От Тарутино до Малоярославца

В. А. Бессонов Военнопленные Великой армии в Калужской губернии в 1812 году

В период Отечественной войны 1812 г. в Калужской губернии решалось множество вопросов, связанных с препровождением и содержанием военнопленных Великой армии. При этом, согласно предписаниям правительства и распоряжениям военного командования, основное внимание уделялось отправлению пленных в губернии, расположенные вдали от приближавшегося к центральной России театра военных действий. Вместе с тем, следующие через губернию представители неприятельской армии должны были получать все необходимое, что требовалось для поддержания их жизни[303]. Выполнение этой задачи тяжелым бременем ложилось на гражданскую администрацию, губернские, уездные, городские органы власти и местных жителей.

В первые два месяца войны Калужская губерния не была включена в систему препровождения военнопленных. Только со второй половины августа, после выступления армии Наполеона из Смоленска к Москве, в Калуге стали появляться первые партии пленных. Это были мародеры, дезертиры и фуражиры, попавшие в плен на кордонах, организованных по границе Калужской губернии в Жиздринском, Мосальском, Мещовском, Медынском, а также Боровском и Малоярославецком уездах[304]. Кроме того, с августа из Юхновского уезда Смоленской губернии начали направляться военнопленные, взятые крестьянами и казаками 1-го Тептярского и 1-го Бугского полков, а позже и отрядом Д. В. Давыдова[305].

Массовые поступления пленных с кордонов, по свидетельству Г. К. Зельницкого, начались в последних числах августа[306]. Более точную дату можно установить на основании «Записки о действиях учрежденных из поселян кордонов по Калужской губернии» и рапорта Городской думы, в которых показано, что первые пленные были доставлены в Калугу 25 августа и с этого дня началось их продовольствование[307]. Всего на кордонах было взято в плен приблизительно 1400 представителей Великой армии и убито — 2200. При этом в августе попало в плен примерно 280 человек, в сентябре численность возросла до 1000, а в октябре снизилась до 80 человек[308].

2 сентября русская армия, покинув Москву, двинулась по Рязанской дороге. После совершения флангового маневра главнокомандующий армиями М. И. Кутузов остановил войска у Красной Пахры, откуда 9 сентября была направлена к калужскому гражданскому губернатору П. Н. Каверину первая партия пленных. Она состояла из 2 штаб-, 6 обер-офицеров и 500 нижних чинов[309] и прибыла в город 16 числа[310]. С этого времени и до начала ноября практически все пленные из действующей армии следовали в дальние губернии через калужские земли.

Данные об общей численности находившихся в Калуге пленных впервые были опубликованы в книге Г. К. Зельницкого. По его оценке, в течение двух месяцев, начиная с конца августа, через губернский город проследовало более 22 тысяч человек[311]. Эта цифра использовалась исследователями, писавшими о событиях 1812 г. в Калужской губернии[312], несмотря на то, что еще в начале 1813 г. по требованию правительства были составлены ведомости и списки о количестве военнопленных. Основываясь на циркулярных предписаниях главнокомандующего в Санкт-Петербурге и управляющего Министерством полиции С. К. Вязмитинова от 4 и 16 января 1813 г., в Калужской губернии к началу февраля были собраны статистические сведения о военнопленных для представления императору[313]. Согласно выявленным губернским начальством данным, в Калужскую губернию в течение всего 1812 г. поступило 14653 военнопленных, в числе которых было 6 генералов, 15 штаб-офицеров, 368 обер-офицеров и 14264 нижних чинов (см. табл.). Из этого количества в разное время бежало 57 человек (0,4 %) и умерло 1139 пленных (7,8 %). Большая часть из прибывших в губернию военнопленных оказалась отправлена в глубь страны. Эта цифра, 13354 человека, составляла примерно 91,1 %. Совсем незначительное, по сравнению с ней, количество военнопленных — около 0,7 % (103 человека) — осталось на жительство в Калужской губернии[314].

Сложившаяся с августа 1812 г. система принятия военнопленных выглядела следующим образом. Поступающие с кордонов от их начальников или от Земских судов и из Главной квартиры от ее коменданта пленные, присылались на имя калужского гражданского губернатора. Губернатор или исполняющий его должность вице-губернатор обращались к начальствующему над войсками в Калуге лицу с просьбой принять пленных. Последний, в свою очередь, приказывал Ордонанс-гаузу (военной комендатуре) разместить их и назначить караул.

