Открытие Норильска

НОРИЛЬСК УГОЛЬНЫЙ

В конце 1919 г. Сибирский геологический Комитет, естественно, стал Сибирским отделением Геологического комитета ВСНХ РСФСР. Прибывший в Томск уполномоченный горного отдела ВСНХ И.Л. Шейнцвит, рассмотрев проведенные в 1919 в. Сибгеолкомом работы, на основе их утвердил план работ на 1920 г. [19] Заслушали и мой доклад о результатах поисков угля в низовьях Енисея, осмотра Норильского угольного месторождения и оценки его перспектив. Было решено работу в Норильске продолжить: провести там геологическую съемку и разведать угольные пласты шурфами и канавами с целью выяснения их качества и запасов.

План этот был одобрен Комитетом Северного морского пути (Комсеверпуть) при Сибревкоме, который обещал свою поддержку. Одновременно Комсеверпуть намеревался отправить в низовья Енисея железнодорожную изыскательскую партию для прокладки трассы узкой колеи по вариантам Усть-Порт - Норильск и Дудинка - Норильск.

Объем намеченных в Норильске работ по тому времени был довольно значительным. Для его выполнения требовались и рабочая сила, и специалисты. По плану надо было организовать три группы - геологоразведочную, топографическую и транспортно-хозяйственную - общим составом около 20 человек. Основной базой экспедиции была выбрана Дудинка, как ближайший к Норильску населенный пункт, от которого до места работ будет меньше 100 км. Добираться туда надо на оленях, которых следует заказать в Дудинке заблаговременно.

Надо будет взять хотя бы самое простое горнопроходческое оборудование: кузницу для правки инструментов, палатки для жилья, хозяйственный инвентарь, продовольствия на два месяца работы и, наконец, личные вещи участников. Всего может набраться до 1500 кг груза. Только под этот груз нам потребуется до 100 голов оленей да для каюров и в запас примерно столько же, т. е. всего 200 оленей. Достать такое количество даже в Дудинке, где оленей у хозяев больше всего, дело непростое. Существенную помощь в этом отношении оказал Комсеверпуть, которому для его железнодорожной экспедиции тоже нужны были олени. По его ходатайству Сибревком через Красноярск дал телеграфное указание Дудинскому исполкому арендовать у местных оленеводов для экспедиции 250 ездовых оленей, а также иряки и сбрую для них. Ко времени прибытия экспедиции в Дудинку стадо должно находиться где-либо поблизости, чтобы в Норильск можно было выехать без промедления.

Зная по своему, хотя и небольшому, опыту, насколько сложна организация летнего оленьего каравана и как слабы олени в работе, я решил попробовать применить, хотя бы частично, для доставки грузов в Норильск вьючных лошадей. Этот вид транспорта широко используется геологическими партиями в Сибири. Требовал решения вопрос и о формировании состава экспедиции. Найти в то время рабочую силу было нелегко. Мне пришла в голову мысль привлечь для работы в Норильске студенческую молодежь. В то время, кроме работы в Сибгеолкоме, я преподавал горное дело и геологию на горном отделении Томского среднетехнического училища. Это было девятиклассное учебное заведение, где первые семь классов по объему соответствовали нормальной средней школе, а два последних давали среднетехническое образование по специальностям: горно-геологической, топографо-геодезической и строительной. Студенты последнего курса техникума должны были летом отбывать производственную практику по своей специальности. Вот я и предложил своим студентам поехать, кто пожелает, в Норильск для прохождения там производственной практики по разведке угольного месторождения. Предварительно я им прочел лекцию по истории Северного морского пути, о первых русских землепроходцах, о легендарной Мангазее и значении морского пути в Сибирь для ее промышленного развития. На лекцию пришли ученики и топографического отделения во главе с их руководителем межевым инженером Е.М. Ольховским, молодым человеком, как и я тогда. Увлек их Севером, как был увлечен и сам. И Ольховский, и его ученики тоже загорелись желанием поехать в Норильск, познакомиться с севером, его природой и провести там производственную практику. Это была большая удача. Норильск теперь будет обеспечен инструментальной топографической картой высокой точности. Всего пожелали поехать шесть человек с горного отделения и три человека с топографического. В качестве завхоза согласился поехать приехавший в Томск из Москвы бывший работник снабжения завода Дукс А.И.Левкович. Его, охотника и рыбака, тоже привлекала природа Севера. Мы решили выехать из Красноярска как можно раньше, с первым же караваном судов Госпароходства, идущим в низовья Енисея вслед за ледоходом, и вернуться с последним рейсом в Красноярск. Это позволит нам использовать максимум времени для работы в Норильске. Снаряжение наше несложное. Палатки, брезенты дал Геолком, инструменты для съемки - теодолит, мензулу, кипрегель - Ольховский возьмет из училища, а кайлы, лопаты достанем в Красноярске. Там же надеемся получить обмундирование и продовольствие, имея на этот счет документ от Сибревкома в Красноярский губисполком и совнархоз, которым предлагалось обеспечить нашу экспедицию, как особо важную, всем необходимым.

В Красноярск прибыли в конце мая. Здесь лед уже прошел, но ниже Енисейска он еще стоит. Несмотря на документ Сибревкома, получение продовольствия и обмундирования оказалось делом нелегким. По условиям того сурового времени нам выдали весьма жесткий паек. На человека в месяц: муки ржаной - 30 фунтов [20] (12 кг), крупы - 4 (1,6 кг), масла - 0,5 (0,2 кг), сахару - 0,5 (0,2 кг), соли - 2 (0,8 кг), спичек - 2 коробки, мыла - 1 фунт (0,4 кг). Конечно, этого было совершенно недостаточно для тяжелой работы на Севере, но мы рассчитывали на охоту, оленину и рыбу, которые надеялись доставать на месте, в Дудинке и Норильске. Еще труднее было с обмундированием. Ни полушубков, ни телогреек нам дать не смогли. Выдали на всю экспедицию только 10 пар армейских сапог. Мука в экспедиционных условиях неудобна: негде печь из нее хлеб. Нужны сухари Поэтому еще зимою в Дудинку было дано указание завезти в Норильск и сложить в укрытие 35 пудов (560 кг) сухарей из имеющихся в кооперативной организации запасов, с тем чтобы по приезде экспедиция возместила их по эквиваленту мукой.

В Красноярске к экспедиции на помощь А.Н.Левковичу присоединились хозяйственные работники А. Кудрявцев и Ауэрбах, первый - в качестве сапожника, а второй - повара.

Отплытие каравана намечено на середину июня. Пойдет мощный буксир «Туруханск» и поведет З железных лихтера: 2 грузовых и 1 грузопассажирский. Караван будет забирать по селам артели рыбаков и выгружать на рыболовецких песках в низовьях Енисея и Енисейском заливе. Осенью, в конце навигации, караван снова пойдет на низ, заберет рыбаков и их улов и развезет по местам зимнего жительства.

Заранее, до отплытия, я отправил вперед по Енисейскому тракту одного из наиболее расторопных ребят - Николая Александрова, чтобы он купил где-либо по селам лошадей и сена на прокорм в пути.

Отплыли мы 16 июня, когда в Туруханске ледоход уже начался и его ждут в Дудинке. Вначале плывем быстро, основные стоянки начнутся ниже Енисейска, где будут грузиться многочисленные артели рыбаков по таким крупным селам, как Ярцево, Ворогово, Имбацкое.

В Казачинском нас с радостью встретил Н. Александров. Купить ему удалось семь довольно крепких лошадей, привычных для таежной работы под вьюками. Сено и вьючные седла он тоже достал. Лошадей с сеном погрузили на баржу, которую прицепили к каравану. За ними будет присматривать водолив баржи, а Александров присоединился к нашей компании. Ниже Казачинского Енисей стиснут каменной грядой, которая, пересекая реку, образует порог. Течение здесь быстрое, фарватер извилистый из-за подводных камней. В пороге по фарватеру проложена цепь, по которой ходит специальное судно - туэр, на буксире поднимая и спуская проходящие суда. Операция расчалки каравана и спуска лихтеров по очереди заняла у нас целый день.

Молодежь плывет с удовольствием. Все наслаждаются чудесным видом реки, ее гористыми берегами, покрытыми дремучей тайгой. В Енисейске стояли недолго. Когда-то, в прошлом веке, этот город гремел своей золотоносной тайгой, где находили россыпи с содержанием золота до пуда в кубической сажени песка (1,6 кг на кубометр). Россыпное золото теперь выработано, и город заглох. Сейчас здесь тихо, редко-редко вне пристани на улицах встретишь прохожего.

