ГРАЖДАНСКИЕ ЧИНЫ И ЗВАНИЯ
Наиболее многочисленной группой чинов по «Табели о рангах» были гражданские чины. В. И. Ленин указывал, что в самодержавной России «реальная работа управления лежит в руках гигантской армии чиновников».{41}Он предупреждал, что бюрократия — «опаснейший лицемер, который умудрен опытом западноевропейских мастеров реакции и искусно прячет свои аракчеевские вожделения под фиговые листочки народолюбивых фраз».{42}Между тем «высшую свою задачу» она видит «в сочетании интересов помещика и буржуа».{43}
Номенклатура гражданских чинов отразила существовавшую в первой половине XVIII в. в России систему должностей центральных и местных правительственных учреждений. Так, некоторые из этих должностей существовали в высшем административном и судебном учреждении — Сенате (генерал-прокурор — III класс, обер-прокурор— IV кл., и др.). Более всего в «Табели» значится должностей центральных административных учреждений XVIII века — коллегий (президенты коллегий — IV кл., коллежские секретари — X кл., и т. п.). В VI–IX и других классах названы должности, существовавшие в так называемых надворных судах (например, президенты и асессоры в надворных судах, надворные советники и др.).
Гражданские чиновники составляли и самую значительную часть лиц, находящихся на государственной службе. Вместе с тем преимущества и недостатки системы чинов вообще наиболее остро проявились именно в гражданских чинах. Поэтому их развитие оказалось наиболее трудным, а сама необходимость их сохранения неоднократно ставилась под сомнение. По сумме предоставлявшихся ими преимуществ гражданские чины уступали всем остальным. Не мудрено, что вплоть до 20-х гг. XIX столетия дворянство неохотно шло на гражданскую службу. Для прочих же сословий важное значение имело то, что гражданская служба давала и наименее льготные права на переход в высшее сословие. По «Табели о рангах» 1722 г. гражданский чин XIV класса давал лишь личное дворянство, а потомственное достигалось с VIII классом. Но и эти права правительство предпочитало стеснять. Уже через два года было проявлено беспокойство по поводу того, чтобы гражданская служба не послужила слишком легким путем для проникновения в дворянское сословие чуждого служилого элемента. Указом от 31 января 1724 г., объявленным Сенатом,{44} предписывалось «в секретари не из шляхетства (дворянства, — Л. Ш,) не определять, дабы потом [не] могли в асессоры, советники и выше происходить». Правда, здесь же делалось исключение: допускалось производство тех «из подьяческого чина, кто какое знатное дело покажет и заслужит», с предоставлением им шляхетства.
Образцом при организации системы гражданского чинопроизводства бралась военная служба.
Соблюдение условий гражданского чинопроизводства, предусмотренных «Табелью о рангах»,{45} могло дать кадры для замещения высших чинов лишь через ряд лет службы. Поскольку, однако, эти кадры требовались сразу, «Табелью» предусматривался особый порядок первоначального замещения всех должностей гражданской службы. В ней (§ 13) говорилось: «Понеже статские чины прежде не были распоряжены, и для того почитай никто или зело мало чтоб кто надлежащим порядком снизу свой чин верхний заслужил из дворян, а нужда ныне необходимая требует и в вышние чины, того ради брать, кто годен будет, хотя б оной и никакого чина не имел. Но понеже сие в рангах будет оскорбительно воинским людям, которые во многие лета и какою жестокою службою оное получили, а увидят без заслуги себе равного или выше, того ради, кто в который чин и возведен будет, то ему ранг заслужить летами, как следует». Согласно же основному порядку гражданского чинопроизводства, продвижение по классам чинов должно было происходить в строгой постепенности с обязательной выслугой в нижнем классе определенного числа лет. Выслуга лет для дворян была установлена по соответствию с воинскими чинами. Одновременно предписывалось «впредь на ваканции не со стороны хватать, но порядком как в воинских чинах производится». Для подготовки молодых людей к гражданской службе предусматривалось иметь при коллегиях некоторое количество юнкеров. Аналогично военной службе предусматривалось и повышение помимо выслуги лет: «которые знатные услуги покажут, те могут за свои труды производиться рангом выше…, но сие чинить в Сенате только и то с подписанием нашим». При этом в § 12 рассматривается случай, когда чиновник «выше ранг получил, нежели по чину, который он действительно управляет». Тогда «имеет он, при всяких случаях, ранг вышнего его чина». Таким образом, предусматривалась возможность получения ранга (чина) независимо от должности и выше ее по классу со всеми связанными с этим правовыми последствиями.
Отдельное от должностей производство по классам получало распространение постепенно. Со временем число вакансий сокращалось. Количество должностей, особенно высших, было ограничено, и к определенному моменту повышение в должности стало редким поощрением. Нужда в средствах поощрения заслуг, а также в быстром возвышении способных людей из числа неродовитых дворян привела к установлению — сначала на высших ступенях служебной лестницы — практики предоставления рангов без назначения на соответствующие должности. Затем эта практика стала распространяться на прочие классы гражданских чинов, хотя неоднократно ставилась под сомнение.
Все это получило отражение в последующем (после принятия «Табели о рангах») законодательстве XVIII в. и самого начала XIX в. Помимо вопроса о правомерности и условиях производства в чины отдельно от повышения в должностях, законодательство это пыталось определить порядок производства в первый классный чин (XIV класс) лиц не дворянского происхождения, иначе говоря — порядок их вступления на гражданскую службу. Вместе с тем уточнялся ранг отдельных гражданских чинов и вырабатывались единые общие наименования для них внутри каждого класса вместо нескольких обозначений должностей, значившихся в «Табели о рангах».
Указом Петра от 7 мая 1724 г. «О помещении в классы чина тайного, действительного статского и статского советников»{46} предписывалось: «тайных советников чин повысить в третий класс, а на то место учинить чин статских действительных советников. Да в пятый класс прибавить статских советников чин».
Указ императрицы Елизаветы Петровны от 23 июня 1745 г. «О сравнении чина надворного советника с чином подполковника»{47} переводил первый из названных чинов из VIII класса в VII, узаконил единые названия для VI, VII и VIII классов гражданской службы, подтвердил обязательность последовательной выслуги в каждом чине, даже если должности соответствующего класса не было. В это время в большинстве коллегий должностей VII класса не было вовсе. Поэтому те, кто служил там в должностях VIII класса, могли переводиться сразу лишь на должность VI класса. Указом же предписывалось «чин надворных советников в ранге подполковничьем установить так, чтоб асессоры коллежские наперед в оный чин надворных советников, а потом уже в коллежкие советники произвождены были; и для того оные надворные советники, сколько их ныне есть, от сего же времени все в ранге подполковничьем почтены быть имеют».
Сенатским указом 14 января 1762 г. было разрешено «находящихся в губерниях, и провинциях, и городах департамента Главного комиссариата при подушных сборах канцеляристов» по выслуге восьми лет производить в регистраторы (XIV класс) «с прежним их канцеляристским жалованием», т. е. при оставлении на прежних должностях. Это делалось для того, чтобы канцеляристы «перед прочими в произвождении обиды не претерпевали, но, будучи произвождением ободрены, в состоянии б были к дальнейшим по должности своей трудам себя поощрять». Однако уже 7 мая был издан сенатский же указ «О непредоставлении секретарей и приказных служителей к повышению чинами с оставлением при прежних должностях». Такая частная мера мотивировалась тем, «дабы от этого напрасного затруднения и в настоящих делах помешательства происходить не могло». Вместе с тем предписывалось вообще «впредь в Правительствующий Сенат представлений о произвождений в высшие чины» с одновременным оставлением «при исправлении прежних должностей не чинить». 19 мая того же года сенатским указом производство сверх штата (т. е. без назначения на соответствующую должность) в чины IX–XIV классов снова было запрещено. Но одновременно было сделано исключение для тех, «которые окажутся достойными и выслужат восемь лет в канцеляристском чине».{48} Через три года было решено не допускать таких исключений. По «высочайше» утвержденному 5 сентября докладу Сената от 8 августа 1765 г.{49} вновь устанавливалось производство канцелярских служителей «единственно на ваканции в штатное число, и каждого тем только чином и к настоящей должности». Предписывалось «впредь сего времени всем… местам отнюдь никого не в штатное число… и не теми чинами, к какой точно должности кто определяется, никого не производить, и в Сенат не представлять для того, что таковых Сенат производить не будет».
Однако окончательное общее решение вопроса, последовавшее в 1767 г., было иным. 13 сентября по всеподданнейшему докладу Сената{50} было постановлено, «чтоб тем, которые не могут поступить по новым чинам на порозжие ваканции, остаться в прежних местах и с прежним жалованием, какое ныне получают; а вступающих по тому произвождению в вышние места, при том же произвождении по старшинству и достоинству поместить».
16 декабря 1790 г. был подписан указ «О правилах производства в статские чины», который подводил итог предшествующему законодательству в этой области.{51}
Получение первого классного чина, согласно правилам, могло иметь место только при назначении «на убылые места», т. е. было «оставлено на основании указа…, на докладе Сената 1765 г. августа 8 (сентября 5) состоявшегося». Иначе решался вопрос о чинопроизводстве тех, кто уже имел чин XIV класса. Устанавливались два пути их продвижения вверх по иерархии чинов, причем вне зависимости от наличия вакансий: награждение чином за особые заслуги и выслуга определенного числа лет в предыдущем чине. Относительно второго пути в указе говорилось: «к одобрению людей достойных и способных, и дабы не заградить таковым пути к преимущественному пред прочими возвышению, по представлении их начальства давать чины тем из удостоенных, кто не менее трех лет в одном чине действительно служит, разумея до VIII класса». Для перевода в чин VIII класса (дававший потомственное дворянство) из предыдущего недворянам требовалось служить в чине VII класса не 3 года, а 12 лет.
20 апреля 1797 г. указом Павла I «О наблюдении, при избрании чиновников к должностям, старшинства мест и чинов»{52} еще раз не только подтверждалось право, дававшееся чином, на занятие должности вообще, но и определялось прямое соответствие этого права со старшинством чинопроизводства. А указом 9 декабря 1799 г.{53}устанавливались сроки выслуги в чинах от VIII до V классов. Имелось в виду, что пожалование в более высокие чины производится вообще вне правил по личному усмотрению императора. Предусматривалась возможность и чинопроизводства за особые заслуги. Наоборот, в отмену закона 1790 г. запрещалось производство за отличия в чины младших классов — до VIII (последнее правило, однако, вскоре утратило силу и не соблюдалось).
Постановления Екатерины II и Павла I, закрепившие, в частности, возможность производства в следующий чин при условии простой выслуги лет, окончательно превратили получение гражданского чина (до V класса) в право государственных служащих, на реализации которого они могли настаивать (если только не находились под следствием и не были опорочены по суду). Лишь получение чина вне положенного срока за особые заслуги делало его наградой. На практике же, однако, в связи с расширением государственного аппарата и недостатком подходящих кандидатов для замещения вакантных должностей Сенат практиковал назначение на должности лиц с чином меньшего класса, чем класс должности, с одновременным повышением для них класса чина до класса должности вне срока выслуги и особых заслуг. Этой практике был положен конец лишь указом 2 июня 1808 г., которым предписывалось «впредь ни в каком случае Сенату самому собою не производить никого в чины прежде выслуги узаконенных лет». Вместе с тем было подтверждено требование представлять о награждении чинами за особые заслуги на усмотрение императора.{54}
Вместе с возникновением собственно гражданских чинов, т. е. отделением их от должностей в самостоятельную правовую категорию, усилилась потребность в единых наименованиях этих чинов, в общих обозначениях классов гражданской службы. Цифровые обозначения не получили широкого употребления. Первоначально (в примечаниях к самой «Табели о рангах» и в последующем законодательстве о чинах) использовались наименования военных чинов, как уже вполне установившиеся. Однако вводить их в широкое употребление не представлялось возможным, хотя гражданские чиновники очень стремились к этому: военная служба пользовалась большим почетом, чем гражданская, и желание чиновников приравнять себя к офицерам играло свою роль. В течение XVIII в. правительству приходилось неоднократно издавать указы, запрещающие штатским служащим именоваться военными чинами. Но их притягательная сила была столь велика, что даже при Николае I офицеры, перешедшие в гражданскую службу, продолжали именоваться своими прежними чинами. Предпочтение отдавали военным чинам и в конце XIX в., когда, по свидетельству современников, «многие чины высшей гражданской иерархии» приказывали прислуге «называть себя генералами».
Формирование номенклатуры гражданских чинов пошло по двум направлениям. Прежде всего, классы чинов стали называть значившимися в них наименованиями тех должностей и званий, которые не были связаны со службой в каком-то конкретном учреждении и не предполагали исполнение определенных обязанностей. Такими наименованиями стали: действительный тайный, тайный, титулярный и надворный советники, явно заимствованные из немецкой практики. Затем, наоборот, за другими классами чинов закрепились названия наиболее известных и постоянно существовавших должностей: коллежского советника, коллежского асессора, коллежского секретаря, губернского секретаря и провинциального секретаря. Юридически все эти наименования окончательно были закреплены упоминавшимся законом 1790 г.
