ОТ ВЕТРА ГОЛОВЫ

Московские записки

Утром 13 марта вышел я с дорожной сумкой за порог родного дома. Переступил черту новой, неведомой пока мне жизни. Попрощался с родными. Они знали, что я еду в Москву. Буду сдавать сессию в «Богородичной Академии Мира». А потом останусь в «Богородичном монастыре». Надолго. Может быть, навсегда. Впрочем, многое будет ещё зависеть от того, как быстро я найду людей «Розы Мира» в Москве. А если не найду? Заканчивать академию, зарубаться до конца жизни у «богородичников»? А если в Москве, в «Богородичном Центре», такие же невротики, как у нас в провинции? Если там так же братьев своих называют змеями и гонят прочь? Почему бы нет! «Откровение Матери Божией о змеях в церкви» пришло же из Москвы. От Береславского. Но как бы ни было, назад у меня пути нет. Прощай, прежняя жизнь! А там посмотрим.

Итак, что я знаю: через пару часов отъезжаем с Парковой, 28. По приезде в столицу три дня будет идти «Богородичный собор». Затем «соборяне» этим же автобусом отбудут обратно. А у меня сдача экзаменов. Потом «благословляюсь» у какого-нибудь «отца» в «монастырь».

Отъезд задерживается. Как здесь не выпить пива с подошедшим отцом Иваном. Батюшка подошёл благословить меня в дорогу и заодно взять статую Девы Марии для своего прихода. Оказывается, статуи Марии, отлитые нашими «богородичниками», идут в его западно-украинском селе «на ура». И «Розарий богородичный» его прихожане с удовольствием читают. «Богородичники» перевели «Розарий» на украинский язык, вот за этими книжечками и приехал отец Иван.

К отцу Ивану «богородичники» хорошо относятся. Прощают ему то, что он в «красно-драконовской» церкви. Тем более, «украинский вариант» не столь тяжёл, как «московский». В «богородичных» книгах пишут, что во время раскола к Киевскому Патриархату перешла лишь незначительная часть грехов Московской Патриархии. Уже одно то, что на приходе отца Ивана читают «Розарий», вселяет «богородичникам» большую надежду. Как-то Епифаний мне прямо сказал, что со временем весь приход отца Ивана перейдет к ним. Сомневаюсь. Я хорошо знаю отца Ивана, он перейдет только в том случае, если сбудутся апокалиптические предсказания Береславского. Но тогда все станут «богородичниками». А пока я и сам не уверен, что долго смогу пробыть в «богородичной церкви»

– Знаешь, – говорю я отцу Ивану за пивом, – не верится как-то, что жизнь свою с «богородичниками» свяжу.

– Ты, главное, в столице тормознись, а там будет видно.

– Мне бы людей «Розы мира» найти, не может быть, чтобы их не было там, – неуверенно признаюсь я.

Отец Иван молчит, вертит в руках бутылку с пивом, потом вздыхает и говорит, – это было бы хорошо. Только, мне кажется, что время для «Розы Мира» ещё не пришло.

– А когда оно придёт?

– Думаю, когда с нас песок старческий посыплется, и нам ничего от этой жизни больше не надо будет, тогда и наступит «Роза Мира». А пока ты Витамина лучше поищи. А то мамочка его беспокоится, пропал сынок.

– Ладно, – говорю я, – кажется, подали автобус. А Витамина я поищу.

* * *

Из дорожных впечатлений память выхватывает фрагменты. Смиренные сёстры покачивают аккуратными, в платочках, головками. В такт молитве. Сияют «святые отцы». Микромир «Богородичного Центра» уютно уместился в салоне комфортабельного автобуса. Зелёные бачки с трапезой. Такие же, как были у нас в армии. Почти непрерывное чтение «Розария». В промежутках между чтением – песнопения, посвящённые Божией Матери. Иногда отцы произносят проповеди о вышней любви. И вот уже кажется, что все в автобусе любят друг друга вышней любовью. А то, что «неправильных» братьев называли змеями, выгоняли их прочь с Парковой – в это верится с трудом. Может эти братья действительно были проклятыми.

Идиллия рушится на границе Украины. Нас держат почти пять часов. Не у всех в порядке документы. Двоих арестовывают и уводят в таможенное отделение. Происшедшее воспринимается «богородичниками» как козни сатаны. Отцы уходят вызволять братьев из рук мытарей. Оставшиеся братья и сёстры усиленно читают «Розарий». Через час арестованных приводят обратно. Потом опять уводят. Уже в милицию. Украинские таможенники нервничают. Не знают, что можно содрать со странных людей, у которых на переднем стекле автобуса красуются огромные портреты святого императора-страстотерпца Николая II и императрицы Александры. Наконец отпускают.

Российскую таможню проходим без проблем. Автобус останавливают прямо возле общественного туалета – одинокое странное здание посреди поля. Два брата, те самые, из-за которых возникли проблемы на Украинской границе, предусмотрительно прячутся в туалете, на момент проверки документов. Уже через полчаса мы в пути. Россия встречает нас холодом, снегом, зимой. И, конечно же, просторами. Так легко дышится!

Пейзаж за окном почти не изменился – та же лесостепь вперемежку с искусственными лесопосадками. Однообразные поля. Унылые, по-зимнему, села (или деревни). Заброшенные, недостроенные строения (такие же сюрреалистические здания я видел и на Украине), одиноко торчащие посреди поля и похожие на гнилые, обломанные зубы. И все равно, так легко дышится! Пространство России разливается глубоко внутри меня, в самой сердцевине души.

Россия! Я не был в России семь или даже восемь лет. Ничего не изменилось. Я по-прежнему люблю Россию!

В Москву въезжаем с большим опозданием. Ночью. Огромный город тонет в неоновом свете реклам. Стреляет в глаза обнажёнными телами, губами, чулками, ковбоями, сигаретами, диванами. Новым образом жизни. Пространство неона пронизывают желтые спицы лучей. Чадят фонари и мигают фары ночных машин. И редкие, редкие прохожие. Москву не узнать. Последний раз я был в столице в начале 90-х. Тогда город был ещё по-советски серым. Он только начинал расцвечиваться неоновыми пятнами новой жизни. Теперь всё по-другому. Ночная Москва напоминает мне галлюцинирующего, под ЛСД, наркомана. Не знаю почему. «Богородичные» братья стыдливо выглядывают в окно. Рассматривают полуобнаженных красавиц на огромных биг-бордах. Сестры притворяется спящим. Отцы пытаются молиться. Но тёмные контуры зданий надвигаются всё плотнее и плотнее. И вот уже пожирает нас сине-желтый бездонный тоннель.

Всё, наивные провинциалы. Ничего нет, помимо ночного города.

Утром автобус подвозит нас к шикарному Дворцу Спорта. Памятнику позднесоветской «планетарной» архитектуры. По-быстрому выгружаемся из автобуса и почти бежим в чрево Дворца. (Скорее, скорее – опаздываем). В фойе не протолкнуться. Кипит бойкая торговля. Всюду расставлены столы с «богородичной» продукцией: аудио и видео кассеты, фотографии «пророка» Божией Матери архиепископа Иоанна, фотографии предыдущих соборов, статуи Девы Марии «Фатимской», «Розария» и т. д. Со стен свисают чёрные гроздья усилителей. Душераздирающий вопль несётся из них. Сдавленный, рыдающий шёпот:

– Дай пить!