Ниже Енисейска, после впадения Ангары, размеры Енисея значительно возрастают, его ширина становится много больше километра, и на прямых плесах открывается безбрежный водный простор, далеко уходящий на север. Стоянки у сел стали длительными. Пристаней, конечно, нет, караван стоит на рейде по возможности ближе к берегу, как позволяет глубина. Погрузка происходит с лодок. Шум, толкотня на воде идут страшные. Время от времени капитан дает гудки к отвалу, торопит, но это мало кого беспокоит. Без рыбаков караван все равно не уйдет, а захватить всю снасть, снаряжение надо на целое лето до осени. На стоянках мы высаживаемся на берег. Завели себе небольшую лодку и при отвале дружными усилиями вытаскиваем ее на борт лихтера у кормы. В селах кое-где удается купить то рыбку, то мясо и тем разнообразить наше питание. Плывем медленно. Стоять приходится не только по селам за рыбаками, но и для погрузки дров на пароход. Ниже Дудинки он пойдет на угле, но его запаса в трюме на весь рейс не хватит, и пока что приходится плыть на дровах. Их большие штабеля ставят на высоком берегу, где глубина позволяет приставать вплотную. Погрузку капитан старается приурочить к ночному времени, в ней охотно принимаем участие и мы, и рыбаки. Все торопятся поскорее попасть на свои места.

Вот и Туруханск - столица края. Народу в городе немного: кто на промысле в тайге, кто рыбачит. Зашел в исполком, чтобы познакомить его председателя с задачами экспедиции, о которых он уже осведомлен по телеграммам, проходившим через него в Дудинку. Он сообщил, что олени заготовлены и ждут экспедицию. После Туруханска остановок снова стало меньше, и мы движемся к нашей цели - Дудинке. Тайга по берегам редеет. Зелени мало, деревья стоят почти голые. Селения редки и немноголюдны, чаще всего это пять-шесть домов, а то и просто избушек. Рыбаки вниз по реке почти не ездят. Промысел рыбы и здесь хороший, обеспечивает жизнь.

В Дудинку пришли 8 июля, пробыв в пути три недели с лишком. Пароход подвел лихтер к берегу, мы бросили сходни и незамедлительно стали выгружаться, что, впрочем, заняло немного времени. Здесь ранняя весна, по берегам груды льда от ледохода. Зелени нет, холодно. Надо искать помещение для жилья. В палатках еще успеем пожить в Норильске. Сразу же отправился в исполком выяснять положение. Оленей арендовали у купцов, которые теперь пошли на это дело охотно, поскольку торговать им нельзя и ездить «за тундру» поэтому не придется. Все расчеты произведет исполком, а экспедиция выделит ему для этой цели нужную сумму денег. Всех оленей собрано 250 голов, но по телеграмме от Комсеверпути из этого количества надо выделить 100 оленей для железнодорожной партии, которая должна прибыть со следующим пароходом. Конечно, нам оставшихся 150 голов будет недостаточно, и я возлагаю надежду на лошадей. Сухари в Норильск завезены, сложены в старой промысловой избушке и укрыты брезентом. Для нас это - большое подспорье, так как при создавшемся положении весь груз нам было бы не поднять. В исполкоме предложили разместить экспедицию на жилье в Малой Дудинке, в З км вверх по р. Дудинке. Там есть довольно большой дом купца Василия Голого. Я попросил А.И. Левковича сходить туда и посмотреть помещение. Олени стоят километрах в 30, на восточной стороне Боганидского озера, где есть хорошее ягельное пастбище. Из озера вытекает река Боганидка, впадающая в Дудинку, так что до озера вполне можно добраться на лодках. Туда мы и отправились на другой день.

В исполкоме нам сказали, что старшим пастухом является нганасанин И.М. Манто, который уже довольно давно работает у русских и потому сравнительно хорошо говорит и понимает русскую речь. Манто оказался солидным, рассудительным человеком невысокого роста и крепкого сложения. Лет ему, вероятно, уже порядочно, так как у него есть два взрослых сына - Михаил и Афанасий, которые тоже работают пастухами при стаде. Подробно обсудили с И.М. Манто наши дела. Он держится спокойно и уверенно, конечно, отлично знает путь в Норильск и как к нему удобнее пройти. Я ему сказал, что часть груза мы повезем на лошадях. Лошадей он никогда не видел, и они его сильно заинтересовали. Мы ему объяснили, что это те же олени, но безрогие, ростом больше, сильнее, кормятся травой. Одна лошадь может поднять груза столько же, что и 4-5 оленей.

Я походил кругом по тундре. Везде у поверхности держится крепкая мерзлота, в низинах лежит снег. Это меня порадовало. Лошади сейчас пойдут свободно, на них смело можно вьючить по 75- 80 кг. Тогда на оленях останется перевезти около 1000 кг. При строгой экономии 150 оленей должно хватить. Придется только ограничить вес личного багажа каждого участника одним пудом (16 кг) п пройти путь до Норильска пешком. Каждую завьюченную лошадь поведет отдельный коновод. Ему обещали, что свои личные вещи он может положить на ту лошадь, которую поведет. Желающих по этому случаю оказалось достаточно.

Все боящееся сырости: сахар, крупы, муку, инструменты - повезем вьюками. В них при переправах через речки груз лучше сохранится от сырости, чем на низко поставленных иряках.

В сборах и хлопотах прошло несколько дней. В этом деле нам деятельно помогает дудинский житель Т. Даурский, который выразил желание идти работать с нами в Норильск. Он ранее ходил с купцами до Хатанги и организацию оленного транспорта знает хорошо. Я его принял в качестве проводника и пастуха, а в Норильске он будет помогать, где нужно. Даурский - парень молодой и подвижный, под стать нашим ребятам, будет весьма нам полезен своими опытом и знанием севера. 12 июля ночью, впрочем условной, так как здесь теперь солнце не сходит с горизонта круглые сутки, подошли олени. Лошадей поведут сзади. Впереди поедет И.М. Манто, выбирая дорогу для оленей. В первый день удалось пройти очень немного - всего б км: то олени путаются в сбруе, то грузы укреплены слабо, то иряка сломается, и ее надо чинить.

Сразу же на первом переходе выяснилось, что лошадям и оленям вместе идти трудно. Для оленей нужны мокрая, травянистая, моховая тундра в низинах и заснеженные лощины, где легче скользят полозья иряк, а лошадям лучше придерживаться возвышенных сухих мест, с еще не оттаявшей мерзлотой. В дальнейшем решили двигаться порознь, лишь в пределах взаимной видимости. На переправах же сходились вместе, чтобы на лошадях искать брод. В конце второго дня подошли к р. Косой, притоку Дудинки. Сейчас это глубокий водоток шириной не менее 20 м, так что вброд его не перейти. Решили переправляться на плоту. Кругом по берегам видны сухостойные лиственницы, они и послужат хорошим материалом для плота Чтобы ускорить переправу, сделаем плот самолетным, как это часто практикуется в тайге на приисках. Среди студентов оказались сноровистые ребята, коренные сибиряки которым был знаком этот способ. К плоту крепится длинная веревка, которая другим концом привязывается к какому-либо дереву на противоположном берегу. Если плот оттолкнуть, то силой течения его прибьет к другой стороне. Назад его можно вернуть, притянув привязанной второй веревкой. Переправа ускорится, если к плоту приделать руль из доски или вытесанной жерди. Общими усилиями плот скоро был готов из двух рядов сухостойных лесин, скрепленных поперечинами. Нужно теперь самолетную оттяжку доставить на ту сторону. Для этого Т. Даурский смастерил плотик из двух сухих лесинок, на нем быстро перебрался на ту сторону и закрепил веревку к дереву. Сперва решили плот попробовать. На него встало четверо храбрецов. Плавать в случае чего все умеют, да и веревка для обратного возвращения имеется у них в руках. Смело оттолкнулись шестом и поплыли. Плот держится устойчиво, верхний ряд ушел в воду только наполовину. Его быстро прибило к берегу, люди высадились и сразу же принялись за устройство лагеря, а плот мы притянули обратно. Иряки разгружать не стали, переправили их по четыре штуки вместе со всем их грузом. Вьюки будем класть на порожние санки, чтобы продукты не подмокли. Дело пошло быстро, и к ночи весь груз очутился на той стороне. Впрочем, без потерь дело все же не обошлось. Утопили переносный горн для правки кайл, но случилось это по нашему недосмотру. Горн поставили на край плота, а надо было его положить на бок на середину. С грузом поплыл К. Лупиш, крупный парень тяжелого веса, и стал рядом с горном. По середине реки на быстром течении неуравновешенный плот накренился, ушел краем в воду, горн скатился, а за ним и Лупиш. Достать горн, конечно, невозможно, и нам в Норильске придется что-нибудь приспособить для кузнечных дел. Как только на том берегу оказались все грузы и люди, олени сами, без понуждения, пошли в воду, быстро переплыли всем стадом. Плавают они отлично, и даже такая река, как Енисей, для них не препятствие. Потом стали переправлять лошадей. Одну, что шла первой в караване, подвели к плоту. На нем стал коновод, взял лошадь под уздцы оттолкнулись и поплыли, а за ними пошли в воду и остальные. Переправа заняла полдня, поэтому решили сделать дневку, весь груз перепаковать и перевязать. Манто говорит, что больше таких крупных речек не будет. Все остальные можно, наверное, переходить вброд. Действительно, встреченную на другой день р. Ямную удалось преодолеть вброд, даже не замочив верха иряк. За Ямной пошла чистая безлесная тундра. Взору тут открылось бесконечное пространство слабовсхолмленной равнины с относительными высотами лишь в несколько десятков метров. Нигде не видно ни одного, даже самого чахлого, деревца.

