Отбытие Орбитсвиля

Глава 1

Оставшееся время они решили провести в Гарамонд-парке.

Даллен уже бывал здесь, но сегодня все выглядело иначе и казалось неестественно ярким. Сквозь листву ослепительно сверкали медные кровли домов; цветы и кусты, превращенные яростным солнцем в экзотическую растительность джунглей, пламенели под вертикальными лучами. Ядовито-зеленый газон сбегал к единственному объекту, на котором мог отдохнуть взгляд: внизу чернело круглое озеро. На берегу горбились невысокие холмики из остатков камней и металлических конструкций, бывших когда-то фортификационными сооружениями. Небольшие группы туристов, покачивая сверкающими эллипсами шляп, бродили среди древних развалин или прогуливались по дорожке, огибавшей озеро.

– Давай спустимся и заглянем вниз. – Даллен порывисто взял жену под руку.

Кона удивленно отстранилась.

– Что за спешка?

– Ну вот, опять все сначала? – Даллен отпустил ее руку. – Мне казалось, мы обо всем договорились.

– Хорошо тебе…

Кона замолчала, хмуро посмотрела на него, но через мгновение ее лицо снова озарила улыбка. Обняв друг друга, они стали спускаться по склону. Даллен ощущал бедром ее тело и вспоминал, как они долго занимались утром любовью. Ему вдруг пришло в голову, что своей ненасытностью Кона словно давала ему понять, чего он лишается. В душе снова шевельнулись обида и разочарование, уже несколько месяцев омрачавшие их отношения. Даллен решительно отогнал мрачные мысли.

Они пересекли дорожку и остановились возле каменного парапета, опоясывавшего черное озеро. Даллен прикрыл глаза рукой, вгляделся в темную глубину и через несколько секунд увидел звезды.

Хотя из-за солнца он различал лишь наиболее яркие светила, сердце вдруг пронзил первобытный ужас. Всю жизнь Даллен провел на внутренней поверхности Орбитсвиля, а остальной мир видел только во время редких визитов к Окну. "Вот окажусь на Земле, – сказал он себе, любуясь звездным небом, – и смогу каждую ночь познавать новые миры…”

– Мне как-то не по себе, – прошептала у его плеча Кона. – Такое чувство, будто я вот-вот провалюсь туда.

Даллен покачал головой.

– Здесь совершенно безопасно. Полевая диафрагма выдержит любой вес.

– То есть? – Она игриво подтолкнула его бедром. – Уж не хочешь ли ты сказать, что я слишком толстая?!

– Ни в коем случае!

Он с нежностью взглянул на жену, ценя ее добродушную иронию, с которой она всегда относилась к собственной внешности. Раньше Кона соблюдала строжайшую диету, но после рождения сына борьба с килограммами стала даваться ей куда труднее.

Мысль о скорой разлуке с Мики омрачала редкие в последнее время минуты взаимопонимания. Даллен почти год потратил на то, чтобы добиться перевода на Землю, поскольку это сулило ему чин офицера четвертой ступени в Гражданской службе Мета-правительства. Кона знала о его планах, но только после родов объявила мужу, что не собирается покидать Орбитсвиль. Космический полет и резкая перемена климата могут неблагоприятно сказаться на здоровье Мики, оправдывалась она, но Даллен не слишком верил такому объяснению, поэтому чувствовал себя обиженным. Кона не хотела покидать больного отца, а помимо этого она как профессиональный историк была увлечена работой над книгой о еврейских поселениях на Орбитсвиле. И если первая причина не вызывала возражений, то вторая порождала многочисленные ссоры, разрушительное действие которых не могли сгладить ни убедительные аргументы, ни добродушное подшучивание друг над другом. "Для некоторых быть евреем – своего рода религия…”

В темной глубине под ногами проплыла огромная тень, и Кона в испуге отпрянула от парапета. Даллен узнал каботажный грузовоз, скользивший в каких-нибудь пятидесяти метрах от Окна, направляясь к противоположному берегу черного озера. На другом берегу Окна находился космический терминал, откуда Гарри Даллен вскоре отправится на Землю. Пассажирский вокзал и складские корпуса высились над поверхностью озера, но гигантские причальные опоры уходили сквозь силовое поле вниз, теряясь во мраке открытого космоса.