В результате к началу XIX в. номенклатура гражданских чинов приобрела такой вид:
Двойное наименование высшего гражданского чина и некоторые особенности его пожалования определялись следующим. Чин канцлера, или государственного канцлера, мыслился как уникальный, предназначенный для первого должностного лица в иерархии гражданской службы. За всю историю Российской империи чин канцлера имело 11 человек. Первым — в 1709 г. — его получил граф Г. И. Головкин, а последним — в 1867 г. князь А. М. Горчаков. Часто чин канцлера давался министрам иностранных дел. Если глава дипломатического ведомства не обладал еще чином I класса, а имел лишь II класс, он мог именоваться вице-канцлером. В середине XIX в. имела место ситуация, когда чином канцлера некоторое время обладало лицо, оставившее пост министра иностранных дел — граф К. В. Нессельроде, а новый министр — А. М. Горчаков его еще не имел. В начале XIX в. некоторое время употреблялся чин «канцлера внутренних дел» (так, в 1834 г. князь В. П. Кочубей, будучи председателем Комитета министров, пользовался чином «канцлера по внутреннему управлению»). Но уже в конце XVIII в. возникла необходимость пожалования в чин I класса лиц, которые в силу своего служебного положения никак не могли именоваться канцлерами. Тогда и получило начало употребление другого наименования чина I класса, а именно— «действительный тайный советник I класса». Число лиц, имевших его до 1917 г., в общей сложности ненамного превышало десяток. Известно, что чин действительного тайного советника I класса получил светлейший князь П. В. Лопухин, чья дочь пользовалась симпатией Павла I. В середине XIX в. этот чин имели князья А. К. Голицын и П. П. Гагарин. В 1906 г. его получил граф Д. М. Сольский, а в 1916 г. — И. Л. Горемыкин.
Указом 27 марта 1800 г. была сделана первая попытка приравнять к гражданским чинам целую категорию лиц, не состоявших на государственной службе: к чину VIII класса номинально были приравнены те, кто получал введенные тогда же особые почетные звания для лиц, успешно занимавшихся промышленностью и торговлей, — «мануфактур-советник» и «коммерции советник». Удостоившиеся этих званий (к середине XIX в. было всего 258 таких пожалований) получали право персонального приглашения на разного рода совещания по делам торговли и промышленности при правительственных учреждениях. Сыновья же их в 1854 г. получили право поступления на государственную службу (канцелярскими служителями второго разряда).
Чин IX кл., согласно «Табели о рангах», мог даваться «профессорам при Академии» и «докторам всяких факультетов, которые в службе обретаются». Отнесение российских ученых к столь низкому рангу вызвало критические замечания М. В. Ломоносова.[7] Он считал одной из причин недостаточной привлекательности в России ученых званий невозможность получить вместе с ними высшие чины, «между тем как за границей» ученые, «хотя большей частью не принадлежат к дворянству, производятся в статские и тайные советники. И для того дворяне охотнее детей своих отдают в кадетский корпус. А если бы ранги были расположены, то дворяне возымели бы охоту не менее к наукам, как к военному искусству».{55}
Чин «корабельный секретарь» (XI кл.) первоначально значился среди военно-морских чинов. Чин «провинциальный секретарь» (XIII кл.) был введен исключительно для военных, получивших чин XIII кл. (например, подпоручиков армии) при выходе в отставку и перешедших на гражданскую службу. К концу XVIII в. оба эти чина фактически перестали употребляться и общее количество классов гражданских чинов сократилось до 12, что было законодательно закреплено в 1811 и в 1834 г. Чинопроизводство осуществлялось из коллежских регистраторов сразу в губернские секретари, а затем в коллежские секретари.
В самом конце царствования Павла I была сделана попытка вообще отказаться от специальных наименований гражданских чинов. Для обозначения служебного положения чиновника предполагалось просто указывать название его должности и класс принадлежавшего ему чина (например, обер-секретарь VII класса). В указе от 3 августа 1800 г. «О предписании всем, состоящим в классах статской службы, чтоб они именовались теми классами, в коих они состоят, а не чинами»,{56} говорилось: «Высочайшая воля государя императора есть, чтоб не назывались чинами, но классами те, кои в разных ведомствах отправляют службу, с знаменованием чинов не согласную. ибо не могут они называться коллежскими советниками, асессорами и прочими чинами, когда они ни в коллегиях не находятся, ни службы судопроизводственной не отправляют. Что же принадлежит до тех, кои в Сенате, коллегиях и присутственных местах состоят, те называться должны званиями, в штатах означенными». Чины, однако, уже столь прочно вошли в служебный быт и названия их стали настолько широко употребляемыми, что ликвидация этих названий вызвала недовольство служащих и внесла путаницу в систему служебных отношений.
Закон 1800 г. сохранял свою силу лишь год: 1 августа 1801 г. Александром I был подписан именной указ Сенату «О правилах производства в чины и определения чиновников к должностям».{57} Им предписывалось, «чтобы отныне впредь все представления о награждении чинами и производство их основаны были на точной силе указов 1790 г. декабря 16 и 1799 г. декабря 9 дня, с отменою всех положений, впоследствие времени допущенных и им несообразных». В число отмененных законоположений попадал указ 3 августа 1800 г. и, таким образом, употребление названий чинов восстанавливалось.
Одновременно уточнялась взаимозависимость между получением чинов и определением к должностям. «Желая, чтоб все места наполняемы были чиновниками самых тех классов, в коих места сии по штатам положены, мы дозволяем однако ж, — говорилось в указе, — по уважению способностей и в нужных случаях, определять на оные и таких, коих чины и несовершенно классу мест соответствуют; но чтоб изъятие сие из общего правила не простиралось ни выше, ни ниже одного чина; а посему советники надворный и статский могут быть на месте советника коллежского, но не должны быть на оное определены ни коллежский асессор, ни действительный статский советник».
При этом новыми правилами подтверждалось существование обязательного срока нахождения в каждом чине, без выслуги которого очередной чин не мог быть получен. Предоставление чинов одновременно ставилось в зависимость от должностного положения: «… производство чиновников, на местах состоящих, ограничивается одним только чином выше класса, в коем то место по штату положено». Иначе говоря, высших чиновных степеней нельзя было достигнуть без повышения в должностях.
Изданием чинопроизводственных правил 1801 г. завершилось в основном складывание системы гражданского чинопроизводства в России.
Возникновение и упрочение системы гражданских чинов имело важное значение в истории царской России XVIII в. и особенно последующего времени.
В принципе к гражданским чинам относится все то, что нами было сказано о чинах вообще. Но некоторые особенности гражданской службы как бы усугубили роль в ней чинов и чинопроизводства. Прежде всего должно иметь в виду, что гражданское чиновничество в наибольшей мере комплектовалось за счет недворянских элементов. Усматриваемая правительством опасность этого здесь была особенно велика. Именно поэтому в гражданской службе практическое значение получало регулирование состава чиновников. Система гражданского чинопроизводства в решающей степени определяла состав бюрократии, а та, вследствие ее причастности к власти, могла влиять на деятельность правительственного аппарата, а в ряде случаев и на правительственную политику. В отличие от военной службы в гражданской производство в чины не лимитировалось и число лиц в высоких чинах, следовательно, могло быть произвольно велико. Вследствие этого при открытии вакансий на более высокие должности обычно было несколько кандидатов, имевших соответственные чины. Наибольшими правами на должность и этом случае обладал старший в чине, а при равенстве чина — старший по времени производству в него. Естественно, что в этих условиях внимание к формальностям чинопроизводства было повышенным и даже болезненным. На гражданской службе внимание к чину усиливалось и тем, что чиновники низших и средних классов гораздо менее военных и придворных чинов таких же рангов имели доступ ко двору. Тем большее значение для гражданских чиновников имело достижение тех классов, которые сообщали им право на это. Поскольку гражданские чины приобретались главным образом выслугой лет, получение их становилось почти автоматическим. Этим, между прочим, обеспечивалась известная независимость обладателя чина от его непосредственного начальства. Существовала даже иллюзия, что чиновники, находящиеся на противоположных концах служебной лестницы, суть одинаковые слуги царя, равно им поставленные.
Для современников чин являлся кратким обозначением положения его обладателя в служебной иерархии, его социальной характеристикой, символом принадлежавших ему прав и привилегий. Один из западных путешественников, посетивших Россию в царствование Павла I, довольно метко заметил: «Здесь все зависит от чина… Не спрашивают, что знает такой-то, что он сделал или может сделать, а какой у него чин».{58} Гражданско-правовые условия в стране были до такой степени невыносимы, что только чин и связанные с ним права давали возможность достичь в обществе приемлемого статуса.
Само царское правительство высоко ценило систему гражданских чинов, видя в ней одно из средств привлечения кандидатов на государственную службу, регулятор состава бюрократии, ничего не стоящее, но эффективное средство поощрения чиновников (ничтожность жалования которых была очевидна) и вообще влияния на их среду.
Вместе с тем со временем правительство все более ощущало отрицательные последствия существования чинов — такие как погоня за чинами с игнорированием интересов службы, некомпетентность, взяточничество, невозможность выдвигать на высокие должности способных людей, не имеющих соответствующего чина, и др. В правительственных кругах наметились два направления решения проблемы: полная отмена чинов и частичное реформирование и совершенствование их системы.
В начале XIX в. значение проблемы гражданского чинопроизводства возросло. В 1802 г. взамен ранее существовавших коллегий в России были учреждены министерства. Весь государственный механизм подвергся существенной модернизации. Была поставлена задача общего повышения уровня работы этого механизма и государственного управления вообще.
В этой связи на одно из главных мест выдвинулся вопрос об общей и специальной образовательной подготовке чиновников. Решение его было намечено в указе Александра I Сенату от 6 августа 1809 г. «О правилах производства в чины по гражданской службе и об испытаниях в науках для производства в коллежские асессоры и статские советники». Вдохновителем и автором указа был известный государственный деятель того времени М. М. Сперанский.
Этот акт имел некоторую историю. 24 января 1803 г. — вскоре после учреждения министерств — была обнародовано нечто вроде программы Министерства народного просвещения, известной как «Правила народного просвещения». Ими предусматривалось, в частности, что в связи с предстоявшим открытием ряда университетов, гимназий и других училищ и устранением тем самым препятствий к получению образования представителями всех свободных «состояний», в том числе и дворянства, может быть выдвинуто требование, чтобы через пять лет все должности по гражданской государственной службе, требующие юридических и других специальных познаний, начали замещаться лишь лицами, окончившими курс обучения в казенных или частных учебных заведениях. Однако надежда на то, что возможность получить образование будет использована дворянством и лицами других сословий, не оправдалась. В. А. Евреинов пишет по этому поводу: «На деле вышло иначе. Число учащихся в ново-открытых заведениях нимало не соответствовало издержкам, употребленным на устройство последних, и дворянство даже менее других сословий показало стремление содействовать видам правительства. Происходило ли это от некоторой беспечности, свойственной нашему национальному характеру, или от равнодушия к науке, в то время у нас еще почти общего, только обманутые ожидания указывали на необходимость приискать средство более понудительное, и притом такое средство, которое уже невозможно было бы обойти, не отказавшись от всякой служебной будущности для своих детей».{59}
Таким средством и должен был стать закон 6 августа 1809 г.{60} В его преамбуле указывалось, что главная причина низкой образованности чиновничества «есть удобность достигать чинов не заслугами и отличными познаниями, но одним пребыванием и счислением лет службы». «Между тем, — говорилось далее, — все части государственного служения требуют сведущих исполнителей и чем далее отлагаемо будет твердое и отечественное образование юношества, тем недостаток впоследствии будет ощутительнее… В отвращении сего и дабы положить наконец преграду исканиям чинов без заслуг, а истинным заслугам дать новое свидетельство нашего уважения», было признано необходимым установить, что производству в чин коллежского асессора (давал право на потомственное дворянство) впредь могли подлежать лишь лица, имеющие высшее образование либо выдержавшие экзамен по установленной программе (помимо соответствующей выслуги лет). Для лиц, уже имевших чины VI–VIII классов, предъявление диплома (помимо 10 лет стажа государственной службы и 2 лет нахождения на одной из установленных должностей) было необходимо при производстве в чин статского советника.