Караван наш растянулся длинной цепью, пожалуй, километра на два. Люди идут вразброд, кто где и куда попало. Пришлось просить И.М. Манто время от времени останавливаться и поджидать отставших. Потеряться здесь нетрудно. Пологие увалы сокращают видимость, примет нет никаких, и стоит только перевалить гряду не в ту сторону, куда надо, как караван пропадет из глаз, и нет ничего, что дало бы возможность как-нибудь ориентироваться. Солнца нет, все время пасмурно, а ветер часто меняет направление. На остановках приходится проверять, нет ли отставших. Однажды хватились - нет М. Орлова, и нигде его не видно на подходе. Караван остановился, И.М. Манто на порожней санке сделал круг и с вершины холма увидел потерянного, бредущего совсем в другую сторону от нашего пути. Пришлось разъяснить опасность заблудиться в тундре и просить не разбредаться, а идти всем вместе, поджидая отстающих. На пятый день подошли к большому озеру. Его называют Дорожным, так как оно лежит как раз на полпути в Норильск. Озеро круглое, километров 5 в поперечнике, залегает чашей среди почти ровной, как стол, тундры. Едва ли оно глубоко и скорее всего своим происхождением обязано оседанию почвы вследствие протаивания под ним вечной мерзлоты. Лежат такие озера на плоской поверхности тундры, как блюдца с плоскими краями и неглубоким ровным дном. Размеры их обычно невелики, иногда всего несколько десятков метров в поперечнике. Геологи называют их термокарстовыми.

За Дорожным озером местность стала постепенно повышаться. Гряды и холмы начали сливаться в более крупные возвышенности, чаще всего асимметричного профиля: одним склоном на север - крутым, другим на юг - пологим. Почва каменистая, лошадям идти легче, оленям труднее. Вот и р. Амбарная, за ней, по словам Манто, начинается Норильск. До него осталось два, от силы три перехода. Отсюда уже довольно хорошо виден характерный профиль северного крутого уступа горы Медвежий Камень Норильска. К нему мы и направим свой дальнейший путь. Народ повеселел, надоело идти по монотонной тундровой равнине, месить ногами уже начавшую оттаивать глину, путаться в низких и крепких, как проволока, зарослях карликовой березки. Но нужно еще преодолеть последнюю переправу через р. Амбарную. Характер ее горный, крутой, течение быстрое, дно каменистое, усыпано крупными валунами. Вешняя вода еще не спала, и вброд перейти реку можно не везде. Выбрали более широкое место, где глубина меньше и течение более слабое. Мне, как обладателю высоких бродовых сапог, пришлось начать переход первым. Когда глубина начала доходить до бедер, течение стало сбивать с ног. Пришлось вернуться, вырубить крепкую жердь и, опираясь на нее, перебраться на другую сторону. Остальные перешли цепью, поддерживая друг друга. Лошадей тоже надо было поддерживать, а олени перемахнули сами. Конечно, все вымокли, вода ледяная. Пришлось делать стоянку и сушиться. Лесу по долине р. Амбарной достаточно, так что дрова можно было не экономить. Дальше путь продолжался без препятствий. Перевалили через невысокую гряду Шею, подошли к северному уступу горы Медвежий Камень и, обогнув его, вышли на ровную площадку подножия Норильских гор. На ней и решили разбить лагерь. На весь путь от Дудинки ушло 9 дней, больше 12 км за день проходить не удавалось.

Здесь весна уже в полном разгаре. Кругом хороший лес, кроме лиственниц, есть береза, изредка - даже ель. Лиственницы уже распустились, наполняя воздух своим тонким ароматом. Склоны гор густо поросли кустарниками ольхи, ивы, везде в изобилии трава, на которую с жадностью набросились наши отощавшие лошади. Летают гуси, очевидно гнездящиеся на соседних озерах, токуют куропатки, турухтаны, кулики. Разница в природе по сравнению с Дудинкой большая. Очевидно, сказывается защитная роль горных склонов, спасающих растительность от жестоких северных ветров.

Пока ставили лагерь, обсудили с Манто, где пасти летом оленей. Здесь, в долине, нельзя: одолеют комары и особенно оводы. Пастушить надо в горах, на поверхности Норильского плато, где прохладно, ветер отгоняет гнус И есть хорошие кормовые моховища. Олени уже разбрелись кругом по лесу, корму и им здесь достаточно. Поэтому пастухи не стали долго задерживаться, попили чаю, собрали стадо и отправились вверх по одной из долин, ведущих на юг в пределы Норильского плато. Мы же с завтрашнего дня принимаемся за работу, а сегодня следует осмотреться.

На площадке нашего лагеря, невдалеке стоит полуразвалившаяся избушка. Ее когда-то из старого леса поставил дудинский житель Потанин: заезжал сюда зимой на промысел песца. Потанин уже умер, но его жилье так и зовется «изба Потанина». В ней этой зимой сложили заказанные для нашей экспедиции сухари. Крыши на избушке нет, есть лишь накатник из жердей, засыпанных землей. Сухари кое-где подмокли, отсырели, стали плесневеть, хотя были прикрыты брезентом. Для нас сухари - один из основных видов питания, их надо особенно беречь. Поэтому А.И. Левкович вместе со своими помощниками сейчас же принялись их сушить и перебирать. Конечно, сухари и каша - не очень-то калорийная пища при предстоящей нам тяжелой работе. Необходимо наше питание как-то улучшить. Без мяса на Севере никто не живет и не работает. Среди оленей есть хромые, так как на последних переходах по каменистому предгорью они повредили себе копыта, иные так сильно, что почти не могут ходить. Манто говорит, что они с трудом будут добывать себе корм и к осени погибнут от истощения. Я велел отобрать трех наиболее безнадежных, заколоть и туши зарыть в снеговой забой поблизости. Прибавка, хотя и небольшая, мяса к нашему столу несколько его улучшит. Манто обещал посылать рыбу, которую они будут промышлять на ближайших озерах. Кроме того, невдалеке, на р. Рыбной, есть рыболовецкая артель, откуда тоже можно доставать рыбу.

С Евгением Михайловичем обсудили план предстоящих работ и метод их выполнения. Предстояло для этой доселе пустынной территории к осени составить крупномасштабную инструментальную топографическую карту с рельефом, а на ее основе - геологическую карту, карту угольного месторождения. Все эти работы надо вести одновременно и параллельно так, чтобы данные геологии и разведки сразу же наносились на топографическую карту, для этого последняя должна получаться непосредственно в поле, а не при обработке материалов потом, в кабинете. Таким методом работы является мензульная съемка, при которой сразу же на планшете рисуется карта местности с рельефом в горизонталях и точным нанесением всей ситуации. При правильной организации труда съемка мензулой весьма эффективна и дает точные детальные карты. Этим методом ранее Российский генеральный штаб вел съемки всех наших пограничных районов.

Район Норильска отличается большой расчлененностью рельефа: тут и предгорная всхолмленная низина, и горные возвышенности до 500 м высоты, и глубокие ущелья с крутыми обрывами. Нелегкая задача - заснять все это за полтора месяца, какими мы располагали. Решили, что на съемке с Ольховским будут работать три, а в трудных местах - четыре человека. С дальномерными рейками пойдут два, а при тяжелом рельефе - три человека. У мензулы два: Ольховский, который поведет съемку, другой по таблице будет давать альтитуды точек стояния реечников. При сноровке дело должно пойти быстро: съемщик наводит трубу на рейку, делает отсчет, наносит точку на планшет, одновременно говорит расстояние по дальномеру и угол наклона трубы помощнику, тот сообщает альтитуду, и съемщик сразу проводит в масштабе горизонтали между точками стояния мензулы и рейки. Вся операция занимает считанные минуты. Затем мензулист сигналит реечнику, куда стать на следующую точку, и, пока тот переходит, делает наблюдения на второго. Чтобы не карабкаться вверх и вниз по склонам, особенно крутым, каменистым, реечники буду ходить по горизонталям: один выше уровня мензулы, другой ниже ее. Иногда потребуется и третий на уровне горизонта мензулы или на другом уровне, где потребуется. Такой метод ходьбы сильно облегчит работу реечников, ускорит ее и сбережет обувь, которой у нас острый недостаток. В запасе есть только три-четыре пары сапог из тех, что получили в Красноярске. Этот метод ходьбы по горизонталям - один выше, другой ниже и третий посередине - стал основой работы нашей первой инструментальной съемки Норильска.

Только этим методом нам удалось за полтора месяца заснять площадь в 25 км². На такую работу нужны сноровистые ребята, быстро, без указки соображающие, куда стать с рейкой на нужную точку. Пойдут Н. Александров и Н. Волков, третьим запасным будет Т. Даурский. Альтитуды будет давать Женя Орлов. У мензулы поведет съемку, конечно, сам Евгений Михайлович Ольховский. Он и будет командовать всей группой. У него великолепный глазомер опытного геодезиста. Он мог по первому взгляду почти безошибочно проводить горизонтали между точками, чем всегда восхищал своих учеников. Масштаб съемки 1:10 000, т. е. 100 м в 1 см с горизонталями через 5 м, позволит достаточно полно отразить на карте особенности геологического строения Норильска и составить для него пластовую карту угольного месторождения.

