II

— Я предостерегал тебя, — сказал Дэн, — отец не любит этого… Ну!.. Чего тут горевать!

Плечи Гарвея вздрагивали от судорожных рыданий.

— Я понимаю твоё чувство! Не будь же таким плаксой!

— Этот человек помешанный или пьяный… Я не умею ничего делать! — жалобно простонал Гарвей.

— Не вздумай сказать это отцу! — прошептал Дэн. — Он теперь выпивши и сказал мне, что ты безумный! Ну, зачем ты назвал его вором? Ведь он мой отец!

Гарвей сел, вытер глаза и рассказал Дэну всю историю пропавших денег.

— Я вовсе не безумный, — продолжал он, — но твой отец никогда не видел у себя в руках более пяти долларов, а мой отец может купить вашу шхуну и нисколько не обеднеет!

— Ты не имеешь понятия о ценности шхуны «Мы здесь». Твой отец должен иметь для этого кучу денег. Как он достал бы столько?

— У отца деньги в золотых рудниках и других предприятиях.

— Да, я читал об этом. На западе, да? Отец твой ездит с пистолетом на быстром пони? Я слышал, что шпоры и узда у них из чистого серебра!

— Какие глупости! — возразил Гарвей, невольно улыбаясь. — Отцу вовсе не нужны пони. Когда ему нужно выехать, он велит подать экипаж!

— Как? Какой экипаж?

— Свой собственный, конечно. Разве ты никогда в жизни не видел собственных экипажей?

— У Бимана есть такой, — ответил Дэн осторожно, — я видел в Бостоне этот экипаж, управляемый тремя неграми. Но Биман владеет всеми железными дорогами на острове. Он — миллионер!

— Ну, а мой отец — дважды миллионер, у него два собственных автомобиля: один называется «Гарвей», как я, другой носит имя моей матери — «Констанция»!

— Отец не позволяет мне клясться, но мне хочется, чтобы ты поклялся, что говоришь правду. Скажи: «Пусть я умру, если солгу!»

— Пусть я умру, если каждое моё слово — не чистая правда!

— Сто тридцать четыре доллара! Я слышал, как ты говорил отцу!

Дэн был хитрый юноша и скоро убедился, что Гарвей не лжёт.

— Я верю тебе, Гарвей, — произнёс он с улыбкой восхищения на своём широком лице, — отец ошибся в тебе. Только он не любит ошибаться!

Дэн лёг и начал похлопывать себя по бёдрам.

— Я не желаю, чтобы меня ещё раз поколотили! Я все-таки взял верх над ним!

— Сроду не слышал, чтобы кто-нибудь взял верх над моим отцом. Он все же поколотил тебя!.. Золотые рудники, два своих экипажа, двести долларов карманных денег в месяц! Очень нужно работать за десять с половиной долларов в месяц!

Дэн разразился тихим смехом.

— Значит, я был прав? — спросил Гарвей.

— Совсем нет! Отец — справедливый и честный человек. Это знают все рыбаки!

— А это тоже справедливо? — Гарвей указал на свой разбитый нос.

— Это пустяки и полезно для твоего здоровья. Я не хочу иметь дела с человеком, который считает меня или отца вором. Мы — рыбаки, работаем вместе уже шесть лет. Когда я сушил твоё платье, я не знал, что там в карманах. И я и отец — мы ровно ничего не знаем о твоих деньгах. Слышишь?!

Кровотечение из носу освежило голову Гарвея.

— Это правда, — сказал он со смущённым видом, — мне кажется, что, как спасённый от смерти, я оказался не очень благодарным, Дэн!

— Да, ты глупо вёл себя и обидел нас!

— А где твой отец теперь?

— В каюте. Что тебе надо от него?

— Увидишь! — произнёс Гарвей и пошёл, шатаясь, по лестнице в каюту.

В выкрашенной жёлтой краской каюте Троп сидел с записной книжкой, держа в руке огромный чёрный карандаш.

— Я был несправедлив, — сказал Гарвей.

— Что такое случилось? — спросил моряк. — Вы поссорились с Дэном?

— Нет, я говорю…

— Я слушаю!

— Я беру свои слова назад. Если человека спасли от смерти…

Гарвей запнулся.

— Ну!

— Он не должен быть неблагодарным и оскорблять людей!

— Что верно, то верно! — согласился Троп с сухой усмешкой.

— Я пришёл сказать, что очень сожалею!..

