От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада

Крымская (Ялтинская) конференция 4—11 февраля 1945 года была самым важным совещанием руководителей трех союзных держав — Великобритании, Советского Союза и Соединенных Штатов Америки — военного времени. В Ялте президент Рузвельт, премьер-министр Черчилль и маршал Сталин в первый раз достигли важнейших конкретных договоренностей по вопросам послевоенного урегулирования.

Хотя это была вторая встреча трех руководителей союзных держав, впервые вместе с ними в совещании участвовали все три министра иностранных дел. В Тегеранской конференции (28 ноября — 1 декабря 1943 года) принимали участие В. М. Молотов и Антони Иден, но государственного секретаря США Корделла Хэлла в Тегеране не было.

На Ялтинской конференции начальники штабов трех держав обстоятельно изучили положение на фронтах союзнических сил и детально обсудили вопросы более тесной координации военных операций. В Тегеране обсуждались сроки открытия второго фронта и связанные с этим военные вопросы, однако лишь в Ялте, когда между союзниками уже возникло достаточное доверие, состоялся откровенный и свободный разбор будущих оперативных планов.

Таким образом, Ялтинская конференция ознаменовала высокий уровень сотрудничества между Великобританией Советским Союзом и Соединенными Штатами в вопросах ведения войны и послевоенного урегулирования. В первые же дни после окончания конференции большинство американских газет выступило с положительными оценками достигнутых на конференции результатов.

Газета «Нью-Йорк тайме» 13 февраля 1945 года писала: «Соглашения, опубликованные по окончании этой второй конференции между президентом Рузвельтом, премьер-министром Черчиллем и маршалом Сталиным и представленные сейчас на суд мирового общественного мнения, носят столь широкий и радикальный характер, что для серьезной оценки их подлинного значения необходимы тщательный анализ и проверка на практике. Однако даже первого взгляда достаточно для вывода о том, что, хотя, возможно, отдельные личности и будут разочарованы ими, эти соглашения оправдали и превзошли многие возлагавшиеся на эту историческую встречу надежды, а изложенные в них цели и намерения указывают путь к быстрой победе в Европе, прочному миру и более светлым перспективам на будущее.

Союз “Большой тройки” прочен. Прогресс достигнут. Надежды на дальнейший успех велики. Эта конференция стала важной вехой на пути к победе и миру».

«Нью-Йорк геральд трибюн» назвала итоговое коммюнике Ялтинской конференции «замечательным документом». «Самое главное, — подчеркнула газета, — состоит в том, что конференция дала еще одно неоспоримое доказательство единства союзников, их силы и способности принимать решения». Филадельфийская «Рекорд» охарактеризовала конференцию как «величайшую победу Объединенных Наций в этой войне».

Такие лидеры конгресса, как сенаторы Баркли, Ванденберг, Уайт, Килгор и Коннелли, высоко оценили результаты конференции. Составленный госдепартаментом в конце февраля обзор о реакции общественности на итоги встречи показал, что американский народ считает Ялтинскую конференцию успешной. В обзоре отмечалось, что в результате конференции среди американцев возросли надежды на длительный мир, усилилось удовлетворение тем, как развивается сотрудничество между тремя союзническими державами и как президент и государственный департамент отстаивают американские интересы за границей.

Хотя американская общественность в целом с явным удовлетворением восприняла Ялтинские соглашения имелось незначительное меньшинство, которое выбрало объектом для атак отдельные аспекты этих соглашений. Некоторые подвергли критике процедуру голосования в Совете Безопасности на том основании, что принцип единогласия великих держав оставит будущую международную организацию без достаточных полномочий. Некоторые резко атаковали коммюнике за то, что в нем не раскрывается содержание понятия «безоговорочная капитуляция Германии». Значительная доля критических замечаний меньшинства приходилась на договоренности о польских границах и польском правительстве. Несмотря на все эти критические высказывания, общая реакция страны на решение польского вопроса, так же как и других, была благоприятной.

Однако три года спустя конференция в Крыму подверглась ожесточенным нападкам. «На Ялтинской конференции соглашательство достигло своей высшей точки…» — гласила подпись под фотографией конференции, опубликованной в журнале «Лайф» 6 сентября 1948 года. В этом же номере журнала Уильям С. Буллитт утверждал, что, хотя Рузвельт был тяжело болен, «он по-прежнему стремился умиротворить Сталина».

