Отравленные корни (СИ)

P.S.:

В комнате горели свечи. Они стояли всюду. В причудливых подсвечниках, покрытых оплавленным воском, на подоконнике темного окна, не пропускающего свет, на огромном столе в перемешку с маленькими фигурками, застывшими в нелепых позах… Пламя горело ровно, отбрасывая на голые стены огромные, гротескные тени, живущие собственной жизнью.

Одна из фигурок шевельнулась. Двинулась вперед и внезапно вспыхнула ослепительным белым светом, навсегда изменяя окрас. Откликаясь на это, пламя свечей дрогнуло, моргнуло, на мгновение погружая комнату во тьму, и снова стало гореть ровно.

— Наконец-то, — на плечо легла узкая ладонь, и в темном стекле, как в зеркале, отразилась старая как мир картина: ослепительная красавица и мерзкое чудовище, застывшее в старом, убогом кресле.

— Не торопись, звезда моя, закончено только первое действие. Пьесса еще продолжается, — ее кожа ощущалась как прохладный шелк. Нежная, тонкая, гладкая…

— Целитель встретился с князем, — она взглядом указала на две фигурки у дальнего края стола. Белая и черная. Круглолицый и круглобокий старик, напоминающий древнее божество, и уродливый гриф, вытянутый в высоту.

— Хорошо… Они начали говорить друг с другом. Уже хорошо… — голос просачивался сквозь еле ворочащиеся губы, наполняя помещение едва слышным шелестом, так контрастирующим со звонким голосом ведьмы.

— Вместе они могут догадаться, что происходит.

— Они слишком погрязли в собственной борьбе, чтобы оглянуться по сторонам… Прежде, чем поймут, пьеса достигнет своего апогея.

— Нас интересует финал, — задумчиво возразила она, присаживаясь на подлокотник кресла и проводя пальцами по щеке. По той стороне лица, которая не ощущала прикосновений. По той, что была покрыта уродливыми шрамами. Она всегда так делала, показывая, что не испытывает брезгливости или отвращения.

— Потом уже никто не сможет ни на что повлиять. Ни ты, ни я… Никто.

— И мы позволим им решать самостоятельно? — ей не нравился подобный итог. И разговор повторялся снова и снова.

— Ты помнишь из-за чего началась война?

— Все знают, из-за чего… Проивостояние Света и Тьмы. Мир разделился на два абсолюта.

— Нет… Я говорю не об этом… — Хватило одного движения, чтобы темное стекло стало прозрачным. — Меня не интересует история. Только истина. Смотри. — На прозрачном стекле, как на современном экране отразилась картинка бушующего океана. Огромные волны бились о берег, на котором сидел ребенок. Мальчик, перебирающий камушки. — Все началось намного раньше… Намного. Еще до того, как кто-то первым принял Абсолют. Впустил его в себя и в этот мир. Намного раньше… Посмотри. — Картина изменилась. Теперь на берег накатывали мирные волны прибоя, и уже другой мальчик строил на песке причудливый замок. — Два мальчика играют на берегу океана. Один из них бросает камни в воду, и рыба всплывает животом кверху… Второй строит замок и натыкается на умирающую птицу, а через миг та взлетает к небу… Два ребенка изменили этот мир навсегда. Один, несправедливо отравленный ненавистью, второй, выросший в любви и обмане… Двое великих, которые еще не знают о своей судьбе, а всего лишь играют на берегу. Они играют, а мир уже застыл в ожидании войны… Он содрогнулся еще в тот миг, когда первый из них открыл глаза, но когда родился второй… Все изменилось. Необратимо. Их никто не заставлял бороться друг с другом. Они сами выбрали свою судьбу, ставшую судьбой целого мира. Война родилась в свободе. И мир должен родиться также.

Она тяжело вздохнула и прильнула теснее к плечу.

— Я понимаю… Но ждать невыносимо.

— Мы ждали долго, звезда моя… Осталось еще немного. Совсем немного… — Глаза закрылись от усталости. — Двое. Их должно быть двое. Всегда было двое. И всегда будет…

Ответом стала только тишина. Ведьма ушла бесшумно, как и всегда. На прощание оставив тень поцелуя на его губах…