Падение Аккона

1

Два дня спустя, после ночной атаки на лагерь сарацин из Хамата, четыре рыцаря-тамплиера сидели в таверне Алексиоса и наслаждались превосходным вином. Только что пробил полдень.

Морис принимал похвалы своих собратьев по ордену. Во время последнего посещения грека он тайком отсчитал ему на несколько дукатов больше, чем следовало заплатить. Таким образом, он оставил Алексиосу задаток, которого хватало на ещё один кувшин вина. Вернувшись в замок, они сдали кошелёк с золотом начальству ордена, но умолчали, что изначально в кожаном кошельке парижского купца денег было больше. Хотя на ближайшей исповеди капеллан подверг бы их за это наказанию, удовольствие стоило того. К тому же во время войны случаи мелкого самоуправства преследовались не так строго, как в обычное время.

Когда тамплиеры вошли в таверну приземистого грека, она уже была заполнена моряками. Это были капитаны кораблей, стоявших в гавани Аккона. Поэтому грек проводил их в отдельный дворик. Это место гораздо лучше, чем таверна с низкими потолками, подходила новым друзьям для доверительной беседы — здесь им никто не мешал и никто их не видел. Под сплетавшимися ветвями деревьев стоял только один стол с двумя скамейками. Каменный бордюр отделял дворик от переулка, к которому примыкала глухая стена таверны. Переулок выводил пешеходов к пизанскому кварталу. Установленная на бордюре решётка почти исчезала под густой порослью вьющихся растений и не давала проникнуть внутрь дворика любопытствующим взглядам. А циновки, закреплённые над двориком, дарили гостям благодатную тень.

По мнению рыцарей, они имели полное право наслаждаться вином. Хотя бы уже потому, что только окончился длинный, изнурительный ночной караул, сопровождавшийся тяжёлым обстрелом тамплиерских укреплений. Однако настроение рыцарей колебалось между радостью и унынием.

Радостно было то, что со вчерашнего дня они входили не только в один отряд под командованием капитана Рауля, но и в один штандер[20]. После атаки на лагерь сарацин потребовались свести поредевшие отряды в более крупные.

Но тяжёлое поражение отряда иоаннитов, которое им нанесли мамелюки, омрачало радость тамплиеров.

Рыцари-иоанниты отважились на атаку, подобную той, которую накануне совершили тамплиеры, — они напали на лагерь сарацин из Дамаска. Однако нападение иоаннитов закончилось гораздо быстрее и обошлось большей кровью, чем вылазка тамплиеров.

— Не могу понять, как великий магистр иоаннитов решился сделать то, что не удалось нам, — возмущался Морис, пока Герольт пускал кувшин по кругу. — Что он хотел этим доказать? Что наше мужество и презрение к смерти — ничто по сравнению с теми же добродетелями иоаннитов? Или что он — набитый дурак?

— Так оно, верно, и есть, — столь же сердито сказал Герольт. — Лучше бы он договорился с нашим великим магистром о совместных действиях ещё позапрошлой ночью. И тогда мы напали бы на сарацин из Хамата вместе. Общими силами, пожалуй, можно было достичь цели. Мы нанесли бы им удар, от которого они бы быстро не оправились. Аккону нужно это! А не проклятое тщеславие!

Тарик кивнул и произнёс с сарказмом в голосе:

— Ладонь и ступня не хлопнут друг в друга громко.

Мак-Айвор молча катал по брусьям стола тяжёлый кубок, казавшийся в его волосатых лапах детской игрушкой. Наконец шотландец заговорил:

— Тем горше упущенная возможность, — сказал он. Со стороны могло показаться, что, перед тем как произнести каждое слово, он размалывает его своими мощными челюстями. — Но кое-что беспокоит меня куда сильнее, друзья.

— Что именно? — спросил Герольт.

Шотландец пожал плечами:

— Не знаю, правильно ли мы вчера сделали, что не откликнулись на приглашение брата по ордену. Он ведь просил нас прийти к вечерне в церковь на горе Монжуа.

— А ты, видать, забыл, сколько времени мы потратили на починку оружия! — возразил Морис. — К тому же, мы просто не могли пропустить собственную вечерню. Присутствие на общих богослужениях входит в наш обет так же, как военная служба.

— Да и что мы ещё могли узнать от старика? — вмешался Герольт. — Вчера, кажется, мы вдоволь наговорились об этом и решили… в общем, решили забыть про наше странное спасение и неясные речи седовласого старца.

Тарик кивнул:

— Если это действительно было чудом, старик не мог иметь к нему отношения.

— Мы также расспросили всех, кого могли, — добавил Морис. — Никто ничего не знает про этого дряхлого тамплиера и его загадочных слепых спутников.

— А мне кажется, что очень уж больших усилий мы не предприняли, — возразил Мак-Айвор.

— В действующие отряды он, во всяком случае, не входит. Это установлено точно, — сказал Герольт, который на правах брата по ордену разговаривал с воинами-монахами из других крепостей, которых срочно перевели в Аккон. — Никто о нем ничего не знает, даже его имени. Говорю вам: старик просто слишком много пережил и настрадался. Вот и стал чудаковатым. Заявил же он, что это чудо Господь совершил через него. А такое притязание — больше, чем может позволить себе даже тамплиерское самомнение.

— «Чудаковатый» — это правильное слово, — согласился Морис. — Возможно, он много лет просидел в какой-нибудь грязной тюрьме у мусульман и успел лишиться рассудка, прежде чем его выкупили. Это часто бывает.

— Да, и вспомните, как он называет своих слуг! Бисмилла и Джуллаб! — заметил Тарик. — «Бисмилла» — это возглас на арабском языке и переводится он как «Во имя Аллаха!» А «Джуллаб» — название особого сиропа со вкусом розы и означает буквально «розовая вода». Никакой тамплиер, сохранивший хотя бы крупицу рассудка, не назовёт своего слугу именем, которое содержит призыв аллаха — бога неверных!

— Это все правильно — рассудительно согласился Мак-Айвор, почёсывая глазницу под железным колпачком. — Я тоже не верю, что мы смогли бы узнать у этого старика что-то про чудо на поле. Но все-таки меня не покидает чувство, что…

Морис прервал его изумлённым восклицанием:

— Святой архангел, как говорят при виде черта! Посмотрите-ка, кто входит в задние ворота!

Герольт, Тарик и Мак-Айвор проследили за его взглядом. И их лица вытянулись: через ворота, устроенные в бордюре с решёткой, входили два слепых туркополя, о которых они только что говорили. Теперь они двигались к столу — вполне уверенно и не торопясь. Им не были свойственны ни осторожные движения, ни остановки, никакие другие признаки слепоты.

— Dominus vobiscum! Господь с вами! — произнёс более крупный туркополь, курчавая борода которого уже стала почти столь же белой, как волосы его хозяина. Возраст этого человека было трудно определить — возможно, ему было около шестидесяти. Спутник, похожий на него лицом, был, возможно, на несколько лет младше.

— Et cum spiritu tuo! И с духом твоим! — хором ответили четыре тамплиера. Ни один христианин не позволил бы себе воздержаться от ответного приветствия.

Но уже в следующий момент Морис насмешливо спросил их:

— Как мы удостоились столь высокого визита? Вас, верно, привлёк запах доброго винца?

Матово-белые глаза обоих мужчин смотрели сквозь него, когда туркополь, обратившийся к тамплиерам с приветствием, не замечая насмешки, серьёзно ответил:

— Нас послал наш учитель. Вчера вы заставили его напрасно ждать себя.