Ялтинская конференция подверглась также многим другим злобным выпадам. Некоторые из них были вызваны непониманием, другие — предубежденностью… Вопреки этим утверждениям, достигнутые в Ялте соглашения свидетельствуют о том, что Советский Союз сделал больше уступок Соединенным Штатам и Великобритании, чем эти державы — Советскому Союзу. Безусловно, по некоторым вопросам каждая из трех великих держав отходила от своих первоначальных позиций, чтобы достичь соглашения. Хотя иногда утверждают, что компромиссы безнравственны, в действительности каждому разумному человеку понятно, что компромисс необходим для достижения договоренности. Компромисс, когда к нему пришли на достойных условиях и при честном отношении всех участников, — единственный справедливый и рациональный способ выработки разумного соглашения, примиряющего две различные точки зрения. Наша оправданная неприязнь и негативное отношение к той политике умиротворения, которая имела место в Мюнхене,[219] не должны повлеть над нами и толкать нас к неразумному и неоправданному отказу от компромиссов.

Во многих отношениях Ялтинская конференция была кульминацией длительных и настойчивых усилий, корни которых уходят в первый срок президентства Рузвельта, заложить основу для нового международного взаимопонимания с Россией. Но лишь восемь лет спустя после возобновления дипломатических отношений между США и СССР и после нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года были предприняты важные шаги к установлению эффективного сотрудничества между двумя этими государствами.

Хотя некоторые американские изоляционисты пытались воспрепятствовать предоставлению Советскому Союзу поставок по ленд-лизу,[220] конгресс США в октябре 1941 года значительным большинством голосов утвердил предоставление такой помощи. Как мудро заметил обозреватель Уолтер Липпман, Соединенные Штаты и Советский Союз «разделяла идеологическая пропасть, но связывал мост национальных интересов».

Людям свойственно слишком быстро забывать обстоятельства прошедших событий, и американскому народу следует помнить, что Соединенные Штаты были в 1942 году на грани катастрофы. Если бы Советский Союз не сумел одолеть Гитлера на своем фронте, немцы были бы в состоянии завоевать Великобританию. Они смогли бы также захватить Африку, а после этого создать плацдарм в Латинской Америке. Эта угроза постоянно присутствовала в уме президента Рузвельта.

Вопрос о месте встречи «Большой тройки» обсуждался на протяжении ряда месяцев. Сталин в своих письмах Рузвельту и Черчиллю сообщал, что, поскольку советские войска ведут широкие наступательные операции, требующие его участия в решении многих вопросов, он не может выехать за пределы Советского Союза. Во время нашего пребывания на Ялтинской конференции мы имели немало возможностей лично убедиться в том, как много времени маршал Сталин уделял вопросам военной стратегии. Нам тогда хорошо стали понятны причины его отказа покинуть пределы Советского Союза для проведения конференции «Большой тройки».

После избрания Рузвельта в четвертый раз на пост президента Гарри Гопкинс, специальный помощник президента, по его поручению в беседе с послом СССР в США А. А. Громыко упомянул Крым в качестве подходящего места предстоящей конференции. Хотя имелись возражения против столь дальней поездки президента, Гопкинс в своих заметках написал: «Я был уверен, что президент остановит свой выбор на Крыме главным образом потому, что никогда не был в этом районе мира, а его любовь к приключениям всегда влекла его в незнакомые места. Выборы уже состоялись, и политических препятствий для такой поездки больше не было».[221]

Я хорошо помню тот день в середине декабря, когда президент шепотом сообщил мне, что мы поедем в Ялту. «Тебе не мешало бы взглянуть на карту, — добавил он, — но сделай это, когда будешь один».

Хотя некоторые из советников президента пытались отговорить его от поездки в Крым, он знал, что конференция необходима и что такой приз, как всеобщий мир, слишком ценен, чтобы упустить его из-за места встречи.

Президент верил, что мир зависит от упрочения и сохранения единства трех великих держав. Если Советский Союз в результате терпеливости и взаимопонимания можно будет убедить вступить в действующую международную организацию, он может стать конструктивной силой в мировых делах.

На конференции в Крыму

В 7.30 утра 3 февраля 1945 года наш С-54 приземлился на аэродроме Саки на западном побережье Крымского полуострова. На летном поле для приветствия прилетающих американских и английских делегаций выстроился почетный караул и военный оркестр. Когда мы спустились по трапу с борта самолета, нас встретили комиссар иностранных дел В. М. Молотов, его заместитель А. Я. Вышинский, маршал авиации С. А. Худяков, адмирал Н. Г. Кузнецов, генерал армии А. И. Антонов, послы А. А. Громыко и Ф. Т. Гусев. Русские установили три большие палатки, где стояли столы со стаканами горячего сладкого чая с лимоном, бутылками водки, коньяка, шампанского, тарелками с икрой, копченой осетриной и семгой, сыром, вареными яйцами, черным и белым хлебом. Мы надолго запомнили оказанный нам русскими в то раннее утро на аэродроме теплый прием.

