПРФ, как правило, получали «отступное» в виде поста вице-губернатора, а большинство должностей в администрациях заполнялись более или менее аполитичными хозяйственниками.

Среди вице-губернаторов той же Брянской области лишь один член КПРФ — С. Холощак, курирующий вопросы образования и культуры. Пост явно второстепенный в структуре администрации. Сходная ситуация и в регионах с губернаторами-некоммунистами. В Псковской области кандидат от ЛДПР Е. Михайлов ограничил приход во власть членов КПРФ назначением А. Колосова первым вице-губернатором, ответственным за промышленность, транспорт, связь и жилкомхоз. В Воронежской области И. Шабанов «продвинул» на руководящие посты в своем окружении двух зюгановцев — А. Меркулова (первый вице-губернатор, в прошлом депутат Госдумы) и В. Толчеев (председатель комитета по управлению имуществом, бывший член РКРП, перешедший в КПРФ), кроме того, организатор избирательных кампаний КПРФ В. Корнеев получил немаловажный пост руководителя аппарата администрации.

Аналитики отмечали, что из 19 губернаторов, выигравших выборы при поддержке блока НПСР, лишь пятеро формально состояли в КПРФ. Зато в Воронежской, Рязанской и Брянской областях в связи с губернаторскими выборами возникали коллизии между «согласованным» кандидатом НПСР и «местной фигурой», пытавшейся делать ставку на областные партийные структуры. Правда, лишь в Воронеже «диссидент» участвовал в выборах, а в остальных случаях неудавшиеся кандидаты — депутаты Думы от этих областей — «всего лишь» вставляли палки в колеса официальным кандидатам.

Во многих случаях коммунистам приходилось ставить на наиболее проходную фигуру из «социально близких» политиков. Это само по себе предопределяло «компромиссный» стиль отношений партии с будущим губернатором. Интересно, что В. Стародубцев, избранный при активном содействии КПРФ губернатором Тульской области, не предоставил местным лидерам коммунистов постов вице-губернаторов, назначив, правда, ряд активистов КПРФ главами районных администраций. Сдержанность в назначении коммунистов на руководящие посты, по наблюдениям политологов, проявил и губернатор Волгоградской области, член КПРФ Н. Максюта. Его первыми назначенцами стали бывшие руководящие деятели старых обкомовских структур, а не КПРФ. К тому же и сам Максюта заявил: «Отныне партийные принципы не будут для меня определяющими. Если необходимо, то я готов приостановить свое членство в КПРФ».

Зато беспартийный В. Густов, пришедший к власти в Ленинградской области при поддержке широкого блока от коммунистов до демократов, счел возможным назначить на пост своего заместителя по социальной сфере коммуниста Воронцова, правда, пригласив на ряд других должностей реформаторов-рыночников.

Наблюдатели также заметили, что все губернаторы подчеркнуто дистанцировались от местных обкомов КПРФ, которые, впрочем, получили хорошие возможности для активной деятельности, расширения партийных рядов, ведения пропаганды, «расстановки» своих сторонников на среднем и нижнем уровнях аппарата администрации. Однако когда первый секретарь пытался возродить советские порядки и командовать губернатором, то получал решительную отповедь. Широкую известность в этом смысле получил случай с губернатором Ставропольского края А. Черногоровым, бывшим главой КПРФ в городе Ставрополе, который немедленно после избрания пресек попытку местного руководителя крайкома заняться политической агитацией от имени краевой администрации. Необходимость сотрудничества с федеральной властью заставила глав администраций — коммунистов забыть о парт-дисциплине. Брянский губернатор Ю. Лодкин, например, сумел наладить конструктивное взаимодействие по финансовым вопросам области с А. Чубайсом.

Не только губернаторы, но и вице-губернаторы от КПРФ, получив в свои руки рычаги власти, сдвигались в сторону центра, в большей степени придерживались прагматических подходов к управлению находящихся в их ведении структурами. Реальный набор инструментов воздействия на социально-экономическую ситуацию у «левых» и «правых» губернаторов мало чем отличался, зависимость от федеральной «финансовой иглы» у них не ниже. Соответственно, выдвиженцы НПСР постепенно начинали ощущать себя не представителями КПРФ во власти, а органичной частью самой власти, что лишало их деятельность оппозиционного оттенка. Изгнанием из аппарата представителей конкурировавших номенклатурных группировок обычно заканчивалась «чистка», которая в общественном мнении связывалась с приходом к власти представителей КПРФ. Деятельность коммуниста-администратора на практике мало чем отличается от работы на аналогичном посту агрария или представителя умеренно настроенных промышленных кругов. Даже его отношение к средствам массовой информации не является особенно одиозным по сравнению с аналогичным стремлением установить контроль над информационной сферой, проявляемым типичным губернатором-«назначенцем» в прежние времена.

Новые администраторы из числа коммунистов и сочувствующих им политиков подвергались критике со стороны активистов КПРФ и более левых прокоммунистических организаций. Отказ от «свертывания» реформ, в лучшем случае их корректировка, вызывали недовольство радикально настроенной части оппозиции. Это было характерно даже для Воронежской области, в руководстве которой, как отмечалось выше, весьма велик процент членов КПРФ.

В то же время избранные при поддержке коммунистов губернаторы, как правило, не стремились форсировать процесс формального дистанцирования от КПРФ. Лишь несколько губернаторов сразу же после избрания «отреклись» от своего сотрудничества с комму листами. Среди них вступившие в движение НДР Боковиков и Броневич — руководители небольших северных автономных округов. Справедливости следует отметить, что в отличие от Боковикова, Броневич получила поддержку КПРФ лишь перед вторым туром выборов.

Еще один случай «ренегатства» с точки зрения коммунистов — поведение губернатора Курской области А. Руцкого. Он не только отказался выполнить негласное соглашение и провести на пост главы законодательного собрания области коммуниста А. Михайлова, но и, резко выступил против планировавшихся мероприятий КПРФ и объединенной оппозиции, носивших ярко выраженный антиправительственный характер. Однако феномен А. Руцкого вполне объясним — его кандидатура на пост губернатора не встретила поддержки со стороны окружения А. Михайлова, а после того как кандидатура Руцкого была зарегистрирована, лидер КПРФ в области из основного кандидата превратился в запасного.

Сторонники Михайлова до конца рассчитывали, что Руцкого не зарегистрируют и их кандидату не придется выбывать из игры. В результате А. Михайлов только из-за давления со, стороны центрального руководства КПРФ снял свою кандидатуру в пользу А. Руцкого. Зюгановцы как в области, так и в центре рассматривали поддержку А. Руцкого как грубую ошибку, хотя другого выхода у них фактически не было — бывший вице-президент России был явным фаворитом выборов и, к тому же, коммунисты вряд ли смогли бы объяснить своим избирателям, почему они не оказали поддержки одному из сопредседателей НПСР.

Наконец, губернатор Калининградской области Л. Горбенко тоже вошел в конфликт с местной организацией КПРФ. В качестве «платы» за поддержку перед вторым туром Л. Горбенко назначил своим первым заместителем бывшего конкурента, лидера местных коммунистов Семенова. Однако тот лишь непродолжительное время занимал свою должность — между «первым» и «вторым» лицами области возник конфликт, закончившийся отставкой Семенова. Однако Горбенко по своей политической биографии был намного дальше от коммунистов, чем Руцкой, поэтому к числу «ренегатов» его, как и Броневич, можно отнести лишь с большой долей условности.

Еще более значительные позиции, чем в администрациях регионов, коммунисты получили в органах законодательной власти субъектов Федерации. Пожалуй, только губернатору Саратовской области Д. Аяцкову удалось сделать с виду невозможное — на выборах, проходивших в 1997 году, коммунисты потерпели поражение. В некоторых регионах законодательные собрания возглавили местные функционеры КПРФ, ставшие тем самым членами Совета Федерации. В ряде крупных, городов сложилось существование реформаторски настроенных мэров и «красных» горсоветов, например, в Тамбове и Волгограде, которое приводит к возникновению конфликтных ситуаций.

Коммунисты в регионах, безусловно, играли заметную роль, а в ряде из них и доминирующую. Если их прорыв в законодательную власть регионов в 1994–1995 годах лишь в небольшой степени способствовал их инкорпорированию во власть, то губернаторские выборы 1996–1997 годов сделали этот процесс намного более активным.

Вотум недоверия правительству, инициированный думской фракцией КПРФ в октябре 1997 года, привлек внимание политологов в контексте особенностей оппозиционной борьбы после парламентских и президентских выборов.

Очевидно, изначально вотум недоверия рассматривался как тактический прием — независимо от того, имелось ли в виду действительно набрать за него 226 голосов. Мотивация таких действий, по мнению аналитиков, многообразна. Это и усиление давления на руководство радикального партийного актива, и стремление дать отпор «молодым реформаторам», попугать их перед бюджетным процессом. «Примирительное» выступление Г. Зюганова после отчета премьера в Думе 8 октября позволяло сделать наблюдателям вывод о том, что обострять ситуацию предполагалось лишь в ограниченных масштабах.

Однако впервые в его парламентской истории лидеру коммунистов пришлось столкнуться со столь сильным давлением со стороны радикалов. Во-первых, у них появился явный лидер — В. Илюхин. Во-вторых, такой курс были склонны поддержать несколько десятков депутатов. В-третьих, аналогичное требование сформулировали и думские союзники Г.Зюганова: аграрии — чтобы поднять планку корпоративного торга с правительством, Н. Рыжков — ввиду резкого обострения отношений со вторым лидером «Народовластия» С. Бабуриным. В этих условиях и родилась более радикальная позиция коммунистов и их союзников — 146 подписей и требование дисциплинированного голосования за вотум под угрозой исключения из фракции.

Видимо, даже такая постановка вопроса не означала готовности фракции идти до конца — скорее всего, имелось в виду «подвесить» правительство угрозой второго вотума на период бюджетного процесса, набрав заодно и пропагандистский дивиденд. Вариант роспуска Думы даже в этих условиях оставался для коммунистов нежелательным, хотя рост рейтинга Г. Зюганова после его «легкой радикализации», заведомая невыгодность для власти выборов зимой 1997–1998 года и падавший рейтинг А. Лебедя позволяли коммунистам рассматривать роспуск Думы как крайний, но не невозможный вариант.

Наблюдатели особо подчеркивали политический риск такого развития событий для лидерского авторитета Г. Зюганова — ведь вотум недоверия означал бы крах политики «торга» с исполнительной властью, которая являлась «фирменным продуктом» Г. Зюганова, возглавлявшего как саму партию, так и ее фракцию в Думе.

Однако, по оценкам политологов, коммунисты не учли резкую реакцию президента и правительства на попытки КПРФ демонстрировать свой радикализм. Исполнительная власть закрыла для думской оппозиции вариант «подвешенного правительства», фактически предложив в обмен пакет уступок и согласительных процедур. Поэтому лидерам коммунистов пришлось давать задний ход, откладывая вопрос о вынесении вотума недоверия и занимаясь торгом с правительством.

Общий итог переговоров и маневров исполнительной власти и думской оппозиции неправомочно оценивать в терминах «побед» и «поражений». Тем не менее, «умеренные» в КПРФ вынесли из него целый ряд позитивных для себя последствий. Общим итогом событий двух октябрьских недель стал перелом общего вектора президентской политики с «конфронтационной», продемонстрированной радиообращением Б. Ельцина 3 октября, на «диалоговый». Объективно сместились акценты в расстановке сил в исполнительной власти — линия, традиционно ассоциировавшаяся с премьером, стала «общегосударственной», а уступки были обещаны «по ведомству» ненавистных «молодых реформаторов». Стали реализовываться давние коммунистические проекты «круглого стола» и, наконец, исполнительная власть пошла на конкретные уступки, в том числе и в ревниво оберегаемой ею сфере СМИ.

Именно этот «пакет успехов» предопределил победу линии Г. Зюганова на партийном форуме. Пленум ЦК КПРФ, состоявшийся 18 октября, полностью одобрил линию «умеренных». Попытки радикальной части ЦК призвать к бескомпромиссной тактике не увенчались успехом — сторону «умеренных» приняли такие популярные среди протестной части массовой базы партии политики, как С. Горячева и В. Илюхин. Главным аргументом, убедившим радикалов из ЦК поддержать компромиссную линию, стал следующий — путем переговоров можно добиться большего, чем с помощью эффектных жестов.

Второй после КПРФ по численности и влиятельности партией оставалась ЛДПР. Наиболее жизнедеятельными были около одной трети ее региональных организаций. Партия активно участвовала в выборах, пополняла свои ряды. Кроме Пскова, где ЛДПР удалось выиграть губернаторские выборы, большое количество голосов получили ее кандидаты на выборах глав исполнительной власти в республике Марий-Эл — около 33 процентов голосов, в областях: Ивановской — 24, Читинской — 19,5 и Калужской — 10 процентов.

Правда, после выборов около половины организаций ЛДПР снизили свою активность. По наблюдениям экспертов, в отдельных региональных структурах ЛДПР продолжались расколы, ряд координаторов решениями руководства партии были сняты со своих постов — в основном за поддержку на выборах коммунистических кандидатов. Это касалось Кировской, Магаданской, Самарской областей, Алтайского края, Мордовской республики. В результате происходил отток членов ЛДПР в другие организации, в том числе в НПСР.

Численность в 1997 году по разным оценкам составляла от 200 до 300 тысяч человек, активная часть около 50 тысяч.

В оппозиции к правительству считало себя и «Яблоко». Это движение имело несколько крупных организаций, особенно в Краснодарском и Красноярском краях, Петербурге, Белгородской, Нижегородской и еще нескольких областях. В остальных регионах организации «Яблока» были немногочисленные, неактивные, скорее напоминавшие некие замкнутые клубы. На избирателей влияла личность самого Г. Явлинского, его выступления и поведение. Других ярких фигур в движении не наблюдалось.

Немало споров вызывала политика профсоюзов. Власть и разбогатевший небольшой слой населения принимали широкий спектр мер для того, чтобы снизить социальную напряженность, или хотя бы перевести ее в неопасное социально-политическое направление. По мнению ряда аналитиков, одним их рычагов борьбы с радикализацией настроения масс и являлись независимые профсоюзы, а также несколько десятков профессиональных отраслевых союзов, появившихся практически во всех регионах Российской Федерации.

Независимые профсоюзы, возникшие в России в конце 80-х годов, с самого начала взяли курс на решительную поддержку политики Б. Ельцина в обретении Россией независимости. Некоторые политологи называют их одним из рычагов развала Советского Союза. Наиболее сильное влияние независимые профсоюзы имели в Москве. В 1990 году их возглавил М. Шмаков. В 1993 году он стал председателем независимых профсоюзов России. В их рядах около 42 миллионов человек.

С самого начала М. Шмаков взял курс на деполитизацию, увод членов профсоюзов от политики и подчинение всей их деятельности исключительно экономическим проблемам. До какого-то времени такую линию удавалось проводить, но с 1995 года данная тактика перестала срабатывать. Члены профсоюзов, вопреки установкам из центра, все активнее включались в политику. Не случайно на митингах политические требования начали приобретать все более масштабный характер.

М. Шмаков отказывался от совместных действий с патриотической оппозицией, упорно не соглашался даже на малейшую степень политизации своей организации. Но и он начал понимать, что политика уже ворвалась в широкие профсоюзные массы. Это особенно стало заметно в регионах. В таком же направлении движется и Москва.

По мнению аналитиков, политизация профсоюзного движения — вопрос времени, причем весьма близкого. Заангажированность М. Шмакова в этом вопросе придаст вовлеченности профсоюзов в политику не плавный, спокойный, а лавинообразный характер. Люди, испытывающие невероятные трудности в жизни, попавшие в плен безработицы, голода, самой настоящей нищеты, начали прозревать, что истоки гибельного экономического курса — в большой политике.

Вопрос в том, в какое политическое течение окунется профсоюзное движение. То. ли его подхватит бурный поток радикального направления и оно будет содействовать реализации самых крайних мер по выходу из кризиса, то ли все обойдется без уличных беспорядков и широкие профсоюзные массы будут на стороне тех политиков, кто намеревается вывести страну из кризиса безболезненным путем.

По некоторым оценкам, из 42 миллионов членов независимых профсоюзов на улицы для участия в акциях протеста регулярно выходят более 20 миллионов человек. Безусловно, на эту мощную силу будут претендовать многие политики самой разной идеологической направленности.

Структура протестных сил, сформировавшихся в 1997 году, была бы не полна без рассмотрения движения Л. Рохлина. Западные наблюдатели сразу же отметили, что инициатива председателя думского комитета по обороне, члена проправительственной фракции «Наш дом Россия» генерала Л. Рохлина, создавшего «Движение поддержки армии, оборонной промышленности и военной науки» (ДПА) вызвала не только большое внимание со стороны президента Б. Ельцина и его ближайшего окружения, но и серьезное беспокойство по поводу возможных последствий этого шага.

Положение в армии действительно вызывало крайнее беспокойство в военной среде, а также широкую обеспокоенность в самом российском обществе. По оценкам объективных источников из высших армейских кругов, Вооруженных Сил России практически не было, что, по мнению многих офицеров, явилось результатом сознательной политики и действий.

Разговоры о военной реформе и президентский указ по этому вопросу не спасали положения дел в армии и на флоте. Это было очевидно для мало-мальски осведомленных людей, в том числе и для авторов последних решений в области военной политики.

С учетом вышеизложенного движение Рохлина имело под собой благодатную почву с точки зрения мобилизации широких слоев общественности, не говоря уже об армейских кругах, на активную поддержку вооруженных сил.

Некоторые представители власти считали, что с помощью определенных мер нужно если не покончить с этим движением, то, по крайней мере, свести его возможные негативные последствия для режима к минимуму. С другой стороны, его можно использовать как уникальную возможность «вычислить», точно определить тех военнослужащих любого уровня, которые примут в нем активное участие, для последующей очистки от них армейской среды. Формальный повод имелся — предстояло сокращение численности вооруженных сил в ближайшие два года на 500 тысяч человек.

Политологи сходились во мнении, что учредительный съезд движения «В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки», прошедший в сентябре 1997 года, изменил конфигурацию политических сил в оппозиционной части российского общества. Генерал Л. Рохлин выступил с заявлениями более резкими, чем оппозиционеры со стажем из Народно-патриотического союза России.

Генерал поставил перед собой цель довольно объемного характера — попытаться объединить вокруг себя представителей военно-промышленного комплекса, недовольных политическим и экономическим курсом российской исполнительной власти. Нова ли была идея? Ведь и до Л. Рохлина существовали такие организации, как Лига содействия оборонным предприятиям, которая лоббировала интересы военной промышленности, «Союз офицеров» подполковника С. Терехова, пытавшийся привлечь в свои ряды офицеров, находившихся на действительной службе или уволенных в запас, многочисленные ветеранские организации. Их недостатком было отсутствие популярного лидера с громким именем.

Л. Рохлин восполнил этот недостаток. Авторитет генерала был чрезвычайно высок.

Л. Рохлину удалось привлечь в ряды своего движения целый ряд общественных организаций, представлявших интересы военнослужащих, ветеранов, работников оборонной промышленности. Достаточно сказать, что в июле 1997 года на заседании оргкомитета присутствовали представители 39 организаций. Однако, по мнению аналитиков из московского Центра политических технологий, радикализм высказываний генерала, его курс на открытую конфронтацию с исполнительной властью привел к тому, что умеренная составляющая этих организаций максимально дистанцировалась от движения, создаваемого Л. Рохлиным.

Аналитики приводили такие примеры. Российский союз промышленников и предпринимателей, в оргкомитете движения представлял не его признанный лидер А. Вольский, известный как опытный и осторожный политик, а один из многочисленных вице-президентов РСПП И. Артюх, убежденный противник экономических реформ, занимавший консервативные позиции еще в перестроечный период. От Лиги содействия оборонным предприятиям в оргкомитет вошел ее вице-президент Л. Шулунов, а не президент А. Долголаптев, значительно более «статусный» функционер, бывший член Совета Федерации.

Российский союз ветеранов Афганистана в рохлинском движении представлял В. Костюченко, известный своими оппозиционными политическими взглядами, а также тем, что на выборах депутата Госдумы в Тульской области снял свою кандидатуру в пользу А. Коржакова и участвовал в его избирательной кампании. В. Костюченко играл большую роль в Российском фонде инвалидов войны в Афганистане, известном своей вовлеченностью в кровавый конфликт между различными группировками ветеранов-»афганцев». В рамках Российского союза ветеранов Афганистана он значительно менее влиятелен — председатель этой организации Ф. Клинцевич настроен лояльно к российской исполнительной власти и противился вовлечению «афганских» структур в оппозиционные политические комбинации.

Еще одна организация, примкнувшая к движению Л. Рохлина, — Всевеликое войско Донское во главе с атаманом Н. Козицыным, имевшим непризнанное в российских вооруженных силах генеральское звание. Политическая карьера Н. Козицына имела довольно извилистый характер — начав в качестве антикоммуниста, представителя «белого» казачества, он на губернаторских выборах 1996 года в Ростовской области поддержал кандидатуру коммуниста Л. Иванченко. Этого Н. Козицыну не забыл губернатор В. Чуб. В результате организация Козицына еще более, чем раньше, приобрела маргинальный характер.

Наиболее полно в движении оказались представлены ветеранские организации — Российский союз ветеранов вооруженных сил, Всероссийская ассоциация Героев Советского Союза и кавалеров ордена Славы трех степеней, Российский комитет ветеранов войны. В руководство движения вошли их лидеры — известные военачальники прошлых лет Г. Яшкин, М. Одинцов, В. Говоров. Однако отношения между лидерами ветеранских структур тоже оставляли желать лучшего. В 1994 году имел место крупный конфликт в рамках ветеранских организаций, в ходе которого Г. Яшкин и М. Одинцов находились по разные стороны «баррикад».

Значительно более важным выглядело то, что в движении приняли участие многие «знаковые» фигуры оппозиции, обладавшие руководящими позициями в Госдуме. Среди них были четыре председателя думских комитетов. Кроме самого Л. Рохлина, это руководители, комитета по делам ветеранов В. Варенников, по промышленности, строительству, транспорту и энергетике В. Гусев, по конверсии В. Костин. В деятельности движения участвовали многие известные «отставники» — генерал-полковники В. Ачалов и А. Макашов, представители леворадикального «Союза офицеров» подполковника С. Терехова и другие. Начальником штаба рохлинского движения стал генерал-полковник И. Мальцев, бывший начальник Главного штаба ПВО СССР, уволенный в отставку за содействие ГКЧП в августе 1991 года.

Однако количество военнослужащих, находившихся на действительной службе и участвовавших в движении, было невелико, что, правда, по оценкам аналитиков Центра политических технологий, свидетельствовало не столько о непринятии ими политических установок Л. Рохлина, сколько о нежелании вступать в конфликт с начальством — позиция, знакомая еще по октябрю 1993 года. Что касается «отставников», то многие из них практически утратили реальную связь с армией и воспринимались в военных кругах как отыгранные фигуры или лица, заслуживавшие уважения, но слишком «возрастные».

В составе рохлинской организации представители спецслужб играли значительную роль, не ограничивавшуюся привлечением такой «знаковой» для отставных и действовавших разведчиков и контрразведчиков фигуры, как Л. Шебаршин — первый «раскрученный» средствами массовой информации начальник разведки, автор двух книг, написанных после ухода в отставку. Создание движения Л. Рохлина поддержали такие организации бывших сотрудников спецслужб, как Клуб ветеранов госбезопасности, Совет ветеранов военной разведки, Клуб инвалидов и ветеранов военной контрразведки. Западные аналитики особо отметили наличие в числе участников движения Клуба ветеранов спецразведки Военно-морского флота. Именно в этой службе работал в течение многих лет контр-адмирал Г. Захаров, бывший заместитель А. Коржакова, уволенный из Службы безопасности президента вскоре после вынужденной отставки своего шефа.

Наличие в составе движения Л. Рохлина большого числа общественных организаций позволяло ему рассчитывать на довольно широкую поддержку со стороны различных групп населения, связанных с военно-промышленным комплексом. В то же время часть этих организаций лишь претендовала на значимую роль в общественно-политической жизни и носила скорее маргинальный характер.

Интересна информация, поступившая в некоторые аналитические центры из кругов, близких к генералу А. Лебедю. В ней появление на политической арене Л. Рохлина интерпретировалось как «активное мероприятие партии власти», пытавшейся ослабить влияние А. Лебедя на армию и снизить его рейтинг.

А. Лебедь был уверен, что в нужный момент он сумеет оторвать от Л. Рохлина часть электората из числа сторонников левой оппозиции, примыкавшей в рохлинскому движению. Такую уверенность А. Лебедь аргументировал своим все еще достаточно высоким рейтингом в армии и в регионах.

Социологи утверждали, что рейтинг А. Лебедя стабильно держался в провинции на уровне 12–15 процентов, а за время избирательной кампании мог быть доведен до 25–30 процентов. В этой связи А. Лебедь принял решение сосредоточить усилия своей команды на пропагандистской работе в регионах и в армейской среде. В отличие от тезиса Л. Рохлина о том, что вокруг армии сложилась тупиковая ситуация, А. Лебедь заявил: такой выход он лично знает.