Снова пауза.

Троп поднялся с места, и его огромная рука легла на плечо Гарвея.

— Я не доверял тебе, а теперь вижу, что ошибся в своём мнении! — произнёс он.

Заслышав лёгкий смех на деке, он добавил:

— Я редко ошибаюсь в своих суждениях. Мы немножко не поладили с тобою, мой юный друг, но я не думал о тебе ничего худого. Иди займись теперь делом!

— Ты хорошо поступил, — сказал Дэн, когда Гарвей вернулся на дек…

— Я не чувствую этого! — ответил тот, покраснев до корней волос.

— Но я рад, что все кончилось хорошо. Раз отец принял решение, он никогда не изменит его. Он прав, что не хотел везти тебя домой. Мы должны ловить рыбу и зарабатывать деньги. Люди наши скоро вернутся, поймав кита!

— Зачем вернутся? — спросил Гарвей.

— Ужинать, конечно. Разве твой желудок молчит? Тебе надо многому научиться здесь!

— Да! — ответил Гарвей, окинув взором блоки и снасти наверху.

— Подожди, — произнёс Дэн, — когда мы кончим ловлю, а пока у нас много работы!

Он указал на люк между двумя мачтами.

— Что там такое? — спросил Гарвей. — Там пусто.

— Да, и мы должны наполнить эту пустоту рыбой.

— Живой? — спросил Гарвей.

— Нет. Сначала рыба уснёт, потом её посолят.

— Где же рыба?

— В море, в лодках у рыбаков, — ответил Дэн. — Мы с тобой, — продолжал он, указывая на нечто вроде деревянного загона, — должны грузить рыбу сюда. Все будет полно сегодня ночью. Теперь они скоро вернутся!

Дэн взглянул через низкие перила на море, где виднелось до полдюжины лодок.

— Я никогда не видел море так близко! — сказал Гарвей. — Прекрасный вид!

Склонявшееся к закату солнце окрашивало воду пурпуром, золотя набегавшие валы и оттеняя быстрину. На каждой лодке виднелись чёрные фигуры, маленькие издали, как куколки.

— Они хорошо работали, — сказал Дэн, прищурившись, — Мануэлю не хватит места для рыбы!

— Который из них Мануэль?

— Последняя лодка слева! Это он вытащил тебя из воды вчера ночью. Мануэль — португалец, это нетрудно угадать по его манере грести. Вот эти широкие плечи — это Долговязый Джэк, родом из южного Бостона. Все они молодцы. Вот этот — Том Плэт… Он мало говорит, но зато умеет петь и удачлив в рыбной ловле!

Звучное пение донеслось до их ушей из одной лодки.

— Да, это Том, — произнёс Дэн, — он расскажет тебе завтра об «Orio». Смотри, вон голубая лодка позади него. Это мой дядя — брат отца! Как плохо он гребёт! Я готов биться об заклад, что он опять сегодня обжёгся «клубникой»; ему ужасно не везёт!

— Чем обжёгся? — переспросил Гарвей.

— «Клубникой». Мы так называем особый вид водорослей. Теперь попробуем поработать. Правда ли, что ты говорил мне, что никогда ничего не делал? Тебе страшно начать?

— Я попытаюсь! — спокойно отвечал Гарвей и схватил верёвку и железный длинный крюк, пока Дэн притащил устройство, которое он называл «верхний лифт». В это время к ним подплыл Мануэль в своей лодке. Португалец улыбнулся Гарвею и начал бросать рыбу на дек.

— Двести тридцать одна штука! — воскликнул он.

— Дай ему багор! — сказал Дэн.

Мануэль схватил багор, зацепил им за корму и прыгнул на шхуну.

— Тащи! — скомандовал Дэн, и Гарвей тащил, удивляясь, что лодка так легка.

— Держи! — и Гарвей держал, потому что лодка находилась на весу, над его головой.

— Спускай! — кричал Дэн, и, когда Гарвей спустил, Дэн поднял лёгкую лодку одной рукой и поставил её позади грот-мачты.

— Легко! Эта лодка очень удобна для пассажиров!

— Ага! — подтвердил Мануэль. — Ну, как ты себя чувствуешь, милый? Вчера ночью мы поймали тебя вместо рыбы. Теперь ты сам ловишь рыбу. Каково!

— Я очень благодарен вам! — сказал Гарвей, снова роясь в своих карманах и вспомнив, что у него нет денег.

