Почти до часу ночи мы сидели вокруг кухонного стола, пили кофе, ели высококалорийные, как нам поведала Элси, пирожные и обсуждали мое поведение под гипнозом.
Без сомнения, Филу удалось блестяще выполнить задуманное. Я не просто висел в воздухе между табуретками, изображая бревно. Я хохотал как безумный и истерически рыдал без всяких на то причин. Имеется в виду — без видимых причин. Мой разум и чувства были полностью подчинены Филу. Поэтому я дрожал и клацал от холода зубами на льдине в бескрайней арктической пустыне, а затем истекал потом и мечтал о глотке воды, лежа на раскаленном песке Сахары. Далее, выпив слишком много несуществующего виски, превратился в горького пьяницу. И тогда я переполнялся гневом, мое лицо краснело, глаза наливались кровью и я весь трясся от едва сдерживаемой ярости. Потом я слушал Второй фортепианный концерт Рахманинова в исполнении автора и восторженно рассказывал собравшимся о волшебстве и очаровании музыки великого маэстро. Потом я протягивал руку, а Фил преспокойно втыкал в нее иголки.
Ошеломляющий успех!
Думаю, мы могли бы беседовать до самого утра. В кои-то веки нам удалось пережить нечто захватывающее! Однако нельзя было забывать, что среди нас две будущие мамы и они нуждаются в отдыхе. Кроме того, я подозревал, что Элси пресытилась эмоциями и успела заскучать. Не в ее характере было проявлять к чему бы то ни было длительный интерес.
Выйдя на улицу, Энн, Фил и я попрощались с Фрэнком и Элизабет и не спеша направились к дому. Еще полчаса было потрачено на приготовления ко сну. Я достал из стенного шкафа в комнате Ричарда складную армейскую кровать, а Энн принесла Филу постельное белье. Убедившись, что «братишка» устроен, мы облачились в пижамы, пожелали друг другу приятных сновидений и отправились спать.
Мне не спалось.
Лежа рядом с Энн, я старательно рассматривал потолок — совершенно бесполезное занятие. Было такое чувство, что мне в глаза вставили пружинки. Я опускал веки, но они моментально поднимались снова. От нечего делать я продолжал таращиться на потолок, прислушиваясь к звукам ночи. Вот зашумел потревоженный ветром большой куст под окном нашей спальни; чуть скрипнул матрас — это Энн повернулась на другой бок. На улице громко залаяла собака, но быстро успокоилась. Только я не мог спать. Во рту пересохло. Тяжело вздохнув, я заворочался в постели.
— Что случилось? — сонно спросила Энн.
— Ох... не могу уснуть.
— Тебе плохо?
— Нет. Думаю, выпил слишком много кофе.
— Скорее всего. Тебе не следовало пить его ночью.
— Знаю. Ничего страшного. Спи, дорогая. Со мной все будет в порядке.
— Ладно. — Энн сладко зевнула и потянулась. — Если тебе будет хуже, разбуди меня.
— Не волнуйся. — Я приподнялся и чмокнул жену в теплую щечку. — Спокойной ночи, маленькая мама.
— Спокойной ночи. — Энн придвинулась ко мне, и я почувствовал тепло до мелочей знакомого тела. Через несколько минут ее дыхание стало ровным и спокойным. Она уснула.
А я все лежал и словно чего-то ждал. Я чувствовал себя как в юности, в колледже, когда после пяти часов непрерывных занятий мозг переполняется информацией и, как машина, которую забыли выключить, снова и снова пытается ее переработать.
Я лег на бок. Не помогло. Перевернулся на спину. Безрезультатно. «Спи», — приказал я себе и криво усмехнулся в темноте спальни, вспомнив серьезный голос Фила, уговаривающий меня уснуть. Спать, спать... Что ж, у Фила все получилось. Этого нельзя было отрицать. Я мог сколько угодно биться об заклад, что он не сможет меня загипнотизировать, но он сделал это, и, кстати, без особых усилий. Это произошло, как только я перестал его злить и чуть-чуть расслабился.