Мензульная съемка требует наличия на местности ряда опорных точек, по которым происходит ориентировка планшета мензулы в пространстве, когда с нею становятся на выбранное место. Такими опорными точками обычно служат вершины треугольников тригонометрической сети того или другого класса точности. Подобную сеть надо было и нам предварительно разбить. Ею станет сеть третьего класса с основным пунктом, определенным астрономически. Его поставили на площадке вблизи нашего лагеря и назвали «полевым». Для измерения углов тригонометрической сети Ольховский взял с собою универсальный теодолит Бамберга 20-секундной точности отсчетов углов, а для астрономического определения нулевого пункта - два хронометра. Опорные точки сети обозначим вехами и расставим их по вершинам гор так, чтобы с любого места можно было видеть не менее трех вех. Это обеспечивало надежную, точную ориентировку мензулы во всех случаях.

Разбивая сеть, одновременно закрепили названия гор, долин, ручьев и других урочищ Норильска. Утес Медвежий Камень стал горою Шмидта в честь Ф.Б. Шмидта - первого ученого, посетившего Норильск. Соседнюю с ней (к востоку) гору, где находятся сотниковские штольни, назвали горой Рудной, а разделяющее их ущелье и ручей - Угольным ручьем. Гору к западу от горы Шмидта потом наименовали Надеждой и ручей между ними Разведочным. Гора к востоку от Рудной названа Барьерной и долина между ними - Медвежьим ручьем. Гора на юго-востоке от нее получила название Гудчихи, а ущелье вдоль нее назвали Каскадным. Четыре вехи наметили поставить по углам столовой вершины горы Шмидта, две на Рудной, одну поближе, другую подальше к югу, две на Барьерной и две - на горе Надежда. Работа по расстановке - дело нелегкое: придется забираться высоко на горы с тяжелыми вехами, поэтому решили выполнять эту операцию всей экспедицией. Каждую веху понесут и поставят двое. Сначала на точку устанавливается столб, обложенный камнями, и уже к нему крепится веха. Пояснив это исполнителям, предупредили, что делать все надо основательно. Если веху уронит ветром, то те, кто ее ставил, поедут ее восстанавливать.

Пока все участники разносили и устанавливали вехи, мы с Е.М. Ольховским занялись разбивкой и измерением базиса тригонометрической сети. Для этого выбрали наиболее удобное место на столовой поверхности горы Шмидта между вехами. Там имеется почти ровная площадка около квадратного километра, допускающая точно разбить и замерить базис. Мы сделали два базиса: один будет основным, другой станет контрольным. После этого, взяв с собой Александрова и Орлова, Ольховский отправился замерять углы треугольников, а я занялся с геологами. Надо разрезами и канавами вскрыть выходы угольных пластов, сажистые осыпи которых видны по бортам Угольного ручья и на склонах горы Шмидта почти до ее вершины. Крутые склоны допускают проводить вскрышу вертикальными ступенчатыми разрезами, при проходке которых вода будет стекать из разреза по канавке вниз. Работу начнем с ущелья Угольного ручья по его обоим бортам, где есть хорошие выходы угленосной толщи. Потом перейдем на восточный склон горы, постепенно проследим угольные выходы до вершины и по ее северному склону. Судя по осыпям, выходы пластов, по-видимому, идут кругом, имея общее падение на юг. На горе Рудной этого не наблюдается, похоже, что пластов угля там нет.

Е.М. Ольховского я попросил начать съемку с горы Шмидта и долины Угольного ручья, чтобы наши работы шли параллельно. Горняков разделил на две бригады, по три человека в каждой. Т. Даурский будет резервным: помогать той или иной бригаде, а в случае надобности - и партии Ольховского. Первый разрез зададим в верховьях Угольного ручья, где добывали уголь в прошлом веке для экспедиции А. Вилькицкого. Оказывается, был на этой работе и Манто. Он и показал нам то место, где велась добыча. Второй разрез заложим по левому борту Угольного ручья, на юго-восточном склоне горы Шмидта.

Спустя неделю после прибытия в Норильск работы развернулись полным ходом. Первое время геологами надо было руководить, указывать, как вести расчистки, замерять пласты и породные прослойки в них, зарисовывать, отбирать образцы, нумеровать, укладывать в специальные мешочки с этикетками, вести опробование пластов целиком и послойно - словом, делать текущую работу геолога-разведчика. Бригадир первым должен был всему этому научиться, а потом и остальные. У каждого разреза ставилась веха с номером, и ее геодезисты должны были нанести на свою топографическую карту.

Первые же разрезы показали, что строение угольной пачки сложное. Она состоит из двух мощных пластов угля, разделенных слоями углистых сланцев. Угольные пласты неоднородны: в них есть прослои плотного, со стеклянным блеском угля, матового более плотного, матового тонкослоистого и даже листоватого. Следовало все эти три разности выделять особо и брать образцы. В пластах есть тонкие прослои углистых сланцев в несколько сантиметров и более мощные, до 10- 20 см. Угли и углистые сланцы нередко обнаруживают взаимные переходы, особенно характерные для подошвы. В кровле границы более четки. Там верхний пласт угля сменяется глинистым сланцем, за которым идет мощная толща светло-серого грубозернистого песчаника. Изменчивыми оказались и размеры угольных пластов. В разрезе 1 верхний пласт угля имеет мощность 3,21 м, нижний - 2,71 м, а прослой сланцев между ними - 2,18 м. В полукилометре отсюда к северо-западу, в разрезе 2, верхний пласт достигает 2,58 м, нижний - 3,68 м, а разделяющий их сланцевый прослой - 3,26 м. Такая изменчивость, видимо, будет характерна для всего Норильского месторождения и скорее всего обусловлена теми физико-географическими условиями, при которых происходило накопление древесной массы, сформировавшей угольные пласты.

Погода пока нам благоприятствует, дождей почти нет, зато появилось множество комаров и оводов. Лошади все время держатся у лагеря, где дым от костров отгоняет гнус, хотя травы тут почти нет. А людям приходится трудно. Репеллентов в то время не было и в помине, их просто не знали. Накомарников или хотя бы поля для них достать не удалось. Я еще в Томске советовал всем добывать, где только возможно, тюль и из него шить сетки. Кто имел тюль, делали сетки, горняки мазались на работе угольной сажей, глиной, дегтем, а Евгений Михайлович, которому у мензулы нужен был широкий кругозор, натирал лицо и руки гвоздичным маслом, которое предусмотрительно достал еще в Томске.

Много внимания пришлось уделить палаткам. Старые, порванные, они почти не защищали от комаров. Жильцы прежде всего обложили стены снизу щебнем и плотно засыпали землей. Все дыры залатали и заштопали, вход обшили вторым рядом брезента и только тогда ночью можно было спать спокойно. Кормились мы два раза: утром перед работой и вечером после нее; зато оба раза основательно - дважды обедали: суп с крупой и оленьим мясом, каша перловая, пшенная или ячневая, иной у нас не было. Масла мы получили по полфунта на человека в месяц, и, хотя сейчас его расходовали больше за счет будущего, все же каша оставалась сухой. Стол иногда удавалось разнообразить. В свободное время Андрей Иванович брал ружье и уходил на охоту. Гусей в то время кругом было великое множество, стрелок он был отменный и всегда приносил пару-другую, а то и полдюжины гусей. Тогда суп был с гусятиной. Сухарей имелось мало, часть пришлось уделить пастухам, часть оказалась безнадежно испорченной, так что в день на долю каждого приходилось не более полуфунта (200 г). сухарей, да и те были ржаные, твердые, как камень. А.И. Левкович выдавал их персонально на руки, отмеряя солдатской манеркой, и они шли скорее как прикуска к чаю. Чаю зато выпивалось великое множество, для этого имелся громадный ведерной емкости голубой эмалированный чайник. Впрочем, от костра он скоро покрылся черной лакировкой, но все равно звался «голубым».

Работали мы не менее 12 часов без праздничных дней, а иногда задерживались и дольше, тем более что ночей в то время не было. Но все же распорядка дня надо было придерживаться, и я просил всех приходить вовремя, к ужину.

Несмотря на трудности (тяжелая ходьба по каменистым склонам, мерзлота, комарье, не очень-то калорийное питание), все были веселы и жизнерадостны. Ауэрбах и Кудрявцев взялись даже выпускать юмористический журнал «Голубой чайник», где затрагивались события дня, приключения, трудности, текущие заботы. Вечером за ужином журнал зачитывался во всеуслышание под громкий хохот присутствующих. Жаль, что потом атот журнал исчез из моего поля зрения. Он был бы колоритной характеристикой условий нашей работы тех лет.