Столь крутая мера вызвала и в целом и в деталях неблагоприятный отклик современников. В частности, подверглась осуждению программа экзаменов. Одним из выступивших с критикой ее был известный историк Н. М. Карамзин. Он представил записку, в которой не без юмора, хотя и не совсем по существу дела, писал: «Сделав многое для успеха наук в России, и с неудовольствием видя слабую ревность дворян в соискании ученых сведений в университетах, правительство желало принудить их к тому и выдало несчастный указ об экзаменах. Отныне никто не должен быть производим ни в статские советники, ни в асессоры без свидетельства о своей учености. Доселе в самых просвещенных государствах требовалось от чиновников только необходимое для их звания: науки инженерной — от инженера, законоведения — от судьи и проч. У нас же председатель гражданской палаты обязан знать Гомера и Феокрита, секретарь сенатский — свойства оксигена и всех газов, вице-губернатор — пифагорову фигуру, надзиратель в доме сумасшедших — римское право, или умрут коллежскими и титулярными советниками. Ни сорокалетняя деятельность государственная, ни важные заслуги не освобождают от долга узнать вещи, совсем для нас чуждые и бесполезные. Никогда любовь к наукам не производила действия, столь несогласного с их целью… Не будем говорить о смешном, заметим только вредное. Доныне дворяне и не дворяне в гражданской службе искали у нас чинов или денег; первое побуждение невинно, второе опасно, ибо умеренность жалованья производит в корыстолюбивых охоту мздоимства. Теперь, не зная ни физики, ни статистики, ни других наук, для чего будут служить коллежские и титулярные советники? Лучшие, то есть честолюбивые, возьмут отставку, худшие, то есть корыстолюбивые, станут драть кожу и с живого и мертвого; уже видим и примеры. Вместо сего нового постановления надлежало бы исполнить сказанное в уставе университетском, что впредь молодые люди, вступая в службу, обязаны предъявлять свидетельство о своих знаниях; вместо всеобщих знаний должно от каждого человека требовать единственно нужных для той службы, коей он желает посвятить себя: юнкеров Иностранной коллегии испытывайте в статистике, истории, географии, дипломатии, языках; других — только в знаниях отечественного языка и права русского, а не римского, для нас бесполезного; третьих — в геометрии, буде они желают быть землемерами, и т. д. Хотеть лишнего или не хотеть должного равно предосудительно».{61}
Однако указ 1809 г. не стал достаточным стимулом для повышения образовательного уровня чиновничества. К тому же в скором времени возникла необходимость делать исключения из установленных правил ввиду того, что министры жаловались на затруднения в замещении должностей, и каждый из них стремился доказать, что в работе его министерства опыт для служащих имеет преимущественное значение перед общим образованием. Предоставление разрешений не соблюдать предписанный указом порядок применительно к отдельным категориям чиновников и целым ведомствам приняло в результате столь широкий характер, что уже через три года после издания закона соблюдение его требований можно было считать исключением. Как отмечалось Государственным советом, «самый закон обратился в изъятие, и сила его, а вместе с тем затруднения по производству в чины обратились только на служивших по тем частям, где самая служба в существе своем важнее..».{62} Возникла необходимость пересмотра указа 6 августа 1809 г. и определения более эффективных средств повышения образовательного уровня чиновничества.
10 апреля 1812 г. по указанию Александра I был образован особый Комитет для выработки постановления о введении экзаменов при производстве в чины. На Комитет возложено было «составление общих по всем частям гражданской службы правил для какого рода службы, каких именно наук познание нужно, дабы, определив то, подвергать при производстве в чины экзамену, с сим сообразному». В состав его вошли министр народного просвещения граф А. К. Разумовский, министр юстиции И. И. Дмитриев, министр внутренних дел О. П. Козодавлев и государственный контролер барон Б. Б. Кампенгаузен.{63}
С этого времени начинается целая полоса нескончаемых обсуждений в правительственных верхах вопроса о самой целесообразности сохранения гражданских чинов, с одной стороны, и о реорганизации их системы и порядка чинопроизводства — с другой. Выдвигавшиеся в ходе этого обсуждения доводы за и против чинов дают возможность уяснить систему воззрений на них и аргументацию сторонников разных мнений, а также роль чинов как особого феномена XIX века. Поскольку вся эта работа проводилась представителями того же чиновничества, открывается впечатляющая картина практики его деятельности. Наконец, возникавшие проекты реформы системы гражданских чинов выявляют направления предполагавшихся, но неосуществленных преобразований. С учетом всех этих соображений мы уделим рассмотрению дискуссий и проектов реорганизации системы гражданских чинов и чинопроизводства подробное внимание.
В связи с Отечественной войной работа Комитета затянулась до 1814 г. Был составлен проект нового положения об экзаменах при производстве в чины. Одновременно государственный контролер Кампенгаузен представил записку, в которой высказывался за необходимость общего изменения чинопроизводственных правил. Это предложение поддержали другие члены Комитета.
В своей записке государственный контролер прежде всего обратил внимание на тот факт, что сами чины потеряли свой первоначальный смысл. Ранее они являлись показателями классов должностей (мест) и существовали неразрывно от должностей. Со временем чины, «достоинства коих определялись местами, обратились в пустые почетные титла; и число чиновников каждого класса перестало ограничиваться числом мест, к сему классу принадлежащих, но год от году приумножалось». Вместе с тем увеличилось число злоупотреблений при производстве в чины; люди без заслуг «стали достигать высших достоинств». Как считал Кампенгаузен, «неминуемым последствием такого нарушения коренного в установлении чинов начала, должно быть: 1) упадок цены чинов внутри государства; 2) уменьшение уважения к ним вне государства; 3) ослабление подчиненности но службе гражданской, поелику, как повсюду почти встречается, подчиненные могут получать чины высшие противу чинов своих начальников». Но этого вполне возможно избежать, «коль скоро восстановлен будет первоначальный в отношении к чинам порядок, то есть, коль скоро каждому месту… присвоен будет приличный класс или чин, и коль скоро всяк состоять будет в том самом чине или классе, который присвоен занимаемому им месту».
Таким образом, государственный контролер предлагал отказаться от производства в чины отдельно от повышения в должности: чин, по его мнению, должен присваиваться только при назначении на должность.
Иначе подошел к вопросу новый министр юстиции Д. П. Трощинский, не принимавший участия в работе Комитета. Как и Кампенгаузен, он представил записку по поводу нового проекта. В ней, не полемизируя с государственным контролером, Трощинский постарался показать, что чин есть «одно из лучших средств к поощрению» государственных служащих и настаивал на приемлемости того порядка определения к должностям, который был установлен указом 1801 г.
Представленный проект положения о введении экзаменов при производстве в чины и приложенные к нему особые мнения государственного контроля и министра юстиции Комитет министров рассматривал дважды — 6 ноября 1814 г. и 22 января 1816 г. Не входя в подробное обсуждение поднятых вопросов, Комитет министров постановил препроводить все дело в Государственный совет, как требующее издания нового закона. Департамент законов Государственного совета в свою очередь передал все бумаги на рассмотрение Совета Комиссии составления законов, в чьи задачи входила и подготовка «Устава о службе по определению от правительства», или, как его называли короче, «Устава о службе гражданской» — общего закона, устанавливавшего порядок этой службы, в тексте которого должен был найти решение и вопрос о чинах. Результатом этого рассмотрения явилось представление 30 марта 1820 г. Государственному совету проекта названного Устава. К проекту прилагался журнал заседания Совета Комиссии составления законов от 24 марта 1820 г., где содержались соображения по вопросу о том, какие необходимы изменения в порядке чинопроизводства.
Совет Комиссии полностью согласился с мнением Кам-пенгаузена и в основном лишь развил высказанные им мысли. Указывалось, что существующее положение в области чинопроизводства сложилось в результате многочисленных нарушений прежнего порядка, по которому чин зависел от места (должности), а не наоборот. Теперь чины сделались «одними титулами без всяких существенных выгод». Получение чинов без определения к должностям способствует усилению злоупотреблений. Чины все более лишаются надлежащего уважения. Они не только не могут принести никакой пользы для службы, но и существенно для нее вредны. Благодаря чинопроизводству за выслугу лет чиновники, находящиеся на низших должностях, независимо от своих способностей, достигают высших чинов. В то же самое время на высокие должности назначаются иногда способные служащие, имеющие низшие чины. Члены Совета считали, что эти несообразности «нарушают всякую подчиненность: ибо начальник отделения, имеющий чин IX или VIII класса, отнюдь не может требовать так настоятельно и строго исправности от подчиненного ему столоначальника или даже писца, имеющего чин VII или VI класса, как бы мог требовать от стоящего в нижнем пред ним классе».
Для исправления сложившегося положения предлагалось ликвидировать «титулы без места». По проекту «Устава о службе гражданской» чины соединялись с должностями так, чтобы производство из одного чина в другой осуществлялось только при назначении на более высокую должность. Награждение чинами за отличие и выслугу лет намечалось прекратить и заменить денежными вознаграждениями. Прежние названия чинов предполагалось заменить унифицированными названиями должностей, к которым прибавлялась бы цифра класса должности.
Получив дело обратно, Государственный совет в течение нескольких лет не мог принять по нему окончательного решения. В результате 22 декабря 1824 г. последовало повеление Александра I, «чтобы для рассмотрения дела о правилах на производство в чины статского советника и коллежского асессора (вне зависимости от подготовки «Устава о службе гражданской» в целом, — Л. Ш.) составить в Государственном совете особый Комитет под председательством министра финансов».
Комитет, возглавленный Е. Ф. Канкриным, не поддержал мнения Комиссии составления законов и счел, что претворение в жизнь ее предположений произвело бы «сильное действие на наши нравы и общественные отношения». В отличие от Совета Комиссии, Комитет признал чины «мудрым устройством» Петра Великого. Разрушение этого «устройства» привело бы к новым затруднениям. Поэтому Комитет счел наиболее удобным и целесообразным возвращение к правилам, которые были установлены указом 1 августа 1801 г.
16 июня 1825 г. дело снова поступило в Государственный совет. Однако рассмотрение его так и не состоялось до конца царствования Александра I. А через полгода, 8 января 1826 г., новый император распорядился «немедленно рассмотреть» его в Государственном совете одновременно с предположениями, которые были сделаны в ходе разработки вопроса об изменении указа 6 августа 1809 г. Однако рассмотрение дела снова затянулось, а в январе 1831 г. с согласия Николая I было вообще прекращено производством в связи с тем, что в 1827–1830 гг. Комитетом, учрежденным рескриптом 6 декабря 1826 г., был разработан новый проект отмены гражданских чинов.{64}
В связи с рассмотрением ряда других проектов усовершенствования государственного управления в Комитете возникло предложение отменить приобретение дворянства чинами, а 31 августа 1827 г. было предложено провести «уничтожение всех титулярных, или не соединенных с местами, чинов» по всем гражданским ведомствам.{65}
В ходе последующих заседаний были выработаны новые правила прохождения гражданской службы. Ими устанавливалась «сообразная с общим в Европе порядком… постепенность в определении к местам». Распределение всех должностей по классам или, как говорилось в журнале Комитета, по степеням, сохранялось. Намечались 12 степеней (классов) — в соответствии с количеством чинов на военной службе. Назначение на должности могло производиться только на вакансии и по старшинству. Повышение по классам, отдельное от повышения в должностях, отменялось.
Первоначально у членов Комитета не было никаких сомнений в необходимости ликвидировать и сами названия чинов. Но когда вся работа по составлению новых правил была почти закончена, Комитет, вновь обратившись к этому вопросу, признал более удобным сохранить названия чинов в качестве обозначения классов, присвоенных должностям. Эти названия были бы неразрывно связаны с соответствующими должностями, и чиновник получал бы право именоваться названием класса только при назначении на должность. Такой порядок, по мнению Комитета, был бы «менее противен общепринятым укоренившимся понятиями и навыкам». Но Николай I согласился с мнением Комитета только наполовину. Он указал, что, «когда наименования чинов сохранятся, по привычкам всегда будут иметь их в виду и произойти могут разные происки, а впоследствии и самое замешательство». Поэтому он предложил названия первых пяти чинов сохранить для обозначения классов, а названия остальных уничтожить с тем, чтобы служащие именовались по должностям, прибавляя к названию должности номер ее класса.
«Сообразно с волею и указаниями государя» проект положения о гражданских чинах был исправлен. Он был включен в состав законопроекта о состояниях и о порядке прохождения гражданской службы, который и был рассмотрен на нескольких чрезвычайных заседаниях Общего собрания Государственного совета в 1830 г.{66}
При обсуждении нового порядка гражданской службы предложения Комитета была приняты почти единогласно. Чтобы отчасти восполнить ущерб, наносимый чиновничеству отменой чинов, Николай I распорядился предусмотреть прибавки к жалованию за выслугу каждого пятилетия.
И все же мысль об отмене чинов и на этот раз была в конце концов отвергнута и не получила отражения в изданном в 1835 г. III томе «Свода законов Российской империи», озаглавленном «Свод уставов о службе гражданской» (его основную часть составил «Устав о службе по определению от правительства», упоминавшийся уже нами).
В августе 1832 г. Государственным советом было возобновлено рассмотрение дела о производстве в чины V и VIII классов, прекращенное в январе 1831 г. На этот раз итогом работы Совета явился проект Правил о порядке производства в чины по гражданской службе, получивший утверждение 25 июня 1834 г.{67}
Но еще до того был подготовлен указ 14 октября 1827 г. «О канцелярских служителях гражданского ведомства». Его появление непосредственно связано с усилившимся притоком дворян на гражданскую службу и стремлением правительства ограничить в составе чиновничества число выходцев из низших сословий.