— А кто такой ваш учитель? — поинтересовался Герольт.

— Об этом он скажет вам сам, — ответил туркополь. — Однако, не следует уклоняться от приглашений нашего святого аббата. Тем более, что вы перед ним в долгу.

— Смотрите-ка, он даже святой аббат! А мы перед ним в долгу! — рассмеялся Морис. — Ну хорошо, передайте ему наши сожаления. Нам не хотелось вызывать его недовольство. К сожалению, не нашлось у нас времени выслушивать его историю. Да, и скажи, пожалуйста, как тебя зовут — Во Имя Аллаха или Розовый Сироп? Сегодня нос меня подводит, не то я бы точно определил, кто из вас пахнет розовой водой.

— Меня зовут Бисмилла, достойный рыцарь, — сказал турпоколь, сохраняя спокойствие. — А Джуллабом зовут моего брата. И мы настоятельно просим вас не относиться к приглашению нашего святого аббата столь легкомысленно. Осушите ваши кубки и следуйте за нами! Так вы сделаете одолжение самим себе. Поскольку в противном случае…

Морис, уже порядочно выпивший, да ещё горячий по натуре, не дал ему договорить. Он вскочил со скамейки и заговорил сам:

— Послушай меня внимательно, друг! Нам не о чем говорить с вами и с вашим учителем святым аббатом, кем бы он ни был. Бог мог сотворить чудо. Хвала и благодарность Всемогущему за милость его, но вряд ли чудо могло быть делом рук не совсем здорового старца. Тем более не приходится ожидать, что его сотворит… — в последний момент он проглотил слово «калека» —…слепой. Так что не мешайте нам, отправляйтесь к своему седовласому господину!

— Оставь их, Морис. — Герольт, которого вдруг охватило беспокойство, дёрнул друга за руку, вынуждая его сесть на скамью.

— Возможно, я в чем-то и ошибся, но приказам туркополей я не подчиняюсь, — пылко проговорил Морис, снова усаживаясь за стол.

— Боюсь, вы нас недооцениваете, Морис де Монфонтен, — невозмутимо сказал Бисмилла и обратился к рыцарям: — Тарик эль-Харим, бросьте ваш кубок моему брату! А вы, Мак-Айвор Коннелли, дайте мне кувшин, который вы подняли, чтобы налить вина Герольту фон Вайсенфельсу!

Оба рыцаря изумлённо посмотрели на него.

— Чёрт возьми, откуда ты знаешь, что я держу кувшин? — удивился шотландец, вовсе не собираясь протягивать ему кувшин. — Может, вы не совсем слепые?

— Мы слепы настолько, насколько может быть слеп человек, глаза которого потеряли свою силу. Но есть чувства, которые рисуют нам вас и ваши движения, — всё так же спокойно ответил Бисмилла. — Тарик, бросьте хотя бы вы кубок!

Выслушав нелепую просьбу слепца, Тарик пожал плечами:

— Ну хорошо. Сколько может стоить кубок? Если вам хочется превратить его в черепки, меня это не заботит!

И с этими словами он бросил пустой кубок второму слепцу.

К изумлению всех, тот поймал кубок и сразу бросил его своему брату, который поймал его так же легко.

— Ну и что? — недоверчиво проговорил Морис. — Забавный трюк, не более того! Что он должен доказать? Разве только то, что вы не столько слепые, сколько притворщики. Видел я фокусников и поискуснее.

Бисмилла вздохнул.

— Вас трудно убедить в том, что святой аббат одарил нас необычной силой, которая полностью возместила нам потерянное зрение. В таком случае смотрите на мои глаза и на сук! — сказал он и сомкнул веки. — Это покажет вам то, на что мы оба способны.

— Какой сук? — недоуменно спросил Герольт.

— На котором сидит маленькая птичка. Вон там. — Бисмилла, не оборачиваясь, показал рукой на угол ворот. Там, на суку, пробившемся сквозь деревянную решётку, действительно сидела птичка. Никто до этого её не замечал.

— Вы готовы, господа рыцари?

— Не знаю, что ты затеял, но можешь делать все, что тебе заблагорассудится, Во Имя Аллаха! — проговорил Морис с сарказмом и одновременно с тревогой в голосе. — Герольт, мы с тобой смотрим на этих парней! А Тарик и Мак-Айвор посмотрят, что он сделает с этим дурацким сучком!

Тамплиеры согласно кивнули.

— Давай, покажи нам следующий трюк! — крикнул Морис Бисмилла. — Может, вам и перепадёт глоток-другой из нашего кувшина!

Бисмилла повернулся к брату:

— Отломи сук и брось его вверх!

Джуллаб молча кивнул, подошел к решётке в углу двора, откуда тут же улетела птица, сломал сук длиной с руку и бросил его в воздух.

То, что произошло в следующий момент, оказалось таким же непостижимым, как и чудо их спасения во время бегства из лагеря сарацин.

Едва Джуллаб подбросил сук, Бисмилла ловко выхватил свой меч из ножен, сделал шаг вперёд и, отвернув голову в сторону, разрубил летящую деревяшку на две равные по длине части, а Джуллаб мгновенно их поймал.

Четыре рыцаря окаменели на своих скамейках.

— Он даже голову отвернул! — воскликнул Герольт. — Ты видел, Морис? А другой в тот же момент подхватил обе половины. Клинок отрубил бы ему руки, сделай он это хотя бы мгновением раньше.

Морис явно не мог произнести ни слова. Красный цвет его лица уступил место матовой белизне.

Тарик трижды перекрестился, будто стал очевидцем дьявольского наваждения.

— Пресвятая Дева и Матерь Божья! Пара джиннов[21] и та не смогла бы сделать этого так ловко! — испуганно пробормотал он. — Они слепые и в то же время каким-то образом видят!

— Всемогущий с нами! — прокричал Мак-Айвор и схватил кубок, будто срочно нуждался в подкреплении своих сил и духа.

Бисмилла бросил меч в ножны.

— Хватит пустых забав, достойные рыцари, — сказал он. — Святой аббат ждёт вас. Итак, следуйте за нами!

Было ясно: Бисмилла даже мысли не допускал, что повторное приглашение снова будет отклонено. Он повернулся к рыцарям спиной и через открытые ворота вместе с братом вышел из дворика в переулок.

Немного позднее хозяин таверны выглянул во дворик из приоткрытой двери, чтобы осведомиться о дальнейших пожеланиях своих гостей. Взгляд изумлённого грека упал на стол. Подойдя к столу, он увидел не только три кубка, доверху наполненные вином, но и наполовину полный кувшин вина. Для не пьянеющих тамплиеров это было неслыханно. Грек мог ожидать от них чего угодно, только не этого. И он терялся в догадках, пытаясь понять причину их неожиданного ухода.

2

Четыре рыцаря следовали за Бисмиллой и Джуллабом, как овцы за вожаком, сохраняя дистанцию в три шага. Не из тамплиерской гордости, нет, но потому, что обладатели коричневых плащей внушали им ужас, и ужас этот был тем сильнее, чем ближе к туркополям они находились. Страх пронизывал каждого из них до глубины души.

Никто не произнёс ни слова с того момента, как они встали из-за стола. Хмель мгновенно улетучился из их голов. От хвастовства, спеси и наглости, которые они так безрассудно являли ещё несколько минут назад во дворике таверны, не осталось и следа. Даже болтливый Морис, самоуверенность которого поколебать было не так-то легко, был смущён и обеспокоен.