По оценкам аналитиков уже упоминавшегося Центра политических технологий, структуры, ориентированные на генерала А. Лебедя, отнеслись к движению Л. Рохлина довольно прохладно. Оба генерала чувствовали, что являются потенциальными конкурентами. Поэтому, наверное, летом 1997 года Л. Рохлин дистанцировался от А. Лебедя под предлогом, что движение не должно служить полигоном для будущих кандидатов в президенты. Хотя это не помешало тому же Л. Рохлину не только пригласить Г. Зюганова на сентябрьский съезд своего движения, но и дать выступить.

Организации, лидером которых являлся А. Лебедь — Российская народно-республиканская партия и движение «Честь и Родина» — поддержали создание рохлинского движения. Им и не оставалось другого. В противном случае они оказались бы в изоляции при работе среди работников военно-промышленного комплекса, на голоса которых А. Лебедь особенно рассчитывал. Но после съезда А. Лебедь выступил с резкой критикой Л. Рохлина и его организации. Кстати, сам А. Лебедь участия в съезде не принимал. Его отказ, весьма слабо прикрытый предлогом поездки в Японию. и Южную Корею, вполне логичен. Дело не столько в том, что тесные контакты лидера ДПА с левой оппозицией сделали бы невозможным самостоятельную игру А. Лебедя, а в том, что в тандеме с Л. Рохлиным А. Лебедь неизбежно бы проигрывал не столько как политик, сколько как личность.

По мнению А. Лебедя, Л. Рохлин не имел права «приватизировать тему армии», а КПРФ — с целью укрепления своих позиций — не имела права подмять под себя только что созданное движение. Кроме того, А. Лебедь задал несколько «неудобных» для Л. Рохлина вопросов: откуда идет финансирование движения, каким образом оно получило такие широкие возможности для ведения пропаганды.

Главное отличие А. Лебедя от Л. Рохлина, по мнению аналитиков Центра политических технологий, состояло в том, что если первый, борясь за привлечение на свою сторону рядовых активистов левых оппозиционных партий и движений, включая КПРФ, резко отмежевался от их лидеров, то второй готов был сотрудничать с самым широким кругом потенциальных союзников. Разделяли Л. Рохлина и А. Лебедя и отношение к чеченской проблеме. Если Лебедь старался выглядеть в качестве миротворца при разрешении конфликта, то Л. Рохлин, сам участвовавший в чеченской войне, считался сторонником решительных мер и однозначно дистанцировался от хасавюртовских соглашений.

В то же время противостояние двух генералов по чеченской проблеме выразилось в примечательном эпизоде, когда Л. Рохлин предложил предоставить Чечне независимость, «миротворец» А. Лебедь сразу же выступил против этого предложения с весьма экзотической аргументацией. «В мире около 400 различных конфликтов, — сказал он, — связанных со стремлением к независимости. Если сегодня Россия признает Чечню суверенным государством, на следующий же день против России будут применены международные санкции». Такая реакция А. Лебедя свидетельствовала о его стремлении максимально отмежеваться от любых рохлинских инициатив.

Возможно, на взаимоотношения двух генералов оказывал влияние и личностный фактор. В некотором роде они представляли полную противоположность друг другу, хотя в массовом сознании воспринимались в одном ряду генералов-«афганцев». А. Лебедь вырос в «крепкой» благополучной семье, служил в основном в центральной России. Восемь лет в Рязанском воздушно-десантном училище, затем Тульская дивизия ВДВ, в Афганистане воевал около полугода. Л. Рохлин никогда не испытывал к своему отцу теплых чувств — он покинул семью, когда Льву было всего восемь месяцев. Л. Рохлин служил в Заполярье, Туркестане, Закавказье, в Афганистане находился более двух лет, был тяжело ранен.

Если карьера А. Лебедя до 1992 года развивалась поступательно и по армейским понятиям очень быстро — генерал-лейтенант и командующий армией в 42 года, то карьера Л. Рохлина была не столь стремительной. Хотя звание майора и подполковника он получил досрочно, в Афганистане был снят с должности командира полка за неудачно проведенную боевую операцию. Впрочем, по мнению хорошо знавших эту историю людей, провал операции нельзя было ставить в вину командиру полка. Несмотря на то, что он вскоре вновь вступил в командование полком там же, в Афганистане, этот случай и, возможно, тяжелое ранение привели к определенной задержке в дальнейшем продвижении по службе — командиром корпуса он стал в 46 лет. Для большинства офицеров это очень неплохой показатель, но по сравнению со стремительными военными карьерами П. Грачева (даже до 1991 года), А. Лебедя, Б. Громова, В. Миронова и других известных генералов-»афганцев» — результат скромный, особенно для него, неизменно блестяще заканчивавшего все военно-учебные заведения.

Поэтому аналитики допускали наличие не только политической, но и психологической, коренящейся в особенностях биографий, несовместимости двух генералов, которая наложила отпечаток на их дальнейшие взаимоотношения. Уже осенью 1997 года союз между Л. Рохлиным и А. Лебедем выглядел крайне маловероятным.

Трагическая гибель Л. Рохлина в 1998 году послужила еще одним поводом для тщательного исследования его взаимоотношений как с соперниками, так и с союзниками. Общественность волновал вопрос: что двигало поступками Л. Рохлина, почему он, боевой генерал, прикормленный властями, член проправительственного движения «Наш дом Россия», выступил с требованием отставки президента. Это не укладывалось ни в служебные, ни в этические нормы: генерал требовал отставки своего Верховного главнокомандующего. У военных так не принято. И после этого его, вопреки логике, не исключили из состава НДР, где он занимал один из руководящих постов в думской фракции, более того, фракция НДР не освободила его от поста председателя думского комитета по обороне. Неужели его смелость была санкционирована свыше?

Аналитики принялись за скрупулезное изучение отношений Л. Рохлина с КПРФ и ее лидером Г. Зюгановым. Любопытные наблюдения в этом плане наработал тот же Центр политических технологий.

С самого начала работы по конституированию движения Л. Рохлин и его ближайшие соратники, включая недавнего министра обороны И. Родионова, предпринимали попытки интегрировать все имевшиеся организации военно-промышленного блока в «зонтичную»-структуру, которая максимально эффективно могла бы взаимодействовать с оппозиционными партиями и движениями, в первую очередь с КПРФ. В ней Л. Рохлин видел своего основного потенциального союзника. Лидеры КПРФ по достоинству оценили позицию генерала, не пожелавшего, подобно А. Лебедю, претендовать на роль единоличного политического вождя, и ограничившего свои устремления ролью лидера одной из наиболее протестно настроенных частей электората — работников военно-промышленного комплекса.

Две организации, близкие к КПРФ, стояли у истоков движения Л. Рохлина — «Духовное наследие» и Российский коммунистический союз молодежи. В числе участников движения было также социал-патриотическое движение «Держава», входившее в Народно-патриотический союз России. Его радикально настроенные участники не склонны были переходить вслед за своим бывшим председателем А. Руцким на лояльные к властям позиции, а оперативно приняли решение поддержать инициативу Л. Рохлина.

КПРФ и ДПА были едины практически по всем основным вопросам — от стратегических, начиная от отношения к федеральной исполнительной власти и заканчивая конкретными проблемами военно-промышленного комплекса. И по второстепенным вопросам часто наблюдалось симптоматичное единство позиций. Например, благожелательное отношение к приморскому губернатору Е. Наздратенко. Недаром коммунисты вместе со своими союзниками в нарушение «пакетного» соглашения предотвратили изгнание Л. Рохлина с поста председателя комитета Госдумы по обороне. Были основания предполагать, что значительная часть актива рохлинского движения состояла из активистов КПРФ. Этим объяснялось создание в рекордно короткие сроки сети региональных отделений ДПА. Уже к 28 августа 1997 года филиалы движения были сформированы в 46 регионах, а на съезде объявлено о том, что сторонники Л. Рохлина представлены в 68 субъектах Федерации.

Союз Л. Рохлина с коммунистами, внешне оформившийся не только участием Г. Зюганова и других лидеров КПРФ в съезде ДПА, но и привлечением Л. Рохлина к работе совещания основных оппозиционных лидеров, состоявшегося сразу же после съезда, наводил на мысль о единстве их действий. В этой связи радикальные призывы Л. Рохлина, настаивавшего на отставке Б. Ельцина и поставившего эту задачу одной из основных для своего движения, находились в синхронном соответствии с «осенним наступлением» КПРФ.

Аналитики заметили, что Г. Зюганов именно на съезде ДПА сделал шаг в сторону от своей прежней позиции «сбережения Думы», выступив с нападками не только на политику исполнительной власти, что естественно для оппозиции, но и лично на президента, назвав его «главарем». Как опытный политик, Г. Зюганов понимал, что активное участие в деятельности рохлинского движения, открыто настроенного на конфронтацию с президентом, не будет способствовать улучшению отношений между исполнительной и законодательной ветвями власти. Личные же выпады воспринимались Б. Ельциным всегда очень болезненно — достаточно вспомнить особенности развития конфликта Ельцин — Хасбулатов. Как и ожидалось, реакция на «оговорку» Г. Зюганова последовала в радиообращении президента 3 октября.

Правда, многие эксперты и СМИ обратили внимание на то, что Л. Рохлин объявил — он намерен добиваться ухода президента конституционными средствами. И они же отметили высказывание генерала А. Макашова о том, что он и его сторонники действовали в октябре 1993 года в рамках Конституции. Особое внимание было обращено на следующие слова Л. Рохлина: «Нам необходимо принять все меры, чтобы не допустить антиконституционных действий власти против народа». Вполне вероятно, заметили наблюдатели, что Л. Рохлин не имел в виду экстремистских выступлений, но тот факт, что он так и не дезавуировал заявление А. Макашова, говорил о многом.

Тесный союз коммунистов с «рохлинцами» заставлял предположить, что КПРФ готова была к активизации своей деятельности, занятию более отчетливой оппозиционной позиции, что вело к противостоянию с президентом, вплоть до возможности проведения досрочных выборов в Госдуму. Эта особенность была показательна на фоне слабых стремлений президента к компромиссу с парламентом, проявлявшегося вплоть до выступления Г. Зюганова на съезде движения Л. Рохлина: незначительных поправок к закону о свободе совести, компромиссному поведению по отношению к белорусскому президенту А. Лукашенко в «деле Шеремета» (срыв визита А. Лукашенко в Ярославскую и Липецкую области пришелся уже на момент резкого ухудшения отношений между президентом и Госдумой).

Обращало на себя влияние движения Л. Рохлина на позиции активистов КПРФ. «Умеренные» коммунисты или радикалировались, или оставались в меньшинстве, в том числе даже в думской фракции — оплоте «умеренных» сил в КПРФ. Не осталось незамеченным и то, что председатель Госдумы Г. Селезнев оказался в числе двух коммунистов, не поддержавших Л. Рохлина при голосовании о его смещении с поста председателя комитета по обороне.

Все наблюдатели сходились во мнении, что левая оппозиция — и умеренная, и радикальная — в лице генерала Л. Рохлина и его движения получила весомого союзника. В российских политических кругах не прекращалась интенсивная дискуссия по поводу реального потенциала ДПА, к которой в своеобразной форме подключилась и военная прокуратура, пытавшаяся определить степень криминальности призыва Л. Рохлина к смене режима и власти. В связи с этим некоторые «мозговые центры» иронизировали: «партия власти», наверное, готовилась сделать из Л. Рохлина «гонимого» и «опального», что неизбежно повысит его протестный вес сверх той меры, на которую было способно ДПА. Мол, пример карьеры самого лидера «партии власти» ни его, ни окружение ничему не научил.

Поддержит ли армия Л. Рохлина в форс-мажорных обстоятельствах? Сколько действовавших офицеров участвовало в учредительном съезде ДПА? Достаточно ли у российских спецслужб сил, чтобы нейтрализовать влияние ДПА на армию или нет? На эти вопросы искали ответы зарубежные аналитики.

Они же констатировали, что в истории российской оппозиции и, в частности, российской военной оппозиции, в движении Л. Рохлина присутствовало новое качество. Оно состояло прежде всего в том, что в отличие от своих предшественников Л. Рохлин являлся не изгоем, а заслуженным боевым генералом, пользовавшимся личным авторитетом, независимым от его политических взглядов. Рохлин, чего не было ни у Лебедя, ни у других представителей военной оппозиции, настоятельно отвергал понимание своего движения как политического, настаивая на том, что оно вполне совместимо с Конституцией, запрещавшей политическую деятельность в вооруженных силах, и не входил в противоречие с законом. И, наконец, ДПА выдвигало отдельные политические требования, например, отставку президента, не по идеологическим причинам, а в связи с «неспособностью» Верховного главнокомандующего справиться со своими обязанностями, что привело к развалу вверенной ему армии.

Глава 4 ЧУБАЙСБУРГ И БЕРЕЗОВГРАД

Анализ конфиденциальной информации, поступавшей из государственных структур, приводил «мозговые центры» к выводу о том, что в системе исполнительной власти весной 1997 года сложилась «патовая» ситуация, не позволявшая создать дееспособное правительство и проводить более или менее сбалансированную политическую линию.

Помимо обострения борьбы за власть между В. Черномырдиным и А. Чубайсом, такое положение стало результатом разыгранной комбинации Б. Березовским, преследовавшим цель снизить шансы команде А. Чубайса на полную победу при заполнении общей кадровой схемы исполнительной власти. Б. Березовскому, в частности, удалось убедить членов семьи Б. Ельцина выступить против назначения «человека Чубайса» руководителем администрации президента и продвинуть на эту должность «незначительного, но верного» В. Юмашева. С ним заместитель секретаря Совета безопасности поддерживал прочные личные связи.

Было ясно, что этот маневр был проведен Б. Березовским «в пику Чубайсу» с далеко идущими целями. Он, в частности, позволил заместителю секретаря Совета безопасности закрепиться в ближайшем семейном окружении президента. Как утверждали компетентные наблюдатели, столь широкие перспективы открылись перед Б. Березовским после того как он буквально «очаровал» членов семьи Б. Ельцина личным участием в продвижении их интересов — переходом на работу в качестве руководителя «Аэрофлота» зятя президента В. Окулова. Переместив другого своего протеже Е. Шапошникова в команду помощников президента, Б. Березовский сделал дальний прицел на попытку продвижения его на пост министра обороны.

Эти изменения позволили Б. Березовскому из под-. чиненного положения перейти в разряд самостоятельной фигуры, лавировавшей на противоречиях между группировками В. Черномырдина (естественные монополии) и А. Чубайса («молодые волки» из числа ставленников МВФ, части банкиров) и разыгрывавшей за счет этого собственную политическую линию.

Близостью к семье президента Б. Березовский получил доступ к наиболее выгодным «кускам» приватизируемой госсобственности и самым перспективным программам сотрудничества с Западом. По существу он заполнил «вакуум», образовавшийся в окружении Б. Ельцина с отставкой А. Коржакова, и перетягивал на себя курирование оставшихся «бесхозными» политических и экономических сфер, подчиненных ранее главе Службы безопасности президента.

Следствием обострения противоборства по лини Черномырдин — Чубайс и усиления политического влияния Б. Березовского стала «немыслимая» в нормальных условиях задержка с формированием правительственного кабинета и фактический провал линии на передачу всей полноты власти группировке А. Чубайса. В близких Б. Ельцину кругах говорили, что когда А. Чубайс узнал о «происках» Б. Березовского, он «впал в ярость» и кричал по правительственной связи, что публично откажется от поста первого вице-премьера.

Предложенный в качестве «компенсации за потери» А. Чубайсу пост министра финансов, в свою очередь, поверг в уныние В. Черномырдина, который, по мнению ряда СМИ, лишался «своего человека» — первого замминистра А. Вавилова, посвященного практически во все деликатные финансовые дела премьера, а также еще ряда своих сторонников в Минфине. Эти утраты существенно ослабляли позиции премьера в финансовом мире.

В этой связи отмечалось, что в самый горячий период формирования правительства — 15 и 16 марта В. Черномырдин проявил отчаянное сопротивление реализации планов А. Чубайса провести «ползучий правительственный переворот». Он трижды за те дни встречался с членами семьи президента и убеждал их поддержать кандидатуры членов кабинета, представлявшие интересы естественных монополий. В это же время премьер усилил давление на А. Чубайса, проведя атаку через Центробанк на его ставленника — руководителя Федеральной комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку Д. Васильева.

В целом наблюдатели воспринимали введение в правительство Б. Немцова в качестве первого вице-премьера и расширение числа вице-премьеров с четырех до шести как временное поражение А. Чубайса. Вновь отмечалась не последняя роль Б. Березовского в продвижении Б. Немцова в качестве противовеса А. Чубайсу, что должно было затруднить бывшему руководителю президентской администраций концентрировать власть в своих руках. В необходимости осуществления такого кадрового хода Б. Березовскому удалось уговорить как В. Черномырдина, так и Т. Дьяченко. Этот удар А. Чубайс будет компенсировать повышенной активностью, направленной на укрепление личных политических позиций, в том числе и за счет сближения с лидерами регионов через Б. Немцова. Поездка А. Чубайса в Кузбасс и четко выраженная поддержка его линии со стороны верхушки угольной отрасли, после чего состоялось решение о назначении его руководителем межведомственной комиссии по социально-экономическим проблемам угледобывающих регионов, лишь подтверждала такого рода прогнозы.

Другим направлением укрепления своих позиций А. Чубайс считал инициированную на Западе кампанию по расчленению и регионализации естественных монополий, прежде всего РАО «Газпром». Эта кампания целенаправленно использовалась А. Чубайсом для давления на премьера. Она сопровождалась «выбросами» компромата на В. Черномырдина, на его ближайшие связи, в том числе руководителя «Газпрома» Р. Вяхирева, А. Вавилова, а также намечавшимся «выдавливанием» из Центробанка С. Дубинина. Именно так расценивалась публикация во французской газете «Монд» и перепечатанной газетой «Известия» статьи о личных доходах премьера, равных 5 миллиардам долларов, с намеками на связь с организованной преступностью.

Предполагалось, что кампания против естественных монополий будет вестись в основном руками Б. Немцова, которому готовилась роль «исполнителя» широкомасштабных замыслов А. Чубайса. Пока, отмечали специалисты, новоиспеченный первый вице-премьер либо до конца не осознавал масштабности амбиций своего влиятельного «союзника», либо стремился использовать этот союз в интересах укрепления собственных позиций в московских инстанциях. У него были собственные властные амбиции и это проявлялось, в частности, в том, что он во всяком случае официально склонялся к более мягким подходам разрешения этой проблемы. Поэтому, считали аналитики, скорее рано, чем поздно, линия Б. Немцова войдет в конфликт с амбициозными замыслами А. Чубайса, в основе которых лежала «неуемная жажда личной власти».

Специалисты ожидали, что атаки А. Чубайса на премьера будут активизированы. Это было обусловлено не только личными амбициями первого вице-премьера, но и объективными обстоятельствами — главные противоборствовавшие группировки вступили в решающую фазу борьбы за передел государственной собственности и это будет подталкивать их к обострению «подковерной» борьбы. Тем самым «патовая» ситуация во власти будет постепенно преодолеваться и скорее всего не в пользу премьера, проявлявшего слишком большую податливость и терпимость в отношении своего главного соперника.

Премьер-министр, безусловно, понимал, что его новый первый заместитель Б. Немцов — часть выстраиваемой президентом сложной системы сдержек и противовесов в правительстве и что ему, главе кабинета, придется играть по предлагаемым правилам. В. Черномырдину было удобно сосредоточить усилия Б. Немцова на жилищно-коммунальной реформе. Тогда первый вице-премьер попал бы под огонь критики как со стороны Совета Федерации, так и левого думского большинства, искавшего возможность компенсировать в глазах избирателей неизбежное голосование за секвестр бюджета.

Стремительное обострение ситуации в межклановой кремлевской борьбе нашло свое отражение в силовых структурах. Размолвка, случившаяся 24 апреля на совещании руководства Минобороны, МВД и ФСБ, была отнюдь не случайной.

Натиск «чубайсовского крыла» кабинета в лице вице-премьеров Я. Уринсона и А. Коха на министра обороны И. Родионова с требованием продать ряд военных спецобъектов для покрытия провала в финансировании ключевых статей бюджета, касавшихся Минобороны РФ, был приурочен к предстоявшему визиту госсекретаря США М. Олбрайт в Москву. Демарш кабинета имел целью показать, что театральная жесткость Кремля не связана с позицией военных. Отсюда интрига вокруг начальника ГРУ Генштаба Ф. Ладыгина, которого И. Родионов пытался «выдавить», а секретарь Совета обороны Ю. Батурин, наоборот, оставить в должности после достижения 60 лет. С этим же, по мнению наблюдателей, был связан и мощный прессинг «прочубайсовских» СМИ на вице-премьера правительства — министра внутренних дел А. Куликова. По данным зарубежных источников, группа А. Чубайса обретала возможность обострить отношения МО и МВД.

Какой виделась ситуация в российском руководстве зарубежным представителям в Москве?

Комментируя назначение Б. Немцова первым заместителем председателя правительства РФ, испанские дипломаты в Москве отмечали «неожиданность и непредсказуемость этого кадрового решения», истинный смысл которого, по их оценкам, заключается в укреплении позиций А. Чубайса, «политику которого должен претворять в жизнь весьма популярный в настоящий момент нижегородский губернатор».

Когда из состава правительства выведены наиболее могущественные противники реформ, а В. Черномырдин так и не сформулировал четко свою позицию по данному вопросу, «либерально настроенное крыло имеет значительный перевес». Одобрение этого назначения Г. Явлинским дает возможность Западу полагать, что именно «Б. Немцов способен через четыре года объединить демократические силы и привлечь на свою сторону электорат генерала А. Лебедя», подчеркивали диппредставители.

Испанские дипломаты считали Б. Немцова наиболее перспективным представителем региональной элиты, который не только завоевал симпатии населения, но и добился реальных результатов при проведении реформ в отдельно взятой области.

По оценкам германских корреспондентов в Москве, «Б. Ельцин остался верен однажды избранной финансовой стратегии», избавив россиян от неизбежного в случае немедленного объединения с Белоруссией экономического кризиса, а очередная попытка парламентской оппозиции изменить расстановку политических сил в Кремле с помощью Минска потерпела фиаско. Именно «обновленная команда реформаторов во главе с А. Чубайсом и Б. Немцовым» смогла предотвратить утверждение варианта интеграции, предложенного А. Лукашенко, «чьи диктаторские замашки во многом способствовали ухудшению финансово-экономической ситуации в России».

В заслугу Б. Немцову, которого на Западе считали «главной движущей силой реформ», западногерманские журналисты также ставили его намерение добиваться полного погашения задолженностей перед бюджетом со стороны РАО «Единые Энергетические Системы» и «Газпром».

В связи с этим немцы отмечали, что хотя «позиции команды В. Черномырдина в российских структурах власти в последнее время заметно пошатнулись», особенно после отставки Г. Меликьяна, входившего в состав руководства «номенклатурной» партии «Наш дом Россия», и возглавлявшего Минтопэнерго П. Родионова, с которым В. Черномырдина связывала совместная работа в «Газпроме», самого председателя правительства России открыто поддерживали доминировавшие в Государственной думе коммунисты и фракции националистической направленности.

Английские политологи отмечали, что вопрос о реструктуризации естественных монополий со временем приобретал ярко выраженную политическую окраску, поскольку позволял гражданам России и представителям западных СМИ следить за теми протекавшими в высших эшелонах власти «процессами, которые обычно тщательно укрыты от посторонних глаз». По оценкам англичан, в России сложилась ситуация, когда «роль председателя правительства в формировании экономической политики государства несколько снизилась, но В. Черномырдин по-прежнему остается наиболее ответственным за действия своих новых подчиненных», которые, естественно, совсем не заинтересованы в его отставке.

Американские экономисты считали, что ни А. Чубайс, ни Б. Немцов не собирались дробить монолитную транснациональную компанию «Газпром», так как «понятия реструктуризации и совершенствование управления вовсе не означают фактическое разделение». Действия первых заместителей председателя правительства России представлялись на Западе вполне закономерными, особенно «после скандальных заявлений Р. Вяхирева в Государственной думе о засилье иностранных монополий».

Какие же планы вынашивались в правительстве России по реструктуризации естественных монополий?

После завершения основных кадровых перестановок в руководящем звене последовали его практические шаги, вызвавшие бурную реакцию в кругах политической и экономической элиты.

Своего рода детонатором этой реакции послужило предложение первого вице-премьера Б. Немцова «навести порядок» в естественных монополиях и последовавшие за этим конкретные акции правительства в отношении РАО «ЕЭС России» и РАО «Газпром».

Хотя, как отмечалось в совместном заявлении правительства РФ и Международного валютного фонда, речь шла лишь о вычленении из естественных монополий производств, таковыми не являющимися, все понимали, что за этим стояли далеко шедшие по своим политическим и экономическим последствиям для России замыслы.

Некоторые аналитики полагали, что этим могло быть положено начало самой разрушительной для российской экономики акции, конечной целью которой было расчленение РАО «Газпром» на 23 газовые компании, наделенные правами самостоятельных хозяйственных структур с возможным последующим образованием на их основе четырех-пяти новых корпораций по региональному признаку.