Как и вопрос об отмене чинов, это направление правительственной политики выявилось в ходе работы Комитета 6 декабря 1826 г. Члены Комитета предлагали провести необходимые в этом отношении меры совместно с отменой чинов. Однако Николай I настоял на немедленном установлении строго сословного подхода в определении на государственную службу, с тем, чтобы этот подход был сохранен затем и при отмене чинов.{68}
Именной указ «О канцелярских служителях гражданского ведомства»,{69} проект которого был экстренно разработан Комитетом 6 декабря 1826 г., запретил «принимать в государственную службу и определять к каким-либо местам: 1) купцов, записанных в гильдии, и детей их, за исключением только купечества первой гильдии…; 2) вольноотпущенных и детей их; 3) мещан и вообще людей, принадлежащих к податным состояниям; 4) иностранцев; 5) отставленных от военной службы нижними чинами не дворян и детей их; 6) церковнослужителей и детей их; 7) детей придворнослужителей, не достигших классных чинов». Исключения делались для тех, кто по окончании университетов или других учебных заведений получал права на классные чины. Все те, кто получал право на гражданскую службу, разделялись на 4 разряда по происхождению. К первому относились потомственные дворяне; ко второму — дети личных дворян, купцов 1-й гильдии, священников и дьяконов; к третьему — дети приказных служителей, не имеющих чинов; к четвертому — не имеющие права на гражданскую службу, но принятые ранее издания данного закона. Для производства низших канцелярских служителей из лиц названных разрядов в первый классный чин (XIV класс) устанавливались соответствующие сроки: 2 года действительной службы, 4 года, 6 лет и 12 лет.
Таким образом, указом 1827 г. было введено разделение населения на две части — обладавших и не обладавших правом на государственную службу. При этом представители первой части получали неодинаковые права по чинопроизводству и, следовательно, в различные сроки могли достигать высших чинов и должностей.
Однако для того, чтобы хоть несколько поднять общий уровень государственной службы, было недостаточно предоставить занятие важнейших должностей потомственным дворянам. Все больше ощущалась необходимость повышения образовательного уровня чиновников; одного знания делопроизводственной системы и опыта прошлого не хватало уже для успешного решения вопросов управления. Поэтому основная мысль указа 1809 г. — о предоставлении высших чинов и должностей лишь людям, имевшим высшее образование, — была сохранена в упомянутых выше новых «Правилах о порядке производства в чины по гражданской службе», изданных 25 июня 1834 г.{70}
Как уже говорилось, выпускники тех учебных заведений, окончание которых давало право на классный чин, принимались на службу с этими чинами. Имевшие образование, но при выпуске из учебного заведения не получившие права на чин принимались на службу канцелярскими служителями. Порядок производства в первый чин оставался на прежнем основании, установленном указом 1827 г. Главную роль в получении первого чина играла сословная принадлежность. Однако положение 1834 г. предусматривало сокращение сроков выслуги для чиновников всех трех разрядов при наличии образования. Окончивший учебное заведение служащий, относящийся по происхождению к 1-му разряду, производился в чин XIV класса через 1 год службы, относящийся ко 2-му — через 2 года, относящийся к 3-му разряду — через 4 года.[8] При дальнейшем чинопроизводстве первенствующую роль уже играло образование, а не происхождение. По правилам 1834 г., все, кто имел классные чины, делились на три разряда. Чиновники с высшим образованием составили 1-й разряд, чиновники со средним — 2-й, не имеющие никакого образования составили 3-й. Производство в каждый следующий чин устанавливалось строго по выслуге в предыдущем чине установленного для каждого разряда числа лет — от 3 до 8. При производстве за отличие обязательный срок службы в чине лишь сокращался. Сословное происхождение учитывалось только при награждении чином VIII класса, дававшим дворянство. Для недворян срок выслуги для его получения увеличивался независимо от образования и составлял для 1 разряда 6 лет, для 2-го — 10 лет и для 3-го — 10 лет. Кроме того, обязательным условием производства чиновников 2-го и 3-го разрядов по образованию в чины VIII и V классов было установлено занятие должностей этих классов. Производство в чины выше статского советника (V класс) могло иметь место исключительно «по высочайшему благоусмотрению» независимо от какой бы то ни было выслуги лет.
Правила 1834 г. сохраняли за чином исключительное право назначения на должность. Указывалось, что «чиновники определяются к местам не иначе, как сообразно чину каждого». При этом разрешалось назначать на должности чиновников, «имеющих один чин выше или ниже той степени, в которой положена должность». Чиновник с высшим образованием мог быть назначен даже через «степень»: в правилах оговаривалось, что «лица, совершившие курс наук в… высших учебных заведениях…, могут быть определяемы к должности… даже двумя степенями выше чинов их». В следующем году право на определение к должности, класс которой на две ступени выше их чина, было предоставлено всем без исключения чиновникам.
Юридическая возможность расхождения между классами чина и должности не ломала, однако, традиции, дававшей из нескольких кандидатов на должность предпочтение старшему по чину и старшему в чине.
Для того чтобы реализовать идею соответствия класса чина классу должности (с расхождениями в 1–2 класса), необходимо было упорядочить отнесение к определенным классам всех существовавших должностей. Понятно, что от самого подхода к «классификации», от того, к каким именно классам будут отнесены должности, зависело реальное значение права на должность, которое давал чин. Принадлежность к классам высших, сравнительно немногочисленных, должностей к середине 1830-х г. уже вполне определилась. Отнесение должностей средней и низшей категорий к классам было уточнено и объявлено в виде указа Николая I от 1835 г. «О расписании должностей гражданской службы по классам от XIV до V включительно». В XIX — начале XX в. обычно должность министра соответствовала II классу; товарища министра — III кл.; директора департамента (управления), губернатора и градоначальника — IV кл.; вице-директора департамента и вице-губернатора — V кл.; начальника отделения и делопроизводителя в центральных учреждениях — VI кл., а столоначальника там же — VII кл.
Система чинопроизводства в том виде, в каком она была установлена правилами 1834 г., имела целью обеспечить занятие должностей прежде всего образованными чиновниками и предпочтительно из дворян. Но при таком подходе к делу, несмотря на преграды на пути служебного повышения выходцев не из дворян, приток служащих в высшее сословие не сократился. Поэтому манифестом 11 июня 1845 г. «О порядке приобретения дворянства службой» право на потомственное дворянство было повышено с VIII класса до чина статского советника (V класс).{71} IX–VI классы отныне давали лишь личное дворянство, а низшие чины (XIV–X классы) — личное почетное гражданство.
В середине же 1840-х гг. правительством предпринимается ряд мер, имевших целью усилить общий контроль за чинопроизводством. Был составлен список всех гражданских чиновников империи, охвативший более 60 тыс. человек.{72} При Собственной его величества канцелярии учреждается Инспекторский департамент гражданского ведомства. Тогда же в правительственных кругах, в несомненной связи с революционными событиями на Западе и некоторым ростом образовательного уровня чиновничества, впервые возникла серьезная озабоченность «направлением умов» государственных служащих и наличием в их составе (в частности, среди служащих Министерства юстиции) «неблагонадежных» элементов. Николая I беспокоил, в частности, пример Австрии, где, как он считал, была «сильная бюрократия, которая минирует государство и ставит умы в вечную борьбу с правительством».{73} По поручению царя министром юстиции графом В. Н. Паниным в ноябре 1846 г. была разработана соответствующая записка. Панин находил нужным «подвергнуть общему пересмотру Устав гражданской службы» в целом и уверял царя в том, что «никакие усилия… не достигнут цели, если самый порядок определения к должностям не поста* вит ясными постановлениями преграды к замещению должностей лицами, недостойными оказанного им доверия». Министр юстиции предлагал предоставить пересмотр Устава новому особому Комитету. Такой Комитет был создан и в декабре 1846 г. провел свое первое заседание. При рассмотрении журнала Николай I собственноручно изложил все те начала, на которых следовало вести разработку проекта нового Устава о службе гражданской. Его предложения сводились, в частности, к следующему: «2. Чинами не называться, а называться по местам службы и занимаемой должности. З. Производству быть не за выслугу, а как в военном ведомстве на ваканции, и в редких случаях за отличие. 4. Производство за выслугу лет заменить прибавками к жалованию, держась сроков доныне за выслугу постановленных…». Таким образом, Комитету предлагалась обязательная программа действий, сущность которой заключалась в отмене и чинов, и их названий. В январе следующего года царь дал указание приложить «всевозможное старание, чтобы действия Комитета шли без замедлений».{74}
Однако вскоре, в 1847 г., работа Комитета оказалась парализованной двумя записками министра народного просвещения графа С. С. Уварова, поданными царю, где он выступил с апологией чинов.{75} Записки эти на многие годы стали манифестом и сводом основных аргументов для сторонников сохранения чинов и вновь и вновь привлекали внимание всякий раз, когда заходила речь о их отмене.
В одной из записок С. С. Уваров с сожалением признавал, что «система чинов, исходящая из «Табели о рангах» Петра I», неоднократно «обращалась в укоризну и насмешку не только иностранцами, писавшими о России, но и многими из русских…». Между тем гражданское чинопроизводство было введено в России для обеспечения необходимой постепенности повышения служащих по иерархической лестнице. Автор решался утверждать, что «Россия любит в «Табели о рангах» торжественное выражение начала, славянским народам драгоценного, — равенства пред законом, дорожит знамением мысли, что каждый в свою очередь может проложить себе путь к высшим достоинствам службы. Сын знатного вельможи или богатейшего откупщика, вступая на путь государственной службы, не имеет в законах оной никакого. другого преимущества, кроме преимущества постоянного усердия, и оно может быть у него благородно оспариваемо сыном бедного и неизвестного заслугами отца».
В случае отмены чинов, полагал С. С. Уваров, «исчезнет та нравственная сила, то нравственное могущественное привлечение, какое побуждает лиц, имеющих достаток, посвящать себя государственной службе, а с уничтожением подобной нравственной связи еще более ослабеет мысль, которая благоговейно руководила целыми поколениями, что каждый должен служить престолу, и честные бескорыстные деятели покинут государственную службу, не представляющую уже для них никакой особенной привлекательности, тем более что при малом вообще числе мест представляет трудность получать и выгодное для честолюбия назначение. Последствием сего будет то, что государственная служба окончательно перейдет к людям, более занятым собственными выгодами, в руки так называемых чиновников, составляющих у нас многочисленное сословие людей без прошлого и будущего, имеющих свое особое направление и совершенно похожих на класс пролетариев, неизлечимой язвы нынешнего европейского образования. Очевидно, что по разрушении мысли, столь мудро и искусно к России приложенной великим ее преобразователем, останется в виду лишь одно заменительное средство: умножение денежных окладов. Но и этого мало. Человеку врождена еще нравственная потребность, которую также нужно удовлетворять: потребность возвышения. С одной стороны, какую неисчерпаемую руду следовало бы вновь открыть, чтобы удовольствовать требования, неудержимо возростать долженствующие? С другой стороны, не родятся ли новые покушения к приобретению вместо чинов славы, власти, чего на Западе с такой алчностью добиваются? Разумеется, никаких сокровищ не будет достаточно для замены чинов новыми окладами. Не подлежит также сомнению, что, давши однажды такое направление государственной службе, правительство не в состоянии будет остановить потом произвольного самовознаграждения» (так деликатно Уваров называл взяточничество).
В другой записке министр народного просвещения высказывал убеждение, что если практика гражданского чинопроизводства и приводила в прошлом к некоторым неурядицам и несообразностям, то все причины этого были ликвидированы мероприятиями Николая I. Достижение важных чинов одною выслугой лет устранено в 1834 г., когда был установлен порядок производства в чины соответственно классам должностей и были увеличены сроки выслуги. Если ранее при обязательности постепенного прохождения многих чинов затруднялось выдвижение хотя и молодых, но способных людей, то теперь установлением существенных льгот по образованию им предоставлена возможность более быстрого повышения. Одобрялось соединение права потомственного дворянства с чином статского советника (1845 г.). «Чины, существующие более века, при постепенных изменениях сообразно требованию обстоятельств приведены наконец в такое положение, что, служа поощрением заслуг, совершенно устранены от неудобства — распространять до излишества класс потомственных дворян», — заключал С. С. Уваров.
Если ликвидированы когда-то существовавшие отрицательные стороны чинов, то тем более важно обратить внимание на положительные. Чин обеспечивает почет служащим и одновременно почет правительству, «которого они токмо орудие». Поэтому отмена чинов унизит чиновников, а «всякое унижение их необходимо должно уменьшить степень важности представляемой ими власти». При недостаточности окладов, выплачиваемых служащим, чины есть средство привлечения к службе и удержания на ней способных людей. Частные занятия предоставляют и будут предоставлять много больше материальных выгод, чем государственная служба. Поэтому особенно важно поддерживать в служащих идею чести, «обольстительную» мысль, «что чин возвышает их над всеми званиями, хотя и пользующимися вполне житейскими выгодами». «Следовательно, с уничтожением чинов, т. е. когда чиновник был бы только наемщик, правительство могло бы вдруг лишиться самых необходимых орудий для движения государства».
Министр народного просвещения нашел еще одну важнейшую выгоду существования чинов «в совершенной соответственности» их «с монархическими началами»: «Бесчиновность свойственна токмо правлениям представительным», — заявил он; она-де «порождает ложные мысли о равенстве» и никак не допустима при монархии, где «люди возвышаются по чинам, жалуемым от престола» и где «всякий чиновник знает, что он обязан чином, а следовательно, и почетом, государю и, таким образом, чины являются выражением царской власти и милости». Такой порядок исключает, стало быть, превратное убеждение, что «каждый достигает важного участия в государственном управлении единственно своими способностями». Отмена чинов дискредитировала бы правительство и лишила бы его «важнейшей пружины действовать на умы, средства, которое, имея почти фантастическую силу, ничего не стоит государству и не может быть заменено никакими материальными вознаграждениями».