Они даже не осмеливались задавать вопросы. Каждый из них вспоминал, как стал свидетелем невероятной ловкости, с которой Бисмилла выхватил меч и разрубил сук напополам. Даже для опытного и зрячего воина такое мастерство было бы поразительным. Но для слепца подобная сноровка означала умение творить чудеса.

«А что, если чудеса эти творятся вовсе не с Божьей помощью?» — подумал Герольт и содрогнулся от этой мысли. Ведь может статься, оба слепца своим необычным искусством обязаны князю тьмы! Может, они отвратились от истинной веры и продали свои души нечистому!

Но в следующий момент он отверг это подозрение. Разве учитель этих слепцов, седовласый рыцарь-тамплиер, не говорил два дня назад о Божьем знамении и о том, что все они призваны на службу Богу? Он, Герольт, не мог вспомнить дословно того, что этот старый человек сказал ему во время краткой ночной встречи у крепостной стены. Но слова старца явно не свидетельствовали о его союзе с силами тьмы, а выдавали в нем слугу Божьего. Во всяком случае, он носил плащ тамплиера.

Морис, наконец, собрался с духом и решил заговорить о том, что его тревожило. Сдавленным голосом он сказал Герольту:

— Должен сознаться, что, по мне, лучше встретить настоящего сумасшедшего, чем человека, имеющего таких слуг!

— Я думал о том же, — прошептал ему Герольт. — Ещё никогда в жизни со мной не происходили такие страшные вещи.

— Вы только посмотрите, как они идут по переулку! — удивился Мак-Айвор. — Они не задевают стены, не спотыкаются, они видят каждое препятствие на пути, будь то неровность на дороге или деревянное ведро!

— А что мы, собственно, знаем о Божьих тайнах? — заметил Тарик. — Для муравья моросящий дождь — это уже потоп. Так что придётся подождать. Скоро узнаем, что это за святой учитель и что он хочет нам сказать.

— Кто-нибудь из вас видел эту церковь Святого Иосифа Аримафейского, где нас ждут? — поинтересовался Мак-Айвор.

Нет, никто из его товарищей не знал об этом Божьем доме — Аккон и так был очень богат церквями и монастырями.

— Кажется, однажды я был недалеко от неё, — вспомнил Герольт, он прожил в Акконе дольше всех остальных. — Если память мне не изменяет, это неприметное здание стоит на холме в стороне от улиц. Кажется, эту церковь так и не достроили. Работы прекратились уже давно.

— Сейчас узнаем больше, — сказал Морис, когда они миновали поворот и перед ними, возвышаясь за крышами домов, показался холм Монжуа с монастырём Святого Саввы на вершине.

Чем ближе подходили рыцари к месту встречи с седовласым рыцарем, тем тревожнее им становилось. Что их ждёт? Почему седой тамплиер пожелал разговаривать с ними именно в этой уединённой церкви? Коль ему было что сказать, почему он не сказал им этого позапрошлой ночью у крепостной стены, почему он не встретился с ними в замке или в доме ордена? Какими таинственными силами он повелевает? И кто он такой вообще, этот «святой аббат», если его не знает никто из братьев по ордену тамплиеров?

Их слепые проводники свернули с главной улицы у подножия холма и пошли в сторону монастыря. Когда показались монастырские ворота, они свернули на тропинку, едва заметную в траве. Узкая тропинка вела к западной стене монастыря, пересекала кипарисовую рощу и выводила на ровную площадку, расположенную на южной стороне холма. Здесь, вдалеке от оживлённых кварталов, в окружении вечнозелёных деревьев, стояла церковь Святого Иосифа Аримафейского. Вдали, за вершинами деревьев, над городом, висел Железный замок тамплиеров со львами, восседающими на тронах у ворот.

Приземистая церковь Святого Иосифа Аримафейского имела форму двойного восьмиугольника. Над одним восьмиугольником возвышались наружные стены крайне скромного Божьего дома. Всего один лёгкий контрфорс — вертикальный выступ — разделял стены из простого обожжённого кирпича. Плоский купол накрывал другой — внутренний — восьмиугольник с его восемью полукруглыми окнами, и верхняя часть сооружения была похожа на низкую сторожевую башню. Почти все окна церкви — как внутреннего, так и внешнего восьмиугольника — были забиты досками или небрежно замурованы. Похоже, что на стёкла не хватило денег, в том числе и на окно апсиды — алтарного выступа. Простой портал с тяжёлыми дверями скрывался за строительными лесами, все ещё окружавшими церковь наполовину.

— Память тебе не изменила, Герольт, — тихо сказал Морис. — Кажется, церковь и в самом деле не достроили.

— Похоже, последний раз тут работали давно, — заметил Мак-Айвор, наморщив лоб. — Доски на окнах порядком обветшали, до них не дотрагивались уже несколько лет. Очень странное место для святого человека…

Бисмилла и Джуллаб упорно шли вперёд, к месту, где за строительными лесами виднелся портал. Они миновали узкий проход, не касаясь вертикальных стоек и поперечин. Джуллаб открыл тяжёлые ворота. В прямоугольном проёме не показалось и проблеска света.

— Входите, достойные рыцари. — Бисмилла жестом пригласил тамплиеров.

— Мы должны быть бдительны! — прошептал Морис. — Не спускать с них глаз ни на мгновение!

Терзаясь подозрениями, он отбросил край плаща с перевязи, на которой висел меч, и многозначительно положил ладонь на его рукоятку.

Герольт издал тихий нервный смешок.

— Я не считаю, что плохо бьюсь на мечах, — тихо ответил он. — Но после того, что нам показали эти слепцы, я бы не очень охотно вступил с ними в бой.

— И все же Морис прав. Мы должны быть начеку, — сказал Тарик. — Я согласен с бедуинами, которые говорят: «На бога надейся, но и сам не забудь привязать верблюда».

И Тарик тоже отбросил край плаща.

Мак-Айвор молча последовал их примеру. Его лицо выражало решительность — похоже, он тоже не исключал, что слепцы могут заманить их в ловушку. Что ж, в таком случае меч окажется в его руке так же быстро, как и у этого Бисмиллы. И тогда слепцы в коричневых плащах, с какими бы темными силами они ни заключили союз, кровью расплатятся за предательство!

3

В голосе Бисмиллы послышалось веселье, когда он сказал:

— Достойные рыцари, вы можете спокойно убрать руки с ваших мечей. Здесь вам нечего бояться. В Акконе и даже во всей Святой Земле нет более безопасного места, чем эта церковь.

— Идите вперёд, — буркнул Морис.

Бисмилла и Джуллаб вошли в церковь первыми. Тамплиеры, все ещё полные подозрений и готовые в любой момент выхватить мечи из ножен, последовали за ними. Они шагнули внутрь восьмиугольной церкви и оказались в темноте. Все замерли, чтобы дать глазам привыкнуть к сумраку и при необходимости быстро оглянуться, откуда бы ни пришла опасность.

Свет едва проникал в церковь Святого Иосифа Аримафейского — почти все её окна были заколочены досками или замурованы. Лишь кое-где темноту прорезали полоски света, пробивавшегося сквозь щели.

Изнутри церковь казалась совершенно пустой и покинутой. Человеку, который забрёл сюда по ошибке, тут же захотелось бы уйти. Это было не место для молитв и богослужений. Напротив, тут господствовали тени и тяжёлый дух.