Отправление пленных происходило подобным путем. Губернатор относился к начальнику войск, который приказывал Ордонанс-гаузу отправить находившихся в Калуге пленных в указанное место. Ордонанс-гауз отряжал для сопровождения конвой и рапортовал губернатору о готовности партии к отправке, «покорнейше прося» снабдить партионного офицера наставлениями, предписанием и кормовыми деньгами на время следования. По исправлении всех бумаг партия покидала город[315].

Существовавший порядок временно был изменен в 20-х числах сентября 1812 г., когда по предложению начальника войск Калужской губернии В. Ф. Шепелева губернатор начал самостоятельно давать Ордонанс-гаузу распоряжения, как о приеме, так и об отправлении пленных из Калуги[316]. Таким образом, с конца сентября система «губернатор — Шепелев — Ордонанс-гауз» трансформировалась в «губернатор — Ордонанс-гауз». Хотя за Шепелевым, вероятно, сохранились функции приема пленных, поступавших с кордонов. Об этом свидетельствует отношение губернатора к Лихвинскому уездному предводителю дворянства от 23 сентября, в котором указывается: всех пленных, бродяг, подозрительных людей и являющихся рядовых российской службы отсылать к Шепелеву[317]. Упрощение системы принятия и отправления пленных произошло в наиболее опасный для Калуги и губернии период. Существовавший ранее порядок был восстановлен к концу октября 1812 г.

Особенность первого этапа Отечественной войны заключалась в том, что военнопленные считали себя тогда больше победителями, чем побежденными. Они вели себя дерзко и заносчиво: сопротивлялись конвою, грабили жителей, нападали на партионных офицеров и т. д. Существование подобных фактов подтверждал в циркулярном предписании от 5 сентября главнокомандующий в Санкт-Петербурге, который требовал от губернаторов обеспечить порядок среди пленных, следовавших к местам своего назначения[318]. Поэтому в Калуге, для уменьшения угрозы со стороны военнопленных, было решено отправлять их в дальние губернии в деревянных колодках, которые специально для этой цели были изготовлены на деньги Городской думы. Необходимость этой меры Ордонанс-гауз объяснял следующим образом: «…дабы в отправке их (пленных. — В. Б.) не было остановки и через коварство не последовало какого-либо между оными злоупотребления, как уже и случилось 24 числа с отправленным партионным господином офицером, ибо мщенье сих злодеев столь велико, что на поле сражения объявя о себе словом с общей стороны военного положения — слово пардон, пренебрегая, умерщвляют невинность»[319].

Следует заметить, что в отдельных случаях и крестьяне проявляли нетерпимость и жестокость к проходившим через селения военнопленным. В воспоминаниях француза де Серанга описывается случай, рассказанный ему доверенным человеком. Последний сообщил, что в одной из деревень Калужской губернии крестьяне при прохождении партии пленных выкупили у конвоя несколько десятков человек, которых тут же живьем закопали в землю. Вероятно, в этом рассказе есть некоторое преувеличение, но подобное происшествие вполне могло иметь место, если принять во внимание случаи убийства калужскими крестьянами не только представителей неприятельской армии, но и своих, подозреваемых в мародерстве, солдат и офицеров[320].

С октября 1812 г. поведение пленных изменилось. 14 октября от Малоярославца Великая армия Наполеона начала свое отступление к Смоленску, и с этого времени французские пленные начали постепенно терять заносчивость и дерзость, являясь все больше в образе больных, голодных, исстрадавшихся людей. Во второй период войны военнопленные представляли собой в Калуге жалкое, достойное сострадания зрелище. Современник тех событий Г. К. Зельницкий писал: «Сии сподвижники Наполеонова честолюбия все без изъятия были полунагие, иссохшие от голода и болезней, и представляли собою страшную картину бедствия человеческого. Они походили на огромную толпу нищих. Многие из них, будучи в крови и ранах, прикрывали грудь свою соломою или рогожами от холода и крайностей»[321].

В конце августа первой половине октября 1812 г. военнопленные в Калуге получали порционные деньги от Городской думы. Следует заметить, что первоначально в Казенной палате не существовало соответствующей статьи расходов на военнопленных. Поэтому калужский губернатор был вынужден предписать Думе из ее средств выделять военнопленным положенные суммы. Кроме того, она финансировала еще содержание госпиталя и Ордонанс-гауза. Система содержания пленных выглядела следующим образом. Дума удовлетворяла требования Ордонанс-гауза по продовольствованию пленных и отчитывалась в затратах перед губернатором. Последний обращался с предложением к Казенной палате, выдававшей через губернское казначейство под расписку деньги, которые шли на оплату издержек в Городскую думу[322].

