Открытие ведьм

Глава 9

Мэтью пересек Эйвон[22] по горбатому арочному мосту. Знакомые крутые утесы и темное небо Ланаркшира успокаивали его – суровая и контрастная красота этой части Шотландии соответствовала его настроению. Липовая аллея, остаток былой роскоши, некогда вела ко дворцу. Мэтью, сбросив скорость, подъехал по ней к черному входу в бывший охотничий домик. Необработанный бурый камень заднего фасада контрастировал с кремовой штукатуркой главного. Клермонт вылез из «ягуара», достал сумки из багажника.

Белая дверь гостеприимно распахнулась.

– Паршиво выглядишь. – Поджарый крючконосый даймон, темноволосый и кареглазый, смерил взглядом закадычного друга.

Хэмиш Осборн познакомился с Мэтью Клермонтом в Оксфорде лет двадцать назад. Их, как многих нелюдей, всю жизнь учили бояться представителей чуждого вида. Поначалу они не знали, как держаться друг с другом, но сходное чувство юмора и склад ума со временем сделали их неразлучными.

Гнев, отразившийся было на лице Мэтью, тут же угас.

– Я тоже рад тебя видеть, – проворчал он, ставя на пол сумки.

От дома пахло старой штукатуркой и деревом, от Хэмиша – лавандой и мятой. Вампир жадно вдохнул, силясь забыть про запах колдуньи.

Дворецкий Хэмиша Джордан (человек) принес с собой запахи лимонной политуры и накрахмаленного белья. Они не до конца перебили Дианины жимолость и белокудренник, но все-таки помогли.

– Рад вас видеть, сэр.

Джордан унес наверх багаж Мэтью. Дворецкий принадлежал к старой школе: ему хорошо платили, чтобы он не болтал о хозяйских секретах, но Джордан и без того ни одной живой душе не проговорился бы, что Осборн – даймон, у которого временами гостят вампиры. Или что на завтрак, скажем, здесь иногда просят подать сэндвичи с арахисовым маслом и бананом.

– Спасибо, Джордан. – Мэтью, избегая смотреть Хэмишу в глаза, обвел взглядом холл. – Ты, я вижу, приобрел очередного Гамильтона, – заметил он, разглядев на стене незнакомый пейзаж.

– Ты не часто замечаешь мои покупки. – Акцент у даймона, как и у Мэтью, был оксбриджский, но тоже со странными нотками – в данном проскальзывало глазговское «р».

– Кстати, о новых приобретениях: как там Душка Уильям?

Уильям (человек) был новым любовником Хэмиша, таким красивым и милым, что Мэтью наградил его именем цветка[23]. Прозвище прижилось: Хэмиш теперь так и называл возлюбленного, а Уильям скупал и дарил друзьям горшки с гвоздикой, которые попадались ему в цветочных лавках.

– Ворчит, – усмехнулся Хэмиш. – Я обещал ему тихие домашние выходные.

– Мог бы и не приезжать – я тебя не просил, – тоже ворчливо заметил Мэтью.

– Знаю, но мы с тобой давненько не виделись, а Кэдзоу в эту пору года очень хорош.

Мэтью недоверчиво уставился на друга:

– Ого, а я смотрю, тебе и вправду нужно поохотиться.

– Позарез, – отрывисто признался вампир.

– Выпьем сначала или сразу приступишь?

– Выпить мне бы не помешало – вяло признался Клермонт.

– Вот и отлично. Тебе вино, мне виски. – Хэмиш попросил Джордана достать бутылку из погреба сразу после раннего звонка Мэтью. Он терпеть не мог пить один, а вампир в рот не брал виски. – Заодно расскажешь, с чего тебе так приспичило поохотиться в этот чудный сентябрьский денек.

Они поднялись в библиотеку. Деревянными панелями ее обшили в девятнадцатом веке, нарушив первоначальный замысел архитектора: он планировал создать просторную, полную воздуха комнату, где дамы восемнадцатого столетия могли бы дожидаться с охоты мужей. Но белый потолок с лепными гирляндами и суетливыми ангелочками сохранился и бросал молчаливый укор современности.

Мужчины уселись в кожаные кресла рядом с камином, где уже плясал, разгоняя осенний холод, огонь.

– Превосходно, – одобрил Мэтью вино, которое показал ему Хэмиш.

– Я так и думал. У «Братьев Берри и Радд» меня заверили, что оно хоть куда. – Хэмиш налил Мэтью вина, а себе виски из графина.

Посидев некоторое время в уютном молчании, Мэтью сказал:

– Прости, что притащил тебя сюда. Сложилась трудная ситуация… сложно объяснить.

– У тебя просто и не бывает, – усмехнулся даймон.

В Хэмише Осборне Мэтью привлекали отчасти его прямота, отчасти несвойственные даймонам здравомыслие и ровный характер. Вампир на своем веку дружил со многими даймонами, в равной мере одаренными и безумными. С Хэмишем было гораздо проще: ни тебе кипучих споров, ни бешеных вспышек активности, ни периодов опасной депрессии. В их общении долгое молчание перемежалось остроумными беседами, и все окрашивало безмятежное отношение Хэмиша к жизни.