Когда Герольт, держа руку на мече, продвигался в глубь церкви, ему казалось, будто он несёт на своих плечах невидимую тяжесть. Его взгляд беспокойно блуждал по неуютному пространству. Все здесь говорило о том, что в один, уже далёкий, день рабочие внезапно бросили то, что держали в руках, и пустились в бегство, чтобы больше не вернуться сюда. Повсюду валялись инструменты, камни, доски. Во многих местах, среди всё ещё одетых в леса колонн, громоздились горы мусора, огромные бочки и бадьи с окаменевшим раствором, однако попадались и стопки аккуратно сложенных досок и балок, тщательно скрученные канаты.

Но гораздо больше, чем запустение, угнетали голые стены церкви. Пустой алтарь, не имевший и намёка на освящение, наполовину был закрыт грязной дырявой парусиной. Нигде не было ни фресок, ни мозаики, ни статуй, ни подсвечников или других украшений. Самым безотрадным для рыцарей было отсутствие распятия. Нигде в Божьем доме не видно было ни одного креста.

— Не очень-то набожное место для вечерни или любой другой службы, — заметил Морис. — Что же мог найти святой человек в таком мрачном месте? Не говоря уже о том, чтобы пригласить нас сюда?

— Здесь слишком мрачно даже для языческого погребения, — заметил Тарик.

— Да, как будто проклятие наложено на это место, — хрипло сказал Мак-Айвор и облизнул губы, пересохшие от напряжения. Шотландец задел лицом паутину, висевшую между недостроенными колоннами, и еле сдержался, чтобы не выругаться. — Здесь только паукам да другому зверью весело, — проворчал он, сдирая с себя липкую паутину.

— Где же прячется ваш аббат? — сердито крякнул Герольт туркополям. Ничего ему сейчас так не хотелось, как поскорее бежать из этого гнетущего душу места.

— Ещё немного терпения, — ответил Бисмилла, который вместе с братом стоял между двумя колоннами. — Уже все в порядке. Наш учитель ждёт вас внизу.

С величайшей осторожностью рыцари перешли на восточную часть церковного здания. И там они заметили прикрытую решёткой лестницу, которая вела вниз.

— Должно быть, эта лестница ведет в крипту[22], — с подозрением прошептал Морис.

— Очень уж необычно все оборачивается! Слишком странно, на мой взгляд!

— Тогда спуститесь и скажите своему аббату, что мы здесь! — потребовал Герольт.

Бисмилла и Джуллаб начали спускаться, а следом за ними — рыцари во главе с Герольтом. После того как была пройдена половина ступенек, возникла площадка, на которой лестница круто поворачивала налево. Площадку и последние каменные ступени освещал идущий снизу свет. Там и находилась крипта.

Герольт увидел три простых каменных саркофага у задней стены, седовласого тамплиера, сидевшего в обитом кожей кресле возле железной жаровни, стоявших за ним слепых слуг, а также четыре пустых кресла, расставленных перед стариком полукругом. Никаких намёков на то, чего стоило бы бояться, рыцарь не заметил. В склепе было холодно.

— Все выглядит так, чтобы показать: зря мы терзались подозрениями, — проговорил Герольт так тихо, чтобы услышать его могли лишь стоявшие рядом друзья.

Старый тамплиер поднялся со своего места.

— Нет, Герольт фон Вайсенфельс, вы вели себя правильно, с осторожностью доверяясь незнакомцам, — скачал он. И эти слова, и голос старца, удивительно сильный и благозвучный для его возраста, снова потрясли рыцарей. — Были бы вы менее осторожны, вряд ли можно было позвать вас. Но теперь подойдите ближе, достойные братья во Христе. Я рад, что вы нашли дорогу ко мне.

— Да, но лишь благодаря исключительным способностям убеждения, которые проявили ваши слуги, — сухо заметил Морис.

Рыцари незаметно рассматривали крипту.

Длина подземного склепа составляла около пятнадцати шагов в длину, а его ширина была примерно вдвое меньше. Помещение заканчивалось глубоким полукругом алтаря, к которому вели три ступени. В отличие от верхней части церковного помещения, стены крипты были искусно облицованы деревянными панелями. Алтарь из темно-серого мрамора, а также триптих со страстями Христовыми и висящее над ним распятие были совершенны и казались духовным оазисом в этой холодной каменной комнате. На мраморной алтарной плите стояли два тяжёлых железных светильника с тремя зажжёнными свечами в каждом. Настенный светильник из темно-красного стекла был заполнен маслом, и в нем ровно горел вечный огонь, который мог присутствовать лишь в освящённом алтаре.

Необычными казались лишь две статуи в натуральную величину. Они стояли на широких пьедесталах по обе стороны алтаря так, будто были призваны охранять священное место. Оба изваяния были сделаны из серого гранита. Одна статуя изображала человека в длинной, похожей на облачение священника, одежде. Этот человек будто окаменел на своем посту — в его левой руке было зажато древко вертикально поставленного копья. Было ли это изваяние святого Иосифа Аримафейского?

Другая статуя изображала женщину. Вне всякого сомнения, скульптор изваял не Богородицу. Нет, его глаза видели женщину далеко не столь молодую, но богатую — на это указывали аристократический покрой одежды и контуры её украшений. Её осанка, чуть откинутая голова демонстрировали уверенность в себе, а черты лица говорили о решительном характере.

— Хорошо, что вы пришли, — повторил седовласый тамплиер.

Он снова сел в своё кресло рядом с жаровней и указал на кресла, стоявшие перед ним полукругом:

— Сядьте, чтобы мы могли спокойно поговорить.

Рыцари, шумно сдвигая оружие, сели в кресла.

Герольт откашлялся, чтобы освободиться от комка в горле.

— Простите за прямоту, — смущённо начал Герольт, — но, прежде чем начать беседу, на которую вы нас пригласили, не хотели бы вы последовать правилам вежливости нашего ордена? Не назовёте ли вы сначала своё имя? Вы знаете наши имена, мы же знаем только то, что ваши слуги называют вас святым аббатом.

— Есть только один святой — наш Господь и Спаситель Иисус Христос, — седовласый тамплиер показал на распятие. — Забудьте то, что вы слышали обо мне от Бисмиллы и Джуллаба. Их самоотверженность и верность — величайший подарок, за который я не устаю благодарить судьбу. Но иногда они ведут себя как упрямцы. — Он с укоризной взглянул на братьев-слепцов.

Бисмилла и Джуллаб ответили на упрёк смиренными поклонами и вышли из крипты.

— Так как же звучит ваше имя, достопочтенный брат по ордену? — спросил Морис, будучи не в силах совладать со своим любопытством.

— Виллар де Сент-Омер.

Молодые рыцари изумлённо переглянулись: история ордена тамплиеров хранила похожее имя одного прославленного крестоносца.

— Не родственник ли вы Готфрида де Сент-Омера, который вместе с Гуго де Пейеном двести лет назад основал наш орден в Иерусалиме? — спросил Тарик.

— Нас с ним действительно соединяют родственные связи, — сдержанно ответил Виллар де Сент-Омер.

— Вероятно, вы занимаете в ордене подобающую вам высокую должность? Вы ведь комтур? — предположил Герольт.

Улыбка скользнула по морщинистому лицу старика:

— Нет, я не занимаю в ордене высокой должности. Во всяком случае, такой должности, о которой вам было бы известно. Для моей маленькой свиты я просто аббат Виллар.

— …которого здесь никто не знает, — вставил Морис. — И слуги которого обладают более чем поразительными способностями. Они и привели нас в это весьма странное место. А ещё два дня назад после нашего чудесного спасения аббат дал понять, что он имеет отношение к этому… ну да, к этому чуду! Что все это означает, аббат Виллар? Думаю, мы вправе выяснить наконец, как все это следует понимать — и, прежде всего, узнать, чего вы от нас хотите.

