Отсрочка от казни

7

Я заметил – она стала подчиняться Владу и уже не вела себя столь подчеркнуто вызывающе. Атмосферу, в которой Мила чувствовала себя вполне самостоятельно, развеял запах крови.

– Для начала я попрошу вас пройти в наше купе, – сказал Влад Миле.

Она, бледная, безликая в своих крупных темных очках, молча повиновалась и пошла по коридору вперед. Я раскрыл перед ней дверь купе. Мила вошла и села на диван.

– Позови Йохимбе и этих двух мумиезок! – сказал мне Влад.

Он старался не смотреть в глаза Миле, хотя она, прислонившись спиной к перегородке и скрестив руки, не сводила с него глаз.

– Один московский маньяк-педофил, – медленно произнесла она, – прежде чем зайти в лифт с девочкой и изнасиловать ее, несколько минут нравоучительным тоном объяснял, как опасно заходить в лифт с незнакомым мужчиной.

– Вы это к чему сказали? – раздраженно спросил Влад.

– Да так, вспомнила… Вот вы нам объявили о том, что в нашем вагоне едет маньяк, и тотчас взяли на себя роль Шерлока Холмса. А вашему немногословному и воспитанному другу, как я поняла, досталась роль доктора Ватсона. В связи с этим я хотела бы уточнить, а какую роль вы отводите мне?

Влад махнул на меня рукой, поторапливая, и я вышел из купе, не узнав, что он ответил Миле. За дверью Джонсона по-прежнему происходила какая-то возня. Я постучал, но негр опять не торопился отпереть замок, и я прождал еще минуту. Честно говоря, на его месте я послал бы всех через закрытую дверь к чертовой матери. Видимо, Джонсон открыл мне в надежде, что я приму участие в бино-мино.

– А-а! Друг! – раздался азартный голос, затем темнота материализовалась, и я увидел красные десна, из которых торчал частокол белых зубов. – Ты к нам зайдешь?

– Человека убили, – сказал я каким-то будничным голосом, отчего это страшное событие мне самому показалось пустячным.

– О-о?! – вопросительно протянул негр, вытянув вперед толстые губы и слегка склонив голову набок. До него не сразу дошел смысл моих слов. – Какого человека?

– У наших попутчиков то понос, то золотуха, – раздался из-за спины Джонсона голос Леси. Накинув халат на разгоряченное тело, морщась от яркого света в коридоре, она вышла ко мне, глянула мне в лицо, словно хотела сказать: "Кайфоломов, пошел бы ты вон!" и, вялыми ватными шагами направилась в умывальник со сломанной дверью. Любовная истома еще обволакивала ее тело; Леся находилась во власти темперамента негра, и зрелище, которое ей предстояло увидеть, было невероятно жестоким после вожделенного купе. Я мог бы ее остановить и предупредить, что за сломанной дверью лежит труп проводницы, но я не стал этого делать – не было другого способа быстро привести девушку в чувство.

Шаркая тапочками, Леся приблизилась к двери умывальника, недоуменно посмотрела на вырванные с шурупами петли, на выгнутый косяк, отступила на шаг, словно не верила своим глазам.

– Это еще что такое? – пробормотала она и осторожно потянула ручку на себя, придерживая дверь за край, чтобы та не упала ей на голову.

В отличие от Леси, я смотрел на труп всего мгновение. Она же не отрывала глаз от проводницы почти минуту, словно не могла понять, что это за предмет лежит на полу умывальника. Наконец, резко отшатнулась от двери, толкнув ее на прежнее место, и странно, по-бабьи заголосила:

– Ой-ой-ой-ой!

Вот тебе и золотуха, с некоторым злорадством подумал я, глядя на то, как Леся плетется по коридору, зачем-то туго стягивая на горле ворот халата.

– Я боюсь, – прошептала она, близко подойдя ко мне, глядя на меня затравленно и с недоверием.

Я молча кивнул головой, мол, в наших обстоятельствах это нормально и, взяв ее под локоть, провел в купе к Владу и Миле. Регина, утомившись с Джонсоном, спала очень крепко, и мне пришлось стучаться в ее дверь до боли в кулаках. Эту девушку, как мне казалось, более нежную и ранимую, чем Леся, я не стал отводить в умывальник, ставшим мертвецкой. Я вообще ничего не сказал ей, когда она открыла дверь, с трудом глядя на меня через подпухшие от тяжких сновидений веки, молча обнял ее за худые плечи и вывел в коридор.

Когда мы с Региной, все еще пребывающей в полусне, появились в дверях, Влад, Леся и Мила одновременно повернули головы, глядя на нас впитывающими взглядами. Мне показалось, что за те несколько минут, пока я стучался к Регине, эта троица успела переругаться и, сидя в тесном купе, мучалась от того, что некуда было смотреть, кроме как друг на друга.

– Йохимбе где? – раздраженно спросил меня Влад.

Мне не понравился его тон. Мила была права: Влад вел себя так, словно его кто-то наделил правом командовать.

– Сходи за ним сам, – ответил я. – А я еще раз пройду по вагону.