29 сентября в Калугу поступило циркулярное предписание главнокомандующего в Санкт-Петербурге С. К. Вязмитинова от 29 августа, в котором определялся порядок препровождения и содержания военнопленных, а также вводилась новая система выплат порционных денег (унтер-офицерам, рядовым и нестроевым назначался солдатский провиант и 5 коп. в день, обер-офицерам — 50 коп., майорам — 1 руб., полковникам и подполковникам — 1 руб. 50 коп., генералам — 3 руб.)[323]. До получения предписания из Санкт-Петербурга пленные продовольствовались по расценкам, существовавшим в действующей армии. Генералы получали в сутки 3 руб., штаб-офицеры — 2 руб., обер-офицеры — 1 руб., а нижние чины — 10 коп. Особыми льготами пользовались испанцы и дезертиры, которым выделялось по 15 коп. С появлением в Калуге циркулярного предписания от 29 августа система продовольствования пленных не изменилась. По старым расценкам Дума продолжала платить до 19 октября, о чем свидетельствуют требования Ордонанс-гауза и отчетные регистры Думы[324].

14 октября Кутузов направил калужскому губернатору предписание. В нем, на основании рапорта главнокомандующему от находившегося в Калуге с инспекторскими целями генерал-майора М. И. Левицкого, указывалось, что в городе отпускается в сутки кормовых: штаб-офицерам по 1 руб., обер-офицерам по 50 коп. и нижним чинам по 10 коп., а «…положенный же сим последним сверх 10 коп. провиант вовсе не отпускается, отчего, как доносит г. Левицкий, пленные претерпевают крайнюю нужду и чрез то между ними происходит сильный ропот»[325]. Далее Кутузов уведомлял, что по сделанному положению штаб-офицеры должны получать 2 руб., обер-офицеры — 1 руб., а нижние чины 10 коп. и провиант по солдатской норме, и просил впредь это положение выполнять. Замечание Кутузова было обоснованно, так как в Калуге, действительно, провиант пленным не выдавался. Вместе с тем, сохранившиеся в Государственном архиве Калужской области по этому вопросу требования Ордонанс-гауза к Думе показывают, что деньги на продовольствование пленных испрашивались в полном объеме. То есть, штаб-офицеры получали в сутки 2 руб., а обер-офицеры по 1 руб. Такое противоречие можно объяснить либо неосведомленностью Левицкого, либо тем, что назначенные от Думы представители выдавали на руки пленным не всю сумму, а лишь ее часть, присваивая остаток денег себе.

В своем предписании Кутузов предлагал производить продовольствование по расценкам, не соответствующим циркулярному предписанию Вязмитинова от 29 августа. Но учитывая то, что Калужская губерния с 28 августа была на военном положении и приказы Кутузова приравнивались к высочайшему повелению, военнопленные в Калуге до появления циркулярного предписания от 29 октября 1812 г. (о неукоснительном соблюдении предписания от 29 августа и выплате нижним чинам испанской нации по 15 коп. в сутки) получали порционные деньги, установленные главнокомандующим армиями.

После оставления французами Калужской губернии гражданский губернатор, во исполнение предписания Кутузова от 14 октября и с целью упорядочить снабжение и содержание находившихся в городе военнопленных, выделил специального чиновника в лице заседателя Палаты гражданского суда Н. Н. Михайлова. С этого времени начался новый этап существования пленных в Калуге.

Ордером от 18 октября 1812 г. губернатор довел до сведения Михайлова его обязанности по военнопленной части. По вновь установленной в городе системе содержания военнопленных Дума должна была заботиться о ежедневной выдаче нижним чинам продовольствия (по 3 фунта хлеба на человека), а Михайлову предписывалось снабжать пленных кормовыми деньгами, наблюдать за теплом в отведенных военнопленным квартирах и докладывать о лицах, нуждающихся в одежде и обуви. Каверин также предлагал Михайлову следить за тем, «…чтобы ежедневно пленные все им назначенное получали без недостатка»[326]. 19 октября губернатор новым ордером расширил функции чиновника по военнопленной части, предписав ему самостоятельно заниматься обмундированием пленных. Для этого Михайлов должен был требовать от Думы необходимое количество вещей и давать ей расписки в получении одежды и обуви для последующей оплаты[327].