— Да, как возник смерч и откуда вдруг появился ров перед сарацинами? Как могло случиться, что летевшие стрелы вдруг застыли в воздухе и вонзились в землю? Вы молились о чуде и Бог даровал вам его? — засыпал старика вопросами Тарик. — Или вы имеете власть над силами природы?

С того момента, как они вошли в крипту, Мак-Айвор не проронил ни слова. Он и без того был неразговорчив, предпочитая вступать в беседу лишь после того, как ему становились ясны мнения всех остальных. Но тут его вдруг прорвало:

— Не обижайся, Тарик, но это полная чушь! Огромная сила молитвы известна всем! Никакой христианин не усомнится в том, что чудо — дело рук Божьих, что только Богу известно, где и когда его сотворить. Но по своей воле управлять силами природы простому смертному не дано!

Виллар де Сент-Омер вздохнул и посмотрел на него.

— Наверное, я не ошибусь, если скажу, что твоя телесная сила превосходит силы каждого из сидящих здесь, — заметил он без всякой видимой связи со словами Мак-Айвора.

Исполинский тамплиер с медвежьими лапами окинул взглядом присутствующих и ухмыльнулся.

— Я, во всяком случае, не вижу того, кто бы мог помериться со мной силой.

— Заметь, мы говорим лишь о телесной силе, Мак-Айвор! — дружелюбно и колко сказал Морис. — Бык, например, превосходит силой лису. Он может запросто растоптать её. Но для этого он сначала должен её поймать. Попробуй-ка поймать лису, даже если ты не бык!

Шотландец невозмутимо выслушал смех товарищей и снова обратился к старцу:

— Какое же отношение имеет моя сила к тому, о чем мы говорили, аббат Виллар?

— Я хотел бы, чтобы мы сравнили наши с тобой силы, Мак-Айвор Коннелли, — улыбнулся тот. — Достань свой меч!

4

Некоторое время Мак-Айвор молча смотрел на старика. Наконец у него вырвалось:

— Вы изволите шутить!

— Вовсе нет. Я говорю серьёзно. Делай, что я тебе сказал! — вновь потребовал аббат Виллар. — Если ты можешь это сделать! Потому что я не верю, что ты сможешь вынуть меч хотя бы на волос, если этого не захочу я.

— Это просто смешно! — Мак-Айвор покачал головой. — Но если на то ваша воля и вам охота выставить себя на посмешище, то пожалуйста. — Его рука потянулась к мечу. Но на полпути к рукоятке она внезапно остановилась и зависла над бедром Мак-Айвора.

— Что такое? Почему ты медлишь? — удивился Герольт. — Вынимай же меч!

— Действительно, в чём дело, Мак-Айвор Коннелли? — спросил уже аббат Виллар. — Ты же мог бы потягаться с любым соперником, не правда ли? Мужество или сила вдруг покинули тебя?

Шотландец побледнел.

— Я… я не могу! — испуганно выдавил он. На лбу Мак-Айвора вздулись жилы. — Как бы я ни напрягался, я больше не могу сдвинуть свою руку с места! Ни вперёд, ни назад! Что-то держит её!

— Её держу я, — сказал аббат Виллар, сидевший в позе отдыхающего человека. Однако, несмотря на холод, исходивший от стен крипты, на лбу его выступили капли пота. — А сейчас я достану твой меч! Только не пугайтесь.

Растерявшиеся тамплиеры увидели, как меч Мак-Айвора выскользнул из ножен, покрутился вокруг своей оси, принял горизонтальное положение и застыл в воздухе.

— А чтобы избавить вас от последних сомнений насчёт силы, вверенной мне Богом, я сделаю ещё кое-что, — произнёс аббат среди полной тишины.

В тот же миг жаровня, стоявшая рядом с аббатом, взлетела со своей железной подставки, поднялась к потолку крипты и перевернулась. Раскалённые угли посыпались из неё.

Насмерть перепуганные друзья хотели вскочить и разбежаться в стороны, прочь от того места, на которое падал огненный дождь. Ни никто из них не смог и пошевелиться. Неведомая сила, не уступавшая их собственным силам, прижала их к креслам. И в тот же миг падение углей замедлилось. Они собрались возле парившего в воздухе меча и тоже зависли над ним, образовав светящийся раскалённый диск.

— Этого достаточно, — сухо сказал аббат Виллар.

Меч поплыл в сторону Мак-Айвора и лёг в ножны. А раскалённые угли вернулись в жаровню, вновь опустившуюся на подставку.

— Господь всемогущий с нами! — дрожащим голосом проговорил Герольт. Его била дрожь. Теперь он уже не сомневался в том, что на поле между Акконом и лагерем сарацин действительно произошло чудо. Как и в то, что именно это чудо спасло их от верной смерти.

— Итак, вы убедились, — кивнул аббат Виллар. — В его голосе слышалась одышка, а лоб и виски по-прежнему покрывал пот.

Он подождал, пока рыцари пришли в себя. У них не было причин бояться или подозревать его в связи с дьяволом. Нет, на нем лежит Божья благодать. Аббат напомнил рыцарям слова, сказанные в ночь их спасения:

— Разве не сказал я вам, что вы — избранники? Не случайно же знал я ваши имена и пришёл вам на помощь в ночь нападения на лагерь сарацин. Я не мог допустить, чтобы с вами что-то случилось. Перед вами стоит другая задача. И она гораздо важнее, чем схватки с мусульманами.

— Почему же именно мы избраны Богом? — спросил Морис с вымученной улыбкой. — Особенно я, который сотворил кучу грехов ещё до прихода сарацин к стенам Аккона и который даже не закончил покаяние в монастыре, где был послушником? Мне следовало быть последним, кого Господь мог избрать для решения особых задач… и кого он свёл со своим посланником, обладающим такой невероятной силой!

— Ты ошибаешься, — возразил Мак-Айвор тихим, полным боли голосом. — Последним, кому Всемогущий мог бы оказать такую великую милость, следовало быть мне, Морис… Из-за великого, непростительного греха, который я совершил в Шотландии.

Мак-Айвор стыдливо опустил угловатую, отмеченную шрамом голову.

Друзья удивленно переглянулись. Слова шотландца отчасти приоткрывали тайну его жизни и обстоятельств, которые заставили его стать тамплиером. Они знали лишь то, что Мак-Айвор происходил из древнего рода, что он покинул Шотландию в девятнадцать лет, следующие три года служил на континенте наёмным солдатом, участвовал в местных войнах, а потом стал членом ордена тамплиеров. Ничего другого о своём прошлом двадцатишестилетний Мак-Айвор — он был старшим среди них — не рассказывал. Он вообще был немногословен и замкнут. Даже вино не развязывало его язык. А когда товарищи поняли, что он не хочет говорить о том, что предшествовало его вступлению в орден, они больше не задавали ему вопросов. Причина, по которой человек дал обет и надел плащ с восьмиконечным крестом, была чуть ли не единственным достоянием тамплиера, которым он владел безраздельно.

— Божья воля непостижима и всегда превосходит наши ограниченные, человеческие способности понимания, — сказал аббат Виллар в ответ на возражения Мориса и Мак-Айвора. — Бог знает о наших грехах, которые не могут быть прощены на земле. И ошибки твоей буйной молодости для него тоже не тайна, Мак-Айвор Коннелли. Но разве великодушие и любовь Бога не обращаются к мнимо слабым и недостойным? Разве не среди них он неизменно находит избранников для самых ответственных миссий?

— Вы, конечно, подразумеваете сейчас Петра и Павла, — сделал вывод Герольт.