И снова вопль:

– Жажду!!! Жажду!!! Жажду!!!

И рыдания:

– Деточки! Мамочка! Деточки! Мамочка! А-а-а-а! А-а-а-а!

Неприятные, холодные мурашки бегут по спине. Это с непривычки – успокаиваю я себя. Проталкиваюсь в зал. Огромный зал, наверное, тысяч на пять, забит людьми. Люди сидят, стоят в проходах. Чем ближе к сцене, тем плотнее толпа. Сама сцена окружена плотным кольцом соборян в причудливых монашеских одеяниях. Над людским морем одиноко парит человек с телекамерой. Чуть ли не посекундно пылают фотовспышки. В другом конце зала, на возвышении, просторная ложа с почётными гостями собора. На ней католические ксёндзы и даже один кардинал (если судить по красной шапочке на голове), какого-то полу-буддийского вида монахи, элегантно одетые господа. Видимо, спонсоры.

Пробиваюсь на максимально близкое расстояние к сцене. До неё метров тридцать. «Пророк» виден, как на ладони. Он рыдает, закрыв ладонями лицо. Я мучаюсь вопросом: настоящий ли это плач? Если да – тогда есть в этом что-то нездоровое. Рыдать перед объективами телекамер. Перед многотысячной толпой? Нет. В этом что-то не русское. У нас плач – дело келейное: ты и твои грехи.

Внезапно плач переходит в радость. Как у детей. Минуту назад плакал – и вдруг чему-то обрадовался. И забыл, что плакал. «Пророк» поднимает лицо. Кажется, на щеках у него, действительно слёзы. А может только кажется, в мареве электрических вспышек. Живой «пророк» немного разнится со своими бесчисленными фотоснимками в «богородичных» книгах. На фотоснимках он напоминал мне цыгана. А здесь, вылитый, просто «калерованый» еврей. Ум мой двоится:

Может ли еврей искренне плакать перед многотысячной толпой…Слушай, ты ждал этого собора полгода, а теперь стоишь здесь, «обсасываешь пророка»…Нет-нет, он блестящий артист, сыграл свой плач так искренне, что сам же в него и поверил…А тебя всегда страшили резкие голоса, эксцентричные жесты, бурные эмоции. Сам то ты кто?...Уж не «семя ли я змея»?!... Всё, ни о чём больше не думать. Попытаться проникнуться «духовной атмосферой» собора…«Семя змея»! Какое дисциплинирующее изобретение «богородичных» отцов…А может, действительно правда, насчёт «семени змея»?

Неприятные воспоминания наваливаются на меня:

Всё началось в октябре прошлого года. Отцы ездили в Москву на день рождения «пророка» Божией Матери. Уж не знаю, что там с ними «пророк» сотворил, но по приезду отцов как подменили. Отцы приехали необычайно возбужденные и злобные. На первой же литургии было объявлено – в церковь проник змей! После этого начался жуткий спектакль. И кто его начал?! А начал всё «любвеобильный» отец Василий из Закарпатья. Он выгнал «интеллигентного зэка» брата Вячеслава. Под видом того, что Вячеслав духовно обкрадывает своих братьев. Выгнал прямо во время литургии. Впрочем, и Вячеслав в долгу не остался. Вышел во двор и закатил жуткую истерику. На радость жильцам дома на Парковой, 28. После этого отец Василий, как взбесился. Помню, пришёл я на литургию вместе с Кришнаитом, знакомым Витамина. Он подбежал к Кришнаиту, толкнул его и спрашивает – ты кто?! Кришнаит подумал и сказал – Ну, человек. Отец Василий помолчал и спрашивает – ходишь к «кришнаитам»? Хожу – честно признался Кришнаит. Змей, вон!!! – Завопил отец Василий. Кришнаит захохотал и вышел вон. А у меня всё оборвалось внутри. В эту минуту я потерял веру в «богородичников». В то, что «богородичники» – предтечи «Розы Мира».

Начали выгонять сестёр. Причём, сами сестры сдавали друг друга, сводили свои мелочные счеты. Помню, как одна сестра обвинила другую в том, что та якобы украла у неё 10 гривен. Отец Василий, тот, что из Белоруссии, вывел «воровку» на середину храма и заставил каяться. Со стороны всё это выглядело чудовищно – Кайся! Кайся! Кайся! – Визжал Василий. Каюсь, каюсь, каюсь, – захлебывалась слезами сестра. Всё это продолжалось минут пятнадцать, а потом Василий объявил, что сестра так и не покаялась, потому что она «семя змея». С этого случая я почти перестал посещать «богородичников». Епифаний на меня обижался, но меня ноги не несли на Парковую, 28. Дурдом на Парковой продолжался до декабря. До тех пор, пока всех неугодных не выгнали. Тогда же, в декабре, стало известно, что меня зачислили в академию. Потом пришли учебники. В «Марианском катехизисе» я прочитал про «проклятых от семени змея», что они, мол, не Адамова рода. Не человеческого происхождения. «Проклятые от семени змея» приходят и незаконно воплощаются на Земле. Теоретически, их всего 5% на жителей Земли. Но ползут эти «гады» в «богородичную церковь святых». Искушать «святых» их прямая обязанность…Нет, не могу согласиться с «Марианским катехизисом». Тогда как же я собираюсь учиться в академии? А может, и я сам, того, «семя змея». В «катехизисе сказано, что «змеи» начисто лишены видения своих грехов. И я свои грехи не очень-то хорошо вижу…

Одна из сестер с сияющим и одновременно заплаканным лицом больно толкает меня в бок. Брат, благодать-то какая, – томно стонет сестра – ангелы сжигают греховные свитки!

Странно, почему я не чувствую благодать? Ум мой опять двоится, Господи, так можно и до шизофрении дойти:

Не чувствуешь благодать, значит против Божией Матери? Значит «семя змея»!... Быть против Божией Матери?! Да, страшно даже подумать. Просто я пытаюсь разобраться, насколько Береславский Её пророк… Жалкий человечишка с хлипкими интеллигентными мозгами. Нет, он пытается разобраться. Вы только посмотрите на него. Да ты разуй глаза и посмотри, что вокруг происходит. Благодать-то какая! Всем грехи прощаются!...

Действительно. Сияющий «пророк» объявляет о прощении грехов всем присутствующим в зале. И о начале 15-го собора.

Собор начинается с долгой проповеди «пророка». Как я ни стараюсь, но проповедь отца Иоанна производит на меня впечатление гнетущее. В плане работы мысли она никакая. Скудость мысли с лихвой перекрывает богатство эмоций. Вся проповедь состоит как бы из ярких, но почти не связанных между собой картинок. Непонятно, о чём в целом речь. То говорилось о том, как Господь с полу-отрубленной головой ушёл в пустыню. То, что Он хотел уйти в пустыню в Гефсиманском саду. Но не ушёл. И как всё это прозревала и скорбела от того Пресвятая Дева. Но теперь Её власть над миром. И вдруг, речь уже идёт об императрице Александре. Так что непонятно: чья власть над миром? Пресвятой Девы или императрицы.