— Меня нечего благодарить! — возразил Мануэль. — Разве я мог допустить, чтобы ты утонул? Теперь ты — рыбак. Я сегодня не успел вычистить лодку. Слишком много дела. Дэн, дитя моё, вычисти за меня!

Гарвей двинулся вперёд. Он мог и хотел помочь человеку, который спас ему жизнь.

Дэн бросил ему швабру, и юноша принялся чистить лодку, счищать ил, тину; делал он это, правда, неловко, неумело, но с полным усердием.

Целый ливень блестящей рыбы полетел в загородку.

— Мануэль, держи лодку! Гарвей, почисть её!

— Эта лодка — словно утка на воде! — сказал Долговязый Джэк, высокий человек с седым щетинистым подбородком и длинными губами.

Троп в своей каюте что-то ворчал и громко сосал карандаш.

— Двести три штуки! Дай-ка взглянуть! — попросил человек, который был ростом ещё выше Долговязого Джэка. Лицо его было безобразно из-за огромного рубца, тянувшегося от левого глаза до правого угла рта.

Не зная, что делать дальше, Гарвей вымыл дно лодки, снял поперечины и положил их на дно.

— Он — молодец! — произнёс человек с рубцом, имя которого было Том Плэт, критически оглядывая Гарвея. — Есть два способа работать: один — это ловить рыбу, другой…

— То, что мы делали на старом «Orio»! — прервал его Дэн. — Не мешай мне, Том Плэт, дай мне накрыть на стол!

Он прислонил конец стола к перилам и ткнул его ногой.

— Дэн, ты ленив и способен спать целый день, — сказал Долговязый Джэк, — ты также достаточно дерзок; но я уверен, что ты исправишь в неделю этого молодца, если захочешь!

— Его имя — Гарвей! — сказал Дэн, размахивая двумя ножами очень странной формы. — Он стоит пятерых из южного Бостона!

Юноша положил ножи на стол, покачал головой и полюбовался на производимый ими эффект.

— Я думаю, тут сорок два! — произнёс где-то снаружи тонкий голос.

— Счастье изменило мне, — ответил другой голос, — у меня сорок пять штук!

Раздался смех.

— Сорок два или сорок пять! Я сбился со счета!

— Это Пенн и дядя Сальтерс считают улов! — сказал Дэн. — Это вся их дневная добыча? Надо взглянуть!

— Назад, назад! — прогудел Долговязый Джэк. — Сыро там сегодня, детки!

— Сорок два, ты сказал? — спросил дядя Сальтерс.

— Я пересчитаю! — ответил ему чей-то голос.

Обе лодки причалили к шхуне.

— Постой! — вскричал дядя Сальтерс, расплёскивая воду веслом. — Терпеть не могу таких людей, как ты! Ты только сбил меня со счёту!

— Мне очень жаль, мистер Сальтерс. Я пошёл в море, рассчитывая вылечить нервную диспепсию!

— Убирайся ты со своей нервной диспепсией! Провались ты совсем! — проворчал дядя Сальтерс, жирный, плотный маленький человек. — Сколько ты сказал, сорок два или сорок пять?

— Я забыл, мистер Сальтерс! Надо пересчитать!

— Конечно, сорок пять штук, — ворчал Сальтерс, — ты плохо считаешь, Пенн!

Диско Троп вышел из каюты.

— Сальтерс, — сказал он, — убери рыбу как следует! — Голос его звучал повелительно.

Пенн, стоя в лодке, продолжал считать улов.

— Это улов всей недели! — сказал он, жалобно посматривая кругом.

— Одна, две, четыре, девять! — считал Том Плэт. — Сорок семь всего!

— Подержи! — ворчал дядя Сальтерс. — Держи, я опять сбился со счета!

— Кто-нибудь из наших будет собирать «клубнику», — сказал Дэн, обращаясь к восходящему месяцу, — и наверное, найдёт много!

— А другие, — возразил дядя Сальтерс, — будут есть и лентяйничать.

— За стол! За стол! — кричал чей-то голос, которого Гарвей ещё не слышал.

Троп, Том Плэт, Джэк и Сальтерс пошли к столу.

Маленький Пенн наклонился над рулём. Мануэль лежал, вытянувшись, на деке, а Дэн вколачивал молотком гвозди в бочку.

