Кафе «Круговая оборона», взгромоздившееся на крышу четырехэтажной башни торгового центра Правой Ладони, как нельзя лучше соответствовало обстановке встречи.
Я выглянул в амбразуру и посмотрел на один из гигантских экранов, развешанных на кронштейнах вокруг башни. Экран от края до края занимало шоколадное лицо красиво раскрашенной ведущей, объявлявшей анонс.
– Итак, в прямом эфире через десять минут – прямой репортаж с новым ужасом планеты, самым опасным, ужасным и непредсказуемым Черным Звездецом.
Картинка сменилась рекламой бронежилетов, и я отвернулся от амбразуры, чтобы посмотреть на ведущую живьем.
– Готов? – по рабочему напряженно спросила она, поправляя в ухе наушник рыжего пластика, успешно прячущийся в прическе, раскрашенной в цвета пламени так качественно, что руки сами тянулись за огнетушителем.
Я молча вытащил из кармана личную карточку и помахал ею в воздухе.
Повинуясь этому сигналу, от стойки оторвался официант в каске, бронежилете и униформе и, пригибаясь под лазерным шоу, стилизованном под перестрелку, перебежкой переместился к столику.
Положив на стол платежный аппарат, он присел на корточки с блокнотиком в руках.
– Пока ничего, рядовой. Будет хорошо, если через пять минут вы сможете доставить литр вкусного раствора витаминов. Думаю, нейро-2. И оставьте для легкости перемещений, излишнее оборудование. – я кивнул на платежник.
Он козырнул и перебежкой удалился.
– Готовьте платеж. – сказала ведущая и кивнула на платежник.
Хмыкнув, я вставил карточку. Он высветил цифру баланса.
Посмотрев на вытянутое лицо ведущей, я не стал демонстрировать признаки охренения тем, что счет ни с того ни с сего стал 26.036.
– Интересно вы зарабатываете… – буркнула ведущая, волевым усилием натягивая на лицо профессиональную маску.
– Не жалуюсь, не жалуюсь. – добродушно-сыто протянул я. Цифра мигнула и стала 36.036. Покосившись на эту красоту, я выдернул карточку, покосился на экран и достал трубку.
– Теперь готов. – гордо сообщил я, начав набивать ее поплотней.
– Тогда мы должны сделать репортаж, в котором ты будешь монстром. Общественность уже взбудоражена твоими выступлениями в стиле чистильщиков, и надо развить тему… минута до эфира… Так что будь добр, постарайся.
Я покосился на висящий на висящий над столом шарик камеры, убрал кисет в карман, щелкнул зажигалкой и начал не спеша раскуривать трубку, мысленно считая минуты до эфира.
Выпустив в камеру облако дыма, я перевел взгляд на растопыренные пальцы ведущей, считающей секунды до эфира и сообщил:
– Извините, на шоу я не договаривался – только на интервью.
Пару секунд она собиралась мне что-то ответить, а потом, осознав, что она уже в эфире и ее шок транслируется миллионам телезрителей, растянула губы в рабочей ухмылке и начала:
– Итак, сегодня у нас в прямом эфире человек, возрождающий лучшие традиции наемных убийц, один из самых страшных людей на планете – Черный Звездец. Наш оператор ждет ваших звонков по Сети Маровик абоненту Телесеть-1. А пока наш первый вопрос: на кого вы работаете?
Я покосился на свое лицо на гигантском экране, пустил в угол изображения дым и сознался:
– Как ни страшно это прозвучит, я не работаю, а служу, да и то под сомнением, потому что на настоящий момент нет ни одной копии ни одного контракта, приведенной в действие.
– То есть вы работаете по устной договоренности? – очень загадочным тоном вклинилась ведущая.
– Можно сказать и так…
– Понятно. – Вклинилась ведущая. – Следующий вопрос: сколько людей вы уже убили?
– … но на самом деле я ни с кем не договариваюсь ни о чем. Мне просто говорят, что я могу быть там-то и делать то-то. Это что касается договоренностей и на кого я работаю. Касательно вашего второго вопроса, я, к сожалению, не вел подсчеты людей, которые пытались убить меня или моих друзей.
Я посмотрел в ее злобные глаза и пыхнул в камеру, пользуясь тем, что она снимала ее.