Я дал понять Владу, что не позволю ему понукать мной, но такой расклад не понравился Миле.

– А почему вы собрались идти по вагону один? – спросила она меня. – Я бы тоже хотела убедиться, что в нем нет посторонних.

Я пожал плечами и вышел. Джонсон уже двигался по коридору, заполняя собой все пространство, как поршень в насосе, и застегивал на ходу оранжевую рубашку.

– Здравствуй, друг! – счастливо кивнул он мне.

Я сделал неопределенный жест и следом за Милой пошел в торцевой тамбур. Чем-то я понравился Джонсону, озабоченно думал я, невольно краснея и чувствуя, что появилась еще одна причина быть настороже.

У двери в тамбур Мила остановилась и пропустила меня вперед. Я усмехнулся – дама слишком явно демонстрировала мне свое недоверие.

– Напрасно вы веселитесь, – сказала она.

Тамбур был по-прежнему пуст, а все его двери – заперты. Мила повернулась и пошла обратно, попутно заглядывая во все купе. В нерабочий тамбур она зашла первой, подергала ручки дверей, посмотрела на пол, на перегородки.

– Одно из двух, – сказала она, не поднимая лица, и мне показалось, что она избегает смотреть мне в глаза. – Либо убийца сбежал в другие вагоны, заперев за собой двери, либо… Либо не сбежал… Не стойте, как истукан! Идите к своему другу! Он, наверное, уже негра и девушек допросил.

– Мне показалось, что вы меня боитесь, – сказал я, опираясь плечом о дверь, ведущую в отсек с умывальником.

– Вам хотелось бы, чтобы я вас боялась, – поправила Мила. – Не думайте, что я не сумею защитить себя.

Я покосился на сумочку, которую она прижимала к груди. Мила проследила за моим взглядом, и ее пальцы медленно легли на золотистые шарики защелки.

– Если вы намерены использовать газовый пистолет, – на всякий случай предупредил я, – то имейте ввиду, что в замкнутом пространстве вы тоже подвергаете себя риску. Это во-первых. А во-вторых, вы не должны меня бояться.

– Это почему же? – криво улыбнулась Мила. – У вас что, на лице написано, что вы порядочный гражданин?

– Я постараюсь убедить вас в этом, – ответил я. – Но от вас мне тоже нужны объяснения…

– Никаких объяснений! – категорически отказала Мила и повела рукой. – Я вам не доверяю, и не пытайтесь меня в чем-либо убеждать. Пропустите меня!

– Вы ведете себя неразумно, – предостерег я и отошел в сторону. – Идите. Но до прихода милиции мы с другом постараемся ограничить вашу свободу.

Я сделал слишком смелое заявление, и очень скоро в этом убедился. Мила поравнялась со мной и подняла скрытые за очками глаза.

– Очень не хотелось бы, чтобы у вас были неприятности.

Она вышла в коридор, прошла мимо купе, в котором проводил собрание Влад, причем походя бросила на моего друга презрительный взгляд и, зайдя к себе, задвинула дверь и заперла замок. Я даже не попытался ее догнать.

– Почему ты позволил ей уйти?! – начальственным тоном спросил Влад, когда я сел на диван рядом с Лесей и Региной.

Мой друг начал меня раздражать. Не представляю, как его до сих пор терпели девушки. Джонсон крутил курчавой головой, вращал белками глаз и, напрягая черный лоб, с подобострастием смотрел в рот Владу, высказывая страстное желание подчиняться.

– Мила вовсе не обязана здесь сидеть, – высказал я провокационную фразу и, рискуя перечеркнуть все усилия Влада, добавил: – И вообще я не вижу смысла в этом допросе. Придет милиция и во всем разберется.

Влад открыл по мне пулеметный огонь глазами. Негр очень внимательно слушал меня, одобряюще кивал головой, а когда я замолчал, он перевел взгляд на Влада, готовясь губкой впитывать в себя его ответ. Его шикарные глаза, морщинки на лбу и своеобразный наклон головы напоминали агитационный плакат эпохи развитого социализма: "Гражданин свободной Африки изучает наследие марксизма-ленинизма". Леся повернула голову и что-то тихо шепнула подруге; шепот, влившись в ухо, разлился на губах Регины сдержаной улыбкой.

– Замечательно! – оценил мою инициативу Влад. – Давайте разбредемся по своим купе, а когда придет милиция, то найдем еще пару трупов!

Джонсон опять кивал, соглашаясь уже со словами Влада. Мне в душу закралось подозрение, что он вообще не рубит по-русски, кроме фраз "Здравствуй, друг!" и "Будем делать бино-мино!".

– Влад прав, – сказала Леся, любуясь своими ногтями, растопырив пальцы на своей голой коленке. – Мне было бы спокойнее находиться рядом с ним.

– Да, да! – подтвердил Джонсон и перевел жадный взгляд на Влада.

– А как мы все разместимся здесь? – то ли задала вопрос, то ли намекнула Регина. – Если по двое на полке, то один получается лишний.

– Я вообще не буду спать, – объявил Влад.

Это решение очень обрадовало Джонсона. Он радостно улыбнулся и сказал:

– А я буду спать в своем купе.