– Мне здесь не нравится, – сказала Кона. – Все такое чужое.

Даллен понял ее намек. Их родной городок Бангор был в шестнадцати тысячах километров отсюда, в глубине Орбитсвиля, среди уютных холмов, так похожих на земные. Высшая точка находилась на отметке тысячи метров. Это означало, что в окрестностях Бангора имеется значительное скопление осадочных горных пород, хотя геологическая структура не имела никакого значения. Без тонкого слоя шлема, загадочного материала, из которого состояла огромная сфера, ничто не могло бы существовать. От подобной мысли становилось неуютно и тревожно, но такие размышления беспокоили лишь гостей Орбитсвиля да недавних переселенцев. Однако тот, кто родился на Большом О, с детства проникался абсолютной верой в его незыблемость, просто зная: этот мир куда более долговечен, чем обычные планеты.

– Нам вовсе не обязательно оставаться здесь, – сказал Даллен. –Хочешь, пойдем посмотрим на розы.

– Позже. – Кона нажала кнопку записывающего устройства в виде броши, прикрепленного к ее шафрановой блузке. – Я хочу снять памятник Гарамонду. Может, пригодится для книги.

"Подразумевалось, что ты провожаешь меня, а не собираешь материал для своей книги", – с грустью подумал Даллен, гадая, намеренно ли Кона задела его, упомянув о книге. Среди привлекательных качеств жены не последнее место занимала ее независимость, которой она никогда не желала поступаться. Даллен понимал, что сейчас уже не изменить правила, установившиеся в их отношениях, хотя никак не мог отогнать назойливую мысль, насколько было бы лучше, если бы они отправились на Землю вместе и разделили все радости и тяготы поездки.

Разумеется, оставалась и другая возможность: отложить отъезд на пару лет. Мики подрастет и окрепнет. Кона к тому времени закончит свою книгу и подготовится к новой полосе в своей жизни.

Внезапно у Даллена возникла крамольная мысль, ужаснувшая его своей неожиданностью. Ведь все можно переиграть! Можно уклониться от полета на Землю, попросту не явившись на борт звездолета.

Сколь ни бездушным был бюрократический аппарат мета-правительства, там все же считались с одним свойством человеческой натуры: некоторые люди не способны вынести психологического напряжения межзвездного перелета. Отказ в последний момент был столь распространенным, что для обозначения этого явления возник своеобразный термин "слинять мимо окна". Даже багаж не грузили до тех пор, пока пассажир не поднимался на борт корабля.

Нет ничего постыдного, говорил себе Даллен, в умении приспособиться к обстоятельствам, так поступают очень многие. Если он сейчас позволит себе романтический жест самоотречения, ему не нужно будет никому объяснять, даже своей собственной жене, что жест этот крайне эгоистичен, поскольку позволяет сохранить самое дорогое.

– Памятник. Фотографии. – Кона помахала рукой перед его лицом. – Ты что, забыл?

– Извини, задумался, – смущенно пробормотал Даллен. Они дошли по тропинке до места, где дорожка превращалась в небольшую полукруглую площадку, на краю которой у самой бездны высилась бронзовая статуя. Человек в космическом костюме двухсотлетней давности, прикрыв глаза от слепящего солнца, вглядывался в даль. В опущенной руке он держал шлем. Скульптор сумел запечатлеть выражение лица путешественника, вынырнувшего из черной бездны космоса на зеленые равнины Орбитсвиля. Благоговейный страх и удивительное спокойствие от сознания исполненного долга –выражение, хорошо знакомое каждому, кто в первый раз проникал сквозь диафрагму из стерильной космической черноты и ступал на залитые солнцем бескрайние просторы.