– У вас есть друзья? – скептически осведомилась она.
– Если вы под этим словом "люди, ради которых я готов на все – то их просто нет в природе, я не больной, чтобы обожествлять людей. Однако, у меня очень много друзей – тех, кто ко мне хорошо относиться и готов мне помочь выжить и добиться моих целей. И к которым я отношусь так же.
– Вы имеете в виду, за деньги?
– Нет, я просто имею в виду тех, кому хорошо от того, что я есть в живых.
Пару секунд поборовшись с рушащимся на нее отупением от безуспешных попыток понять, что я имею в виду, она опомнилась и заученно затараторила:
– Отлично! У нас есть интересный звонок. Вы в эфире, представьтесь, пожалуйста.
– Начальник полицейского управления База-2. – прогудел шарик низким хриплым голосом. – Я хотел бы услышать, как вы прокомментируете растер вами полицейского катера.
– Я бы хотел ответить, что маньяк, похитивший на бульваре левой руки нашего работника, не имеет ко мне никакого отношения, но если вы хотите – я могу, как частное лицо, прокомментировать его действия.
– Да-да, пожалуйста.
– Гм. – я отхлебнул из чашки и сказал: – Во первых, мне показалось, что на экранах это выглядело красиво. Во вторых, действия этого лица правильнее будет классифицировать как «выведение из строя», а не «расстрел», поскольку «расстрел» предполагает решечение пулями и ракетами и резку лазерами с целью уничтожения экипажа, каковых действий на бульваре не было, насколько я слышал. И в третьих, насколько я понял, это была тактическая игра между вами, им и некоей бандой преследователей, которые гнались за курьером. Кстати, вы не знаете, что с ними?
Я сделал паузу на глоток сока и не дождавшись, конечно, ответа, продолжил:
– Так что он вас просто обыграл.
– В это раз – да. – буркнул полицай. – Спасибо за комментарий.
– Спасибо господину начальнику полиции. – сладко улыбаясь, сказала ведущая. – Мы к вам вернемся через несколько секунд.
На экране пошла реклама, и она, изменившись в лице, зашипела:
– Что ты делаешь, идиот?
– Даю интервью. – невинно отозвался я. – И отказываться поздно – оплачено.
Она замерла с открытым ртом, видимо, услышав в заоравшем наушнике инструкцию.
– Твое счастье, что рейтинг пошел вверх. – злобно буркнула она, когда наушник затих.
– Конечно. В отличие от тебя, я знаю, что делаю.
Экран показал ее злобное лицо, сменившееся маской застекленевшей улыбки.
– У нас следующий звонок. Представьтесь, пожалуйста.
– Старший историк ПД. – продребезжал старческий голос. – Молодой человек, вы не могли бы рассказать, по какому принципу вы подбирали экипировку. Я, знаете ли, хотел выяснить, в свое время, этот вопрос у наемников, но сами понимаете… И, заодно, вы не могли бы продемонстрировать, чем вы вооружены.
Хихикнув, я вытащил из кармана мини-проектор и включил его.
На голопроекции за моей спиной прокрутился небольшой ролик про магнитометы первой конфедерации и про коньки.
– Считайте, показал. – весело сказал я, убирая проектор. А подбор таких вещей сами знаете, как происходит – гравискользунки классифицируются как личный транспорт, и нужны для того, чтобы можно было спокойно носить стволы. А стволы, в свою очередь, попадаются, надо только достаточно большой и старый склад оружия и хорошо попросить, чтобы дали что-нибудь с емким магазином… и дальше по тексту ролика. Обычно, если человек на самом деле хочет сделать что-то, все необходимое для выполнения оказываться у него, можно сказать, само.
– То есть вы хотите сказать, что эти предметы – не атрибут вашей личности, а всего лишь оборудование?
– Простите, если человек думает, что какой-то предмет – это атрибут его личности – это болезнь, к тому же опасная тем, что он становиться еще более уязвим, чем в том случае, если он считает, что он – просто тело. Например, «я – тот, у кого есть сапоги». Потом сапоги исчезают, крадут их, например, и человек становится тем, у кого нет сапог. Смешно, да?
– Действительно. Как я понял, вы сторонник идеи переселения душ, которую исповедуют все наемные убийцы? То есть вы верите в переселение душ?
