ОТ ВЕТРА ГОЛОВЫ

«Роза Мира»

Вокруг холодная и сырая зима. Зима никогда не кончится. Кажется, время остановилось. Ничего не происходит, ничего не меняется и не изменится никогда.

Недавно в журнале «Контркультура» прочитал про конец света. Так вот, он уже наступил. Конец света. Вот почему ничего не происходит и не меняется. Конец света может длиться тысячу лет. Это ничего не меняет. Живой творческий дух (Дух Божий) уже покинул землю. Яркие творческие личности с планеты срочно эвакуируются: кто с собой кончает, кто спивается, кто, как Иван, в горы.

Завидую Ивану. Жив ли он там ещё? Или давно Богу душу отдал? Эвакуировался с планеты. А я? Покончить с собой – кишка тонка. Уйти в леса тоже не могу. А что могу? Ныть могу:

– Это конец света, конец света, конец света!

* * *

Вру я всё! Вру сам себе. Основная причина моей затянувшейся депрессии – несчастная любовь к светленькой Яне.

Да, пожалуй, так и есть – несчастная любовь. А потом уже конец света и прочие идеи.

Моё общение с Яной началось после первых «весенних крокодилов». Девчонки, как и обещали, пришли ко мне в гости. Тогда-то я и разглядел вторую, светленькую. Вернее, как бы заново её увидел. Не красавица, как первая, черненькая, но весьма симпатичная, и главное – чем-то на меня похожа: узкое лицо, голубые глаза, темно-русые волосы. Даже чуть сутулится, как я. Среднего роста и телосложения. Весьма приятных женственных форм. В общем, интересная.

С первого же нашего общения я почувствовал в Яне родственную душу. Она – светлая язычница. Пишет неплохие песни. Что-то среднее между Башлачёвым и «Калиновым мостом». Говорит о буддизме. Не так заумно, как крымская Таня, но интересно. Про тибетских лам мне рассказывала. Рассказывала, как медитацией занималась. Ложилась на диван и представляла как тело постепенно заливает темная вода. От ног к голове. Видела Кинчева в астрале. Кинчев скакал на коне. Спасался от преследовавшей его толпы.

Яна – человек начитанный. Но не книжный, как крымчанка. Характер у неё импульсивный, взрывной. Ещё в первое наше общение Яна показала мне свои ладони, сплошь усеянные мелкими, ломаными линиями:

– Загадка для хиромантов, – гордо сказала Яна. – По их мнению, я должна быть истеричкой, ходячим неврозом.

В другой раз Яна закатала рукав спортивной кофты. На тыльной стороне левой руки, немного не доходя до локтевого сгиба, я увидел целую цепочку шрамов:

– Следы порезов, – сказала Яна. – Когда мне было лет 15, пыталась покончить с собой. Потом ещё с болью экспериментировала. Глупая была. Помню, ещё ходила по самым злачным местам города.

– Это ещё зачем? – говорю я.

– Зачем, зачем! Хотела не сама, а чтобы кто-то убил.

– Не убили?

– Как видишь, – смеётся Яна.

– И долго это у тебя продолжалось?

– Мне исполнилось 16. Я услышала группу «Наутилус» и «Алису». И всё: появился смысл жизни, и я стала писать стихи. Потом поехала в Питер учиться. Но в Питере вообще круто было. Там я с буддизмом познакомилась.

С Питера Яна вернулась со своей лучшей подругой. Черненькой Ирой. Девчонки повели себя перед местной тусовкой столь высокомерно и отстранённо, что вскоре по тусовке пошел слух: «тётки, того, лесбиянки кажись». Яна с Ирой ничего не имели против того, что они «кажись лесбиянки». Даже напротив, всячески это подчёркивали. Но я-то знал: это совсем не так.

Постепенно я влюбился в Яну. Влюбился «по уши», прямо как школьник. В начале октября прошлого года решил, наконец, признаться ей в любви.

Дело было на берегу реки в тёплый осенний день. Слова, поначалу, выдавливались с трудом. Но потом меня «понесло». Помню, наговорил кучу всего. Мол, я тебя люблю, мне с тобой очень хорошо, это очень глубокое чувство, не секс, выходи за меня замуж, мы созданы друг для друга, мы родственные души и т.п. Она очень внимательно меня выслушала. Помолчала чуть и говорит ровным, спокойным, каким-то механическим голосом:

– Извини, ничего у нас не выйдет.

Ответ был как удар грома. Мир сразу стал ватным. Пустым. Тело обмякло. В ушах противный шум.

– Почему? – Только и смог пискнуть я.