Самолет президента «Священная корова», эскортируемый шестью истребителями Локхид «Лайтнинг», совершил посадку примерно через час. Часть сопровождавших президента лиц вышли из самолета, но сам Рузвельт остался на борту, поджидая прибытия премьер-министра Великобритании. Когда через полчаса самолет премьер-министра произвел посадку, Черчилль тут же направился к самолету президента. Рузвельта специальным лифтом спустили на землю и усадили в «виллис». Молотов подошел к двум западным руководителям и представил им членов советской делегации. Затем оркестр исполнил американский, английский и советский национальные гимны. Черчилль курил очередную восьмидюймовую сигару, а президент обратился к стоявшему рядом со мной Молотову и поблагодарил за великолепное исполнение оркестром американского гимна.

После того как почетный караул совершил свой церемониальный марш, президента пересадили с «виллиса» в лимузин, и караван автомашин отправился в длинный путь к Ялте.

Сидя в автомашине вместе с адмиралом Леги и послом Гарриманом, я смотрел в окно на расстилавшиеся по обе стороны дороги безлесые ровные поля и был поражен их сходством с нашими равнинами. Тяжелое впечатление на нас всех произвели жестокие следы разрушений.

Примерно в 6 часов вечера мы подъехали к Ливадийскому дворцу, расположенному в двух-трех километрах от Ялты.

Английская делегация разместилась в Воронцовском дворце в Алупке. Советская делегация остановилась в Юсуповском дворце в Кореизе.

Все пленарные заседания глав правительств проводились в Ливадийском дворце, начинались они в 16.00 и заканчивались в 20.00 или даже позднее. Совещания ми-истров иностранных дел, начинавшиеся в полдень, велись нередко в месте расположения каждой делегации.

Хотя я не присутствовал на совещаниях руководителей военных штабов трех держав, в тех случаях, когда решения американских начальников штабов касались политико-дипломатических вопросов, меня, естественно, ставили известность.

В Ялте я знал, например, о сильном давлении, которое оказывали американские военные руководители на президента Рузвельта, добиваясь вступления России в войну на Дальнем Востоке. В то время атомная бомба все еще оставалась неизвестным фактором, а наша неудача в Арденнском сражении была свежа в памяти всех нас. Мы еще не форсировали Рейн. Никто не знал, как долго продлится война в Европе, как велики будут потери.

Накануне нашего отъезда в Ялту Объединенный комитет начальников штабов прислал в государственный департамент копии документов относительно русского участия в войне против Японии. В этих документах говорилось: «…мы хотим вступления России в войну в самые возможно кратчайшие сроки, совместимые с ее способностями начать наступательные операции, и готовы предложить максимальную поддержку, какая только возможна без нанесения ущерба нашим основным усилиям против Японии…»

Когда государственный секретарь К. Хэлл находился в Москве в октябре 1943 года, Сталин заявил, что Россия вступит в войну против Японии, а через несколько недель на Тегеранской конференции он сделал подобное же заявление президенту США и премьер-министру Великобритании.

До этого момента маршал Сталин ничего не говорил о точном времени или условиях вступления России в войну против Японии.

Затем в октябре 1944 года во время пребывания в Москве Черчилля, обсуждавшего с советским руководителем европейские дела, посол США А. Гарриман и наш военный атташе генерал Джон Р. Дин обсудили со Сталиным дальневосточную проблему. Сталин сказал, что Советский Союз вступит в войну против Японии через три месяца после окончания войны с Германией, но вначале необходимо будет достичь соглашения с Китаем.

Вскоре после прибытия в Ялту Рузвельт провел ряд совещаний со Сталиным по вопросу вступления России в войну против Японии. Большинство членов американской делегации об этих переговорах ничего не знали, на пленарных заседаниях «Большой тройки» и на встречах министров иностранных дел этот вопрос не обсуждался. Примерно в середине Ялтинской конференции Гарриман и Гопкинс сообщили мне, что президент поручил им проинформировать меня о переговорах по этому вопросу, которые проходили между ним и Сталиным.

