Отравлен тобой. Искупление.

Глава 12

Глава 12

Марианна

— Я улыбаюсь потому, что здесь очень много вкусной еды, которую я собираюсь есть. Ты не можешь быть причиной моей улыбки, Север. Снова у тебя слишком высокое о себе мнение, — буквально отлепляю взгляд от его мокрой груди, заставив себя смотреть куда угодно, только не на капли воды, застывшие на тёмных волосах.

Он так спокойно расхаживает передо мной без майки, а я буквально паникую от вида его голой спины, покрытой шрамами.

Хочется коснуться этих отметин. Словно они окончательно исчезнут, если я чаще буду их касаться.

— Пусть так. Я тебе угодил? — он обводит рукой стол.

— А ты пытался угодить мне?

— Естественно, хабиби. Это пункт первый в моём хитром плане по твоему порабощению.

— Твой хитрый план провалится. Я не победима, Север, забыл?

Покраснев от явного намёка на то, что он будет пытаться соблазнить меня, я отламываю лепешку и фокусирую внимание на еде.

— Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?

— Нет. Сегодня уже нормально.

— Это хорошо. Я прочитал исправленную статью. Думаю, можно уже передавать артерам на составление арт-макета, — Ренат плескает себе пару капель виски в стакан, затем берёт тарелку с мясом и зеленью.

— Можно я этим займусь? Арт-макетом. Просто мне вообще не нравится работа нашего артера. И я хотела бы попробовать сама подобрать изображения.

— Если хочешь, то можно, конечно. Почему, кстати, ты вообще выбрала именно эту работу?

Я пожимаю плечами.

— Мне всегда нравились машины. И я решила попробовать. В итоге отослала статью. Им понравилось, и меня взяли.

— А что ещё тебе нравится, хабиби?

— Зачем ты спрашиваешь? Это как-то поможет в реализации твоего плана по моему порабощению? — погружаю кусочек лепешки в рот и облизываю пальцы, тут же ловлю янтарный взгляд Севера, направленный прямо на мои губы.

— Конечно, — кивает он. — Тут помочь может самая неожиданная информация.

— Тогда я не буду предоставлять тебе больше никакую информацию. И вообще это несерьёзно.

— Очень даже серьёзно. Не делай вид, хабиби, что не слышала мои слова в больнице, которые я сказал твоему отцу.

Его голос сейчас звучит сипло. Отчего мурашки бегут по рукам.

— Это всё неправда. Я не верю.

— Не веришь?

Я качаю головой.

— Любящие не причиняют боль.

— Причиняют, когда ещё не знают, что они любят.

— Всё! Я наелась. Спасибо, Север! Было очень вкусно! — вскакиваю из-за стола, так как разговор, точнее его направленность, начинает меня напрягать.

— Ты толком не поела.

— Нормально я поела, — несу свою тарелку к посудомоечной машине.

В этот момент Ренат протягивает руку и обхватывает меня за бёдра.

— Не надо... — выдыхаю, упершись руками в его плечи.

— Хабиби, посмотри на меня. То, что я сказал, это правда.

— Нет. Нет, не правда, — судорожно качаю головой.

— Я влюбился в тебя, Рин.

— Нет, не влюбился.

— В твою силу и смелость. В твоё самоуважение и достоинство.

— Нет... Нет... Отпусти меня!

Его руки смягчаются и ползут чуть выше, на талию, где сжимаются прямо под рёбрами.

— Я не держу тебя. Просто хочу, чтобы ты знала.

— Никто из вас меня не любит. Ни родители, ни ты. Вы только себя любите. Вы всё делали только ради себя. Из-за вашего эгоизма пострадала я. Другие люди... Но я, Север, не была виновата в том, что сделал мой отец. А боль ты причинил в первую очередь мне.

— Мне жаль, что я так сделал, хабиби. Я бы хотел повернуть время вспять, но оно не возвращается.

Почему-то сейчас, когда мы находимся посреди полутёмной кухни, горят только пару бра на стенах, его руки мягко сжимают мою талию, а я смотрю в его янтарные глаза, меня окончательно развозит и срывает.

Слёзы, которые до этого я изо всех сил старалась не показывать ему, струйками начинают течь по щекам и касаются губ. Я чувствую их солёный вкус на языке.

Ренат поднимает руку и вытирает одну большим пальцем.

— Хабиби...

— Это не из-за тебя, это голова у меня заболела. Я из-за тебя никогда не буду плакать, Север. Никогда.

Резко разворачиваюсь, сбросив его ладонь, и хочу убежать в свою комнату, но Ренат хватает меня за запястье прямо как в моём сне и снова разворачивает на себя. Обхватывает второй рукой затылок и целует — тоже как во сне. И будто барханы песков поднимаются вокруг нас, когда его горячие губы сминают мои, когда язык скользит вглубь, касаясь моих зубов.

— Я и не хочу, чтобы ты плакала из-за меня, хабиби, — он упирается лбом в мой лоб, снова целует.

Слёзы, текущие из глаз, смешиваются между нашими языками. Время застывает — его засасывает зыбучими песками эмоций, которых становится слишком много, чтобы их контролировать.

Марианна

Солнце печёт веки. Я провожу рукой по глазам, пытаясь отмахнуться. Затем снова провожу, и тут понимаю, что солнечные лучи невозможно убрать с лица. Медленно открываю глаза, и понимаю, что сквозь открытое окно зимнее солнце буквально жжёт мою кожу, словно через лупу.

Также неспешно поднимаюсь на постели. Судя по всему уже далеко не раннее утро. Я у себя в комнате. Сколько я спала?

Рука сама тянется к тумбе.

Уже полдень.