– Потому что я не хочу быть с тобой, – с садистской откровенностью ответила Яна. И добавила, испугавшись, видимо, моего бледного вида, – ты не расстраивайся. Ты найдёшь себе человека лучше меня. Не расстраивайся. А мы будем друзьями.

«Друзьями» – горько подумал я. – «Сыт я по горло этой мнимой дружбой между мужчиной и женщиной».

Вечером этого же дня со мной случился припадок одержимости. В «доску» пьяный я бегал по берегу речки. Что-то истошно вопил. Матерился, как последний гопник. От меня шарахались здоровенные мужики, удившие рыбу. На следующий день было смертельно стыдно. Стыдно за своё нелепое признание в любви. За своё поведение. Всё – подумал я. – Всё! К Яне больше ни ногой. И что же. Уже через неделю был у неё в гостях! Моя любовь к Яне не умерла. Она наоборот окрепла! Приобрела страдальческий ореол. Это расплата за моё легкомысленное отношение к противоположному полу – размышлял я. – За то, что уходил от серьёзных отношений с дамами. Чересчур ценил свою мнимую рок-н-рольную свободу. Ничего. Она поймёт – она моя «вторая половина».

Последние месяцы нахожусь в фазе депрессии. Последние полторы недели даже не звоню ей. Но это я виноват. Полторы недели назад были вторые «весенние крокодилы». Я пьяный наговорил ей кучу гадостей. Но сегодня с утра почувствовал внезапный прилив сил. Решил все-таки позвонить. Предлог нашёлся быстро: попрошу-ка я у Яны «Розу Мира» почитать.

Книга Даниила Андреева взорвала мой маленький рок-н-рольный мирок. Начало книги далось с некоторым трудом. Размышление Андреева об опасности третьей мировой войны показалось даже старомодным. «Какая третья мировая, если Советского Союза больше нет»? Но дальше книга пошла как по маслу. Было такое ощущение, будто всё это я уже смутно знал. Но не мог выразить в таких словах. Двадцать четыре года я провёл в тесной и душной комнате материализма. И вот вырвался в ослепительный простор Шаданакара (это слово очаровало меня с ходу, в нем слышалось нечто индуисткое и нечто всеобъемлюще человеческое). «Боже мой, какое многомерное, многослойное разнообразие жизни, какая насыщенность и полнота - В доме Отца Моего обителей много!»

Разрешился мой проклятый «карамазовский вопрос». «Бог – абсолютно благ. Абсолютно!» – Утверждает «Роза Мира».

«Богу ложно и кощунственно приписывать злые законы мира. Законы возмездия и смерти». Да, особенно вечные муки за временную жизнь. Всё это «творчество Великого Мучителя». Дьявола. Именно бесы хотят вечно мучить.

На многие вещи смотрю новыми глазами. То, что я считал белым, стало черным. И наоборот. Я восторгался «ницшеанскими типами». «Свободными сверхчеловеками». (За исключением фразочки: «Бог умер»). А по Андрееву, Ницше был носителем тёмной миссии. Да и что есть «сверхчеловек»? Вот, например, Цеппелин. Поклонник Ницше. Отпустил «бюргеровскую» бородку. Принял надменное выражение лица. Всех ненавидит. Кончил дружбой с сатанистом Death-ом. Теперь разглагольствует о Гитлере. Как я когда-то. Но даже самому смертельному врагу не стоит желать посмертной судьбы Гитлера. К тому же Гитлер, по Андрееву, кандидат-неудачник в антихристы.

Я ратовал за освобождение от комплексов. Но по «Розе» именно нарушение нравственных общепринятых принципов приводит в действие закон кармы. Закон, кстати, демонический. И демонические сущности его контролируют. А Таня из Крыма, помню, мне доказывала, что, мол, карма – естественный космический закон.

Теперь о белом. О Православии.

Никогда против Православия не был. Но и ничего о нём толком не знал. С каких высот изливается духовность на Церковь – это отдельный разговор. Здесь, по Андрееву, и Небесная Россия (Святая Русь) и Небесный Иерусалим и наивысочайшие сферы Богоматери и Христа. С другой стороны, прими князь Владимир католичество, и не было бы сверхнарода российского с его планетарной миссией. Суть миссии я понял так: в России Небесной должна родиться Звента-Свентана, личностное воплощение Софии Премудрой, женской ипостаси Троицы. Тогда в России земной затеплится огонёк Розы Мира. Всемирной «Церкви Итога». «Роза Мира» объединит все христианские церкви. Со всеми же религиями светлой направленности (ислам, буддизм, индуизм, иудаизм), будет заключено нечто вроде «светлой унии». Задача «Розы Мира» проста – спасение как можно большего числа душ перед грядущим приходом антихриста…

От депрессии давно и следа не осталось. Жизнь обрела новый, ослепительный смысл. Я человек «Розы Мира».