Особенности характера сказывались и в том, что областью своей деятельности Хэмиш избрал не искусство, как большинство даймонов, а сферу финансов. У него был талант не только наживать деньги, но и выискивать слабые места в международной системе. Креативность он вкладывал не в сонаты, а в финансовые таблицы. Осборн так замечательно разбирался в хитростях валютного рынка, что с ним советовались монархи, премьер-министры и президенты.

Мэтью это восхищало не меньше, чем та легкость, с которой Хэмиш общался с людьми. Осборн любил бывать в их обществе. Человеческие недостатки даймона скорее стимулировали, чем удручали. Он получил это в наследство от родителей (его отец был страховым брокером, а мать домохозяйкой). Мэтью был знаком с этой невозмутимой четой и понимал, отчего Хэмиш так любит людей.

Треск дров в камине и запах виски помогали вампиру расслабиться. Красная жидкость в его бокале мерцала в свете очага.

– Не знаю, с чего и начать…

– С конца, – посоветовал даймон. – Когда ты снял трубку и вздумал мне позвонить.

– Мне надо было уехать от одной колдуньи.

Хэмиш посмотрел на Мэтью, подмечая, насколько тот взвинчен:

– И что же в ней такого особенного?

Мэтью глянул на него из-под густых бровей:

– Всё.

– Неприятности, да? – сочувственно, но с иронией поинтересовался Хэмиш.

– Можно и так сказать, – с резким смешком признал Мэтью.

– А имя у нее есть?

– Диана. Историк, приехала из Америки.

– Богиня охоты, – протянул Хэмиш. – Что она такое, помимо имени, – обыкновенная колдунья?

– Вот уж нет.

– Ага. – Хэмиш видел, что Мэтью и не думает успокаиваться – наоборот, рвется в драку.

– Она Бишоп. – Мэтью знал по опыту, что даймон мигом ухватит суть любой его реплики.

Хэмиш порылся в памяти:

– Сейлем, штат Массачусетс?

Мэтью угрюмо кивнул:

– Последняя из тех Бишопов. Ее отец – Проктор.

– Дважды колдунья, – тихо присвистнул Хэмиш, – потомок двух славных родов. Да, ты ничего не делаешь наполовину. Сильна, вероятно.

– Мать у нее очень сильная. Об отце я мало что знаю, а вот Ребекка Бишоп – статья особая. В тринадцать лет колдовала так, как некоторые за всю жизнь научиться не могут. И с самого детства была провидицей.

– Ты ее знаешь, Мэтт?

С кем только не пересекался друг Хэмиша за множество своих жизней!

– Нет, но о ней много говорят – как правило, с завистью. Ты же знаешь, какие они, эти колдуны.

Хэмиш, давно знавший, что колдунов Мэтью не жалует, взглянул на него поверх своего бокала:

– Ну а Диана что же?

– Она утверждает, что магией не пользуется.

Эта короткая фраза давала сыщику сразу две нити. Хэмиш начал с той, что распутать было попроще.

– Совсем? А пропавшую сережку найти? Волосы покрасить?

– Не тот тип. Сережки не носит, волосы не красит. Трехмильная пробежка и час на реке в неустойчивой лодчонке.

– С ее-то происхождением как-то трудно поверить, что она обходится без магии. – Мечтатель в Хэмише уживался с прагматиком – именно поэтому даймон так хорошо управлялся с чужими деньгами. – Ты тоже не веришь, иначе не думал бы, что она врет. – Хэмиш потянул за вторую нить.

– По ее словам, она все же колдует, но очень редко, по разным пустяковым делам. – Мэтью, задумчиво взъерошив волосы, отпил вина. – Но я-то знаю, что это происходит куда как чаще. Я чую. – Он заговорил откровенно впервые с тех пор, как приехал. – Пахнет как летом перед грозой, а иногда это даже и видно. В моменты гнева или самозабвенной работы она светится. – «И когда спит тоже», – нахмурившись, добавил он про себя. – Да я иногда почти на вкус это чувствую.

– Светится, говоришь?

– Ты бы этого не увидел, хотя, возможно, почувствовал бы как-то по-своему. Chatoiement[24] – колдовское свечение – никогда не бывает ярким. Даже когда я был еще молодым вампиром, его излучали лишь самые сильные колдуны, а теперь такое и вовсе редкость. Диана ничего об этом не знает и не осознаёт всей важности такого явления. – Мэтью, вздрогнув, сжал кулак.

Даймон посмотрел на часы на запястье. Было совсем еще рано, но он уже понял, зачем его друг приехал в Шотландию.

Еще немного, и Мэтью влюбится.

Вошел Джордан (он безупречно умел рассчитывать время):

– Егерь подогнал джип, сэр. Я сказал, что сам он сегодня вам не понадобится.

В самом деле: зачем егерь, когда в доме вампир.

– Отлично. – Хэмиш встал и допил виски. Повторить бы, да нельзя: сейчас нужно быть в здравом уме.

– Я предпочел бы пойти один, Хэмиш, – сказал вампир.

Он не любил охотиться с теплокровными, то есть с людьми, даймонами или колдунами. Для Хэмиша он, как правило, делал исключение, но разобраться с чувствами к Диане Бишоп ему хотелось наедине.

– Мы ведь только скрадывать будем, – лукаво заметил Хэмиш. Он задумал отвлечь и разговорить Мэтью, чтобы не тянуть из него каждое слово клещами. – Смотри, какой хороший денек. Пошли, будешь доволен.