В результате проведения такого рода демонополизации Москва практически лишилась бы важнейшего рычага своего влияния в сфере международных отношений в диалоге с Западом.

Дробление газового монополиста, по мнению многих экспертов, привело бы лишь к удорожанию газа для производителя и, следовательно, для потребителя, и сделало бы его добычу нерентабельным. Это привело бы, в свою очередь, к тому, что функционировавшие российские предприятия встали бы окончательно.

Из двух «китов» в прошлом советской, а ныне российской экономики, один — военно-промышленный комплекс — уже был разрушен. Подошла очередь последнего — топливно-энергетического.

РАО «Газпром» — одна из немногих структур, которая сохранила объемы добычи и реализации газа — не только обеспечивала внутренние потребности страны, но и приносила устойчивые валютные доходы.

Она по сути бесплатно снабжала энергоносителями неплатежеспособные агропромышленный и военно-промышленный комплексы, предоставляла населению бесплатно фактически каждый второй кубометр газа. В должниках у «Газпрома» числился 61 субъект Федерации. Таких неплатежей не выдержала бы ни одна компания в мире, и только масштабы «Газпрома» позволяли ему выжить.

По мнению некоторых экспертов, были основания считать, что А. Чубайс и Б. Немцов говорили не всю правду о естественных монополиях.

Б. Немцов в программе «Итоги» заявил о долгах РАО «Газпром» перед федеральным бюджетом на 14,9 триллионов рублей. Сумма, в самом деле гигантская, если не считать задолженности потребителей перед «Газпромом» на сумму почти в пять раз большую, из которой львиная доля приходилась как раз на бюджет.

Сальдо расчетов с бюджетом у «Газпрома» всегда было положительное, и Б. Немцов не мог не знать этого хотя бы в силу того, что та же Нижегородская область регулярно не платила за поставки газа, как и многие другие регионы.

Умолчал Б. Немцов и о функции «второго бюджета» (скрытого субсидирования населения), которые выполняла газовая монополия, и об отсутствии основного признака «неправильного» поведения монополии, выражавшегося в сверхвысоких ценах. В России давно уже цены на подавляющую часть товаров достигли международного уровня, чего нельзя было сказать о газе или об электроэнергии. Немцов также умолчал о четвертой российской естественной монополии — нефтетрубопроводной компании «Транснефть», разговоров о которой старательно избегали. Видимо, потому, делали выводы наблюдатели, что «Транснефть» напрямую была связана с бизнесом крупнейших западных нефтяных компаний, работавших в России.

Все это, по мнению аналитиков, подтверждало версию о том, что речь шла о новом витке гигантского передела собственности, затеваемого на российской политической сцене, или, по меньшей мере, борьбе за контроль над отраслью.

Причинно-следственная связь между деятельностью «Газпрома» и попытками его разрушить становилась все более прозрачной. Уже на официальном уровне говорилось, что главным инициатором осуществления жестких мер в отношении «Газпрома», как и компании «ЕЭС России» и МПС, был Международный валютный фонд, выдвинувший в качестве одного из основных условий предоставления кредитов России именно проведение антимонопольной политики.

Российское правительство, находившееся в. жесточайшей зависимости от МВФ, вынуждено было под его давлением еще в 1995 году применить к «Газпрому» санкции, существенно уменьшавшие прибыль последнего. Был упразднен стабилизационный фонд, повышен акциз, сняты налоговые льготы.

Проведение политики «демонополизации» применительно к «Газпрому» преследовало вроде бы благородную цель — пополнение за счет компании доходной части бюджета и снижение благодаря этому размеров государственной задолженности. В этом были заинтересованы Минфин, Минэкономики и Госналогслужба, а также бедствовавшие силовые структуры — Министерство обороны, МВД, ФСБ, социальные — Минсоцзащиты, Минздрав, Миннауки. Они рассчитывали получить дополнительные бюджетное финансирование. Однако в российских условиях, где бюджетные средства имели обыкновение исчезать в различного рода «черных дырах», газпромовские деньги обогатили бы скорее привилегированных клиентов бюджета, нежели действительно помогли бы рассасыванию федеральных долгов.

На самом деле «демонополизация» естественных монополий привела бы к снижению конкурентноспособности «Газпрома» за рубежом, что отвечало интересам западных конкурентов РАО и стоявшему за ними Международному валютному фонду. Конкурентами в данном случае являлись транснациональные корпорации, ведшие разработку норвежских и других газовых промыслов. Именно норвежский газ являлся главным конкурентом российского на большинстве европейских рынков и прежде всего в Германии. Названия этих компаний хорошо известны, они входят в число так называемых семи сестер мирового нефтегазового комплекса.

Некоторые российские чиновники, сросшиеся собственными интересами с МВФ, в свою очередь, стремились получить политический и финансовый вес на Западе. Их действия удивительным образом отвечали стремлениям определенных кругов Запада поставить Россию в полную от них зависимость. Во всяком случае, замахиваясь на «Газпром», как одну из основ российской экономики, никто еще не доказал, что с ее разделением отрасль будет работать эффективнее. Появлявшиеся в средствах массовой информации материалы, призванные опровергнуть доводы противников разрушения естественных монополий, выглядели неубедительно. В частности, расчленение советского монополиста воздушных перевозок — «Аэрофлота» на множество авиакомпаний не привело, как известно, ни к повышению безопасности полетов, ни к снижению цен на авиауслуги, ни к его дальнейшему развитию.

«Демонополизация» «Газпрома» привела бы к установлению над ним контроля со стороны зарубежных конкурентов, иностранных инвесторов, а также крупнейших российских банковских холдингов, связанных с иностранным капиталом.

Вместе с тем некоторые экономисты считали, что антимонопольная кампания была начата не ради исключительно разрушительных целей. А. Чубайс еще в 1993 году хотел расчленить «Газпром», но тогда ему этого сделать не удалось. В 1997 году уже незачем было разрушать то, что можно было перераспределить. Поэтому контроль над топливно-энергетическим комплексом мог носить характер промежуточной цели.

Новые президентские выборы намечались в 2000 году, но могли состояться и раньше. Сохранить же власть Кремлю можно было лишь с помощью тех «высокоэффективных избирательных технологий» и разовых финансово-популистских шагов, которые были использованы в период выборов 1996 года. Это требовало колоссальных затрат. Контроль над газовой и электроэнергетической монополиями, равносильный контролю над 15 процентами валового национального продукта, в значительной степени решал эту проблему. Перераспределив активы крупнейших компаний, власти смогли бы обезопасить себя от возможности использования этих активов своими политическими конкурентами. Поэтому некоторые аналитики рассматривали напор на топливно-энергетический сектор как один из шагов к установлению в России монополии на предвыборные финансовые ресурсы.

Вопрос о сформированном однопартийном правом правительстве не подлежал сомнению. Теперь речь шла об установлении однопартийного контроля над собственностью. Концентрация в одних руках власти, собственности и СМИ — ключ к решению правящей элитой проблемы выживания. Как смогут распределить властные полномочия два молодых и весьма амбициозных политика, занимавших одинаковую ступень иерархической лестницы — покажет время. Аналитики не исключали, что согласованность действий А. Чубайса и Б. Немцова на начальном этапе становления обновленного правительства могло смениться со временем нездоровой конкурентной борьбой и скрытым противостоянием.

Развернувшиеся в середине апреля 1997 года события вокруг «Газпрома» ознаменовали начала нового этапа борьбы между двумя крупными группами финансово-промышленной элиты России, а именно: укрепившимися во власти представителями капитала, нажитого главным образом спекулятивным путем и взросшего на бюджетных средствах, и частью промышленно-финансовой элиты, имевшей тесные связи с промышленностью и выросшей на ее капитале, в том числе на капитале «Газпрома». Первая группа была тесно связана с западными финансово-политическими кругами. Нетрудно догадаться, на чьей стороне была большая часть ведущих средств массовой информации.

Итак, первый раунд поединка состоялся. «Газпром» в лице Р. Вяхирева обратился за поддержкой в Госдуму и получил ее со стороны практически всех фракций и депутатских групп. Сообщение о том, что в судьбе «Газпрома» прямо заинтересованы Международный валютный фонд и Мировой банк, вызвало бурю эмоций в Думе. В итоге она приняла за основу проект постановления, в первом пункте которого было записано: «Считать недопустимыми… действия, направленные на разрушение единой системы газоснабжения потребителей России, а также организационной структуры РАО «Газпром».

Фракции КПРФ, ЛДПР и «Народовластие» на случай, если бы не удалось отстоять целостность «Газпрома», готовили еще один законопроект, в соответствии с которым все заключенные тазовыми компаниями соглашения должны получать право на жизнь только после их утверждения на федеральном уровне.

В ответ два первых вице-премьера провели дружную атаку на естественные монополии и, главным образом, на «Газпром». Б. Немцов на заседании правительства сформулировал суть претензий: 35 из 40 процентов акций, закрепленных в государственной собственности, были переданы РАО без конкурса и бесплатно в доверительное управление. Государство не получило ни копейки от этой сделки, не получало оно и причитавшихся дивидендов, которые, в соответствии с указом президента, шли на техническое перевооружение компании. Б. Немцов потребовал срочного приведения уставов акционерных обществ (монополий) в соответствие с законодательством.

А. Чубайс, поддержав Б. Немцова, предложил отдельно обсудить проблему «как с юридической, так и с содержательной стороны» и на одном из заседаний правительства принять принципиальное решение. А. Кох был еще более конкретен. Он отметил, что не понимает бурной инвестиционной деятельности «Газпрома», который может, к примеру, себе позволить купить акции НТВ, в то время как РАО является крупнейшим должником федерального бюджета и по идее все поступавшие на его «счет неплательщика» средства должны в обязательном порядке направляться в бюджет.

Наблюдатели отметили немаловажное обстоятельство: к моменту проведения этого заседания правительства В. Черномырдин в срочном порядке убыл в двухдневный отпуск. А накануне в средствах массовой информации прошла серия скандальных публикаций о миллиардах премьера, нажитых им якобы на связи с естественными монополиями.

14 апреля состоялась встреча главы «Газпрома» с Б. Немцовым. На ней была достигнута договоренность о том, что трастовый договор, согласно которому государственный пакет акций передан в доверительное управление руководству «Газпрома», сохранит свою силу, но «будет скорректирован». Таким образом, председатель правления «Газпрома» подтвердил, что его компания готова выполнить все основные требования А. Чубайса и Б. Немцова — выплатить долги, избавиться от непрофильных предприятий, скорректировать трастовый договор.

Тем не менее эксперты сомневались, что подобное развитие событий устроит «молодых реформаторов» из правительства. Конечная цель действа с естественными монополиями, как уже говорилось выше, состояла вовсе не в том, чтобы газовая промышленность и электроэнергетика избавились от неплатежей. «Молодые реформаторы» хотели взять под контроль естественные монополии. В РАО «ЕЭС России» им это частично удалось сделать. Первым вице-президентом компании по экономике, финансам, инвестиционной деятельности и ценным бумагам стал 28-летний выдвиженец Б. Немцова Б. Бревнов, являвшийся председателем правления банка «Нижегородский банкирский дом», женатый на гражданке США. По мнению специалистов, он был абсолютно неизвестен в электроэнергетике страны. Б. Бревнову поручалось курирование вопросов финансовой стабилизации, реформирования и приватизации. Едва вступив в должность, он заявил о подготовке к реализации одного из инвестиционных проектов РАО «ЕЭС России» совместно с Мировым банком реконструкции и развития.

Оснований для того, чтобы проделать такую же процедуру с «Газпромом», у реформаторов из правительства пока не было. Поэтому, несмотря на то, что Б. Немцов нашел «взаимоприемлемое решение» с Р. Вяхиревым относительно будущего РАО «Газпром», напряженность в вопросе о перспективах этой естественной монополии не спадала.

На своей пресс-конференции 15 апреля председатель правления РАО «Газпром» Р. Вяхирев попытался, по его собственному признанию, «потушить факел конфликта» вокруг своей компании и опровергнуть выдвинутые против нее обвинения. Было сказано, что «Газпром» уже проводит внутреннюю реформу. Производители отделялись от транспортировщиков, а те и другие — от торговцев. А все, что к газу прямо не относилось, будет распродано.

Официальный долг «Газпрома» перед федеральным бюджетом оценивался в 14,8 триллиона рублей. Р. Вяхирев оперировал совсем другой цифрой, оценив чистый долг в 7 триллионов, которые он торжественно обязался выплатить до 10 июня 1997 года. Для этого «Газпрому» скорее всего пришлось бы искать кредиты на Западе. Причин две: с одной стороны, огромная задолженность газовикам со стороны внутренних потребителей, с другой — Р. Вяхирев недвусмысленно намекал, что кредиты могут быть получены только «под него».

Руководитель «Газпрома» заявил, что он категорически против арифметики двойных стандартов, использовавшейся по отношению к его компании. Оглашенная членами правительства величина долга «Газпрома» бюджету представляла собой сумму чистой задолженности плюс разного рода пени и штрафы за просроченные платежи. В то же время «Газпром» по отношению к своим должникам не начислял пени и штрафов. Вероятно, отмечали наблюдатели, эти его слова следовало понимать как констатацию факта негласной договоренности, существовавшей ранее между «Газпромом» и правительством о взаимном неприменении штрафных санкций.

В преддверии решающих схваток «Газпром» мобилизовывался. Была проведена очистка газпромовских структур от всего, что отвлекало от основной деятельности. Осуществили специализацию: буровиков собрали в единую компанию, каждое крупное предприятие по добыче превратили в самостоятельное дочернее акционерное общество, создали единую транспортную компанию. Крайне важным звеном стало создание специальной торговой фирмы «Межрегионгаз» для реализации газа на внутрироссийском рынке. Раньше этим занимались транспортные предприятия.

Продолжалась работа по совершенствованию структуры управления, централизации управления акциями в тех банках, где была доля «Газпрома», расширения круга подконтрольных ему средств массовой информации.

Но нельзя было забывать и того, что А. Чубайс заверил главу Международного валютного фонда в том, что программа демонополизации таких крупных российских структур, как РАО «Газпром» и РАО «ЕЭС» будет выполнена до конца.

Исполнение этого обещания столкнулось со многими трудностями. И дело было не только в однозначной позиции Госдумы и скрытом сопротивлении премьер-министра, но и в отсутствии единства среди ключевых фигур в команде реформаторов по тактике, конечным целям и путям осуществления политики демонополизации. Аналитики видели, что наиболее радикально был настроен А. Чубайс. Позиция Б. Немцова подвергалась некоторым изменениям в зависимости от обстоятельств. 12 апреля Б. Немцов в своем телевизионном интервью ведущему аналитического выпуска программы «Время» С. Доренко заявил о том, что «расчленения «Газпрома» не будет». В последующем он вновь подчеркивал, что под реформированием «Газпрома» следует понимать не процесс «дробления» компании, а осуществление мер, направленных на повышение эффективности работы госпакета акций концерна, находившегося в управлении у руководителей «Газпрома».

По мнению аналитиков «Газпрома», Б. Немцов так до конца и не стал представителем команды А. Чубайса в качестве публичного политика. В «мозговом центре» этой естественной монополии превалировала версия, будто В. Потанин использовал Б. Немцова для шантажа «Газпрома».

Всем мало-мальски образованным людям в стране было ясно, что дальнейшая судьба РАО «Газпром» имела для России не только важное экономическое, но и политическое значение. Итоги развязки борьбы за эту компанию показали бы истинный расклад политических сил в структурах высшей государственной власти и предопределили бы направления дальнейшей эволюции страны.

В июне 1997 года исполнилось сто дней работы обновленного кабинета министров, названного некоторыми политологами третьим «временным правительством». Эта дата прошла почти незамеченной, тем более, что В. Черномырдин убыл в отпуск, оставив «на хозяйстве» А. Чубайса. В отсутствие премьер-министра «молодые реформаторы» развернули свою деятельность на полную мощь, по всем направлениям политики, экономики, финансов, совершенствования системы госуправления и т. д.

Одним из векторов активности правительства явилось декларированное А. Чубайсом и давно предлагавшееся многими экспертами усиление роли государства в подъеме экономики страны. С этой целью, в частности, проводились мероприятия по наведению порядка в сфере финансов, усилению контроля за естественными монополиями, упорядочению межбюджетных отношений, выработке и реализации новой социальной политики. Одновременно усилилось давление на Думу с целью добиться создания законодательной базы для продолжения либеральных реформ и наступление на региональные элиты в интересах ограничения их политических и экономических амбиций.

Активность новой команды реформаторов впечатляла. Развернулась деятельность по всем пунктам действительно насущных «семи важных дел» правительства, утвержденных Б. Ельциным. Но судить о результатах и тем более умиляться успехам было еще рано. Налицо было осуществление только одного шага — выплата к 1 июля задолженности по пенсиям. Однако некоторые экономисты отметили, что проводилось оно за счет других не менее важных сфер.

По другим шести пунктам, может быть, кроме того, в котором «честно и открыто объяснять гражданам страны все действия правительства», сдвигов заметить почти невозможно. Борьба с коррупцией ограничилась несколькими генеральскими делами «квартирного характера» и заполнений деклараций о доходах, которые никто не проверял. Вместо объявленного подъема экономики в секвестированный бюджет официально заложили спад. Намеченное в программе сокращение госаппарата привело за месяц к тому, что в Белом доме стало не хватать кабинетов. В этот же ряд можно было отнести и результаты функционирования Временной чрезвычайной комиссии, начавшей весьма решительно и многообещающе.

Аналитики задавали вопрос: понятно ли правительству, что, имея дело с чрезвычайной социальной ситуацией, кризисом экономики, с возрастающей нестабильностью в регионах, нельзя ограничиваться лозунгами, даже хорошо обеспеченными в пропагандистском плане. Все более необходимой становилась хорошая проработка программ и законов, их одобрение законодательными органами и целенаправленная деятельность по реализации.

В этой связи большое значение приобретало качество взаимоотношений правительства с Федеральным собранием. Данный вопрос постоянно находился в поле зрения правительства. Такого внимания верхняя и нижняя палаты парламента не удостаивались давно. Для достижения результатов кабинет министров испытывал и кнут, и пряник.

В частности, активно использовались слухи о планах роспуска Думы, тезисы о расширений функций Совета Федерации. Просчитывались варианты нового распределения мест в нижней палате в случае выборов летом, осенью или зимой. Также изучалась реакция на якобы достигнутый А. Чубайсом и Б. Немцовым договор с Г. Зюгановым и Н. Рыжковым о компромиссе по социальному блоку программ и секвестру бюджета.

Одновременно в правительственных кулуарах разнесся слух об отставке премьер-министра и замене его A. Чубайсом, как реакции президента на неуступчивость Думы. Муссировалась версия о том, что В. Черномырдин целиком сосредоточится на политической деятельности в НДР.

Аналитики терялись в догадках, насколько выгодно было Б. Ельцину заниматься в тот момент кадровыми перестановками в высших эшелонах. Вероятно, это зависело в значительной мере от политической конъюнктуры и степени заинтересованности в фигуре премьера, обладавшей авторитетом, признаваемой «партией власти» и оппозицией.

Обращало на себя внимание регулярное восхваление президентом Б. Ельциным успехов команды А. Чубайса и одновременно противопоставление ей работы B. Черномырдина. Деятельность возглавляемого им правительства даже сравнивалась с практикой союзного совета министров застойных времен. В данной ситуации в кулуарах вновь усилилось обсуждение вопроса о возможной отставке премьера. Эти слухи решительно опровергали вице-премьеры О. Сысуев и Я. Уринсон, а А. Чубайс и Б. Немцов старались не давать ни малейшего повода усомниться в создании в правительстве команды единомышленников. Внешне эта команда так и выглядела, действуя единым фронтом. Только А. Тулеев и А. Куликов не вписывались в «стройный хор». Но и они были вынуждены по большинству вопросов принимать общую позицию под угрозой необходимости покинуть правительство.

Настораживало, однако, стремление молодых первых вице-премьеров расширить свои властные возможности. А. Чубайс, в частности, сумел добавить к своим многочисленным обязанностям руководство комиссией по вопросам финансовой и денежно-кредитной политики, комиссией по государственному внешнему долгу и финансовым активам РФ, комиссией по финансовому обеспечению военной реформы. Прибавилось полномочий у Б. Немцова и Я. Уринсона. Таким об-разом, по влиятельности А. Чубайс не уступал премьер-министру, особенно с учетом «общекомандных» возможностей, включавших поддержку руководителя администрации президента В. Юмашева и лично Б. Ельцина.

В этих условиях позиция «невмешательства» В. Черномырдина могла объясняться его надеждой или даже уверенностью в том, что чубайсовская команда не сумеет выполнить всех обещаний или сделает это с такими последствиями для экономики и социальной сферы, что вызовет открытый протест общества и соответственную реакцию президента.

Пока же А. Чубайсу удавалось играть роль бесспорного лидера в команде, несмотря на утверждения некоторых наблюдателей о Б. Немцове как возможном противовесе.

Еще одно преимущество, с которым противники или критики А. Чубайса не могли не считаться, — поддержка и доверие влиятельных финансовых кругов. Об этом свидетельствовало и интервью Б. Березовского, опубликованное 17 июня 1997 года в газете «Коммерсант» и посвященное годовщине первого тура президентских выборов, в результате которых Б. Ельцин вновь стал главой государства. Именно в период подготовки к выборам российский капитал, обеспокоенный возможностью прихода к власти Г. Зюганова, по словам Б. Березовского, сделал ставку на А. Чубайса как организатора, способного на выделенные финансовыми элитами деньги обеспечить победу на выборах тому кандидату, который бы защитил их интересы.

Судя по высказываниям тогдашнего заместителя секретаря Совета безопасности, союз представителей капитала с участием первого вице-премьера со времени выборов претерпел некоторые изменения, но возможностей к возобновлению деятельности и укреплению не растерял, особенно в случае возникновения серьезных общих проблем.

Интервью Б. Березовского было расценено многими экспертами как заявление о готовности стоявших за ним представителей российского капитала поддержать молодых членов правительства в проведении непопулярных реформ, способных дестабилизировать ситуацию в стране. Переданную газете информацию об отработанных в 1996 году механизмах предвыборной борьбы можно было понять как решимость применить их вновь. Другое дело, что Б. Березовский известен как автор и специалист нестандартных решений и у него всегда был в запасе вариант, гарантировавший от проигрыша при неблагоприятном развитии ситуации. Поэтому информация о имевших место контактах заместителя секретаря Совета безопасности с Г. Зюгановым вполне могла подтвердиться.

Деятельность двух первых вице-премьеров свидетельствовала о наличии у них примерно одинаковых личных планов на будущее, не ограничивавшихся тогдашними высокими правительственными постами. В этой связи аналитики считали неслучайным продвижение «молодыми реформаторами» идеи проведения праймериз — общественных отборочных выборов. Судя по рейтингам популярности, преимущество удерживал Б. Немцов, рассчитывавший на поддержку части избирателей.

Что касалось А. Чубайса, то по ряду причин, в том числе и в связи с приватизационным прошлым, ему вряд ли светило укрепиться в сердцах электората. В такой ситуации возможным и вполне легитимным наблюдатели считали назначение А. Чубайса премьером президентским указом, но в случае роспуска Думы. Проведение же новых парламентских выборов по мажоритарным округам при их хорошей организации, по некоторым оценкам, способно было создать послушную или управляемую Думу. Вот только сбрасывать со счетов В. Черномырдина пока было еще рано.

Тогдашний премьер-министр хорошо понимал опасность быть отодвинутым при попустительстве президента, и потому усиленно расширял контакты во всевозможных пластах власти и общества. Характерными примерами являлись взаимоотношения В. Черномырдина с Думой, с большинством региональных лидеров, а также изменение тактики действий НДР, которая постепенно отказывалась от роли политической обслуги Кремля, превращаясь в ряде случаев в оппозиционную силу. Наблюдатели обратили внимание на поездку министров-силовиков в Сочи, где отдыхал премьер, которая состоялась за день до его возвращения в Москву. Конечно, согласование вопросов разработки военной реформы очень важная причина для такого вояжа, но в Белом доме был исполняющий обязанности председателя правительства А. Чубайс, а проблема реформы была срочной уже не один год и могла бы подождать еще один день. Возникал вопрос: не являлось ли это событие демонстрацией особых отношений между В. Черномырдиным и силовыми структурами, неприязнь которых к А. Чубайсу скрыть трудно?

Все более реальным становился прогноз некоторых экспертов, предсказывавших, что в случае отставки премьера, «Наш дом Россия» превратится в его политическую базу как кандидата на президентский пост в 2000 году. Сигналом для развития такого сценария могло бы послужить определение Б. Ельциным престолонаследника из числа «молодежи».

В данной ситуации даже просчитывалась возможность, хотя еще и весьма призрачная, появления блока Черномырдин — Лужков. Такая связка способна была не только теоретически, но и практически решить проблему победы на выборах. По крайней мере, у нее бы хватило для этого экономических да и политических средств.