Закончив разрезы по Угольному ручью, горняки перешли на вскрышу пластов по восточному склону горы Шмидта. Туда ежедневно приходилось подниматься на высоту 200- 300 м по крутым каменистым склонам с россыпями остроугольных глыб базальта. Разрез 3 на северо-восточном мысу имел отметку почти 400 м над площадкой лагеря. Обувь буквально горела при такой ходьбе. Пустили в оборот запасные сапоги. Одни носились, другие находились в ремонте. Но и новые через три-четыре дня ходьбы тоже требовали починки. Захваченной из Дудинки кожи, конечно, не хватило, пришлось воспользоваться кожаными поясами оленьей сбруи. Но особенно расходовать их тоже было нельзя. В общем к осени обувь у всех участников пришла в такое жалкое состояние, что в Дудинку некоторые вернулись чуть не босиком.

Проходка первых двух разрезов по Угольному ручью заняла довольно много времени. Мне нужно было все время быть то с одной бригадой, то с другой, учить, показывать. Примерно через неделю, когда все достаточно овладели методикой, можно было и мне заняться своими геологическими делами. Прежде всего хотелось выяснить, что представляет собой Сотниковское медное месторождение, о котором в прошлом веке писал Ф.Б. Шмидт. По его данным, руда представляла медистые сланцы с содержанием меди до 5%. Что это за медистые сланцы, каков их минеральный состав, Шмидт не пишет. Предстояло все это выяснить.

В северо-западном углу горы Рудной, у ее подножия тогда были видны устья двух небольших штолен, очевидно заложенных Сотниковым для добычи руды. Метрах в 200-х от них к северу, на площадке, невдалеке от наших палаток, виднелись развалины заводика: остатки плавильной печи, срубы каких-то построек, кучки древесного и каменного угля, руды. Плавильная печь представляла деревянный сруб высотой около метра и площадью с квадратный метр, внутри заполненный галькой с песком. Очевидно, это был фундамент печи. Поверх гальки выложены под и стены из кирпича. Под частично еще сохранился, а стены развалились. Кирпич стал рыхлым, разрушистым, легко крошится от удара геологическим молотком. Это был обычный строительный, а не огнеупорный кирпич. Строений было два: одно, по-видимому, было жилым, а другое служило складом или амбаром. От них остались только нижние венцы. Остальное частью употребил на строительство своей избы Потанин, частью проезжавшие мимо - на дрова. Около печи лежали две рассыпавшиеся кучки древесного и каменного угля. На каком велась плавка, сказать трудно. Возможно, что на смеси того и другого.

Руда - медистые сланцы - представляет глинистые сланцы с примазками по трещиноватости и слоистости углекислых солей меди: зеленого малахита и голубого азурита. Сам по себе сланец в изломе свеж и крепок, рудных минералов там нет, они присутствуют только в виде примазок по трещинам. В общем руда в куче бедная, очевидно, это отбросы того, что шло в плавку. Штольни пройдены в толще серых глинистых сланцев, слагающих все северное подножие горы Рудной. Залегают они горизонтально, с небольшим наклоном на юг, в глубь горы. Их видимая мощность около 10 м. Сверху на сланцы налегают изверженная основная порода целиком составляющие северный склон горы.

Штольни расположены друг над другом на 2 м по высоте и наискосок - на 4 м. По размеру они одинаковы. Ширина каждой внизу 120 см, вверху 70 см, высота 170 см. На устье они оказались почти надело забитыми снегом, который от времени так спрессовался и обледенел, что превратился в монолитную массу. Видимо, сюда со времен Сотникова никто не заглядывал. Чтобы попасть вглубь, пришлось его выкалывать. К счастью, льду оказалось немного, метра два от устья вглубь, а дальше было сухо. Крепление подгнило и только при входе частично обрушилось, а в глубине, через 2- 3 м, где температура не менялась, не было летнего оттаивания, лес крепи совершенно свеж, как только что поставленный. Вблизи устья, куда по временам иногда еще проникал влажный воздух лета, стены и кровля штолен покрылись гирляндами крупных снежных кристаллов в форме шестилучевых звездочек, какие мы иногда видим при снегопадах в более южных широтах, но там они не превышают нескольких миллиметров, а здесь размеры их достигают сантиметров. Очевидно, росли они в течение многих лет в условиях полного покоя. Это было феерическое зрелище. От свечи все кругом блестело и сверкало, как в волшебной алмазной пещере, переливаясь всеми цветами радуги. Было жаль разрушать это чудесное сооружение, но штольни надо было осматривать, а двигаясь, невольно задеваешь ледяные гирлянды, и они осыпаются вниз с мелодичным звоном.

Нижняя штольня имеет длину 25 м и боковую рассечку на восток в 3 м.

Вторая, верхняя штольня короче: ее длина всего 14 м, но зато имеются две боковые рассечки: на запад 22 м и на восток 10 м.

Обе штольни лежат в пределах толщи глинистых сланцев. Руда имеется только в нижней. Там отдельными участками в сланцах видны примазки медной зелени и сини. Но все это оруденение бедное, непромышленное. В верхней штольне нет и этого. Сланцы там совершенно пустые, безрудные. Очевидно, месторождение было выработано еще во времена Сотникова. Оно скорее всего гнездовое, о чем свидетельствует скопление охристых налетов в сланцах средней части штольни. Такие вторичные меднокарбонатные руды я видел в 1914 г. в Хакассии, работая коллектором с проф. М.А. Усовым. Там они представляли продукт инфильтрации в водоупорные породы медистых растворов за счет выщелачивания коренных сульфидных месторождений. Их-то мы и искали. Очевидно, и здесь где-то поблизости должно находиться коренное месторождение.

Детальный осмотр склонов горы выявил в ее средней части, выше и восточнее штолен обильные охристые осыпи и желваки бурого железняка. Следовало этот участок расчистить и проверить шурфами. Снял одну бригаду с угольного разреза и поставил сюда. Оказалось, что здесь имеется крупное скопление бурого железняка, вытянутое поперек склона. Такое образование у геологов носит название «железной шляпы» и обычно развивается при выходе на дневную поверхность сульфидного рудного тела. Сернистые металлы при этом окисляются и одни, как медь, будучи растворимыми, уносятся, другие переходят в нерастворимые соединения и выпадают на месте. Сернистое железо, превращаясь в бурый железняк, отлагается на поверхности первичного рудного тела в виде шляпы. Она оказалась довольно значительной: вдоль горы 200 м и вверх 14 м. Несколько выше по склону обнаружена вторая шляпа меньшего размера: 100 м на 8 м. Шурфовка в глубину показала, что мощность шляп невелика. Уже с глубины метра пошла рыхлая, рассыпчатая обохренная порода из зерен сульфидных минералов, сцементированных бурым железняком. Порода пористая, с характерным сильно кислым сернистым запахом. Глубже пошла более плотная, но все еще рыхлая руда. Отобрав образцы и пробы на анализ, работу здесь прекратили, занявшись снова углем. Закончив разведку по восточному склону горы Шмидта, перешли на ее северный склон, а геодезисты после ее съемки переключились на гору Рудную, которая теперь, после находки там сульфидного месторождения, приобрела практический интерес.

Постепенно для Норильска накапливался материал, который позволит составить для него крупномасштабную геологическую и топографические карты, на основе которых можно будет правильно оценить будущие промышленные перспективы. Но это относилось к Норильску, а кругом, даже в ближайших окрестностях, все оставалось еще неизученным. Видно, что горы к северу от нас, на противоположной стороне р. Норильской, представляют скорее всего такое же плоскогорье, как и Норильское. Оно также кончается уступом в Норильскую долину. У местного населения эти горы называются Караелах, что значит Еловый Камень, так как там, по рассказам, кроме лиственницы растет много ели. Никто из исследователей там не бывал. Чем сложены эти горы, какими породами? Похожи ли они на Норильские, есть ли там какие-либо ископаемые - все остается неизвестным. Конечно, мне очень хотелось уделить хоть немного времени, чтобы побывать там. И я решил все же сходить туда хотя бы ненадолго.

В 15 км на восток от нас есть р. Рыбная. Вблизи ее впадения в р. Норильскую стоит старинная часовня. В часовне раньше раз в год приезжий миссионер-священник разом отправлял все требы: крестил давно родившихся, венчал уже поженившихся и отпевал похороненных. Теперь часовня пустует, но все равно это место до сих пор так и называется «Часовня». Там К.В. Пуссе построил избу и рыбачит, посылая нам по временам свежую рыбу. Он обещал мне дать лодку и перевезти на ту сторону р. Норильской, а потом в назначенный срок опять приехать в условленное место, чтобы мы могли вернуться обратно. Со мной пойдет Т. Даурский. На Караелахе он бывал, правда только зимой. В маршрут мы берем палатку, брезент, спальные принадлежности и продовольствие на 10 дней. Полагая, что дорога будет тяжелой, под багаж берем двух вьючных лошадей. Перед отправкой показал бригадирам, где задавать следующие угольные разрезы, оставил за себя старшим А.И. Левковича, пожелал всем успеха, и мы с Тимошей тронулись в путь. Дорога к устью Рыбной на Часовню была нетрудной. Туда вела довольно хорошо проторенная тропа. Промысел рыбы на Часовне идет успешно. Видно, что реки рыбой весьма богаты. Добывают нельму, чира, муксуна. На щуку, налима и внимания не обращают, их сушат только на корм собакам. Но соли мало, и почти нет бочек. Поэтому рыбу сохраняют в свежем виде, мороженой, с тем чтобы зимой вывезти ее в Дудинку санным путем. Для морожения вырыт довольно глубокий, метра три, погреб, сверху закрытый настилом из жердей, торфа и мха, чтобы мерзлота не оттаивала. Сложенная туда рыба сразу же крепко промерзает и может лежать в полной сохранности вплоть до зимы. Мы отлично угостились строганиной из свежепойманного крупного чира, который за ночь в погребе так замерз, что стучал, как деревянный.