В заключение С. С. Уваров утверждал, «что укорененная в общем уважении и совершенно согласная с монархическим духом, гражданская иерархия России, оставаясь неприкосновенною…, послужила бы к вящему укреплению твердыни русского самодержавия».
Ознакомившись со второй запиской С. С. Уварова, Николай I написал на ней: «Много весьма справедливых мыслей». Записки С. С. Уварова стали известны современникам, и содержание их вызвало обоснованную критику. Так, упоминавшийся уже нами В. Я. Стоюнин высмеял рассуждения Уварова о «равенстве перед законом» подданных Николая I. Он же указал на одну из главных причин, вызвавших уваровские записки: «Русский вельможа испугался, что с уничтожением «Табели о рангах» пропадет сила высшего сословия, потому что людям со связями и с протекцией чины добывать было легко».{76} Практическим результатом записок было то, что проект нового Устава о службе гражданской, разработанный к 1850 г. на основе личных указаний Николая I, не получил утверждения, а сам Комитет 1846 г. был в начале 1856 г. ликвидирован.
Потрясения, пережитые Россией в результате Крымской войны и совпавшие с началом нового царствования, дали толчок к разработке целого ряда реформ, в том числе связанных с изменением правовой структуры общества и улучшением системы государственного управления. Естественно, что вновь возникли и идеи изменения системы чинопроизводства. Характеризуя политическую ситуацию в России во второй половине XIX в., В. И. Ленин писал: «Отсталости России и ее абсолютизму соответствует полное бесправие народа перед чиновничеством, полная бесконтрольность привилегированной бюрократии».{77} Отстаивая свои прерогативы от политических притязаний дворянства и представителей земства, самодержавие видело свою задачу в том, чтобы «отстоять во что бы то ни стало всевластие и безответственность придворной камарильи и армии чиновных пиявок».{78}Это получило выражение и в решении общих и частных вопросов реорганизации системы чинопроизводства.
К 1856 г. выяснилось, что достичь повышения образовательного уровня чиновничества путем предоставления льгот в чинопроизводстве по образованию (правила 1834 г.) не вполне удалось — и потому, что сами эти льготы оказались неэффективны, и потому, что ежегодный выпуск высших учебных заведений далеко не покрывал образующиеся вакансии (около 3 тыс. в год).[9] Законом 9 декабря 1856 г. «О сроках производства в чины по службе гражданской»{79} было признано нужным «утвердить на прочных началах действие того общего, коренного правила, что награждения повышением в чинах, также как и все прочие по службе награды, должны… быть даруемы токмо за постоянные, усердные и отличные, непосредственным… начальством засвидетельствованные, труды на самой службе, без принятия в уважение каких-либо обстоятельств, сей службе предшествовавших…» Различия в выслуге в зависимости от образования и сословной принадлежности были отменены и устанавливались общие для всех сроки выслуги: в XIV–IX классах по три года в каждом, в VIII–VI классах — по четыре года (выслуга в высших классах была юридически необязательна). При чинопроизводстве за отличия срок выслуги сокращался наполовину. Вместе с тем было сохранено правило определения при поступлении на службу в тот класс, на который давало право окончание данного учебного заведения и успехи в учебе.
Установление общего срока для получения чинов, естественно, ликвидировало преимущества дворян на получение чина VIII класса. Таким образом, сословная дискриминация сохранялась только для лиц, не имеющих образования, при производстве в первый классный чин.
В один день с изданием положения о сроках производства в чины (9 декабря 1856 г.) был издан и именной указ, согласно которому право на потомственное дворянство отодвигалось еще на один класс — с V на IV (чин действительного статского советника).{80} Так как этот чин давался только по усмотрению императора, то и само приобретение дворянства службой приобретало форму «высочайшего пожалования».
19 ноября 1857 г. в связи с нехваткой в провинции кандидатов на замещение классных низших и средних должностей было разрешено замещение вакансий в губернских и уездных учреждениях практически вне зависимости от класса чина кандидатов.{81}
Вновь возникший в ходе подготовки законов 1856 г. вопрос о целесообразности сохранения гражданских чинов в их прежнем виде был передан на рассмотрение особого Совещательного собрания под председательством графа Д. Н. Блудова.
Уже в марте 1857 г. императору был представлен журнал заседания Собрания с изложением мнений его членов.{82} Существование титулярных (т. е. не соединенных с должностями) чинов, говорилось в журнале, привело к установлению «чрезвычайной зыблемости в путях службы». Возникли ложные понятия о ее обязанностях и целях; на гражданскую службу стали смотреть как на путь к чинам. Следствием этого был чрезмерный рост числа бюрократов, а вместе с тем — усиление бюрократических привычек и влияния бюрократии.
Все это заставило членов собрания единогласно признать, — в который уже раз! — что «было бы весьма желательно производство в чины отдельно от должностей совершенно отменить». Однако осуществлению этого предположения следовало предпослать ряд общегосударственных изменений. Прежде всего Собрание находило необходимым увеличить содержание чиновников. Однако это не связывалось исключительно с отменой чинов.
Члены Собрания указывали, что вообще недопустимо такое положение, когда «чувства справедливости и человеколюбия почти не дозволяют преследовать с надлежащей строгостью за взятки и другие более или менее преступные действия», так как «в канцеляриях присутственных мест многие, иногда семейные, люди, должны жить пятью или десятью рублями в месяц». Кроме того, по мнению Совещательного собрания, было бы целесообразно приступить к решительному изменению порядка гражданской службы только после улучшения организации самой системы управления и делопроизводства. Уже в результате этих мер произошло бы «уменьшение числа чиновников и влияния бюрократии. Наконец, последующее увеличение жалования позволило бы уже обратиться к установлению новой, правильной иерархии чинов, неразрывно соединенных с местами». Понимание того, что само изменение системы гражданского чинопроизводства неспособно устранить все те недостатки в работе государственного аппарата, которые вызывали тревогу наиболее дальновидных представителей правительства и являлись одной из причин очередного обращения к проблеме реорганизации чинопроизводства, было важным новым элементом в подходе к решению названной проблемы.
Александр II согласился провести рекомендованные мероприятия в предложенном Собранием порядке. Действительно, в последующие годы были увеличены оклады жалования чиновников (к 1880-м г. они выросли в 1.5–2 и более раз). Однако последний шаг правительством снова не был сделан: в царствование Александра II отмена чинов так и не была проведена, хотя важные недостатки существующей системы чинопроизводства прекрасно осознавались всеми.
Между тем после Крымской войны общее число гражданских чиновников продолжало интенсивно возрастать:{83} в 1856 г. их было 82.3 тыс. человек, а в 1874 г. уже 98.8 тыс. (в том числе 12.4 тыс. преподавателей и ученых). Часть гражданских чиновников служила по военному и военно-морскому ведомствам (на 1874 г. — 6133 чел.). Вместе с тем, как мы уже отмечали, чиновники горного, путейского, телеграфного, лесного и межевого ведомств до 1867 г. имели военные чины, хотя по существу были гражданскими. Довольно много чиновников служило сверх штата, в ожидании вакансий (на 1874 г. — 2842 чел.). Они назывались «причисленными». Такие чиновники не получали жалования, но могли быть награждаемы. В некоторых случаях гражданские чины жаловались царем не только вне службы, но и вне правил вообще. Возрастала и общая численность обладателей высших гражданских чинов. Так, число лиц, имевших чины III и IV классов, составляло:
При этом число чиновников III и IV классов значительно превышало общее число должностей этих же классов. Так, в 1884 г. на 237 должностей III кл. было 530 чиновников того же класса, а на 685 должностей IV кл. — 2266 чиновников. К концу 1890-х гг. число чиновников IV кл. составило 2687.{84}
В апреле 1862 г., в качестве как бы компенсации отказа от отмены гражданских чинов вообще, была предложена идея сокращения числа чиновников низшего звена. Главноуправляющим II отделением Собственной его величества канцелярии бароном М. А. Корфом (ранее входившим в состав Совещательного собрания) была внесена в Совет министров записка о замене производства канцелярских служителей в классные чины за известный срок службы присвоением им звания личного почетного гражданина.{85} По мнению М. А. Корфа, принятие его предложения не только привело бы к сокращению числа малообразованных чиновников, но и поставило бы канцелярских служителей в более правильное и выгодное общественное положение. Однако Александром II предложение это не было поддержано.
Лишь через несколько лет царское правительство снова попыталось воздвигнуть образовательный барьер для претендентов на классную службу в ее начальном звене: законом 3 мая 1871 г. производство в первый классный чин было обусловлено сдачей экзамена за курс уездного училища.{86} Уровень знаний, дававшихся этими училищами, мог удовлетворить лишь требованиям службы на самых низших должностях. Однако последующая выслуга чинов открывала путь наверх. В этом отношении характерна карьера Н. А. Ермакова, начало которой, правда, относится к более ранним годам. Окончив всего лишь Порховское уездное училище, он начал службу в Хозяйственном департаменте Министерства внутренних дел, где «вследствие уменья излагать бумаги, — как пишет в своих воспоминаниях хорошо знавший Ермакова крупный московский предприниматель Н. А. Найденов, — добрался до должности начальника отделения». Оттуда он перешел на должность сначала вице-директора, а затем и директора Департамента торговли и мануфактур Министерства финансов. Кажется совершенно невероятным, что «одновременно в течение нескольких лет» он занимал также должность директора Технологического института. После 1885 г. уже в чине тайного советника Ермаков состоял при министре финансов. Характеризуя его личные качества, Найденов пишет, что это «был человек хладнокровный, поддерживавший со всеми дружественные отношения, услуживавший всякому, но знавший хорошо такт для следования намеченным им путем и отодвигавшийся от всего, что могло быть в этом отношении помехой».{87}
Острая критика неудовлетворительности организации гражданской службы вообще, оставаясь безрезультатной, продолжалась и позднее. Один из ярких образцов этой критики мы находим в письме известного в то время правоведа, а впоследствии не менее известного мракобеса К. П. Победоносцева наследнику престола — будущему Александру III (ноябрь 1874 г.).{88} Он писал, в частности: «В общем управлении… давно вкоренилась эта язва — безответственность, соединенная с чиновничьим равнодушием к делу. Все зажили спустя рукава, как будто всякое дело должно идти само собою и начальники в той же мере, как распустились сами, распустили и всех подчиненных… Нет, кажется, такого идиота и такого негодного человека, кто не мог бы целые годы благоденствовать в своей должности в совершенном бездействии, не подвергаясь никакой ответственности и ни малейшему опасению потерять свое место. Все уже до того привыкли к этому положению, что всякое серьезное вмешательство в эту спячку считается каким-то нарушением прав».
Примером бесталанного потомственного бюрократического служения является карьера трех поколений Танеевых. Первый из них — Александр Сергеевич (1785–1866 гг.) более тридцати лет (в 1831–1865 гг.) был статс-секретарем его величества, управляющим I отделением Собственной его величества канцелярии; он дослужился до действительного тайного советника и камергера. Его сын Сергей Александрович (1821–1889 гг.) унаследовал звание и должность отца, а после упразднения в Собственной канцелярии отделений был назначен ее управляющим (1865–1889 гг.). Внук первого — Александр Сергеевич (1850–1918 гг.), помимо звания статс-секретаря, дослужился до высшего придворного чина обер-гофмейстера и также занимал пост управляющего Собственной его величества канцелярией (1896–1917 гг.). Хорошо знавший Сергея Александровича государственный секретарь А. А. Половцов (чье мнение заслуживает доверия) отзывался о нем как о чиновнике «исполинской посредственности». Он следующим образом характеризовал его в своем дневнике: «Самая ничтожная во всех отношениях личность, дошедшая до степеней известных только потому, что любят бессловесных. Самое изысканное подобострастие, соединенное с полною бездарностью, — вот справедливая характеристика этого канцеляриста, который не имел в жизни иной цели, как обделывание своих личных делишек вроде прибавки жалованья, устройства казенной квартиры или получения какой-нибудь ленты» (орденской). Любопытно, что именно ему было поручено в 1880-х г. руководство работой Особого совещания по вопросу об изменении действующих законоположений о порядке чинопроизводства в гражданском ведомстве. Относительно третьего Танеева С. Ю. Витте в своих воспоминаниях отмечал, что место управляющего досталось ему также «как бы по наследству», хотя как личность «он — ничто».{89}
После убийства Александра II и воцарения Александра III вопрос о необходимости радикальной реформы системы гражданского чинопроизводства был возбужден вновь, причем на этот раз одним из существеннейших стимулов проведения этой меры стала борьба против «неблагонадежных элементов» в среде чиновничества гражданского ведомства.
Уже весной 1881 г. министром внутренних дел графом Н. П. Игнатьевым была представлена новому императору записка, посвященная вопросу об искоренении «антиправительственных настроений, получивших широкое распространение в бюрократических сферах».{90} Признавалась недопустимой всякая критика чиновниками правительственных мероприятий и указывалось на невозможность успешной борьбы с революционным движением без уничтожения «чиновной крамолы». Александр III наложил на записке резолюцию: «Умно и хорошо составлена записка, а главное, что все это чистейшая правда, к сожалению».