Среди прочих вещей мне рассказали, что Сталин дал ясно понять, что для вступления Советского Союза в войну против Японии должны быть выполнены некоторые политические условия, которые необходимы русским на Дальнем Востоке. Без этих условий, подчеркнул Сталин, советский народ и Верховный Совет СССР не поймут, почему СССР вступает в войну на Дальнем Востоке.

11 февраля маршал Сталин, премьер-министр Черчилль и президент Рузвельт подписали «Соглашение трех великих держав по вопросам Дальнего Востока».[222]

Этот сверхсекретный документ не упомянут в протоколе Ялтинской конференции. Он был отвезен в Вашингтон и хранился в личном сейфе президента. Лишь немногие из ближайших советников президента знали о его существовании. Опасались, что, если о нем будет знать слишком много людей, сведения о нем могут просочиться в Японию, которая тогда может сорвать планы союзников, предприняв нападение на Советский Союз, прежде чем советские войска будут переброшены на Дальний Восток.

Китайцы об этом соглашении в то время уведомлены не были, поскольку имелись сомнения в отношении сохранения секретности в Чунцине.[223] В Ялте Сталин сообщил Рузвельту, что русские начнут переброску дивизий через Сибирь, но это необходимо делать в строжайшей тайне. Поэтому президент согласился, что он разъяснит китайцам принятое решение только после завершения перевозки войск.

Один из моих друзей в английском правительстве рассказал мне, что Иден пытался убедить премьер-министра не подписывать соглашение, поскольку тот не присутствовал на основных переговорах, а сам вопрос носит сложный характер. Однако Черчилль заявил, что все позиции Британской империи на Дальнем Востоке могут оказаться под угрозой. Он собирается поставить свою подпись, чтобы Великобритания могла остаться на Дальнем Востоке. При этом он добавил, что питает глубокое доверие к президенту Рузвельту и может полностью положиться на его суждение в этом вопросе.

Поручение выяснить условия, необходимые для вступления России в войну на Дальнем Востоке, было дано президентом Рузвельтом и военным министерством США американскому послу в СССР А. Гарриману, который отвечал за координацию всех наших военных и гражданских дел в Москве. Когда Гарриман прибыл в Ялту, он, как я понял, уже имел определенное представление о том, что требуется для вступления русских в войну с Японией. Соглашение о Дальнем Востоке было тщательно подготовлено и не являлось импульсивным решением, принятым в Ялте, потому что, как утверждают некоторые, президент Рузвельт устал и хотел избежать дальнейших споров.

Значительная доля критики по адресу этого соглашения связана с секретностью, окружавшей как переговоры о нем, так и конечный документ. Следует, однако, иметь в виду два момента. Президент должен был вести переговоры по этой проблеме почти в одиночку, потому что Сталин — я в этом убежден — отказался бы принимать какие-либо обязательства о вступлении в войну на Тихом океане в присутствии большой группы участников конференции. Во-вторых, склонность русских к секретности и даже личной дипломатии в данном случае была обоснованно вызвана чисто военными соображениями. Война приближалась к своей кульминационной точке как в Европе, так и на Тихом океане, и любой риск возможного раскрытия столь далеко идущих военных планов был чреват серьезной опасностью.

Подписание президентом соглашения по вопросам Дальнего Востока было продиктовано военными соображениями первостепенного значения. Американские военные руководители настаивали на участии Советского Союза в войне против Японии. Военный министр Г. Стимсон так изложил позицию армии США в отношении войны с Японией, хотя был уже июль 1945 года:

На высокопоставленном совещании в Белом доме буквально накануне открытия 25 апреля 1945 года конференции в Сан-Франциско[224] президент Трумэн, военные руководители и я обсуждали ход выполнения Советским Союзом решений Ялтинской конференции, связанных с положением на Балканах. На этом совещании военные представители США просили сохранять выдержку в отношениях с Советским Союзом, поскольку они опасались, что конфликт поставит под угрозу вступление русских в войну на Дальнем Востоке.

Даже на Потсдамской конференции, после взрыва атомной бомбы в Лос-Аламосе 16 июля, военные продолжали настаивать, чтобы Советский Союз принял участие в войне на Дальнем Востоке. Как в Ялте, так и в Потсдаме у военных штабов особенное беспокойство вызывала дислоцированная в Маньчжурии японская армия. Описываемая как цвет японских сухопутных войск, эта самостоятельная группировка войск со своим собственным командованием и индустриальной базой считалась способной продолжать войну даже после захвата островной Японии если Россия не вступит в войну и не начнет военных действий против этой армии.