— Скоро будем ужинать и мы, — сказал он, — Том Плэт и отец ужинают вместе с другими, это — первая смена! Ты, я, Мануэль и Пенн — юность и красота нашего общества. Это — вторая смена!

— Ну что же, — сказал Гарвей, — я очень голоден!

— Они скоро кончат. Хорошо пахнет? Отец держит хорошего повара. Сегодня славный улов! Какова была вода, Мануэль?

— Двадцать пять локтей! — ответил португалец.

Луна уже высоко поднялась на небе и отражалась в спокойных водах моря, когда старшие кончили ужин. Повару не пришлось звать «вторую смену».

Дэн и Мануэль уселись за стол в то время, когда Том Плэт, самый рассудительный из старших, усердно вытирал рот рукой. Гарвей последовал за Пенном и сел за стол перед кастрюлей с вареной треской, за которой следовали свинина со свежими овощами и горячим хлебом и крепкий чёрный кофе. Как они ни были голодны, но ждали, пока прочтут молитву. Затем они принялись за еду. Наконец Дэн тяжело вздохнул и спросил Гарвея, как он себя чувствует.

— Хорошо, но место в желудке ещё есть! — отвечал Гарвей.

Кок — огромный чёрный негр — почти не говорил, ограничиваясь улыбками и знаками.

— Смотри, Гарвей, — сказал Дэн, — молодые и красивые люди, ты, я и Мануэль, — мы — вторая смена и едим после первой. Они — старые рыбаки. Их желудки не любят ждать. Они едят первые. Не правда ли?

Кок кивнул головой.

— Разве он не говорит? — спросил Гарвей шёпотом.

— Немного. Его язык очень смешон. Он явился с Бретенского мыса, где говорят на каком-то наречии шотландского языка.

— Это не шотландский язык, а гэльский, — сказал Пенн. — Я читал в одной книге!

— Пенн много читает!

— Твой отец, Дэн, уже спросил, сколько они наловили рыбы? Они его не обманут?

— Нет. Какой смысл им лгать из-за какой-то трески?

Вторая смена кончила ужин. Тень от мачт и оснастки чёрным пятном ложилась на палубу.

Целая груда рыбы на корме светилась, словно серебро. Диско Троп и Том Плэт ходили взад и вперёд. Дэн передал Гарвею вилы и повёл его к грубому столу, по которому дядя Сальтерс нетерпеливо барабанил рукояткой ножа.

У его ноги стоял ушат с солёной водой.

— Помоги дяде Сальтерсу солить рыбу, да береги глаза, когда Сальтерс начнёт размахивать ножом, — сказал Дэн, качаясь на подпорке. — А я буду передавать соль вниз.

Пенн и Мануэль стояли на коленях, размахивая ножами. Долговязый Джэк, в рукавицах, разместился против дяди Сальтерса.

— Га! — вскричал Мануэль, взяв одну рыбу под жабры, и бросил её в загородку. Сверкнуло острие ножа, и рыба с распоротым брюхом упала к ногам Джэка.

Долговязый Джэк держал в руке черпак.

Вот печень упала в корзину. Ещё удар, и треска, обезглавленная, выпотрошенная, шлёпнулась в ушат, разбрызгивая солёную воду в лицо удивлённому Гарвею.

Все работали молча. Скоро ушат был полон рыбы.

— Натирай солью! — крикнул дядя Сальтерс, не поворачивая головы, и Гарвей начал натирать рыбу солью.

Мануэль ревностно работал, стоя неподвижно, как статуя, но его длинные руки непрестанно загребали рыбу.

Маленький Пенн также работал добросовестно, но видно было, что он неловок.

Иногда Мануэль находил возможность помочь Пенну, не пропуская в то же время и своей очереди. Раз Мануэль уколол палец о французский крючок и закричал от боли. Крючки эти делаются из мягкого металла, чтобы можно было вторично загнуть их после употребления, но треска часто срывается с этих крючков и уносит их с собою, пока не падёт вновь. Вот почему глостерские рыбаки не жалуют французов и их изобретений.

Звук втирания крупной соли напоминал шум точильного колёса; вместе с ним смешивался шорох режущих ножей, отделявших голову от туловища, шлёпанье падающих внутренностей и распластанной рыбы.

Поработав с час, Гарвей очень не прочь был отдохнуть. Свежая сырая рыба вовсе не так легка, как вы думаете. От постоянного сгибанья у Гарвея заныла поясница. Зато в первый раз в жизни у него было сознание, что он — полезный член трудящегося человечества. Эта мысль заставляла его гордиться, и он молча продолжал работать.