Оказывается, Яна толком не читала «Розу Мира». Разве что главу об антихристе. Увы, Яна осталась верна язычеству, буддизму, рок-н-роллу. А в последнее время увлеклась ещё и Карлосом Кастанедой. Я удивлён.

– Яна, ты такой мистический человек, – говорю я, – неужели не понимаешь, что в Кастанеде нет понятия добра и зла. А если этого понятия нет – это магия.

– Ну и что? – Отвечает Яна. Смотрит на меня прищуренным взглядом. Снизу вверх.

– Тебе не понять, – продолжает Яна. – Ты мужчина. У тебя воображение не так ярко развито. Больше логическое мышление… Понимаешь, я могу закрыть глаза и представить себя, например, оленем в тайге. Вплоть до того, что запахи трав начну ощущать. Андреев же всё о глобальных вещах пишет. Всё это далеко от земли. Метаистория, иерархии. И вообще. Эта его терминология. Можно же всё это было по-русски назвать.

– Ну, не знаю, – пожимаю я плечами. – Я как-то об этом не думал. Мне терминология «Розы» далась легко…

Нет. Яна не человек «Розы Мира». Да, я её по-прежнему люблю. Но теперь мои чувства к ней гораздо спокойней, без нервных припадков, депрессии.

Второй облом. Витамин. И у него есть книга. На днях купил её у него, за набор струн и литровую банку вина «Приморское». С ним же вместе вино и выпили. В «витаминовской» «Розе Мира» я нашёл листочек бумаги. На листочке, тесным рядком, были выписаны непонятные слова из словаря в конце книги.

– Что это? – Спрашиваю я.

– А, это, – ухмыляется Витамин. – Это я армию косил.

– ?!

– Чувак, за мной военкомат уже три года охотится. Ну, я и подумал, вызовут меня, я приду и расскажу им про историю Шаданакара, уицраоров, Планетарный Логос и прочию муру. Хе-хе. Меня и, того, на дурочку. Армию «закошу».

Грустно. Впрочем, что с Витамина взять? Витамин, он и в Африке Витамин.

Ещё видел крымскую Таню. И Таня с «Розой Мира» знакома. Листала. Говорит:

– Андреев молодчина. Такую метафизическую систему создать. Столько угадать. Самому! Без помощи учителей. Без посвящения. Без мистической практики. Да, Андреев молодчина!

Таня заговорчески смотрит мне в глаза, – я тебе ещё советую Блаватскую с Рерихами почитать. Особенно письма махатм.

– «Тайную Доктрину» что ли? И «Агни-Йогу»? – Уточняю я.

– Именно, – радостно говорит Таня, – на порядок выше уровень, чем у Андреева. Андрееву были даны знание на планетарном уровне, Блаватской же и Рерихам, особенно Рерихам, на уровне Солнечной системы. Понимаешь, Андреев так и не смог до конца преодолеть некоторые аберрации средневекового сознания.

– Чего?

– Пардон, – отвечает Таня и снисходительно улыбается, – сейчас поясню. Имеется в виду материалистический характер страданий в аду, черти, игвы и прочая инквизиция. Отсталые представления о добре и зле.

– Меня это то же поначалу покоробило, – говорю я. – Но ответь мне; с какой это стати демоны, создавшие ад и питающиеся страданием несчастных, в ад угодивших, должны руководствоваться нашими гуманными настроениями?

– Глупенький, – смеётся Таня, – никак не можешь понять: ад находиться здесь и только здесь.

С этими словами она легонько стучит указательным пальцем правой руки по моему лбу. Общаться дальше мне расхотелось.

Да, порой Таня говорит удивительные вещи. Возможно даже, что обладает неведомым мне эзотерическим знанием. Но я ей не верю. Потому что почти то же самое говорит сатанист Death. Андреев, мол, «переборщил с христианством».

На тусовке странное отношение к «Розе». Где-то человек пять наших имеют эту книгу. Но серьёзно никто над ней не работал. Спрашиваешь:

– Как тебе «Роза Мира»?

– О, да, чувак…

Начинаешь подробней «Розу» обсуждать, сразу кислые физиономии. И повторяют вслед за Death-ом:

– Знаешь, Андреев переборщил с христианством. То ли дело… Карлос Кастанеда. А Андрей Кутерьма (ярый поклонник Кастанеды) вообще сказал, что «Андрееву до Кастанеды, как московской улитке до Пекина». Но это, типа, юмор.