Выполняя около двух месяцев возложенные на него функции по военнопленной части, Михайлов старался наладить снабжение и содержание пленных в соответствии с выдвигаемыми на государственном уровне требованиями и прилагал усилия для ликвидации имевших место беспорядков и злоупотреблений со стороны органов, ответственных за военнопленных: Ордонанс-гауза, полиции, Думы. Нестабильность военного времени и трение в самой системе содержания пленных в Калуге постоянно возвращали его к решению одних и тех же вопросов. Несмотря на это, Михайлову удалось привлечь внимание губернской администрации к проблемам военнопленных и успешно решить задачи, связанные с размещением, обмундированием, продовольствованием и медицинским обеспечением[328].

Благодаря усилиям Михайлова, неоднократно обращавшегося к вице-губернатору с просьбой наладить медицинское обслуживание военнопленных, в 20-х числах ноября их стали принимать в Калужском военно-временном госпитале[329]. Однако, положение пленных от этого не облегчилось. Сведения об их смертности сохранились в двух, дошедших до нас, рапортах, направленных из госпиталя губернатору. В одном, от 28 ноября, показано, что накануне, 27 числа, в госпитале состояло 440 больных военнопленных, из которых к 28 ноября умерло 35 человек. В другом рапорте говорится, что 6 декабря в госпитале было 300 пленных, а к 7 числу их количество уменьшилось до 279[330]. Следовательно, при большом скоплении военнопленных смертность среди них за сутки достигала примерно 7 %.

О тяжелом положении больных пленных в Калужском госпитале сохранились свидетельства лейтенанта 6-го вестфальского линейного полка И. Ваксмута, который находился в Калуге с 19 октября 1812 г. до июля 1813 г. Так, например, в своих воспоминаниях он описал случай, произошедший с его соседом, гвардейским капитаном, голландцем Ван дер Хефтом. Последний в отчаянье решил покончить жизнь самоубийством и начал бить себя тяжелым оловянным стаканом по голове и груди. «Но, — пишет Ваксмут, — так как ему не удавалось таким образом покончить с собой, то он приподнялся на колени. „Куда вы?“ — спросил я его. „К черту, в пекло!“ — ответил он. „Еще успеете, — успокаивал я его. — Подождите, пока смерть придет“. „Нет! Я хочу к мертвецам!“ — настаивал он. И в то время как он так стоял на своем соломенном тюфяке, опираясь на локти и колена, верхняя часть тела перетянула, и он упал ничком на землю. Мы позвали дежурных дядек, и они снова уложили его в постель. Он при падении разбил себе переносицу, и у него сильно текла кровь. К нему подошел аптекарский служитель, в черном фартуке, именовавший себя лекарем и, пробормотав несколько слов, снова ушел, однако через короткое время вернулся, неся огромный пластырь, который прилепил на лицо голландцу, залепив ему при этом рот и нос, так что тот через несколько минут задохся»[331].

Круг обязанностей, лежавших на плечах Михайлова, делал должность чиновника по военнопленной части сложной в исполнении, трудоемкой и ответственной. В конце ноября к нему в помощь был прикомандирован титулярный советник Е. Д. Молотков, фамилия которого первый раз упоминается в документе от 29 числа[332]. Напряженная деятельность подорвала силы Михайлова, и 2 декабря он рапортовал Каверину, что по болезни не в состоянии исправлять должность по военнопленной части. Однако ему пришлось еще неделю оставаться на службе. Только 9 декабря губернатор направил ордер Молоткову, вменив ему в обязанность исполнять вместо заболевшего Михайлова функции по военнопленной части.

На долю Молоткова выпал один из самых трагических периодов в истории пребывания военнопленных Великой армии в России, когда огромное количество взятых наступавшими русскими войсками пленных в суровых условиях зимы следовали в дальние губернии России.

3 ноября из Главной квартиры в Калугу была отправлена партия под надзором поручика Литовского уланского полка Ламберта. Именно ее, вероятно, видел выехавший 25 ноября из Мещовска в Рославль Д. М. Волконский. В своем дневнике он записал: «Встретил я пленных французов и разных с ними народов, оне в гибельном положении, их ставят на биваках без одежды и даже почти без пищи, то их множество по дороге умирает, даже говорят, в отчаянии они людей умирающих едят. Жалкое сие зрелище имел я проездом в ночь, они сидели при огнях, мороз же был свежее 20-ти градусов, без содрогания сего видеть неможно»[333].