Идеи записки Н. П. Игнатьева оказались созвучны давнишним убеждениям Александра III. Еще в середине 1860-х гг., будучи великим князем, он говорил одному из своих преподавателей — Ф. Г. Тернеру, «что вообще личный состав Министерства финансов по своему крайнему либерализму не вселяет к себе особенного доверия [в] благонадежности». Одним из оснований этого убеждения послужила нашумевшая история активного участия в организации Польского восстания 1863 г. вице-директора Департамента разных податей и сборов Министерства финансов И. П. Огрызко: выяснилось, что он был представителем руководящего центра польской повстанческой партии в Петербурге. Арестованный в 1864 г., он был приговорен к каторжным работам. Тот же Тернер свидетельствует, что «общее недоверие к крайнему либерализму чиновников Министерства финансов» оставалось у Александра III до конца и что «только по своему расположению» к министру финансов Н. X. Бунге «он не настаивал на изменении состава его ведомства. Когда же был назначен министром финансов Вышнеградский, государь прямо ему высказал свое опасение, что состав Министерства финансов не вполне благонадежен».{91} К числу «красных» в составе финансового ведомства тогда относили директора Департамента окладных сборов А. А. Рихтера, вице-директора этого же департамента В. И. Ковалевского, управляющего Дворянским и Крестьянским банками Э. Э. Картавцева и некоторых фабричных инспекторов. Подобные огульные обвинения в «неблагонадежности», конечно, не имели серьезных оснований. Речь могла идти лишь об отдельных лицах, служивших по гражданскому ведомству. Их примечательность сводилась к известной независимости суждений, знанию ими дела, искреннему стремлению облегчить положение народа, личной честности. Но за рамки политической системы царизма их устремления не выходили.
Среди этих лиц были такие, чья деятельность вызывает интерес и заслуживает глубокого уважения. Вот, например, особенно необыкновенна служебная карьера упомянутого Владимира Ивановича Ковалевского.{92}
В. И. Ковалевский родился в 1848 г. Начав службу пехотным офицером, он вскоре вышел в отставку и поступил в Петербургский земледельческий институт. Будучи студентом, привлекался к судебной ответственности по обвинению в укрывательстве террориста С. Г. Нечаева и два года провел в Петропавловской крепости. На суде был оправдан. В 1879 г. Ковалевский с большим трудом поступает на службу в Департамент земледелия и сельской промышленности Министерства государственных имуществ, а в 1883 г. вводится в состав Ученого комитета этого министерства. В 1884 г. он перешел в Министерство финансов, где сначала занимал пост вице-директора Департамента окладных сборов, но в 1888 г. по требованию Министерства внутренних дел, как политически неблагонадежный, должен был его оставить и занять должность чиновника для особых поручений этого министерства в чине сначала статского, а затем действительного статского советника. В 1892 г. он был назначен директором Департамента торговли и мануфактур и оставался на этом посту до 1900 г., когда в связи с реорганизацией департамента уже в чине тайного советника был назначен товарищем министра финансов (тогда этот пост занимал С. Ю. Витте), заведовавшим промышленностью и торговлей. По существу, эта должность была образована специально для Ковалевского с целью расширить его права и создать ему (а вместе с тем и Витте) более благоприятные условия деятельности. При обсуждении в 1900 г. в Государственном совете вопроса об учреждении новой должности товарища министра Витте указывал, что она необходима для «человека, который давал бы всему делу общее направление», «человека, который мог бы ответственно и самостоятельно вести это дело». Таким человеком с самого начала считался Ковалевский, что свидетельствует о признании его заслуг в предыдущей деятельности. А. А. Половцов называет Ковалевского в своем дневнике за август 1901 г. «de facto… министром по делам промышленности и торговли».{93} Но уже в ноябре 1902 г. по причинам личного характера Ковалевский должен был подать в отставку. В 1903–1916 гг. он был председателем Русского технического общества. Вместе с тем он занимал пост председателя правлений трех крупных акционерных компаний. После Октябрьской революции работал в центральных научных сельскохозяйственных учреждениях: с 1920 г. был председателем Сельскохозяйственного ученого комитета Наркомзема, а с 1923 г. — почетным председателем Ученого совета Государственного института опытной агрономии в Ленинграде. Являлся ближайшим сотрудником Н. И. Вавилова. Умер Ковалевский 2 ноября 1934 г., имея почетное звание заслуженного деятеля науки и техники. Организаторский талант Ковалевского вполне осознавался современниками. Дореволюционные газеты писали, «что если бы Владимир Иванович присутствовал при постройке Вавилонской башни, то, несмотря на смешение языков, башня была бы достроена». Его называли «ближайшим помощником Витте в осуществлении коренных реформ нашей промышленности, в развитии производительных сил страны… Его имя тесно связано со всей плодотворной деятельностью ведомства», — отмечалось в газетах.
Конечно, личность В. И. Ковалевского — совершенно исключительная и вызывает уважение. Что касается многих других чиновников, обвинявшихся в политической неблагонадежности, то их сущностью была просто политическая индифферентность. «Кто не знает, — писал В. И. Ленин, — как легко совершается на святой Руси превращение интеллигента-радикала, интеллигента-социалиста в чиновника императорского правительства, — чиновника, утешающегося тем, что он приносит пользу в пределах канцелярской рутины, — чиновника, оправдывающего этой пользой свой политический индифферентизм, свое лакейство перед правительством кнута и нагайки?..».{94}
Для решения вопроса о реформе системы чинопроизводства вообще в 1883 г. было образовано Особое совещание (еще одно!) во главе с С. А. Танеевым. Наиболее последовательным сторонником отмены чинов и самым активным членом совещания стал государственный секретарь А. А. Половцов. Последний считал, что «чины… умножают число тунеядцев, которые числом годов жизни приобретают чины, а потом являются полными претензий и на получение мест, и на казенные деньги в форме содержаний, и особливо пенсий».{95}
Главной идей Совещания стало предположение «о слиянии чинов с должностями», лежавшее в основе и трех предыдущих попыток ликвидации гражданских чинов.{96} Совещание пришло к выводу, что «соотношение между чином и служебным положением лица, его носящего, сделалось ныне явлением почти случайным и, вследствие того, чин утратил всякое полезное значение». Массовый характер получил обход действовавших правил чинопроизводства; подчинение заслуженных чинов начальникам, состоящим в более низких чинах; наличие высших чиновников, не несущих никаких определенных служебных обязанностей (напомним, что число чиновников IV класса более чем в 3 раза превышало количество должностей этого класса), и т. п. Из этих явлений делался вывод о том, что «чин, очевидно, не может считаться мерилом ни служебного, или общественного положения лица, им облеченного, ни действительных заслуг, сим лицом оказанных. Несмотря на этот несомненный факт, стремление к получению чинов, и в особенности высших степеней оных, нисколько не уменьшается в нашем обществе». Более того, по мнению Совещания, укрепилось ложное понимание целей и значения государственной службы, заключающееся в том, что основным желанием поступающих на службу является получение чинов. Причем «иных привлекает желание приобресть сословные преимущества, соединенные с чинами, а других — тщеславие или надежды на карьеру, надежды в большинстве случаев не оправдывающиеся». Прямым следствием такого положения вещей является «размножение чиновников, по большей части бесполезных». Совещание пришло к выводу, что какие-либо частные мероприятия правительства, направленные на предотвращение всего этого, были бы бесполезны. Необходима радикальная мера: заменить иерархию чинов иерархией должностей, «предоставив присвоенные в настоящее время чинам права и преимущества должностям соответствующих степеней».
Журнал Совещания, в котором была зафиксирована эта позиция, был утвержден Александром III резолюцией: «Совершенно одобряю этот взгляд и предполагаемое направление этого дела».
Продолжив свою работу, Совещание сочло необходимым установить 12 классов должностей (должности XII и XIV классов переименовывались соответственно в XI и XII классы) и сохранить постепенность в продвижении служащих — «последовательное проведение лиц, посвящающих себя служебной деятельности, через установленные иерархические степени, начиная с низших».
Предполагалось установить общий срок службы до назначения на должность VI класса, равным 6–9 годам (такое время требовалось прослужить чиновнику с университетским образованием при существовании чинов для получения должности VI класса). Лица, начинающие службу, могли бы поступать непосредственно на все низшие должности до VII класса включительно, назначение на которые было предоставлено власти директоров департаментов и губернского начальства. Другой характер должны были носить условия продвижения по высшим ступеням должностной лестницы. Назначение на должность каждого следующего класса могло иметь место только через 2 или 3 года службы в должности предшествующего класса.
Вместе с тем Совещание установило, что «разновременность образования государственных учреждений, а также их штатов и расписаний привела к тому, что одинаковые должности принадлежат к разным классам и им присвоены далеко не одинаковые оклады содержания и различные права и преимущества». Оказывалось необходимым в ходе предстоящего преобразования установить возможное равенство в служебных преимуществах должностей равных степеней с учетом «условий и потребностей службы в каждой отдельной отрасли государственного управления».
Большинство Совещания высказалось за сохранение чинов действительного тайного советника и тайного советника в качестве почетных званий для высших служащих. Мотивировалось это тем, что «упразднение у нас всех без изъятия чиновных степеней в гражданском, ведомстве, как всякая крутая и радикальная реформа, может произвести неблагоприятное впечатление», которое и предполагалось смягчить упомянутой мерой, хотя бы только как временной и переходной.
В сфере внимания Совещания оказался и вопрос о праве гражданских чиновников на потомственное дворянство. Было рекомендовано предоставить это право чину III класса (тайный советник), а после отмены чинов — должности этого же класса. При этом гражданские чины приравнивались в отношении прав на дворянство к военным. Предусматривалось также устранить как бы «механический» характер возведения в потомственное дворянство и организовать дело так, чтобы «достижение сего звания путем, заслуг на государственной службе было бы во всех отношениях равносильно всемилостивейшему пожалованию оного».
Весной 1885 г. по согласованию с Александром III было сочтено, что Совещание поставленную перед ним задачу выполнило, а подготовленные им материалы переданы в Государственный совет. В июне того же года они были разосланы всем министрам с обязательством представить отзывы к середине октября.
Большинство поступивших отзывов содержало возражения против отмены чинов.{97} Защитники чинов сходились на том, что чин, являясь мерилом заслуг чиновника, возвышает этого последнего пад своими согражданами. Возможность возвыситься в обществе служит не только средством привлечения на государственную службу, но и стимулом при ее исполнении, представляя собой желанную награду для служащих. Чин же, хотя и не свидетельствует достаточно точно об иерархическом положении служащего, все-таки сохраняет официальное и общественное значение. Оклады содержания низших и средних чиновников, особенно в провинции, признавались более чем недостаточными (несмотря на их повышение в предыдущие годы), но тут же указывалось, что сколько-нибудь значительное увеличение их невозможно. Отмена же чинов в таких условиях приведет к отливу чиновников из государственных учреждений и к переходу их на службу в частные организации, где материальное вознаграждение всегда будет выше. Уменьшение числа служащих пагубно отразится на деятельности государственного аппарата — в частности, потому, что возможность выбора лучших кандидатов будет затруднена.
Согласно большинству отзывов, долговременность существования чинов требовала их сохранения. Чины прочно вошли в общественный быт, и отмена их произвела бы слишком сильное потрясение в среде служащих. И если Совещание усматривало в неоднократном возбуждении вопроса об уничтожении чинов аргумент в пользу необходимости рассмотреть этот вопрос еще раз и провести предположения в жизнь, то сохранение чинов, несмотря на все обсуждения, представлялось защитникам этого института подтверждением их взгляда. Но они не могли не согласиться в той или иной степени с указаниями Совещания на факты чиновной неурядицы и путаницы в государственной службе. Настаивая на невозможности упразднить чиновную иерархию, они считали, что недостатки чинопроизводства — не более чем отступления от законов, «наслоения» и что «эти печальные стороны вовсе не коренятся в существе самой системы».
Министры — народного просвещения И. Д. Делянов и государственных имуществ М. Н. Островский — в своих отзывах пытались дать и более широкое (но явно спекулятивное) обоснование своего отрицательного отношения к предложениям Совещания. Островский предостерегал, что «мера эта послужит началом той нивелировки, которая столь несвойственна странам с монархическим, а тем более с самодержавным образом правления». За уничтожением чинов, по его мнению, «только один шаг — и к тому же совершенно последовательный», — к уничтожению чуть ли не сословий вообще. «Это — один из путей, ведущих к колебанию тех исторических устоев, на которых покоится консервативное монархическое начало». Делянов в своей записке указывал, что чин представляет собою знак приглашения на службу от лица верховной власти, поэтому-де «министр и регистратор одинаково суть государственные чиновники, поставленные верховною властью, а не приглашенные с вольного найма». Это порождает в подчиненном «чувство самоуважения, соединенное с повиновением», а начальника заставляет относиться к подчиненному «не как к приглашенному по собственному начальническому усмотрению, а как к поставленному верховною властью». По мнению Делянова, несвоевременность реформы связана не только с финансовыми трудностями, не позволяющими повысить жалование служащим: «Мы только что вышли из периода, когда в общественных суждениях преобладало чрезвычайно легкое отношение к изменениям в государственном строе нашего отечества и обнаруживались по этой части разнообразные неосновательные чаяния. Отмена чинов, как и всякое уменьшение силы и действия государственного начала, входила в область таких чаяний. Преобразование такого рода могло бы ныне показаться вступлением на путь не укрепления, а умаления государственного начала и вновь возбудить колебания умов».