Считаясь с этим, военные советники президента настойчиво настаивали на вступлении русских в войну. Если японцам придется повернуть часть своих сил, чтобы встретить наступающих с севера русских, наши потери значительно уменьшатся. Президента Рузвельта обвиняли также в том, что он согласился в Ялте на русское присутствие в Северной Корее. Фактически же вступление советских войск в северную часть Кореи было согласовано после Ялтинской конференции с американским военным командованием как часть мероприятий по обеспечению капитуляции японских войск.

«Большая тройка» начинает работу

Маршал Сталин и наркоминдел Молотов приехали в Ливадийский дворец в воскресенье 4 февраля в 4 часа дня для короткой встречи с президентом Рузвельтом.

После обмена приветствиями президент и Сталин обсудили наступательные операции английских, американских и советских войск. Рузвельт сказал Сталину, что он поражен страшными разрушениями, произведенными немцами в Крыму. Это сделало его, Рузвельта, сейчас более беспощадным по отношению к немцам, чем год назад. Сталин ответил, что все стали сейчас более беспощадными, чем раньше. Разрушения в Крыму — это ничто по сравнению с тем, что гитлеровцы учинили на Украине.

Первое пленарное заседание началось 4 февраля. И. В. Сталин выразил надежду, что откроет конференцию президент Рузвельт, так же как он сделал это год назад в Тегеране.

Рузвельт ответил, что считает большой честью открыть столь важную конференцию и хочет от имени американских гостей выразить глубокую признательность хозяевам за гостеприимство и прекрасную организацию совещания.

Президент сказал далее, что народ, который он представляет, прежде всего хочет скорейшего победоносного завершения войны. Мы все лучше понимаем сейчас друг друга, чем раньше, продолжал он, и это взаимопонимание растет из месяца в месяц. Он сказал, что, как свидетельствует опыт, наилучших решений можно добиться лишь в честных и откровенных переговорах. Он, конечно, понимает, что участникам конференции предстоит пройтись по географической карте всего мира, но хотел бы предложить сначала обсудить положение на Восточном фронте. Вступление советских войск в Германию вызвало восторг народов Соединенных Штатов и Великобритании.

По предложению Сталина заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии генерал армии Антонов сделал сообщение о результатах январского наступления советских войск. Он доложил, что советские войска с 12–15 января перешли в наступление на фронте от реки Неман до Карпат протяжением 700 километров. Войска генерала Черняховского наступали на Кенигсберг, войска маршала Рокоссовского — по северному берегу Вислы, отрезая Восточную Пруссию от центральных районов Германии, войска маршала Жукова — южнее реки Вислы на Познань, войска маршала Конева — на Ченстохов, Бреслау, а войска генерала армии Петрова, действующие в полосе Карпат, — на Новы-Тарг.

За 18 дней наступления средний темп продвижения советских войск составил 25–30 километров в сутки. В результате наступления советские войска вышли на реку Одер (севернее Франкфурта) и овладели Силезским промышленным районом, перерезали основные пути, связывающие восточнопрусскую группировку с центральными районами Германии, прорвали оборонительные позиции немцев в Восточной Пруссии — на кёнигсбергском и летценском направлениях — и разгромили 45 дивизий противника.

В заключение генерал Антонов высказал пожелание, чтобы англо-американские войска на Западном фронте ускорили переход в наступление, а союзническая авиация ударами по коммуникациям препятствовала немцам перебрасывать свои войска с Западного фронта, из Норвегии и Италии на Восток.

После того как Сталин и Антонов ответили на многочисленные вопросы премьер-министра и президента, Черчилль предложил, чтобы генерал Маршалл доложил об операциях на Западном фронте.

Генерал Маршалл выступил с обзором операций на Западном фронте и ближайших планов на будущее. Он сообщил, что последствия немецкого наступления в Арденнах ликвидированы и что войска союзников в некоторых районах продвинулись дальше той линии, с которой немцы начали свое контрнаступление в декабре прошлого года.

Сталин спросил, какие пожелания имеются у союзников в отношении советских войск.

Премьер-министр Черчилль заявил, что хотел бы прежде всего выразить глубокую благодарность Великобритании — и он в этом не сомневается, — также Соединенных Штатов за мощное и успешное наступление советских войск. Все, чего он может желать, это чтобы русские продолжали наступать.

Сталин ответил, что зимнее наступление, за которое Черчилль выразил благодарность, было выполнением товарищеского долга в отношении союзников. Согласно решениям Тегеранской конференции Советское правительство не было обязано предпринимать зимнее наступление.