Яна всё-таки решила ехать в Сибирь. Витамин подбивает к ней «клинья». Просит Яну с собой его взять.

– Ты будешь в таёжной избушке жить, а я буду тебе дрова рубить, – говорит Витамин.

Я спокоен. Никуда он не поедет. Он дрова колоть не умеет.

Витамин был и остаётся моим другом. Однако вынужден заключить о нём следующее: Витамин склонен к мертвой мистике – магии. А магия абсолютно утилитарна и корыстна по самой своей сути. Говорю так не потому, что Витамин собирается на биоэнергетические курсы поступать. Нет. Сам склад мышления у него магический. Он всех подозревает, всех стебёт. Всех считает тайными коммунистами.

Я спокоен. Перечитываю «Розу Мира». На жизнь стараюсь смотреть светлым взглядом. Трагические отношения с Яной воспринимаю как карму за прошлые грехи. Недавно говорю ей:

– Яна, если нам не суждено быть вместе здесь, в земной жизни, верю, что будем вместе там, в России Небесной. Если, конечно, будет угодно Всевышнему.

Яна очень мило улыбается и отвечает:

– Вадим, ты настоящий демократ. Ты, наверное, свою будущую жену куда угодно отпускать будешь. Хоть автостопом по трассе.

Да, – думаю я. – Человек «Розы Мира» должен быть, в какой-то мере и демократом. В самом высшем смысле этого слова.

Ослепительное утро! Брожу по центру города. Зашел в книжный магазин. Есть «Агни-Йога» в нескольких толстых томах. Дорого. Не купил. «Тайной Доктрины» нет. Зато есть те самые письма махатм Елене Рерих. Небольшая такая книжица. И стоит недорого. Всего 12500 купонов. Купил не задумываясь.

Иду к гостинице «Украина». Довольный. Надо бы обмыть покупку. Ноги сами меня несут под «Украину». В кафетерий. Больше просто идти некуда.

Показалось массивное сталинское здание гостиницы. И «вечный» городской пустырь сбоку. Пустырь всё так же обнесен низким щитовым забором. Только забор этот покосился и в нём понаделали дыр. Сквозь дыры виднеется одинокий строительный вагончик. По виду совсем необитаемый. Метрах в пятидесяти от него экскаватор. Как какое-то исполинское чудище. Вокруг вагончика и экскаватора высятся горы выкопанной земли. Там, в центре пустыря, должен быть чудовищный котлован. В ярких лучах солнца перепаханный пустырь кажется фантасмагорией. Инопланетным пейзажем. На фоне пустыря любят фотографироваться поклонники тяжелой психоделической музыки. Любители попеть о Конце Света. С чем только не сравнивают пустырь. На мой взгляд, самое лучшее сравнение дал Витамин. Он называет пустырь, а точнее, сам котлован, городским чистилищем. Да, похоже. Очень похоже! У Андреева есть описание верхнего чистилищного слоя. Там гигантские котлованы. В котлованах бараки. Несчастные души, обитающие в бараках, лишены сновидений и осмысленного, творческого труда. Например, что-нибудь строят, а потом разбирают. Потом опять строят. Потом опять разбирают.

Строительство американского супер-магазина заморозилось. По каким причинам, Бог весть. Вероятно, ещё сильна в головах городских чиновников «совковая» ментальность.

Пересекаю проспект Ленина. Огибаю парадный вход в гостиницу. Иду к фанерному силуэту запорожского казака. Спускаюсь под «Украину». Та же разбитая дверь. В кафетерии на удивление малолюдно. То ли народ пить перестал, то ли в такую погоду предпочитают пить на природе. Осматриваюсь. Больше года я здесь не был. Атмосфера, вроде бы, прежняя. Только стены теперь сплошь завешены плакатами. Пока продавщица цедит мне в бокал пиво, разглядываю плакаты: футболисты, футболисты, опять футболисты. Реклама заграничного пива. На плакатах старушка Европа. Счастливые упитанные бюргеры. Пиво в запотевших ледяных бутылках. На соседней стене постер группы «Кармен». Рядом Филипп Киркоров. И опять футболисты, футболисты, футболисты…

Беру пиво и иду за свой любимый столик. Под окошком. И здесь плакаты: один футболист, одна запотевшая бутылка импортного пива, президент Украины Кравчук. За портретом президента следуют плакаты на политическую тему. Вот два президента Кравчука сидят в одной лодке. Спиной друг к другу. С вёслами в руках. Лодка посередине разломана голубым лучом. Надпись на плакате: «Україна – європейська країна, і не розриваючи зв’язку на Сході, вона торуватиме шлях до Європи». Если я правильно понял, Украина идёт в Европу, не разрывая связей с Россией. Вот уж брехня! Родственники в России пишут нам реже и реже. Связи уже оборваны! Мы хохлы, они – москали. И главное, инциатива разделения и ненависти между русскими и украинцами исходит сверху, от националистического правительства в Киеве. Вот так-то!