Мэтью с мрачным видом забрался в старенький джип Хэмиша. Они почти всегда им пользовались, когда приезжали в Кэдзоу, хотя в больших охотничьих угодьях шотландцы предпочитают «лендровер». Мэтью не смущала поездка по холоду в открытой машине, а Хэмиш веселился, наблюдая за этим сверхчеловеком.

Переключая передачи – Мэтью каждый раз морщился от этого звука, – Хэмиш ехал в гору, на луг, где обычно паслись олени. Мэтью, увидев пару самцов, велел остановиться, вылез и присел у переднего колеса. Хэмиш с улыбкой присоединился к нему.

Даймон уже не раз скрадывал с Мэтью оленей и знал, что тому нужно. Вампир убивал не всегда, хотя сегодня, будь он один, наверняка заявился бы домой сытым и только к вечеру, а в имении стало бы двумя оленями меньше. Он не просто плотоядный, – он хищник. Именно охота, а не кровь, которую пьют вампиры, делает их вампирами. Временами, когда Мэтью овладевало беспокойство, он просто гнался за первой попавшейся дичью, но не убивал ее.

Вампир следил за оленями, а даймон – за ним, нутром чувствуя, что в Оксфорде не все ладно.

Мэтью просидел возле джипа несколько часов кряду, решая, стоит ли пускаться в погоню. Пользуясь своими необычайно развитыми органами чувств, он вглядывался в животных, постигал их привычки, смотрел, как они реагируют на хрустнувшую ветку или вспорхнувшую птицу, – все это без малейших признаков нетерпения. Главным для Мэтью был тот момент, когда добыча признавала себя побежденной.

В сумерках он встал и кивнул Хэмишу. Достаточно для первого дня. Ему дневной свет не требовался, но Хэмишу впотьмах было бы затруднительно спуститься с горы.

Когда добрались, было уже совсем темно. Джордан зажег повсюду свет, и дом, светящийся как фонарь, выглядел в этой глуши чрезвычайно нелепо.

– Совершенно незачем было строить здесь такой дом, – заметил Мэтью светским, но несколько язвительным тоном. – Чистое безумие со стороны Роберта Адама[25].

– Ты уже не раз высказывался насчет моего маленького чудачества, – спокойно отозвался Хэмиш. – Ты, конечно, смыслишь в архитектуре больше меня, и Адам, вполне возможно, был не в своем уме, соглашаясь возвести в диком Ланаркшире эту, как ты выражаешься, эту «непродуманную причуду». Но я люблю этот дом, и твои слова ничего не изменят.

Этот разговор они вели с тех самых пор, как Хэмиш купил Кэдзоу-Лодж (вместе с меблировкой, егерем и Джорданом) у аристократа, у которого не было денег на содержание поместья. Мэтью тогда пришел в ужас, но для Хэмиша эта покупка была знаковым событием. Она показывала, что он оторвался от своих глазговских корней и мог себе позволить такие вот непрактичные траты – просто потому, что вещь ему нравилась.

– Хм… – нахмурился вампир.

Ну ничего, пусть лучше дуется, чем лезет на стену. Хэмиш перешел к следующему этапу своего плана.

– Ужин в восемь, в столовой, – сказал он.

Мэтью терпеть не мог эту любимую комнату Хэмиша. Его раздражало все: высокие потолки, сквозняки, а больше всего – броская женственная отделка.

– Я не голоден, – проворчал он.

– Еще как голоден! – резко возразил Хэмиш – цвет лица вампира говорил ему о многом. – Когда в последний раз ел как следует?

– Несколько недель назад. – Мэтью, как всегда, не замечал времени. – Не помню уже.

– Так вот, сегодня угостишься супом и вином, а завтра сам о себе позаботишься. Хочешь побыть один или рискнешь сразиться со мной на бильярде?

Хэмиш, первоклассный бильярдист, лучше всего играл в снукер, которому обучился еще подростком. В Глазго он заработал на этом свои первые деньги и почти всегда побеждал. Мэтью отказывался играть с ним в снукер (заявляя, что проигрывать всякий раз, хотя бы и другу, не очень приятно) и пытался научить Хэмиша карамболю – старинной французской игре, в которой неизменно выигрывал сам. Английский бильярд был для них компромиссом.

– Сейчас, только переоденусь. – Против сражения, какого бы то ни было, Мэтью не мог устоять.

Обтянутый сукном стол стоял в комнате напротив библиотеки. Хэмиш пришел в брюках и свитере, Мэтью – в джинсах и белой рубашке. Обычно вампир избегал белого, ведь в нем он становился похожим на привидение, но больше ни одной приличной рубашки у него с собой не было. Клермонт собирался на охоту, а не на званый обед.

– Готов? – спросил он, взявшись за кий.

Хэмиш кивнул:

– Не больше часа, ладно? Потом сойдем вниз и выпьем. Смотри же, не обижай меня.

Они ударили по шарам. Те, срикошетив от дальнего борта, откатились назад.

– Белый, – объявил Мэтью, бросая желтый шар Хэмишу.

Даймон выставил красный на свою отметку и отошел.