Но в 1997 году московский мэр, демонстрируя преданность Б. Ельцину, вынужден был находиться в оппозиции его фаворитам. На состоявшейся в начале июня встрече с президентом Ю. Лужков заверял, что у него нет принципиальных разногласий с федеральной властью. Но на позднейшем этапе конфликта Ю. Лужкова с А. Чубайсом президент явно поддержал последнего. Московскому руководителю было указано на несоответствие его высказываний по Крыму и Севастополю политике России, и в итоге предписано заниматься делами в своей «вотчине».

Однако в той ситуации, которая сложилась в стране, это вряд ли было возможно. Ю. Лужков продолжал деятельность по укреплению своих позиций в регионах путем поддержки тех или иных местных руководителей, оказания экономической помощи и расширения взаимовыгодных связей, своей деятельностью укреплял позиции в Совете Федерации.

Несколько неожиданно прозвучало 9 июня обвинение председателя Совета Федерации Е. Строева в «далеко идущих политических планах», связанных с президентскими выборами 2000 года. С этим заявлением выступил президент фонда «Политика» В. Никонов, утверждавший, что в этой связи особенно опасен для России союз Е. Строева с лебедевским соратником С. Глазьевым, взгляды которого не соответствовали проповедывавшейся российским руководством экономической идеологии. В любом случае информацию об амбициях председателя Совета Федерации нельзя было считать случайной, как и то, что он не без оснований претендовал на роль лидера региональных элит.

А. Лебедю не удалось продвинуться в реализации своих планов по завоеванию потенциальных сторонников. Почти единственная попытка «показать себя» была связана с телеграммой поддержки лично приморскому губернатору. Не проявил себя генерал и в отстаивании интересов армии, хотя и принял участие во всероссийском офицерском собрании после президентского разноса И. Родионову и В. Самсонову. Правда, наблюдатели не исключали работы его сторонников непосредственно в воинских коллективах. Планы А. Лебедя по-прежнему строились на ожидании ошибки властей, которую он считал неизбежной.

Согласно проведенному ВЦИОМ в конце мая — начале июня социологическому опросу, получен следующий порядок распределения политиков, пользовавшихся наибольшим доверием россиян (в процентах): Б. Немцов — 25, А. Лебедь — 15, Ю. Лужков — 14, Г. Зюганов — 14, Г. Явлинский — 11, Б. Ельцин — 8, В. Черномырдин — 7, В. Жириновский — 4, А. Чубайс — 3, Е. Гайдар — 2.

Деятельность «молодых реформаторов» по оказанию давления на Думу, кроме прочего, не способствовала и укреплению авторитета правительства в лагере сенаторов. В Совете Федерации было подготовлено заявление «О поддержке конституционного порядка в стране», в котором выражалась озабоченность возможностью неконституционного роспуска нижней палаты парламента, что, по мнению подписантов, могло привести к обострению социально-политической обстановки в стране. Документ подписали члены Совета Федерации, представлявшие различные регионы и придерживавшиеся различной политической ориентации.

Заявление многими экспертами было расценено как свидетельство того, что представители региональных элит не заинтересованы в изменении сложившейся расстановки сил в высших органах власти и опасались ущемления в перспективе и своих интересов.

Одним из направлений активности правительства, призванной поднять его престиж и расширить поддержку в массах, была работа со СМИ. Наблюдатели отмечали, что определенные результаты были достигнуты, особенно в тех случаях, когда эта работа проводилась планомерно и квалифицированно. Наибольших успехов исполнительная власть и поддерживавшие ее элиты добились на телевидении и радио. Неплохо оценивалась экспертами пропаганда программы «семь главных дел правительства России». В то же время удалось создать информационный барьер для А. Лебедя, Ю. Лужкова, Г. Зюганова как наиболее опасных претендентов на высший государственный пост.

Однако были и срывы, которые были расценены Фондом защиты гласности как попытки «усмирения средств массовой информации, публикующих нежелательные правительству материалы». Речь шла прежде всего о журнале «Российская Федерация» и областной газете «Тамбовская жизнь».

Оппозиция считала, что А. Чубайс и его команда накануне решительных схваток за власть стремились взять под свой контроль средства массовой информации. Со своей стороны, КПРФ посвятила вопросу информационно-пропагандистской работы специальный пленум ЦК, состоявшийся 21 июня.

Но, несмотря на развернутую «молодыми реформаторами» наступательную пропаганду своих начинаний, рост доверия масс к власти и ее лидерам не наблюдался. Более того, все явственнее формировалась тенденция критического отношения простых россиян к правительству.

Многие независимые эксперты полагали, что кредит доверия, отпущенный первым вице-премьерам, на исходе. Даже их союзник и один из идеологов либеральных реформ Е. Гайдар считал, что «у этой команды есть время до октября». Самыми серьезными проблемами для правительства, по его мнению, являлись невыплаты зарплат и пенсий, низкий уровень оплаты труда, а также рост безработицы.

Прогнозировалось, что осенью 1997 года значительная часть населения почувствует первые последствия жилищно-коммунальной реформы и вероятной отмены многих льгот. Только 6 процентов опрошенных целиком поддерживали эту реформу, а более 60 процентов относились к ней резко отрицательно или с сожалением. Около 10 процентов россиян уже тогда вообще не платили за квартиру и услуги.

На кого могли опереться «молодые реформаторы»? Поддерживавшие правительство партии и движения были малочисленны и слабо организованны. На средний класс? Он, вероятнее всего, и должен был пострадать от социальных реформ. На интеллигенцию? Она была бедна и неавторитетна, занята добыванием средств на выживание. Первые вице-премьеры активизировали свою деятельность по обеспечению поддержки региональных элит, в том числе на базе ассоциаций «Сибирское соглашение» и «Большая Волга». Однако этого было явно недостаточно.

В данной ситуации обратило на себя внимание политологов принятое 12 июня пленумом совета «Демократического выбора России» заявление «Об отношении к новому курсу правительства», в котором содержался призыв к президенту «решительно поддержать» кабинет министров в осуществлении «реформирования экономики». А. Чубайс объявил на пленуме о «поворотном этапе в проведении реформ», которые превратят Россию в «высокоиндустриальную страну с необычно высоким уровнем жизни», вопреки всем, кто «ненавидит наши дела».

Назвав себя принципиальным противником любых досрочных изменений в законодательной власти, председатель ДРВ тем не менее подготовку к возможным новым думским выборам объявил приоритетом политики партии в ближайшие месяцы. По мнению Е. Гайдара, «идея единства демократов в нашей стране воплотилась не в виде союза партий, а в виде союза в правительстве», где работали А. Чубайс, один из создателей «Демократического выбора России», В. Черномырдин — лидер НДР и Б. Немцов, которого поддерживало «Яблоко». Вот только гарантий прочности объединения этого «триумвирата» в кабинете министров не давал никто.

Интересной в данной ситуации представлялась позиция руководства «Яблока», считавшегося партией интеллигенции. Сам Г. Явлинский сделал летом 1997 года ряд громких заявлений гневно-разоблачительного характера, в том числе о намерении добиваться отставки обновленного кабинета министров. По его мнению, правительство не могло собрать налоги, создать бюджет и управлять государственными финансами, не способно было остановить развал армии и обеспечить безопасность граждан, выплатить пенсии и зарплаты, не в состоянии преодолеть стагнацию в экономике и коррупцию в госаппарате, обмануло страну с бюджетом-97 и лукавило с секвестром. Лидер «Яблока» назвал «семь главных дел правительства» блефом и заявил, что ничего «яблочного» в обновленном кабинете нет.

Так что Е. Гайдар несколько переоценил поддержку Б. Немцову и правительству со стороны Г. Явлинского и его команды.

Летом 1997 года, как отмечали наблюдатели; в борьбе между «тандемом» А. Чубайс — Б. Немцов и премьером В. Черномырдиным наблюдалось некоторое затишье. Ему тут же придали тактический характер.

По наблюдениям аналитиков, после неудачного «удара в лоб» по ограничению полномочий премьера, предпринятого в марте, «молодые волки» усилили на него косвенное давление — как закулисное, так и пропагандистское. Они пользовались некоторым преимуществом, поскольку удалось не только заручиться поддержкой президента и ряда влиятельных банковских структур, но и захватить ведущие позиции в экономическом блоке правительства и в средствах массовой информации.

В целом, и это уже ни для кого не было секретом, команда А. Чубайса перешла к тактике постепенного выдавливания В. Черномырдина из реальной политики. Усилия направлялись на перехват контроля над первичной «обкаткой» правительственных решений с тем, чтобы довести их проработку до уровня необратимости и навязать в таком виде премьеру.

Одновременно в дозированной форме — тактика «булавочных уколов» — предпринимались шаги по свертыванию влияния премьера в тех государственных, политических и предпринимательских структурах, которые традиционно составляли его опорную базу. Мероприятия носили планомерный характер, в действиях его участников просматривалась скоординированность. Не исключалось, что они направлялись из одного центра.

Суть акций по ограничению влияния и даже дискредитации главы правительства усматривалась в попытках «отсечения» премьера от президента, перевод взаимоотношений между ними в неконструктивное русло.

У Б. Ельцина целенаправленно подогревали подозрительность в том, что В. Черномырдин является его соперником в борьбе за власть. Подконтрольные А. Чубайсу средства массовой информации, комментируя итоги съезда движения «Наш дом Россия», однозначно представили премьера единственным кандидатом в президенты, хотя конкретные имена и не назывались.

Одновременно инспирировались публичные выступления президента с не всегда корректной критикой деятельности премьера, а нередко и с прямыми выпадами в его адрес, как это было в радиообращении от 25 апреля. Обвинения в «ретроградстве», боязни «уступить дорогу молодым» были, несомненно, весьма болезненны для В. Черномырдина, вынуждали его публично «огрызаться» («управлять государством — это не автомобилем», где явно просматривался намек на Б. Немцова), что при соответственной интерпретации лишь углубляло взаимное недоверие между президентом и премьером.

Это радиообращение было воспринято многими политологами как полная сдача Б. Ельциным контроля над процессами во властных структурах «молодым волкам». Он оставил позиции «лидера, стоящего над схваткой», однозначно ассоциировал себя с линией первых вице-премьеров, по существу озвучивая лишь то, что готовилось на политической кухне А. Чубайса.

Введя в игру против главы правительства Б. Немцова, А. Чубайс добился, как считали аналитики, двуединой цели в укреплении своих личных позиций. Он восстановил пошатнувшиеся было отношения с семьей президента, поскольку ряд СМИ намекал на то, что бывший нижегородский губернатор приходится дальним родственником Наины Иосифовны. Кроме того, он создал условия для постепенной изоляции В. Черномырдина в правительстве.

Многие вопросы, требовавшие ранее обсуждения между премьером и президентом, решались уже на уровне Б. Ельцин — Б. Немцов, а премьер лишь ставился о них в известность, и нередко задним числом. Не исключено, что все эти вопросы заблаговременно и детально обсуждались между первыми вице-премьерами.

Таким образом А. Чубайс расширил свою свободу маневра в противостоянии с премьером. Он переложил на Б. Немцова часть функций, выполнение которых вело к прямым конфликтам с В. Черномырдиным — ту же проблему естественных монополий. Кроме того, энергичное внедрение «второго первого вице-премьера» в правительство — подчас с чисто популистскими идеями — позволяло А. Чубайсу перевести на него критику в случае обострения социальной напряженности.

Параллельно «молодые волки» активизировали закулисную работу по внедрению своих людей в структуры информационной подпитки премьера и подготовки принимаемых им решений.

В этом контексте назначение С. Васильева заместителем руководителя аппарата правительства было расценено зарубежными наблюдателями как крупный успех А. Чубайса. Оно позволяло ему вклиниться в хорошо отлаженную и по сути конфиденциальную связку В. Черномырдин — В. Бабичев. Тем самым, по мнению западных обозревателей, обеспечивалась заблаговременная информированность о подходах премьера к решению тех или иных вопросов, что избавляло от непредсказуемых шагов с его стороны.

Обладание полной инициативой и контролем над средствами массовой информации позволяло А. Чубайсу свободно маневрировать пропагандистским обеспечением своих взаимоотношений с премьером.

Попытки прямо дискредитировать В. Черномырдина, в частности, через публикацию в зарубежной прессе сведений о его личных доходах, оказались провальными. Премьер ответил на выпад вполне адекватно, руками главы «ЛУКойла» В. Алекперова добиваясь отставки главного редактора «Известий» И. Голембиовского, считая, очевидно, что последний лично принимал участие в продвижении этой информации.

Накануне поездки в США А. Чубайс совершил очередной пропагандистский маневр. В интервью телевидению он представил взаимоотношения в правительстве как полную идиллию, подчеркнув отсутствие каких бы то ни было разногласий между ним, Б. Немцовым и премьером по поводу проведения экономических реформ. Наряду с американским аспектом наблюдатели усмотрели в таком маневре желание вбить клин в отношения В. Черномырдина с рядом влиятельных регионалов, например, с Ю. Лужковым, имеющим собственное представление о реформах. Кроме того, усиливалось и недоверие к главе правительства со стороны «государственников» в Госдуме, в том числе и из народно-патриотического блока.

Сторонники тандема А. Чубайс — Б. Немцов отдавали себе отчет в заведомой провальности попыток внести раскол между В. Черномырдиным и руководителями крупных хозяйственных структур, в первую очередь, естественных монополий. Поэтому, наряду с перехватом инициативы в сфере политики государства, в отношении этих структур применялась тактика отсечения руководства компании от управленческих процессов.

Последняя апробировалась в РАО «ЕЭС». В состав его правления был введен на правах представителя государства Б. Бревнов — давний человек Б. Немцова. В дальнейшем планировалось завязать на Б. Бревнова весь комплекс вопросов, связанных с отношениями по линии «компания — правительство», с тем, чтобы, постепенно расширяя круг его компетенции, оттеснять высшее руководство РАО «ЕЭС» от реальных дел. На очереди стояли подобные мероприятия в «Газпроме», по которому Б. Немцов готовил решение о создании специального совета представителей государства. Суть принимавшихся мер в целом была аналогична РАО «ЕЭС» — создать контролируемый властями орган, изолировавший руководство компании от реальных процессов в ней. Процедура подбора и внедрения своих людей в естественные монополии резко упростилась после назначения Б. Немцова министром топлива и энергетики.

С назначением А. Чубайса министром финансов и последовавшей вскоре отставкой первого заместителя министра А. Вавилова премьер лишился одной из важнейших составляющих своей властной пирамиды — распределения государственных ресурсов, практическое значение которого трудно переоценить. Тем не менее в руках В. Черномырдина оставались весьма важные финансовые инструменты — контроль над Центробанком, Сбербанком и рядом других банковских структур прохождения госфинансов. Без полного контроля над ними «молодые реформаторы» не в состоянии были использовать финансовую сферу в политических целях.

Центробанк косвенно втягивался в борьбу за власть, в частности, за счет публичной полемики с Федеральной комиссией по ценным бумагам, требовавшей устранения коммерческих банков с фондового рынка и монопольного права на лицензирование его участников.

Одновременно в окружении А. Чубайса было принято решение усилить давление на главу Центробанка С. Дубинина с тем, чтобы вынудить его уйти со своего поста. На него активно собирался компроматов готовившихся первичных аналитических материалах, часть из которых попадала на «серый информационный рынок», предпринимались попытки возложить на него ответственность за провалы в — финансовой политике, в том числе за обострение социальной напряженности. В печать продвигались тезисы о том, что именно он являлся инициатором сдерживания инфляции любой ценой, ответственным за сокращение валютных резервов страны, роста числа проблемных банков. Ошибкой лично С. Дубинина называлась передача значительной доли функций по исполнению госбюджета Сбербанку, что усилило риски в сфере частных вкладов.

Рекламировались проблемы «ухода за рубеж» векселей Сбербанка на сумму 126 миллионов долларов, приобретения в конце 1995 года Центробанком 85 тонн не существовавшего золота с последовавшим его выкупом Минфином. С. Дубинину вменялось в вину невыполнение решений правительства по погашению бюджетных задолженностей, задержки в выплате пенсий, утраты контроля за функционированием кредитно-денежной системы, произвольное внесение путаницы в бухгалтерскую отчетность коммерческих банков.

Подобные обвинения содержали многочисленные натяжки, но в целом, полагали специалисты, при массовом выбросе на публику такой компромат вполне достаточен для отставки С. Дубинина. Вслед за этим — в порядке «эффекта домино» — вынашивались планы вычищения его сторонников из других важных для государства финансовых структур.

Утрата контроля над финансовой сферой, по мнению специалистов, сделала бы необратимым процесс вытеснения главы правительства от реальных рычагов власти и резко ослабила бы его способность представлять интересы «государственнического» крыла экономико-политической элиты страны, а следовательно и интегрирующую общественную функцию, которой уже не обладал президент. В конечном итоге это было чревато резким углублением раскола не только общества, но и самой элиты с самыми непредсказуемыми последствиями.

Подобная перспектива хорошо осознавалась лидерами «молодых реформаторов», которые стремились избежать эксцессов в ходе экономико-социальных экспериментов. Поэтому наряду с дальнейшим ослаблением влияния премьера они вынуждены были оставлять за ним интегрирующую функцию, по возможности в наиболее слабом и манипулируемом объеме. Замены В. Черномырдину в такой роли в окружении А. Чубайса пока не видели. Поэтому предполагалось, что борьба за власть в обозримой перспективе скорее всего будет вестись в вяло текущем режиме, хотя и не исключались всплески ожесточения этого противоборства.

Таких, например, как выпад А. Чубайса на заседании Совета Федерации по поводу провальности бюджета с фактическим обвинением премьера в антигосударственной деятельности. Наблюдатели тем не менее не склонны были приписывать А. Чубайсу столь далеко шедшие намеки, а объясняли это скорее запальчивостью первого вице-премьера, его молодым задором. Тем более, что В. Черномырдину пока достаточно легко удавалось парировать выпады «молодых волков».

Вот это как раз и заставило «молодых реформаторов» действовать все более напористо и агрессивно. Начался штурм последнего редута — силовых министерств. Вслед за скандальной отставкой министра обороны и начальника Генштаба ожидали смещения глав МВД и ФСБ.

Беспрецедентная по своему тону и характеру публичная «порка» Б. Ельциным на заседаний Совета безопасности в целом-то уважаемого многими в обществе и в армии И. Родионова вызвала недоумение элиты и крайнее недовольство российского офицерства. Тем более, что, по мнению ряда аналитиков, имела место очевидная попытка Верховного главнокомандующего свалить на министра обороны свои собственные недоработки и упущения, в том числе и в решении кадровых вопросов.

Самым серьезным препятствием на пути «младореформаторов» были российские регионы. Подпираемые снизу, губернаторы не могли не сопротивляться второму изданию «шокотерапии», поскольку именно им пришлось бы улаживать и гасить неизбежные при этом социальные конфликты.

В борьбе за подчинение провинциальной России воле «младореформаторов» использовались самые разные средства. Это и перечисление трансфертов в регионы в зависимости от проведения в них жилищно-коммунальной реформы, и обещание региональным лидерам тех или иных преференций, и усиление противоречий между областями с русским населением и национальными республиками. Если с помощью такой тактики и можно было избежать образования консолидированного фронта регионов, выступавших против Кремля, то уж добиться главной цели — повышения управляемости страной — было никак невозможно.

Ни один аналитик не сомневался в том, что Россию ожидал очередной широкомасштабный передел собственности. За либеральным проектом «младореформаторов» видели их отчетливую цель — установление своего полного контроля над ключевыми инструментами власти и основными экономическими богатствами страны. Усматривалась попытка кардинально сломать существовавшую в стране после распада Советского Союза полицентричную конструкцию власти — альянс директората, руководителей естественных монополий, верхушки генералитета, региональных лидеров. Ставилась задача стать единоличными, монопольными держателями как финансово-экономической и информационной, так и политической власти в России.

В этой связи прогнозировалось дальнейшее нарастание ожесточенной борьбы между «молодым» и «старшим» поколениями российской элиты. Борьбы, подрывавшей основы и без того хрупкой политической стабильности и грозившей распадом России как единого целого.

Было очевидно, что в этой борьбе «всенародно избранный» президент взял сторону далеко не самой большей части народа. Вольно или невольно, Б. Ельцин втянулся в орбиту полного влияния на него «молодых реформаторов» и стоявших за ними внутри-российских и международных сил. Он стал их глашатаем и «тараном» одновременно. «Тараном», способным на своем пути снести любого государственного или политического деятеля, в чем-то несогласного с политикой «младореформаторов», даже если этот деятель и сделал для укрепления личной власти и поддержания авторитета президента несоизмеримо больше, чем все «молодые реформаторы», вместе взятые.

Сила последних — в разобщенности и несогласованности действий их противников. Понимая это, они навязывали свою игру, предпочитая в борьбе за укрепление своей политической власти подрывать потенциал соперников усилиями самих же соперников, стравливая их по разным, как правило, малозначительным поводам, и избирательно нанося свои собственные удары лишь в решающие моменты.

Несмотря на ожидавшееся появление разногласий между А. Чубайсом и Б. Немцовым, а также конкурентных начал в их взаимоотношениях, оба этих политика на удивление представляли собой одну сплоченную команду. Они действовали слаженно, гибко и наступательно, умело маневрируя и эффективно используя сконцентрированные в их руках большие властные полномочия. Эта команда имела общий «мозговой центр», в распоряжении которого, по данным зарубежных источников, были значительные интеллектуальные силы специалистов не только Гарвардского университета, но и других политических институтов США.

В то же время другая часть аналитиков считала, что в команде «молодых реформаторов» пресловутого единства, приписываемого им, как раз и не хватало.

Отмечалось, что Б. Немцов проводил все более самостоятельную линию. Причем, он выступал не только от имени прозападных сторонников реформ в правительстве, но и от себя лично. На заседании правительства 5 июня он неожиданно заговорил об опасности «сепаратных соглашений» с Татарией, Башкирией, Якутией и Ингушетией, которые, мол, наносят серьезный ущерб экономике России и ставят в неудобное положение федеральное правительство во взаимоотношениях с областями и краями Российской Федерации. В этом увидели знак того, что нижегородский экс-губернатор начал примерять к себе образ государственника явно с прицелом на следующие президентские выборы. На этом пути он вряд ли найдет сочувствие и поддержку А. Чубайса, отмечали наблюдатели, предвидя черную кошку, которая вот-вот пробежит между двумя единомышленниками.

Обращало на себя внимание также возникновение явных противоречий между секретарем Совета безопасности. И. Рыбкиным и Б. Немцовым по вопросу об условиях транспортировки нефти каспийского международного консорциума из Баку в Новороссийск. И. Рыбкин договорился с Грозным, что в обмен на прокачку нефти через территорию Ичкерии Россия, кроме всего прочего, выделит Чечне ежегодную экспортную квоту чеченской нефти. Б. Немцов в качестве главы Минтопэнерго выступил против и тем самым на некоторое время задержал подписание российско-чеченского нефтяного соглашения. Правда, экс-губернатор скорее руководствовался инструкциями Международного валютного фонда, выступившего еще более года назад за отмену всяческих экспортных квот и лицензий.

Появились свидетельства и о серьезных скандалах и внутренних конфликтах в команде А. Чубайса. Достоянием гласности стали оплошности руководителя Федеральной комиссии по ценным бумагам Д. Васильева, которого А. Чубайс лично пригласил на работу из Петербурга в Москву. Выяснилось, что комиссия существовала в основном на западные деньги. За последние два года она получила 200 миллионов долларов от американского Агентства международного развития, английского фонда «Ноу хау», Комиссии ЕС, Всемирного банка, в то время как из российского бюджета перечислялось всего лишь по 1 миллиону долларов.

Кроме того, в печать просочились неблаговидные деяния американских советников комиссии по ценным бумагам, сотрудников Гарвардского университета Г. Хэя и А. Шляйфера. Они «неправильно расходовали» американскую финансовую помощь на развитие рынка ценных бумаг в России и использовали свое служебное положение для продвижения собственных деловых интересов в России. В результате правительство США разорвало контракт с Гарвардским университетом и заморозило программу помощи стоимостью в 14 миллионов долларов.

Дальнейшее развитие получил и другой скандал. В конце апреля 1997 года в аэропорт «Шереметьево-2» прибыла веселая группа высокопоставленных лиц с неформальными подругами жизни. Компания намеревалась провести праздничные майские дни в Израиле. Особо важных персон, конечно же, пропустили без таможенного досмотра. А вот «девушкам» предложили пройти положенные формальности. Кавалеры, оскорбленные такой наглостью, учинили скандал.

Вскоре один израильский журнал поместил фотографию загоравшей на земле обетованной вельможной группы с подругами жизни и упомянул об инциденте в Шереметьево. Журнал лег на стол А. Чубайсу. В инцидент вмешался премьер. Воспользовавшись моментом, он отдал распоряжение аппарату правительства начать отстранение от обслуживания государственных программ и ведения счетов госучреждений крупного банка, владелец которого был участником праздничного вояжа в Израиль. В результате банк впервые не участвовал в осуществлении довольно крупной сделки «Росвооружения» на сумму 25 миллионов долларов.

