Кидаю в общий чат сообщение о срочном сборе в комнате отдыха, наконец решаясь оповестить персонал о смерти Кретова и возможной реорганизации под начальством его сына. Все должны быть в курсе на случай неожиданного появления нового хозяина в отеле.
‒ Вроде же разошлись пару часов назад, Лана Сергеевна.
‒ Люда, Таня, тише пожалуйста, ‒ останавливаю жестом рвущийся поток вопросов, на секунду замирая. ‒ Это не займёт больше пяти минут. Итак, ‒ набираю в грудь воздуха, чтобы без запинок выдать информацию. ‒ Марк Захарович умер, ‒ коллективный вздох, ‒ неделю назад.
‒ Но… ‒ нетерпеливая Соня получает мой гневный взгляд.
‒ Я всё скажу. Потом комментарии. Все его знали, как прекрасного человека и, вероятно, хотели бы проводить в последний путь, но его семья решила иначе и кремировала тело для сохранения праха, пока, не определившись с местом захоронения. Дальше, ‒ задерживаю дыхание, ‒ родственники Кретова не пожелали продолжить его дело, поэтому «Сентименто» и «Пасьён» уже проданы. Теперь там новые владельцы и эти два отеля больше к нам не относятся, как и мы к ним. С этого момента никакого обмена информацией, как раньше, ‒ смотрю на администраторов, ‒ а обмен гостями в случае недостаточности мест только с «Пасьён» и Евгенией, которая по-прежнему является управляющей. «Дэсэо» принадлежит самому Марку Захаровичу, поэтому до момента вступления в наследство его семьи, любые манипуляции с отелем невозможны.
‒ А дальше?
‒ Следующие полгода за нами будет присматривать сын Марка Захаровича. По истечении данного срока именно он определит судьбу отеля, в котором мы с вами работаем. Кто‒нибудь видел сына Кретова? ‒ единогласное отрицание, а значит я не идиотка, которая пропустила его лицо. ‒ Он посетит нас на этой неделе, вероятно, неожиданно. Поэтому, администраторы, ‒ указываю на Диму и Веронику, ‒ внимательно следить за прибывающими гостями, выделив темноволосых мужчин сорока лет, внешне похожих на Марка Захаровича. Передать по смене. В случае, если заметили подходящего под описание мужчину, доложить мне ‒ написать сообщение, ‒ это быстро и коротко. Сразу предупреждаю: этот человек ничего не понимает в принципах нашей работы, поэтому, если спрашивает ‒ объяснить максимально доброжелательно, просит проводить ‒ бросили всё и проводили, требуется что‒то ‒ исполнить безотлагательно. Всем понятно? ‒ синхронные кивки внушают надежду, увы, как всегда временную, потому как ошибаются все, особенно в самые экстремальные моменты. ‒ Только от него зависит наше будущее, и в наших интересах сохранить всё, как есть. А теперь за работу. И пусть всё будет идеально, ‒ улыбка с натяжкой, вероятно, не внушает предполагаемого позитива в коллектив, потому что все расходятся напряжёнными.
Сотрудники уходят поникшими, а мне остаётся последнее важное дело ‒ сообщить Свете, которая тут же оповестит Купера и всё полетит в тартарары с крутого откоса. Я сегодня вестник дерьмовых новостей, несущий исключительно неприятное и гадкое.
Подхожу ко входу в ресторан, замечая Светлану около барной стойки и, дождавшись её взгляда, кивком головы приглашаю на разговор.
‒ Что случилось?
‒ Пойдём в мой кабинет. Разговор есть.
‒ Лан, ты чего? ‒ оглядывается. ‒ А чего это твои все перешёптываются? Что-то случилось?
‒ Боже, ты можешь тридцать секунд потерпеть? А? ‒ срываюсь, одёргивая Свету. Замолкает, понимая, что здесь не место для бесед и молча идёт за мной.
‒ Садись, ‒ закрываю дверь, предварительно посмотрев, чтобы под кабинетом никого не было. ‒ Новость первая, Марк Захарович умер.
‒ Как? ‒ Света оседает, ошарашенно бродит взглядом, утыкаясь куда-то мимо меня.
‒ Кратко. Умер неделю назад в Испании, тело кремировано, прах у жены. Елена заниматься бизнесом не желает, поэтому «Пасьён» и «Сентименто» уже проданы. С нами пока непонятно, потому как теперь родственники буду ждать полгода, чтобы вступить в наследство, ‒ выдыхаю, протараторив важную информацию и откидываюсь в кресле.
‒ Стоп, Лана. Купер скоро прилетит для подписания бумаг… А теперь как?..
‒ Тебя реально только это волнует?