Голос у «пророка» высокий, почти женский, с придыханием и растягиванием согласных. Неприятный голос.

От нудной проповеди наваливается скука. Хочется курить. К тому же надо искать Витамина и людей «Розы Мира». Витамина в такой толпе найти будет непросто. Проще с людьми «Розы Мира». Нужен только бесплатный телефон. Или телефонная карточка, жетоны, думаю, здесь не катят. Я уже заметил, что телефоны-автоматы в Москве «навороченные», большие, синие и с кнопочками, как на Западе. Только дорого, наверное, карточка стоит. А лишних денег нет. Так что лучше найти бесплатный телефон. И позвонить в «Фонд Даниила Андреева». Но если меня «пошлют»…Нет, об этом лучше не думать. Звонить мне больше некуда.

С трудом вытискиваюсь из зала. Первое, что радует, как «змея» – обилие скучающих людей в фойе. Их, конечно же, много меньше, чем в зале, но всё ж. Курилку устроили прямо в левом крыле гигантского фойе. Кого в ней только нет. Тусуются (иначе не назовёшь) волосатые «неформалы». Их пытаются выгнать какие-то подвыпившие «казачки», невесть откуда приехавшие на собор. Я мягко вступаюсь. Оказывается, мне можно тут стоять (у меня самого длинные волосы и борода). Я батюшка. Объясняю казачкам, что я не батюшка. Я студент Духовной Академии. На что мне отвечают:

– Какая разница. Все равно будущий батюшка.

Пока мы спорим, неформалы исчезают. Зато появляется целая группа бритоголовых ребят какого-то дикого полу-кришнаитского, полу-неонацисткого вида. В общем, не пойми кто. Теперь исчезают «казачки». Бегущие мимо «богородичники» бросают недоверчивые взгляды на «бритоголовых». Видимо, боятся мифических боевиков засланных батюшками из Московской Патриархии. «Богородичники» как дети. В зале хорошо. Там отцы. Там Россию спасать можно. А здесь от России бегут. А может, эти ребята и есть то самое «поколение блаженных», о которых так любит «пророк» говорить, обращаясь к молодым. Страх схлопотать по шее от «поколения блаженных» передаётся и мне. Затушив сигарету, иду в зал. Ищу глазами Витамина. Витамина нигде нет. Ищу телефон. И телефона нет. Настроение у меня падает. А ещё вчера такая радость была от встречи с Россией.

Наконец-то закончилась проповедь. Синтезатор тянет заунывную мелодию, и какая-то сестра поёт приятным томным голосом: «Я умираю от любви к Тебе, Иисусе. Моя безумная любовь. Иисусе – Агнец». Песнопение навевает чарующую тоску. Начинается литургия. На сцене появляется высоченный мужик с пышной русой бородой, в иерейском облачение. Из «богородичных» книг я знаю – это архиепископ Амвросий.

– Благослови, владыко, – гремит Амвросий густым диаконским басом.

– Благословенно царство… – откликается козлиным тенором «пророк».

Начинается «литургия» Иоанна Златоуста на современном русском языке. С добавлением целого коктейля из католических молитвословий, пластических «молитв», хороводов, танцев и многочисленных проповедей «пророка». Литургия тянется восемь с лишним часов. А сам собор идёт до позднего вечера.

Хоть убей, не могу восстановить в памяти единую картину собора. И раскрасить её чёрным или белым. Всё распадается на мелкие, пёстрые лоскутки. У «богородичников» это считается отчасти мистическим состоянием. Мол, ангелы восхитили на небеса. Отняли рациональный ум. Где был – не помню.

А что всё же помню? Из проповедей «пророка» запомнились те, что направлены против врагов Божией матери (оккультисты, масоны, батюшки из Московской Патриархии). В таких проповедях, помимо бьющей через край эмоции, прослеживается и логическая связь. Но больше всего поразило само чувство, что захватывало душу. Какое-то полузабытое, подростковое, злобно-весёлое состояние. Мол, знай наших. Мы вам ещё наваляем. А вот молитва за усопших произвела совсем иное впечатление: в зале гаснет свет, и тысячи свечей загораются в руках соборян. С десяток огоньков медленно, кругами, движутся по сцене. И молитва «Упокой, Господи, души усопших рабов твоих» уносит душу к берегам иным.

Боже, как пошло после молитвы за усопших выглядел сам «пророк». Какими неестественными были все эти хороводы и веселия «Новой Святой Руси». А святой император-страстотерпец Николай, в бутафорной мистерии, выглядел даже кощунственно. Во-первых, брат, которого подобрали на роль святого императора, совсем на Николая II не походил. Какой-то маленький толстенький еврейчик. Узнал, что его зовут Мелентий…Скукотища, ужасная мистерия.

Мистерия о некоем профессоре сектоведения Дворкине, что «приехал из Америка бороться с тоталитарные секта», была гораздо интересней. В финале тоталитарной сектой оказалась, конечно же, Русская Православная Церковь Московского Патриархата и «Богородица», в наказание, отправила самого профессора Дворкина на Марс. В тюремное заключение сроком на тысячу лет. Прямо голливудский фантастический боевик.

Первый день собора закончился чуть ли не в полночь. Витамина так и не нашёл.

Во второй день собора было, на мой взгляд, то же самое что и в первый день. Я опять искал Витамина и телефон. Витамина не нашёл, нашёл телефон, самый, что ни на есть нормальный служебный телефон. Однако позвонить мне с него не пришлось. Дежуривший в фойе «богородичный» «на всю голову» брат сказал, что звонить с него не благословенно. Я обиделся и пошёл на улицу пить московское пиво. Пиво в Москве замечательное, очень много сортов. После пива собор воспринимался с юмором.

На третий день на собор вообще не пошёл. Остался в казарме, где мы остановились. Мучался от безделья.

Скорее бы закончился собор, и началась сдача экзаменов.

Место нашей дислокации – воинская часть в районе метро «Беговая». Мы живём в пустых солдатских казармах. Спим на солдатских матрасах. Трапезу нам привозят в зелёных солдатских бачках. Во всём остальном обстановка далека от армейской. Кто-то молится, кто-то спит, кто-то расслабленно курит в умывальной комнате. Кто-то и навеселе немного. Несколько раз мелькают знакомые мне по Дворцу «казачки». «Богородичный Центр» – организация, в сравнении с теми же «Свидетелями Иеговы», малочисленная. Поэтому на соборах «богородичники» изо всех сил пытаются показать, что их много, уже вся Россия с ними. На самом деле, больше половины соборян не имеют к «богородичникам» никакого отношения. Это родственники родственников, знакомые знакомых, которых тянут за собой на собор, члены «богородичной церкви». Ибо чем больше привёл народу, тем лучше. Ну а родственники родственников и знакомые знакомых отнюдь не прочь съездить «на шару» в Москву.

