XXXII

Час спустя я и со мной отряд из восьми человек галопом вошли в усадьбу. Двор был пуст, дом тих, только в гостиной светили свечи. На топот и ржание выбежал из дома слуга.

— Эй, братец, где Томаша найти? — спросил я.

— Во флигеле, во флигеле он, — отвечал слуга и добавил странно: — Там и все.

Мы спешились и пошли к флигелю, где жил Томаш. Здесь, у входа, стояли десятка полтора людей, в лунном свете трудно различимых.

— А-а, господин Степанов, — послышался голос Лужина, и он пошел навстречу. — Хорошо, что вы приехали, а то я как раз собирался вашему командиру сообщить.

— Что сообщить? — спросил я.

— О мятежнике беглом, — ответил исправник. — Ведь совсем разбушевался. Днем вашего человека вывел из строя, вечером убил слугу господина Володковича…

Перед глазами моими все исчезло, лишь черное пятно шевелилось впереди. Я пришел в себя от прикосновения руки Лужина. Он держал меня за локоть и удивленно говорил: "Что с вами, господин штабс-капитан?"

— Сволочи! — выдохнул я. — Людоеды!

— Да, головорезы, — сказал Лужин. — Отпетые. Невинного человека. В уме не укладывается. Возвращался домой — жена ждет, семья, а его на дороге двумя выстрелами… Версты не доехал до дома… Полчаса назад мужики привезли… Лежал на обочине, истек кровью.

Вдруг возле нас оказался Володкович, и он говорил:

— Вот, господин штабс-капитан, новая беда на наш дом. Бедный Томаш! Бедные дети, трое детей осиротели…

— Ваш долг позаботиться, — сказал исправник. — Зная вашу доброту, я уверен…

— Разумеется, — ответил Володкович. — Их судьбу мы устроим.

Я повернулся и пошел прочь.

Загрузка...