Партия Ламберта прибыла к Калуге 6 декабря и была размещена в селе Спасском Перемышльского уезда и в деревне Желыбино Калужского уезда, так как среди пленных оказалось много больных «гнилой горячкой» (тифом). Из отправленных в Калугу 2 штаб — и 20 обер-офицеров, 2310 нижних чинов и 6 женщин до окрестностей города, по свидетельству Ламберта, добрались только офицеры и 500 рядовых. В составленной 13 ноября Молотковым ведомости числилось 415 пленных, из которых 161 человек оказался болен. 21 декабря в Калугу, для подготовки к дальнейшему следованию, было отправлено 310 нижних чинов. Из этого числа 86 человек разместили в госпитале. Таким образом, в окрестностях города осталось 105 зараженных «прилипчивыми» болезнями пленных, которые были, фактически, оставлены на произвол судьбы. 10 февраля 1813 г. Перемышльский земский суд уведомлял своего уездного предводителя дворянства, что в селе Спасском из партии Ламберта умерло 96 человек[334]. Из прибывших в Калугу пленных, после снабжения их одеждой, в дальние губернии были отправлены лишь 2 штаб — и 18 обер-офицеров, 226 нижних чинов и 3 женщины. Офицеры почти в полном составе (91 %) продолжили свое движение в глубь страны. Что же касается нижних чинов и женщин, то лишь 9,9 % от общего числа в 2316 человек смогли покинуть Калугу[335].

Основным местом, где останавливались партии пленных при движении в дальние губернии для смены конвоя, получения провианта, порционных денег и одежды являлся губернский город Калуга, в котором все вопросы по военнопленной части решались под непосредственным надзором губернатора. Однако, помимо Калуги, функции содержания пленных в пути выполнял в декабре 1812 г. еще и уездный город Мосальск. Сюда 22 ноября прибыла партия под надзором адъютанта коменданта Главной квартиры штабс-капитана Кахначевского, отправленная 2 ноября из Главной квартиры в составе 2 штаб-, 66 обер-офицеров, 2899 нижних чинов и 20 женщин, а всего — 2987 человек[336]. К 5 декабря эта партия в Мосальске насчитывала 2 штаб-офицера, 66 обер-офицеров и 965 нижних чинов, в число которых, вероятно, входили и женщины. Следовательно, численность партии за 20 дней следования до Мосальска и 13 дней пребывания в Калужской губернии уменьшилась на 1954 человека. 5 декабря 1812 г. в уездном городе находилось лишь 34,6 % от общего количества военнопленных, покинувших 2 ноября Главную квартиру. Для раздачи пленным положенных им порционных денег и одежды в Мосальск прибыл назначенный от калужского губернатора чиновник — коллежский советник А. П. Степанов — известный литератор, участник Итальянского похода 1799 г., ставший впоследствии енисейским и саратовским губернатором[337]. Через 21 день после прибытия партии, примерно 13 декабря, большая часть пленных под присмотром партионного офицера Патрунии в составе 62 офицеров и 650 нижних чинов покинула Мосальск и продолжила свое следование в дальние губернии через Белев. До этого, 10 декабря в Калугу были отправлены 28 испанцев и португальцев, а в Козельский госпиталь — 227 нижних чинов и, вероятно, 6 офицеров. Исходя из этих данных видно, что в Мосальске осталось 60 пленных от численности на 5 декабря, которых можно считать умершими[338].

Особенности пребывания партий Кохначевского и Ламберта в Калужской губернии наиболее ярко иллюстрируют тяжелое положение военнопленных, следовавших из действующей армии в дальние губернии в ноябре декабре 1812 г. Более 2/3 от численности отправленных из Главной квартиры пленных умерло, не дойдя до Калужской губернии, а оставшиеся в живых на треть были обморожены или заражены «прилипчивыми болезнями». Губернское начальство, выполняя предписания правительства, организовывало снабжение пленных деньгами, продовольствием и теплыми вещами. Однако, несмотря на эту заботу, больные, голодные, изможденные и упавшие духом военнопленные были не в состоянии за короткий промежуток времени восстановить свои силы. Поэтому одна часть пленных продолжала умирать в местах остановок и госпиталях, а другая ожидала подобной участи на пути к назначенным им для поселения местам.