Еще одно обстоятельство, лишившее «младореформаторов» прежнего наступательного азарта в отношении Думы, состояло в том, что им так и не удалось разгромить команду В. Черномырдина и свалить самого премьера. Стало очевидным, что трехнедельный отпуск главы кабинета в июне не являлся прелюдией к его отставке. Скорее всего, он был вызван характерной для В. Черномырдина осторожностью. Премьер ушел в тень как раз тогда, когда, в очередной раз обострились отношения его заместителей с Думой и когда «младореформаторы» завершили, составление планов болезненных для населения социально-экономических реформ.

Разумеется, летом 1997 года между группами B. Черномырдина и А. Чубайса с Б. Немцовым замирения не случилось. Просто аппаратные игры больше не носили прежнего драматического характера. Похоже было, что борьба переходила из стратегической в тактическую плоскость. Правда, время от времени возникали слухи о готовившихся новых кадровых перестановках, которые серьезно ослабили бы позиции премьера. В частности, в начале июня было много разговоров об отставке руководителя Центробанка C. Дубинина.

Летний штиль многими воспринимался как затишье перед бурей. И та, и другая сторона продолжали активно укреплять свои позиции. А. Чубайс в первой половине июня дважды удостоился публичной благодарности за хорошую работу. Это, очевидно, должно было продемонстрировать сохранявшееся благорасположение Б. Ельцина к А. Чубайсу, несмотря на забастовки, голодовки и другие акции протеста в стране. О своей продолжавшейся поддержке реформаторов просигнализировала и заграница. 5 июня Всемирный банк выделил России, начиная с июня 1997 года, шесть целевых кредитов на сумму 884,6 миллиона долларов.

Но консолидировалась и черномырдинская группировка. Ранее заключенный ею стратегический союз с «СБС-Агро» и Б. Березовским был подтвержден при распределении мест в совете директоров «Сибнефти». На общем собрании ее акционеров в совет директоров были делегированы Р. Вяхирев (назначен председателем совета директоров), А. Смоленский, близкий к Б. Березовскому Б. Патаркацишвили. После весьма неприятного разговора с А. Чубайсом Д. Васильев начал устанавливать рабочие отношения с недругами «первого первого» вице-премьера, в том числе и с «Газпромом». В результате по взаимному согласию сторон Федеральная комиссия по ценным бумагам получила контроль над рынком газпромовских акций.

Правда, и в стане премьера, точнее, у его недавно приобретенного союзника, возникли проблемы. Появились сообщения о резком ослаблении позиций А. Масхадова в Чечне и Р. Аушева в Ингушетии. Бывший вице-президент Ингушетии Б. Агапов уже перебрался в Москву на должность заместителя секретаря Совета безопасности. Вроде бы был не прочь переехать в российскую столицу и его прежний начальник Р. Аушев. Но и Масхадов, и Аушев играли ключевую роль в продвижении интересов Березовского на Кавказе. Если бы эти два лидера ушли, то могли возникнуть трудности для основателя «ЛогоВАЗа» в продолжении его нефтяных игр на юге России.

Примечательным событием в политической жизни России в июне 1997 года стал выход в эфир на третьем частотном канале созданной по инициативе и при активной поддержке московского мэра телекомпании «ТВ Центр». Ее появлению мешала чубайсовская группировка. Пытался взять «ТВ Центр» под свой контроль и В. Черномырдин. То, что телекомпания осталась под крылом московского правительства, свидетельствовало о прочности политических позиций Ю. Лужкова. Он был, пожалуй, единственным крупным политиком, который мог себе позволить отстаивать свою точку зрения вне зависимости от складывавшейся политической конъюнктуры.

После подписания российско-украинских соглашений Ю. Лужков подтвердил свой взгляд на Севастополь как на русский город. Раздраженной реакции Кремля на это заявление не последовало. Правда, Ельцин во время личной встречи с Лужковым посоветовал не очень ссориться с федеральным правительством по поводу реформы жилищно-коммунального хозяйства. Но городской голова и здесь нашел способ защитить свою позицию. В одном из телеинтервью он признал разногласия между Белым домом и Тверской, но заметил, что президент уважает его, мэра, точку зрения. А это, по словам Лужкова, свидетельство того, что в России сложилось демократическое государство.

Не случайно Ю. Лужков находил себе все новых союзников. Он нашел общие позиции с руководителем Федеральной комиссии по ценным бумагам Д. Васильевым. Комиссия подписала соглашение с правительством Москвы о сотрудничестве в развитии инфраструктуры рынка. В соответствии с этим соглашением комиссия по ценным бумагам взяла на себя обязательство содействовать превращению Московской фондовой биржи в учреждение мирового уровня и значения.

Осенью 1997 года, как и ожидалось, противостояние между различными группами и течениями в федеральном правительстве получило новое развитие.

Уже в сентябре стали распространяться слухи о том, что вскоре начнет раскручиваться очередной виток противоборства между «молодыми реформаторами» и «старой гвардией», в той или иной степени ориентировавшейся на В. Черномырдина. Предполагалось, что эта борьба будет сопровождаться преданием компромата на А. Чубайса и Б. Немцова. Наблюдатели предполагали, что достанется и другой стороне. Никто не сомневался, что раздел государственной собственности будет продолжен, и в рамках этого процесса опять столкнутся интересы конкурировавших банковских структур и их политических покровителей. Не случайно противники летом не только конфликтовали друг с другом, но, как это часто бывает накануне крупных сражений, занимались наведением порядка в своих рядах. Не все, правда, у них получилось.

Как мероприятие, направленное на внутреннюю консолидацию, наблюдатели рассматривали пролоббированное чубайсовским крылом правительства решение отложить до конца года перевод счетов государственных учреждений из уполномоченных банков в Центробанк. Первоначально это решение предполагалось осуществить на два-три месяца раньше, при этом основной жертвой становился бы банк ОНЭКСИМ. До 18 сентября он мог лишиться счетов ГТК, на которых постоянно находилось до 5 триллионов рублей. Если бы в первые осенние месяцы у него бы отняли еще и деньги «Росвооружения», то ОНЭКСИМ не только не смог бы заплатить за приватизированные в последние месяцы компании, но и перестал бы выполнять текущие обязательства перед клиентами. Банк получил передышку до конца года и, более того, возможность участвовать в новых приватизационных конкурсах.

Определенный успех был достигнут сторонниками А. Чубайса в борьбе с А. Куликовым. Многочисленные попытки убрать куратора силовых структур и главу МВД ни к чему не приводили, поскольку главного «силовика» не давал в обиду В. Черномырдин. Тогда противники А. Куликова применили нестандартный прием. С поста начальника внутренних войск был уволен генерал А. Шкирко. Вместо него руководить внутренними войсками назначили «чужеродного» армейского генерала Л. Шевцова, который к тому же, в отличие от своего предшественника, стал именоваться даже не командующим, а главнокомандующим. Вряд ли Л. Шевцов в силу своего ведомственного «бэкграунда» сумеет найти общий язык с министром, писала российская пресса. Но, видимо, догадывалась она, миссия нового главнокомандующего как раз и состояла в том, чтобы расколоть МВД и отделить внутренние войска от А. Куликова, лишив тем самым силового вице-премьера значительной доли его влияния.

Не исключено, предполагали аналитики, что А. Куликова «объехали» и с другой стороны. Государственным военным инспектором — секретарем Совета обороны был назначен первый заместитель министра обороны А. Кокошин. На самом деле должность инспектора-секретаря, замещавшаяся от имени администрации президента, являлась противовесом вице-премьерской должности А. Куликова. А. Кокошин имел более военную, а А. Куликов — милицейскую ориентацию. Но при необходимости полномочия инспектора-секретаря могли быть расширены за счет урезания сферы влияния вице-премьера от МВД на другие силовые структуры.

Политическая фигура А. Кокошина, назначенца первого призыва, давала возможность провести такую комбинацию. Хотя существовало мнение, что А. Кокошин человек В. Черномырдина, все же он выглядел слишком гибким, чтобы ориентироваться только на премьера. К тому же после смещения И. Родионова в оборонной сфере заметно усилилось влияние А. Чубайса, возглавившего комиссию по финансированию военной реформы. А уж он-то не допустил бы назначения на потенциально важный пост нелояльного ему человека.

Команда А. Чубайса продолжала осторожно критиковать Е. Примакова с целью заменить его на более лояльного политика, например, С. Ястржембского. «Свалить» министра иностранных дел, по мнению аналитиков, был не прочь и Б. Березовский, который продвигал на его место И. Рыбкина. Именно заместитель секретаря Совета безопасности подсказал Б. Ельцину направить Е. Примакова в Белоруссию разбираться с А. Лукашенко относительно ареста в республике журналистов ОРТ. Расчет строился на том, что Е. Примаков споткнется или, как это бывало в прошлом не раз, проявит к А. Лукашенко свои симпатии, и будет уволен. В случае продвижения И. Рыбкина в МИД Б. Березовский планировал стать полновластным хозяином Совета безопасности.

Планы А. Чубайса и Б. Березовского мог нарушить А. Адамишин. Известный и влиятельный дипломат несколько месяцев назад был отозван из Лондона и находился не у дел. В случае ухода Е. Примакова он вполне мог претендовать на его место. Чтобы нейтрализовать А. Адамишина, его предусмотрительно назначили на пост министра по делам СНГ, благо он оставался вакантным после перевода А. Тулеева в руководители администрации Кемеровской области.

Группировка А. Чубайса смогла сохранить на гос-службе руководителя Федеральной комиссии по ценным бумагам Д. Васильева, хотя в середине лета казалось, что над его головой сгустились тучи. Чубайсовцы также постарались рекрутировать в свои ряды двух новых участников взамен выбывших — уволенного А. Коха, осевшего в небезызвестной компании «Монтес Аури» и тем самым оказавшегося как бы на скамейке запасных команды А. Чубайса, и застреленного в Петербурге М. Маневича. На смену последнему пришел его первый заместитель Г. Греф.

Конечно, это назначение не полностью компенсировало потерю М. Маневича, который однозначно ориентировался на А. Чубайса. На первой же пресс-конференции Г. Греф заявил, что он является «человеком Яковлева, Чубайса и Немцова», то есть он согласен с реформаторским курсом в принципе, но не будет всецело принадлежать какой-то одной команде.

То же самое аналитики думали и о другом назначении. М. Бойко переместился в кресло руководителя Госкомимущества, а на его место в администрацию президента пришел М. Комиссар, возглавлявший информационное агентство «Интерфакс». Хотя данное агентство считалось прореформаторским, М. Комиссар был явно не в восторге от своего нового назначения. Он заявил, что покидает «Интерфакс» только на время работы в администрации. Такую позицию аналитики объясняли неуверенностью М. Комиссара в долгосрочных перспективах группировки А. Чубайса.

Основания для такой неуверенности, наверное, были. Осенью 1997 года участились сведения о начавшихся конфликтах внутри узкого круга сторонников А. Чубайса. В частности, по оценкам заслуживавших доверия источников, резко ухудшились отношения между главным российским приватизатором и руководителем администрации президента В. Юмашевым. Последний однозначно противопоставил себя банковской группировке ОНЭКСИМ-МФК, которая, хотя и отдалилась от А. Чубайса, но вовсе не порвала с ним.

В одном из аналитических докладов приводился такой эпизод. В конце августа группа ведущих банкиров, за исключением руководства группы «Альфа», составила коллективное обращение к президенту с жалобой на деятельность В. Потанина, который при поддержке А. Чубайса допустил перебор в коммерческих амбициях. Финансовые магнаты сначала планировали передать челобитную через В. Черномырдина. Но премьер во время своей еженедельной встречи с президентом бумагу придержал. Тогда банкиры обратились к В. Юмашеву, который их просьбу выполнил.

Близкие к администрации президента источники отмечали, что в последнее время несколько ушла в тень Т. Дьяченко. Это могло стать следствием ссоры двух близких к ней людей — В. Юмашева и А. Чубайса. Но не исключалось и то, что сам Б. Ельцин решил несколько умерить политическую активность дочери.

О некотором ослаблении позиций А. Чубайса судили и по тому, что после многочисленных проволочек Генпрокуратура начала расследование факта по лучения стотысячного долларового гонорара А. Кохом от иностранного издательства за ненаписанную книгу. Ю. Скуратов характеризовался наблюдателями как человек, известный своим чутьем на изменение политической конъюнктуры. Поэтому следить за ходом расследования было бы весьма интересно, ведь нить могла потянуться дальше — к покровителю экс-главы Госкомимущества.

Тактическое сближение позиций А. Чубайса и Б. Немцова на пике скандала вокруг приватизации «Связьинвеста» и «Норильского никеля», не свидетельствовало об их объединении в одну команду. Серьезных позиций в парламенте ни у одного, ни у другого не было.

Игрок команды В. Черномырдина, новый лидер думской фракции «Наш дом Россия» А. Шохин по согласованию с премьером планировал сделать более тесными отношения между думской фракцией и исполкомом движения НДР. В частности, говорилось о расширении состава исполкома за счет представителей фракции, что, по. словам А. Шохина, должно снизить вероятность дальнейших конфликтов между двумя этими органами. Особый упор делался на усилении законотворческой деятельности. В связи с этим ожидалось проявление повышенной, даже нарочитой активности фракции НДР при обсуждении налогового кодекса, пакета социальных законов, а также бюджета на 1998 год. Наконец, А. Шохин намеревался определить политическую судьбу каждого из членов фракции НДР.

Насколько новый лидер сумеет активизировать фракцию? По некоторым признакам, с проблемами на «внутреннем фронте» при поддержке премьера он скорее всего справится. Что же касалось усиления влияния фракции в Думе, здесь дело обстояло намного сложнее.

В конечном же итоге судьба и фракции, и всего движения НДР в целом зависела от позиции В. Черномырдина, его дальнейшей политической судьбы. Если глава кабинета министров удержится на плаву, размышляли политологи, и хотя бы сохранит свое влияние во властных структурах, то, видимо, у НДР будут шансы избежать потерь и исчезновения с политической сцены. Если В. Черномырдин добьется для себя статуса кандидата в президенты от «партии власти», то движение НДР и его представители в Думе консолидируются и обретут новых сторонников. Если же В. Черномырдин потерпит поражение в противостоянии с «молодыми реформаторами» и потеряет свой пост, то перспективы НДР незавидны.

Кроме наведения первичного порядка в своем «Доме», черномырдинцам на том этапе удалось сохранить под своим контролем пост директора ФСБ. Б. Ельцин заявил, что менять Н. Ковалева пока не собирается. В то же время многим аналитикам было очевидно, что А. Чубайс будет продолжать попытки поставить во главе ФСБ своего человека — скорее всего Е. Савостьянова, работавшего в руководстве администрации президента.

Для премьера крайне важным было и другое заявление президента — что он не имеет оснований для увольнения Б. Березовского, действовавшего заодно с В. Черномырдиным, с госслужбы. Б. Ельцин публично высказался на этот счет, несмотря на сильное давление со стороны как А. Чубайса, так и Б. Немцова. Президент вновь показал, что в своей кадровой политике он по-прежнему придерживался принципа сдержек и противовесов.

Показателем уверенности сторонников премьера в своих силах аналитики считали и возрождение проекта создания инвестиционного консорциума во главе с близким к премьеру «Национальным резервным банком». В сентябре представитель этого банка заявил, что группа ведущих российских банков и компаний готова вложить в российскую экономику до 60 миллиардов долларов в течение ближайших четырех-пяти лет. Он также подчеркнул, что расчет на иностранные капиталовложения себя не оправдывает. В 1996 году в Россию из-за рубежа было инвестировано всего 2,1 миллиарда долларов, в то время как в самой стране реально мобилизовать в десятки раз большие суммы. Этому препятствовали внутренние расколы в кругах крупного бизнеса, отсутствие ярких лидеров и неопределенность в вопросе выбора общего кандидата на высший государственный пост.

Одним из главных событий осени 1997 года, которое, по мнению наблюдателей, должно оказать самое непосредственное влияние на дальнейшее развитие ситуации в России, явилось заключение союза «Газпрома» с компанией «Шелл» (17 ноября), а на другой день, 18 ноября — союза группы ОНЭКСИМ с «Бритиш Петролеум», к которому приложил руку и А. Чубайс.

Первая «схватка» между ними должна состояться на аукционе по продаже «Роснефти». Большинство аналитиков склонялись к тому, что победу в ней одержит, скорее всего, союз «Газпром — Шелл». Однако, кто бы ни победил, рассчитывать на большие деньги российскому правительству вряд ли придется. Называлась сумма в 800–900 миллионов долларов, но и она подвергалась сомнению. В этом случае перед Кремлем вновь остро встанет вопрос — чем платить бюджетникам и армии. Тем не менее «Роснефть» представляла собой довольно лакомый кусок — добыча 25030 миллионов тонн нефти в год. Поэтому оба союза укрепляли свои позиции за счет привлечения других компаний. «Газпром — Шелл» «зафрахтовал» «ЛУКойл», ОНЭКСИМ — БП — компанию «Сиданко».

В течение ноября президент предпринимал ряд акций, явно свидетельствовавших о смене курса Кремля. Разыгрывание многоходовой комбинации осуществлялось на фоне ряда идеологических новаций, главная из которых — цивилизованное сосуществование России со своим коммунистическим прошлым.

Б. Ельцин явно не хотел остаться в истории только ниспровергателем коммунизма. Роль «отца согласия», лидера, подведшего черту под социальными катаклизмами XX века в России, более отвечала бы его имиджу политика общенационального масштаба. Отсюда — дискуссии по поводу перезахоронения тела В.И. Ленина и погребения останков царской семьи, в которых политологи усматривали больше высокой исторической символики, чем политической пристрастности.

Стратегически Б. Ельцин понимал, что в XXI веке, когда уровень и масштаб внешних угроз для России возрастут, внутренняя смута была бы непозволительной роскошью. Чем глубже раскол в Москве, тем меньше с Россией считаются бывшие союзники и вчерашние вассалы. Это ярко продемонстрировал кишиневский саммит глав стран СНГ. Отсюда — послание Госдуме во время парламентско-правительственного кризиса, более чем умеренный тон теле- и радиообращения 7 ноября, приглашение Г. Зюганова в поездку в Китай и участие в ней Н. Рыжкова. Сенсацией месяца назвали иностранные обозреватели посещение президентом Госдумы и вручение награды ее председателю.

Было похоже, что усилия Кремля направлялись на приручение «умеренных» в КПРФ путем превращения их в некое подобие европейской социал-демократии. Аналитики терялись в догадках, чем вызвана неожиданная толерантность Б. Ельцина по отношению к левой оппозиции и проведенные кадровые перестановки. Признание того факта, что в разделенной стране невозможны результативные реформы? Признание результата проведенных преобразований неудовлетворительными? Решение разделить ответственность за дальнейший ход реформ? Консолидировать электорат в преддверии ожидаемых выборов?

Достижение соглашения с коммунистами потребовало ряда кадровых изменений. Первой среди них была отставка значимой фигуры «олигархического капитализма» Б. Березовского, с восторгом встреченная в Думе накануне 7 ноября.

Аналитики сразу же связали ее с состоявшейся накануне аудиенцией у президента двух первых вице-премьеров, которые якобы делали не первый заход по этому вопросу. Однако похоже, что они сами узнали об отставке Б. Березовского на встрече у президента. Подтверждением тому служило сообщение пресс-службы Б. Ельцина о роли А. Чубайса и Б. Немцова в отставке Б. Березовского — ход, не характерный для «новорусской» кремлевской дипломатии. Следовательно, вопрос решался в связке Б. Ельцин — В. Черномырдин.

Общая схема причин увольнения, по мнению наблюдателей, была следующая. Прежде всего, это продолжавшаяся вопреки воле президента, «информационная война» Б. Березовского и его «клана» с правительством. На втором месте — стремление Б. Березовского попасть в руководство «Газпрома», что вызвало крайне резкую реакцию Б. Ельцина. И, наконец, ряд проколов «дипломатического» и «имиджевого» плана: именно Б. Березовский заявил, что выборы 1996 года выиграл «российский капитализм» и страной управляют «семь банков», которые нанимали власть. Такое явное умаление личной роли Б. Ельцина в том и другом случае не могло не задеть президента.

Достижение согласия потребовало принести в жертву и оппонентов Б. Березовского — А. Коха, П. Мостового, М. Бойко, А. Казакова и разделения портфелей первых вице-премьеров и соответствующих ключевых министров. Широкая подача российской и зарубежной общественности целой серии компромата в отношении А. Чубайса значительно подорвало его имидж «борца за справедливость». Достаточно вспомнить лишь некоторые громкие скандалы, связанные с его именем — коробку из-под ксероксной бумаги, неадекватные доходы за три месяца работы в «Мондес аури», получение неадекватного гонорара за «писательские труды», протекционирование ОНЭКСИМ-банку.

Обращали на себя внимание попытки А. Чубайса и его сторонников перевести скандалы в плоскость политической борьбы, придать им идеологическую окраску. Иногда это удавалось. Только наиболее трезвомыслящие и незаангажированные аналитики и политологи исходили из того, что борьба двух финансовых групп — это одно, а попытка заполучить «нечистым» путем неправедные деньги — совсем другое.

В последнее время президент давал А. Чубайсу лестные оценки: «много сделал для России», «его знают на Западе», «умный человек», «хорошо провел переговоры с Украиной». Однако его влияние и авторитет как внутри страны, так и на Западе к концу 1997 года упали до чрезвычайно низкого уровня. Он лишился опоры в виде многих ключевых министров в правительстве, дал В. Черномырдину хорошую возможность открыто проявить ранее тщательно скрываемую неприязнь, выраженную в том, что впервые «на хозяйстве» был оставлен Б. Немцов, а главное — ограничить вмешательство своего «заклятого друга» в решения, принимаемые правительством. Существенно был подорван и личный имидж «большевика от демократии», который в глазах многих предстал совсем в ином свете.

Но, пожалуй, самое показательное в том, что Запад на существенное ограничение роли А. Чубайса отреагировал достаточно прохладно. Вопреки мрачным прогнозам Е. Гайдара, курсы российских акций на фондовых биржах Запада после отставки А. Чубайса с поста министра не снизились. Комментарии западной прессы в целом свелись к тому, что капитализм в России укрепился настолько, что дальнейшее его развитие уже не зависело от конкретной личности.

Что касается анализа сложившегося положения внутри правительства, то наблюдатели отмечали укрепление позиций В. Черномырдина и особенно заметно Б. Немцова, хотя делали оговорку: последний, скорее всего, являлся не более чем «калифом на час».

Новый министр финансов М. Задорнов, по мнению аналитиков, принципиальных разногласий с курсом, проводимым А. Чубайсом и его командой, не имел. Вместе с тем высказывалось предположение, что он вряд ли примкнет к его сторонникам. Скорее всего, будет склоняться к В. Черномырдину, тем более, что при своем назначении он оговорил определенные условия: назначение на ключевые посты в министерство финансов своих людей, право непосредственного доклада премьеру, минуя курирующего вице-премьера. В этом увидели намерение проводить собственную линию.

Западные «мозговые центры» отметили формирование в России «стратегического центра» в лице В. Черномырдина, Е. Строева, Г. Селезнева, который намеревался взять на себя основную нагрузку в процессе консолидации общества. Прогнозировалось, что в стране к 1999 году будет завершено формирование «молодого» российского капитала в регионах и молодых региональных элит, которые совместно с существующими криминальными группировками могут составить должную конкуренцию политикам старой формации.

Глава 5 ОДИНОКИЙ ЕЛЬЦИН

В английской газете «Файнэншл таймс» за 22–23 ноября 1997 года была опубликована статья корреспондента в Москве Кристин Фрилэнд под заголовком «Во дворе царя Бориса», в которой описывались «интриги, которые привели к падению российского реформатора».

В статье утверждалось, что «сегодня президент Б. Ельцин демонстрирует в известной степени ностальгию по эпохе, когда кремлевские правители пользовались по сути безраздельным правом». Он не возражал против величания его «царем Борисом», и не протестовал, когда один из амбициозных молодых министров заявил: «Если Б. Ельцин станет царем, то я — монархист».

' «Самой последней жертвой царской хитрости, — писала далее К. Фрилэнд, — стал бывший придворный фаворит А. Чубайс, гуру российской приватизации, который завоевал в прошлом (1996. — В. Г.) году доверие Б. Ельцина, умело организовав кампанию по его переизбранию. Всего несколько недель назад звезда этого реформатора казалась выше на небосклоне, чем когда-либо, после того как он убедил президента убрать другого влиятельного барона Кремля и непримиримого соперника А. Чубайса — Б.Березовского».

В начале ноября Б. Ельцин получил письменные объяснения А. Чубайса по поводу сомнительного гонорара за книгу в размере 450 тысяч долларов. Они «привели его в ярость». «В этот критический момент красноречие А. Чубайса подвело его». Некоторые говорили, что А. Чубайс не смог успокоить президента. Другие утверждали, что он «рассердил президента, пытаясь дистанцироваться от своих четырех протеже, которые вместе с ним получили деньги за написание спорной истории российской приватизации».

«Как бы то ни было, судьба А. Чубайса в этот момент была предрешена». Ельцин немедленно приказал подготовить указ об отставке одного из соавторов А. Чубайса. Когда В. Юмашев проявил затяжку с подготовкой документа, терпение президента подошло к концу и он заявил, что «или указ будет готов через час, или главе президентской администрации тоже не сносить головы».