Старый тамплиер кивнул:

— Верно. Разве Пётр, который из страха трижды отрёкся от Христа, не стал, несмотря на своё предательство, тем камнем, на котором зиждется наша мать-церковь? Разве Бог не поставил рядом с ним ярого гонителя христиан Савла, который услышал призыв Бога, и под именем Павла понёс миру радостную весть — Евангелие, который трудился на этой ниве, как никто другой, и бесстрашно принял мученический венец? Бог знает наши слабости. Но он знает гораздо лучше нас, на что мы действительно можем быть способны, когда услышим его голос и безоговорочно примем его. Каждый из вас уже слышал призывный голос Бога. Возможно, кто-то слышал его менее отчётливо, чем другой. И всё же вы услышали призыв — иначе не вступили бы в орден тамплиеров.

— И в самом деле, желание служить Богу для каждого из нас стало причиной, по которой он стал тамплиером, — согласился Герольт. — Но вряд ли вы спасли нас от сарацин с помощью своей особой силы и пригласили в это необычное место только потому, что хотели побеседовать с нами о нашем призыве к жизни тамплиеров.

— Да. И, более того, вы говорили об особом задании, — согласился с Герольтом Морис. — И что будто бы на нас покоится Божья благодать.

— Это действительно так, — кивнул аббат.

— Но почему именно мы? Что это за особое задание? И как вы убедились в том, что Бог имел в виду именно нас? — Тарик задавал вопрос за вопросом.

— Мы также хотели бы узнать, что случилось с вашими слепыми слугами и с этой странной, недостроенной церковью, — добавил Герольт.

— Разве лошадь взнуздывают сзади? Разве надевая доспехи, рыцарь водружает прежде всего шлем на свою голову? — возразил аббат Виллар. — Нет, тот, кто не желает распылять свои силы, делает шаги в разумной последовательности. Запаситесь терпением и доверьтесь мне, ибо я знаю, что делаю и как. Вы получите ответы на все эти вопросы, но в своё время.

— Хорошо, больше вопросов не будет, — вздохнул Морис. — Так скажите же нам хотя бы то, что собирались сказать.

— Для начала я хотел бы узнать, насколько верны ваши сведения об основании ордена тамплиеров и его главных задачах, — сказал аббат Виллар и, видя удивление на лицах молодых людей, добавил: — Знаю, моя просьба показалась вам странной. И всё же прошу сделать мне одолжение.

Герольт первым преодолел недоумение и стеснительность, хотя вопрос старика действительно показался ему более чем наивным. Ведь даже самый невежественный рыцарь-крестоносец знал историю ордена и имел представление о заданиях, которые взялись выполнять тамплиеры.

— Ну, как известно любому ребёнку, все началось с того, что господа Гуго де Пейен и Готфрид де Сент-Омер вместе с семью другими рыцарями в 1119 году, то есть через двадцать лет после первого крестового похода и завоевания Иерусалима, решили в этом священном городе основать братство, чтобы защищать от разбойников Святую Землю и стремившихся туда паломников.

— Пути, которыми шли паломники, следовало защитить и от других опасностей, особенно от множества львов, водившихся на этой земле, — дополнил Тарик. — Поэтому в статье орденского устава, который строго запрещает тамплиерам заниматься обычной охотой, для охоты на львов сделано исключение.

— Что ещё вы знаете об основании нашего ордена? — спросил аббат Виллар.

Теперь заговорил Морис:

— Королю Иерусалима Балдуину II так понравилось предложение благородных господ, что он передал братству собственный дворец, а именно храм Соломона. Вернее то, что от него тогда оставалось. Династия Омайядов в VII веке возвела там храм с роскошным золотым куполом, а несколько южнее его — мечеть Аль-Акса. Храм стал домом ордена. Молитвенный зал мечети был разделён на кельи, а ещё там устроили амбар и рефекториум. Огромный подвал, в котором, несомненно, находились знаменитые конюшни Соломона, стал местом для кавалерии ордена.

Герольт утвердительно кивнул:

— Поэтому братство получило название Бедные рыцари Христовы из храма Соломона[23]. Десятью годами позднее, в день Святого Илария, поместный собор в Труа принял окончательный текст устава ордена. Затем устав признал папа. После этого орден начал быстро увеличиваться. Благодаря пожертвованиям он приобрёл огромное богатство и влияние. Его рыцарей отличала особая храбрость в сражениях с неверными. Думаю, это все, что можно сказать об истории и особом значении нашего ордена. Я, во всяком случае, ничего важного больше вспомнить не могу. Или вы хотите назвать то, что я, возможно, пропустил? — спросил Герольт, посмотрев на своих товарищей.

Но и они не смогли вспомнить ничего, достойного упоминания. То, что благодаря своему богатству орден во всех христианских странах имел разветвлённую сеть комтур, располагал собственным флотом и не только брал на хранение в своих замках сокровищницы королей (например, французского), но и давно был главным банкиром в Европе и Утремере, было известно каждому, даже если сам он не имел отношения к тамплиерам.

Аббат Виллар выслушал их с мягкой улыбкой и нарушил выжидательную тишину:

— Да, такова история, которую рассказывают об основании ордена. Такой она попала в сочинения многих учёных мужей, и рассказ этот, вероятно, повторится спустя века в исторических хрониках, если мы умолчим о задании, которое дал нам Всевышний.

— Что вы имеете в виду? — смущённо спросил Морис. — Или такую историю вы не считаете истинной?

Седовласый тамплиер улыбнулся.

— Я знаю, что она не истинна… Во всяком случае, не совсем истинна! — он поднял руку: — Подождите! Прежде чем вы начнёте меня расспрашивать, дайте мне задать вам только один вопрос. Спрашивали ли вы себя вот о чем: почему новый рыцарский орден для охраны паломников был основан так внезапно? Ведь уже существовал орден госпитальеров, который смог бы взять на себя такую обязанность. Почему именно эти девять бедных рыцарей должны были обеспечить такую охрану лучше, чем другие? Не кажется ли странным, что король Балдуин освобождает для них свой дворец и даром отдаёт его этой маленькой группе чужаков?

— Так, как это рассказываете вы, все действительно выглядит несколько странно, — согласился Морис. — Но к чему, ради всего святого, вы клоните?

— Ещё минуту терпения! — сказал аббат Виллар. — Позвольте мне последний вопрос. Если охрана дорог, по которым шли паломники, считалась главной задачей ордена, как об этом всегда говорят и как об этом можно прочесть в хрониках, почему же в нашем уставе нет никаких указаний на это? Не следовало ли ожидать, что устав тамплиеров начнётся, к примеру, словами «Цель нашего ордена — защита дорог, которыми идут паломники»? Но об этом в уставе не сказано ни слова.

— Это так! — удивился Герольт.

— Неужели вы считаете, что Гуго де Пейен и особенно Бернар Клерво, умнейший человек, могли просто забыть этот пункт при составлении устава? — спросил аббат Виллар.

— Нет, — твёрдо ответил Тарик. — В уставе ордена, составленном так добросовестно, обдумано каждое слово. Как написанное, так и отброшенное. А о защите дорог, которыми идут паломники, в нем действительно нигде не говорится.

— Орден тамплиеров был создан с единственной целью: во времена кровавых столкновений между крестоносцами и мусульманами быть щитом и мечом для Тайного братства аримафейцев. Причём, о его существовании тогда ещё не знали. Крестовый поход распалил эти столкновения — для обеих сторон он превратил конфликт в злосчастную, якобы священную войну. Это…

— Что значит «якобы» священная война? — вцепился Морис в это слово. — Вы не считаете войну священной и богоугодной?