Вавилонское столпотворение длится два дня. С окончанием собора толпа рассеивается. Казармы пустеют. Благостная атмосфера воцаряется в воинской части. Сессия «Духовной Академии Мира» (полное название «богородичной» академии) будет проходить прямо здесь. Лекции мы будем слушать, возлежа на матрасах. Как индусы. А в бывшей ленинской комнате сдавать экзамены. Да, сессия будет странной. К тому же, с десяток студентов в академии пенсионного возраста. Это меня особенно поразило.

Среди будущих бакалавров богословия, числом не более тридцати человек, несколько бабулек от 60-ти и выше. Какой-то дедушка-пчеловод. Бывший экстрасенс, неопределенного возраста. Пожилой полковник, последователь Порфирия Иванова. Ещё несколько военных в отставке. Но это москвичи. В казарму они приходят только на сдачу экзаменов.

Дедушка-пчеловод (Божий одуванчик) добродушно смеётся. Всех зовёт к себе в деревню, отведать медка. В учебники почти не заглядывает. Бабушки, напротив, с утра до вечера зубрят «догматическое богословие», но ничего не понимают.

– Как же вы экзамены-то сдавать будете? – спрашиваю я.

– А, с Божьей помощью, – весело отвечают бабушки, – Матерь Божья за нас сдаст.

Не сильно старается и бывший экстрасенс. В его ушах чёрные жучки наушников. На груди плеер. Вертится кассета. Закинув острую бородёнку к потолку, выпятив огромный кадык, экстрасенс лежит на матрасе. Слушает очередную проповедь «пророка». Рядом с ним целая гора «богородичных» кассет. Спрашиваю:

– Зачем Вам столько кассет?

Экстрасенс смотрит на меня, как на дебила, наконец, отвечает:

– Молодой человек, когда наступит новая «марианская эпоха», о которой, я надеюсь, Вы читали в учебниках, всё это, – экстрасенс делает широкий жест в строну своих кассет, – будет на вес золота. Люди будут продавать квартиры, ради одной такой кассеты.

М-да. Добавить здесь нечего. После наступления «Века Богородицы», оказывается, останется мелкая торговля. Интересно, сколько тогда будут стоить учебники «Академии Мира»?

Кстати, об учебниках.

Названия предметов звучат гордо и красиво: догматическое богословие (по В.Н.Лосскому), литургическое богословие и эсхатология (собственное сочинение «богородичных отцов»), история ранней Церкви (по профессору Болотову), история религиозной мысли, катехизис (конечно же, «богородичный»). Но все предметы составлены как-то наспех, сумбурно. Например, история религиозной мысли начинается, почему-то, с Бердяева. Творения православных богословов и профессоров разбавлены творчеством «богородичных отцов» или православными, но спорными авторами (например, книга Петра Иванова «Тайна святых»).

Условно, от нечего делать, поделил студентов не пенсионного возраста на две категории: «сомневающиеся» и «идейные». «Сомневающиеся» – это либо простые работяги, приехавшие в академию прямо с «богородичных» строек, либо этакие вольные богоискатели, вроде меня.

Один из «сомневающихся» заинтересовал меня особо. Зовут его Михаил. Ему чуть более тридцати. Он худощав. И непривычно, для «богородичного» брата, спокоен. Даже грустен. Грусть его какая-то беспредметная. Словно в нём воплотилась абстрактная мировая скорбь. У Михаила лицо измождённого интеллектуала и очки в толстой роговой оправе. Михаил знаком с официальным Православием. У него даже есть какие-то знакомые в Московской Патриархии. И главное – он читал «Розу Мира». Вчера, вечером, после сдачи экзамена по «марианской эсхатологии», Михаил мне сообщил, что не верит в будущую мессианскую эпоху. Зашёл разговор о «Розе Мира». То, что Михаил сказал – едва не повергло меня в отчаянье. Моя вера в людей «Розы Мира» едва не рухнула.

Михаил сказал следующее:

Даниил Андреев – человек замечательный, честный, не выпячивает своего «я», это видно по его «Розе Мира». Иногда он рассуждает как вполне православный человек, но чаще ему не хватает обычного духовного трезвения. Андреев – поэт, у него, как и у всех поэтов, богатое воображение. Зачастую воображение подменяет у него откровение.

Я попросил привести примеры.

– Ну, например, эта его идея грядущей «религии итога», или, всемирного братства религий под эгидой «Розы Мира», перед приходом антихриста. Утопия. Братства религий никогда не будет. Слишком религии разнятся. Так уж Господь положил. Кстати, многое, о чем мечтал Андреев, сегодня всё-таки осуществляется. Но не со знаком «плюс», а, наоборот, со знаком «минус». Как будто демонические силы перехватили инициативу. Например, мы сейчас государства Российского почти не имеем, полная свобода от «демона великодержавия»! Андрееву мечталось, что на смену государствам придёт духовное братство людей земле. Но и где же оно, духовное братство? На деле мы испытываем полное национальное унижение, хаос, разврат, растление нравственности. Конечно же и Андреев в «Розе Мира» предугадывал господство американского бездуховного космополитизма. Так что не всё так просто. В «Розе Мира» много положительных и отрицательных сторон. Например, главы, посвященные проблеме зла, само описание зла – это просто гениально. Но немало в книге и еретических моментов.

– Каких? – спросил я.

– О, это долгий разговор.

– Хорошо, спрошу коротко. Осуществится ли то, о чём мечтал Андреев? Ну, то есть, «религия итога», всемирное братство и т. д.

– Нет, не осуществится, – Михаил блеснул стёклышками очков и тихо повторил, – не осуществится. А вот антихрист, которого тот же Андреев прекрасно описал, антихрист осуществится.

– Ну почему, непременно, антихрист?! – воскликнул я.

– Я понимаю, – вздохнул Михаил, – хочется, по человечески хочется, чтобы перед концом истории все договорились, чтобы мир во всём мире настал. Однако, Вадим, надо уметь смотреть на вещи трезво. Оглянись вокруг. Видишь ли ты хоть где-то, хоть какие-то предпосылки того братства, о котором Андреев мечтал?

– Слушай, так ты вообще, что ли, не веришь в то, что перед антихристом будет духовный рассвет?

Ответить Михаил не успел. Над нашими головами раздалось громовым раскатом:

– Слава Марии! – Это к нам подошёл «идейный» – Дорогие братья, о чем тут шепчемся? – «Идейный» сиял, как начищенный медный таз. – Слышали последнюю проповедь отца Иоанна? Благодать-то какая!…Ах, братья, не умеем мы ещё жить в сердце нашего дорогого отца Иоанна!…

«Идейные – те, кто приехал в академию из уже построенных обителей. Это – распространители «богородичной» литературы, те, кто занимается административной работой. Ищет спонсоров. «Идейные» – будущий верхний эшелон иерархической пирамиды «Богородичного Центра». А «сомневающиеся» – это всегда «низовое звено». Кстати, по наблюдениям Михаила, среди «низового звена» много русачков. А вот среди «высшего эшелона» – русских мало.

Подошёл «идейный» и как кляп в рот нам засунул. Стыдливо посмотрели друг другу в глаза и разошлись. По своим углам.

