— Я не переношу его! — воскликнула Энн, когда мы уже собирались ложиться спать. — Он отвратителен! Он доведет бедную Лиз до нервного срыва!
Я стянул второй носок и аккуратно положил его в туфлю.
— Ты, пожалуй, права.
— Она просто очень хочет ребенка. — Голос Энн дрожал от возмущения. — А с его слов можно подумать, что она желает луну с неба! Она ничего у него не просит, понимаешь, вообще ничего! Он ей ничем не помогает, живет в свое удовольствие. Он попрекает ее каждым потраченным центом, хотя она очень экономная хозяйка. Он без конца орет и оскорбляет ее. Представь, он даже бьет ее! Я своими глазами видела синяки! А она молчит. Она хочет ребенка. После семи лет замужества это ее единственное желание. А он...
— Может быть, она сама виновата? — заметил я. — Слишком много ему позволяет?
— А что она может сделать? — Энн расположилась перед зеркалом и взяла в руки расческу.
— Пусть оставит его.
— И куда она пойдет? — Энн начала злыми, резкими движениями расчесывать волосы. — У нее никого на свете не осталось. Ее родители умерли девять лет назад. Если мы с тобой когда-нибудь расстанемся, я смогу вернуться домой к маме с папой, по крайней мере на какое-то время. А ей некуда идти. Ее дом здесь, а эта свинья превращает его в ад.
— Понятно, — вздохнул я и лег в постель. — Интересно, она действительно знает, что он завел интрижку на заводе с...
Еще не высказав эту мысль до конца, я уже знал, каким будет ответ.
— Что он сделал? — очень медленно переспросила Энн.
Несколько секунд мы молча глядели друг на друга.
— Вот это здорово, — наконец выдохнула Энн. Преувеличенное спокойствие в ее голосе не могло меня обмануть. Именно так разговаривают женщины, когда их ярость достигает наивысшей точки.
Ситуация показалась мне забавной.
— Значит, она ничего не знает, — улыбнулся я, — а Фрэнк сказал, что жена в курсе событий. Тебе не кажется, что это похоже на мыльную оперу? С одной стороны, мы имеем жену, которая поедом ест мужа, а с другой — мужа-работягу, но гуляку и бабника. — Я укрылся прохладной простыней. — На твоем месте я бы ей ничего не говорил.
— Сказать ей? — удивилась Энн. — Что ты, я никогда бы не осмелилась. Такое известие ее убьет. — Энн зябко поежилась. — Ни за что на свете! Я даже боюсь подумать, что с ней будет, если она случайно узнает.
— Значит, она не узнает, — подвел я таким образом итог дискуссии о чужих проблемах.
Мы лежали молча. Я таращился на потолок, гадая, как пройдет ночь и явится ли ко мне снова женщина в черном. А мои мысли, словно отделившись от меня, робко и неуверенно бродили по дому, несмело заглядывая в каждый уголок, готовые пугливо отскочить и спрятаться при малейшем прикосновении к неведомому.
Но все было нормально. Я даже предположил, что способности, которыми наградил меня Фил, постепенно исчезают, осталось совсем немного, и я стану таким же, как раньше. Честно говоря, я почувствовал себя разочарованным и обманутым. Я даже попытался оживить в памяти испытанные мною ощущения, но ничего не получилось.
Несколько минут спустя Энн погасила свет.
— Как ты думаешь, тебе снова приснится этот сон? — тихо спросила она.
— Не знаю. Мне кажется, что нет.
— Думаешь... все прошло?
— Возможно.
— Милый, — Энн говорила напряженно, с трудом подбирая слова, — я хотела извиниться. Вчера ночью я позволила себе лишнее...
— Тебе не в чем себя винить, дорогая. И давай больше не будем об этом.
Обменявшись нежными поцелуями, мы пожелали друг другу доброй ночи и затихли. Часы на тумбочке у кровати показывали половину двенадцатого.
— Нет!
Меня подбросило на постели. Женщина в черном ждала меня в гостиной. Это знание тончайшим лезвием вонзилось в мой мозг. Широко открыв глаза, я не мог отвести взгляд от двери.
Энн тоже проснулась. Сдерживая дыхание, она лежала неподвижно, прислушиваясь.
— Опять? — спросила она чуть дрогнувшим голосом.
— Д-да.
— О нет! — Теперь ее голос звучал громко, пожалуй, даже сердито.
В спальне было тихо. Ночное спокойствие нарушало только мое громкое хриплое дыхание.
— Что ты намерен делать?
— А что я могу?
— Встань и посмотри, — зло выдохнула она.
— Милая, ты о чем?
— Ты отлично знаешь о чем, — всхлипнула она. — Вставай и иди туда.
Я прилагал отчаянные усилия, но все же не мог сдержать дрожь. И чувствовал себя совершенно беспомощным. Перед глазами стояла она, бледная, растрепанная, молящая о чем-то, зовущая меня.
— Хорошо, — сказал я, адресуясь не зная кому — Энн или женщине в черном, решительно отбросил простыни и спустил босые ноги на ковер, собираясь встать.
— Подожди, я пойду с тобой.
— Ты останешься. — Трясущейся рукой я вытер пот со лба. Я знал, что она должна остаться. — Хорошо, — с удивлением услышал я тут же свой собственный голос, — пошли.
Тихо прошелестела ночная сорочка, и я увидел темный силуэт Энн на фоне окна. Стиснув зубы, чтобы не заорать от ужаса, я сжал ее руку, и мы двинулись к двери.
Вряд ли было возможно идти медленнее. Мы шли, словно на наших ногах висели свинцовые гири, будто мы были мраморными статуями, ожившими только наполовину. Но, несмотря ни на что, спустя некоторое время мы все-таки приблизились к двери. Я слышал гулкий стук своего сердца. Руки ходили ходуном. Энн тоже дрожала. Но в таком состоянии я не смог бы ее успокоить. Меня бы кто успокоил!
Мы вышли в холл и, не сговариваясь, остановились. Нас и темную гостиную, в которой ожидало необъяснимое, разделяла только дверь.
У себя в комнате беспокойно заворочался Ричард. Тревога за сына отвлекла нас и немного ослабила напряжение. И Энн сказала уже почти спокойно:
— Открывай.
И я решился. До боли стиснув ладонь жены, я резко распахнул дверь. В ожидании самого страшного мы замерли на пороге. Но ничего особенного не произошло. Наоборот. Неведомое, сгустившееся вокруг нас, внезапно исчезло. Я почувствовал, как утихает пульсирующая боль в висках, прекращают судорожно дергаться мышцы живота. Мы медленно вошли в гостиную. Она была пуста.
Энн в изнеможении прислонилась к стене.
— Ты подонок, чертов подонок, — простонала она, только в ее голосе не было злости. В нем слышалось огромное облегчение и откровенное торжество.
— Милая... — Я еще раз посмотрел по сторонам. Ничего! Никого... — Я был уверен, что она здесь.
— Конечно, дорогой, конечно. — Она похлопала меня по плечу и сладко зевнула. — Может быть, мы, наконец, пойдем спать?
— Иди, я сейчас.
Еще несколько минут я молча стоял в пустой гостиной, бесцельно глазея на место, где, я знал, еще недавно стояла она, потом ссутулился и медленно побрел в спальню. Устроившись рядом с Энн, я не стал ей рассказывать о порыве ледяного ветра, который едва не сбил меня с ног, когда я выходил из гостиной.