На бронзовой табличке стояло всего три слова:

ВЭНС ГАРАМОНД, разведчик – Я просто обязана снять его, – заявила Кона, впервые увидевшая этот памятник.

Она обогнала мужа и присоединилась к туристам, загипнотизированным информационными лучами, исходящими из постамента статуи. Вдруг один из блуждающих лучей сфокусировался на лице Даллена, погруженного в собственные мысли, и в его голове разлетелся сноп цветных брызг. После мгновенной паузы, во время которой информационное устройство изучало его реакцию на сигналы и определяло, на каком языке следует вести передачу, Даллен погрузился в мир сконструированных миражей. Трехкорпусные звездолеты, видимые как будто из космоса, приближались к оболочке Орбитсвиля, к круглому светящемуся Окну. Зажурчал бесполый голос:

– Около трех столетий назад, в 2096 году, первый космический корабль с Земли достиг Оптима Туле. Корабль назывался "Биссендорф" и принадлежал флотилии исследовательских судов компании "Старфлайт Инкорпорейтед". Компания вошла в историю как монопольный организатор космических перевозок в эпоху расселения Земли. Командовал "Биссендорфом" капитан Вэнс Гарамонд. Сейчас вы находитесь на том месте, где капитан Гарамонд, преодолев поле диафрагмы, удерживающее нашу атмосферу, впервые ступил на землю Оптима Туле…

Картина изменилась. Даллен увидел Гарамонда стоящего со своими спутниками на девственной равнине, где теперь находился расползающийся во все стороны Бичхэд-Сити. Голос продолжал звучать, но слова уже не доходили до сознания Даллена, разбиваясь о барьер его собственных мыслей.

Что мешает ему так поступить? Что изменится во Вселенной, если он не полетит сегодня на Землю? Он вернется, его, конечно же, осмеют коллеги из Комиссии по границам, но какое это имеет значение? Какой вес имеет чье-то мнение по сравнению с чувствами и желаниями Коны? А ведь есть еще Мики, трехмесячный Мики…

– Справа вы видите разрушенные фортификационные сооружения, это один из немногих следов, оставшихся от цивилизации праймеров, процветавшей на Орбитсвиле около двадцати тысяч лет назад. О праймерах нам известно немного. Несомненно одно, это было очень энергичное и честолюбивое племя. Обнаружив Оптима Туле, они, несмотря на огромные размеры сферы, попытались установить над ней контроль. Для достижения своей цели они, проявив незаурядные инженерные способности, закрыли бронированными пластинами 548 окон-порталов Оптима Туле. Все, кроме одного.

Куда они подевались, неизвестно. То ли их уничтожили новые переселенцы, то ли просто поглотили необозримые просторы, которые праймеры хотели присвоить. Как бы то ни было, одним из первых решений Мета-правительства Оптима Туле стало распоряжение открыть все порталы, предоставив тем самым каждому народу Земли неограниченный доступ…

Даллен увидел мультипликационную картинку. Крошечные корабли стреляли из крошечных лучевых пушек в черную махину, и с каждым выстрелом все яснее вырисовывалось тройное кольцо иллюминаторов, а солнце, заключенное в оболочку Орбитсвиля, выбрасывало в космос все новые и новые манящие лучи. – Почти сразу после открытия Орбитсвиля началась иммиграция землян.

Она достигла огромных темпов и длилась полтора века. Сначала перелет занимал четыре месяца, однако звездолеты новой конструкции сократили время в пути до нескольких дней. К экваториальным порталам ежедневно прибывало свыше десяти миллионов человек, а частота перевозок достигла…

Даллена начали раздражать навязчивые образы и монотонный голос. Он резко шагнул в сторону, прервав контакт с лучом, опустился на скамейку и стал смотреть на Кону, которая увлеченно фотографировала памятник. Даллен опять подумал, что ее интерес к статуе выглядит несколько показным. Означает ли это вызов? Может, она старается облегчить ему задачу, отстраняясь от него?