Появление больных заразными болезнями пленных повлияло, в числе прочих факторов, на развитие в Калужской губернии эпидемических заболеваний. Губернские власти пытались ограничить распространение болезней от военнопленных, но, несмотря на все попытки, оградить жителей губернии от «прилипчивых» болезней не удалось. Как свидетельствовал Г. К. Зельницкий, только в губернском городе в ноябре-декабре ежедневно умирало от 50 до 70 человек. «…Есть примеры, что в некоторых селениях сей губернии из 400 умерло в то же короткое время 120 одних ревизских душ», — добавлял он[339]. Подобная тенденция обнаружилась и в других губерниях. Эпидемии возникали как в местах, затронутых войной, так и в губерниях, связанных с препровождением и размещением военнопленных.

Возникновение во многих губерниях эпидемических заболеваний заставило правительство принять радикальные меры. 24 декабря всем губернаторам было разослано циркулярное предписание главнокомандующего в Санкт-Петербурге с требованием остановить дальнейшее движение военнопленных в глубь страны. Этим старались уменьшить смертность среди пленных и оградить жителей от распространения заразных болезней. 1 января 1813 г. распоряжение главнокомандующего в Санкт-Петербурге достигло Калуги[340]. С этого момента начинается новый, мирный, этап пребывания военнопленных в Калужской губернии[341].

Таким образом, Калужская губерния на протяжении 1812 г. решала все поставленные правительством задачи, связанные с препровождением и содержанием военнопленных, выполняя различные функции по военнопленной части в зависимости от изменения военной обстановки. В течение Отечественной войны через Калужскую губернию, как и через другие губернии, пленные препровождались в глубь страны. Вместе с тем, приближение к ней главного театра военных действий привело к тому, что в сентябре — первой половине октября Калуга стала ближайшим и важнейшим узловым коммуникационным пунктом российских войск, которые после оставления Москвы и совершения флангового маневра перешли на Старую Калужскую дорогу и расположились в Тарутинском лагере. В этот период, когда началась «малая война» и произошли Тарутинский бой, Малоярославецкое сражение и бой под Медынью, через губернию следовали практически все пленные, взятые калужскими поселянами на кордонах и юхновским «поголовным ополчением», казачьими полками и «временной военной силой», армейскими частями и партизанскими отрядами. При этом основным местом, где происходило принятие, снабжение и формирование партий пленных перед отправлением в дальние губернии, являлся губернский город, через который следовали практически все военнопленные.

На первом этапе Отечественной войны 1812 г. в Калужской губернии происходило становление системы содержания военнопленных. Обращая особое внимание на препровождение пленных, губернская администрация не уделяла должного внимания удовлетворению их нужд, поэтому до середины октября 1812 г. пленные не получали в Калуге в полном объеме того, что им было назначено правительством. Их содержание ограничивалось выдачей порционных денег и организацией временного размещения. Возникавшие злоупотребления и безразличие к пленным со стороны органов, ответственных за их содержание, не способствовали улучшению снабжения военнопленных. Вместе с тем, несмотря на имевшиеся сложности, созданные в Калужской губернии условия были достаточны для поддержания жизни военнопленных, о чем свидетельствует их низкая смертность.

Положение пленных меняется на втором этапе Отечественной войны 1812 г. После отступления неприятельских войск из Калужской губернии в Калуге 18 октября появляется специальный чиновник, отвечавший за точное исполнение всех требований военного командования и правительства по военнопленной части. С этого времени система содержания пленных налаживается. Кроме порционных денег они начинают получать одежду, обувь, провиант (нижние чины), медицинское обслуживание и т. д. Однако, несмотря на стремление губернской администрации с максимальной точностью выполнять предписания правительства по обеспечению пленных всем необходимым для сохранения их жизни, положение военнопленных в губернии было тяжелым. Причина такой ситуации заключалась в том, что перед губернским начальством правительство ставило еще одну задачу — отправление всех пленных в назначенные для их жительства места. Движение военнопленных в глубь России, связанное с лишениями и трудностями, губило уже измученные отступлением остатки Великой армии. Выдаваемые пленным деньги, провиант, предметы одежды и обуви не могли спасти их жизни, пока они непрерывно, в течение нескольких месяцев, шли на восток, теряя силы и умирая от эпидемических заболеваний. Показанные особенности пребывания пленных в Калужской губернии, отражают общие тенденции положения военнопленных Великой армии в России в период Отечественной войны 1812 г.