Мэтью, как и на охоте, не спешил набирать очки. Он забил пятнадцать хазардов подряд, загоняя красный шар в разные лузы, и сказал:

– Прошу…

Хэмиш молча выставил свой желтый шар.

Мэтью перешел к более сложным ударам, карамболям, которые давались ему хуже. Здесь нужно было попасть одним ударом по желтому и красному шару, что требовало не только силы, но и умения.

– Где ты откопал эту колдунью? – спросил Хэмиш после успешного карамболя Мэтью.

– В Бодли. – Вампир взял белый шар и приготовился бить снова.

– В Бодли? – вскинул брови Хэмиш. – С каких это пор ты посещаешь библиотеку?

Белый шар перескочил через борт и упал.

– С тех самых, как подслушал двух колдуний на концерте. Разговор шел об американке, в чьи руки попал давно утерянный манускрипт. Не знаю, зачем он им вообще сдался. – Мэтью, раздраженный промахом, отошел от стола.

Хэмиш выполнил пятнадцать карамболей. Мэтью вернул белый шар на стол и взял мел, чтобы записать счет.

– И что же дальше? Просто так зашел и начал задавать ей вопросы? – Даймон загнал все три шара в лузу одним ударом.

– Пришел в библиотеку, чтобы ее отыскать. – Мэтью помолчал, дав Хэмишу обойти стол. – Любопытно же все-таки.

– А она тебе обрадовалась? – (Еще один сложный удар.)

Вампиры, колдуны и даймоны редко общаются между собой – обычно им вполне хватает тесного круга себе подобных. Такая дружба, как у Хэмиша с Мэтью, встречалась сравнительно редко; даймоны, друзья Осборна, считали, что подпускать к себе вампира так близко – просто безумие. В такие вот вечера он склонен был признать, что они в чем-то правы.

– Не совсем. Сначала она испугалась, хотя мой взгляд выдержала не дрогнув. У нее необыкновенные глаза – серо-зелено-синие с золотом. А потом так разозлилась, что чуть меня не ударила. От нее здорово пахло гневом.

Хэмиш сдержал смех:

– Ну что ж, вполне объяснимо, когда тебя в Бодли подкарауливает вампир. – Милосердно решив избавить Мэтью от необходимости отвечать, он намеренно пустил желтый шар на столкновение с красным. – Вот черт, промазал.

Мэтью после нескольких хазардов стал опять пробовать карамболи.

– А за пределами библиотеки вы виделись? – спросил Хэмиш, когда друг немного успокоился.

– Я ее и в библиотеке почти не вижу. Я в одном отделении, она в другом. Угостил ее завтраком как-то раз и свозил к Амире в Олд-Лодж.

У Хэмиша едва челюсть не отвисла от удивления. В Олд-Лодж Мэтью возил далеко не всех женщин, с которыми был знаком. И почему это они сидят в разных отделениях?

– Не проще было бы сесть рядом с ней, раз ты так ею интересуешься?

– Да не интересуюсь я ею! – Кий Мэтью со всей силы ударил в белый шар. – Мне нужна рукопись. Уже лет сто пытаюсь заполучить эту книгу, а она просто заполняет бланк, и ей приносят манускрипт!

– Что это за рукопись, Мэтт? – Хэмиш держался как мог, но и его терпение имело предел. Мэтью расставался с информацией, как скряга, отсчитывающий гроши. Иметь дело с существами, для которых наименьшая единица времени составляет десятилетие, – настоящая мука для даймонов-скородумов.

– Алхимический трактат из книг Элиаса Ашмола. Диана Бишоп – уважаемый историк алхимии.

Мэтью снова врезал по шару и промазал. Хэмиш расставил шары и стал набирать очки, давая другу остыть. Наконец пришел Джордан и сказал, что напитки поданы.

– Какой счет? – Хэмиш знал, что выиграл он, но джентльмен всегда должен спрашивать – так учил его Мэтью.

– Выигрыш за тобой, разумеется.

Джордан грустно проводил взором Мэтью, сбежавшего по лестнице с явно нечеловеческой быстротой.

– У профессора Клермонта трудный день, Джордан.

– Да, сэр, похоже на то.

– Принесите-ка еще бутылку красного: вечер обещает быть длинным.

Напитки подали в бывшем салоне. Окна комнаты выходили в сад – в классическом стиле и слишком большой для охотничьего домика – его разбивали при дворце[26], а не при архитектурной причуде.

Здесь, перед камином, с бокалом в руке, Хэмиш наконец-то повел наступление к сердцу тайны:

– Расскажи про эту рукопись, Мэтью. Что в ней такого? Описано, как создать философский камень, превращающий свинец в золото? Или, может, эликсир, дарующий бессмертие? – Встретившись взглядом с Мэтью, он оставил свой насмешливый тон и прошептал потрясенно: – Нет, ты серьезно?

Философский камень – всего лишь легенда вроде Атлантиды или Святого Грааля. Его не существует на самом деле… хотя вампиры, колдуны и даймоны тоже в принципе существовать не должны.

– По-твоему, я шучу?

– Нет, – вздрогнул Хэмиш.

Мэтью всегда искал научное объяснение тому, почему вампиры не подвержены смерти и разложению. Философский камень как нельзя лучше вписывался в эти исследования.

– Это та самая пропавшая книга. Я знаю.