— Нет, война с мусульманами совершенно точно не священна и не угодна Богу, — твёрдо сказал аббат. — Величайшая трагедия человечества заключается в том, что иудеи, христиане и мусульмане борются друг с другом, вместо того чтобы понять: они поклоняются одному и тому же Богу. Им бы следовало подумать над тем, сколь многое их друг с другом связывает, а не подчёркивать сравнительно ничтожные различия, большая часть которых вызвана принадлежностью людей к разным народам. Мусульмане всегда признавали Иисуса великим пророком. Мария, Моисей и Авраам в исламских учениях играют большую роль. Поэтому ненависть между исповедующими разные религии не имеет ничего общего с Богом. Она вызвана лишь заблуждениями, жаждой земной власти и взаимным незнанием или непониманием чужих обычаев, истории, языков. Но давайте вернёмся к основанию ордена тамплиеров!

Четверо друзей обменялись удивлёнными взглядами. Им ещё не приходилось слышать, чтобы тамплиер так говорил о мусульманах. Исторически сложилось, что из быта, привычек и навыков, свойственных арабам, тамплиеры восприняли больше, чем другие крестоносцы. При всей своей враждебности к мусульманам тамплиеры их уважали и многому у них научились, что нередко вызывало к ним подозрительное отношение других христиан. Но то, что сейчас сказал аббат Виллар, намного превосходило все, что им приходилось слышать.

— Того, что орден, которому следовало быть лишь боеспособным охранным отрядом местного значения, уже через несколько лет обособится и станет жить своей собственной жизнью, тогда не мог предположить никто, — продолжил аббат. — Но не это сейчас имеет значение. Сейчас важно то, что вы призваны к вступлению в наше братство. Вам предстоит принять наследство тех аримафейцев, которые самоотверженно исполняли святую службу перед вами.

Внезапно Герольта осенило. Но его догадка была столь поразительна, что ему почти отказал голос, когда он произнёс:

— Какая же задача стоит перед этим тайным братством, к которому вы принадлежите, аббат Виллар?

Ответу седовласого тамплиера суждено было навсегда изменить их жизни:

— Тайное братство — это хранители Святого Грааля!

5

Для молодых тамплиеров слова аббата Виллара прозвучали как гром среди ясного неба. В подземном убежище наступила гробовая тишина. Озноб, охвативший рыцарей, был вызван отнюдь не холодом подземелья. Священное благоговение на миг превратило их в каменные изваяния.

Кто из христиан не знал многочисленных историй и легенд, которыми уже почти полтора тысячелетия был окутан Грааль — чаша последней вечери — и её загадочное исчезновение после смерти Христа? Сколько безуспешных попыток было предпринято в поисках этого священного сосуда, из которого посланный господом сын человеческий дал испить своим ученикам в ночь накануне своей казни, на празднике нового союза Бога и людей? Сосуд, которому в легендах приписывались неземные силы? И вот старый тамплиер открывает им, что Святым Граалем владеет тайное братство, вступить в которое они призваны!

Им с трудом в это верилось. Несколько минут назад аббат доказал им, что обладает таинственной силой, превосходящей способности Бисмиллы и Джуллаба, — силой, которая не дана ни одному смертному. И всё же, откровение старца показалось им столь невероятным и пугающим, что разум продолжал сопротивляться вере.

Гораздо легче было поверить в существование тайного братства, членом которого был Виллар де Сент-Омер. Жил ведь некогда на свете Иосиф, выходец из Аримафеи, почтенный горожанин, член совета по управлению Иерусалимом. Иосиф получил у Понтия Пилата разрешение снять с креста тело Иисуса и похоронить его в пещере недалеко от места казни. Согласно церковному преданию, Иосиф был также человеком, который взял чашу тайной вечери, чтобы собрать в неё кровь из ран тела Христова, и сохранил этот сосуд.

Первым тишину нарушил Морис:

— Вы хотите сказать, что священная чаша тайной вечери находится здесь, в этой церкви?

Его взгляд устремился к алтарю, как будто он, вопреки доводам разума, надеялся увидеть там Святой Грааль. Но на мраморной плите стояли только два подсвечника.

— Нет, этого я не хотел сказать, — ответил аббат Виллар. — Святой Грааль спрятан не здесь. Было бы напрасно искать его в этой церкви.

— Неудивительно, что наверху такое запустение и грязь, — пробормотал Мак-Айвор, который, как и его товарищи, все ещё не мог понять до конца всю важность того, что им только что сообщили.

— Что же из того? Иисус ведь тоже не во дворце родился, а в обычном стойле, — напомнил Тарик.

— Правильно! И не может быть сомнений в том, что тайное братство, о котором вы рассказали, названо, как и эта церковь, именем святого Иосифа Аримафейского, — продолжил Герольт. — И что вы открыли нам всё это именно здесь, если это действительно соответствует истине.

Снисходительная улыбка скользнула по лицу старого тамплиера.

— Ради Бога и во имя спасения моей души! Всё именно так, как я рассказал, достойные братья по ордену! Святой Грааль, который уже много раз оказывался в опасности, находится у братства аримафейцев, основанного святым Иосифом вместе со святой Магдалиной и святым Никодимом. А я — главный хранитель, первый среди равных. Но пришло время уступить место молодым. Если вы готовы к тяжёлой службе, пора передать хранение сосуда в ваши руки.

— Хорошо, допустим, что всё именно так, как вы говорите. Хотя до меня, признаться, все это доходит с трудом, — сказал Тарик, едва справляясь с собой. — Почему именно мы четверо призваны к этой тяжёлой службе? Кроме того, я хотел бы узнать, в чём, собственно, заключается служба хранителя.

— Не только ты, — отозвался Морис. — Мы тоже.

— Я хорошо понимаю, насколько потрясло вас моё сообщение, — сказал аббат Виллар. — В своё время я тоже вёл себя как Фома Неверующий. Тогда, в Иерусалиме, меня с товарищами посвятили в эту тайну, и мы стали рыцарями Грааля, сменив на этом посту прежнего хранителя, который был ещё старше, чем я сейчас. Но прежде чем я…

— А когда это произошло? — перебил Герольт.

Аббат Виллар медлил с ответом.

— В 1119 году, — наконец печально сказал он.

— Это невозможно! — воскликнул Герольт. — Ведь тогда… тогда вам должно быть почти двести лет!.. Но человек не может быть таким старым!

Аббат улыбнулся, на его лице отразилась боль:

— На твоём месте я сказал бы то же самое. Но слова «невозможно» для Бога не существует. То, что мы называем чудом и, веруя, воспринимаем как таинство, — это для Сотворившего мир лишь знак его безграничного всемогущества.

Аббат сделал краткую паузу.

— Священный сосуд — это источник вечной жизни, — продолжил он торжественно, медленно выговаривая слова. Он сознавал, сколь многого требует от молодых рыцарей, потрясая их воображение второй раз за столь короткий срок. — Мне больше двухсот лет. Мне было уже за тридцать, когда вместе с Гуго де Пейеном и моим братом Готфридом де Сент-Омером я пришёл в Иерусалим, был принят в братство и со своими друзьями основал орден тамплиеров.

Совершенно потрясённый, Мак-Айвор уставился на аббата. Не меньшее изумление читалось и на лицах его товарищей. Происходившее с ними казалось сном, события которого не только отменяли все известные законы природы, но и частично переписывали историю, казалось бы, им хорошо известную.

— То есть выпивший из святого сосуда получает вечную жизнь? — голос Герольта снизился до испуганного шёпота.