Ещё один плакатик. Что-то вроде комсомольской агитки. Пестрят фотки молодых людей на киевском майдане. Август. Год 1991-й. Молодые люди сидят, едят, спят, стоят и протестуют, Держат в руках транспарантики: «Скажем Союзу нет», «Союз – это новый Карабах, Баку, Тбилиси, Литва».

Последний плакат самый интересный. Сказочный старик с огромной белой бородой. Сверху надпись: «М.С.Грушевський – перший президент України, обраний 29 квітня 1918 року.» Как следует из плаката, история «незалежной» Украины начинается с 1918-го года. С Грушевского. На следующий год после Октябрьской революции. Странно. Видно большевикам не до Украины было. В любом случае – молодое государство. И по «Розе Мира», помню, у Украины юный дух народоводитель. Вот только одно «но» – перевожу взгляд с Грушевского на кусочек весеннего неба за пыльным стеклом – там, в небесах, Украина – часть России Небесной, Святой Руси. И там сейчас Гоголь и Достоевский. И Тарас Григорьевич Шевченко там. Андреев немало удивился, но ему было четко сказано «друзьями сердца»: Шевченко в Небесной России. А вот о Грушевском Андреев не писал ничего…Нет. Ничего не писал.

Кто-то хлопает меня по плечу. «Гопники», – молниеносно проносится в голове. Медленно оборачиваюсь и не верю своим глазам. Иван! Жив-здоров. Заметно похудел, но всё так же весел и бодр. Так же настороженно смотрит на мир. В общем, Иван и всё тут.

– Где бы ещё встретились, – смеётся Иван.

– А, ты, стало быть, спустился с гор?

– А я там был? – Вопросом на вопросом отвечает Иван. Спохватывается:

– Ах, да, ты ж ничего не знаешь, братишка.

– Ну, дак, расскажешь, буду знать.

– Да, ты, понимаешь, – Иван корчит мучительную гримасу на лице, – понимаешь… тут в двух словах… непросто.

– А ты расскажи в трех-четырёх. В общем, давай, колись!

Иван рассказал следующее:

В конце июня прошлого года (а не августа, как мне говорили), к Ивану вернулась мать. С очередным сожителем. Это и стало толчком к осуществлению «джайнисткого плана». Всё было готово заранее: палатка, сухой спирт и т.д. Два дня Иван не ест, не пьёт. Ночует по знакомым. Взвешивает «за» и «против». А на третий день поста выезжает в Киев. Поздно ночью автобус приходит в столицу. До рассвета бродит Иван по центру города. Дивится на невиданные в провинции рекламные щиты, на бомжей, лежащих прямо на тротуаре. Утром выезжает в аэропорт. В кармане у Ивана билет до Алма-Аты. И вот тут происходит самое главное:

– …Это было как сгущение воздуха, – рассказывает Иван, – воздух в автобусе, который нас в аэропорт вез, как бы ожил, наэлектризовался. И вот внутри меня голос: сдай билет и иди в Лавру

– То есть, ты услышал голос?!

– Нет-нет. Не совсем так. То есть, где-то так, но… понимаешь. – Иван, от напряжения, щелкает пальцами, – голос, конечно, был. Но он звучал просто как бы на уровне мысленном. Четкая такая команда: «иди в Киево-Печерскую Лавру». Я думаю: «как же я в Лавру пойду? Я уже пытался раз в Лавру попасть. Не взяли. Полно народа». Что ты думаешь, только я в аэропорт приехал, ко мне парень подбегает: Продай билет до Алма-Аты. «Ну», – думаю, – «всё не просто так. Надо повиноваться голосу…»

Продав билет, Иван возвращается в Киев. Идет в Лавру. Доходит до настоятеля. Что-то сбивчиво ему объясняет. Чудо! Настоятель благословляет Ивана остаться в Лавре послушником. Так заканчивается для Ивана «джайнисткий метод смерти».

– Ну а дальше-то, что? Что ты в Лавре делал?

- В лавре?…Послушание нёс.

- И что за послушание у тебя было?

– Знаешь, сколько в Лавре иностранцев? – спрашивает меня Иван.

– Сколько?

– Везде, брат, везде они. Для иностранцев уже специальные магазины строят. Везде они ходят. Всё снимают, фотографируют; мол, православная экзотика, мол, «рашен крейзи». В самое святое суют свои слепые объективы. Всюду лезут.