‒ Ты прости, конечно, ‒ Света подскакивает, ‒ но каждый, в первую очередь, заботится о своей заднице.
‒ Согласна. Его сын пока возьмёт бразды правления в свои руки, вот только пока непонятно, куда нас эти руки доволокут… ‒ постукиваю ноготками по столу, перебрав в голове сотни вариантов развития событий ‒ от дерьмовых до… самых дерьмовых, потому как позитива пока не намечается.
‒ Сын?
‒ Да‒да, тот самый, которого никто не видел, ‒ развожу руками.
‒ Почему же? Я видела. В прошлом году, на дне рождения Ларисы. Он был с женой: красивая, стройная, ухоженная брюнетка. И девочка-подросток с ними.
‒ Правда? ‒ меня словно кипятком ошпаривает. ‒ Марк Захарович говорил, что он был. Ты сейчас говоришь, что он был. Твою мать, а я где была в этот момент? ‒ почти кричу, не понимая, почему только я его не помню.
‒ А я тебе скажу, ‒ смеётся Светка. ‒ В тот день у вас Клинов ужрался до поросячьего визга. Вы ему скорую вызывали, чтобы промыть желудок, ну а пока врачей ждали, он успел заблевать весь номер и тебя заодно.
Сейчас в памяти всплывает озвученный момент. Суматоха, беготня и пьяный Клинов свели тогда меня с ума практически.
‒ Точно, ‒ бью себя ладонью по лбу, ‒ я тогда ещё в душе больше часа отмывалась. До костей готова была себя стереть, лишь бы отмыться от тошнотворного запаха и последствий пьянки Клинова. Но когда я спустилась, гости Кретова ещё сидели.
‒ Так сын побыл-то пару часов от силы. Потом они с женой поскандалили, точнее, скандалила она, а он просто молча слушал, не спуская с неё глаз. Сгрёб в охапку, и они уехали. Ты их просто не застала.
‒ Свет, спасибо. Я думала растеряла к чертям навыки и память меня подводит, ‒ расслабленно выдыхаю, теперь понимая, почему этот человек мне не знаком. ‒ Помнишь, как выглядит?
‒ Да, ‒ кивает, ‒ на Марка Захаровича похож: лет сорок, крупные черты лица, острый взгляд. А ещё он мне напомнил…
‒ Бразильского актёра?
‒ Именно, ‒ Светка щёлкает пальцами. ‒ Откуда знаешь? Ты ж его не видела? ‒ прищуривается, недоверчиво приближаясь.
‒ Женька сказала, ‒ успокаиваю её. ‒ Они сегодня с матерью у них в отеле были. Если увидишь, узнаешь?
‒ Конечно.
‒ Я знаю, ты занята рестораном, но вдруг попадётся на глаза ‒ маякни, ладно?
‒ Без вопросов. А когда появится?
‒ Вроде на этой неделе… Точно не знаю.
‒ Лучше побыстрее, а то у Купера, как у Кретова инфаркт случится, ‒ ржёт, уже предполагая, как наш эмоциональный американец будет истерически верещать в трубку. ‒ Чёрт, не завидую я Зое, ох, не завидую, ‒ цокает и качает головой, ‒ ты её хоть предупреди, что мальчику необходима будет «реабилитация» по прилёту. Он её пару дней из номера не выпустит, или она его… ‒ пожимает плечиками, и снова взрываемся хохотом, прекрасно понимая, в какой роли выступает Зоя. ‒ Я пошла, ‒ Светка поднимается, но уже в дверях оборачивается, ‒ ты пораньше сегодня уйди домой, отдохни. Непонятно, что всех нас ждёт дальше, а силы понадобятся.
‒ Так и сделаю, не переживай, ‒ подмигиваю, выдавливая из себя улыбку.
Только улыбаться совершенно не хочется. Меня одолевает желание вернуться домой, накрыться с головой одеялом и в полной тишине прореветься, чтобы переварить этот чёртов день.
Кое-как дотягиваю до семи вечера и, оставив отель на старшего администратора, еду домой. В мечтах горячая ванна, бокал вина и приятная музыка, под которую приятно плакать. Слёзотерапия ‒ штука полезная и нужная, помогающая выпустить пар и негативные эмоции, чтобы встретить следующий день с улыбкой.
Но моим мечтам не суждено сбыться, потому как, войдя в квартиру слышу звуки пребывания брата. Именно сейчас я бы обрадовалась, если бы Миши не оказалось дома, и он снова заявился посреди ночи. Он крутится перед зеркалом в шикарных брюках и белоснежной рубашке, чем удивляет, потому что обычно кроме джинсов ничего не одевает.
