Отцы-пустынники смеются

ЧАСТЬ VI. «Путь глупого примой в его глазах...» (Притч 12, 15)

Суетность человека такова,– говорил один старец,– что даже когда он убивает, больше всего он грустит о том, что об этом никто не узнает».

Авва Филимон сказал: «Те философы, которые верят в абсолютную логику, никогда не пробовали спорить с женщиной».

Один старец сказал: Нужно убить гордыню, не ранив. Если ее ранить, она не умирает».

Один старец сказал: «Как много людей не умеют терять свое время в одиночку!»

Авва Виссарион сказал об одном александрийском вельможе: «Он выдает все, кроме своих собственных чувств».

Один старец как-то сказал: «Если монах говорит о себе: "У меня есть смирение",– несомненно, его у него нет. Если же он говорит: "У меня нет смирения",– то оно у него есть. Вот я, например, вовсе не имею смирения».

Один молодой человек пожелал стать монахом. Он явился в Скитскую пустыню в один из самых бедных и суровых монастырей, и старец повел его показывать келью.

– Тебе придется сделать себе ложе,– сказал старец.

– Разумеется, отче.

– Что ж, вот тебе гвозди и четыре доски.

В Келиях молодой монах колол дрова. Проходивший мимо старец посмотрел на него и сказал:

– Твой топор напоминает мне молнию, брат.

– Это потому, что я машу им так быстро?– спросил довольный монах.

– Нет, потому что он никогда не бьет дважды в одно и то же место.

Старец чинил крышу своей хижины. Проходивший мимо молодой монах остановился и стал смотреть.

– Ты хочешь узнать, как забивают гвозди?– спросил старец.

– Нет, я хочу узнать, что говорит старец, когда бьет себя молотком по пальцу.

Одного кочевника застали за разграблением могил на кладбище и привели к авве Сысою.

– Неужели же тебе не стыдно обкрадывать мертвых?– спросил его старец.

– Зато я никогда не делал зла ни одной живой душе!

Один монах сказал старцу:

– Отче, я слышал, что брат, который жил вместе с тобой, умер. Могу я занять его место?

– Да,– отвечал старец. – Но ты как будто гораздо крупнее него. Не знаю, поместишься ли ты в его склепе?

Один молодой человек пришел к авве Арсению за советом.

– Я хочу быть врачом, отче, но я еще не знаю, стану я учиться врачевать глаза, или же зубы. Старец ему сказал:

– Заниматься медициной – всегда дело доброе. Но не забывай, однако, что глаз у человека всего два, а вот зубов...

У аввы Макария была собака, которая повсюду за ним следовала. Однажды, когда он шел по пустыне, ему встретился крестьянин и сказал:

– Отче, сегодня твоя собака съела одну из моих кур.

– Хорошо, что ты мне это сказал,– отвечал старец. – Сегодня я больше не буду ее кормить.

Врач Фотион в Александрии слушал больное сердце пожилого аввы Филофора.

– Отче,– спросил Фотион,– ты уже советовался с кем-нибудь, прежде чем прийти ко мне?

– Да, с аптекарем Исидором.

– И какой же дурацкий совет он тебе дал?

– Пойти посоветоваться с тобой.

– Как! Авва Памбо умер? Но ведь врач приходил к нему всего только раз...

– Как видно, брат, ты не в курсе последних достижений медицины...

Авва Макарий предупреждал своих монахов, чтобы они никогда не принимали лекарств: «Если вы станете принимать порошки от простуды, вам придется потом глотать пилюли от болей в желудке, вызванных порошками, а затем вам понадобятся мази от волдырей, вызванных пилюлями, а потом успокоительное от ожогов, причиненных мазями, а затем...»

Авва Макарий умер в возрасте 120 лет, под дубом, на закате солнца...

В монастыре Габала новый игумен установил порядок, при котором послушникам следовало мыться один раз в месяц. Старец Ермон, узнав об этом, сказал:

– В мое время послушники не были такие грязные!

Авва Серапион Скитский спал в своей хижине вместе с несколькими козами, курами и кроликами. Как-то один брат ему сказал:

– Отче, разве ты не знаешь, что когда спишь вместе с животными, легко заболеть?

– Вот уже сколько лет я так живу, и ни одно из моих животных не заболело!– отвечал старец.

Одному монаху, который постоянно жаловался, авва Макарий сказал: «Ты несчастен? А ты подумай, каково будет жирафу, если у него заболит горло, или сороконожке, если у нее появятся мозоли!»

Авва Серапион, не покидавший своей кельи, дал как-то пришедшему к нему мальчику монетку.

– Пойди, подай милостыню первому же бедному старику, которого встретишь.

Через некоторое время мальчик вернулся.

– Я сделал, как ты сказал. Я дал монету старику.

– А он действительно был беден?

– Еще бы! Он был вынужден продавать свои финики и сласти!

Путешествуя в Смирну, авва Каликст сбился с пути. И вот, когда он брел в полном одиночестве, внезапно показался путник. Авва Каликст весьма этому обрадовался.

– Прости меня, брат!– воскликнул он. – Знаешь ли ты дорогу в Смирну?

– Каждый осел ее знает!– грубо отвечал прохожий.

– Потому-то я у тебя и спрашиваю!

«На этом я свое письмо заканчиваю,– писал как-то авва Даниил одному брату,– ибо ноги мои так замерзли, что я не могу больше держать перо в руке».

Один старец писал: «Ничто так не раздражает братьев в монастыре, как бездеятельный настоятель. Но ничто так не беспокоит их, как настоятель, готовый принять решение».

Один старец, проведя много лет в пустыне, решил удалиться в горы. Долгие месяцы он шел, пока наконец не оказался у подножия обширного горного хребта. Углубившись в ущелье, он встретил там пастуха. Тот, глядя, как старец растерянно озирается вокруг, спросил его:

– Что, отче, тебе не нравится эта местность?

– Не знаю... Лучше бы здесь не было всех этих гор, закрывающих горизонт.

«Когда один из нас умрет,– сказал один монах своему собрату по келье,– я вернусь в Скитский монастырь».

Один старец сказал по поводу женщин: «Я помню, что прежде женщины, смущаясь, краснели. А теперь они смущаются, если покраснеют».

– Отче,– спросил молодой монах великого Арсения,– почему ты позволяешь всем мирским новостям проникать в монастырь?

– Это лучшее средство, чтобы у братьев не возникло желания туда возвратиться,– отвечал старец.

Одного скитского монаха привели на суд за то, что он убил вилами собаку.

– Так-то ты, брат, являешь собой пример кротости и смирения?– упрекнул его судья. – И потом, разве ты не мог ударить эту собаку рукоятью, а не зубьями?

– Я бы так и сделал,– отвечал монах,– если бы собака пыталась укусить меня хвостом, а не зубами!