Борьба потребует новых жертв, считал английский корреспондент. Соавторы А. Чубайса лишились своих постов, а сам он потерял должность министра финансов.

Для противников А. Чубайса, которые составляли большинство политической и финансовой элиты России, обвинения в его адрес были манной небесной. «Пять минут спустя после появления в эфире журналиста А. Минкина банкиры, враждебные А. Чубайсу, начали звонить своим знакомым, чтобы поделиться радостью по поводу того, что первому вице-премьеру приходит конец».

К. Фрилэнд утверждала со ссылкой на бизнесмена, близкого к мэрии Москвы, что «Ю. Лужков, чья ненависть к А. Чубайсу проявлялась изначально, отреагировал на новость всего шестью словами: «Уволить его, уволить его, уволить его!»

Согласно московским слухам, писала «Файнэншл таймс», движущей силой скандала был Б. Березовский, однако поскольку А. Чубайс и его команда не смогли оспорить утверждения А. Минкина, их жалобы выглядели довольно пустыми. «В любом случае, — отмечает автор статьи в английской газете, — более важным каналом влияния оказались теплые связи Б. Березовского с семьей президента». Даже самые верные сторонники А. Чубайса полагали, что он «сам вырыл себе яму».

К. Фрилэнд, излагая суть перипетий вокруг А. Чубайса, не стеснялась в оценках и формулировках: «в Кремле происходит медленная политическая экзекуция», первый вице-премьер «превратился из наиболее влиятельного человека в политический труп», «в личном плане он дискредитирован, а его некогда мощная бюрократическая машина разрушена». На деле же, как указывала «Файнэншл таймс», «победа оказалась пирровой». По стандартам посткоммунистической России, эпизод с получением А. Чубайсом сверхвысокого гонорара «выглядит достаточно тривиально» (явный намек на всеобщую коррумпированность высокопоставленных чиновников и злоупотребления служебным положением), однако «этот инцидент не является единственной причиной проблем Чубайса».

Возможно, за свои ошибки первый вице-премьер еще не заплатил сполна. Парламент «требует его головы в обмен на одобрение налогового кодекса и принятие бюджета на 1998 год», а «кремлевские принцы более умеренно поддержат такие требования». «Однако, как всегда, окончательное решение будет принимать царь Борис», — заключала газета.

Английская «Файнэншл таймс» была не исключением. В других влиятельных изданиях Запада — «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс» тоже появились публикации, свидетельствовавшие, по мнению наблюдателей, об изменении отношения западного истеблишмента к первому вице-премьеру российского правительства.

Тональность перехода ряда ведущих западных средств массовой информации от безудержного восхваления «главного приватизатора, символа реформ, проводника идей строительства капитализма в России» к резкой, подчас уничижительной критике А. Чубайса задал известный советолог П. Реддвей на страницах «Вашингтон пост» еще в августе 1997 года. Он охарактеризовал А. Чубайса как «авторитарного и нечистоплотного политика, глубоко ненавистного для большинства своих сограждан».

Следовательно, на Западе знали, что получение вместе с ведущими членами своей команды крупного гонорара за ненаписанную книгу об истории российской приватизации, вызвавшее политическую бурю в России, являлось не первым примером «грязной игры» А. Чубайса, стремления к личному обогащению, протекционизма в пользу узкого круга приближенных лиц в заведомо выгодный бизнес.

Поворотный шаг П. Реддвея, который следовало рассматривать как признак охлаждения к А. Чубайсу или предостережения ему, по мнению ряда аналитиков, не мог быть не согласован с представителями администрации США. Объективно публикация в «Вашингтон пост» вредила репутации наиболее прозападно настроенного реформатора, однако имидж невозможно защитить или повысить только поддержкой извне.

По оценкам экспертов, американцы пришли к выводу о том, что при всей заманчивости иметь влиятельного и послушного проводника своих идей в высшем эшелоне российской власти они в долгосрочной перспективе больше теряют, чем выигрывают. В российском обществе росли антиамериканские настроения. А. Чубайс не выполнил своей главной задачи: сплотить крупный российский бизнес на общей платформе, обеспечить мощную поддержку со стороны предпринимателей действиям президента и правительства. Исходя из личных корыстных соображений, он, по мнению заокеанских аналитиков, прямо содействовал нарушению давосских договоренностей между российскими банкирами и развязыванию острой «информационной войны» в стране, которая давала козыри оппозиции и подрывала престиж власти как таковой.

Тезис о том, что А. Чубайс по-прежнему рассматривался на Западе как один из стратегов реформ и наиболее квалифицированных профессионалов в сфере международных финансово-экономических связей, конечно же, не был снят, но отошел на второй план. Суть комментариев конца 1997 года сводилась к тому, что близкий конец политической карьеры А. Чубайса предопределен. Он потерял контроль над приватизацией, вопросами несостоятельности предприятий, финансами. Более того, он утратил авторитет на Западе.

«Нью-Йорк таймс» подчеркивала, в частности, что «Чубайс опозорился и подвел российские реформы». Он оказался не только «проводником реформ, но и их врагом», «не стесняясь исповедывать фаворитизм как смазку реформ». Еще в 1996 году, когда он «временно возглавлял «Гражданское согласие», этому мозговому тресту удалось получить беспроцентный заем в 3 миллиона долларов от банка, который извлек прибыль от приватизационных сделок правительства». Газета делала вывод, что ему следовало уйти и с поста первого вице-премьера.

В резком тоне была выдержана и статья Дж. Бернстейна в «Москоу таймс». «Почему его сторонники на Западе вынуждены отказаться от него в связи с относительно мелким скандалом? — задавался вопросом автор. — Потому что он должен был, как ожидалось, оказаться выше этого», придя во власть с «исторической миссией — построить российский капитализм». Команда Е. Гайдара, подчеркивала весьма популярная в западных предпринимательских кругах газета, направила в Россию сегмент олигархического капитализма, допустила инфляцию и обнищание населения, в то время как обогатились экспортеры, получавшие лицензии и квоты от «либерального» правительства Е.Гайдара, а федеральные бюджетные деньги оседали в частных банках. А. Чубайс был организатором залоговых аукционов, которые, как признал в интервью «Бизнес уик» глава ОНЭКСИМ-банка В. Потанин, были «внутренними сделками».

Кое-кому на Западе «инстинктивно нравились Гайдар, Чубайс и компания», отмечал Дж. Бернстейн, однако теперь «они шокированы тем, как некоторые из этих реформаторов набивали собственные карманы». Концовка статьи Дж. Бернстейна выглядела как прогноз: «Чубайс и его команда вытесняются теперь некоторыми кланами, которым они помогли войти во власть, в то время как другие демократические лидеры ранней волны, такие, как бывший губернатор Санкт-Петербурга А. Собчак и бывший вице-мэр С. Станкевич, оказались за границей в связи с обвинением их в коррупции».

Западная пресса не скупилась на краски и детали, подчеркивавшие роль А. Чубайса в политических событиях двух последних лет.

Вспоминали, что А. Чубайс постепенно выдворил из окружения главы государства людей, которые в течение многих лет добросовестно работали над имиджем первого лица, предоставляя в эфир и на страницы газет фото- и видеоматериалы только со знаком «плюс». Чубайс ввел личную цензуру над всеми материалами, имевшими отношение к освещению деятельности главы государства в средствах массовой информации. Направленность этой цензуры говорила сама за себя.

Короткие фрагменты встреч Б. Ельцина с А. Чубайсом, появлявшиеся на телеэкране, выхватывали из контекста их диалога наиболее неудачные, иногда просто уничижительные для президента фразы. У зрителя невольно складывалось впечатление, что глава государства все время о чем-то просил руководителя своей администрации — то не затягивать с подготовкой послания Федеральному собранию, чтобы «успеть отшлифовать его на звук» (?), то как следует подготовиться к встрече в Хельсинки (кому, Чубайсу?).

Для чего режиссеры телепередач монтировали фразы такого рода в своих сюжетах? Конечно же, это делалось преднамеренно, для создания в общественном мнении уверенности в том, что А. Чубайс незаменим и президент его очень ценит. Но об этом было известно и без телевидения. Следовательно, появление таких материалов в СМИ целенаправленно формировало у зрителей убежденность в том, что президент недееспособен.

Смотрите, какая цепочка выстраивалась, восклицали западные журналисты. Выбираемые для показа на телеэкране фразы, телодвижения, ракурсы с участием президента были повсеместно неудачными, нелепыми, оставлявшими тягостное впечатление у зрителей. И на этом фоне — контрастно выигрышно демонстрировал свои возможности всесильный, дееспособный, эффективный и незаменимый Чубайс. Возникало вполне обоснованное подозрение в том, что формирование у граждан уверенности в скором «уходе по состоянию здоровья» первого лица государства являлось результатом не истинного положения вещей, сколько результатом специально разработанной информационной политики.

Иностранные журналисты, подробно описывая тактику политических рокировок А. Чубайса, отмечали повторяемость многих ее элементов. Как правило, ответной реакцией этого политика на любые обвинения, характеризовавшие его с отрицательной стороны, являлась подготовка соответствующих интриг для отвлечения от него президентского и общественного мнения и привлечения внимания на заранее сформированный «образ врага». Западные средства массовой информации называли в этой связи следующие интриги: «борьба с инициаторами переноса и срыва президентских выборов», «выявление врагов демократии и свободы слова», «разоблачение представителей партии войны», «раскрытие планов тех, кто был уверен в отрицательном исходе операции Б. Ельцина на сердце», «недопущение консолидации коммунистов в преддверии расширения НАТО» и другие.

Первой жертвой борьбы А. Чубайса за верховную власть аналитики считают главного телохранителя Б. Ельцина генерала А. Коржакова. Затем пришла очередь секретаря Совета безопасности А. Лебедя. Потом были натравлены друг на друга секретарь Совета обороны Ю. Батурин и министр обороны И. Родионов, в результате чего министр сначала остался без погон, а потом и без министерского кабинета. А. Чубайсу иностранные журналисты приписали и президентский гнев, жертвой которого едва не стала Дума, с которой он пообещал «расправиться».

Западные наблюдатели отметили любопытный нюанс: в лексиконе А. Чубайса вовсе отсутствовала социальная тема. Все его оценки состояния экономики были выдержаны в исключительно мажорных тонах — естественно, тех ее сегментов, которые он курировал сам. Участки, за которые отвечал-премьер, подвергались резкой критике. На телевидении и в газетах были показаны и опубликованы заказные сюжеты и статьи, характеризовавшие премьера весьма негативно не только с точки зрения деловых, но и моральных качеств. Иностранные журналисты, например, высказали догадку, в чьей голове родилась утечка информации для сюжета о том, как премьер застрелил медведицу и медвежат в ярославском лесу.

Из западных источников следует объяснение, почему А. Чубайс стремился ослабить позиции премьера, вытеснить его из круга лиц, пользовавшихся доверием президента. Дело здесь, считают западные аналитики, не только во властных амбициях А. Чубайса. Дело в том, что к 1996 году изменился геополитический характер борьбы за раздел сфер влияния в России. В Европе якобы становилось все больше сторонников идеи превращения России в сильное государство вместо безраздельно господствовавшей еще пять лет назад идеи распада страны, отвечавшей национальным интересам США.

Действительно, оценивая геополитические аспекты проблемы в последние годы, можно было заметить, как отражались в российской политике интересы крупнейших транснациональных корпораций, как усиливалась борьба за передел сфер влияния между американским, европейским и другими «центрами силы», ассоциируемыми не только с внушительным финансовым капиталом, но и гораздо более сложными способами управления глобальными мировыми процессами.

Происходившие в России экономические преобразования были не что иное, как отражение сущности противодействия двух основных геополитических стратегий развития. Одна из них направлена на сохранение целостности державы, другая предполагает ее стремительный развал. По мнению специалистов в области геополитики, программа финансовой помощи российским экономическим реформам со стороны Международного валютного фонда столь охотно предоставлявшаяся «под Чубайса», предполагает движение страны по второму варианту. А вот ряд европейских финансовых организаций, оказывающих помощь России «под Черномырдина», предпочитают иметь в ее лице сильного, а не раздробленного распрями соседа.

Международные исследовательские центры заметили, что былая преимущественная ориентация экономического развития России на реализацию стратегий, выгодных национальным интересам США, постепенно сменилась поворотом в сторону Европы и юго-восточных стран. В качестве примеров приводились вступление России в «Парижский клуб», ее сближение с Европейским союзом, Францией, Германией, Китаем, Японией, усиление связей частного российского капитала с европейскими банками и юго-восточными корпорациями.

Без учета этих факторов оценка происходивших в России событий была бы не полна. Хотя в массовом сознании преобладало объяснение происходившего борьбой внутрироссийских группировок и, прежде всего, московской, екатеринбургской и петербургской, представители которых регулярно пересаживались из одних правительственных кресел в другие.

Но, опять же, интересы каждого из этих кланов лоббировали соответствующие международные структуры. В случае с А. Чубайсом и его командой круг наиболее влиятельных зарубежных покровителей был известен — это Международный валютный фонд, Агентство международного развития США, Гарвардский институт международного развития, ряд других американских финансовых структур. Премьера В. Черномырдина, в свою очередь, поддерживали крупнейшие европейские банки и, прежде всего, немецкие, ряд могущественных европейских финансовых и политических институтов, крупнейшие транснациональные корпорации, некоторые влиятельные неправительственные структуры и общества.

Вышеуказанное и многое другое, по мнению российских политиков и наблюдателей, отражали новый подход Запада к оценке расстановки сил на российской политической арене и предвещали более сложное маневрирование зарубежных политиков, исходя из реалий взаимоотношений внутри «партии власти» в России и росшего недовольства населения страны социально-экономическим положением.

Российские аналитики обратили внимание и на тот факт, что московские информационные агентства, исправно распространявшие массу материалов о публикациях иностранных корреспондентов, в основном обошли молчанием вышеупомянутые статьи о А. Чубайсе.

По мнению ряда аналитических центров России, на политическую обстановку в стране конца 1997 года сильно влияло в первую очередь болезненное состояние и длительное отсутствие президента на его рабочем месте в Кремле. Это способствовало росту интриг во властных структурах, которые тратили время на поиски формул согласия и рамок временных союзов, выяснение будущности «молодых реформаторов», вариантов ожидавшейся реорганизации кабинета министров.

В декабре Б. Ельцин снова заболел и отсутствовал на работе достаточно длительный период. Недуги и отпуск президента расставили акценты на многих вопросах, остававшихся до тех пор не совсем ясными для российской политической элиты.

Всем, наконец, стало очевидно, что оставшаяся часть президентского срока будет сочетать периоды относительной активности Б. Ельцина с достаточно длительными паузами полного или частичного отхода от государственных дел. Визит в начале декабря 1997 года в Швецию, когда количество совершенных им ошибок приблизилось к критической отметке, показал, что он физически не выдерживал нормального рабочего режима. Характерными чертами являлись ограниченная работоспособность главы государства, увеличение степени его манипулируемости, возрастание роли семьи в принятии решений. Безусловно, и в таком состоянии он был бы способен осуществлять рутинную часть своих обязанностей, но едва ли следовало ожидать резких перемен курса, которые отличали в прошлом его политический стиль.

Болезнь президента подтвердила возросшую роль его ближайшего окружения, которая, по общему мнению, могла только усиливаться. Администрация президента становилась все более «семейной» организацией с усилением «женского» компонента. Тем не менее, в отличие от администрации времен А. Чубайса, президентский аппарат образца второй половины 1997 года едва ли был способен выступать с автономными политическими инициативами.

Уже не оставалось сомнений, что выдвижения Б. Ельцина на третий срок не будет. Муссирование темы его третьего президентства способно было лишь оказывать сдерживающее воздействие на таких потенциальных кандидатов, как Ю. Лужков, и служить источником определенного психологического дискомфорта для коммунистической оппозиции. В создавшихся условиях ельцинское окружение вынуждено было всерьез задуматься о кандидатуре его возможного преемника.

По оценкам западных источников, которые, разумеется, не являлись тайной для ельцинской администрации, в конце 1997 года основными претендентами на власть в России являлись шесть человек.

Наиболее серьезным соискателем на пост президента выглядел В. Черномырдин, располагавший мощной финансовой поддержкой со стороны «Газпрома» и крупных финансово-промышленных структур. За время нахождения на посту премьер-министра ему удалось преодолеть сопротивление группировки О. Сосковца — А. Коржакова и расставить своих людей на ключевых постах.

Одно из решающих мест в системе финансовой поддержки премьера отводилось председателю Центробанка С. Дубинину, который получил свой пост в 1995 году в результате подкупа депутатов Государственной думы. По сведениям западных источников, один из близких «Газпрому» банков израсходовал на эти цели около 3 миллионов долларов. В дальнейшем С. Дубинин при поддержке премьера активно использовал Центробанк для создания контролируемой им группы банков, обслуживавших В. Черномырдина и «Газпром» (их список тоже приводится в спецдонесении).

Кроме того, по данным западных специалистов, в тот момент на поддержку В. Черномырдина ориентировались Б. Березовский, А. Смоленский и В. Гусинский. Стратегическое решение об этом было принято ими во время болезни Б. Ельцина в 1996 году. Отчасти это объяснялось тем, что с момента назначения А. Чубайса в администрацию президента и в правительство РФ с ним стало сложнее договариваться по решению вопросов, явно шедших вразрез с государственными интересами. В то же время возможности премьера по ведению собственной предвыборной кампании были ограничены в связи с необходимостью соблюдения лояльности к Б. Ельцину.

По западной шкале весомости претендентов второе место отводилось Ю. Лужкову. Однако отмечалось, что, несмотря на наличие амбиций общероссийского масштаба и репутацию «крепкого хозяина», а также безусловную поддержку населения Москвы, он имел шансы на успех только в связке с одним из реальных претендентов на пост президента. В этом случае ему пришлось бы довольствоваться постом премьер-министра.

На третьем месте — А. Лебедь. После ухода из власти его популярность, достигнув максимального предела, резко снизилась. Отсутствие четких политических ориентиров и квалифицированной команды, конфликтный характер осложняли перспективы победы генерала.

Б. Немцов в этом списке занимал четвертое место. На фоне известных и «традиционных» политиков его фигура несла сильный заряд популизма и в течение некоторого времени могла быть весьма привлекательной для российских избирателей. Однако ошибки и просчеты, допущенные на посту губернатора Нижегородской области и за относительно короткий период работы в федеральном правительстве, могли быть использованы его противниками.

Б. Немцов являлся явным фаворитом Б. Ельцина, который, приблизив к себе этого молодого и напористого политика, держал в постоянном напряжении как В. Черномырдина, так и А. Чубайса. Передача Б. Немцову контроля над естественными монополиями серьезно ограничивала возможности А. Чубайса по наполнению федерального бюджета и, соответственно, по решению социальных задач. Однако отсутствие у Б. Немцова полноценной команды давало хорошие шансы Б. Березовскому, А. Смоленскому и В. Гусинскому для попыток подчинения Б. Немцова своему влиянию.

Г. Зюганов занимал в списке пятую строку. Шансы на национально-коммунистический реванш в России, по мнению аналитиков западных спецслужб, за последнее время значительно ослабли, так как оппозиция продемонстрировала свою неспособность воспользоваться многомесячными задержками зарплаты и пенсий для организации массовых выступлений против власти. Однако дальнейшая судьба Г. Зюганова во многом зависела от успеха действий правительства по проведению экономических реформ.

И, наконец, А. Чубайс. Ему аналитики западных спецслужб отводили ключевую роль в проведении экономических реформ. Он одновременно был и «рабочей лошадью», и «козлом отпущения».

К числу несомненных достоинств Чубайса западные аналитики относили способность действовать жестко и напористо, достигать намеченных целей и добиваться результатов. Чубайс считался наиболее работоспособным и компетентным руководителем в российском правительстве. В то же время существовали опасения, что в ближайшее время ему придется вместо решения экономических задач сосредоточиться на политической борьбе с группировками, поддерживавшими Б. Немцова и пытавшимися помешать созданию союза В. Черномырдина в качестве будущего президента и А. Чубайса в качестве будущего премьера.

Уровень связей А. Чубайса с наиболее влиятельными международными финансовыми кругами оценивался как недостаточный для решения стоявших перед ним задач, так как для реализации своих планов А. Чубайсу необходимо не только привлекать зарубежные финансовые ресурсы в Россию, но и в ряде случаев блокировать каналы' финансирования своих оппонентов, а для этого необходимы его более доверительные отношения с финансово-экономической элитой Запада и в первую очередь США. Если А. Чубайсу удастся решить эту задачу, то негативное восприятие его в качестве публичного политика может быть в значительной степени компенсировано.

Наибольшее беспокойство на Западе вызывала возможность резкой неуправляемой конфронтации между ведущими финансово-промышленными группировками в России, способными дестабилизировать и экономику, и социально-политическую ситуацию в стране. Резко негативную реакцию вызывала деятельность отдельных руководителей крупнейших банковских и финансовых структур, имевших сомнительную репутацию на Западе.

В столицах крупнейших стран мира прекрасно знали и то, что состояние здоровья российского президента поставило его в большую зависимость от ближайшего окружения, которое являлось основным каналом информирования Б. Ельцина о главных событиях в стране и за рубежом. Семья президента, и в первую очередь его младшая дочь Т. Дьяченко, превратились в серьезный объект внимания, за который вели ожесточенную борьбу враждовавшие политические и финансовые группировки.

Несмотря на то что очередные президентские выборы в стране должны состояться в 2000 году, задолго до этой даты велась активная борьба за власть с учетом возможности проведения досрочных выборов. Основной особенностью этой борьбы было то, что впервые в России ее вели не политические партии и отдельные политики, а ведущие финансово-промышленные группировки, пытавшиеся привести в Кремль и «Белый дом» своих людей и извлечь максимальную экономическую прибыль. Это было связано в первую очередь с тем, что если ранее основным источником дохода уполномоченных коммерческих банков, составлявших ядро крупных финансово-промышленных групп, являлась перекачка бюджетных средств на рынок государственных ценных бумаг и получение прибыли таким образом, то в конце 1997 года в связи с резким снижением доходности ГКО и необходимостью мобилизации финансовых ресурсов для решения социальных задач происходила их переориентация на другие источники дохода. Крупные банки активно включились в борьбу за приобретение государственных пакетов акций крупнейших предприятий топливно-энергетического комплекса, металлургии, связи, обладание которыми позволяло им привлекать значительные по российским меркам ресурсы на Западе путем размещения своих облигаций, а также выгодно перепродавать. свои доли участия в недооцененных российских, предприятиях.

Стремление приобрести за максимально низкую цену наиболее привлекательные предприятия (»Норильский никель», «Тюменская нефтяная компания», «Связьинвест» и другие) вызвало острую конкурентную борьбу внутри группы банкиров, выступавших ранее единым фронтом в ходе предвыборной кампании Б. Ельцина в 1996 году. В эту группу входили: Б. Березовский («ЛогоВАЗ» — «Аэрофлот — «Объединенный банк»), А. Смоленский (СБС-Агро), В. Гусинский (группа «Мост»), М. Фридман и П. Авен (группа «Альфа»), В. Потанин (ОНЭКСИМ-банк и МФК), М. Ходорковский («Менатеп» — «Роспром»), а также А. Лебедев («Национальный резервный банк»). Наиболее острая борьба развернулась между группировкой Б. Березовского — А. Смоленского, поддерживаемой В. Гусинским, ориентировавшейся на поддержку В. Черномырдина, и группировкой В. Потанина, поддерживавшей А. Чубайса.

Авторитарный характер президента не позволял наиболее активным участникам этой борьбы открыто декларировать свои цели, однако это не делало борьбу менее ожесточенной.

Хотя Б. Ельцин отошел в ноябре — декабре 1997 года на какое-то время от активной деятельности, поиск путей общественного согласия, начатый в период осеннего кризиса, продолжался. Президент пытался подвести черту под целой эпохой политического развития страны в русле конфронтации.

В его политике прослеживались две линии поведения по отношению к оппозиции — противостояние или диалог, в зависимости от особенностей политической обстановки. И все же доминировавшим оставалось противоборство, тогда как линия примирения была вынужденной и носила подчиненный характер. Весной — летом 1997 года конфронтационная стратегия связывалась с именами «молодых реформаторов», тогда как диалоговая — с премьер-министром В. Черномырдиным.

Когда в ходе бюджетного кризиса осени 1997 года Б. Ельцин решил перехватить лавры миротворца, это вылилось не просто в очередное смещение акцентов. Контакты премьера с думской оппозицией преследовали краткосрочные цели и носили преимущественно характер закулисного торга. Президент же, по оценкам, не только возвел компромиссную стратегию в ранг общегосударственной политики, но и подвел под нее институциональную базу. Процедуры согласия быстро обрели собственную инерцию.

Как показали события конца 1997 года, болезнь президента не подорвала данную тенденцию. Результатами стали фактический отказ оппозиции от идеи импичмента президенту, свертывание дискуссий о состоянии его здоровья и продолжение интеграции ряда коммунистических деятелей в истеблишмент.