– М-да, – процедил я и подумал о Западной бездуховной цивилизации.

Иван продолжает:

– Послушание я нес в дальних пещерах. Там есть такие закрытые коридоры, тупички. Вот. Я должен был охранять их. От любопытных.

– А в пещерах-то, что?

– Как, что? – Удивляется Иван. – Мощи, мощи святых!

– И как они выглядят, – не унимаюсь я.

– Ну, они в саркофагах таких лежат. Рака называется. Лица и тела закрыты, но у некоторых руки видны. Кожа на руках высохшая, пергаментная. То есть тела не гниют, как у обычных людей. Они усыхают. Получаются нетленные мощи. Понимаешь? А некоторые мощи ещё и благоухают.

«Православие – сильная религия», – думаю я. – «Нетленные мощи, пожалуй, второе чудо после трансформы, телесного вознесения с земли».

Иван продолжает:

– Вечером, когда пещеры от туристов закрыли, ко мне послушника одного прислали. Долго мы с ним воск от свечей соскребали. С пола, со стен, с рак. Везде были капельки воска. Отскребли, и на вечернюю службу. В храм. А я еле на ногах стою. Рядом с нами один монах в инвалидной коляске сидел. Непростой такой монах. Может, затворник, может, и старец. Личико у монаха такое маленькое, птичье как будто. А глаза добрые-добрые. Монах говорит:

– Устали, деточки? А вы не стесняйтесь. Прямо на пол садитесь. Садитесь, деточки.

Мы взяли и сели. Нас человек десять было. Послушников. Только сели, мне так хорошо стало, приходит монах. Говорит:

– Братья, надо мебель разгрузить.

Пошли мы мебель разгружать. Тут я чуть веру не потерял. Брат, отродясь такой шикарной мебели не видел. Всё из красного дерева. Всё аккуратненько так сделано, по индивидуальному заказу. А мебель мы грузили в покои митрополита. Да, тут церковная политика. Старого митрополита, Филарета, за что-то анафеме предали. Он съехал. Со дня на день ждут нового митрополита. Владимира. К его приезду мы и грузим мебель. Что-то в роскошные покои, что-то прямо в сад. Сад выходит на крутой берег Днепра. Весь левобережный Киев, как на ладони. Грузим, я думаю: блин, мы тут как собаки, а здесь такая роскошь. А как же Евангелие: «кто хочет стать господином, стань всем слуга»?

– Потом я опять чуть веру не потерял, – продолжает Иван. – Закончили с мебелью, я отпросился в туалет сходить. Ну, там, умыться, носки постирать. А идти надо было в корпус, где семинаристы обитают. Так вот, брат, захожу я, а там бурса, чистая бурса! Представь себе: толпа юношей, кругом киль-дым. Юноши режутся в карты. У одного уже нос сине-красный. Это ему нос картами набили. Везде западно-украинский говор. Я думаю: «Это будущие, блин, попы?» Ничего себе! Пока я носки свои стирал, ко мне привязались: кто ты такой, чего нам по-русски отвечаешь, чего ты такой бледный, постишься, кто благословил?…Короче, я не стал с ними много говорить. Постирал носки и как можно быстрее оттуда. Прихожу, а мне говорят:

– Брат, там картошку привезли, надо разгрузить.

Пошел я. А там целая, целая машина картошки! В общем, как картошку разгружали: не помню. Был на автопилоте. Только помню, была ночь, когда закончили. Положили нас спать. В каком-то здании. Прямо на полу. Легли. Кто на что. Рано утром подъём. Я еле живой. Только ж заснули, только ж легли! Монах, что нами керует, говорит:

– Идите в ближние пещеры. На литургию.

Приходим. Какая-то монахиня у входа стоит. Спрашивает нас: «чего пришли?» Мы говорим: «На литургию». Она: «литургии не будет, идите в дальние пещеры, там литургия». Идем, как стадо баранов, в дальние пещеры. Приходим. Никакой литургии и в помине нет. Возвращаемся обратно. На литургию, естественно, опаздываем. Монах, над нами старший, говорит:

– Кого вы слушаете, вы меня слушайте, а не первую попавшуюся бабенку. Которая, вдобавок, в прелести.

Отстоял я литургию. Исповедовался. И постится меня благословили. И даже причастили! Так хорошо стало, брат, так хорошо! Силы вернулись. Радость такая. Ну, думаю, попались бы мне вчерашние семинаристы: кто благословил, кто благословил… да.