Но даже противниками отмены чинов были высказаны предложения о необходимости существенного пересмотра системы чинопроизводства. Министр финансов Н. X. Бунге писал: «… при замещении должностей я полагал бы необходимым предоставить начальствующим лицам полную свободу действий и не стеснять их какими бы то ни было регламентациями». Государственный контролер Д. М. Сольский и обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев предлагали производить в чины по классу должности, т. е. чтобы не чин давал право на должность, а занятие должности давало право на чин. Член Государственного совета А. П. Николаи, наоборот, считал необходимым устранить всякую связь между получением чина и продвижением по должности и лишить чины права на сословные преимущества.
В полном противоречии с воззрениями большинства было мнение управляющего Морским министерством И. А. Шестакова. Подвергнув критическому разбору аргументы защитников чинов, Шестаков приводил целую систему доводов против них.
Главные из них сводились к следующему. Народ чинов не знает, составляя себе представление о служащих по их должностям (становой, исправник и т. п.); «чины, несмотря на полуторавековое существование их, ему чужды». В среде «так называемой интеллигенции… чиновничество стало уже чем-то комическим. В провинции уважение к нему издавна поколеблено Гоголем и другими сатириками… Столичная интеллигенция высказывает свое равнодушие к чинам, редко выставляя их на карточках (визитных, — Л. III.) и заменяя должностями». Наконец, «само правительство… несомненно тяготится чинами. Доказательство тому в различных постановлениях, допускающих в некоторых обязанностях чины выше и ниже на две степени; в производстве разом из обер-офицеров в статские и действительные статские советники». В результате складывается такая ситуация, когда «в том же чине и директор департамента или канцелярии и регистратор, отмечающий в журнале приносимые пакеты». «Это имеет вид странной неправильности; но когда в проявления правительственных действий входит комизм, он переступает пределы смешного и становится вредным», — пишет И. А. Шестаков. Помимо этого, существование чинов доставляет государству в его деятельности ряд неудобств.
Правительство при усилиях выбирать на всякое дело людей способных встречает «ту же китайскую стену рангов». Еще более затруднительно привлечь на службу людей бесчиновных. Чтобы назначить таковых на известные должности, необходимо «производить вдруг в статские или действительные статские… и ронять самую цену правительственных наград излишнею щедростью, вызываемой единовременным производством и назначением». Пристойнее путем уничтожения чинов допустить прямое назначение бесчиновных. Наличие чинов создает для государства лишнюю обузу в виде массы бесполезных, но тем не менее жаждущих служебных благ людей. Это «проторговавшиеся купцы и спекуляторы всякого рода, нигде не служащие, ничего не делающие, выжидающие благоприятных обстоятельств, чтобы занять более или менее важную должность, на что чин дает право».
В то же самое время И. А. Шестаков ставил в непосредственную связь с существованием чинов наличие «истинной язвы нашего общества — презрения к работе, перешедшего от благородного рыцарства, имевшего по крайней мере прошедшее, к наслоившемуся чиновничеству, чуждому прошлого и одержимому пагубными надеждами на случайное, незаслуженное будущее».
В итоге управляющий Морским министерством приходил к выводу: «Злоупотребление чинами дошло уже до той степени, в которой не может быть искоренено законами. Притом законы сильны только смыслом и никакие уголовные кодексы не охранят абсурда».
Записка Шестакова вызвала одобрение Александра III, который написал на ней: «Умно, дельно, справедливо».
В своих беседах с императором А. А. Половцов пытался укрепить его в намерении отменить гражданские чины. Прежде всего он обратил его внимание на то обстоятельство, что «верховная власть и вообще правительство не проиграют, а выиграют, если у них будет не толпа непригодных к делу чиновников, а только нужное их число и притом людей, могущих полезно трудиться». При этом Половцов указал, что добиться ликвидации чинопроизводственных недостатков, не уничтожая чинов., совсем не просто. Осуществление предложения К. П. Победоносцева — «не давать более чинов, превосходящих ту должность, которую занимает чиновник», — приведет к тому, что «каждый министр будет… просить изъятия для своих подчиненных» и царь очутится в затруднительном положении.{98}
И все же возражения большинства министров против отмены чинов вынудили Александра III и А. А. Половцова отложить осуществление этой меры до поры, когда она получила бы более широкую поддержку. Выражая мнение большинства, С. А. Танеев в декабре 1886 г. выступил с предложением ограничиться усилением контроля за порядком чинопроизводства. Ознакомившись с этим предложением, Александр III направил Половцову записку, ярко рисующую беспомощность самого царя в преодолении чиновной рутины.{99} В записке, в частности, говорилось: «По-видимому, чиновничество желает провалить это дело, а я этого не желал бы. Что делать и как повести его, чтобы добиться результата?». Выход был найден лишь в 1892 г. Решение не было оригинальным: восстанавливалось Особое совещание при Собственной его величества канцелярии на этот раз под председательством министра императорского двора графа И. И. Воронцова-Дашкова. Незадолго перед этим Александр III снова заявил по поводу отмены чинов, что «решился это сделать и готов идти вперед решительно». Через месяц после возобновления совещания он, по свидетельству А. А. Половцова, сохранял «твердое намерение чины уничтожить, оставив одни должности».{100}
Однако на этом этапе единственным реальным результатом этого намерения оказался закон 9 июля 1892 г., запретивший награждать чинами за заслуги лиц, не состоящих на классной государственной службе, в частности — лиц «торгового сословия».{101}
Ознакомившись с историей проблемы, И. И. Воронцов-Дашков в конце мая 1893 г. представил императору доклад,{102} в котором не мог не признать наличия неудобств, связанных с чинами, и не указать на потерю последними своего значения. Однако при всем этом он высказывал убеждение, что чины вообще уничтожать не следует. Если раньше в отмене чинов он видел «средство для радикального лечения от канцеляризма», то теперь склонялся к тому, что «делопроизводитель VI класса может затягивать дело так же, как и коллежский советник». Существование чинов, по его мнению, заключало в себе ряд незаменимых преимуществ. Чины играют важную роль при назначениях на должности, регулируют отношения начальника и подчиненного, «служат к развитию… самоуважения». И в конце концов «факт чрезмерного производства в чины сам по себе не может вести к уничтожению чинов, если за ними существует какая-нибудь выгода». Необходимо лишь устранить ряд недочетов, «которые привели к современному нежелательному положению «Табели о рангах», восстановить значение чинопроизводства установлением более строгих правил и неослабного контроля за их применением. Предлагалось упразднить чины X–XIV классов; «в чины производить лишь за отличие» через особый Наградной комитет. Воронцов-Дашков намечал установить выслугу для получения первого классного чина, а последующее производство осуществлять не выше классов занимаемых должностей. Наконец, проектировалось не допускать «сверхштатных» и «причисленных» чиновников, а также исключить назначения на должности по принципу «не стесняясь чинами».
Соображения председателя Особого совещания были одобрены императором, как раньше были одобряемы противоположные по сути дела предложения А. А. Половцова. Было признано необходимым восстановить Инспекторский департамент гражданского ведомства. Последнее было сделано 6 мая 1894 г. путем создания особого Инспекторского отдела при Собственной его императорского величества канцелярии и реорганизации Комитета для представления к высочайшим наградам в Комитет о службе гражданских чинов и о наградах. Как и в 1846 г., это было проведено с целью подчинить непосредственному «высочайшему» руководству и наблюдению все дела, касающиеся заведования гражданскими чинами.
В 1895 г. в связи с образованием при Государственном совете новой комиссии для пересмотра «Устава о службе гражданской», деятельность Особого совещания была прекращена. Так безуспешно закончилась четвертая в XIX столетии попытка отменить гражданские чины.
Но в те же 1890-е гг. определилось и еще одно направление решения проблемы чинов. Было предложено делать исключения из правил о чинопроизводстве (по существу, вовсе их игнорировать) для отдельных ведомств и групп должностей, имевших особый характер. В 1894 г. министр финансов С. Ю. Витте добился согласия царя направить в Государственный совет представление о разрешении ему замещать все должности по Министерству финансов до V класса включительно «лицами, не имеющими соответственных чинов, а равно и лицами, хотя вовсе чинов не имеющими, и, по общим правилам, не имеющими права на вступление на государственную службу, но получившими высшее образование». Эта мера мотивировалась стремлением поднять качественный уровень чиновников ведомства, спецификой необходимых им познаний и невозможностью найти подходящих кандидатов из числа лиц, уже имеющих соответствующие чины. Департамент законов счел это заслуживавшим «полного внимания» и согласился на эту меру (временно). Общее собрание Государственного совета одобрило такое решение и рекомендовало министрам и главноуправляющим отдельными частями «внести на законодательное разрешение» свои предложения относительно «условий замещения должностей». 20 декабря 1894 г. это решение было утверждено царем.{103}
Тогда же были повышены требования к кандидатам на получение того чина, который давал право на потомственное дворянство — чина действительного статского советника. 1 августа 1898 г. было установлено, что этот чин мог даваться лишь тем, кто выслужил в предыдущем чине 5 лет и занимал должность не ниже V класса. А со 2 августа 1900 г. для получения чина действительного статского советника стали требовать 20-летней службы в классных чинах.{104}
Упомянутая комиссия для пересмотра «Устава о службе гражданской», образованная в 1895 г. под председательством Е. А. Перетца, к 1901 г. подготовила новый проект Устава, учитывавший ряд ранее высказывавшихся предложений относительно реорганизации системы чинопроизводства.{105} Гражданскую государственную службу намечалось подразделить на классную и неклассную (последняя должна была быть совершенно не связана с какими-нибудь чинами, но имела, конечно, второстепенное значение). Классные должности, которые должны были иметь распорядительный характер, предлагалось разделить на 10 рангов. Чины сохранялись, но число их сокращалось до семи (за счет отказа от тех, которые вели свое происхождение от коллежских должностей и названия которых звучали архаически). Уничтожалось право чинов на должности. Вместе с орденами они должны были даваться главным образом за отличия как награда. Была разработана даже шкала относительной ценности чинов и орденов, определявшая последовательность награждения ими:
Высшие ордена Владимира 1 ст. и Андрея Первозванного могли жаловаться только действительным тайным советникам.
Общий межнаградной срок предполагалось сохранить трехлетний. Но для представления к высшим орденам он увеличивался и составлял: для Анны 1 ст. и Владимира 2 ст. — 4 года, для Белого Орла и Александра Невского — 5 лет. Лишь за «выдающиеся отличия» межнаградной срок мог сокращаться.
Проект реорганизации системы чинов, выработанный комиссией Е. А. Перетца, не получил одобрения главным образом вследствие его непоследовательности. Вместе с тем в отзывах ведомств на него отмечались как неудовлетворительность существовавшего законодательства о гражданской службе, так и настоятельная необходимость его реформы. В отзыве Министерства финансов, например, указывалось: «В составе действующего Свода законов едва ли найдется другой том, более устаревший, чем том III — «Устав о службе по определению от правительства». Если бы задаться целью на основании постановлений этого тома нарисовать картину служебного строя современной России, то получилось бы изображение, весьма далекое от правды».
В дальнейшем, однако, было сделано лишь одно изменение в порядке государственной службы, относящееся к 1906 г. и вызванное революционными событиями того времени, — полное уравнение прав всех сословий на государственную службу, в частности на вступление в нее.{106}
Изложенная история попыток отмены гражданских чинов или реорганизации системы чинопроизводства показывает, что в условиях царской России чинам постоянно придавалось важное значение и как фактору формирования состава бюрократии, и даже как одному из средств устранения пороков в организации государственного управления. Сплошные неудачи в реализации всех этих попыток сами по себе великолепно демонстрируют косность и неповоротливость государственного аппарата царской России, а также консервативную силу самого чиновничества, сумевшего действенно саботировать все эти попытки, несмотря на неоднократно и категорически выражавшееся «высочайшее» желание реформировать систему чинов.
Попытки улучшить работу государственного аппарата путем реформы гражданского чинопроизводства были заведомо тщетными. Улучшение же качественного состава чиновничества хотя и имело место, но процесс этот шел крайне медленно и явно отставал от требований жизни. Кастовость и эгоцентризм чиновничества не были преодолены. Борьба с «красными» элементами в бюрократической среде имела в значительной мере спекулятивный характер, прикрывая борьбу за влияние в верхах.
Все варианты реформирования системы чинопроизводства, имевшие сколько-нибудь серьезное значение, хотя и предусматривали отмену чинов как особой правовой категории, но не отнимали привилегий чиновничества, а лишь переносили их с чина на должность. В лучшем случае при этом сужался круг лиц, имевших право на эти привилегии, но не сокращался их объем.