Вечером вышел из казармы на улицу. Гадостный мартовский снег чавкает под ногами. Москва предательски манит тонкими лучиками фонарей. Стало тоскливо. Просто запредельно тоскливо.

Нет, я всё-таки найду людей «Розы Мира». А там посмотрим, утопия новая религиозная эпоха, которую «Роза Мира» провозглашает, или не утопия.

Через пустынную проходную вышел в «спальный» микрорайон. Минут через пятнадцать оказался на каком-то широченном проспекте. Зачем-то спустился в подземный переход. Подошел к киоску. Зачем-то стал рассматривать этикетки на пивных бутылках, марки сигарет. Как загипнотизированный. Стою минуту, две, пять. Вдруг слышу голос.

– Документы.

Стою, изучаю цены дальше.

– Документы, – нетерпеливо повторяет голос. Оборачиваюсь. Я в окружение целого отряда блюстителей порядка. Два сержанта сверхсрочной службы, остальные солдатики срочной службы. Это видно по помятой милицейской форме не по размеру. Ну, – думаю, – ладно, обычная проверка документов, в Москве так всегда было. Проверят паспорт и отвалят.

– Пожалуйста, – я с гордостью извлекаю свой синий паспорт с языческим трезубцем. Как только паспорт оказывается в руках блюстителей закона, они сразу веселеют.

– А регистрация где? – спрашивает меня один из сержантов.

– Какая регистрация? – искренне удивился я.

Два сержанта многозначительно переглядываются.

– Придётся пройти в отделение…

– Так, так – говорит мне начальник отделения в погонах капитана милиции, разглядывая мой паспорт, – платить штраф, говорите, нечем…Бедный студент, говорите. А чего ехали?…Академия зарегистрирует. А чего до сих пор не зарегистрировала?…Странная какая-то академия у вас. Регистрировать после экзаменов?…Надо на третьи сутки по приезду в Москву регистрировать, на третьи!

Капитан кладёт мой паспорт на стол.

– Значит студент духовной академии?…Так-так, – капитан что-то мучительно соображает. И вдруг спрашивает:

– Вот, ты русский, а чего с России уехал?

– Никуда я не уехал, – обиженно отвечаю я. – Просто так получилось. Кто ж знал. Все ж вместе были. Кто ж знал.

Неожиданно для самого себя я «взрываюсь»:

– Товарищ капитан, постойте, это что же получается, у вас тут думают, что если на Украине оказался, так перестал быть русским! Вы, что, серьёзно думаете, что у нас там все с чубами и в шароварах?! Да у нас русский город! У нас все на русском говорят. Мы может быть даже больше русские, чем вы. Потому как за границей оказались. И вообще, Юг и Восток Украины русские. И вообще…

– Ладно, – обрывает меня капитан, – это будешь своей маме рассказывать. А мне чтоб больше без регистрации не попадался. Понял?

– Угу, – киваю я головой.

– Держи, поп, – капитан протягивает мне мой паспорт.

Возвращаюсь в академию. Всё во мне кипит. Москва теперь кажется мне холодным и враждебным городом. Обидно – я, русский, даже москвич наполовину (у меня мать родилась почти в Москве), теперь здесь такой же иностранец, как и какой-нибудь таджик-беженец. Даже ещё хуже. Таджик – он и есть таджик. Что с него взять? А если ты русский, да с Украины – тебя ещё и предателем считают. Да и вообще, русские немосковской «национальности» чувствуют себя в собственной столице отчужденнее, чем какие-нибудь грузины, или узбеки. Те хоть деньги на регистрацию имеют.

А регистрация? В чьей воспалённой голове родилась идея регистрации. Плати за то, что дышишь воздухом столицы. Вот тебе и новая демократическая Москва. Если так дальше будет продолжаться, то о каком духовном возрождении может идти речь. Скорее, прав Михаил – не за горами времена антихриста…

С каждым шагом мне всё сильнее хотелось в маленькое, уютное пространство «Богородичного Центра»…

* * *

Экзамены позади. Экзамены были «шаровые». Нас скопом заводили в ленинскую комнату. Задавали один, два вопроса и «автоматом» ставили четвёрки.

Час назад получил «зачётку» за первый семестр и студенческий билет, который будет для меня вместо регистрации.

Час назад меня благословили в самый главный, самый идеологический «богородичный монастырь». В ближнее Подмосковье еду, на станцию «Трудовая». Буду «богородичным» монахом. Как Витамин. Кстати, узнал кое-что о судьбе Витамина. Информацию мне сообщил «идейный» с чудным именем Мариан. Оказывается, Витамина не благословили в обитель. Отец Максимилиан сказал Витамину, что у него очень тяжёлая греховная чаша. Что, если он с такой чашей примет его в монастырь, монастырь разбежится. Отец Максимилиан благословил Витамина пожить в городской квартире. Вместе с двумя братьями. За квартиру платить не надо. Квартира была «богородичная». Одна пожилая прихожанка подарила её церкви. Витамин поселился в районе метро «Ясенево». Сперва всё шло хорошо. Витамин посещал литургии, ходил на «Розарий». Лицо у него просветлело. Он стал кротким и смиренным, как ангел. А потом взял и исчез. То есть, престал появляться на «Ясенево», перестал посещать литургии.

Вот такая история.

С бьющимся сердцем шёл я в холодный мартовский полдень от станции «Трудовая» в сторону «богородичного» монастыря. Место, куда меня благословили, называлось «Обитель Императорской Четы». Обитель была братско-сестринская, то есть, на одной части монастыря живут мужчины, на другой женщины. Из «богородичных» книг я знал, что обители – это агапы вышней любви. Место, где все ангелы. Где братья и сестры жертвуют собой ради ближнего. Где новоприбывшего встречают в великой радости.

Показалась долгожданная обитель. Трёхэтажное здание. Что-то среднее между хорошей ново-русской дачей и миниатюрным европейским замком. Во дворе обители ни души. Обогнув одиноко стоящий «микроавтобус» захожу в здание обители. С огромного портрета на стене на меня глядит император-страстотерпец Николай II и императрица Александра. И ни единой живой души. Слева – полутёмный коридор. Справа – лестница. Поднимаюсь на второй этаж. На небольшой площадке стол с телефоном. То, что телефон есть – очень хорошо. Можно будет позвонить в «Фонд Даниила Андреева».

На втором этаже тоже никого. Мистика какая-то! Я чувствую себя вором на генеральской даче. Наконец, на третьем этаже слышу приглушенные мужские голоса. Вздохнув с облегчением, захожу в просторную комнату. На сдвинутых деревянных кроватях возлежат три брата. Один молоденький (лет под тридцать), черноволосый, с раскосыми глазами. Видимо, татарин. Второй, напротив, пожилой и худющий, с наколками на руках. Бывший зэк, наверное. Третий, лет под сорок, маленький, кругленький, со смешной козлиной бородкой.

– Здравствуйте, – говорю я как можно радостнее, – Слава Марии!

Братья на минуту прерывают разговор. Смотрят на меня, как на пустое место. И продолжают беседовать дальше. Ощущаю себя полным идиотом.

Ничего себе агапа любви!