Я раздраженно повернулся на бок, взбил подушку и снова попытался закрыть глаза. Услышав, как Энн что-то пробормотала во сне, я крепко стиснул зубы. Если я не перестану ворочаться, то непременно разбужу ее снова.
Почему же ко мне не шел сон? Конечно, я пил кофе, но всего-то три чашечки...
А может быть, подумал я с усмешкой, это последствия гипноза? Вероятно, Фил забыл связать какие-то ниточки в моих мозгах. Или слишком хитро закрутил мои извилины и решил не возвращать их на место. Нет, не может быть. Он, совершенно очевидно, знал, что делал. Все-таки виноват кофе и слишком оживленный, возбуждающий разговор. Видимо, я мало общаюсь с людьми.
Я тяжело вздохнул. Со мной происходило что-то странное. Это покажется бредом, но мои мозги оживали. Именно так я мог бы определить свое состояние. Мысли бежали, искрясь и переливаясь. Воспоминания приходили, словно вспышки далекого света. Мама, папа, Корки, школа, колледж, трава в университетском парке, книги, которые я читал, девушки, которых любил, жареный бекон на завтрак... Я даже почувствовал на языке знакомый вкус.
Я сел и потряс головой. Так трясут остановившиеся часы в надежде, что замершие стрелки сдвинутся с места. Только я вовсе не хотел, чтобы в моей голове что-то пришло в движение. Наоборот, я стремился все остановить. Но не мог. Мой разум трепетал и бился внутри меня, словно самостоятельный живой организм, истекающий горячими соками мыслей, выжатыми из нахлынувших воспоминаний.
Я встал, порывисто дыша, ощущая дрожь во всем теле и странное напряжение в животе и груди. Тяжело шагнул по коврику в сторону двери, но остановился и закрыл глаза. Я что-то бормотал, не осознавая, что именно, мотал головой, одновременно пытаясь унять дрожь, сотрясавшую мое измученное тело. Кошмар продолжался. Мысли с бешеной скоростью неслись куда-то, воспоминания мелькали, сменяя друг друга, и возвращались опять, неотвязные, назойливые: Фрэнк, Элизабет, Рон, Элси, Энн, Фил, мама, папа, Корки, колледж, снова мама. Я видел их как на экране, словно в моей голове прокручивали фильм, снятый безумцем. Десятки смутных, бесформенных образов кружились вокруг меня, плавно вливаясь в горячее ядро моего сознания.
Я снова сглотнул и попытался дотащиться до ванной. Это мне удалось. Прищурившись от яркого света, я закрыл дверь, нетвердыми шагами приблизился к зеркалу и с опаской взглянул на свою физиономию. На первый взгляд она была вполне обычной. Быть может, лишь немного бледнее, чем всегда.
Что-то не так. Я не знал, произнес я эти слова вслух или только подумал. Не важно. Происходило что-то необычное. И это не было нервным возбуждением от избытка кофе. Но что тогда?
Я решил выпить воды. Но звук бьющей в стакан струи показался неестественно громким, и я поспешил поплотнее закрыть кран. Сделав глоток, я ощутил какой-то кислый вкус, выплеснул воду и отставил стакан в сторону.
Я щелкнул выключателем и побрел к комнате Ричарда, остановился у двери и устало прислонился к косяку. До меня доносилось только ровное дыхание Фила. Я тихо приблизился к кроватке Ричарда. Малыши всегда так спокойно спят. Вид спящего сына всегда действовал на меня умиротворяюще. Но не в этот раз.
Я вернулся в гостиную, тщетно пытаясь взять себя в руки, и подошел к окну. Мне был хорошо виден силуэт стоящей у дома машины Фила. Чуть дальше тусклыми ночными огнями была обозначена улица. Нигде ни души. Окрестности словно вымерли.