– Я не верю в переселение душ. Точнее, я знаю, что я – не тело, потому что я – нечто от него отличное, поскольку мне уже приходилось пережить смерть, а потом оживление.
– Спасибо. – скептически бзякнул он.
– Спасибо вам за звонок. Звонки пошли валом, и пока наш гость отвечает на следующий, а попытаюсь собрать наиболее частые вопросы, чтобы потом задать их. Прошу.
– Начальник конфедеративного космодрома База-1. Расскажи-ка, где ты научился так стрелять, а заодно, где тебя убили и оживляли.
– Я? Стрелять? Меня не учили, я такой родился. Хотя, если принять во внимание, что я, чтобы родиться, сначала где-то умер, и так далее, то стрелять меня учили… – память, поворчав, выдала название. -… на спецполигоне Кархырг, система Уршанг, Сектор 2 Галактики 2.
– Это у злоблинов что ли? – с парусекундной задержкой спросил он.
– Ага. И они же меня оживляли, когда меня выкинули в вакуум с корабля, на котором я летел с родной планеты.
– И не стерли память? – скептически осведомился он.
– Нет, наоборот, восстановили и я вспомнил, что являюсь майором их внешней разведки и попросил их отвезти обратно что они и сделали.
– Ага. – скептически сказал начкосмодрома.
Я посмотрел на испуганную ведущую
– Шутишь? – рассеяно спросила она.
– Чтоб у тебя все яйца стухли! – прорычал я ее на злоблинском.
Камера передала в эфир ее подпрыгивание на стуле, а потом передала в эфир доброе радушие злоблина, появившееся на моем лице вплоть до приобретения кожей зеленного оттенка. Я сбросил эту бытийность и по-человечески смущенно улыбнулся, и пока ведущая приходила в себя, сообщил:
– Так что в настоящий момент я являюсь крупным специалистом по галактике-2, и могу оказать и оказываю человечеству помощь в устранении разных неприятностей. Я как бы, человек и я стараюсь быть хорошим человеком и у меня неплохо получается, я надеюсь.
– Да-да. – невнятно пробормотала ведущая. – Хорошо… у нас следующий звонок.
– Сколько раз в день вы занимаетесь сексом? – выпалил динамик.
– Очень приятно, а меня Харш. – вежливо ответил я и потянул руку к стакану, давая неизвестному психоаналитику очухаться.
– Простите, Марли Айан, хозяйка павильона 18 парка подмышки со стволом. Так все-таки, сколько.
– М-м-м… – задумчиво протянул я. – Вас интересует сегодняшнее число или среднеарифметическое с момента первой осознанной эякуляции?
– И то и то. – взволнованно призналась она.
– Ну, сегодня ни разу, а за указанный период – возьмите калькулятор, если есть свободная рука, и помножьте… э-э-э… сто восемьдесят на двадцать и разделите на раз, два, три, четыре, пять… да, на пять и получите интересующее, или уже не очень, число.
– То есть… за… за две тысячи сто шестьдесят дней вы занимались сексом пять раз? – шокировано резанул ее голос.
– Ага. – скромно подтвердил я и хлебнул сочку.
– Но почему? – выдавила она. Я глянул на шокированное лицо ведущей, плавно перетекающее от шока злоблинской руганью в шок от полового воздержания, и нежно сказал:
– Просто женщины, на которых у меня… как бы этот по проще… встает, встречаются довольно таки редко, и как и я, очень заняты получением удовольствия от более приятных дел, чем трах.
С наслаждением услышав последнее слово из динамиков экрана, а не жалкий смешной «бип», я от души затянулся и подождав, не скажет ли чего ведущая, посмотрел на часы и громко попросил:
– Следующий вопрос, пожалуйста.
Пару секунд ничего не происходило, а потом шарик камеры гадостно прошептал:
– Уважаемый, а вам не кажется, что вы зарвались?
Голос был настолько резок и настойчив, что я начал озираться, чтобы убедиться, что он идет из динамика, а не из-за спины.
Ведущая, откинувшись в кресле с расслабленным лицом наблюдала за интервью.
В зал, не обращая внимания на испуганно застывших официантов, вваливались люди в черных скафандрах.
За столико за моей спиной сидел крупный лысый мужчина в черном балахоне и пялился на меня сквозь стоящую перед ним кружку чего-то. По левой его пол-лица растекался телефон.