– Скажите, пожалуйста, – начинаю я нерешительно, – меня, вот, к вам ваш настоятель благословил. Ну, вот, я прибыл. Что мне делать?

– А, понятно, – протягивает молоденький брат с раскосыми глазами, – нет отца Афанасия.

Братья снова теряют ко мне интерес. А я теряю терпение.

– Так что мне делать! Плюнуть на благословение? Домой ехать?

– Слушай, – говорит пожилой брат молодому, – пускай он на кухню к сестре Александре сходит. Она всё знает. Она скажет, что делать.

– Спустишься на первый этаж, пройдёшь в конец коридора, на кухню, – объясняет мне молодой брат, даже не повернув лица в мою сторону.

Между третьим и вторым этажом вспоминаю, что забыл спросить у братьев про телефон. Пришлось вернуться:

– Извините, забыл спросить, у вас работает телефон?

– Ну, – неохотно мычит брат похожий на зэка.

– Мне бы позвонить.

– Нельзя, брат, без благословения – весело говорит «кругленький», с козлиной бородкой. – Так что ничем помочь не можем.

– Да, пусть себе звонит, нам то чё, – говорит брат с раскосыми глазами…

Иду, звоню! Немедленно, иду, звоню! После такой ледяной встречи отсюда хочется бежать. К людям «Розы Мира».

Набираю телефон «Фонда». Долго не берут трубку.

– Аллё, аллё!

– Аллё! – отвечает мне интеллигентный мужской голос.

– Это «Фонд Даниила Андреева»? – Стараюсь говорить как можно спокойно.

– Да, – невозмутимо отвечают на том конце провода.

– У меня к Вам вопрос, известны ли Вам, в городе Москве, какие либо организации «Розы Мира»?

– Вы не по адресу. Это не к нам, – отвечает интеллигентный голос в трубке.

– Подождите, – чуть не кричу я, – подскажите хотя бы, есть вообще что-то с «Розой Мира» связанное? Какая-то деятельность. Понимаете, я не из Москвы, я из провинции. Лет пять назад прочитал «Розу Мира», и с тех пор нахожусь под сильнейшим воздействием от книги. Но книга книгой, а хочется ж действовать…

– Молодой человек, – перебивает меня приятный голос. – Мы «Фонд», а не секта. Мы не занимаемся созданием всяких обществ «Навны». Мы только храним творческое и духовное наследие Даниила.

– Погодите, а что это за общество такое, ну, «Навны»?

– Это не в Москве, это в Санкт-Петербурге. На мой взгляд, общество «Навны» просто-напросто реанимирует славянское язычество, а «Розой Мира» прикрывается. Кстати, в Москве тоже было общество «Последователей Розы Мира». А на проверку оказалось, что это обычная «рериховская» организация. И, собственно, говорили в ней больше о Рерихах, чем о «Розе Мира». Так, что, молодой человек, не советуем Вам, что-либо искать. Видимо, Даниил Андреев очень далеко заглянул вперёд, видимо, время, о котором он так мечтал в «Розе Мира», наступит ещё очень и очень не скоро…

Связь обрывается. Перезванивать не имеет смысла. Спускаюсь на кухню в подавленном настроении.

Итак, время для осуществления «Розы Мира» ещё не пришло. И это мне говорят в самом «Фонде Андреева»! Не может быть, чтобы в «Фонде Андреева» ничего о людях «Розы Мира» не знали! Не может быть! Не верю!

* * *

Сестра Александра сосредоточенно чистит картошку. У неё тоже раскосые глаза и черты лица, как у того брата, наверху. Я представляюсь и сразу же объясняю цель своего приезда. В отличие от братьев, сестра Александра говорит много и очень эмоционально. Однако в голосе её читается явное раздражение. И это раздражение всё нарастает. Хотя, внешне, сестра чуть ли не через каждое слово просит у меня прощения. Ахает. Охает. Прижимает руки к сердцу.

– Вчера вечером надо было приезжать, дорогой брат. Вчера вечером. И отец, и все были здесь. Он бы определил. А я не могу. Ничего не могу без отца. А отец с братьями в Москве. На послушании. Вечером будут. Вечером надо приезжать. Вечером…Ах, я осуждаю, – уже почти злобно кричит Александра.

– А что за три брата наверху? – спрашиваю я.

– Это болящие, это немощные, – с истеричным надрывом в голосе отвечает Александра.

– Так, что ж мне делать?!

– Вечером, брат, всё вечером! – Почти кричит Александра. – А теперь, простите, мне надо молиться!

– Спасибо вам, – язвительно говорю я и направляюсь к выходу из обители. Ничего себе, агапа любви! – думаю я раздражённо.

Не существует у вас никакой вышней любви. Вы, как дети, играете в любовь, играете в благодать, играете в старчество, играете, наконец, в спасение России…

В дверях останавливаюсь в нерешительности.

А ведь идти-то мне собственно некуда. Людей «Розы Мира» не нашёл. «Фонд Андреева» – единственная моя зацепка была. Где теперь искать, не знаю. И главное, сомневаюсь, нужно ли вообще что-то искать. Наверное, время для осуществления задач «Розы Мира», действительно, не пришло. Возможно, оно не придёт совсем. Будет всё так, как православные говорят, то есть вместо всечеловеческого братства всемирное либеральное правительство, потом антихрист. В таком случае, что делать? Бросать всё. Ехать домой ни с чем? Оставить своё богоискательство, жениться и ничего от жизни этой больше не ждать?…Нет. Не могу я ехать домой. Дождусь, хотя бы, настоятеля.

До вечера я промаялся в «монастырской» библиотеке. Не читая, листал «богородичную» литературу. Попались мне и «Евангельские воды». Эта книжка от остальных отличалась тем, что на обложке был нарисован «пророк» Иоанн, в виде иконы. Именно в этой книжке о Евангельской любви говорилось больше всего. Говорилось вроде бы правильно, красиво, но…Как оно на самом деле, я уже знал. Я чувствовал себя инопланетянином в «агапе любви».

Когда стемнело, хотелось, чуть ли не волком выть от тоски. Тоска смертная! Наконец, приехал настоятель. Всё сразу же встало на свои места. Усталый настоятель нашёл в себе силы обрадоваться мне. Приятно поразило и то, что он запомнил моё имя:

– Здравствуй, брат Вадим, добрался, устроился, – обратился он ко мне с такой дружеской нотой в голосе, будто мы с ним старые друзья. Но тут же взял проповеднический тон, – слава Матери Божией! Привела к нам новую душу. Прямо из фарисейских склепов Московской Патриархии. Потому как нет там благодати. Слава Марии! – прокричал настоятель. Взметнул руки к потолку. В уголках его губ выступила белой пеной капелька слюны.

– Слава Марии! – грянули хором братья и сестры. И сразу всё закрутилось, завертелось вокруг меня. И келья мне нашлась. Из «пустого места» я тут же превратился в «долгожданную душу».

Не успели обрадоваться моему приходу в обитель, (сестра Александра радовалась больше всех), как новая потрясающая весть накрывает всех с головой. «К нам едет дорогой отец Иоанн. Пророк Божией Матери!!!»