Аналитики ожидали, что возврат Б. Ельцина к активной политике сделает формы диалога более открытыми и прочными, хотя это не означало, что все ходы исполнительной власти будут согласительными. Были основания полагать, что идея национального примирения будет носить долгосрочный характер. У Б. Ельцина не было ни достаточных физических сил, ни желания, ни политических ресурсов для того, чтобы менять намеченный недавно курс на прямо противоположный. Он хотел бы войти в историю в качестве первого президента всех россиян и «отца нации». Коммунистическая элита тоже была заинтересована в таком развитии, поскольку, как она надеялась, открывалась дорога к мирному завоеванию власти в стране. Основные оппоненты в лице «молодых реформаторов» на тот момент вели арьергардные бои, а другие потенциальные противники нового курса не обладали необходимыми политическими ресурсами.

Поворот в сторону согласительной политики, по мнению наблюдателей, был связан не только с пробуксовкой реформистского курса, который олицетворяли первые вице-премьеры А. Чубайс и Б. Немцов. Нахождение хотя бы минимального взаимопонимания с Думой оказывалось жизненно необходимым, учитывая, что ряд вопросов решить можно было только через принятие соответствующих законов. Похоже, Б. Ельцин пришел к выводу, что перманентный конфликт с законодательной властью представлял собой политический тупик, а при определенных условиях мог стать для него смертельно опасным.

В утверждении идеи согласия было заинтересовано тогда большинство действующих политических сил, о чем свидетельствовали принятие Думой бюджета на 1998 год в первом и втором чтениях; проведение встреч «четверки» и круглого стола по вопросу о земле, где Б. Ельцин выступил с примирительными заявлениями; «джентльменское» поведение сторон при принятии закона о правительстве; предоставление думской оппозиции ранее обещанных уступок — «парламентского часа» на телевидении, издание «Парламентской газеты», в результате чего руководство КПРФ получило в свое распоряжение удобное оправдание, с помощью которого она отбивала атаки левых радикалов.

Прогнозировалось, что линия на достижение согласия будет преобладать и в 1998 году, и лишь с приближением парламентских выборов в 1999 году логика предвыборной борьбы может взять верх. Исполнительная власть и коммунистическая оппозиция в складывавшейся обстановке объективно не были заинтересованы в разрушении процедур и механизмов поиска компромиссов. «Молодые реформаторы», ослабленные серией скандалов и политических поражений, уже неспособны были идти в бой с открытым забралом.

Аналитики считали также, что линией на согласие подрывались позиции целого ряда политических лидеров, таких, как Ю. Лужков, Г. Явлинский и А. Лебедь, которые ввиду их не включения в процедуры согласования, оттеснялись на обочину политического процесса. Наибольший политический урон это наносило, по мнению некоторых политологов, московскому мэру.

Утверждение примирительной линии, когда власть и оппозиция действовали практически в унисон, наглядно прослеживалось на примере чеченской проблемы, одной из наиболее конфликтных для российской политической элиты в течение последних лет.

Нападение на город Буйнакск в Дагестане вызвало резкий комментарий лишь у одного представителя федеральной власти — А. Куликова, которого поддержал московский мэр. Однако мотивы заявления министра внутренних дел о возможности превентивных ударов по лагерям чеченских боевиков были совершенно прозрачны: ему нужно было снять с себя ответственность за происшедшее; оправдать полицейские меры, предпринимаемые на сопредельных с Чечней территориях; поднять свои акции перед предстоявшей реструктуризацией кабинета. Многие наблюдатели оценили демарш А. Куликова как отражение его завышенных политических амбиций.

На деле вся политическая элита, независимо от партийной окраски, понимала, что возврата к военному решению чеченской проблемы быть не может. Деньги Чечне будут даваться, нефть через ее территорию будет течь, а Москва как поддерживала, так и будет поддерживать А. Масхадова, поскольку все другие варианты еще хуже. Надежда остановить выход Чечни из состава России с помощью задействования экономических и административных рычагов по-прежнему будет определять политику Москвы на Кавказе.

Представители оппозиции в лице лидеров КПРФ и ЛДПР проявили единодушие с-исполнительной властью, заявив, что не видят препятствий к тому, чтобы вести дела с новым главой чеченского правительства Ш. Басаевым — организатором террористического акта в Буденновске. Вместе с тем предполагалось, что коммунистическая оппозиция не может удовлетвориться уже достигнутым и будет настаивать на все новых уступках. Ее требования будут неизбежно нарастать при прохождении очередного проекта бюджета через Думу и сокращаться в сезоны относительного политического затишья.

Главным представлялся вопрос о принципах формирования и персональном составе кабинета министров. Аналитики с учетом верховенства конституционных полномочий президента и непредсказуемости его действий не имели какого-либо единого мнения на сей счет и рассматривали сразу несколько вариантов. Среди них: сохранение правительства неизменным в его тогдашнем составе; формирование нового кабинета без участия А. Чубайса, но и без включения в его состав представителей КПРФ; вхождение в правительство нескольких представителей коммунистической оппозиции, в частности, назывался Ю. Маслюков, но лишь в качестве профессионалов, а не как делегированных членов КПРФ; формирование правительства народного доверия из представителей различных партий, что являлось одной из программных установок КПРФ.

Коммунисты исходили из того, что в любом случае дело сдвинулось с мертвой точки и движение в направлении коалиционного правительства начато. Соответственно, исполнительная власть была заинтересована в обратном — не дать повода говорить о недоверии предшествовавшей практике. Тем не менее, президенту и кабинету министров для снижения остроты общественной критики в свой адрес уже пришлось заплатить немалую цену, которая имела важные политические и идеологические измерения.

Президент вступил в новую ситуацию с резко суженными политическими ресурсами. Лишившись одной из своих традиционных опор в лице либералов, он утратил свободу маневра, возможность играть на противоречиях, автономно отстраивать линию собственного поведения. Конечно, аппарат, как и прежде, оставался в его распоряжении. Но в ельцинском окружении не осталось сил, опираясь на которые он мог бы противостоять дрейфу навстречу коммунистической оппозиции, если бы в какой-то момент это оказалось необходимым. Регенерировать ресурс «младореформаторства» было уже невозможно. Б. Ельцин в значительной мере оказывался заложником других сил — В. Черномырдина и думской оппозиции.

Вынужденный переход к идеям примирения и согласия сопровождался фактическим отказом Б. Ельцина от привычной для него системы сдержек и противовесов. Ослабление «молодых реформаторов» привело к тому, что акции В. Черномырдина резко рванули вверх.

В новой ситуации было не совсем понятно, откуда могли взяться столь любимые Б. Ельциным противовесы тогдашнему премьеру даже в случае проведения реорганизации кабинета. Если бы президент все-таки попытался вернуться к своей привычной системе, то у него, похоже, было бы несколько путей. Либо вновь сделать ставку на «молодых реформаторов», на что аналитиков наталкивало несколько демонстративное потепление отношений с Б. Немцовым, либо привлечь в правительство кого-либо из губернаторов, либо попытаться «накачать» политически министра внутренних дел А. Куликова. Однако все эти варианты представлялись трудно реализуемыми и малоэффективными. Роль реального хозяина кабинета, скорее всего, отводилась В. Черномырдину.

Но сближение с коммунистами способно было привести к эрозии образа Б. Ельцина как олицетворения реформ в глазах либерально ориентированных политических сил и слоев общества. «Партии власти» было бы крайне сложно в новых условиях вести идеологическую борьбу с коммунистами через государственные и другие подконтрольные средства массовой информации. Включение же все большего числа представителей компартии в истеблишмент означало бы фактическую легитимизацию КПРФ в глазах значительной части общества, показало бы одним, что «не все потеряно», а другой части левого электората, напротив, что все власть имущие «одним миром мазаны».

Кремлевские официальные аналитики предупреждали в своих конфиденциальных записках: обозначившаяся тенденция чревата в перспективе серьезными потерями как для «партии власти», так и для оппозиционных сил, в зависимости от того, кто кого переиграет.

По оценкам экспертов, поражение «молодых реформаторов» оказалось и предпосылкой, и результатом появления идеи общенационального согласия. В известной мере их отступление было предопределено. Здесь сыграли свою роль и личные качества, и состояние массового сознания, и нереализуемость поставленных целей.

Общество психологически и материально не было готово платить за радикальные социальные преобразования. «Молодые реформаторы» исповедовали авторитарный стиль поведения, вели себя бескомпромиссно, не согласовывая предпринимаемые шаги с другими элитными группами. Стало очевидно противоречие между заявленными целями и реальными достижениями. Приход А. Чубайса и Б. Немцова со своими командами в правительство сопровождался явно завышенными ожиданиями. Опыт, однако, показал, что они оказались совершенно не эффективны в решении долгосрочных задач, явно недооценили своих конкурентов. Раскрученное их оппонентами «дело писателей» нанесло прежде всего А. Чубайсу непоправимый моральный и политический урон, скомпрометировав его даже в глазах реформаторски ориентированной части населения.

Полученный на старте весной 1997 года кредит доверия был исчерпан всего лишь за полгода. Власть растранжирила ресурс обновления, появившийся у нее с приходом в правительство «молодых реформаторов». Теперь ей попросту неоткуда было брать публичное доверие. Если ставка делалась на пробуждение в обществе каких-то симпатий к действовавшей власти, то теперь ее последним ресурсом оставалась, как ни странно, росшая социальная апатия.

Кризис по-разному отразился на положении А. Чубайса и Б. Немцова.

Первый понес тяжелейший политический урон. Ресурсы, которыми он располагал при вхождении в правительство, включали в себя хорошо налаженные контакты с президентом и его семьей, сплоченную команду единомышленников, влияние на администрацию президента, поддержку ведущих СМИ, тесное партнерство с банковским сообществом, авторитет на Западе. К концу 1997 года из этого набора остались лишь компетентность да поддержка Запада, хотя уже несколько проблематичная.

Ключевые фигуры чубайсовской команды оказались скомпрометированы и были вынуждены покинуть свои посты. В значительной мере была утеряна поддержка президента, а отношения с семьей и ближайшим окружением испорчены. Разладились отношения А. Чубайса с бизнес-элитой. На его стороне практически не осталось ведущих СМИ. Все эти ресурсы были практически невосстановимы.

В изменившихся условиях А. Чубайс по существу перестал быть самостоятельной политической фигурой. Сам он, похоже, стремился остаться в правительстве, что отвечало сиюминутным интересам как президента, так и премьер-министра. Однако теперь он превращался в исполнителя, лишенного политических возможностей. Причем если раньше его можно было считать орудием президента, то сейчас он превращался, скорее, в инструмент в руках премьера и в первого кандидата на «заклание». Было ясно, что им пожертвуют при любом крупном конфликте с Думой.

Б. Немцов обладал меньшим объемом исходных ресурсов — навыками публичного политика, расположением президента и его семьи, поддержкой СМИ. Пожалуй, его главная слабость заключалась в отсутствии собственной команды, что побудило искать союз с А. Чубайсом. Когда же позиции последнего были безнадежно подорваны, Б. Немцов счел за благо дистанцироваться от него. Однако дальнейшая политическая стратегия Б. Немцова, похоже, была неясна даже ему самому.

Расположение президента к бывшему нижегородскому губернатору, несмотря на некоторые демонстративные жесты, пошло на убыль, осложнились отношения с семьей Б. Ельцина. К тому же Б. Немцов сделался едва ли не главной мишенью для многих средств массовой информации. Пошла вниз его популярность, а позиции оказались оголены почти в той же степени, что и у А. Чубайса.

Ослабление «молодых реформаторов» естественным образом привело к упрочению позиций премьер-министра В. Черномырдина. Его стиль работы по поиску диалога с думской оппозицией приобрел черты общегосударственного курса. По сути премьер преодолел двоевластие и стал полным хозяином кабинета министров, восстановил особые отношения с президентом и взял на себя ведущую роль во взаимодействии с Думой. Соответственно, вырос и его авторитет в элите. После образования нефтяного гиганта ЮКСИ укрепилось его положение в финансовой олигархии. Наконец, он начал демонстрировать признаки эффективного публичного политика. Даже его рейтинг немного подрос. Главное же, что он оставался единственным деятелем, устраивавшим основные политические силы страны.

Фактическое возвышение премьер-министра получило и формальное закрепление, вызвав серьезные институциональные подвижки, к примеру, вступление в силу закона о правительстве, в системе исполнительной власти и ее отношениях с президентом. Премьер получил формально право распределять обязанности внутри правительства. Закон отменял должности первых вице-премьеров. Отставка премьер-министра отныне автоматически влекла за собой отставку всего кабинета.

Таким образом, и за правительством в целом, и за его председателем закреплялось властное пространство, автономное от президентской вертикали. Однако правительству принадлежала более важная и самостоятельная роль в системе исполнительной власти. Возросшая автономия премьер-министра стала результатом не только вступления в силу закона о правительстве, но еще в большей мере — следствием укрепления личного влияния В. Черномырдина и снизившейся активности президента. Ни одно кадровое перемещение было невозможно вопреки воле главы кабинета. Когда осенью 1997 года премьер пригрозил возможной отставкой, он обращался скорее не к оппозиции, а к близкому окружению Б. Ельцина.

Создать премьеру противовесы в рамках правительства стало гораздо труднее. Другой реальной фигуры на эту роль не просматривалось, и вряд ли она могла появиться в случае возможной реорганизации кабинета. Привычную систему сдержек и противовесов президент мог построить только за пределами правительства, например, опираясь на свою администрацию, но это выглядело бы лишь психологической компенсацией за утрату прежней системы. Ослабить прочность тандема президент — премьер, с учетом того, что семья Б. Ельцина, похоже, наконец определилась с преемником и гарантом собственного благополучия, становилось практически невозможной задачей.

Именно такие изменения в реальном положении и формальном статусе премьера вызвали необходимость в перераспределении обязанностей внутри кабинета, инициированных премьер-министром и одобренных президентом. В. Черномырдин еще больше ослабил позиции «молодых реформаторов», лишив их ресурсообразующих полномочий, переподчинив соответствующие структуры себе или передав их в ведение других вице-премьеров. Это относилось прежде всего к контролю над Минфином, ТЭКом, средствами массовой информации.

В то же время аналитики отмечали, что возвышение В. Черномырдина делало его во многих отношениях более уязвимым. Он фактически лишился важного для него громоотвода в лице А. Чубайса. В глазах общества теперь премьер отвечал за все. Видимо, обозначая возникшую опасность, он и возложил на «молодых реформаторов» ответственность за те участки деятельности, где более всего были возможны провалы и взрывы социального протеста. Усиление В. Черномырдина не могло не вызвать также традиционной ревности президента. В прошлом на аналогичные ситуации Б. Ельцин всегда реагировал действиями, резко ослаблявшими позиции премьера. И хотя поле для такого маневра значительно сузилось, аналитиками не исключалось, что президент попытается предпринять нечто подобное, скорее всего, в заметно смягченной форме, воспользовавшись предстоявшей реорганизацией кабинета.

Оценивая ближайшую перспективу на начало 1998 года, аналитики обращали первоочередное внимание на предстоявшие два важнейших политических события — ежегодное президентское послание Федеральному собранию и ожидавшуюся реорганизацию кабинета министров.

Согласно имевшейся предварительной информации, текст послания Б. Ельцина ожидался дежурным, а значит, его выступление перед Федеральным собранием не могло иметь сколько-нибудь серьезного политического резонанса. Предполагалось, что оно не будет ставить эпохальных целей, а окажется подчинено ближайшей задаче — обеспечению в 1998 году реального подъема экономики. Этот последний относительно спокойный, «неполитический» год перед электоральным марафоном 1999–2000 годов давал уникальный шанс сдвинуть состояние экономики с мертвой точки.

Та же цель — добиться ощутимого продвижения реформ в последнем «неполитическом» году — должна была, по мнению аналитиков, определять и логику реорганизации кабинета. Перестановки внутри него, как ожидалось, должны были диктоваться не макрополитическими соображениями — как уравновесить Черномырдина, а чисто функциональными задачами — как сделать кабинет более дееспособным. Но, разумеется, было ясно, что все конкурировавшие политические силы попытаются воспользоваться данной ситуацией в своих интересах.

С точки зрения исполнительной власти наиболее предпочтительным являлся вариант сохранения тогдашнего состава кабинета с малозначительными изменениями, возможно, с низведением статуса первых вице-премьеров до обычных заместителей главы правительства. Исходили из того, что торг с коммунистами легче вести, пока в правительстве оставался А. Чубайс. Психологически власть, похоже, готова была пойти даже на вариант включения «лояльных» представителей думской оппозиции в состав кабинета, хотя, по преобладавшему мнению, третье и четвертое чтение бюджета уже могли пройти без дополнительных уступок коммунистам. Вариант создания полноценного коалиционного правительства рассматривался аналитиками как маловероятный, не в последнюю очередь потому, что он должен был вызвать резкое противодействие со стороны В. Черномырдина.

Другой аспект проблемы состоял в том, откуда исполнительная власть могла черпать кадры для обновления кабинета? По-видимому, как федеральный административный резерв, так и думский некоммунистический, после прихода в правительство М. Задорнова и его команды, были практически исчерпаны.

Официальная информация о действиях президента была крайне противоречивой. С одной стороны, правительство получило очередной выговор — конечно же, за неудовлетворительную работу. И вдруг прямо противоположное высказывание: «Улучшилось настроение людей, и по зарплате такого шума нет». Если учесть тот факт, что пресса в конце 1997 года постоянно сообщала о забастовках бюджетников, так и не получивших обещанные деньги, то создавалось впечатление, что Б. Ельцин был не в курсе реального положения дел в стране.

Новый виток получила дискуссия по вопросу о его третьем президентском сроке. Сам Б. Ельцин заявил, что намерен руководствоваться в этом вопросе только Конституцией и в связи с этим больше думает не о своем президентстве на третий срок, а о своем преемнике, который столь же твердо и последовательно проводил бы в стране демократические реформы.

Его окружение, и прежде всего Б. Немцов, выступали с заявлениями, что «перспектива участия Бориса Ельцина в новых выборах существует», что «Б. Ельцин — единственный гарант стабильности». Эти заявления прозвучали весьма кстати: на ближайшее время был назначен закрытый пленум Конституционного суда России, на котором ожидалось обсуждение вопроса, принимать ли к рассмотрению депутатский запрос о новом президентском сроке.

В борьбе, шедшей вокруг этого вопроса, выделялось несколько аспектов. Становилось очевидным, что радикал-реформаторские силы, группировавшиеся вокруг президента, под стабильностью понимали сохранение политического статус-кво, в котором они и дальше смогут находиться у власти и продолжать ту социально-экономическую политику, которая обеспечивала реализацию реформ в соответствии с выбранной ими моделью при полном игнорировании взглядов и намерений оппозиционных режиму сил.

Неопределенность, двусмысленность позиции президента влекла за собой определенную политическую нервозность, что до последнего времени позволяло сдерживать открытые выступления с претензиями на будущую власть со стороны ряда государственных деятелей. Заявления Г. Явлинского и А. Лебедя о их готовности участвовать в президентских выборах ничего не меняли. Для околопрезидентского окружения важно было другое: сохранение данного положения позволяло выиграть время и создать предпочтительные позиции в системе государственного управления, финансовых структурах и средствах массовой информации для будущего преемника президента, если Б. Ельцин действительно не будет участвовать в выборах.

Эта неопределенность, двойственность, почти откровенная политическая игра оказывала в значительной степени дестабилизирующее воздействие на ситуацию, прежде всего в структурах государственной власти, и, как следствие — в обществе.

Внутренние противоречия в структурах власти в конце 1997 года продолжали оставаться основным фактором, оказывавшим дестабилизирующее воздействие на ситуацию в стране. Перенесенный в очередной раз на конец февраля 1998 года отчет кабинета министров потерял свою актуальность, но не снял существовавшего кризиса власти.

Правда, А. Чубайсу удалось некоторым образом восстановить контроль над экономическим блоком правительства, о чем свидетельствовали назначения Ф. Газизуллина заместителем председателя правительства — министром государственного имущества РФ и Г. Таля — руководителем Федеральной службы по делам о несостоятельности и финансовому оздоровлению. И Ф. Газизуллин, и Г. Таль считались членами команды первого вице-премьера. Однако вряд ли можно было говорить о возможности полного восстановления первым вице-премьером утраченных позиций.

С неудачи вступал в новый 1998 год и первый вице-премьер Б. Немцов: он не вошел в качестве представителя государства в совет директоров РАО «Газпром». Кроме того, было известно, что В. Черномырдин готовил проект распоряжения, которым он переводил под свое кураторство топливно-энергетический комплекс страны.

Отражением внутренних противоречий стал и скандал в РАО «ЕЭС», связанный с именем председателя правления Б. Бревновым. Кто бы из этого конфликта ни извлек дивиденды, сам по себе он не способствовал росту авторитета власти и правительства.

На первый взгляд, позиции «молодых реформаторов» значительно ослабели. Однако на самом деле все было не так просто. И не так уж кривил душой А. Чубайс, когда бодро комментировал свою новую роль в правительстве. Он больше не отвечал за бюджетные расходы, следовательно, не являлся и главным виновником невыплаты зарплаты бюджетникам. Что касалось Б. Немцова, то за ним осталось его главное политическое оружие — прямой доступ и влияние на президента.

О премьере все говорили однозначно — он значительно усилил свои позиции. К концу 1997 года он стал — впервые за шесть лет! — полномочным председателем правительства. Но, с другой стороны, превратился в основную мишень для критики и слева, и справа, и сверху. Скованный многочисленными обязанностями премьер сузил себе поле для политического маневра. В сложившейся ситуации, с учетом склонности президента к сложным кадровым комбинациям, аналитики предполагали дальнейшие изменения в правительстве. Но того, что произошло в марте 1998 года, — отставки самого В. Черномырдина, — никто не предугадал.

На пороге нового года положение в лагере оппозиции складывалось следующим образом.

Г. Зюганов заявил о намерении коммунистов в 1998 году активно участвовать в общественной жизни страны. КПРФ планировала присоединиться к акции Л. Рохлина, намеченной на 23 февраля. Лидер коммунистов также напомнил, что 27 марта исполняется год со дня проведения всероссийской акции протеста, и сказал, что в 1998 году ее необходимо повторить «с еще большей активностью». Однако подобные заявления аналитиками рассматривались скорее как демонстративный радикал-коммунистический популизм, так как руководство КПРФ, по имевшимся сведениям, пока не собиралось отказываться от проводившейся в последнее время тактики «встраивания во власть».

Превращение КПРФ в парламентскую партию негативно воспринималось многими радикально настроенными коммунистами, что приводило к внутренним противоречиям. В этой связи интерес для комментариев представлял факт отстранения заместителя председателя Госдумы С. Бабурина от курирования вопросов, связанных с контактами нижней палаты со странами СНГ.

Позиция С. Бабурина, входившего в депутатскую группу «Народовластие», по некоторым оценкам, давно противоречила курсу КПРФ. Однако до недавнего времени радикализм вице-спикера не создавал особых проблем. К январю 1998 года ситуация изменилась. После того как Б. Ельцин объявил 1998 год годом СНГ, сохранение за С. Бабуриным его прежнего круга обязанностей могло испортить отношения Думы и Кремля. Важно было и то, что многие депутаты тяготели к С. Бабурину. И хотя никто из коммунистов не собирался вставать под знамена вице-спикера, раскол партии настолько пугал ее руководство, что оно готово было на любые превентивные меры.

Еще один конфликт уходившего 1997 года — из-за договоренности НДР с КПРФ, «Яблоком» и ЛДПР об отстранении Л. Рохлина от руководства комитетом по обороне. В. Илюхин отметил, что Г. Зюганов не проинформировал свою фракцию в Госдуме относительно договоренности с НДР, а также заявил, что «если лидер фракции согласен отстранить Л. Рохлина, то это еще не значит, что с этим согласна вся наша фракция». Если раньше коммунистическая фракция поддерживала лидера ДПА, то изменившаяся позиция руководства Компартии объяснялась тем, что оно недовольно политической активностью Л. Рохлина, посягавшего на электорат Г. Зюганова.

Отвечая на уже традиционный вопрос, будет ли он участвовать в президентских выборах 2000 года, Ю. Лужков сказал: «Я могу точно сказать только то, что в 2000 году буду баллотироваться на пост мэра». До того он решительно отвергал всякую возможность своего участия в президентских выборах.

В силу присущей ему осторожности Ю. Лужков снова не сказал ни да, ни нет. И хотя эта недосказанность предоставляла московскому мэру возможность отступить в случае изменения ситуации, его новое разъяснение давало пищу для слухов о его президентских намерениях.

Ю. Лужкова видели среди кандидатов в президенты последние два года, а к началу 1998-го его шансы значительно возросли. Вот и Б. Немцов заявил о том, что Лужков имеет сегодня в отсутствии Б. Ельцина высокие шансы на победу в выборах, поскольку его поддержит «все чиновничество, начиная от сельских администраций и заканчивая московскими».

Ю. Лужков, по наблюдениям аналитиков, продолжал вести активную политическую деятельность, оперативно реагируя на происходившие в стране события. Он первым выразил солидарность министру внутренних дел А. Куликову по поводу превентивных ударов по чеченским бандитским базам, пояснив, что «государство обязано защищать своих граждан так, как это делают другие цивилизованные и уважающие себя страны», продекларировал приверженность к социализму с «демократическим лицом», регулируемому рынку.