Потом послушание. Опять дальние пещеры. Но теперь всё было по-другому. Всё было осмысленно. Напарник мой, с которым мы опять воск от пола отскребали, киевлянином оказался. Представляешь, он в свой законный отпуск у себя на заводе несёт добровольное послушание в Лавре. Вот это вера!

Да, потом был, получается, шестой день моего поста. Опять послушание в дальних пещерах. Приходит самозваная монахиня, та самая, что нас в пещеры отправила. Без облачения, правда. Но, я её узнал. Ходит она со свечкой в руках. Что-то там делает. А во мне такая дикая страсть к ней запылала. Лютая страсть! Ещё немного и сойду с ума. И тут опять воздух сгущается и мысленный голос: «иди, отправь телеграмму другу». Ну, моему бывшему барабанщику. Я пошел и отправил. Вернулся – дамы нет. А на следующий день приехал мой друг. И так же внутренний голос: «поднимись из пещер». Я выхожу, а там мой друг… Ну и всё… Наливай.

– Что, этим кончилось?

– Лавра, да.

– А после Лавры что?

– После Лавры? – говорит Иван.

– После Лавры мы в город гулять пошли.

– И, что, настоятель отпустил?

– Ну, да. Отдал воинский билет, сумки. Мы пошли. Взяли билет на поезд. А поезд только вечером. Ходили по Киеву. А я всё ещё в посте. Не ем, не пью. У меня слабость колоссальная. Помню, опускаю руки в киевские фонтаны, и так хорошо, так хорошо. Ходили, ходили и пошли на порнографический фильм.

– Куда-куда?!

– На фильм с порнографическим содержанием.

– Зачем это?

– Не знаю, просто взяли и пошли. Сами собой.

– Ну ты, блин, экстремал, – говорю я.

– Не знаю, – говорит Иван, – только помню, закрываю глаза, а перед глазами раки с мощами. Кстати, фильм так и не кончился. Лента раз порвалась, потом ещё раз, потом ещё. Наконец, выходит дама и говорит: «Извините, кина не будет».

– Дак, из-за тебя что ли, фильм оборвался?!

– Не знаю, но что-то произошло. Ну, а потом я домой вернулся. Смотрю: ни матери, ни сожителя. Я с облегчением вздохнул. И вышел с поста. Итого девять дней в посте.

– М-да, – многозначительно говорю я, наблюдая как Иван разливает остатки самогона.

– А ты-то как, – спрашивает Иван, – не спился ещё?

– Не дождётесь, – говорю я.

И вдруг меня «прорывает»:

– Да, Православие сильная религия. Вера наших отцов. Религия нашей земли…Ну и что, что семинаристы, дорогая мебель. Пусть, на сегодня, Православие погрязло в фарисействе и догматизме. Скоро всё изменится. Я верю: за Россией великое будущее. Великое, понимаешь!

– Сомневаюсь, – скептически роняет Иван, – а к чему ты это? При чём здесь Лавра, Православие и будущее России. Какая связь? К чему?!

– Как к чему, – восклицаю я с пьяным жаром, – ты…ты не веришь, как ты можешь не верить в Россию!…ты…ты читал «Розу Мира»?!

– Нет, – простодушно отвечает Иван.

Что такое «Роза Мира», я излагаю Ивану долго и во всех подробностях. Под вторую бутылку. Иван слушает не перебивая. Чуть ли не раскрыв рот. Идём ко мне домой за «Розой». Жалуюсь Ивану на Яну. Мол, я её люблю, а она меня – нет. Вот вчера, например, прекрасно провели время. И все равно, между нами стена. Я её почти физически ощущаю. Она меня не любит. Впрочем, нельзя сказать, что полностью равнодушна. В общем, такая «ботва». Иван советует:

– Расстанься с ней. Она же над тобой просто издевается.

– Ох, да, – говорю я и качаю головой, словно старый раввин.

Раз в четыре дня хожу на работу. Работаю в охране порта. На работу иду мимо стандартного «совкового» магазина. В магазине – шаром кати. Захожу на рынок. Всё, чего нет в магазине, есть на рынке. Но втридорога. На рынке я покупаю сигареты. Потом, обязательно, прохожу по аллее. Аллея замечательна тремя не загаженными скамейками. И огромными пирамидальными тополями. На скамейки можно нормально, по-человечески, сесть. А это в наше смутное время роскошь.

Пересекаю дорогу, троллейбусную остановку, большой парк, наполовину запущенный. Парк обрывается огромным пустырём. Перехожу через него, как через пустыню. Позади меня город. Белёсые коробки высоток. Справа – лиман. По другую сторону фантастические руины бывшего керамзитного завода. Прямо – стрелы портовых кранов. Вот и проходная порта. Место моей работы.