Президент спрашивал его, может ли он принять представителя генерала Эйзенхауэра главного маршала авиации Великобритании Теддера для обсуждения зимнего наступления, и он сразу же дал согласие.[225]

Он упоминает об этом только для того, чтобы подчеркнуть, что советские деятели не только выполняют свои обязательства, но и готовы выполнить свой моральный долг перед союзниками.

В конце заседания начальникам штабов трех держав было дано указание встретиться на следующее утро и скоординировать военные планы «Большой тройки». Подобное решение было принято за время войны впервые. Хотя три державы сражались вместе уже на протяжении ряда лет, необходимая степень взаимного доверия для совместной конкретной координации их военных усилий была достигнута лишь незадолго до Ялтинской конференции.

Весь дух заседания, как я записал в своем отчете, «был пронизан стремлением к сотрудничеству…». На меня огромное впечатление произвело тонкое чувство юмора, присущее Сталину. Наряду с юмором в его характере чувствовались сила и жесткая решительность.

Поскольку немецкое радиовещание распространяло всевозможные домыслы о совещании в Крыму, было сочтено целесообразным сделать сообщение для прессы общего плана. Днем 6 февраля трое руководителей утвердили представленное министрами иностранных дел коммюнике, в котором сообщалось, что цель конференции руководителей трех держав, проходящей «в районе Черного моря», заключается в «координировании планов завершения разгрома общего врага и установления вместе со своими союзниками твердых основ длительного мира».

Открывая второе пленарное заседание, Рузвельт предложил обсудить вопрос об оккупации Германии. В Тегеране президент США предложил расчленить Германию на пять автономных частей: 1. Пруссия (в урезанном виде). 2. Ганновер и северо-запад. 3. Саксония и район Лейпцига. 4. Гессен-Кассель и район к югу от Рейна. 5. Бавария, Баден и Вюртемберг. Кильский канал и Гамбург, Рур и Саар предлагалось поставить под контроль Объединенных Наций. Черчилль на Московском совещании 1944 года выдвигал вариант раздела Германии на две части — Пруссию и Баварию, Рур и Вестфалию он предлагал поставить под международный контроль. Выступив на пленарном заседании в Ялте, Черчилль сказал, что можно было бы создать «еще одно германское государство со столицей в Вене».

Рузвельт предложил поручить изучение этого вопроса министрам иностранных дел. Сталин и Черчилль согласились с этим предложением. На заседании 7 февраля главы правительств одобрили подготовленное министрами иностранных дел решение о создании комиссии из представителей США, Англии и СССР для изучения предложений о расчленении Германии.[226]

На третьем пленарном заседании Рузвельт объявил на повестке дня польский вопрос. Он сказал, что американское общественное мнение готово принять линию Керзона в качестве восточной границы Польши. Что касается польского правительства, он хотел бы создания такого представительного правительства, которое пользовалось бы поддержкой всех трех держав. Одно ясно, добавил он, что Польша должна поддерживать дружеские отношения сотрудничества с Советским Союзом.

Сталин перебил его, заметив, что Польша должна находиться в дружеских отношениях не только с Советским Союзом, но и со всеми другими союзниками.

Черчилль заявил, что он не раз говорил в парламенте и других местах о намерении британского правительства признать границу по линии Керзона. Его больше заботит вопрос о будущем правительстве, чем о границах. Он спросил, не могли бы они сейчас договориться в Ялте о включении в существующее польское правительство кого-либо из польского правительства в Лондоне.

Сталин сказал, что для русских вопрос о Польше является вопросом безопасности не только потому, что Польша — пограничная страна, но и в силу того, что на протяжении истории Польша всегда была коридором, через который проходил враг, нападающий на Россию. Дважды за последние 30 лет, особо подчеркнул Сталин, сделав при этом энергичный жест рукой, немцы прошли по этому коридору, чтобы атаковать нашу страну, поскольку «Польский коридор» не может быть закрыт механически извне только русскими силами. Он может быть надежно закрыт только изнутри собственными силами Польши. Вот почему Советский Союз заинтересован в создании мощной, свободной и независимой Польши. Вопрос о Польше — это вопрос жизни и смерти для Советского государства.

Что же касается линии Керзона, то он, Сталин, должен заметить, что эта линия придумана не русскими. Авторами линии являются лорд Керзон,[227] Клемансо[228] и американцы, участвовавшие в Парижской конференции 1919 года. К тому же, добавил он, «неужели вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо?..» Люди, пожалуй, скажут, что «Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками наших интересов, чем Керзон и Клемансо».