Таким образом, в оппозиции продолжалось развитие тенденции к перегруппировке сил в отдельных ее самостоятельных звеньях, просматривалось стремление создать новые оппозиционные группы, в том числе и на идеях социализма. В целом, возвращение к тем или иным положениям социализма, прежде всего в вопросах социальной политики, социальной защищенности, «справедливости» приватизационной аферы, духовного наследия становилось ощутимым элементом политики не только левой, но и центристской оппозиции. В этом смысле можно было сделать вывод, что партии, политические группы и движения, готовясь к парламентским выборам 1999 года, стремились учесть настроения почти 40 миллионов избирателей, придерживавшихся в той или иной степени социалистических если не взглядов, то настроений.

По мнению многих независимых экспертов, в целом в 1997 году отмечалась тенденция ослабления влияния левой оппозиции в обществе. Ей не удалось мобилизовать население на серьезные массовые выступления, в ее среде усилились раскольнические проявления. С точки зрения реального влияния на оппозиционно настроенные слои общества, коммунистов начали теснить альтернативные им «военно-патриотические» оппозиционные объединения.

Главным политическим итогом уходившего года, провозглашенного «годом согласия и примирения», аналитики называли сохранение гражданского мира, недопущение перерастания высокой социальной напряженности в открытое противостояние общества и власти. Социальные и трудовые конфликты разрешались с использованием механизмов выборов, забастовочного движения и протестных выступлений, которые в большинстве своем протекали в установленных законом границах. В результате, несмотря на действие целого комплекса негативных факторов, предрекаемый оппозицией социальный взрыв не произошел.

Развитие социально-политических процессов в 1997 году указывало, по мнению правительственных аналитиков, на формирование в политической системе российского общества определенного состава прочности. Постоянная работа в экстремальных условиях мобилизовывала ресурсы исполнительной власти, которая приобретала навыки локализации острых социальных конфликтов, задействования переговорных механизмов, достижения компромиссов с политическими оппонентами.

Аналитики из оппозиционного лагеря, наоборот, считали, что конфронтационные тенденции в развитии политического процесса в 1997 году властям преодолеть не удалось. Обострение борьбы между различными группировками правящей элиты за перераспределение собственности и сопровождаемое «выбросом» компрометирующих материалов о коррупции в высших эшелонах власти резко снизили ее авторитет и социальную базу. Недоверие в обществе к конкретным государственным институтам, персонально к ряду руководящих лиц и проводимому ими курсу в этой связи достигло предельного уровня.

Западные аналитики, оценивая итоги уходившего года, приходили к выводу, что отсутствие реальных позитивных сдвигов в социальной сфере в большинстве регионов страны способствовало расширению радикальных настроений в лево-оппозиционных кругах и усилению их давления на центральные партийные органы. Последние вынуждены были реагировать на массовое недовольство периодическими резкими заявлениями в адрес властей, продолжая, однако, вполне цивилизованный диалог с ними по линии думской работы.

1997 год, по мнению западных наблюдателей, стал для России годом окончательного оформления системы исполнительной и законодательной власти на региональном уровне. В подавляющем большинстве субъектов Российской Федерации к концу года завершились выборы глав администраций и депутатов местных органов законодательной власти.

С одной стороны, избранные главы местных администраций вне зависимости от их партийной принадлежности продемонстрировали быструю утрату идеологической окраски, превращаясь в политических прагматиков, готовых к конструктивному сотрудничеству с центром.

С другой стороны, новый статус юридически независимых от центра «народных избранников», опиравшихся на экономический потенциал регионов, заложил основу формирования на общероссийском уровне нового активного субъекта политической жизни в лице губернаторского корпуса. Убедительным подтверждением того, что новые губернаторы и президенты были намерены пользоваться открывшимися возможностями независимого управления, стала судьба реформы жилищно-коммунального хозяйства. Продекларированная центром жесткость этой реформы оказалась парализованной стремлением региональных руководителей свести к минимуму ее социальные издержки, в том числе путем реализации самостоятельных концепций в этой сфере.

В 1998 году эксперты ожидали возрастания реального политического веса Совета Федерации, более полного использования сенаторами данных им законом прав в области регулирования важнейших экономических и политических аспектов государственного управления. Прогнозировалось, что региональные руководители сыграют решающую роль в определении пути развития земельной реформы.

На фоне особой актуальности вопроса о конструктивном взаимодействии федеральных органов исполнительной и законодательной власти большинством экспертов была отмечена своевременность и перспективность инициативы Б. Ельцина по возобновлению работы «совета четырех», включавшего президента, председателя правительства и руководителей обеих палат парламента. Деятельность этого консультативного органа значительно расширяла «договорное пространство» российской политики и заложила основу создания механизма выработки комплекса антикризисных мероприятий и предупреждения политических кризисов.

Безусловно, решающее влияние на ситуацию в стране продолжали оказывать процессы в экономической сфере.

Анализ фактических данных по основным макроэкономическим показателям 1997 года и их сравнение с теми, которые были зафиксированы в «Прогнозе социально-экономического развития Российской Федерации на 1997 г.», показывали, что в 1997 году на фоне стабилизации в ряде сфер в экономике страны по-прежнему наблюдались негативные тенденции.

В частности, общее снижение инвестиций в январе — октябре 1997 года по сравнению с соответствующим периодом предыдущего года составило 6,6 процента. Продолжали сокращаться доходы предприятий — на 15 процентов по сравнению с 1996 годом. Доля убыточных предприятий достигла почти половины. Новым моментом явилась практически полная утрата предприятиями собственного оборотного капитала: его доля в оборотных активах сократилась в 1997 году с 10 до 3–4 процентов.

Не происходило реального перетока финансовых средств в производственную сферу, инвестиции постоянно сокращались. В условиях отсутствия оборотных средств денежное обращение между предприятиями все более вытеснялось бартером и другими финансовыми суррогатами. Это нашло свое отражение в росте неплатежей: кредиторская задолженность в первом полугодии выросла в 1,5 раза, дебиторская — в 1,2 раза. По сравнению с 1996 годом масса прибыли предприятий снизилась на 15 процентов. А в некоторых секторах экономики — лесопромышленном комплексе, черной металлургии, промышленности стройматериалов, легкой промышленности — прибыль вообще не была получена. Одновременно убытки предприятий промышленности выросли в 1,4 раза.

Стагнирующая производственная сфера не в состоянии была обеспечить нормальное исполнение бюджета. За январь — сентябрь 1997 года по доходам бюджет был исполнен только на 65,2 процента. Сорвана программа по сбору налогов. По итогам трех кварталов их собираемость оказалась на 10–12 процентов ниже, чем в 1996 году. Падение собираемости налогов становилось одной из основных причин нараставшей задолженности по заработной плате в большинстве регионов. Низкий уровень доходов не позволял обеспечить выполнение государством своих функций в области национальной безопасности и социальных гарантий, создать реальные предпосылки экономического роста.

Наиболее тяжелая ситуация с неплатежами сложилась в машиностроении и военно-промышленном комплексе. По остаточному принципу финансировались расходы на закупки вооружения и военной техники, оплату НИОКР и капитальное строительство. Не выделялись средства на инвестиционные программы конверсии оборонной промышленности. Финансирование оборонного заказа не превышало 40–45 процентов. Каждое второе предприятие оборонной промышленности было близко к банкротству.

Оборонный комплекс, находившийся в условиях недофинансирования и широкомасштабной реструктуризации, оказался фактически без управляющего воздействия со стороны государства. Нарушились механизмы сопряжения усилий оборонных предприятий, правительственных и неправительственных организаций, научно-исследовательских учреждений в деле развития высокотехнологичных и наукоемких производств. Все это вело к физическому и моральному износу оборудования вплоть до его некомпенсируемого выбытия, развалу кооперации, снижению квалификации работников, падению качества продукции и утере ряда высоких технологий — до 300 в год.

По оценкам многих экспертов, в сложившихся условиях рост производственных инвестиций, оживление производства и оздоровление общей экономической ситуации были невозможны в силу непреодолимого разрыва в доходности спекулятивных операций и рентабельности производственной сферы. На фоне продолжавшегося ухудшения финансового положения производственного сектора ситуация на финансовом рынке в течение трех кварталов, вплоть до его резкой дестабилизации в конце октября 1997 года, характеризовалась высокой доходностью операций — в 100–300 процентов годовых. При этом, если раньше спекулятивный оборот шел в основном на рынке ценных бумаг, то в конце года он осуществлялся за счет повышения курсовой стоимости акций российских производственных предприятий, большинство из которых имело неудовлетворительное финансовое состояние.

Равновесие, сложившееся на денежном рынке, носило неустойчивый характер и достигалось посредством лавинообразного увеличения государственного внутреннего долга. Текущие расходы на его обслуживание более чем вдвое превышали налоговые поступления в бюджет. Это вынуждало правительство искать заимствования за рубежом. В конце 1997 года внутренние расходы государства существенно зависели от мобилизации внешних источников финансовых ресурсов. В 1996 году на внешних инвесторов приходилось обеспечение И процентов федеральных расходов, в 1997 — 23 процента.

По мнению экспертов, достигнутая макроэкономическая стабилизация носила крайне неустойчивый характер, так как искусственное связывание денежной массы в пирамиде ГКО могло в любой момент обрушиться. Это было обусловлено и весьма существенной долей нерезидентов, оперировавших на основных сегментах денежного рынка: по ГКО-ОФЗ — 30 процентов, по межбанковским кредитам — 55–60 процентов, по корпоративным ценным бумагам — 60–65 процентов. Эксперты опасались, что резкий отток средств с рынка ГКО мог привести к весьма серьезным последствиям для экономики страны.

Нестабильность финансовой системы России наглядно показал разразившийся в конце октября 1997 года кризис на мировых фондовых рынках, который вызвал резкую дестабилизацию российского фондового рынка. В первую очередь это отразилось на снижении курса наиболее ликвидных и популярных акций отечественных предприятий.

Обвал цен на рынке акций привел к потенциальным потерям российского бюджета. После кризиса стоимость российских компаний пропорционально снизилась, что негативным образом сказалось на доходах бюджета на прошедших аукционах и конкурсах по продаже крупных пакетов акций ряда ведущих компаний. Это непосредственно отразилось на выплатах пенсий и зарплаты бюджетникам.

Возможности стабилизации российской экономики эксперты непосредственным образом связывали с внутриполитическими факторами. Настроения инвесторов во многом определяла ситуация с принятием бюджета, возможные кадровые изменения в российском правительстве, доверие, которое ему оказывалось высшим законодательным органом страны, достижение консенсуса между ведущими политическими силами.

Аналитики самой разной политической ориентации сходились во мнении, что в 1997 году особенно отчетливо проявилась тенденция криминализации многих аспектов не только экономической, но и общественно-политической жизни страны.

Характерным явлением становилось скрытое участие криминальных структур в политике, прежде всего путем финансовой поддержки конкретных партий и общественных организаций. В результате в институтах исполнительной и законодательной власти складывались группы лоббистов интересов кланов, финансовых групп и фирм с сомнительным капиталом, им создавался режим наибольшего благоприятствования.

Достаточно отчетливо усилия криминальных кругов по проникновению во властные структуры проявились в ходе кампаний по выборам в органы местной законодательной и исполнительной власти во второй половине 1997 года. В подавляющем большинстве регионов страны были зафиксированы факты прямого участия представителей либо связей оргпреступных группировок в таких выборах. В печати сообщалось, что из 295 зарегистрированных кандидатов в депутаты Приморской краевой Думы 33 претендента относились к вышеназванным категориям. В Мурманской области из 206 кандидатов в областную Думу 17 человек имели отношение к околокриминальной среде.

В 1997 году не произошло качественного перелома в социальной сфере, зеркально отражавшей реальное состояние экономики страны. Июльско-августовские выплаты задолженностей по пенсиям и части содержания военнослужащих носили разовый и во многом пропагандистский характер. Они явились результатом расходования невосполнимых для бюджета ресурсов — приватизации крупнейших экономических объектов и зарубежных заимствований. Задержки по времени распродажи оставшейся части ведущих государственных компаний и выплат по кредитам Международного валютного фонда и займу Всемирного банка срывали обещания правительства решить проблемы задолженностей до конца 1997 года и окончательно сводили на нет кредит доверия, выданный населением «молодым реформаторам».

Общая численность безработных выросла за 1997 год почти на 3 процента и составила 6,8 миллиона человек. Тенденция роста безработицы сохранялась. 35 миллионов россиян жили за чертой бедности. В соответствии с результатами социологических исследований в крупных индустриальных центрах, до 70 процентов граждан не верили в возможность положительных перемен в ближайшее время и в декларации правительства в этой области.

Неизбежно возникавшая при этом социальная напряженность находила разрешение в различных коллективных акциях протеста. В 1997 году в таких действиях участвовали более 60 тысяч предприятий. И по числу участников, и по масштабам движение рабочего протеста значительно превысило уровень 1996 года, охватив практически всю территорию страны и большинство категорий трудящихся.

Существовала реальная опасность возникновения в стране стихийной забастовочной волны, охватывавшей различные регионы и отрасли. Реанимация старых и образование новых стачкомов на предприятиях и в учреждениях свидетельствовало о том, что в обществе постепенно складывалась обстановка, когда трудовые коллективы могли выйти из-под контроля умеренных профсоюзов и предъявить руководству государства жесткие политические требования. Ряд экспертов считал вполне вероятными отдельные попытки доведенных до отчаяния трудящихся «выбить» свои же заработанные деньги с помощью еще более радикальных, чем забастовки, «силовых» способов.

Наблюдатели на местах констатировали фактическую смычку низовых профсоюзных комитетов предприятий с местными отделениями оппозиционных политических партий, что придавало забастовочному движению в российских регионов, и особенно на Дальнем Востоке, в Сибири, в Центральной России, все более отчетливую политическую направленность.

Фактором, способным стимулировать скачкообразный рост социальной и политической напряженности, многие эксперты считали попытку реализации в короткие сроки социальной и жилищно-коммунальной реформы. В силу своей неготовности и по причине низкого уровня доходов основная масса населения оказалась крайне восприимчивой к аргументам оппозиции и местных региональных лидеров, которые не преминули использовать недовольство граждан как инструмент давления на федеральную исполнительную власть.

Ее заверениям о стабилизации и скором оживлении экономики всерьез уже никто не верил, поскольку за ними всякий раз следовали не конкретные и понятные людям дела, а новые реформаторские начинания, в целесообразности и эффективности которых сомневались даже сторонники правительственного курса. Более того, все провозглашаемые планы реанимации государства за счет предельно опустошенных кошельков простых граждан не находили понимания, а следовательно и поддержки в широких слоях населения.

Попытки поддержать госбюджет на плаву не в ущерб ловким предпринимателям, приобретавшим именно за счет госбюджета недвижимость, фешенебельные виллы за рубежом, а за счет рядовых тружеников, не получающих по много месяцев честно заработанные деньги, не могли привести к желаемым результатам.

Первоначальное неверие основной — средне- и малообеспеченной — части населения в утрату многих институтов социальной поддержки, в том числе к привычным в советские времена бесплатному образованию, просвещению, медицинскому обслуживанию, постепенно сменилось острым недовольством. Прогрессировавшие в стране социальная несправедливость, неравноправие, беззащитность людей перед коррумпированными чиновниками и преступным миром порождали у них внутренний протест и несогласие с проводимой властью политикой, идущей, кстати, вразрез с предвыборными обещаниями.

Вследствие этого народные массы чувствовали себя обманутыми и униженными. Объективно в стране были созданы условия для смены власти. Но тяжелый груз многочисленных ошибок при проведении внутренней и внешней политики пригвоздил власть к правящему креслу. Она, маневрируя, интригуя и заигрывая, не выпускала из своих рук ключевые рычаги государственного управления и влияния. Но, несмотря на определенные успехи в борьбе за контроль над этими рычагами, власть заметно слабела. И это было видно прежде всего в малом ресурсе политических и жизненных сил у ее лидера, равнозначной замены которому в достаточно узкой группе семейно-финансовой олигархии не просматривалось.

В конце сентября 1997 года в России побывал представитель семьи Рокфеллеров с группой лиц. Они провели серию встреч с российскими политическими и финансовыми кругами. Предметом интереса американцев было положение в руководстве страны и, прежде всего, вопрос, кто же мог прийти на смену главе российского государства в обозримом будущем.

Из бесед с членами делегации стало ясно, что американцы пришли к определенным выводам, определили свою точку зрения по интересовавшим их вопросам и намерены были доложить Б. Клинтону соображения, суть которых сводилась к следующему:

Политическое и социально-экономическое положение в России критическое. Надежд, что оно улучшится при нынешних государственных деятелях, ожидать практически невозможно.

Б. Ельцин не дотянет до новых президентских выборов, по крайней мере, политически, и уступит место другому. Во всяком случае, с определенностью можно сказать, что обстоятельства заставят его пойти на такой шаг.

Фигуры А. Чубайса и Б. Немцова — не проходные. На первые должности в государстве они не вырвутся. Другие деятели на российском внутриполитическом горизонте, которые могли бы занять высшие посты, пока не просматривались.

В. Черномырдин показал себя слабым руководителем. Он непопулярен и некомпетентен. Делать ставку на него для США было бы непозволительным риском.

Единственная кандидатура, которая по мнению американцев, является в настоящее время перспективной, — это Ю. Лужков. Если мэру Москвы ничто не помешает, то его шансы стать на следующих выборах главой государства предпочтительнее, чем у других.

Есть только один фактор, который может реально помешать Ю. Лужкову: его окружение. Сделает он «чистку» среди приближенных лиц — выиграет, не сделает — проиграет.

Некоторые фигуры из окружения Ю. Лужкова, по мнению американцев, настроили против себя большую часть московских финансовых кругов и столичной элиты, стали для Ю. Лужкова «грузом, который может его утопить».

Неожиданную оценку событиям, происходившим в России, дал американский миллиардер и финансист Дж. Сорос. Оценивая свою мечту о создании постсоветского открытого общества как «наивность», он сообщил в интервью газете «Вашингтон пост», что «Россия находится в ужасном положении из-за подъема нескольких банкиров и предпринимателей — новой русской олигархии, которые не только сконцентрировали большую часть экономики в нескольких руках, но и поддерживают тесные связи с сильными мира сего».

«Они весьма неотесанные и весьма хищные», — привела газета слова Дж. Сороса. «Государство развалилось, и каждый разворовывает его имущество, как может», — коротко сказал он, характеризуя обстановку в России.

На какие же реальные политические силы опиралась российская власть в 1997 году?

Практически единственным соперником левой и правой оппозиции в ее стремлении к высшим руководящим постам в стране, по оценкам экспертов, являлось «концентрированное выражение партии власти» — всероссийское общественно-политическое движение «Наш дом Россия».

Проведя в 1997 году съезд, участники движения пришли к выводу: НДР выступает в качестве института, способного объединить значительную часть правящей элиты как в Центре, так и в регионах. Особая роль НДР объяснялась способностью его лидера интегрировать различные политические силы и интересы. Иллюстрацией к этому явилось, с одной стороны, присутствие на съезде руководителей правительства, не являвшихся членами НДР, — А. Чубайса, Б. Немцова, Я. Уринсона, Е. Ясина, чем, как считали наблюдатели, была продемонстрирована их лояльность к В. Черномырдину; с другой — конструктивный диалог, ведшийся между премьер-министром и руководством КПРФ, поддержка председателя правительства тесной интеграции с Белоруссией, отмежевывавшая его от линии «молодых реформаторов».

Руководство НДР в ходе съезда четко определило перечень социальных групп, на которых ориентировалось движение. Это, в первую очередь, коллективы предприятий, нашедших свое место в рыночной экономике, а также предприниматели, фермеры, кооператоры, вузовская молодежь. К числу своих потенциальных сторонников лидер НДР отнес миллионы бюджетников — врачей, учителей, работников культуры, ученых, военнослужащих, склонных к протестному голосованию из-за невыплаты зарплаты. Однако В. Черномырдин рассчитывал на нормализацию ситуации с бюджетом, что, по его мнению, позволило бы повернуть указанный электорат лицом к НДР.

Стремление заручиться поддержкой не только преуспевающих групп населения, но и части аутсайдеров, настроенных демократически, диктовало и тактику НДР, дистанцировавшегося от радикальных реформаторов, чьи инициативы уже изменили в худшую сторону положение и без того разочарованных в реформаторском курсе социальных слоев. Именно поэтому движение намеревалось выработать механизмы, позволявшие наименее болезненно провести жилищно-коммунальную реформу, вызывавшую наибольшие опасения с точки зрения ее социальных последствий.

По той же причине лидеры движения предписали местным отделениям НДР активнее демонстрировать близость «партии власти» к простому народу, для чего перейти на постоянный режим работы по принципу «открытых дверей», вплоть до занятия правозащитной деятельностью.

НДР претендовало не только на лидирующую роль среди реформаторов и центристов, но и на статус политической силы, способной вести диалог с оппозицией, в том числе с коммунистической. Это, по мнению идеологов движения, отвечало настроениям значительной части общества, не желавшей очередных потрясений в связи с жестким противостоянием двух непримиримых лагерей. Стремление найти компромисс с оппозицией по антикризисной программе в сочетании с отсутствием у умеренной части оппозиции резкого неприятия фигуры В. Черномырдина могло позволить сделать диалог достаточно эффективным. Решительная отповедь сторонникам «резких движений» — типа разгона Государственной думы — также могла быть с благодарностью воспринята коммунистами, руководство которых стремилось сохранить нижнюю палату парламента в ее прежнем составе.

Однако ряд независимых экспертов скептически воспринял намерения идеологов НДР, поскольку обострение социальной напряженности в обществе и радикализация в связи с этим КПРФ способны были минимизировать положительный эффект от конструктивного подхода НДР к оппозиции.

Желание лидера НДР создать широкое объединение демократических сил «без всяких предварительных условий, предубеждений и идеологических разборок» эксперты считали вряд ли осуществимым. Такие организации, как «Демократический выбор России», «Демократическая Россия» и им подобные вряд ли пойдут на союз с НДР, хотя на региональном уровне тактические союзы между НДР и представителями этих организаций были возможны. Особенно это было характерно для тех регионов, где НДР находился в оппозиции к избранным при поддержке КПРФ главам администраций.

Маловероятным считали союз между НДР и «Яблоком», которое всячески демонстрировало свою оппозиционность к экономическому курсу правительства В. Черномырдина и делало исключение лишь для Б. Немцова, что объяснялось, наверное, не только кредитом доверия «молодому реформатору», но и тесными в прошлом связями между первым вице-премьером и лидерами «Яблока».

Так или иначе, освоенная в наибольшей степени, чем оппонентами, центристская ниша, властные и финансовые ресурсы, реальное представительство в регионах делали НДР одним из основных участников будущих парламентских выборов, а намерение выдвинуть собственного кандидата на пост президента Российской Федерации свидетельствовали о росте амбиций движения. Идея стабильного развития, провозглашенная НДР, наверное, была способна привлечь голоса избирателей, но только при одном условии — при наличии хотя бы относительной социально-экономической стабилизации. А ее не было.

По прогнозам большинства аналитиков, НДР как политическое движение не имело перспектив. Оно отражало работу самого правительства и, как кабинет министров, не имело стратегии, приемлемых концепций, твердых убеждений и целей. Что касалось фракции НДР в Думе, то допускалась возможность того, что депутатская солидарность позволит ей дожить до окончания срока полномочий парламента. Трудно говорить о чем-то большем, если никто из членов думской фракции НДР не смог толком ни сформулировать, ни высказать даже отношения к демаршу Л. Рохлина, а ее руководитель С. Беляев был занят лишь тем, что отслеживал положение В. Черномырдина, дабы не попасть впросак и не оказаться «не у дел политики».

Если звезда «молодых реформаторов» в силу ряда объективных и субъективных причин потускнела, то кто мог стать новым фаворитом президента? По имевшимся на конец 1997 года данным, во время последнего отпуска Б. Ельцин был приятно удивлен результатами деятельности самарского губернатора К. Титова. Итогом президентского «головокружения» от самарских успехов стало подписание договора о разграничении полномочий между центром и Самарской областью. Сам же губернатор, по имевшимся сведениям, получил приглашение перебираться в Москву, но вроде бы не дал согласия. Тем не менее, у К. Титова, как считали, очень неплохие федеральные перспективы.

Некоторые аналитики уже видели в нем будущего российского премьера при новом президенте. Они не исключали и того, что К. Титов мог занять место В. Черномырдина или одного из первых вице-премьеров и при Б. Ельцине, если бы он вдруг провел грандиозную перетряску всей федеральной элиты, в ходе которой потерял бы место тогдашний руководитель кабинета министров.

В то же время было известно, что аналогичное предложение переехать в Москву получил также глава администрации Саратовской области Д. Аяцков во время пребывания там Б. Ельцина. Кроме того, по некоторым данным, кресло губернатора должен был покинуть и перебраться в Москву недавно переизбранный на эту должность Л. Рокецкий, который руководил Тюменской областью.

Такой вот «резерв кадров» на всю 150-миллионную Россию был у президента в 1997 году.

Конец первой книги