Переправа через р. Норильскую прошла без затруднений. Лошади были таежные, и обе спокойно плыли за лодкой без поддержки, хотя течение в реке довольно быстрое, а ширина реки больше полукилометра. Сразу же от берега пошел тяжелый путь. Оказывается, вся долина Норильской представляет лабиринт беспорядочно разбросанных невысоких холмов и гряд с озерами и болотами между ними. Холмы густо залесены, а низины заболочены и сплошь заросли кустарником ольхи и карликовой березы. Во многих местах приходилось прорубать себе путь топором. Лошади падали, то и дело вязли в болотах по брюхо, а мы их развьючивали, вытаскивали и сами по пояс вязли в торфяной жиже десятки раз в день. Перемазались оба в грязи так, что и не узнать, зато комары не так кусали, а было их в болотах так много, что, казалось, сплошное черное облако нависает над людьми и лошадьми.

Двое суток добирались мы до гор, хотя до них напрямую от реки было не более 15 км. Зато здесь, в предгорье, хорошо: болот нет, нет и комаров, сухо, под ногами только галька и щебень. Кругом густой лес: высокие лиственницы, березы, ели, трава по пояс, много цветов. Растительность здесь гораздо богаче, чем в Норильске. Сказывается южная экспозиция горных склонов, хорошо прогреваемых и дольше освещаемых солнцем, чем другая сторона Норильской долины.

Отдохнувши, приведя себя и одежду в порядок, пошли вдоль склонов на запад. Я захожу в каждую долинку, поднимаюсь вверх, осматриваю обнажения, беру образцы. Всюду выходят песчаники и сланцы такие же, как в Норильске. В них есть пласты каменного угля, местами значительной мощности. Встречены они в целом ряде мест по притокам речки, которую перебредали по пути сюда. Мы назвали ее Листвянкой. Стало быть, в здешнем районе есть не одно угольное месторождение Норильска, а целый ряд их имеется и на противоположной стороне, в Караелахе. Теперь можно с полным основанием говорить о существовании нового крупного угленосного района, охватывающего всю территорию гор Норильского района.

По одному из ущелий, глубоко прорезавшему склоны, мы поднялись па горы до самого верха. В сплошных обнажениях бортов и в русле видно, что песчано-сланцевая толща местами раздвигается пластовыми внедрениями диабазов изменчивой мощности. Есть тонкие, всего в несколько метров, и более мощные - до 50 м и выше. На осадочные породы сверху налегает ряд покровов базальтовых лав с горизонтами туфов. Базальты и диабазы, как весьма крепкие породы, образуют крутые уступы, по которым вода низвергается эффектными водопадами. Преодолевать такие участки нелегко. Приходилось карабкаться по краям водопадов, пользуясь выступами и трещинами в стенах лавового покрова, то и дело рискуя сорваться и полететь в глубокую водяную чашу у подножия, выработанную вековой деятельностью падающей воды. Преодолев эти уступы, весь мокрый от водяных душей, взобрался, наконец, наверх и был поражен чудесным видом, открывшимся передо мной, Я стоял почти на километровой высоте на поверхности равнины, которая у моих ног к югу обрывалась вертикальным уступом в Норильскую долину, а на север уходила волнистой гладью до пределов видимости. Если отвернуться от обрыва, то никак не скажешь, что находишься на большой высоте, а не на поверхности низменности. Под ногами расстилалась Норильская долина, окруженная со всех сторон, кроме запада, амфитеатром гор. Долина густо залесена и блестит зеркалами бесчисленных озер и озерков. Видно, что они заполняют впадины между разбросанными холмами и грядами, поросшими лесом. Ландшафт весьма своеобразен и характерен для областей после недавнего оледенения.

В этот ясный день отлично виден рудный Норильск, массивы гор Шмидта, Рудной, пятнышки белеющих палаток. На западе расстилалась Таймырская тундра, которой мы шли, а еще правее к северу блестит беспредельная гладь оз. Пясино. Видно, как в р. Норильскую впадают многочисленные речки, бегущие со склонов гор Караелаха и Норильска. Одну мы уже назвали Листвянкой, другие еще ждут своего названия. Поверхности гор все имеют плоский столовый характер и, что примечательно, находятся примерно на одной высоте. Конечно, некогда они составляли одно целое, лежали равниной много ниже и только потом были подняты всей массой и расчленены гигантскими долинами на отдельные горные плато. В этом убеждает и единство их геологического строения. Какие силы сформировали такие гигантские долины? Одна работа проточных вод едва ли смогла бы выполнять такую работу. Типично моренный рельеф дна долины наводит на мысль, что существенную роль в ее формировании играла ледниковая деятельность. Отсюда прошли еще дальше на запад километров 15. Везде встречаются щебень каменного угля и выходы его пластов. Видимо, Караелах каменным углем богат. Здесь есть не одно месторождение, а целый ряд их. Охристых осыпей, столь характерных для выходов окисленных сульфидных руд, не попадалось, хотя по аналогии с Норильском их вполне можно было ожидать. Прошла уже неделя, как мы покинули Норильск, а до западного края гор еще далеко. Тем не менее надо возвращаться, послезавтра лодка будет нас ждать. Жаль, что не удалось осмотреть весь Караелах до конца. Ну что же, отложим это на будущее. Назад вернулись благополучно.

В Норильске проходка угольных разрезов на горе Шмидта закончена. Везде выходит та же угольная пачка с двумя мощными пластами угля и прослоем углистого сланца между ними. Угли слагают гору Шмидта целиком, их там можно будет легко добывать наиболее простым способом - штольнями. Теперь необходимо проследить продолжение угольных пластов дальше. На востоке долина Медвежьего ручья, гора Барьерная и восточная сторона горы Рудной сложены изверженными породами. Надеяться там встретить угольные пласты трудно. Их продолжение следует ждать к западу от горы Шмидта в пределах подножия соседней с ней горы. Однако рельеф тут расчленен слабо, коренных выходов нет, все прикрыто наносами. Пласты придется искать шурфами, проходка которых в мерзлоте представит немалые трудности. Надо постараться уточнить положение предполагаемых выходов пластов угля под наносами так, чтобы задавать шурфы с наименьшей погрешностью. Составленная группой Ольховского точная карта горы Шмидта с нанесенными на ней выходами угольных пластов и элементами их залегания позволяет геометрически построить предполагаемую линию пересечения плоскости угольной пачки с криволинейной поверхностью рельефа. Это и будут места выходов пластов на дневную поверхность. Когда провели такое построение, то оказалось, что их выходы, протягиваясь по юго-западному склону горы Шмидта, должны обогнуть седловину ручья, названного Разведочным, затем повернуть на запад вдоль северного склона соседней горы и уйти за пределы карты. Все это будет верно, если пачки угля действительно представляют плоскую поверхность и не особенно сильно нарушены искривлениями и разломами.

Наша разведка горы Шмидта показала, что угленосная свита здесь залегает относительно спокойно и сколько-нибудь значительных нарушений в ней нет. Значит, можно рассчитывать на успех. Имея построенную на карте линию выходов, вместе с Ольховским отправились к горе, назвав ее Надежда из предположения, что угольные пласты будут и там. Инструментально по мензуле обозначили вехами предполагаемую линию выходов пластов на дневную поверхность. Здесь и будем их искать шурфами. Участок этот от нашего лагеря лежит далеко. Придется ходить по Угольному ручью вверх до седловины горы Шмидта и по ней Спускаться по Разведочному ручью к Надежде. Всего наберется 4 км каменистой горной дороги. Да обратно вечером домой почти столько же. Решили перевезти разведочный лагерь прямо на Надежду, чтобы не терять времени на ходьбу. На другой день свернули две палатки, Андрей Иванович выделил нужное продовольствие, хозяйственный инвентарь; навьючили все на лошадей, и две бригады отправились к месту работ. Один шурф задали прямо на месте намеченного выхода, второй - метрах в 10 вверх по склону и третий на столько же вниз поперек, чтобы подсечь всю пачку. Мерзлый грунт на кайлу поддавался плохо, пришлось шурфы бить попеременно. Один оттаивает, другой работается. Но в связи с этим на первом же метре на дне шурфов появилась вода, стекавшая с оттаивающих стенок. Проходчикам приходилось сменяться каждый час: леденели до судорог ноги на мерзлоте в худых сапогах.