Первыми приезжают богородичные отцы на микроавтобусе. Молимся. Ужинаем. Пророка всё нет. Начинается нагнетание «атмосферы». Она и без того взвинчена. Отцы предлагают встретить «пророка» «весельем Новой Святой Руси». Все берёмся за руки и начинаем, как дети в детском садике, водить хоровод. Поём песнопения. Хоровод движется всё быстрей. Песнопения поются энергичней. Экстатическое веселье охватывает братьев и сестёр. Атмосфера в обители, буквально электризуется.

– Век святых! Сила праведных! – Вопим мы в сорок глоток. Наконец, напряжение разрывается грозовым разрядом:

– Владыка приехал! Отец Иоанн!

Отцы бегут к выходу встречать «пророка». Мы тоже выбегаем в коридор. Выстраиваемся вдоль стен. Получаются две обращённые друг к другу шеренги. «Живой коридор». Впархивает (именно – впархивает, а не входит) Береславский. Быстрым, нервным движением выбрасывает вперёд руки. Как бы желая всех нас обнять. Проходит мимо нас в комнату. Для совещания с отцами. Иногда делает короткую остановку, возле какого нибудь брата, или сестры. Что-то спрашивает. Коротким нервным взмахом руки благословляет. Впервые вижу «пророка» так близко. Поражает его колоссальная нервная взвинченность. Он весь как будто на скоростных шарнирах. На шарнирах движется. На шарнирах благословляет. Вот он проходит мимо меня. Вглядываюсь в его глаза. Насколько, конечно, позволяет обстановка. Никакой, особой гипнотической силы в них не видно. Как и не видно особого света. Глаза чёрные, по-еврейски страдальческие. А жесты, как мне кажется, весьма отработанны. Дома, перед зеркалом.

Нам присутствовать на совещании «пророка» с отцами – не благословлено. Двери за отцами закрываются. Начинается самое комичное. Братья и сестры, как школьники, льнут к закрытым дверям. Подслушивают. Друг друга чуть ли не локтями отпихивают. Что это, раболепие, или вышняя любовь к отцу Иоанну? Мне уже не смешно. Мне страшно.

Поднимаюсь по лестнице, а вслед мне шипит какая то сестра:

– Тише, брат. По лестнице не ходи. У владыки такой обостренный мистический слух. Такой обостренный.

Кажется «пророк» своим обостренным слухом сейчас вычислит мои не «богородичные» мысли. И отдаст команду порвать меня на куски. И ведь исполнят. Исполнят же, вот что страшно!

Всё. Как только нахожу в Москве квартиру – ухожу.

Во втором часу ночи «пророка» увозят на белой «Волге». Из окна кельи я вижу, как он высунул из машины голову, раскинул руки – посылает воздушные поцелуи. Минут через пятнадцать внизу раздаётся шум. Крики. Спускаюсь на первый этаж. Оказывается, выгоняют какого-то брата. Выгоняют в ночь, только за то, что задал «пророку» немного не тот вопрос. Я человек по природе довольно робкий. Но тут уже не выдержал, как что-то нашло на меня. Я вступаюсь за брата. Поднимается дикий крик. Какой-то брат орёт, что нельзя быть в обители кому попало. А у Виталия (так зовут того, кого выгоняют) тяжелейшая греховная чаша. Он, может быть, вообще «семя змея». Я отвожу Виталия в сторону:

– Я «семя змея» – шепчет поражённый брат. – Я должен уйти.

– Ты не «семя змея», не «семя змея», не «семя змея»! – взяв за грудки, я трясу брата. И тут он отталкивает меня. Губы у него трясутся. Кажется вот – вот заплачет.

– Я должен уйти. Из-за меня в обители проблемы. Из-за меня. Это я всех обкрадываю духовно. Прости меня, Матерь Божия. Прости!

– Слушай, – я уже взял себя в руки, – ну куда ты поедешь? Ночь. Электрички не ходят. Иди, спи. Никого не слушай. Завтра утром себе спокойно уедешь.

Виталий начинает колебаться. Но тут прибегает настоятель. Крестит Виталия крестом.

– Брат, сколько ты будешь распинать отца Иоанна? – Говорит он надтреснутым голосом. – Иди, откуда пришёл. Иди. Именем Пресвятой Девы, вон, гадина! – визжит настоятель.

Холодные мурашки бегут по моей спине.

– Отцов обкрадывать! – не унимается настоятель. – Кровь духовную пить! вон!!!

Виталий плетётся собирать вещи. Все расходятся по кельям. Мне кажется, на меня смотрят враждебно.

На следующий день братья и сестры почти в полном составе отбывают в Москву. В Дом Культуры «Серп и Молот». На литургию с «пророком» Иоанном. Я остаюсь. Выхожу за ворота монастыря и наблюдаю, с небольшой возвышенности, как братья и сестры грузятся в автобус. Когда обитель пустеет, возвращаюсь обратно. После ночной сцены с очередным «семенем змея», я чувствую себя опустошенным. Не хочется никуда ехать. Лежать бы и плевать в потолок. Так я знакомлюсь с братом Георгием. С тем самым, с раскосыми глазами, который так холодно встретил меня в день приезда. Познакомиться я должен был с ним неизбежно. Он единственный в обители не ездил в Москву на послушания (распространение литературы) и на литургии.

Брат Георгий лежал на кровати и читал книгу. Я спросил, где его вчерашние товарищи.

– Одного выгнали за пьянку. Второй сам ушёл – лениво ответил Георгий и зевнул. Потом отложил книгу, улыбнулся и протянул мне руку. Так мы познакомились.

Георгий рассказал мне, как выгоняли братьев. Оказывается, братья нашли в монастырском подвале несколько ящиков с водкой. Ужрались «в дым». И где-то за час до приезда отца Иоанна решили на тракторе ехать к бабам. Сели они в трактор, завели его, тут их и застукал настоятель. Анатолия, с бородкой который, сразу выгнали. Его уже предупреждали. А Олег, бывший вор-рецидивист, кстати, сам с ним ушёл. За компанию. Настоятель не хотел его отпускать.

– …Это что ж получается, вчера, ночью, брата за «неправильный вопрос» выгнали! А другой, набухался и ничего.

Георгий оживляется:

– А что ты хочешь?! Отец Иоанн сказал, что зэки божьи люди. Олег – зэк. Вот ему всё и прощалось. Хотя, сказать по честному, бардака и неразберихи здесь хватает. Я, вот, в православном монастыре почти полгода жил. Когда мать у меня на отце Иоанне окончательно помешалась. Там, я тебе скажу, порядка больше. Значительно больше. Там всё естественней, что ли. Размеренно всё. Благочинно. Инок – это инок. Послушник – послушник. А здесь: бардак. За одно хватаются. Другое бросают. Отцу то одна, то другая блажь в голову. Ему-то что? Он по Америкам, по Канадам на форумы экуменические ездит. А вы, тут, дурачки, зарубайтесь.