И стал светить белками глаз то на Регину, то на Лесю. Леся делала вид, что не замечает этого аппетитного взгляда, а Регина стала неудержимо зевать.

– Можно я уже сейчас прилягу? – спросила она у всех.

– Стоп! – взмахнул рукой Влад. – Ерунда какая-то получается. Никто никуда не пойдет. Никому не спать! Все будем сидеть в этом купе и дожидаться ближайшей станции. Кто-нибудь нас да откроет.

Я незаметно наступил Владу на ногу, но он был слишком озабочен серьезными проблемами, и не придал этому жесту значения. Тогда я плюнул на конспирацию, взял его за руку и сказал:

– Выйди, пожалуйста, мне надо с тобой поговорить!

В коридоре, закрыв за собой дверь, я схватил его за ворот майки.

– Ты что ж это заставляешь меня полночи сидеть рядом с негром?! На кой черт он мне нужен?

– Не нравится мне этот Йохимбе, понял?! – зашипел Влад, отрывая мою руку от своей майки. – Следить за ним надо и девчонок к нему не подпускать! Они от усталости уже окосели и не соображают, что делают. Посиди с ними пятнадцать минут, потом будет Гаремджа, пассажиры на платформе поднимут шум, вмешаются бригадир, милиция, нас откроют.

– А ты что сейчас будешь делать?

– Я буду караулить Милу.

Изнутри кто-то попытался приоткрыть дверь, но Влад схватился за ручку и навалился на нее своим весом.

– Милку и Йохимбе надо пасти, понял? – громко зашептал он. – Упустим их – сами загремим под следствие. И плакали мои цистерны.

– А сидеть рядом с ними зачем? – спросил я без всякого энтузиазма. – Пусть разойдутся по своим купе, а мы с тобой здесь подремлем.

– А вдруг Йохимбе выбьет окно и выпрыгнет наружу?

– В таком случае и Милка может выпрыгнуть.

– Да, может, – согласился Влад и поджал толстые губы. – Но ты же, шляпа, упустил ее!

В дверь стали колотить.

– Подождите! – в один голос крикнули мы с Владом.

– Так что решили? – неожиданно отдал мне инициативу Влад. – Что ты предлагаешь?

– Пусть негр сидит с девчонками, а мы с тобой поскучаем здесь. До Гаремджи никого не выпустим.

– Пусть будет так, – согласился Влад. – Главное, старичок, не застрять нам надолго в Гаремдже из-за этой гнусной истории. Если я не встречу цистерны в Чарджоу – будет беда.

– А ты не заводись и не груби ментам, – воспользовался я случаем дать совет. – Смотри на них преданными глазами, как Джонсон, и никто тебя ни в чем не заподозрит.

– Тут ты прав, тут ты прав, – задумчиво произнес Влад. – Йохимбе заподозрят в последнюю очередь. А я поспорить готов, что это он сначала ударил меня, а потом грохнул проводницу.

– Зачем?

– Она не пропустила в наш вагон его бабу.

– Слабоватый аргумент. Из-за такой ерунды убивать человека!

– Все равно мне он не нравится.

– А мне здесь никто не нравится, – признался я. – И Милка эта темнит насчет минеральной воды, из-за которой она заходила в купе проводницы, и у Леси кроме мумие еще какие-то свои интересы в этом вагоне есть.

Поезд притормаживал. Вагон стучал колесами на стыках и стрелках. Мы с Владом примкнули к окнам. Мимо нас, распарывая черное полотно ночи, кометами проносились одинокие фонари. Квадратные пятна света от вагонных окон неотрывно скользили за нами, выхватывали из темноты фрагменты насыпи с пучками выгоревшей колючки, белыми столбиками, отсчитывающими стометровые отрезки.

Засвистели тормозные колодки. Состав стал резко сбавлять скорость. Влад глянул на часы.

– Прибыли на десять минут раньше.

– Может быть, еще и не прибыли, – ответил я. – Ни станции, ни платформ, ни людей. Темно, как у Джонсона…

Похоже, наш состав загоняли на какой-то запасной путь, и казалось, что машинист, словно в автомобильной пробке, сам отыскивает свободную колею среди мрачных товарняков. Мы втискивались в какую-то забытую Богом и диспетчерами щель и очень медленно ползли мимо черных со смоляными боками цистернами.

Влад вдруг отпрянул от окна, удивленно-радостно взглянул на меня и воскликнул:

– А они уже здесь!

– Кто? – не понял я.

– Мои цистерны! Вот они, голубушки! Я их по номерам узнал!

Наш вагон напоследок тряхнуло, и он остановился. В лампах дневного света упало напряжение, и в коридоре стало полусумрачно, а оттого очень неуютно.

Окно запотело от моего дыхания, но все равно смотреть было не на что. Не знаю, где, в какой пустыне, в каком тупике остановился наш поезд. Ни ярких фонарей, ни платформы, ни дорожных киосков, торгующих холодным пивом и засохшими цыплятами, ни пассажиров и милиции под нами не было. Казалось, что вместе с черными цистернами Влада мы зависли в космосе.