– Возможно, и зарвался, особенно если вы представитесь и объясните, где и как именно я зарвался.
– Если вам как-то угодно меня называть – Большой Папа. Я бы хотел обсудить с вами вопрос о вашей эвакуации с моей планеты и заодно протранслировать его широкой публике, сам, впрочем, оставаясь в тени.
– А почему, собственно, вы хотели бы, чтобы я эвакуировался? – спросил я, поворачиваясь к нему впол-оборота, чтобы не терять из виду экран.
– В первую очередь, потому что эта планета – для отдыха и разгуливающие… простите, разлетывающие по ней на досках головорезы типа вас не способствуют отдыху. Во вторых, хотя и первого достаточно, потому, что за чрезвычайно краткий промежуток времени – несколько дней, вы умудрились создать ситуацию, которая, потенциально, может привести к тому, что вы станете местным героем вам начнут подражать, что, согласитесь, может привести к революции, которую вам же и предложат возглавить. Что при любом раскладе приведет к массовым жертвам среди местных и закрытию заведения для клиентов.
Его очень убедительный и проникающий в сознание голос на мгновение замер.
– И, в третьих, потому что как владелец этой планеты я объявил на себя риск объявить вас персоной, нежелательной на планете!
Из– за ряда штурмовиков, окружавшем меня плотным кольцом, выпрыгнул ком чего-то невидимого, но физически ощутимо мерзкого, зубастого и гнусного. Ком, мгновенно, даже не дав времени толком напугаться, проскочил разделявшее нас пространство и врезался в голову.
Я оказался в метре от тела, выбитый туда комом злобы на все живое, в особенности на все, что смеет ко мне прикасаться. Злоба, выплеснутая телом в ответ на шарик, примораживала смертью.
Костюм взвыл, обиженно, жалобно, а потом яростно, ответив смерти волной злобы. Волны холодной смерти замерли между телом к костюмом, начав разрушать обоих.
Тело начало изгибаться в агонии.
Костюм, дрогнув, начал стекаться в сеточку.
Потом я опомнился и понял, что в меня запулили какой-то гадостью, которая делает так, что я становлюсь настолько «вонючим», что ни один костюм на меня не налезет.
Понимание, зацепив, с грохотом уронило меня обратно в тело. Злоба, выдавленная из тела комком меня, ударила в костюм, смешиваясь с ним и убивая его. Он испустил жалобный вопль, в котором последний миг жизни смешался с болью верного друга, коварно преданного и убитого.
Вопль, раскатившись, ударил в костюмы окружающих, тихо вскрикнувшие и умершие, и, отразившись, пошел дальше.
Сделав пару глубоких всхлипов, я вернулся к нормальному дыханию.
На теле под курткой кусками висела слизкая масса. Труп.
Я поднял глаза на Папу. Папа с охреневшим лицом смотрел на куски слизи у себя на ладони. Краешком сознания отметив, что его люди чувствуют себя так же, я прохрипел:
– Я улечу.
Впрыгнувший в руку пистолет с гудением полоснул струей по полукругу черных тел. Крайние, опомнившись, успели выпалить в кресло, в котором я сидел до того, как выпрыгнул на пол.
Закончив очередь на груди Папы, я отпустил курок и послушал, как тишина наполняется стуком падающих тел и хлюпаньем крови.
Вовремя увернувшись от капнувшей со столика крови, выплеснувшей из груди рухнувшего на столик Папы, я поднялся на ноги и повернулся к побелевшей ведущей и камере.
Удостоверившись, что камера транслирует меня, я убрал пистолет в кобуру и прохрипел:
– Дамы и господа, я уверен, что помимо частных герметичных убежищ со стерилизаторами, конфедеративные зоны имеют достаточно места, чтобы вместить и простерелизовать перед эвакуацией всех.
Потом я поднял с пола трубку, сунул ее в зубы, пыхнул последними крохами табака, засунул ее в карман и внятно сказал:
– Для тех, кто не понял, объясняю – костюмы умерли, планета эвакуируется.
Приподняв автомат, я прострелил камеру.
Шарик камеры грохнулся на стол, заставив платежник с моей карточкой подскочить.
На экране была неожиданная цифра. За время интервью я стал на сотню тысяч богаче.