Во время своего пребывания в Москве Миколайчик[229] был очень обрадован, когда услышал, что западной границей Польши Советский Союз признает линию по реке Нейсе, а точнее говоря, по Западной Нейсе. Поэтому он, Сталин, просит Рузвельта и Черчилля поддержать это предложение.

Что же касается создания польского правительства, то, по его, Сталина, мнению, Черчилль, видимо, оговорился, предложив создать его здесь, на конференции в Ялте: как можно создать польское правительство без участия поляков? Хотя его, Сталина, многие называют диктатором, считают его недемократом, однако у него достаточно демократического чувства для того, чтобы не пытаться создавать польское правительство без согласия поляков.[230]

Окончание конференции

В последний день Ялтинской конференции президент Рузвельт, премьер-министр Черчилль и маршал Сталин подписали соглашение об условиях вступления Советского Союза в войну против Японии. Их заключительное заседание в воскресенье утром 11 февраля было затем посвящено обсуждению и утверждению совместного коммюнике, которое предстояло опубликовать на следующий день. За основу для обсуждения был принят американский проект. Со стороны русских поправок, по существу, не было. Черчилль, сам любивший сочинять подобные исторические документы, ограничился несколькими, в основном стилистическими, поправками.

После утверждения «Большой тройкой» текста коммюнике Иден, Молотов и я работали над протоколом конференции, в который были включены некоторые соглашения, либо вообще не упоминавшиеся в коммюнике либо приводившиеся в нем в краткой форме из-за соображений военного порядка или необходимости дальнейшей проработки.

Вопрос о репарациях с Германии был упомянут в коммюнике, но не в столь подробном изложении, как в протоколе, главным образом по военным соображениям, а также потому, что его передали для дальнейшего изучения в комиссию по репарациям, которой предстояло заседать в Москве. Процедура голосования в Совете Безопасности в коммюнике не вошла, так как ее необходимо было обсудить еще с Францией и Китаем. Как только эти страны дали согласие на предлагаемую процедуру голосования, я от имени президента сообщил о достигнутом соглашении 5 марта на конференции американских государств в Мехико, куда прибыл из Ялты.

Решение о том, что пять государств, имеющих постоянные места в Совете Безопасности, должны проконсультироваться между собой до конференции Объединенных Наций по вопросу о территориальной опеке, в коммюнике не включалось, поскольку его также необходимо было предварительно согласовать с Францией и Китаем.

Такие вопросы, как главные военные преступники, югославско-болгарские взаимоотношения, Персия, Конвенция в Монтрё и проливы, в коммюнике не упоминались, ибо решений по ним принято не было и все они требовали дальнейших консультаций.

Не упоминалось также и соглашение о том, что США и Великобритания поддержат на учредительной конференции ООН в Сан-Франциско предложение о допуске к первоначальному членству в ООН Украину и Белоруссию.

Президент Рузвельт хотел иметь возможность лично объяснить это соглашение лидерам конгресса и дать возможность Черчиллю решить, как лучше изложить его в палате общин. Эту договоренность решили хранить в тайне также потому, что внутри американской делегации в Ялте из-за нее возникли разногласия. Некоторые члены делегации надеялись, что Советский Союз, возможно, удастся убедить отказаться от этого требования. Но такой возможности не представилось. Позднее в марте сведения об обязательстве США поддержать это советское требование в Сан-Франциско просочились в прессу. Так как это соглашение вызвало довольно широкую критику, президент распорядился опубликовать срочное заявление, подтверждающее согласие США поддержать это пожелание Советского Союза.

Кстати говоря, возражений против нашего согласия на немедленное предоставление дополнительных голосов в Ассамблее ООН Украине и Белоруссии, по существу, не было. В ходе прений в сенате о ратификации Устава ООН этот вопрос практически даже и не затрагивался.

В Ялте президент по настоянию Бирнса[231] и некоторых других американцев обратился с письмами к Черчиллю и Сталину по данному вопросу, объяснив, что ввиду возможных затруднений внутри США он может столкнуться с необходимостью также попросить о предоставлении дополнительных голосов для своей страны в ООН. Согласятся ли два других руководителя поддержать его просьбу?

Черчилль письмом ответил, что он окажет всю возможную помощь в данном вопросе.

Маршал Сталин прислал следующий ответ:

Еще до своей смерти Рузвельт решил, что Соединенные Штаты не будут просить о предоставлении им трех голосов в Ассамблее ООН. Хотя я лично считаю эту просьбу президента ошибочной, вышеупомянутые письменные ответы служат еще одним доказательством того взаимопонимания, которое существовало в то время между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным.