У меня замечательный начальник. Ключевский Дмитрий Давыдович. Наидобрейший еврей, до удивления безотказный. Росточка Дмитрий Давыдович маленького, телом худенький. И вид у него такой печальный-печальный, как у мультяшного ослика Иа-Иа из Винни-Пуха. Последний месяц Ключевский особенно печален: его покинула жена, сбежала с детьми в Америку. На работе сочувствуют Дмитрию Давыдовичу. Не понимают его только, когда он тяжко вздыхает и говорит:

– Если бы в Израиль сбежала, я б её ещё, может быть, простил. А так, в Америку…

– Да шо она, дура?! – Возражают Ключевскому его подчиненные, – в Америке жизнь о-го-го, всё есть. А шо Израиль?.. Сплошная война с палестинцами.

– Так историческая Родина, ты не понимаешь, – обиженно пыхтит Дмитрий Давыдович и умолкает.

Дмитрий Давыдович – добрейшей души человек. Например, сегодня я забыл купить сигареты, когда утром шел на смену. Звоню по внутреннему телефону Ключевскому:

– Дмитрий Давыдович, тут такое дело, сигареты забыл купить. Вы меня не подмените? Я сбегаю за сигаретами. Полчаса туда-обратно.

– Конечно, сходи, – раздаётся в трубке грустный голос начальника караула, – о чем разговор, я за тебя посижу.

Иду за сигаретами. Стремительно пересекаю пустырь, потом парк и троллейбусную остановку. Покупаю сигареты, но в порт не иду. Иду к аллее, сажусь на одну из скамеек. Прекрасный солнечный день! Ещё не жарко, ещё небо над головой без белёсой летней дымки. Синее-синее! Настроение в душе совсем нерабочее. В голове – обрывки вчерашней «вечеринки» с Яной. «Ну», думаю, «покурю, и в порт». Мысли как-то сами по себе летят в светлые миры «Розы Мира». Думаю о России Небесной. Представляю Её себе так: ослепительное, лучезарное небо, неподвижно стоящие облака, величественные, насквозь пронизанные светом. Облака белые-белые. И бело-золотой город на вершине холма. Купола храмов. Сказочный благовест разлит в воздухе. Под холмом излучина реки. Над рекой туман, туман сияет, дышит – он живой! Туман – это душа реки.

Представляю как из непостижимого Отчего Лона, из непредставимых просторов Духовной Вселенной нисходит в Святую Русь «Вечная Женственность». Я представляю её в виде солнца. Но Дух, от Бога исходящий, не может быть безликим. В центре солнечного диска постепенно вырисовывается узкий овал женского лица. Это лицо Яны, светлое и чистое. «Небесная» Яна смотрит мне прямо в душу голубыми бездонными озерами глаз. И тут со мной случается нечто, чему я не в состоянии подобрать слова. Случается внезапно. Волна самого настоящего, а не фантазийного блаженства накатывает мне на сердце. Дыхание прерывается. Исчезает гудящий рынок за моей спиной. Троллейбусная остановка. Громада «десятиэтажки». Всё исчезает. Остаётся одна аллея. И океан солнечного света. Свет мягко струится. Ниспадает с небес на землю. Наполняет душу едва выносимым блаженством.

Ничего подобного никогда не переживал. Очнулся. Так и сижу с нераспечатанной пачкой сигарет в руке. В воздухе тонкий, еле уловимый запах. Кажется, так пахнет в Церкви. Как на крыльях лечу на работу. Что со мной было – не знаю. Одно несомненно – что-то духовное вторглось в мой маленький, материальный мирок.

Извиняюсь перед Ключевским за опоздание. На мои извинения Ключевский машет руками:

– Что ты, что ты. Сколько надо, столько и сходил. Я тут посидел, подумал. Ну, дежурь. А я…

Ключевский зевает, не спеша ковыляет к себе. Смотрю ему вослед. Сгорбленная маленькая фигурка. Идёт, чуть прихрамывая. Умиляюсь, какой замечательный у нас начальник караула!

* * *

Вчера уехали Яна с Ирой. Двинули в Питер к старым знакомым. Оттуда уже в Сибирь. Признаюсь честно – мне ни холодно, ни горячо оттого, что Яна уезжает, уезжает навсегда. Никуда она не денется от меня! Здесь не встретимся, так встретимся там, после смерти. Сейчас же я понял одно – прошлая страничка моей жизни исписана. Всё! Закрыта вместе с отъездом Яны.

Всё у меня теперь будет по-другому. Как, я ещё не знаю. Мечтаю познакомиться с духовными людьми. Мечтаю встретить людей «Розы Мира».