Внезапно что-то заставило меня резко обернуться. Никого. Только темнота, заполненная силуэтами мебели. Но я мог поклясться, что слышал какой-то звук. Я насторожился и провел дрожащей рукой по волосам. Что, черт возьми, происходит?
Сделав несколько шагов по комнате, я рухнул в кресло. Дыхание мое было громким и прерывистым. В голове пульсировала боль, я чувствовал неприятное покалывание. Я изо всех сил сжал голову трясущимися руками. Ничего не помогало.
А дальше началось нечто неописуемое. Что-то поднималось во мне, словно я был сосудом, который наполняли чужим знанием. Я чувствовал, осознавал что-то, чего не понимал и не мог увидеть, осколки очень странных ощущений, которым даже названия не придумаешь. В моей несчастной голове периодически что-то вспыхивало, ее заполняли неясные, мечущиеся образы. И это сводило с ума. Наверное, такие же чувства испытываешь, когда стоишь на обочине закрытой густым туманом дороги и видишь, как мимо тебя пробегают люди, причем достаточно близко, чтобы их заметить, но не достаточно близко, чтобы узнать. И в этот момент пришло озарение. Я знал совершенно точно: я являюсь каналом, эхолотом, локатором для миллионов чужих образов и мыслей и происходит это независимо от меня.
Вдруг все замерло. Я поднял голову. Не могу объяснить, почему я так сильно — да что там сильно! — смертельно испугался. Но с очевидными фактами не поспоришь. От страха я не мог пошевелиться, боялся даже дышать. Оцепенев от ужаса, я смотрел на нее.
Ей было около тридцати, бледная, с растрепанными черными волосами. На ней было надето странное черное платье, на шее тонкая нитка жемчуга. Мне даже не пришло в голову удивиться, почему я ее так хорошо вижу в полной темноте, почему от нее, а вернее, изнутри ее идет слабое голубоватое свечение.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем наши взгляды встретились. Я понял: кто-то должен нарушить молчание. Я даже открыл для этой цели рот, но не смог вымолвить ни слова.
Минуты шли, и через какое-то время ко мне все-таки вернулась способность говорить.
— Кто вы? — тихо произнес я.
Женщина переместилась подальше от меня, причем я совершенно не понял, каким образом она это сделала. Ее ноги не двигались! Теперь она стояла у окна.
А меня снова окутал плотной пеленой леденящий душу страх. Не отводя от нее глаз, я все сильнее вжимался в спинку кресла, губы мои дрожали, зубы выбивали отчетливую дробь, потому что... я увидел горящий фонарь на улице. Сквозь нее...
Мой крик застрял в горле. Слабо пискнув, я во все глаза уставился на то место, где только что была эта женщина. Не имею понятия, как долго я просидел, застыв, не в силах пошевелиться. Прошло не меньше часа, прежде чем я осмелился подняться с места и, слегка пошатываясь, направился к тому месту, где она стояла. Никого.
Я развернулся и бросился в спальню. Только забравшись с головой под одеяло, я почувствовал, как замерз. Меня трясло так, что кровать ходила ходуном. К счастью, Энн крепко спала. Несколько раз я принимался ее будить, чтобы рассказать о происшедшем, но всякий раз мысль о том, что она испугается, а это очень вредно в ее положении, останавливала меня. В конце концов я решил рассказать ей все утром. При свете дня любой кошмар кажется не таким уж страшным. Я даже сделал попытку убедить себя, что мне просто приснился плохой сон, а наяву ничего не случилось.
К несчастью, я точно знал: со мной произошло нечто такое, что я не в состоянии был объяснить. Как просто взять и написать это на бумаге! Несколько движений карандашом — и готово. Но при этом меняется вся твоя жизнь.
По крайней мере себе-то я должен был признаться, что не далее как сегодня ночью видел привидение.