В довершение всего у людей появились острые желудочные заболевания, чего в старом лагере не наблюдалось ни разу. Стал я больных лечить, стал разбираться, в чем причина такого массового заболевания, и обратил внимание на воду для питья и готовки, которую брали из Разведочного ручья. Вода, конечно, идеально чистая, так как ручей берет начало с ледника на седловине горы Шмидта, даже чересчур чистая, почти дистиллированная, И я вспомнил, что, когда студентом начал работать в химической лаборатории Томского института, меня предупредили, чтобы я не пил дистиллированной воды, которая в бутылях стояла на полках для работы в лаборатории. От нее, сказали, будет расстройство желудка. Не поверил, напился и вскоре же убедился в правоте совета. Вместе с тем я заметил, что местное население на севере при еде всегда добавляет в чай щепотку соли. Вначале мне это казалось странным, а потом понял всю целесообразность такого обычая. Ведь на севере вода получается от таяния снега или льда и солей почти не содержит. Вот я и посоветовал повару при варке чая в воду чайника непременно добавлять чуть-чуть соли. Вкуса это не испортит, а людей от неприятностей избавит. И верно, желудочные заболевания в лагере вскоре прекратились И более не повторялись.

В первом же шурфе, заложенном по линии предполагаемого выхода верхнего пласта, на глубине метра появилась угольная сажа, а потом и щебенка. Все радовались этой удаче. Расчёт оказался правильным: угольные пласты в пределах горы Шмидта значительных смещений не претерпели, и потому вышли под наносы как раз там, где они предполагались. Гора Надежда оправдала свое название. Глубже двух метров шурфы мы проходить не стали. Иначе для выброса породы надо ставить полку или строить вороток, а для этого у нас не имелось средств, да и необходимости не было. Нам важно было лишь установить, что угленосная толща с пластами угля не кончается горой Шмидта, а проходит к горе Надежда и вдоль нее за пределы нашей карты на запад. Остальные шурфы для контроля, пройдя наносы, доводили только до коренных пород, до «плотика», как говорят разведчики. Верхний шурф вскрыл песчаники, характерные для кровли верхнего угольного пласта, а нижний - углистые сланцы его подошвы.

На этом нашу работу можно было считать законченной. Геологи за лето прошли основательную производственную практику: научились проходке горных выработок, делать их замеры, зарисовки, брать образцы и отбирать бороздовые, валовые пробы. Познакомились с методами приложения математики к горноразведочному делу. В школе они, между прочим, слушали курс, правда краткий, начертательной геометрии, решали даже простые задачи по пересечению двух тел: цилиндров, плоскостей и пр. Все это казалось им тогда неинтересным. А здесь они убедились, как методами математики оказалось возможным найти положение пластов там, где среди наносов никаких признаков их присутствия не было. Лагерь на Надежде свернули и возвратились на старое место к Астрономическому пункту. Нужно было еще провести со студентами-геологами общую геологическую практику, показать им основные приемы геологической съемки, описания и зарисовки обнажений, рассказать, как на основе анализа геологических разрезов можно восстановить историю развития района и его формирования с древнейших времен.

Хорошее место в этом отношении представляет долина Угольного ручья, в верхней своей части переходящая в ущелье. Обнаженность коренных пород здесь отличная, так что можно составить полный разрез отложений, развитых в Норильске.

Разрез внизу начинается битуминозными известняками и известково-глинистыми мергелями. Окаменелой фауны, которая позволила бы определить их возраст, мы не нашли. Но наличие известняков и битуминозный их характер указывают скорее всего на их морское происхождение. Выше появляются серые глинистые сланцы с про- слоями песчаников, поверх которых лежит пачка углистых сланцев с пластом угля около полуметра мощностью. Мы его не разведывали, так как промышленной ценности он иметь не будет. В углистых сланцах по слоистости есть отпечатки листьев кордаитовых - крупных деревьев, существовавших в пермское время, около 250 млн. лет назад. Встречаются отпечатки стволов и мутовок древовидных хвощевых, ныне тоже вымерших. Все они размножались спорами и потому, нуждаясь в водной среде, селились только в болотистых местах. Обширные субтропические леса тогда сплошь покрывали район Норильска. Деревья, падая на дно болот и озер, разлагались там без доступа воздуха и давали материал для образования пластов угля. Выше по разрезу глинистые отложения, обогащаясь углистым материалом, то переходя в углистые сланцы, то, наоборот, беднея ими, сменяются песчанистыми породами. Характерно, что глинистые породы, обогащаясь углистым материалом, кверху постепенно переходят в углистые, а потом сильно углистые сланцы и даже сланцеватые угли, тогда как смена их песчаниками в кровле происходит быстро, без переходов. Это свидетельствует о периодических колебаниях осадконакопления вследствие изменений физико-географических условий того времени. Всего в разрезе угленосных отложений по Угольному ручью таких циклов наблюдается пять, причем только последний оказался наиболее благоприятным для углеобразования. В этот цикл как раз и образовалось два мощных пласта угля, которые мы разведывали. Верхний пласт, в кровле перейдя в углистый сланец, сразу же сменяется многометровой толщей светло-серого грубозернистого песчаника с галькой и гравием кварцевых и кремнистых пород.

Известняки, обнажающиеся в низовьях Угольного ручья, свидетельствуют, что в первые периоды геологического развития Норильска, сотни миллионов лет назад здесь было открытое глубокое море. Постепенно оно мелело и к пермскому времени совсем ушло, оставив после себя низменную заболоченную равнину. Климат тогда был влажным и теплым, так что вся местность покрылась субтропическими лесами, которые дали материал для углеобразования. Цикличность этого процесса указывала на колебания гипсометрического уровня суши. При понижениях болота расширялись, леса разрастались, давая богатый материал для углеобразования. При поднятиях местность осушалась, реки приносили илы и пески, сменявшие углистые породы. Особенно резкая смена произошла в конце перми. Поблизости поднялись горы, за счет размыва которых и отложились грубозернистые песчаники, сменившие сланцы верхов угленосной пачки. Тем и завершилось формирование осадочной толщи Норильска. Шло оно в два этапа: в морских условиях и пресноводно-болотных. Морские отложения по Угольному ручью вскрыты, но только в самых верхах, в основном же лежат они глубже. Мощность их весьма велика - многие тысячи метров. Пресноводные отложения в нашем разрезе имеют около 140 м, в других местах они больше - до 200- 250 м, больше там и промышленных угольных пластов. Далее по Угольному ручью, вплоть до верха, залегают породы уже совершенно иного состава: базальтовые лавы и их туфы, целиком слагая вершины гор Шмидта и Рудной. Это третий, вулканогенный этап истории Норильска. Поднятия суши, вызвавшие осушение болот и прекращение формирования углей, привели к возникновению в земной коре ряда крупных разломов. По ним из подкоровых глубин на поверхность начали поступать большие массы расплавленного материала - базальтовой магмы. Норильск стал тогда областью интенсивной вулканической деятельности, длилась она многие десятки миллионов лет, охватила всю обширную территорию севера Сибири от Енисея до бассейна Хатанги. Процесс этот был сложным и прерывистым. По временам вулканы прекращали свою деятельность, затухали. Наступал период относительного покоя, когда лавы размывались, возникали водоемы, где развивались растительность и животный мир. Затем наступал новый пароксизм вулканизма, начинавшийся, как обычно и в современных вулканических областях, интенсивной взрывной деятельностью. Выбрасывались огромные массы пепла, вулканических бомб и обломков, которые, отлагаясь, формировали толщи туфов и туфобрекчий. Затем опять следовали более спокойные излияния лав, разливавшихся большими массами на сотни километров. В результате теперь большая часть севера Енисейско-Ленского междуречья оказалась покрытой туфолавовым панцирем мощностью в несколько тысяч метров.

Некоторые магмы были рудоносны. Иные достигали дневной поверхности, другие же, не доходя до нее, застывали на некоторой глубине, образуя крупные изверженные тела. При благоприятных условиях руды в таких телах могли обособляться, образуя самостоятельные скопления в виде гнезд и более крупных линзообразных тел. К такому типу относится, например, интрузия горы Рудной.

Пройдя маршрутом по Угольному ручью, наши студенты-геологи получили хорошее представление о геологическом строении Норильска и до некоторой степени поняли всю сложность его развития в течение многих сотен миллионов лет.

Наступил сентябрь, пора собираться в Дудинку к подходу каравана, который сейчас, вероятно, уже грузит рыбаков и их улов в Енисейском заливе.