— Стой! — крикнул наконец дядя Сальтерс. Пенн выпрямился и взглянул из-за груды распластанной рыбы. Мануэль начал раскачиваться, чтобы размять уставшее тело. Долговязый Джэк облокотился. Как молчаливая чёрная тень, пришёл негр-кок, подобрал несколько рыбьих голов и хребтов и ушёл.

— Славное у нас будет блюдо на завтрак! — чмокнул губами Долговязый Джэк. — Отварная рыба с сухарями!

— Воды! — попросил Диско Троп.

— Вот там кадка стоит, а рядом ковш, Гарвей! — скомандовал Дэн.

Гарвей живо сбегал и вернулся с огромным ковшом мутной, застоявшейся воды, которая, однако, показалась слаще нектара и развязала язык Диско и Тому Плэту: они перекинулись замечаниями насчёт количества пойманной трески.

Но вот Мануэль снова подал сигнал приниматься за дело. На этот раз работали, пока не выпотрошили и не посолили всей остальной рыбы. Покончив с работой, Диско Троп и его брат отправились в каюту, ушли также и Мануэль с Долговязым Джэком, скоро исчез и Том Плэт. Несколько минут спустя Гарвей уже слышал громкий храп, доносившийся из каюты, и вопросительно поглядел на Дэна и Пенна.

— Кажется, Дэнни, я сегодня работал чуточку получше, — сказал Пенн, едва поднимая отяжелевшие веки. — Однако надо помочь тебе убрать все это!

— Уходи восвояси, Пенн, — отвечал Дэн. — Это вовсе не твоё дело. Тащи-ка сюда ведро, Гарвей. А ты, Пенн, помоги мне стащить вот это в кладовую, а потом и ступай себе спать!

Пенн поднял тяжёлую корзину с рыбьей печенью и переложил её содержимое в огромную бочку, после чего исчез и он.

— Мыть палубу — обязанность юнг; они же должны стоять на вахте в тихую погоду. Таковы правила на шхуне «Мы здесь»! — Дэн энергично принялся мыть пол, вычистил ножи и стал точить их, в то время как Гарвей, по его указанию, выбрасывал за борт оставшиеся рыбьи кости и отбросы.

При первом всплеске из спокойной, словно застывшей воды поднялось что-то серебристо-белое и послышался какой-то странный вздох. Гарвей отскочил и вскрикнул от испуга. Дэн засмеялся.

— Это касатка! — сказал он. — Бросай-ка теперь рыбьи головы. Они всегда так вздыхают, когда голодны. Разве ты никогда не видел раньше касаток? Ты увидишь их здесь сотнями. Я ужасно рад, что у нас на шхуне опять есть юнга. Отто — стар, да к тому же немец. Мы с ним постоянно ссорились. Да ты спишь?

— Едва на ногах стою! — кивнул Гарвей.

— На вахте спать нельзя. Пойди-ка посмотри, горит ли наш сигнальный огонь. Ты сегодня дежурный, Гарвей!

— Ну, зачем же? Никто не натолкнётся на нас. Светло как днём!

— Всякое случается. Бывает, что заснёшь вот так, в хорошую, ясную погоду, а какой-нибудь пароход наскочит и раскроит судно надвое. А потом будут уверять, что на шхуне огни не были зажжены и был непроглядный туман. Гарвей, я тебя полюбил, но, если ты будешь клевать носом, я тебя разбужу вот этим концом каната!

Сиявший в эту ночь на небе месяц был свидетелем странной картины: худенький, стройный юноша в красной куртке, спотыкаясь, ходил взад и вперёд по палубе семидесятитонной шхуны, а за ним, зевая и тоже спотыкаясь, следовал другой и размахивал в воздухе концом морского каната.

Руль тихо поскрипывал, паруса слегка трепались под дыханием слабого ветерка, брашпиль покрякивал, а странная процессия все двигалась. Гарвей жаловался, грозил, кричал, наконец, даже расплакался, а Дэн заплетающимся языком рассказывал ему о красотах ночи, продолжая стегать концом. Наконец пробило десять часов, и Пенн выполз на палубу. Он нашёл обоих мальчиков спящими рядом. Они спали так крепко, что ему пришлось тащить их до коек.

Загрузка...