Хэмиш, как и большинство созданий, слышал о ней. По одной версии, колдуны похитили у вампиров бесценную книгу, содержавшую в себе тайну бессмертия, по другой – вампиры ее украли у колдунов и потеряли. Поговаривали также, что это вовсе не колдовской трактат, а учебник, в котором описываются все четыре гуманоидных вида Земли.

У Мэтью на этот счет была собственная теория: в книге описывается много всего – не только разгадка того, почему вампиров так трудно убить, и предыстория мыслящих видов.

– Уверен, что это она? – Мэтью кивнул, Хэмиш перевел дух. – Неудивительно, что колдуньи сплетничали. Как они узнали, что Диана Бишоп ее нашла?

– Кому есть до этого дело? – взъярился Мэтью. – Проблема в том, что они не умеют держать язык за зубами.

Очередное свидетельство того, что Мэтью и весь его род не питают любви к колдунам.

– В то воскресенье их слышал не только я, но и другие вампиры. Даймоны тоже что-то почувствовали…

– И теперь Оксфорд прямо кишит созданиями, – закончил Хэмиш. – Скоро ведь семестр начнется? Еще и люди присоединятся.

– Все гораздо хуже. Рукопись не просто пропала, она была заколдована, а Диана эти чары сняла. А потом отправила книгу обратно в хранилище и больше ее не заказывает. Момента, когда она наконец это сделает, дожидаюсь не я один.

– Мэтью… уж не защищаешь ли ты ее от других колдунов?

– По-моему, она сама не сознает своего могущества. Это огромный риск. Я не могу допустить, чтобы они первые добрались до нее.

Мэтью вдруг показался другу обескураженным и уязвимым.

– Слушай, Мэтт, встревая между Дианой и ей подобными, ты сделаешь только хуже. И потом, ни один колдун не станет открыто враждовать с Бишопами. Слишком древний и славный у нее род.

В наше время нелюди убивают один другого разве что для самозащиты. На агрессию смотрят неодобрительно. Мэтью рассказывал, что раньше все было иначе: кровная месть, вендетты – все это привлекало к созданиям людское внимание.

– Даймоны – народ неорганизованный, вампиры не посмеют перечить мне, но колдунам доверять нельзя. – Мэтью подошел с бокалом к камину.

– Оставь ты эту Диану в покое, – посоветовал Хэмиш. – Если рукопись заколдована, ты все равно не сможешь ее прочесть.

– Смогу – с ее помощью, – нарочито беззаботно бросил Мэтью, глядя в огонь.

– Мэтью, – сказал даймон (таким голосом он обычно давал своим младшим партнерам понять, что они оказались в опасном положении), – оставь рукопись и колдунью в покое.

Вампир осторожно поставил бокал на каминную полку и отвернулся:

– Вряд ли это возможно, Хэмиш. Я… желаю ее.

Когда голод Мэтью обострялся так, как сейчас, даже кровь не могла его утолить. Вампиру требовалось нечто большее. Вкусить Дианы – вот единственное средство успокоить эту жгучую боль.

Хэмиш без удивления смотрел на напрягшиеся плечи Клермонта. Вампир, чтобы вступить в брак, должен пожелать другое существо больше всего на свете, а голод неразрывно связан с желанием. Хэмиш сильно подозревал, что Мэтью – вопреки своим пламенным заявлениям, что нужного человека он никогда не встретит, – готов вступить в брак.

– Значит, основная твоя проблема – не колдуны и не Диана. И уж конечно, не древняя рукопись, где будто бы содержатся ответы на все вопросы. – Хэмиш дал Мэтью время осмыслить все это и спросил: – Ты хоть сознаешь, что охотишься за ней?

Когда он сказал это вслух, вампир вздохнул с облегчением:

– Да, сознаю. Я лазил к ней в окно, пока она спала. Сопровождаю ее на пробежках. Она отвергает все попытки помочь ей, и чем дольше она это делает, тем сильнее мой голод.

У него был такой озадаченный вид, что Хэмиш прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Все прежние женщины Мэтью сразу подпадали под его чары и делали все, что он говорил. Не диво, что его так прихватило на этот раз.

– Мне не ее кровь нужна. Физический голод я как-нибудь одолею. Быть с ней рядом не может быть так уж сложно. Нет, что это я, – поморщился Мэтью. – Нельзя нам быть рядом, нас тут же заметят.

– Не обязательно. Мы вот с тобой проводим много времени вместе, и никому дела нет.

На первых порах они, впрочем, маскировались, поскольку даже поодиночке привлекали к себе внимание. Когда эти двое перешучивались за ужином или сидели ранним утром во дворе колледжа среди пустых бутылок шампанского, не заметить их было попросту невозможно.

– Это не одно и то же, сам понимаешь.

– Ну да, совсем забыл! – вспылил Хэмиш. – На даймонов всем плевать, зато вампир с колдуньей – другое дело. Только вы и значите кое-что в этом мире.

– Хэмиш! Ты же знаешь, что я совсем так не думаю.

– Ты разделяешь вампирское презрение к даймонам, Мэтью. И к колдунам тоже, если уж на то пошло. Разберись как следует, что ты чувствуешь по отношению к другим видам, прежде чем уложить эту колдунью в постель.

– Я не собираюсь укладывать Диану в постель, – отчеканил Мэтью.