Уже перед отправкой к нам пришел караван железнодорожной изыскательской партии Комсеверпути, которая вела поиски трассы узкой колеи по линии Усть-Порт - Норильск. Вестей об их работе мы не имели все лето и уже думали, что они ушли в Дудинку, не зайдя к нам. Начальник партии инженер путей сообщения С. М. Львов рассказал, что работа их была тяжелой. Изыскания велись в пределах низменной безлесной тундры с массой речек, озер и болот. Будет много мостовых переходов через водотоки, среди которых есть такие крупные, как р. Сухая Дудинка. И хотя дорога проектируется узкоколейной с малым радиусом поворотов, ее длина все же может превысить 200 км. Вместе с тем выясняется, что Усть-Порт как основной морской и речной порт в низовье Енисея малопригоден. Благодаря крутой излучине Енисея здесь в весеннее время в ледоход постоянно возникают мощные заторы. Льды массами выпирают на берег и повреждают не только причалы, но сносят и береговые сооружения. Порт в связи с этим необходимо искать где-то в другом месте, а изыскание дороги следует вести от Дудинки и начать это в будущем году.

Привязав свою нивелировку к нашему астрономическому пункту и назвав его тоже «нолевым», железнодорожники ушли в Дудинку, а вскоре за ними отправились и мы. Годных под упряжку оленей оказалось не более сотни. Остальные хромые, не поправившиеся после весеннего перехода. Часть погибла от копытной болезни. Идти, конечно, придется опять всем пешком. Проходческий инструмент весь оставили. Но груза все равно убавится мало, так как вместо этого и продовольствия появились образцы пород, руд и угля, пробы для химического анализа и технических испытаний.

5 сентября тронулись в путь. Всего в Норильске мы проработали 42 дня, кажется, небольшой срок, но какой большой объем работ выполнен за это время. Только молодость помогла это сделать. В первый же день пути произошло небольшое приключение. Прошли мы немного, и, перевалив через гряду «Шея», остановились на ночевку в лощине, где есть лес и дрова. Ночи теперь стали уже темными и довольно длинными. Кто-то из ребят, кажется Е. Орлов, заметив в стороне от лагеря движущиеся в сумерках силуэты, решил, что это отбившиеся в сторону наши лошади. Встал и пошел их подогнать, но, подойдя ближе, распознал, что-то были медведи: один большой и два поменьше. Парень прибежал испуганный: «Ребята, медведи!» Поднялся шум, похватали ружья, но, пока собирались, звери уже скрылись в лесу в сторону р. Норильской. Преследовать их мы не стали. Из осторожности лошадей все же согнали в кучу к костру и назначили поочередный караул.

Осенний путь для каравана оказался более легким. Дождей было немного, речки значительно спали, и там, где ранее приходилось идти вброд по пояс и сплавиться на плоту, там можно было брести едва по колено в воде Но лошадям пришлось трудно. Их надо было вьючить только налегке, местами же вести даже порожними. Мерзлота оттаяла на глубину 10-20 см, а в низинах и того больше. И лошади, и люди еле брели, утопая в вязкой глине пятнистой тундры. Хорошо, что под талым грунтом везде лежала твердая, как каменный пол, мерзлота, которая давала опору для ног и не позволяла проваливаться глубоко. В низинах мерзлота оттаяла местами до полуметра. Там и люди, и лошади вязли по колено. Коноводы предпочитали таких мест избегать. Олений же караван шел именно там. но ночам уже морозит. Правда, некрепко, но все же к утру лужи и мелкие озерки покрываются коркой льда, трава и мох хрустят под ногами. В ясные ночи небо полыхает северным сиянием. Временами оно настолько сильно, что «драпри» и «столбы» занимают всю северную часть неба, переливаясь и играя всеми цветами радуги. Волшебное зрелище. Ребята то и дело будят друг друга, выскакивают из палаток босиком и подолгу любуются редкостной картиной. Многие из них, может быть, этого больше уже не увидят.

В Дудинку пришли 11 сентября, потратив в этот раз на дорогу шесть дней вместо прежних девяти. Подгоняли начавшиеся холода, да и тренировка на работе в Норильске сказалась. В Дудинке пароходного каравана еще нет, он прошел недели две тому назад и теперь, по слухам, повернул обратно и собирает рыбаков где-то около Гольчихи. Пользуясь свободным временем, приводим себя в порядок. Манто с оленьим стадом уже ушел на зимнюю стоянку в верховья реки Агапы. Стадо теперь перешло в ведение Дудинского исполкома. Я им рассказал о результатах работ, высказал мнение, что работа в Норильске, вероятно, будет продолжаться и в будущем году. В связи с этим оленей следует не отпускать, а передать «кортом», т. е. в аренду кому-либо из оленеводов с обязательством вернуть будущим летом стадо в том же состоянии и числе голов, что и передано.

Караван пришел через неделю. Это все тот же буксирный пароход «Туруханск» с тремя лихтерами. Время позднее, озера замерзли так, что по ним можно уже ходить. Капитан торопится, мы спешно погрузились и разместились в каютах на прежних местах, которые нам были зарезервированы по распоряжению из Красноярска. Особой погрузки здесь не было, она начнется выше, за Туруханском. Как только мы сели, караван тронулся и через пятидневку пришел в Туруханск. Стоянок по пути было немного, да и те приурочивались главным образом к ночному времени. В Туруханске информировал Исполком о проделанной работе и перспективах на будущее. Они с удовольствием приняли от нас лошадей, в которых сильно нуждались. Нужны они были бы и в Дудинке, но взять их там не могли за отсутствием корма на зиму. До Енисейска добирались опять долго, более двух недель. Везде по селам шли большие выгрузки рыболовецких артелей и их улова. Пристаней, конечно, нет, все операции идут на рейде. Год нынче, говорят, был промысловый, и все везут рыбы много. Особенно хорош улов омуля в Енисейском заливе. После Енисейска основных разгрузок мало, на сутки задержались только у Казачинского порога. Караван пришлось расчаливать, и суда поднимать вверх туэром поодиночке. В Красноярск попали только в половине октября, проплыв более месяца. Здесь тепло, морозов нет, а там, на севере, теперь уже настоящая зима.

В Томске по приезде в первую очередь сделал доклад в Геолкоме и принялся за обработку собранных по Норильску материалов: отобрал и сдал в анализ образцы и пробы угля и руд, образцы пород на изготовление шли- фон для изучения их под микроскопом. Планшеты топографической карты, заснятые группой Ольховского, сведены в единую топографическую карту Норильска, охватившую горы Надежды, Шмидта, Рудную и Малую Барьерную общей площадью 25 км². На ее основе составлена пластовая карта угольного месторождения горы Шмидта и подсчитаны его запасы. Они превысили 70 млн. т, что обеспечивало потребность Северного морского пути и Енисейского речного флота на много лет. Химические анализы и технические испытания показали, что уголь отличается высокой теплотворной способностью, а некоторые разности обнаруживают спекающиеся свойства и будут давать кокс. Недостатками являются повышенная зольность и присутствие в угле тонких сланцевых прослоек, которые будут его засорять при добыче.

Геологические материалы по горе Рудной оказались очень интересными. Химический анализ проб руд из сульфидных шлифов северного мыса горы Рудной показал в них содержание никеля до 1% и меди до 1,5%. Предположив, что вскрытые на поверхности сульфидные шлиры имеют линзовидную форму и в глубь горы простираются лишь наполовину их протяжения на выходе, можно ориентировочно подсчитать вероятные запасы руды в обоих шлирах. Они достигают 49,2 млн. пудов (320 т). Такие сульфидные медно-никелевые руды в старой России известны не были. Это первое открытие подобного типа руд у нас в Советском Союзе. Петрографическое изучение изверженных пород горы Рудной и с ее сульфидными шлирами, выполненное под руководством моего учителя М.А. Усова, показало, что месторождение является магматическим и относится к группе магнито-колчеданных в породах габбровой формации, для которой характерно высокое содержание окиси магния. Руды выделялись из магматического расплава в результате его ликвации, т. е. распада первично однородной магмы на две смешивающиеся жидкости: силикатную и сульфидную. Последняя, как более тяжелая, при кристаллизации оседала в придонных частях интрузивного тела. Это новое месторождение северного мыса горы Рудной я назвал Норильск 1, будучи уверенным, что в ближайшее время в Норильске найдут новые месторождения такого же типа. По своему характеру месторождение Норильск 1 ближе всего стоит к месторождению Садбери в Канаде, крупнейшему в мире в то время [21]. Как известно, канадские руды, кроме меди и никеля, содержат еще и благородные металлы, в частности платиновую группу. Должны содержать благородные металлы и норильские руды. К сожалению, за отсутствием в то время кокса, пробирная лаборатория Геолкома выполнить анализы на эти металлы не смогла.

В декабре я был командирован из Томска в Петроград в Центральный геологический комитет для утверждения плана работ Сибгеолкома на следующий, 1921 г. Там я сделал доклад Ученому совету о работах в Норильске и находке нового, ранее неизвестного сульфидного медно-никелевого месторождения. Пробирная лаборатория и в Петроградском геолкоме не работала тоже из-за отсутствия кокса. Тогда я передал образцы норильских руд геологу Н. К. Высоцкому [22] специалисту по платиновым месторождениям Урала, с просьбой передать на анализ в пробирную лабораторию, как только она заработает. Затем, после утверждения плана работ, уехал обратно в Томск продолжать работу в Норильске дальше.