Вечером в этот же день Молотов, Иден и я подписали протокол конференции. К этому времени президент покинул Ялту. Поскольку Рузвельт сообщил Сталину, что хотел бы посмотреть на страшные разрушения, которые война принесла Севастополю, он отправился в этот город и провел ночь на стоявшем там в порту американском корабле радиосвязи «Катоктин».

Итоги

Выступая на совместном заседании обеих палат конгресса 1 марта 1945 года, президент Рузвельт заявил: «Соединенные Штаты не всегда смогут добиваться устраивающих нас на 100 процентов решений ни в переговорах с Россией, ни в переговорах с Великобританией. Мы не всегда сможем находить идеальные варианты урегулирования сложных международных проблем. Но я убежден, что благодаря соглашениям, достигнутым в Ялте, обеспечена более стабильная, чем когда-либо, политическая Европа». «…Конференция в Крыму, — продолжал он, — была успешным усилием трех ведущих держав найти общую почву для мира. Она означает, она должна означать конец системы односторонних действий, замкнутых союзов, сфер влияния, баланса сил и всех других аксессуаров, которые были в ходу на протяжении столетий и которые никогда не давали нужного эффекта. Я уверен, что конгресс и американский народ воспримут результаты Крымской конференции как начало сооружения основ прочного мира, в котором будут жить ваши и мои дети и внуки».

Нелишне в заключение задать вопрос: что получил на конференции в Ялте Советский Союз в Восточной Европе, чего он уже не имел в результате блестящих побед Красной Армии? Что приобрел Советский Союз в Ялте, чего он не мог бы приобрести без всяких соглашений?

Никогда не надо забывать, что в ходе Ялтинской конференции военные советники президента сообщили ему, что Япония, возможно, капитулирует не ранее 1947 года и даже позже. Президенту также сказали, что без вступления России в войну на Дальнем Востоке завоевание Японии потребует от США дополнительно миллион человеческих жизней. Необходимо также помнить, что во время Ялтинской конференции еще не было уверенности в возможности создания атомной бомбы и что после немецкого контрудара в Арденнах, отбросившего нас назад в Европе, было неясно, сколько еще времени потребуется для разгрома Германии. Осенью 1944 года, когда войска западных союзников стремительно продвигались по Франции, резко усилились оптимистические настроения, что война вот-вот закончится. Затем последовало немецкое контрнаступление в Арденнах, которое обернулось для нас более чем только военной неудачей. Оно бросило глубокую тень на оптимистические прогнозы быстрого окончания войны с Германией. В Вашингтоне, например, службы обеспечения и снабжения вооруженных сил начали размещать новые заказы на поставки, исходя из того, что война в Европе продлится дольше, чем предполагали.

Конечно, сейчас мы можем сказать, что этот широко распространенный пессимизм не был оправдан. Но необходимо учитывать воздействие этих настроений и рассуждений на стратегию и соглашения, выработанные в Крыму. Было настоятельно важным включить Советский Союз в совместную сферу действий. Сотрудничество с Советским Союзом в войне против Японии было взаимосвязано с сотрудничеством в создании ООН и с совместными действиями в Европе.

Некоторые критики Ялтинской конференции считают, что было бы лучше вообще не заключать никаких соглашений с Советским Союзом. Если бы мы не смогли достичь согласия в Ялте, это серьезно отразилось бы на моральном духе людей в союзных странах, которые несли тяготы пятилетней войны, и привело бы к затяжке военных действий против Германии и Японии. А может быть, вызвало бы и другие непредвиденные по своей трагичности последствия для всего мира. Достигнутые соглашения приблизили окончание войны и позволили значительно сократить американские потери.

Ялтинская конференция сделала также возможным создание Организации Объединенных Наций. Хотя имевшие место после Ялты события осложнили деятельность ООН, я по-прежнему убежден, что Организация Объединенных Наций может стать величайшим в истории вкладом в дело создания стабильного и избавленного от войн мира.

В Ялте, которой суждено было стать местом последней встречи Рузвельта со Сталиным и Черчиллем, президент добивался двух основных целей. Он стремился к быстрой и безоговорочной капитуляции Германии и других стран «оси» и мечтал создать всемирную организацию по обеспечению мира и безопасности. Ялтинские соглашения несмотря на последующие трудности, сделали возможным достижение второй цели и помогли добиться первой.