Севера, разумеется, нет. Он наверняка давно уехал на работу.

Я вновь откидываюсь на подушку, вспоминая вчерашний поцелуй на ночь.

Кажется, он длился целую вечность. Во всяком случае, мне так показалось. Губы до сих пор горят, а глаза словно припухли от слёз.

"Я и не хочу, чтобы ты плакала из-за меня, хабиби..."

Так почему же я тогда плачу?

Наверное, наша встреча в тот день была самой настоящей судьбой, иначе я бы уже отпустила его внутри себя. Я бы смогла двигаться дальше, не думая о нем. Меня не волновало бы, выкупил ли он компанию, вернулся или остался в России. Мне было бы наплевать. Но если ком встаёт в горле, а в груди горит, стоит только о нем подумать...

Телефон в руке начинает вибрировать. Приходит сообщение от Рената.

"Я перенёс приезд медсестры с утра на обед, чтобы ты могла выспаться".

Следом летит сообщение от Стефы.

"Это правда, что ты живёшь у Севера? Загляну к тебе в гости?"

Мне не помешает немного отвлечься, иначе я себя так точно изведу мыслями...

Сначала пишу подруге, что буду её ждать. Мы договариваемся на два часа дня. Как раз успею накидать артов к статье, и медсестра с уколами управится.

Затем отвечаю Северу.

"Спасибо".

Дебильно, да?

Я тяжело вздыхаю, хотя это даже больше похоже на скулеж.

Просто он сейчас делает всё, чтобы мне угодить, а я, получается, какая-то сука, которая не может даже нормально отблагодарить.

Но любое сближение между мной и ним пугает.

Поднявшись с постели, натягиваю свитер с оленем, который купила в секонд-хэнде, и джинсы на высокой талии. Делаю пучок на голове, умываюсь, и как раз к этому моменту приезжает медсестра.

Все процедуры занимают не больше сорока минут. Позавтракать я решаю прямо за работой. Арты мне нравится подбирать не меньше, чем писать статью. Думаю, будет здорово, если мне полностью дадут колонку вместе с арт-оформлением.

Ляпаю в редакторе текст на картинки, как примерно вижу макет, после чего кидаю Северу.

"Вот бы ему было так же больно, когда я буду уходить..."

Собственные мысли воспоминаниями давят на виски. Не уверена, что хочу кому-то причинять боль...

Если бы я могла, то чем я в таком случае отличаюсь от отца, от матери, от Севера...

Это ведь вообще не про меня. Я не умею быть жестокой.

— Тук-тук, меня охрана пропустила, ты тут, Рин?

Голос Стефании разносится по дому. Я выбегаю из комнаты навстречу подруге и тут же крепко её обнимаю.

— Рада, что ты приехала! Проходи скорее, я поставлю чайник.

— На улице сегодня просто чудесно. Солнышко изумительное, но я, честно говоря, уже хочу назад в Марокко, к океану, — улыбается Стефа, стянув с себя шубу. — Как твоё здоровье? Поправляешься?

— Да, неплохо себя чувствую. Голова уже не болит.

Мы с подругой проходим на кухню. Я ставлю чайник и достаю снеки из шкафа.

— Вот здорово. А ещё здорово, что ты решила переехать к Ренату, — хихикает Стефания.

— Это временно. Просто чтобы в больнице не оставаться.

— Нет ничего более постоянного, чем временное.

— Перестань!

— А что? Я серьёзно! Он же с ума по тебе сходит, Рин...

— Моих родителей ты так не защищаешь, хотя они тоже пытаются со мной помириться.

— Я вообще считаю, что тебе стоит научиться прощать людей. И родителей, и Рената. Все облажались, и все из кожи вон лезут, чтобы вернуть тебя в свою жизнь.

— Как ты себе представляешь, что я выберу кого-то из них? Всех выбрать не получится.

— Почему это? — Стефа хватает печеньку и суёт в рот. — Им не обязательно друг с другом общаться. Главное, что ты будешь общаться с каждым из них. Прости их, Рин. Однажды, ты поймёшь, что это здорово, что они все же есть в твоей жизни.

Закусив губу, я перевожу взгляд на бурлящую в чайнике воду. Примерно такое же бурление у меня в сердце. И как его остановить — не ясно.

— У твоего отца скоро день рождения. Мой папа приглашён. Нас с Игнатом, конечно, не позвали. Ты пойдёшь?

Разумеется, мама звонила мне, чтобы напомнить... Будто я могу забыть.

— Пока не уверена, — пожимаю плечами. — Понимаешь, я не могу смириться с тем, что они сделали... Не могу и всё...

— Мне жаль, что так вышло. Но нужно двигаться дальше. В конце концов, они твои родители.

— Кто сказал, что этого достаточно?

— Ты слишком категорична.

— Вот и не правда.

— Правда... И ещё, знаешь, что Ренат сказал Игнату?

Я тут же подбираюсь, так как общение Севера с другом наверняка более откровенное местами, чем со мной.

— И что же он сказал?

— Что хотел, чтобы во время удара ты потеряла память и забыла про то, что знаешь про родителей. Забыла его. Чтобы тебе не было больно. И чтобы он мог начать всё сначала. И что если бы у него была такая возможность, он бы не стал даже рассказывать тебе про шрамы и про то, что сделал твой отец с его папой. Чтобы ты могла любить родителей как и прежде.

— Этого не может быть. Он не мог такого сказать... — выдыхаю еле слышно, в упор глядя на подругу, которая выглядит максимально серьёзной.

— Это правда. Я слышала каждое слово. И только от тебя зависит, сможешь ли ты дать шанс кому-то из них. Хотя бы попробовать...