Крамольная речь Георгия по поводу Береславского и «Богородичного Центра» (и это в самой идеологической обители), показалась мне невероятной. Я тоже осмелел и высказал Георгию свою главную мысль, по поводу «пророка»:

– Думаю, Береславский – религиозный мистификатор. Я его вчера хорошенько рассмотрел. Ни света, ни тьмы в нём нет. Просто ловкий религиозный аферист. Но, только, как же это страшно, именем Божией Матери спекулировать! Ведь это свято для русского человека. Ведь за это отвечать надо будет. Он, что, мнит себя бессмертным?

– Ты так думаешь, – нервно смеётся Георгий. – А он думает по-другому. Он действительно верит в то, что является великим пророком. Если кто мистификаторы, то это те, кто его направляют. Или, деньги дают.

– Хочешь сказать, чистый «аки лист» Береславский? Тогда почему такой театр вокруг? Почему людей проклинают и изгоняют среди ночи? Откуда это дурацкое учение о «семени змея»? Почему такая ненависть к Московскому Патриархату? Или я сам проклятый и благодати здесь не вижу?

– Кстати, – говорит Георгий, – хорошо, что ты о Московском Патриархате напомнил. Я, когда в монастыре православном был, читал там кое-что о прелести. Да и вообще там о прелести много говорили. Я ещё возмущался, что везде бесов стараются православные видеть. Сейчас понимаю. Был дураком. Знаешь, что такое прелесть?

– Приблизительно. Э-э-э, слышал.

– Духовный самообман. Человек воображаемое выдаёт за действительное. И так верит ветрам своей головы, что ничем его не переубедишь. Ну а потом его от гордыни пучить начинает. Как правило. Ну и тут его «рогатые» полностью в оборот берут. Дара-то духовного трезвения, и различения духов никакого. Самокритика нулевая…

– Постой, как ты сказал, ветрам головы?

– Ах, да, от ветра головы, – смеётся Георгий. – Хорошее выражение. Не помню, кто сказал, слова какого-то православного старца. Из Московской, кстати, Патриархии. Хе-хе.

– Так вот, наш дорогой отец Иоанн в прелести. Начинал хорошо. Кончится всё чем, знаешь?

– Чем? – с неподдельным любопытством спрашиваю я.

– Рано, или поздно, порядок в России наведут. – Невозмутимо продолжает Георгий. – Нашу церковь «богородичную» прикроют. Тогда отец Иоанн вместе со своими приближенными спокойненько себе эмигрирует. Куда-нибудь в Канаду. Будут там пожинать плоды цивилизации. А здесь останутся сотни дурачков с поломанными судьбами. О, конечно же, наш дорогой отец Иоанн будет с утра до вечера скорбеть о них! – Георгий снова нервно засмеялся.

И опять мне показалось невероятным, что мы вот так вот сидим, в самой «идеологической обители» и запросто говорим на такие «крамольные темы».

– А тут демократия, – решил пошутить я. – Для немногих. Для избранных. Ты у них, Георгий, за избранного?

– Я у них за болящего. Пока за болящего. Там посмотрим.

– Что, серьёзно, за болящего?

– Да, нет, брат, – улыбается Георгий, – всё проще. У меня мать здесь. В этой самой обители. Не последний человек, кстати, в «богородичной» церкви. Да, к ней же мы тебя вчера и посылали. – Георгий вздыхает. – Убедился, насколько моя мама поехала «крышей»? Из-за нее-то меня и не выгоняют. Я лежу, никого не трогаю. Никто не трогает меня. Из-за неё, кстати, и в монастыре православном меня не оставили.

Георгий скрипит зубами. Никогда не слышал, что бы так скрипели зубами. Ужасный звук. Сразу вспомнилась строка из Евангелия про ад: «там будет плачь и скрежет зубов».

– Настоятелю православного монастыря рассказал, что у меня мать «богородичники» к себе затягивают – продолжает Георгий. – И настоятель меня благословил быть рядом с матерью, попытаться вытянуть её из секты. Я приехал домой, из монастыря, а мать уже продала квартиру. Я помаялся по квартирам, делать нечего – приехал сюда. К матери. А теперь и не знаю, что делать. Полгода здесь торчу. Сдвигов никаких. Чувствую, что сам уже потихоньку схожу с ума. Не знаю, сколько ещё все это протянется. Такая вот, жизнь. Лежу, лежу целыми днями, читаю книжки, а внутри – полный труп.

Георгий снова скрипит зубами.

– А ты лучше уходи. Человеку с нормальными мозгами здесь делать нечего. Всё это, всё, что ты видишь, – Георгий широким жестом обводит комнату рукой, – театр одного актёра. Какого, надеюсь, догадываешься. Они тут клянут Московскую Патриархию, ах фарисейские склепы, ах жирные попы, ах постоянное – «Господи помилуй». А не понимают, что истина в Православии. Нормальном, традиционном, проверенном веками. Нет, изобретают новую религию. Что получается, видишь сам. Хе-хе. Неужели наши предки были идиотами, что веру православную хранили…Брат, иди в нормальную православную церковь. Вон, в Москве полно православных храмов. Если негде жить, я тебе могу дать адрес одной квартирки. Правда, в ней мебели нет. Но зато тепло, есть горячая вода, газ.

– Итак, ты советуешь мне идти в Русскую Православную Церковь, Георгий?

– Да.

– Удивительно, но я не против. Кстати, даже думал об этом вчера. Только вот как. Придешь, а тебя как погонят. Что-то не так скажешь. С чем-то не согласишься.

– Понимаю – Георгий ехидно улыбается, – какие-то идеи не пускают. Противоречат Православному вероучению. И все равно. Иди. Сойдёшь с ума. Если не сойдёшь, то сопьёшься. Ветра головы замучат.

– Хорошо, – говорю я, – так и быть, бегу, спасаюсь от ветра головы. Только объясни мне, ты-то кто здесь: агент Московской Патриархии?! Пророк?! – Неожиданно всё во мне закипает. В глубине души я понимаю: Георгий говорит здравые, трезвые вещи, он прав, тысячу раз прав! Но почему Истина, непременно в Православии. Что за узурпация Истины. От этой мысли всё во мне и кипит. Однако Георгий моих едких интонаций не замечает.

– Не-а, – добродушно тянет Георгий. – Пророк у нас отец Иоанн. А я здесь за болящего.

– Брат Георгий, благословлено Вас спросить! – неожиданно, откуда-то снизу, раздаётся женский голос, – брат Георгий, Вы на месте?

Вопросительно смотрю на Георгия.

– Это сестра Татьяна, дежурная на кухне. Не бойся. Больше никого не должно быть. Ладно, пойду, – вздыхает Георгий. – Опять что-нибудь сломалось. А ты размышляй.

Георгий ушёл. С минуту я сидел в полной тишине. Пытался собраться с мыслями. Вдруг услышал шаги. В проеме полуоткрытой двери мелькнула тень. Комната, где мы сидели, была последней по коридору. Дальше хода не было. Можно было только стоять за дверью.

Подслушивали?! Не может быть!

Я кинулся в коридор. Но никого не увидел.

На следующий день ко мне подошёл настоятель.

– Брат, тебе благословлено уехать, – сказал он, смотря мимо меня.

Я промолчал.

Собрал вещи и уехал.