‒ Ого, как резкая смена образа! ‒ восклицаю, не в силах сдержаться. ‒ А куда это ты собрался?
‒ На работу, ‒ отвечает с деловым видом.
‒ Да ладно? Правда? А я-то думаю, почему сегодня так резко похолодало, ‒ фыркаю, почти не веря в то, что слышу. Миша и работа ‒ понятия несовместимые и слишком далёкие, чтобы сказанное воспринималось мною серьёзно.
‒ Можешь подкалывать, сколько угодно, ‒ приглаживает рубашку, снова и снова поворачиваясь вокруг своей оси. ‒ Нашёл отличное место.
‒ Где? ‒ усаживаюсь на стул, закинув сумку и пальто на пол.
‒ Элитный автосалон. Брат Костика там работает. Им как раз нужен менеджер по продажам, вот друг и посоветовал меня.
‒ Менеджер по продажам? Ты хоть понимаешь, что продавать не так просто, как тебе кажется?
‒ Понимаю, ‒ кивает. ‒ Именно поэтому меня взяли на место стажёра. В течении месяца я буду учиться окучивать клиентов, смотреть на работу других менеджеров, изучать документацию и набираться опыта. А потом, если начальство одобрит, перейду на основную должность.
‒ Ого! ‒ даже не вериться в то, что я слышу. Неужели боженька услышал мои молитвы, и Миша взялся за ум. ‒ А за этот месяц тебе заплатят?
‒ Да, пятьдесят процентов от оклада, как стажёру.
‒ Что ж, уже неплохо. Лучше половину, чем ничего. Я рада, Миш. Честно, рада. Когда ты сам начнёшь зарабатывать, поймёшь, какое это приятное чувство, когда можешь позволить то, чего желаешь, и при этом не нужно постоянно у кого-то клянчить, ‒ подмигиваю, намекая, если сложить всё, что он у меня брал, получится внушительная сумма. ‒ Когда приступаешь?
‒ Завтра первый день. Внешний вид соответствующий, ‒ проводит ладонями вдоль тела, подтверждая, ‒ о чём сразу предупредили. На смену нужно ещё рубашку купить, но пока только одна, ‒ разводит руками. ‒ Денег дашь? Мне завтра добраться нужно и на обед.
М-да, рано я обрадовалась. Слишком рано. Но ведь устроился на работу, что уже немаловажно. Хоть какие-то подвижки в беззаботной жизни брата имеются, и желания работать не занимать. Вижу с каким воодушевлением Миша прихорашивается перед зеркалом, словно придирчивая девица и радуюсь, что хоть что-то привлекло его внимание. Нужно сказать спасибо владельцу салона за то, что дал шанс этому оболтусу прибиться к берегу под названием «работа».
‒ Ты есть хочешь? Сейчас что-нибудь приготовлю, ‒ поднимаюсь, подхватывая вещи и плетусь в свою комнату.
‒ Не-а, пиццу заказывал. Оставил там тебе.
‒ А не проще купить продукты и приготовить что-то съедобное? ‒ хотя, внутри радуюсь перспективе быстрого перекуса, потому как сил и желания на готовку нет. Их хоть бы хватило доползти до кровати и рухнуть на неё, не раздеваясь.
‒ Не проще. Я хотел пиццу, ‒ пожимает плечами и снимает рубашку, заменив её толстовкой. ‒ Я ушёл, Лан. Буду поздно.
‒ Тебе на работу завтра. Не боишься проспать? ‒ Миша плохо осознаёт, что гулять полночи, а потом полноценно работать не у всех выходит. У него-то точно нет.
‒ Не начинай. Я всё помню.
Дверь закрывается, но сейчас я невероятно рада своему одиночеству и возможностью не сдерживаться. Поэтому набираю полную ванну воды и, налив бокал вина, погружаю тело в приятное облако пара, заблаговременно включив скулящую музыку.
Чувствую, как по щекам стекают слезинки, с которыми моё тело покидают события сегодняшнего дня и тоска по Марку Захаровичу. Если бы я знала, что тогда, неделю назад, разговаривала с ним в последний раз, вероятно, не сдерживалась бы и выплеснула всё, что скопилось во мне к этому хорошему человеку. Я тысячу раз его благодарила, а он столько же, небрежно махнув рукой, отвечал, что помогает мне от чистого сердца.
Но теперь стоит подумать о будущем: новом владельце, правилах и пути, который ждёт не только отель, но и меня саму. Я девять лет посвятила «Дэсэо», слишком много, чтобы стать частью этого отеля, прикипев к нему намертво. А что будет, если меня лишат всё этого? Даже представить страшно.