Сущность чинов за все время их существования не изменилась. Наиболее важными атрибутами чинов оставались право на занятие соответствующих должностей ина переход в дворянское сословие (непосредственно по классу чина или косвенно — по ордену). Получение дворянства в свою очередь давало ряд важных прав, особенно существенных до 1861 г. Хотя возможность перехода в дворянское сословие по чину все время ограничивалась, само возрастание численности гражданских чиновников в высоких чинах постоянно опережало эти ограничения.
Главную причину неудачи всех попыток реформировать архаичную систему гражданского чинопроизводства нельзя не видеть в отмеченной В. И. Лениным непримиримости самодержавия «с какой бы то ни было самостоятельностью, честностью, независимостью убеждений, гордостью настоящего знания».{107} Представители высшей бюрократии, проявляя «хорошее политическое чутье»,{108} — писал он, — ощущали опасность в том; что «люди, исполняющие те или иные общественные функции»,{109} могли бы «цениться не по своему служебному положению, а по своим знаниям и достоинствам»,{110} чем подкапывались бы в корне «те привилегии сословий и чинов, которыми только и держится самодержавная Россия..».{111}
Что же представляло собой чиновничество в результате его развития к концу XIX — началу XX в.?
По официальным (возможно, неполным) данным в 1902 г. в России была 161 тыс. классных гражданских чиновников.{112} К сожалению, эта общая цифра никак не дифференцируется. Поэтому, чтобы дать хотя бы примерное представление о распределении чиновничества по группам классов и об их социальном составе и образовательном уровне, мы обратимся к официальным же данным на 1897 г. о гражданских чинах, действительно занимавших классные должности в высших органах власти и основных ведомствах царской России. В абсолютных цифрах эти данные, охватывавшие лишь часть чиновничества, не показательны, но в относительных величинах они дают примерно верную картину.
Должности первых четырех классов занимало менее 1.5 % чиновников. Из них дворяне по происхождению составляли 80 %; высшее образование имели 87 %.
Должности V–VIII классов занимало 53 % чиновников (39 % — дворяне, 58 %—лица с высшим образованием). Должности V класса в провинции по ряду ведомств являлись руководящими. В центральных учреждениях эта категория чиновников занимала посты вице-директоров департаментов, начальников отделений, чиновников для особых поручений, столоначальников и делопроизводителей.
Должности IX–XIV классов имели 36 тыс. человек (20.7 % из них — дворяне). Лишь в провинциальных учреждениях должности этой группы имели сколько-нибудь самостоятельный характер.{113}
Стремясь усилить свое влияние на деятельность органов самоуправления, царское правительство присвоило классы государственной службы губернским и уездным предводителям дворянства, а после 1890 и 1899 г. — и некоторым должностям земств и городских самоуправлений. Лица, избранные на эти должности, на время исполнения ими соответствующих обязанностей получали право пользования чином того же класса, а при повторном избрании сначала утверждались в этом чине, а затем могли получить более высокий чин. Так, губернский предводитель дворянства за три трехлетия службы по выборам утверждался в чине действительного статского советника; уездный предводитель за три трехлетия утверждался в чине статского советника.{114}
Действовавшее законодательство о чинах в конце XIX — начале XX в. так же не исключало отступлений от него, как это было и в более ранние годы. Например, С. Ю. Витте, имея чин титулярного советника (IX кл.), в 1889 г. был назначен директором Департамента железнодорожных дел Министерства финансов с производством сразу в чин действительного статского советника (IV кл.). Сам Витте в своих воспоминаниях расценивает этот случай как «совершенно исключительный». Но в том же году чин действительного статского советника был дан за благотворительную деятельность неграмотному бакинскому предпринимателю Г. З. А. Тагиеву. Тот же чин, причем с противозаконным присвоением ученой степени доктора медицины, в начале XX в. был дан самозванному врачу проходимцу Филиппу — французу, оказавшемуся приближенным к царской семье.{115} Отступления от закона практиковались и впоследствии. Так, П. А. Столыпин в 1906 г. был назначен министром внутренних дел и председателем Совета министров, будучи в чине IV класса. Конечно, он затем быстро был произведен в III, а позднее и во II класс.
Помимо системы гражданских чинов, в России существовало и несколько высших почетных гражданских званий: статс-секретарь его величества, член Государственного совета, сенатор и почетный опекун. Все эти звания не предусматривались «Табелью о рангах» и не относились формально к каким-либо ее классам, хотя определенное соответствие между чином и званием все же подразумевалось. Все они вели свое происхождение от одноименных должностей.
Еще во второй половине XVIII в. существовала должность статс-секретаря при императрице — особо доверенного лица для выполнения ее личных поручений секретарского характера. В начале XIX в. должность статс-секретаря занимал М. М. Сперанский. Позднее это уже только высшее гражданское почетное звание.[10] Число лиц, имевших это звание, во второй половине XIX — начале XX в. сокращалось. В 1874 г. значилось 40 статс-секретарей, в 1900 г. — 27, а в 1915 г. — всего 19. В дореволюционной «Большой энциклопедии» в статье о статс-секретарях не без основания констатируется, что «обязанности их в настоящее время совершенно неопределенны». Важной привилегией статс-секретарей было право личного доклада царю и объявления словесных повелений императора, подобно дежурным генерал-адъютантам. Звание статс-секретаря давалось обычно особо доверенным министрам, выделяя их сразу из числа всех прочих. Значительно реже это звание имели товарищи министров и директора департаментов и лишь в исключительных случаях — лица, занимавшие менее крупные посты. Все случаи такого рода обычно были замечаемы современниками, и им придавалось важное значение. Известно, что в царствование Николая I статс-секретарем был сделан барон М. А. Корф, имевший к тому времени лишь чин статского советника. В 1858 г. в статс-секретари был пожалован директор одного из департаментов князь Д. А. Оболенский. В начале 1860-х гг. по ходатайству министра финансов А. М. Княжевича статс-секретарем был сделан директор Кредитной канцелярии Министерства финансов Ю. А. Гагемейстер, тогда как сам Княжевич этого звания не имел. Следующий за ним министр финансов — М. X. Рейтерн получил звание статс-секретаря еще до своего назначения на министерский пост. С мая 1903 по 1905 г. звание статс-секретаря имел не занимавший никакого официального поста А. М. Безобразов — один из инициаторов авантюристической политики царизма на Дальнем Востоке.
Звание члена Государственного совета возникло с учреждением этого органа в 1810 г. В большинстве случаев лица, имевшие это звание, занимали и одноименную должность. Министры и главноуправляющие считались членами Государственного совета уже в силу занимаемых постов. Но могло быть и так, что какое-то другое лицо (не министерского ранга) назначалось членом Совета, занимая какую-то другую должность или не занимая никакой, но не включалось в ежегодно объявляемый состав обязательно присутствующих в заседаниях департаментов или Общего собрания членов Совета. Для них-то должность члена Государственного совета становилась исключительно почетным званием. На 1897 г. всего было 62 члена Государственного совета (без министров), из них одна треть военных, 20 имевших родовые титулы, 43 с высшим образованием. С 1906 г. часть членов Совета стала избираться.{116}
Аналогичным образом еще с конца XVIII в. существовали звание и должность сенатора — члена Правительствующего Сената. Звание сенатора считалось менее почетным, чем звание члена Государственного совета. Обычно оно давалось товарищам министров и другим гражданским чиновникам II–IV классов (главным образом III класса) в завершение их карьеры. Но оно могло принадлежать и министрам. Так, в конце XIX в. сенатором был (т. е. носил это звание) государственный контролер Т. И. Филиппов. В 1897 г. значилось 113 сенаторов, присутствовавших в департаментах и общих собраниях Сената. Лишь 5 из них были военными; 13 имели родовые титулы; 104 получили высшее образование.{117}
К званию сенатора приравнивалось звание опекуна, или почетного опекуна, установленное в 1798 г. для награждения им членов опекунских советов — органов, ведавших благотворительными учреждениями. Звание это давалось и в связи с крупными пожертвованиями на благотворительные цели.
Звания статс-секретаря и почетного опекуна давались только гражданским лицам; звания члена государственного совета и сенатора — также и военным. Все эти звания (кроме статс-секретаря) присваивались пожизненно. Их можно было совмещать. Например, И. Л. Горемыкин накануне свержения царизма был одновременно действительным тайным советником I класса, статс-секретарем, членом Государственного совета и сенатором.
Каждому званию соответствовал свой парадный мундир. Статс-секретари, кроме того, получали особый знак этого звания, который носили на левой стороне груди — серебряный вензель императора, пожаловавшего им это звание.
Чин и звание определяли форму титулования — устного и письменного. При устном обращении нижестоящих гражданских чиновников к вышестоящим употреблялся лишь общий титул по чину. В случае назначения чиновника на должность, класс которой был выше его чина, он пользовался общим титулом по должности (например, губернский предводитель дворянства мог пользоваться титулом III–IV классов — «ваше превосходительство», даже если по чину или по происхождению имел титул «ваше благородие»).
При письменном официальном обращении низших должностных лиц к высшим в третьем лице и в дательном падеже до середины XIX в. употреблялись оба титула, причем частный употреблялся и по должности и по чину и следовал за общим титулом (например, «Его превосходительству товарищу министра финансов тайному советнику такому-то»). С середины XIX в. частный титул по чину и фамилия стали опускаться. При аналогичном обращении к низшему должностному лицу сохранялся только частный титул по должности, а фамилия не указывалась (например, «Управляющему Курской казенной палатой»). Равные же должностные лица обращались друг к другу либо как к высшим, либо по имени и отчеству с указанием общего титула и фамилии на поле документа. Почетные звания (кроме звания члена Государственного совета) обычно также включались в состав титула, причем в этом случае частный титул по чину, как правило, опускался (например, «Министру финансов статс-секретарю такому-то»). Лица, не имевшие чина, получали общий титул в соответствии с классами, к которым приравнивалось принадлежавшее им звание (например, почетные опекуны получали право на общий титул «ваше превосходительство»).
Мы уже отмечали, что 27 марта 1800 г. для лиц купеческого сословия было установлено почетное звание «коммерции советник» (а затем и «мануфактур-советник»), номинально приравненное к VIII кл. гражданской службы.{118} С 1824 г. право на это звание было предоставлено всем купцам после 12 лет пребывания в 1 гильдии. В соответствии с классом общий титул советников был «ваше высокоблагородие».
Манифестом 10 апреля 1832 г. было введено звание почетного гражданина (личное и потомственное),{119} освобождавшее от рекрутской повинности, подушного оклада и телесных наказаний (все это представляло весьма существенные преимущества, особенно до 1860-х годов). Звание почетного гражданина могло быть приобретено по рождению [дети личных дворян (в том числе обер-офицерские дети) и православных церковнослужителей], нахождением в 1 гильдии купечества в течение 20 лет (до 1863 г. — 10 лет), по званию мануфактур- или коммерции советника (с 1836 г.), получением ордена и производством в низшие гражданские чины (о чем уже говорилось), успехами в области искусства, образованием и др. С 1892 г. это звание стало возможным испрашивать за общественно полезную, деятельность (за 10 лет такой деятельности давалось личное почетное гражданство, а за 20 лет — потомственное). На 1858 г. в России числилось более 21 тысячи почетных граждан. Общий титул почетных граждан (если они не имели более высокого титула в связи с другими своими званиями) был «ваше благородие».
Наконец, особую систему титулования имело в России православное духовенство, как черное (монашествующее, давшее обет безбрачия), так и белое. И то, и другое разделялось на пять рангов — санов. Черное духовенство: митрополит, архиепископ, епископ, архимандрит и игумен. Первые три сана обозначали разные ранги епископского звания и могли именоваться также «архиерей» или «владыка». Все названные саны могли даваться просто за личные заслуги, но гораздо чаще они были связаны с занятием определенных должностей. Так, митрополиты обычно возглавляли три главные епархии (церковные округа): петербургскую, московскую и киевскую; архиепископы — некоторые другие важные епархии; епископы — прочие епархии. Архимандриты чаще всего были настоятелями (главами) крупных монастырей и ректорами духовных учебных заведений. Игумены возглавляли прочие (третьеклассные) монастыри. Это звание могло принадлежать и настоятельницам женских монастырей (игуменья). Митрополит и архиепископ пользовались общим титулом «ваше высокопреосвященство», а епископ— «ваше преосвященство». Всем им принадлежал также общий титул «владыко». Архимандрит и игумен титуловались «ваше высокопреподобие». Белое духовенство имело следующие саны: протопресвитер, протоиерей, священник (иерей), протодиакон и диакон. Протопресвитеров в конце XIX в. было четыре: это звание давалось главе военного и морского духовенства, главе придворного духовенства (он же возглавлял собор Зимнего дворца и Благовещенский собор в Московском Кремле и был обычно духовником императорской семьи), а также старшим священнослужителям Успенского и Архангельского соборов Московского Кремля. Сан протоиерея давался настоятелям церквей, а сан протодиакона — дьяконам кафедральных соборов и церквей придворного ведомства; но эти же саны могли даваться и просто за заслуги рядовым священникам и диаконам. Протопресвитер и протоиерей пользовались общим титулом «ваше высокопреподобие», реже применялся титул «ваше высокоблагословение»; иерей и протодиакон — «ваше преподобие», реже — «ваше благословение» или «ваше священство»; диакон титуловался «ваше преподобие».
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги