Утром я долго не мог подняться с постели.
Кружилась голова, спутанно роились мысли:
«Все рухнуло в один день. Они все вели со мной подлую игру, а Зару хотели подсунуть для утешения. Грохнул меня точно Толян, сзади стоял только он. Они соседи с этим чеченом по тюремной камере.
А этот… говнюк Костя, наверно, Рустам заплатил ему, чтобы он привез меня с Ларисой. Да мог и бесплатно подставить, в отместку, что моя подруга отвергла его, было такое.
Моя подруга? Нет у меня никакой подруги, есть ненасытная суккубка, жаждущая диких сексуальных наслаждений.
О! Лучше не думать об этом!»
Я собрал вещи Ларисы, которые были у меня дома, и отнес в ее квартиру, пока она не вернулась.
Она выпала из моей жизни.
Вечером зашла Юля. Она не знала, что мы с Ларисой разошлись.
Эта хрупкая черноволосая девушка, с тонкими чертами лица, удлиненной шеей, узкими плечиками, но с выдающимися выпуклостями, всегда привлекала меня.
Она смотрелась живой Барби, которой для сексапильности приделали большие груди и ягодицы. Но, при наличии Ларисы, которая затмевала всех, я только лишь иногда бросал на куклу короткие похотливые взгляды.
Юля застала меня с повязкой на голове, я сидел и записывал кассеты, решив поправить финансовые дела.
Я сообщил гостье без подробностей, что выгнал Ларису за хамство. Она и не стала уточнять:
— Лариска наглая, мы все просто молчим, чтобы не связываться с ней.
Очевидно, первое, что пришло в голову подружке: Лариса вдарила меня по башке чем-то тяжелым, она была однажды свидетелем, как разбушевавшаяся фурия побила половину хрусталя, оставшегося от моей семейной жизни.
— Делать нечего! Посижу с тобой, послушаю музыку?
— Да, ради тебя бросаю запись, будем наслаждаться музыкой в комфортных условиях. Садись к столу!
Польщенная, девушка села в кресло, а я принес коньяк и закуску.
Юля рассказала, что поссорилась с Игорем. Причиной тому было его поведение на дискотеке, которую он вел вместе с Виктором. Диск-жокеи сами не танцуют, но Игорь изредка выходил на круг, и только с Юлей, вызывая этим зависть нимфеток. Все они фанатились привлекательными ведущими, хотя и старших их на десять — пятнадцать лет.
Но тут Игорь внаглую пошел танцевать с Фифой — эту кликуху дали юной фигуристой блондинке, поражающей публику ультрамодными шмотками, которые привозил ей папа из-за границы. Она вырядилась тогда в фосфоресцирующие лосины, накинув сверху только полупрозрачный топик, весьма условно прикрывающий верхнюю часть тела. Светящиеся в темноте высокие стройные ножки с блистающей аккуратной попкой вдрызг разбили сердце падкого на увлечения Игоря.
Юля не выдержала и сбежала с дискотеки, а на последующие звонки приятеля бросала трубку.
— Значит, друзья по несчастью? — чокнулся я с Юлей.
Я поставил «Модерн токинг». Вся молодежь западала на эту музыку. Голоса Томаса и Дитера, с четко выверенным влиянием на психику слушателя, отзывались в наших опустошенных сердцах печалью, которую хотелось заглушить.
Танцуя с девушкой, я с удовольствием целовал губы ее маленького ротика, что вызывало желание исследовать нижние губки на предмет соответствия их размера верхним.
Потом мы послушали «Бэд бойз блю», а на «Си-си-кетч» завалились в постель.
Мне было хорошо с милой, спокойной Юлей, совсем не похожей на бурную, энергичную Ларису.
И страстно хотелось исследовать незнакомое молодое тело.
Юля обнимала и целовала меня, позволила снять с нее бюстгальтер и заводилась от массажа маленьких сосков.
Фаукат как-то сообщил мне свою статистику: именно маленькие соски грудей, а не ротик, безошибочно свидетельствуют о малом размере заветной щелки.
Но Юля категорически препятствовала покушению на нижнюю часть тела. Она молча сопротивлялась, что вконец измучило моего изнывающего дружка.
Наконец удалось снять с нее трусики, я ощутил пальцами небольшие аккуратные пухлые губки.
Тут девушка взяла в руку мой рвущийся к удовлетворению снаряд и умелыми движениями быстро разрядила его на свой гладкий животик.
— Юля, ты что, девушка? — спросил я.
— А по-твоему, я мальчик? — отшутилась она.
Мы провели с ней половину ночи в мучительной сладостной борьбе, но она всегда удовлетворяла восстающего нахала своим маленьким кулачком.
— Возьми его в верхние губки! — попросил я.
— Нет, тогда ты точно изнасилуешь меня в нижние, — не согласилась Юля.
Наутро, не выспавшись, нам пришлось быстро-быстро собираться на работу.
Подремывая в кресле, размышлял я о странностях поведения великолепной стервочки. Совершенно не было на нее зла, наоборот, примешивалось уважение за стойкость по охране волнующей тайны неприступной крепости.
Слепки удивительных пальчиков словно отпечатались на кожице моего члена и продолжали возбуждать.
Вечером зазвонил телефон.
— Только не бросай трубку! — попросила Лариса.
Я не бросил.
— Ты не знаешь всей правды с Рустамом. Пусть я блядь в твоих глазах, но не согласись я, тебе бы не выбраться оттуда живым.
— Ты сама тянула туда.
— И это ты не понимаешь. Мне еще Костя сказал, а потом чечен, что если я не приеду, то нас подстерегут где-нибудь на дороге за зоной, и тогда он изнасилует меня на твоих глазах.
— Хочешь оправдаться?
— Думай, как хочешь.
Я молчал. Потом поймал себя на мысли, что только и жду повода оправдать Ларису. А она сказала заискивающим голосом:
— Слушай, приходи ко мне. Я пельменей настряпала, вина с собой не бери, у меня есть «Абсолют».
Кто хоть раз слышал мелодичный голос оторвы в трубке, еще не зная ее, уже очаровывался.
«Тебе бы работать в сексе по телефону», — сказал я как-то ей.
— Я же приглашаю только поговорить, — продолжила Лариса, уловив мое смятение, — ты продвинутый мэн, глупо прекращать всякие контакты!
— Хорошо, — сдержанно согласился я.
А ноги сами несли меня к дому соблазнительницы.
Лучезарное сияние лица девушки, открывшей мне дверь, ослепило.
Она широко раскрыла руки, намереваясь заключить в материнские объятия.
— Жить надо легче, а на вопросы смотреть ширше! — приготовила она неотразимый аргумент.
— Пошла ты к черту с домашними заготовками! — увернулся я. — Поговорить так поговорить.
— И с домашними пельменями тоже к черту? — продолжала улыбаться красавица.
— Нет, пельмени и «Абсолют» — на стол!
— Уже сварила, птенчик!
И как в ней уживались вместе нежность и насмешка?
Выпили.
— Сколько мы не виделись? — спросила Лариса.
— Две недели. Учишься уже?
— Учусь, а вечером дома одна. Не поверишь, за все время ни с кем не виделась, нигде не бываю, кроме колледжа.
— Ой ли? Все равно покоя не дают.
— Ну, конечно, Марина звонила, потом бросила, послала ее на три буквы.
— А обожатели?
— Вон один ходит, — кивнула она в сторону окна.
Я выглянул. Там, через дорогу, вдоль леса дефилировал Виктор с задумчивым видом байроновского Чайльд Гарольда.
— Этот не только звонит, но пытался прорваться с букетом гладиолусов.
— И как? — ревниво заиграло сердце.
— Сам видишь — никак!
Если бы в этот момент Лариса подошла ко мне, то, несомненно, мы опять слились бы воедино.
Но она продолжила тему:
— Знаешь, какой у меня характер? Могу месяц быть одна и всех отгонять. И не пить совсем. А потом напьюсь, иду на улицу и ловлю первого встречного мужика, чтобы отдаться ему. Никто еще не отказался.
— Еще бы! — вырвалось у меня.
— Но только на одну ночь! Потом он зря охаживает неделями, но отстает в конце концов.
— Ты как царица Тамара. Только та приказывала отрубать голову.
— Но у меня нет придворного палача, — покрутила оторва плечами.
— Так у Витьки девок — тьма!
— Он сказал: «Променяю всех на тебя одну».
Я задумался.
— Ты сегодня после «Абсолюта» свистнула бы его сюда?
— Не знаю, я тебя хотела!
— А со мной тоже только на одну ночь загадывала в первый день?
— Так и было, только ты у колледжа уломал меня.
— Дела…
— Вадик, люблю я тебя!
По щекам девушки потекли крупные слезы.
Через несколько минут Ларисин диван издавал под нашими телами упоительную скрипучую музыку.
Теперь Лариса не тянулась к выпивке, мы любили друг друга со все возрастающей нежностью, без рискованных экспериментов, но самое интересное — ее хамелеоны перестали играть всеми цветами радуги и излучали устойчивый теплый свет.
Я позвонил Людмиле.
Сначала она пришла в ужас:
— Ты решил жениться на Ларисе?!
Я рассказал, как все случилось.
— Это бесперспективная связь, ты только опозоришь себя в городе!
— Но ты сама говорила, что она лучшая девочка, что жить я без нее не смогу. Она стала совсем другой!
И поделился деталями по поводу происшедших в наших отношениях перемен.
Людмила задумалась:
— Брак серьезная вещь. Я вот попросила Геру отложить нашу регистрацию до весны, проверить отношения.
— А мне Лариса с трудом дала только два месяца.
— Слушай, а может быть, злая эфирная сущность сбежала из нее?
— Может быть! В глазах не видно дьявольской игры!
— Тогда приходи с ней еще раз на кирлиан, посмотрим.
— Сам хотел попросить об этом, — вздохнул я. — Нельзя безоглядно принимать серьезное решение.
— Она увлеклась программированием в колледже?
— Да, ей это нравится.
— Скажи, что хочешь показать ей возможности нашего большого компьютера, подготовь задачку. А потом протестируемся, как бы между делом.
— Ну, ты умочка!
— Ладно, ладно, приходите в субботу.
На этот раз Людмила пришла без Германа. Позанимались задачкой.
Потом Лариса сама спросила:
— А кирлиан у вас заработал?
— Гера еле исправил.
— Ой, здорово! Хочу посмотреть душу.
На этот раз Людмила поступила крайне предусмотрительно. Когда мы оба проехались на тележке, она усадила Ларису за столик в сторонке и сунула ей распечатки с результатами программной задачки:
— Изучай пока, компьютер долго будет обрабатывать, в тот раз мы загубили его в форсированном режиме.
— А-а-а! — с пониманием засела Лариса за распечатки.
А мы с Людой вперились в экран.
— Чисто! — прошептала она. — Чисто!
На объединенном снимке над нашими телами светилась спокойная замкнутая аура, лимонного цвета.
Ларису не проведешь.
— Уже готово? — подскочила она. — Ой, как красиво! Это что, наша общая с Вадиком душа? Почему она желто-зеленая?
— Лимонный цвет говорит о гармонии двух биологических полей, — пояснила Людмила.
— Это самый лучший цвет?
— При таком цвете общей оболочки две души умиротворенно замкнуты друг на друга. Но нет прорыва в космическое поле смысла, тогда бы здесь присутствовал голубой спектр.
— Прорвемся, Вадик! — обернулась Лариса ко мне и, подняв руки над головой, покрутила кистями, как на дискотеке.
А Люда как-то встревоженно всмотрелась в снимок и сказала:
— Я не могу, к сожалению, дать вам распечатку, у цветного лазерника кончилась краска, а в городе ее не купишь.
— Спасибо, Людочка! — пропела моя невеста. — И так понятно, что мы с Вадиком пара!
Дома я улучил момент, когда Лариса отсутствовала, и сразу позвонил аналитику наших душ:
— Что тебя встревожило?
— На снимке неясно просматривается круговое завихрение из кокона ауры наружу.
— Наверно, остаточный след пути, по которому вылетел суккуб?
— Черт его знает!
— Черт-то знает, а ты?
— Если бы след остался запечатанным оболочкой, то нормально. Но это же дыра, по которой чудище может влететь обратно!
— Он что, специально сохранил путь к возвращению?
— Ой, лучше не думай об этом! Я переговорю с Герой, может быть, удастся заклеить оболочку направленным излучением.
— Вот бы! Как скоро?
— Я еще должна подумать, как это все преподнести Гере. Таинства ауры — больший интим, чем половые отношения.
— Да уж. Ну, ты придумаешь, я не сомневаюсь.
Есть проверенное мнение, что виртуальные твари не распознают, к счастью, человеческих мыслей. Но не следует говорить о своих намерениях вслух. Твари тут же, услышав их, постараются помешать исполнению ваших желаний. Поэтому, если хотите обменяться заветными мыслями с партнером, лучше напишите их на бумаге.
Твари слышат, но безграмотны.
Мы с Людмилой совершили страшную ошибку.
Суккуб, услышав, что из ауры пленницы собираются вычистить все его следы, ворвался снова в ее тело бешеным вихрем. Не надо было никакого кирлиана, чтобы понять это.
— Как давно не устраивали мы вечеринку! — вздохнула Лариса.
— И правда, — согласился я. — А у меня 2 ноября день рождения.
— Что молчал? Вот погудим!
— Погудим!
Мы закупили всякой снеди и напитков. Когда вся толпа в прежнем составе, как на дне рождения Ларисы, расселась за столом, расширенным по такому случаю раскрытием двух половинок, милая хозяйка под торжественные звуки «Европы» вынесла и поставила на стол жареного поросенка.
Гости сначала ахнули от восторга, а потом раздался сотрясающий стены хохот. На верхней корочке поросенка Лариса вывела зелеными яблоками надпись: «Вадик 42».
Больше всех резвился Фаукат:
— Вадик! Ты уже сорок два года как поросенок!
Меня чуть покоробил неожиданный сюрприз, но ничего не оставалось, как смеяться вместе со всеми.
— Какой изящный юмор у вашей да-а-а-мы, — пропела Марина.
А «дама» от высокой оценки ее кулинарно-творческих способностей улыбалась на вершине блаженства.
Под первый тост за меня любимого компания без слов умяла поросенка.
Мне надарили множество разных подарков. В числе прочего — костяной рог для вина с чеканной серебряной окантовкой и цепочкой.
Массивный рог вмещал пол-литра.
Конечно, обновила его Лариса, а не именинник.
Она с жадным удовольствием поглотила из полного сосуда больше половины аштарака и, наверно, выпила бы все, не возьми я его у нее из рук.
В дверь позвонили. Я пошел открывать. Нежданные гости. На пороге с бутылками коньяка и шампанского стояли Олег и Владимир, господа офицеры из местного гарнизона.
Это были дружки того хромого капитана, который совратил мою жену. После моего похода к нему они нанесли визит мне и просили не разглашать перед правоорганами подробности события.
Я обещал, но что толку — Татьяна уже уехала навсегда. Но хоть и выпил я с ними, но в гости больше не ожидал. Однако не гнать же.
Разлили шампанское.
Олег — старший лейтенант, гренадер с усиками, быстро завладел вниманием общества и в первую очередь дам.
Он произнес в мой адрес витиеватый тост:
— Мы познакомились с Вадимом при сложных обстоятельствах нашей противоречивой жизни. Но что есть жизнь? Жизнь есть игра! И все меня поддержат: Вадим — один из блистательных артистов на сцене жизни! Такое общество золотой молодежи и прекрасных дам может собраться только вокруг незаурядного человека. Вадим, я пью за твой талант истинного ценителя жизни!
Все дружно выпили, и пошла обычная вакханалия пьяного веселья.
Дам у нас благодаря приходу господ офицеров сразу стал недобор, и, когда начались танцы, они переходили из рук в руки, к их шумливой радости.
Олег танцевал с Ларисой, что-то шептал ей, но та отрицательно качала головой.
Мне стало ясно, чем вызван визит велеречивого лейтенанта и его спутника, войскового фельдшера. До офицерского притона дошел слух о роскошных акселератках в моем окружении, и в первую очередь о неотразимой Ларисе.
Пресыщенные искатели сексуальных приключений искали новый контингент.
Похоже, гренадер втюрился в Ларису сразу, впрочем, как и все мужчины, но я понимал, что в данном случае так просто все не обойдется.
Так и вышло.
Они вдвоем незаметно исчезли из комнаты.
Но это засек Фаукат:
— Посмотри, чем занимается твоя подруга в туалете! — сообщил мне друг.
Дверь в туалетную комнату была не закрыта. Лариса, ввиду сильного опьянения, даже не задвинула штырек, а блистательному ловеласу к наглости было не привыкать.
Он не просто целовал девушку, а, облапив обольстительную задницу под приспущенными трусами, нагло залез ей в потайное место указательным пальцем. Рефлексивно затрепетали чувственные ягодицы.
Я отшвырнул воздыхателя за шкирку в коридор, в котором через момент развернулся махач.
Больше всех махался Фаукат. Менты вообще ненавидят военных, особенно когда они нахальней их.
Федя в конце концов оседлал лейтенанта на полу в узком коридоре и методично долбил его морду кулаком.
Фельдшер-капитана надежно удерживали Сашка с Игорем, а Женька стал могучей преградой между воинами.
Воспользовавшись суматохой, оторва выскочила из квартиры и убежала.
— Так, все! — сказал я себе на следующее утро. — Хватит с меня.
Три дня Лариса не подавала голоса.
А я находился все это время в состоянии полумертвой прострации, как, вероятно, чувствует себя человек в последние дни жизни. Не хотелось ни есть, ни пить. На работе на обращения ко мне отвечал односложно, без всяких эмоций. И выходить из депрессии совсем не хотелось.
Седьмого ноября, вечером, сосед Женька все-таки заманил меня к себе. Перед этим звонила Лариса, но я послал ее к черту.
У Женьки, кроме Ольги, сидела Елена, та самая, выдающийся акт с которой довелось наблюдать мне, когда я зашел к Виктору за «Блэк Саббат».
Девушка работала в одной лаборатории с Женькой.
Привлекательное лицо Елены, как бы постоянно измученное сексом, всегда манило мужчин: ленивый обволакивающий взгляд из-под пушистых ресниц, чувственно расширенные ноздри, вспухшие губы.
— Круг замкнулся, — подумал я.
Елена чуть улыбнулась мне, как старому знакомому.
Женька вовсю трепался про охоту, он подстрелил еще в октябре уток, которых сохранил до праздника, и теперь Ольга доставала из духовки обалденно пахнущие зарумянившиеся тушки.
Выпили коньяку за поруганный Октябрь, в мать бы его.
— Где Лариска? — спросила хозяйка.
— Да пошла она! — не сдержался я, а у самого на сердце скребли кошки.
— Все бабло есть блядво! — поддержал Женька.
— И я тоже?! — ощетинилась Ольга.
— Ты тем более. От Мишки вчера еле увел. Связалась, у него и хрен не стоит!
— На меня встал!
— Попробовала, что ли?
— Договоришься!
— Ладно вам, — застенчиво зарделась Елена, — неудобно слушать!
— Не вгоняйте скромную девушку в краску, — поддержал я ее.
Лена настороженно зыркнула на меня, а пара заулыбалась.
Выпили еще, пошли танцевать.
Я прижимал ленивое податливое тело «скромницы», положив левую руку на талию, а правую на подрагивающую ягодицу.
Тут в памяти вспыхнуло, как «драл» Виктор голозадую смоковницу в оба отверстия, и одна волнующая деталь, на которую раньше, казалось, не обратил я внимания, впечатленный общей поразительной картиной акта.
— Че я вспомнил, — зашептал я жарко партнерше в ухо.
— Что? — опять зарделась Лена, интуитивно догадываясь, что речь пойдет об интимном.
— Какой внизу чудный коврик черных волос у одной блондинки! — пошел я нахрапом на сексуальное сближение.
— Не надо! — испуганно оглянулась она на соседнюю танцующую пару.
— Всю жизнь мечтал о тебе! — зашептал я. — Ты удивительное создание.
— Все вы так говорите!
— Но не всем.
Лена замолчала, только покраснела еще больше. Она искренне стыдилась того, что привлекает всех мужчин, но это только распаляло желание.
— Пошли ко мне! У меня тоже есть коньяк.
— Нет, ты уйди один, я попозже.
Сбывались мои воспаленные мечты об обладании податливой мраморной задницей, волновавшие в то еще время, когда я не был знаком с Ларисой.
Знаете ли вы, как лечит депрессию возвращение в мыслях к волнующим моментам прошлой жизни?
Сколько раз замечал я за собой непреходящее тяготение к предмету вспыхнувшей неутоленной страсти!
Сославшись, что завтра рано вставать — ехать на рынок в соседний город, я покинул праздничную компанию.
Входную дверь своей квартиры я оставил открытой. Разделся, выключил свет и шмыгнул под одеяло в возбужденном ожидании женского тела.
Прошло, наверно, с полчаса, мой восставший орган безнадежно вибрировал вздутыми кольцами.
Наконец хлопнула дверь. Слышно было, как Елена в коридоре снимала и вешала шубу, потом шлепнулись о пол сапоги и зашуршала снимаемая одежда.
«О, умница! Сейчас она голенькая впрыгнет ко мне в постель», — сладко заныло тело.
В следующий момент девушка, и в самом деле обнаженная, уже сидела на мне.
Но это была… Лариса!
Метаморфоза превращения Елены в мою «невесту» поразила меня до паралича сознания, но только не моего взнузданного рысака, который восторженно наслаждался долгожданным массажем.
— Ты откуда? — наконец отодвинул я ее за плечи.
Она опять прижалась к моей груди, обхватила меня за шею и разрыдалась.
— Что, что ты? Что случилось?
— Они меня изнасиловали! — зашлась наездница рыданиями еще больше.
— Кто?!
— Олег с Владимиром.
— Господа офицеры?
— Какие они офицеры? Сволочи!
Я включил светильник и посмотрел на Ларису. На лице никаких следов, только тушь размазана, на бедрах сбоку два больших синяка.
— Ты же не пошел ко мне, а они пришли раньше всех и споили меня.
— Ты приглашала их?
— Я всем сказала к семи, а они в пять нагрянули. Я их на себя не приглашала, должны были девки прийти!
— Олега ты тоже не приглашала в туалет, — усмехнулся я.
— Я пошла! Ты не любишь меня, некому пожалеть меня!
— Как все вышло?
— Я ж говорю, споили, потом залезли …оба.
Я представил, как можно залезть на женщину сразу двоим мужикам, и содрогнулся.
Наутро проснулся в подавленном настроении. На трезвую голову вчерашние «праздничные» новости воспринимались отнюдь не возбуждающе.
Лариса чутко уловила мою мрачность.
Она спрыгнула с тахты, как обычно, голая и подскочила к компьютеру. Потом начала что-то нащелкивать.
— Что печатаешь?
— Не мешай, потом покажу!
Я вытащил из тумбочки рядом с постелью бутылку коньяка и приложился.
Лариса включила принтер и отобрала бутылку, потом подала листок.
Это было заявление в прокуратуру об изнасиловании.
«Да, надо посадить этих сволочей!» — согласился я, прочитав заявление, оно описывало события столь страдательно, что я искренне на этот раз пожалел несчастную и сказал:
— Подавай! А прокурору я позвоню, он знает меня.
Я позвонил суровому блюстителю порядка примерно через неделю.
— Засудить их, гандонов! — потребовал я.
— А ты кто Ларисе? — спросил прокурор.
— Друг.
— Так вот, друг, я их допрашивал, они не отрицают, что полезли на девку, но говорят, что она напилась и разгуливала по квартире голая. Что — по суду светиться будем? Я ее сегодня вызову для показаний.
— Ага, — ответил я и повесил трубку.
— Ты что, голая шаталась перед ними? — спросил я.
— Ну и что! Я дома всегда хожу голая!
— И перед мужиками?
— Что мне теперь, молчать в тряпочку? — расплакалась она.
А я не знал, что и сказать.
Прокурор позвонил мне сам.
— Ну что, разобрался со своей подругой?
— Разобрался.
— Так и есть?
— Может быть, — осторожно не возразил я.
— Вот что, Олега разжалуют и выкинут за зону, он там зачинщик, а фельдшера уволят из части. И на этом крышка!
— Крышка так крышка, — согласился я.
Какие только мысли не терзали меня!
Лариса совсем запила, а когда я сказал ей, что так не пойдет, побила все остатки семейного хрусталя и убежала к себе.
Встретившись случайно с Людмилой, я поделился с ней. С кем же еще?
Она запричитала:
— Изведет она тебя! Как ее хамелеоны?
— Опять сверкают всеми цветами!
— Ну точно, вернулась Меллюзина, ты с ней не справишься!
— Но не могу я без Ларисы!
— Давай познакомлю со своей подругой? Соня.
— Кто она?
— Преподаватель в техникуме. Красивая, порядочная, только у нее Танька.
— Дочка?
— Ну да. Тебе и надо с ребенком, чтобы почувствовать ответственность за семью.
— Не знаю.
— Надумаешь, скажешь.
— Здравствуйте, Вадим, это Соня, — раздался в трубке мягкий грудной голос.
«Значит, Людмила все-таки сводит меня с ней, ну что ж, что в мире ни делается, все к лучшему».
— Здравствуйте, Соня. Очень рад, что вы позвонили.
— Знаете, мы живем в современном мире, ничего, что я первая знакомлюсь?
— Нормально, значит, вы продвинутая.
— В парке уже елку поставили. Не хотите вместе посмотреть?
— Хочу. А сколько вам лет, ничего, что у женщины спрашиваю?
— Ничего. Двадцать шесть.
— Соня, а мне сорок два. Стар для вас.
— Я знаю, Люда сказала. А у меня Танька. Три года.
— Отлично! Давно не катал детей на плечах.
Голос женщины потеплел:
— Вот что, как лучше? Может быть, сначала заглянете ко мне?
— Спасибо, прямо сейчас?
— Да.
Соня назвала свой адрес, и я направился к ней, через магазин. Поразмыслив немного, прихватил пару бутылок сухого вина.
«Уж очень легко все получается, — размышлял я по дороге. — Что-то не так, наверно, не такая уж она красавица». И подготовился, на всякий случай к скидке на «товарный вид».
Но Соня в скидке не нуждалась. Дверь открыла высокая черноволосая девушка с выдержанными правильными чертами лица.
«Сказка какая то», — подумал я.
Притягательная сексапильность Сони больше всего заключалась в редком сочетании удлиненной шеи, узких плеч и талии с пышными верхними и нижними формами. Я даже задохнулся от желания, давно не был с женщиной, но надо было пока играть джентльмена.
Большое значение имеет первый взгляд женщины на мужчину — она всегда, не сознавая, примеривается: легла бы с ним в постель?
Взгляд Сони был обнадеживающий. Видимо, она тоже приготовилась к скидке на мой возраст, но лет мне всегда давали меньше на целый десяток.
— За знакомство с милой дамой! — протянул я бутылки «Цинандали».
— Хорошее вино, — оценила Соня. — Пойдемте в кухню, Танька в комнате пока спит, — просто сказала она.
Если женщина нравится — в ней нравится все. Сонин голос звучал как песня.
«Главное — не спугнуть чудо, не ускорять события», — испугался я и решил пока ничего у Сони не спрашивать. Но она сама с естественной простотой рассказала основное: от мужа ушла, вернее, переехала в наш город, сразу после рождения Таньки — в парне проявился алкоголик. Была у нее здесь в городе любовь с ровесником, но бросила его — не созрел для серьезных отношений. Наконец, последний роман у нее был с мужчиной старше меня, женатым, по-видимому, из начальников в техникуме, она вспомнила о нем по-доброму, но сказала ему, что нечего разрушать семью.
Мы незаметно перешли на «ты».
— Ну, значит, я подходящий для тебя, холостой и созревший.
— Дети у тебя есть?
— Дочь от первого брака, учится в институте, в Москве, приедет к Новому году.
Через час мы с Соней и Танькой на моих плечах гуляли в парке, как добрая семейная пара. Я понял, что Соня решительная женщина и ищет подходящего супруга, но с ней, пока даже не целованной, мне было так хорошо, что я, впервые за долгое время, просто наслаждался синим вечером, хрустом снега под ногами, парковой музыкой из динамиков и целиком погрузился в атмосферу близкого праздника. Она тоже улыбалась вовсю, но тут вдруг над озером стали стрелять салют, проверяли ракетницы к Новому году. Танька испугалась, заплакала, и мы поспешили домой.
Соня уложила ее, а мы опять уселись на кухне и за разговорами поглощали мелкими глотками «Цинандали». С Соней можно было нескучно говорить на любую тему.
— Я так люблю своих детишек в техникуме, — рассказывала она, — они на базе восьмилетки, такие любопытные.
— Что ты им преподаешь?
— Математику, знаешь — это не скучная наука.
— Знаю, особенно нелинейные уравнения, — пошутил я.
— Ну они до этого не дошли, а нелинейные уравнения на самом деле интересная вещь.
— По-серьезному, да, — согласился я, — вся жизнь — сплошные нелинейные уравнения со многими неизвестными.
— И в жизни приходится расставлять приоритеты, чтобы решать эту сложную науку.
— И не дай бог не понять одно, казалось бы, незначительное неизвестное, — поддержал я.
— И тогда вся жизнь сломается.
— Мне это знакомо.
— Люда рассказывала кое-что про тебя с Ларисой.
— Ну, не буду плакаться.
— Тогда расскажи про свою работу.
— Работу свою люблю. Это вычислительный комплекс, который автоматизирует труд конструктора.
— Интересно. Конструктор ведь рисует чертежи?
— Чертежи рисует чертежник. Конструктор их разрабатывает.
— Наверно, скорее, составляет из известных элементов. У нас был курс конструктора.
— Вот именно. Чертежи известных элементов закладываются в память машины, а потом конструктор одним нажатием кнопки составляет из них новое устройство, а машина сама рисует чертеж.
— Значит, чертежников можно увольнять?
— Можно, — вздохнул я, — но не нужно, им тоже хочется кушать.
— Эта машина дорогая?
— Пятьсот тысяч долларов.
— Ого, должна же она окупаться!
— Перевернуть мир, сложившиеся отношения в нашей системе трудно.
— А ты можешь устроить экскурсию на машину моим ученикам?
— Конечно!
— Я думаю, что с твоей помощью притяну свою математику к твоей машине, и это понравится ученикам!
— Ты такая расчетливая, мне страшно становится.
Соня внимательно посмотрела на меня и сказала:
— Не всегда.
Я придвинулся к ней совсем близко. Она неосознанно приоткрыла ротик. Я рассмотрел ее мелкие жемчужные зубки и медленно приблизил к ним свой рот. Почему-то мне хотелось добраться языком именно до этих зубок. Она догадалась об этом, улыбнулась и сама поцеловала меня раскрытым ртом. Дождавшись от меня ответного, обжавшего ее губы поцелуя, она пропустила внутрь мой язык к своим влажным перламутровым изделиям природы.
Потом я сказал то, что не хотел:
— Поздно уже, пойду. Тебе спать надо.
— Иди раскрой в комнате диван, — спокойно ответила она, — Танька уже спит, не включай свет.
Я раскрыл и застелил простыней диван. Разделся и сел на него. С улицы в окно светил фонарь, напряженным слухом я уловил слабый шум воды в ванной.
Она появилась тихо и неожиданно в мохнатом халатике. Я сделал движение руками, чтобы проверить — что под ним, но она сама сбросила его. Она знала силу красоты своего тела и стояла неподвижно, чтобы я лучше рассмотрел ее.
Конечно, мой орган откликнулся стойкой реакцией на это чудо природы, а я сам застыл, как под гипнозом. Впечатляющие бедра при узенькой талии и чуть обозначенном животе. Говорят — о вкусах не спорят. Но независимо от вкуса каждый мужчина предпочтет ровные, полноватые женские бедра, чтобы они сходились без щели, когда женщина их сомкнет. Настоящая красавица должна иметь также чуть полноватые, не узкие икры и щиколотки и при этом небольшой размер ступней. При наличии всех этих условий женщина может именоваться ДАМОЙ.
Дамы могут доставить наслаждение мужчинам вплоть до оргазма, даже если те только лишь любуются их формами, без обладания телом.
Передо мной стояла Дама. Груди ее четкими полусферами расположились строго по горизонтальной линии симметрии.
Я перевел взгляд на богатый черный треугольник под ее животом, потом на объемные полушария ягодиц, и дыхание мое перехватило. Я сделал то, чего хотел больше всего — обхватил и плотно сжал в ладонях эти упругие сокровища.
Соня испустила сдавленное: «Ах!»
Отношения с Соней приглушили мое стрессовое состояние, особенно обостренное из-за отсутствия женщины.
В ней мне нравилось все: молодость, тело, острый ум в сочетании с естественной простотой в общении. Она подарила мне свой фотопортрет.
Мы много гуляли с ней и Танькой вечерами после работы.
Однажды мы зашли во Дворец культуры, в котором Сашка вел фотокиностудию. Мы занялись с ним в комнате рядом со сценой печатью, а Соня прошла к роялю на сцене.
Когда я вышел из комнаты, она задумчиво наигрывала на рояле серенаду Шуберта.
В пустом Дворце, на сцене в темноте,
Ты для себя играла на рояли.
Я подошел и встал невдалеке
Глаза твои меня не замечали.
Прости, что я неловко подсмотрел
Тебя такую, словно бы нагую,
В какую даль твой ангел полетел?
Когда ты звуками томя его чаруешь.
Что означает тонких пальцев взмах,
Головки милой плавное качанье?
Таится что в чувствительных губах,
Полуоткрытых, словно для лобзанья?
К тебе стремясь, тоскуя и любя,
Не зная сам — к кому, зачем ревнуя?
Я наклонился и вспугнул тебя
В ложбинку шеи трепетно целуя.
Ты вздрогнула… Упали кисти рук,
Исчез восторг духовных ликований.
Прости, прости! Что не сдержался вдруг,
Вернул из далей призрачных желаний.
Эти стихи я написал на следующий день и подарил их Соне.
Она поцеловала меня:
— Ты просто Тютчев!
Наши двухнедельные отношения кончились для меня неожиданно. Приехала моя дочь, и Соня хотела прийти с ней познакомится. Но перед самым Новым годом, утром, в день, когда мы условились о встрече, она позвонила и сказала, что прийти не может, должна сопроводить своих учеников на какую-то экскурсию.
Я тут же приехал к ней на «разборку».
— Неудобно перед дочерью, — сказал ей.
— Директор сообщил про экскурсию только вчера.
— Что, нельзя было кому-то другому поручить?
— Это моя группа.
— Ну, хоть бы позвонила вчера.
— Я хотела, но…
— Что «но»?
— Не думаю, что я должна встречаться с твоей дочерью.
— Почему?
Возникла длинная пауза.
— Мы не созрели для серьезных отношений.
— Что у нас не так?
— А что изменилось за эти две недели? Ты живешь по своим привычкам, как раньше, я просто бесплатное сексуальное приложение.
— Я считал, что у нас любовь.
— Что, я не знаю, что такое любовь? У нас не любовь, а секс.
— Любовь без секса — не любовь. А серьезные отношения развиваются постепенно.
Соня помолчала и вздохнула:
— Я долго думала. Все пойдет по инерции, как пошло. Человек не меняется.
— Не смею навязываться, — вспыхнул я и ушел, тем более что Соня смотрела на часы.
Я шел домой и кипел благородным негодованием по поводу женского непостоянства:
«Всего один день не виделись, встречал в аэропорту дочь, и вот вся любовь! По инерции! По инерции я жил с Татьяной восемь лет и не изменял, если уж ты считаешь себя такой серьезной».
Придя домой, я сел напротив Сониного портрета.
«А может быть, она права? «Ничего не изменилось…» Может быть, надо было отдать ей получку? Или сделать ценный подарок? Действительно, кроме коробки шоколада и один раз цветов, я ничего ей не подарил. Зато бутылочка неплохого вина «от Вадима» стала постоянным атрибутом наших встреч. А ведь с мужем она развелась из-за вина. Может быть, стоило хотя бы иногда забирать Таньку из яслей? Или устроить ремонт в ее квартире? Или помечтать, какую квартиру и в каком районе мы получим в обмен на наши две? Даже про обещанную экскурсию на мой вычислительный центр я забыл. Две недели радостно порхал, как шмель по первым весенним цветочкам, а дама, оказывается, присматривалась…»
— Что ж, как случилось, так случилось, — сказал я себе и убрал Сонин портрет в альбом с фотографиями.
Сам я не хотел переступить через гордость и пойти к женщине. Но если бы она позвонила, то вернулся бы.
Я не прошел тест на семейную жизнь.
На душе было муторно. Завтра Новый год, дочь сказала, что уйдет встречать его со школьными подругами. Я выпил коньяку и пошел по городу.
Фауката не было дома; Санька, он жил в отдельной комнате общежития, трахался с новой подружкой. Я принял с ними еще фужер бюракана и… храбро отправился к Ларисе.
За ее дверью неразборчиво слышались взволнованные женские голоса. Один принадлежал Ларисе, а второй… очень знакомый этот второй! Людмила!
Я хотел постучаться, но что-то остановило меня, вспомнил, что у меня есть ключ, и осторожно открыл дверь.
Тут я понял, что побудило меня совершить неприличный поступок.
Так и есть, не ошибся! Дамы на раскинутом диване. Людмила оторвала губы от Ларисиной груди и с изумлением вперилась в меня.
— Ты… ты… с ней? — запинаясь, произнес я.
Моя любовь как ни в чем не бывало голая бросилась мне на шею.
— Вадик! Я знала, что ты придешь!
Людмила, торопливо натянув платье, исподлобья смотрела на меня.
— Ладно тебе! — щелкнула ее Лариса по носу. — У нас сегодня праздник, Вадик явился!
— Наливай! — толкнула она меня на диван рядом со столиком, на котором стояла початая бутылка коньяка.
Я разлил.
— С наступающим на нас Новым годом! — бодро подняла нимфетка стакан. — И пусть наступает на нас помягче!
Людмила отпила коньяку и ожила.
— А где Соня? — спросила она.
— Соня заснула, — неловко поиграл я словами.
— Да ты что? Только вчера видела ее, сказала, что все хорошо у вас.
— Что было вчера, то неправда, сказал Эпикур.
— Вадик, я все знаю, — живо воскликнула Лариса, — так, блин, хотелось ворваться к вам и испортить злачную компанию!
— Я еле ее удерживала! — реабилитировала Людмила свой контакт с девушкой.
— Мне уже ничто не кажется странным в этом мире, — махнул я рукой. — С этой оторвой и со всеми вами я продвинулся за полгода больше, чем за всю предыдущую жизнь.
— Тогда, может, будешь третьим в нашей компании? — бесстыдно спросила Лариса.
— Только групповухи не хватает мне для полного счастья!
— Нет, Лариса, я так не могу! У меня есть принципы и… Гера, — отозвалась Людмила.
— Ладно, девки! Будем с принципами просто пить вино.
Людмила ушла к Гере встречать Новый год, а мы с Ларисой, безнадежно бухие, завалились в постель. Честное слово, не помню, была ли у нас близость той ночью, но Новый год мы проспали точно.
Непрерывно звонил телефон, но подняться не было сил.
Однако что-то незаметное, но серьезное изменилось в наших с Ларисой отношениях.
Я мог часами сидеть дома за работой и не обращать внимания на ее разгуливание по квартире в обнаженном виде.
— Ну, все! Мальчик выдохся, — ехидно заметила она.
По всему было видно — ей стало скучно со мной.
На Рождество она привела Карину, которую давно обещала раньше, разведенную медсестру тридцати пяти лет.
«Черт побери, а ведь ей не дашь тридцать пять», — была моя первая реакция.
Карина выглядела на двадцать пять: ухоженная гладкая кожа, видимо, она не морщилась и не улыбалась лишний раз, большие глаза, чуть остренький прямой носик, делавший ее похожей на любопытную лисичку, каштановые волосы.
— Как тебе мой Вадик? — спросила Лариса.
— Прилично моложе, чем я представляла.
Мужчине тоже приятно слышать такой комплимент, и я сразу расположился к гостье.
Выпили аштарака, бюракан куда-то исчез из магазинов, я включил «Си си кетч» и хотел пригласить Ларису.
— Нет, пригласи Карину, — мягко оттолкнула она.
Все ясно, женщину привели мне, с видом на совместную жизнь, а Лариса собралась замуж за своего начальника, во время нашего «развода» его часто видели с ней мои друзья.
Я пошел танцевать с Кариной, сильно покоробленный Ларисиной «сдачей».
Волосы каштановой лисички издавали чуть уловимый запах дорогих французских духов, рассчитанный на то, чтобы партнер пытался вдохнуть его всеми легкими, надеясь насытиться будоражащим ароматом, но насыщение не наступало и влекло еще больше.
«Так искусно создается тайна женщины, — думал я. — Вот уже поймал было тонкий аромат, но нет — улетел опять, и ты магнитом следуешь за ним».
— Она привела тебя для меня? — напрямик спросил я шепотом Карину.
— Ой, Вадим, она просто заворожила меня описанием твоих достоинств, — так же тихо ответила женщина.
— Что вы там шепчетесь? — недовольно вскочила Лариса и расцепила наши руки. — Я тоже хочу потанцевать.
Женщина никогда не отдаст так просто своего мужчину другой, даже если он ей не нужен.
Карина с усмешкой присела к столу и стала маленькими глотками пить вино.
— Ну знаешь! — сказал я во весь голос. — Будь уж последовательной до конца!
— Да, да! — нервно согласилась моя подруга. — Я ухожу.
— Не надо, Лариса! — вскочила теперь Карина. — Давай посидим просто, зачем форсировать события?
Мне понравилось, что медсестра не хочет «навязываться сразу», но она не знала бурного темперамента этой девчонки, та даже не удостоила гостью взглядом, уходя.
Через час я с трудом протискивался в узкое устье лисички.
Ларисин демарш ослабил мою потенцию, мне казалось, что я совершаю что-то недостойное наших с ней отношений.
В это время раздался телефонный звонок.
— Ну что, пи…юк, уговорил Карину? — раздался ядовитый голос суккубки.
— Что ты, уже проводил до дома, она сразу ушла вслед за тобой, — соврал я.
— Вадик, я люблю тебя, я хочу тебя! Дуй ко мне!
— Уже двенадцать, мне завтра на работу, встретимся завтра, — сказал я. Идти никуда не хотелось, тем более что на дворе холод и метель.
— Так, ладно, я иду к тебе сама!
Я затравленно взглянул на Карину.
— Я ухожу, — быстро поняла она. — Твоя подружка способна на все, я сидела с ней в ресторане, она пырнула вилкой пристававшего кавалера.
— Слушай, Лариса! — закричал я в трубку. — Давай встретимся на нейтральной полосе посредине, у магазина, и потолкуем.
— Хорошо! Я выхожу.
Делать было нечего, мы вышли в метель вместе с Кариной, я поцеловал ее:
— Я только поговорю с ней, рвать так рвать. Я хочу быть с тобой, ты веришь мне?
— Иди, завтра позвонишь. — И она назвала свой телефон.
У магазина в крытом переходе, защищающем от метели, стояла, кутаясь в воротник, до боли знакомая фигура.
Лариса повесилась мне руками на шею, перед глазами сияло красивое Жаркое лицо, на котором таяли снежинки. Слезы катились из ее глаз:
— Ты хотел мне изменить!
— Ты сама привела для меня Карину!
— У тебя было с ней, было!
— Я же сказал, что сразу проводил ее домой, — опять соврал я и подумал: «Ври, не ври — она читает мои мысли, только мне на это наплевать».
— Я прощаю тебя, — начала она целовать меня в губы, глаза, в лоб, — я люблю тебя!
— Мы же должны расстаться! — шептал я, а сам тоже целовал милое лицо.
— Должны! Но мы даже не простились! Пошли ко мне!
— Долгие проводы — лишние слезы. Пойдем, провожу тебя до подъезда.
— Пойдем!
У подъезда я остановился и крепко поцеловал ее:
— Прощай, Лариса! Ты моя незабываемая любовь, ты дала мне столько, что я не могу унести!
— Нет, нет! Пошли ко мне, так не прощаются!
— Уже двенадцать, а у меня завтра комиссия по приемке.
— Вадик, ты бросаешь незабываемую любовь ради какой-то комиссии?
— Пошли! — решился я. Я хотел, я дико хотел ее, я лишь боролся с собой.
Она раздела меня, побросав все на пол: пальто, костюм, белье. Так же молниеносно сбросила все с себя, выключила свет и увлекла меня на постель.
Сквозь окно призрачно пробивался свет, в котором причудливыми тенями таинственно играли контуры ее обнаженного тела.
Старый диван заскрипел под натиском наших тел, трудно было что-то разобрать в этом мятущемся клубке. Нельзя было понять: кто сверху, кто снизу, где чья голова, ноги. В одном из таких прыжков диван затрещал и рухнул, мы слетели на пол и продолжили неистовство. Такого протяженного оргазма я никогда не испытывал раньше, даже с ней.
Наконец она прекратила изливаться, но тут же сказала:
— Мне этого мало! Хочешь попробовать одну штучку?
— Знаю тебя, будет больно!
— Нет, больно не почувствуешь, просто улетишь!
— Куда?
— Не бойся, слетаешь на момент в другое измерение и вернешься назад.
Она вскочила и, не включая свет, достала из ящика серванта кожаный собачий поводок с кольцом на одном конце и карабином на другом.
Протянула карабин в кольцо, получилась петля, а на другом конце соорудила другую петлю, расцепив замочек карабина.
— Готов? — прошептала она.
— Что ты выдумала, оторва?
Она приблизила свое лицо к моему лицу, так что я видел только огромные фосфоресцирующие хамелеоны, и, мягко касаясь кончиками пальцев моей шеи, надела на нее петлю. Другую петлю с карабином она нацепила себе.
— Хочешь задушить меня вместе с собой? — прошептал я.
— Неподвешенный человек не может задушить себя, как только теряется сила в руках, — она показала жестом, что затягивать будет рукой, — петля ослабнет.
Я читал книжку Уилсона «Жизнь после смерти» и знал, что наивысший бесподобный оргазм человек получает на границе жизни и смерти, когда прерывается дыхание и в обедненном кровью мозгу начинаются эйфорические процессы, а освобожденная кровь вся приливает к половому органу, раздувая его до неимоверных размеров.
«Знать, судьба моя — испытать с оторвой все возможные виды изуверских сексуальных наслаждений», — подумал я.
Мы легли на бок, лицом друг к другу, обнялись и начали совершать медленные встречные фрикции в этой экономной позе, не отвлекающей необходимостью поддержания веса тел.
Длинный поводок свернулся рядом на полу и не мешал нашим движениям.
В полумраке комнаты витало что-то нереальное, как сон, казалось, все мое тело, а не только его воспаленный отросток проникает в жаркую магму пульсирующего жерла вулкана. Я страстно желал, чтобы меня втянуло в эту огненную лаву и сожгло без остатка.
Я чувствовал нарастающее оцепенение и медленно наплывающий оргазм, краем глаза я увидел, как оторва натянула рукой поводок. Последнее, что запечатлел мой мозг: неземная ангельская красота юного, словно детского, лица, преображенного улетом в таинственную сферу абсолютного блаженства. Огромные открытые, но ничего не видящие глаза, устремленные внутрь себя. Они не излучают, как обычно, самоцветных гамм переменчивых цветов, а, наоборот, как бы втягивают зрачками искристые нити призрачного ночного света.
Мое сознание отключилось.
— Это ты, Валентинка? — с изумлением произнес мой голос. Перед глазами светилось детское личико моей школьной подружки, с которой мы неловко целовались за кустами после уроков.
— Я Вадик. Как хорошо чувствовать твое тело!
— Нет, нет! С тобой нельзя делать это, ты же совсем маленькая девочка!
— Это в твоей памяти я осталась маленькой, когда уехала в другой город с родителями. Я теперь большая.
— Нет, нет, ты маленькая и хрупкая, я могу разорвать тебя!
— Милый, я хочу тебя, — услышал я вдруг горячий шепот Оксаны и увидел, как личико подруги детства преобразилось в зардевшееся желанием лицо крымской девчонки, решившейся подарить мне свою невинность.
— Нет, Оксана, нет! Я не свободен, у меня жена и маленькая дочка, ты пожалеешь об этом.
— Я не жалею ни о чем. В моей душе сиреневый туман! — крепко обвила она руками мою шею.
— Ты познаешь сладость моего тумана! — Оксана исчезла, а на ее месте появилась иступленно прыгающая на мне Полина.
— Ты колдунья, ты соблазнила меня! — задохнулся я от желания излить в нее скопившуюся жидкость из переполненных хранилищ.
— А меня ты забыл, помнишь наше расставание у дуба? — услышал я печальный мягкий голос Лены.
— Нет, не забыл, моя желанная богиня! — прошептал я, плотно вжимаясь в тело прекрасной блондинки, звезды черноморской Ривьеры, в которую превратился зыбкий облик Полины.
— Я вернулась к тебе, — шептала волоокая красавица.
— Уйди! Он будет только со мной! — смахнула с меня Лену сочинская искательница изощренных наслаждений. — Мы испытаем с ним все прелести запретной садистской любви!
— Нет, Полина, нет, — закричал я, — я хочу познать это с Ларисой, а не с тобой.
— Ну жди тогда, когда я выпущу Меллазину в ее тело! — дико захохотала ведьма и с воем улетела.
— Я предупреждала тебя об опасности суккуба, — смотрели теперь на меня спокойные, мудрые глаза Людмилы.
— Но ты сама подверглась соблазну!
— О, я не могла превозмочь порочного притяжения!
— Объясни мне, почему любовь превращается во зло!
— У человека два начала: секс и агрессия. Все действия пронизаны сублимацией этих двух начал: любовь, порок, творчество, спорт, поедание пищи. Ты тянешься всей душой к предмету своего обожания и тут же с яростной агрессией насилуешь милое тело в недостижимом стремлении слиться с ним воедино. Это потому, что оба начала произошли из единой субстанции сверхсознания и обречены тяготеть к первозданной цельности.
— Понял теперь, почему тебя так тянет ко мне? — заполонила все мое сознание округлая розовая задница Елены.
— Ты порочна и развратна! — крикнул я.
— Это тебя и привлекает, милый!
— Да, да, наконец я дождался твоего тела!
— Нет, не входи в меня, — возразила Юля, заместившая Елену. — Ты сладко кончишь и так, от моей волшебной ручки.
— Давай же быстрей, быстрей!
— Ты еще спрашиваешь меня, почему мы не подходим друг другу. — Появилось в сознании Сонино лицо, со светящимся нимбом. — Ты эротоман и пьяница, а мне нужна прочная семья.
— Мне тоже, я пропаду так!
— Я не спасательный круг, ты утопишь и меня.
— Слушай, моралистка, оставь его, завтра он позвонит мне, и мы начнем с ним новую жизнь, у меня хватит терпения вернуть его к самому себе, — это заговорила Карина, она плавно, но решительно отодвинула Соню.
— Я же ушел только поговорить с Ларисой, — стал оправдываться я.
— Ты ведь не пожалел об этом? — услышал я слабый голос моей самой яркой любви откуда-то из недостижимого далека.
Тут перед глазами мелькнула ослепительная вспышка, экран резко увеличился в размерах, и перед глазами заколыхался яркий облик Меллазины, испепеляющей меня сверкающими хамелеонами, непрерывно меняющими цвет.
— Я предоставила тебе возможность быть сразу со всеми женщинами, которых ты любил. Теперь мы будем с тобой любить друг друга, и все они померкнут в твоей душе, ты забудешь их всех и будешь рваться к растворению только в моем теле! Посмотри на меня, как я прекрасна! Ни одна земная женщина не имеет такой красоты!
— Такой бездушной и холодной!
— Нет, ты говоришь так, пока не познал меня. Ты узнаешь, насколько горяча моя любовь!
— Прочь, исчадие дьявольского ада!
— Бога и дьявола люди придумали из-за страха. Из-за непонимания самих себя. Ваш мозг наполнен миллионами нейронов, продуцирующих гормоны, они-то и меняют настроение человека. Потому он так неустойчив и противоречив: то любит, то ненавидит; то готов отдать все за минуты наслаждения, то борется с ним; то стремится обнять весь мир, то взорвать его на мелкие осколки, будь его власть.
Только мы, свободные сущности эфирного мира, не привязанные к материальным телам, постигли законы жизни Вселенной. Потому что мы везде: во всех телах живущих, в корнях и цветах растений, в таинственном блеске драгоценных камней, в постоянной связи с плазменными шариками душ умерших. Нити наших эфирных тел пронизывают и Солнце, и звезды, достигают крайних уголков Вселенной, мы видим и знаем все!
Ты слишком стремился познать непознаваемое для человека абсолютное блаженство, устранив все ограничения. Что ж, я помогу тебе.
— Я не стремился к этому! Это ты вовлекла в безумство меня и Ларису, подлая суккубка!
— Я всего лишь воплощение ваших желаний. Сокровенная мысль материализуется, знай это.
— Ты просветила меня.
Невероятным усилием воли я собрал энергию и направил ее в ненавистное зыбкое изображение.
— Ты хочешь меня сжечь? Не выйдет! — Суккуб протянул ко мне свои когтистые лапы и сжал ими мое горло.
— Господи! — пронеслось в моем мозгу. — Господи! Эта тварь не разуверила меня в твоем существовании. Она вернула мне веру в тебя, Всемогущий. Спаси и сохрани!
Жилистая хватка суккуба ослабела.
Эфирное исчадие с проклятием взмыло вверх.
Я очнулся. Мы с Ларисой так и лежали, обнявшись и слившись друг с другом.
Не знаю, сколько времени продолжалось мое беспамятство, говорят, в критические минуты оно может растянуться до бесконечности, и перед мысленным взором успевают пробежать картины всей твоей жизни.
Наконец Лариса открыла глаза.
— Какая-то страшная тварь хотела унести меня из жизни куда-то в черную пустоту.
— Она больше не вернется к тебе. К нам, — добавил я после короткой паузы.
— Я люблю тебя, — поцеловала меня Лариса. Робко, робко, мне даже показалось, что это не она.
— Ой, мы совсем сошли с ума, — вскочила девушка и включила свет. — И все разрушили? — искренне удивилась она.
— Придется мне завтра не ходить на работу и ремонтировать мебель.
Лариса напряженно вспоминала что-то.
— Нет, давай вернемся к тебе, и быстро спать. У тебя же завтра комиссия.
Мы вышли из дома. Метель прекратилась. В морозном воздухе ярко светили и подмигивали звезды, славя явление младенца, спасающего всех нас.
И новый мир нашей любви.