– Ужин подан, сэр. – Джордан уже некоторое время стоял на пороге.

– Слава богу, – выдохнул Хэмиш.

С вампиром гораздо легче управиться, когда он, помимо разговора, занят чем-то еще.

Они сели за дальний конец длинного, рассчитанного на кучу гостей стола. Хэмиш принялся за первое блюдо, а Мэтью поигрывал ложкой, ожидая, когда его суп остынет.

– Грибы и шерри? – спросил он, понюхав тарелку.

– Ага. Джордан хотел попробовать что-нибудь новенькое, и я ему разрешил – там нет ничего для тебя неприемлемого.

Мэтью, гостя в Кэдзоу-Лодж, не требовал для себя каких-то особых блюд, но Джордан был подлинным волшебником по части супов, а Хэмиш не любил ни пить, ни есть в одиночку.

– Извини меня, Хэмиш.

– Извиняю, – Хэмиш застыл с ложкой у рта, – но ты не представляешь себе, как трудно быть даймоном или колдуном. У вас это необратимо: вампирами становятся внезапно и сразу, без всяких вопросов, а мы, остальные, наблюдаем, ждем и колеблемся. Поэтому вампирское высокомерие для нас невыносимо вдвойне.

Мэтью вертел ложку, как дирижерскую палочку.

– Колдуны знают, что они колдуны, – хмуро заметил он. – Никакого сравнения с даймонами.

Мэтью со стуком положил ложку и отпил из бокала.

– Ты прекрасно знаешь, что родитель-колдун – это еще не гарантия. Может родиться вполне обычный ребенок, а может младенец, который подпалит свою колыбельку. Никто не знает, где и как проявится твоя сила, если вообще проявится.

Хэмиш, в отличие от Мэтью, дружил с одной колдуньей. Джанин занималась его волосами (благодаря ей они лежали просто превосходно) и снабжала чудодейственным лосьоном собственного изготовления. Он подозревал, что она вкладывала в работу толику волшебства.

– Но все-таки для них это не полная неожиданность. – Мэтью зачерпнул ложкой суп. – За Дианой целые века семейной истории – совсем не похоже на то, через что ты прошел подростком.

– Мне еще повезло, – сказал Хэмиш, вспоминая истории других даймонов.

В двенадцать лет, буквально за один день, жизнь Хэмиша круто переменилась. Той долгой шотландской осенью ему стало ясно, что он умнее школьных учителей. Так думает большинство двенадцатилетних, но Хэмиш не просто думал, он знал, и это знание вселяло тревогу. Он притворялся больным и прогуливал школу, а когда это не помогло, стал выполнять задания молниеносно, даже не притворяясь нормальным. Классный руководитель, отчаявшись, обратился в университет города Глазго – пусть пришлют кого-нибудь проверить, почему Хэмиш за пару минут решает задачи, над которыми его одноклассники бьются неделями.

Молодой математик Джек Уотсон, рыжий и голубоглазый, с одного взгляда опознал в Хэмише Осборне такого же даймона, как он сам. После формальной процедуры, доказывающей, что Хэмиш – математический вундеркинд, Уотсон пригласил его на университетские лекции. И попутно объяснил директору школы, что такой мальчик, если оставить его в классе, неминуемо станет поджигателем или кем-нибудь в этом роде.

После этого Уотсон нанес визит в скромный домик Осборнов и поведал изумленным родителям, как на самом деле устроен мир и какие создания в нем обитают. Перси Осборн, воспитанный в строгих пресвитерианских традициях, долго отказывался признавать, что рядом с людьми живет столько разных существ. «Но в колдунов и ведьм же ты веришь, – возразила ему жена, – почему не поверить заодно в вампиров и даймонов?» Хэмиш, больше не чувствуя себя одиноким, залился слезами радости. «Я всегда знала, что ты особенный», – сказала мать, прижимая его к себе.

Пока Уотсон пил чай и ел шоколадное печенье, сидя возле электрического камина, Джессика Осборн решила заодно обсудить и другие особенности своего сына. Соседская девочка от Хэмиша без ума, сказала она, но вряд ли они поженятся. Хэмиша больше тянет к ее старшему брату, лучшему футболисту в квартале. Перси и Джек, услышав это, не удивились и нисколько не огорчились.

– Но семья Дианы с самого начала рассчитывала, что девочка станет колдуньей. – Мэтью попробовал чуть теплый суп. – И Диана ею стала – не важно, пользуется она своим дарованием или нет.

– Сдается мне, это ничуть не лучше, чем жить среди невежественных людей. Представляешь, какое давление испытывает ребенок? Не говоря уж о жуткой мысли о том, что твоя жизнь тебе не принадлежит? – Хэмиша передернуло. – Я предпочел бы совсем ничего не знать.

– Скажи… что ты почувствовал, когда впервые проснулся, зная, что ты даймон? – нерешительно спросил Мэтью. Вампиры обычно избегают личных вопросов.

– Я точно родился заново. Вспомни, как ты сам проснулся, обуреваемый жаждой крови, и услышал, как растет трава. Все другое. Я то улыбался как дурак, который выиграл в лотерею, то плакал у себя в комнате. И все-таки не верил по-настоящему, пока ты не затащил меня в клинику.