"Ради чего я лишаю себя всего этого?" – подумал он. Кона опустила камеру и Даллен помахал ей рукой. Он улыбнулся, представив, как она воспримет новость. Можно выложить все сразу, а можно начать с предложения пообедать в каком-нибудь шикарном ресторане.

Кона протолкалась сквозь толпу туристов. К ней тут же подскочили два мальчишки лет десяти. Кона остановилась, что-то сказала им, потом раскрыла свою сумочку. Мальчишки тут же унеслись прочь, хохоча и пихая друг друга. – Паршивцы, – Кона с улыбкой подошла к мужу, – не хватает, говорят, на обратную дорогу до дому, а сами, небось, помчались к автоматам с газировкой.

Внутренний голос просил Даллена не обращать внимания на происшествие, но он не смог удержаться.

– Зачем же ты дала им денег?

– Они всего лишь дети.

– Вот именно. Они всего лишь дети, а ты убедила их в выгоде попрошайничества.

– Ради Бога, Гарри, зачем так волноваться? – В ее голосе звучала насмешка. – Речь идет о каких-то пятидесяти центах.

– Дело не в сумме. – Даллен сурово посмотрел на нее, злясь, что она портит, быть может, лучший в их жизни момент. – Разве для меня важно –пятьдесят центов или пятьдесят монит?

– Тебя так заботит детская благовоспитанность? – Стоя внутри вертикального столба тени, отбрасываемой полями шляпы. Кона словно отгородилась от мужа.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Даллен, хотя прекрасно все понял. Он сам провоцировал ее использовать Мики в качестве оружия.

– Какая трогательная забота о детях. О чужих детях. Довольно странно для того, кто собирается в увеселительную поездку на Землю и бросает собственного сына.

"Я не собираюсь…

Не собираюсь на Землю", – Даллен делал отчаянные попытки вытолкнуть из себя эти слова. И не смог. Не сумел перебороть свою собственную черствость и непреклонность.

Три часа спустя Даллен стоял на смотровой галерее пассажирского корабля "Ранкорн", устремившегося прочь от подавляющих просторов Орбитсвиля.

На первых этапах полета корабль двигался очень медленно, поэтому километровое окно, вокруг которого располагался Бичхэд-Сити, было видно еще полчаса. Постепенно оно сужалось, превратившись в яркий эллипс, затем в полоску света, пока совсем не исчезло. Но неопытный путешественник еще долго мог пребывать в убеждении, что корабль замер в непосредственной близости от оболочки, ведь Орбитсвиль загораживал половину видимой Вселенной.

В той стороне, где находился Орбитсвиль, зиял непроглядный мрак без световых бликов, без вспышек или отражений. Казалось, космос, обычно усыпанный мириадами звезд, расцвеченный шлейфами светящегося газа, разрезали надвое. Одна половина привычно мерцала и искрилась, другой просто не стало. Лишь абсолютная тьма обозначала невидимое присутствие громады Орбитсвиля, чудовищную черную дыру, выевшую центр Вселенной. Даллена потрясло удивительное зрелище. Что же должен был чувствовать экипаж "Биссендорфа" в те далекие дни, когда люди впервые приближались к Орбитсвилю? Какие мысли проносились в их головах, когда черный круг разрастался, перекрывая половину наблюдаемого пространства? Первооткрыватели могли решить, что обнаружили сферу Дайсона. В двадцатом веке существовала популярная теория, предлагавшая критерий высокого развития цивилизации. Такая цивилизация, озабоченная нехваткой жизненного пространства и энергии, вынуждена будет окружить свое солнце сферой и расселиться по ее внутренней поверхности. Однако сфера Дайсона не могла выглядеть однородной, ведь ее сооружали бы в течение многих тысячелетий из подогнанных друг к другу остатков планет, астероидов и всякого космического мусора. Через стенки такой сферы должны проникать самые разные виды излучения, несущего информацию о природе оболочки. Орбитсвиль по сей день оставался объектом-загадкой. Его илемная оболочка прозрачна лишь для гравитации, поэтому первооткрыватели с "Биссендорфа" могли установить только то, что они приближаются к солнцу, окруженному гигантской сферой, что на ее поверхности нет никаких швов и что она совершенно гладкая.

Даже сейчас, подумал Даллен, люди далеки от разгадки тайны Орбитсвиля.

Каким образом возник этот полый шар из загадочного вещества? Миллиард километров в обхвате! Существует лишь один источник столь непостижимого количества материи – само солнце. Материя – это энергия, а энергия – это материя. Любая непогасшая звезда непрерывно выбрасывает в окружающее пространство энергию в виде света и других излучений, эквивалентную миллионам тонн вещества. Но на пути энергии орбитсвильского солнца, известного когда-то под именем "звезда Пенгелли", Некто поставил преграду и произвел определенные манипуляции, трансформировав энергию в материю. Овладев мощью солнца, Некто создал оболочку из вещества, обладающего заданными свойствами. Когда толщина сферической оболочки достигла необходимой величины. Творец подставил ладони под поток лучистой энергии и сотворил новые чудеса: покрыл внутреннюю поверхность сферы почвой, пустил по ней реки, оживил пространство атмосферным слоем. Подобным же образом Он сотворил аминокислоты, живые клетки, растительные семена. Ведь в конечном счете нет никакой разницы между листом растения и листом стали.

– Грандиозное зрелище, не правда ли? – Молодая незнакомка стояла рядом с Далленом у изогнутого поручня смотровой галереи. – Тьма, хоть глаз выколи.

– Согласен с вами.

Даже в тусклом свете галереи Даллен заметил откровенно чувственную привлекательность ее восточного лица. Почему-то он принял ее за спортсменку, привыкшую к выступлениям перед публикой.

– Я первый раз лечу на Землю. А вы? – Она взглянула ему в глаза.

– Тоже. – Даллен с изумлением понял, что ему захотелось соврать и выдать себя за бывалого астронавта. – Для меня все это внове.

– Я видела вас во время посадки.

– Вы наблюдательны.

– Вовсе нет. – Она продолжала смотреть на него в упор. – Я обращаю внимание лишь на то, что мне нравится.

– В таком случае, – вежливо ответил Даллен, – вы очень счастливый человек.

Он повернулся и ушел, с легкостью выкинув встречу из головы. Он все еще злился на Кону, но объятия случайной попутчицы – слишком дешевый и пошлый ответ, и, хотя к нему прибегают многие оскорбленные в своих чувствах мужчины, Гарри Даллену это не подходит. Лучше почаще наведываться в гимнастический зал и заглушить тоску физическими нагрузками.

Остальные пассажиры были, судя по всему, туристами. Благодаря щедрым субсидиям мета-правительства они получили возможность посетить колыбель человеческой культуры. Пробираясь среди праздной публики, Даллен чувствовал себя белой вороной. Он зашел в свою каюту, переоделся и отправился в спортзал, где в одиночестве подверг себя пытке на тренажере, повторяя каждое упражнение по сотне раз, чтобы достичь душевного и физического изнеможения – гарантии крепкого сна.

Заснул он почти сразу, но уже через два часа открыл глаза с мрачным предчувствием утомительной и бесплодной борьбы с бессонницей. Пытаясь обмануть себя, он постарался представить новую работу в Мэдисоне, поездки в легендарные старые города, живописные пейзажи крошечной планетки. Однако сколько он ни старался, никаких ярких картин так и не увидел. В неприятном состояние между сном и явью, когда мозг оказывается во власти странных видений, Даллену вдруг чудилось, будто Земля – место страшное и крайне враждебное.