Когда они подружились, Мэтью подарил Хэмишу на день рождения бутылку «Крюга» и отвел его в больницу Джона Рэдклиффа. Пока Хэмишу делали магнитно-резонансную томографию, Мэтью задавал ему вопросы. Потом они, попивая шампанское (Хэмиш так и не снял операционную пижаму), сравнили полученный результат с энцефалограммой выдающегося нейрохирурга из этой же больницы. Даймон заставил Мэтью несколько раз показать ему томографию, глядя, как его мозг при ответе на самый простой вопрос загорается наподобие пинбольного автомата. Лучшего подарка он еще никогда не получал.

– Диана, насколько я понял с твоих слов, сейчас находится там же, где был я до этой твоей МРТ. Ей известно, что она колдунья, но она все еще чувствует, что ее жизнь – ложь.

– Именно, ложь. – Мэтью проглотил еще ложку супа. – Она притворяется человеком.

– Разве тебе не интересно, почему она это делает? И как ты вообще ее терпишь при своей нелюбви к лжецам?

Мэтью задумался.

– Слишком много у тебя секретов для такого ненавистника лжи, – продолжал Хэмиш. – Если эта колдунья тебе зачем-то нужна, заслужи для начала ее доверие. Тут единственный способ – рассказать ей то, что ты хочешь от нее скрыть. Побороть защитные инстинкты, которые она в тебе разбудила.

Пока Мэтью обдумывал ситуацию, Хэмиш перевел разговор на правительственный и финансовый кризис: политические интриги вампира всегда отвлекали.

– Слышал о двойном убийстве в Вестминстере? – спросил Хэмиш, когда Мэтью совсем успокоился.

– Да. Кто-то должен положить этому конец.

– Может быть, ты?

– Это не мое дело. Пока еще.

У Мэтью была своя версия, связанная с его научной работой.

– По-прежнему думаешь, что эти убийства свидетельствуют о вырождении вампиров?

– Да.

Мэтью был убежден, что популяция нечеловеческих видов понемногу уменьшается. Хэмиш сначала отмахивался, но теперь начал думать, что Мэтью прав.

Они вернулись к менее животрепещущим темам и после ужина опять поднялись наверх. Один из неиспользуемых салонов даймон разгородил на две гостевые комнаты – спальню и гостиную. В гостиной сразу бросался в глаза старинный шахматный столик с фигурами из слоновой кости и черного дерева – таким бы в музее стоять под стеклом, а не в продуваемом сквозняками охотничьем домике. Шахматы, как и та МРТ, были подарком Мэтью.

Их дружба окрепла в такие вот долгие вечера, проведенные за игрой в шахматы и разговорами о работе. Мэтью рассказывал Хэмишу о своем прошлом, и теперь даймон знал о Мэтью Клермонте почти все. Вампир же, единственный из всех созданий, известных Хэмишу, не страшился могучего интеллекта даймона.

Осборн, по заведенному обычаю, играл черными.

– Мы разве доиграли прошлую партию? – Мэтью с деланым удивлением воззрился на доску.

– Да. Ты выиграл. – Ответ Хэмиша вызвал на лице вампира редкую улыбку.

Игра началась. Мэтью не спешил, а Хэмиш ходил быстро и решительно. В тишине тикали часы и трещали поленья в очаге.

Через час Хэмиш приступил к заключительной части своего плана.

– У меня вопрос, – сказал он, пока Мэтью обдумывал следующий ход. – Колдунья нужна тебе ради нее самой или из-за ее власти над манускриптом?

– На кой мне сдалась ее магия! – Мэтью неосмотрительно пошел ладьей, чем Хэмиш тут же и воспользовался.

Вампир со склоненной головой как никогда напоминал ангела эпохи Возрождения, посвященного в тайны, которые смертным знать не дано.

– Господи, я сам не знаю, чего хочу.

– Думаю, знаешь, Мэтт, – тихо сказал Хэмиш.

Мэтью молча сделал ход пешкой.

– Все оксфордские нелюди скоро узнают – если уже не проведали, – что тебя интересует не только старая книга. Что в эндшпиле, Мэтт?

– Не знаю, – шепотом ответил вампир.

– Любовь? Ее кровь? Обращение?

Вампир зарычал.

– Очень страшно, – скучающим тоном отозвался Хэмиш.

– Я многого не понимаю, Хэмиш, но три вещи знаю точно. – Мэтью поднял бокал, стоявший на полу под столом. – Я не поддамся голоду и зову ее крови. Не хочу управлять ее силой. И определенно не имею желания делать ее вампиром. – Он содрогнулся при одной мысли об этом.

– Значит, остается любовь – вот тебе и ответ. Этого ты и хочешь.

– Хочу того, чего не должен хотеть, желаю ту, которую никогда не смогу получить.

– Боишься ей навредить? Но у тебя и раньше были связи с теплокровными женщинами, ни одной ничего плохого ты не сделал.

Ножка у массивного хрустального бокала надломилась, и красное вино брызнуло на ковер. Между пальцами вампира блеснуло стертое в порошок стекло.

– Ох, Мэтт… что ж ты молчал? – Хэмиш постарался, чтобы на его лице не отразилось ни грана от испытанного им шока.

– Не решался сказать. – Мэтью покатал в пальцах красную от крови стеклянную крошку. – Ты всегда так верил в меня…

– Кем она была?

– Ее звали Элинор. – Мэтью провел по глазам тыльной стороной ладони, тщетно пытаясь стереть образ из памяти. – Мы с братом повздорили, уже не помню о чем, – тогда-то мне хотелось его растерзать. Элинор стала меня урезонивать, бросилась между нами и… – Он обхватил голову руками, не трудясь стряхнуть с уже заживших пальцев стекло. – Я так любил ее – и убил.

– Когда это случилось? – шепотом спросил Хэмиш.

– Много лет назад, вчера… это не важно, – ответил Мэтью с чисто вампирским пренебрежением к ходу времени.

– Важно, если ты тогда был свежеиспеченным вампиром, не владеющим своими инстинктами.

– Я, видишь ли, убил еще одну женщину. Сесилию Мартен. Всего сто лет назад, когда был уже вполне зрелым вампиром. – Мэтью подошел к окнам. Раствориться бы в ночной тьме, убежать, не видеть ужаса в глазах Хэмиша.

– Это все? – резко осведомился Хэмиш.

– Вполне довольно и двух. Третьего раза быть не должно. Никогда.

– Расскажи, что у тебя вышло с этой Сесилией, – потребовал Хэмиш.

– Она была замужем за банкиром. Я увидел ее в опере и потерял голову. Все мы в Париже влюблялись тогда в чужих жен. – Его палец очертил на оконном стекле портрет женщины. – Идя к ней домой, я ничего такого не замышлял, просто хотел отведать, какая она на вкус. Но когда начал, остановиться уже не смог. И умереть ей тоже не дал: она была моей, я не хотел от нее отказываться. Dieu, ей вампирская жизнь была ненавистна. Однажды она попросту вошла в горящий дом – я не успел ее удержать.

– Ты не убивал ее, Мэтт, – нахмурился Хэмиш. – Она покончила с собой, вот и все.

– Я выпил из нее чуть ли не всю кровь, насильно напоил ее своей и превратил в ходячего мертвеца, не спрашивая согласия. Из одного лишь страха и эгоизма. Разве это не значит убить? Я лишил ее тепла, личности, человеческой жизни. Это убийство, Хэмиш.

– Почему ты скрывал это от меня? – Хэмиш пытался скрыть, как он задет молчанием друга.

– Даже вампирам бывает стыдно. Я ненавижу себя – и вполне заслуженно – за то, что сотворил с этими женщинами.

– Вот почему не надо долго хранить тайны: они разъедают тебя изнутри. – И Хэмиш добавил, хорошо обдумав свои слова: – Ты не убийца. И с Элинор, и с Сесилией все произошло неумышленно.

Мэтью взялся за белую оконную раму, прижался лбом к стеклу и произнес безжизненным голосом:

– Я чудовище. Элинор меня хотя бы простила, а Сесилия нет.

Тон, которым Мэтью это сказал, обеспокоил Хэмиша.

– Ты не чудовище.

– Может быть, но все равно я опасен. – Вампир повернулся к другу. – Особенно для Дианы. Таких чувств я даже к Элинор не испытывал. – При одной мысли о колдунье у него внутри все свело от голода. Он потемнел лицом, пытаясь совладать с собой.

– Вернись, доиграем, – отрывисто предложил Хэмиш.

– Лучше уж я пойду. Ты не обязан терпеть меня под своим кровом.

– Не будь идиотом, – одернул его Хэмиш. – Никуда ты не пойдешь.

Мэтью сел.

– Не понимаю, как можно не возненавидеть меня, узнав об Элинор и Сесилии.

– Трудно даже представить, из-за чего бы я мог возненавидеть тебя. Я люблю тебя как брата и буду любить до последнего.

– Спасибо. Постараюсь оправдать, – торжественно произнес Мэтью.

– Ты не старайся, ты делай. Ты, кстати, сейчас потеряешь слона.

Понемногу друзья снова втянулись в игру. Ранним утром, когда Джордан принес кофе для Хэмиша и бутылку портвейна для Мэтью, они так и сидели за шахматами. Дворецкий молча убрал осколки бокала.

Хэмиш отослал его спать и сказал Мэтью:

– Шах и мат.

Клермонт откинулся в кресле и уставился на доску. Его ферзь стоял в окружении других белых фигур: пешек, коня и ладьи. Мат королю поставила одинокая черная пешка.

– В шахматах важно не только защищать королеву, – заметил Хэмиш. – Почему ты никак не запомнишь, что защищать надо как раз короля?

– Король ходит только на одну клетку, а королева свободна как ветер. Лучше уж проиграть, чем лишить ее свободы.

Хэмиш подозревал, что на уме у вампира не столько белая королева, сколько Диана.

– Стоит ли она того, Мэтью? – спросил он.

– Да, – без колебаний ответил тот, взяв королеву с доски.

– Понятно. Тебе повезло с ней, хотя сейчас ты, возможно, и думаешь по-другому.

– Мне повезло, а ей? Кому нужен такой поклонник? – криво усмехнулся вампир.

– Это зависит только от тебя. Помни одно: никаких секретов, если любишь ее.

Мэтью задумчиво посмотрел на безмятежное личико шахматной королевы.

Взошло солнце, Хэмиш давно отправился в постель, а Клермонт все так и сидел с резной фигуркой в руке.