Аббат Виллар покачал головой:

— Вечная жизнь ожидает нас лишь в Небесном Царстве и зависит только от Божьей милости. Глоток из святого сосуда также не делает неуязвимым, как об этом ложно говорится в легендах. Но жизнь того, кто осмелится сделать из сосуда второй глоток, может растянуться на многие века. Кто же, однако, захочет сделать это и тем добровольно уготовить себе ад на земле? Ибо именно это он и получит, дерзнув устремиться к вечной жизни. Верьте мне: столько боли и одиночества, сколько перенесли в жизни я и прежние хранители, не дано вынести ни одному обычному человеку. Снова и снова прощаться с верными спутниками и любимыми, которые умирают в тридцать-сорок лет, многократно видеть, как меняются поколения и неизменно хранить тайну — все это глубоко ранит сердце и душу. Я знаю, о чем говорю! Необходимость быть стойкими, терпеть боль и одиночество — лишь часть той тяжёлой ноши, к которой следует приготовиться, если вы решитесь стать хранителями Святого Грааля.

— Но если… если Бог действительно, как вы говорите, призвал нас к этой службе, как мы можем не откликнуться на его призыв? — вздохнул Тарик.

— Каждому человеку Бог даёт полную свободу следовать добру или злу. Он оставляет нам право из многих жизненных путей выбрать один-единственный, — ответил аббат. — Он — Бог любви, который никогда не принуждает и ничего не возмещает. В каждого из нас при рождении закладывается великое призвание, ведущее к угодной Богу цели. Но при этом Бог целиком и полностью оставляет в нашем распоряжении возможность услышать внутренний призыв и добровольно последовать ему, чтобы в конце концов этой цели добиться.

— Какие же ещё цели преследует братство? — поинтересовался Морис. В глазах его светились огоньки, явно говорившие о том, что он жаждет глотнуть из святого сосуда, чтобы обеспечить себе долгую жизнь.

— Борьбу с силами тьмы, в которой сложили головы уже многие храбрые мужи, — ответил аббат, и тень легла на его старческое лицо. — Князь преисподней пытается захватить Святой Грааль с первого же дня после смерти Иисуса. Ведь Грааль в руках чистого, верующего в Бога человека оказывается источником жизни. Но он может принести миру невообразимые беды и бесчисленные разрушения, если окажется в руках искарисов и их поклонников. Они, а не мусульмане, — наши настоящие враги.

От этих мрачных слов Герольта охватил озноб.

— Кто такие эти искарисы?

— Они поклоняются злу и хотят установить в мире господство тьмы. Искарисы — это люди из самых разных народов и религий. Объединяет их то, что они отвратились от Бога. Подобно мне и моим собратьям они очень долго живут и располагают особыми тайными силами. Но искарисы получили эти способности от дьявола за их рабскую преданность, — объяснил аббат. — Название им дал Иосиф Аримафейский по имени Иуды Искариота, предавшего Иисуса. Сами они, однако, гордо называют себя апостолами Иуды. С ними и с их попытками искушать людей злом вы и должны будете бороться.

— Тамплиер, знающий, что Бог на его стороне, не боится ни смерти, ни чёрта! Тем более не испугают его и эти искарисы! — убеждённо сказал Мак-Айвор. — Но, становясь рыцарями-тамплиерами, мы дали обет и поклялись в верности нашему ордену. Как же мы сможем вступить в этот тайный орден аримафейцев и стать хранителями Святого Грааля?

— Не думайте об этом. Если вы решитесь взяться за эту тяжёлую службу, великий магистр тут же исключит вас из войска и освободит от всех ограничений и обязанностей, предписанных тамплиеру уставом ордена, — уверил аббат Виллар. — После этого вам останется заниматься лишь тем, что требуется для охраны Святого Грааля.

— Великий магистр знает о тайном братстве и святом сосуде? — спросил Герольт.

Аббат Виллар кивнул:

— Да, великий магистр ордена тамплиеров входит в небольшой круг людей, частично посвящённых в тайну, но не принадлежащих к братству, и знающих все то, о чем вы сейчас узнали от меня. Не забывайте, что мы основали орден потому, что угроза, исходившая от искарисов, и опасность мусульманского нашествия стали слишком велики. Но об этом и о многом другом мы поговорим позже. На сегодня достаточно. Вам сначала надо обдумать то, что вы уже узнали.

— Да, но… — попытался возразить Морис.

— Я знаю, что вы хотите задать мне много вопросов, и я отвечу на них, — пообещал аббат. — Но не сейчас. Мне хотелось бы, чтобы сейчас вы спокойно обдумали то, что узнали. Я снова пошлю за вами, когда у меня будет время спросить о вашем решении. Тогда вам предстоит испытание Святым Духом, и вы должны будете доказать, что и в самом деле достойны быть хранителями Святого Грааля.

Братья по ордену озадаченно переглянулись. Однако никто не осмелился прервать аббата Виллара и спросить его, что он подразумевает под испытанием Святым Духом.

— Итак, ступайте. Хорошо проверьте себя и не спешите с решением, — посоветовал старый тамплиер. — Вам придётся взять на себя огромную ответственность. Ваше решение может иметь последствия, которые вы сейчас не способны представить. Не поддавайтесь ни досаде, ни сомнениям, неизбежным в ближайшие дни. Ищите силы и уверенность в молитве. И если кто-то из вас поймёт, что не способен нести это бремя, его решение будет столь же достойным, как и решение другого взвалить на себя тяжёлую ношу. Помните: на плечи того, кто первым будет принят в Тайное братство аримафейцев и станет хранителем Святого Грааля, ляжет тяжёлая, священная служба. Путь, ожидающий его, будет длинным и отягощённым бесчисленными испытаниями и опасностями, которые способны сломить даже необычайно храброго тамплиера. Дай вам Бог внутренних сил и знания, чтобы принять верное решение!

6

Подобно огненным копьям, языки пламени проникали сквозь черные стены, которые окружали его со всех сторон и взмывали ввысь к ночному небу. Из этой круглой шахты не было выхода. Пламя дотягивалось до него. Вдруг стены зашатались, как при землетрясении. На них возникали трещины — зубчатыми дорожками они проходили по каменной кладке, расширяясь все больше и больше. Наконец стены рухнули, и со всех сторон этого горящего ада на него посыпались камни. Уже ничто не могло спасти его от горящих обломков. Смерть была неизбежна.

От кошмара Герольта спасло то, что он открыл глаза. Он рывком поднялся и сел. Уже в следующее мгновение ужасные картины его сна начали исчезать и превращаться в смутные воспоминания. Герольт провёл по лицу ладонью и ощутил холодный пот на лбу.

Его сердце медленно переходило с галопа на обычный размеренный ритм, когда он понял, что это был лишь сон и что он находится в большой спальне цитадели. Здесь во время осады обретали ночной покой братья-тамплиеры. Поэтому тишину то и дело нарушали стоны, храп и вскрики рыцарей.

Герольт знал, что теперь уснёт не скоро, и поспешил на ночную прохладу — воздух в спальне был слишком тяжёлым. Он осторожно протиснулся мимо лежанки Тарика, спавшего возле колонны. По обеим сторонам центрального прохода горели свечи, которые не очень-то помогали в ночной темноте этого зала. Но их света было достаточно, чтобы не споткнуться о препятствие и не разбудить кого-нибудь.

Когда он подходил к входной двери, его взгляд упал на постель Мак-Айвора, которому посчастливилось раздобыть лучшее место возле главного прохода. Одеяло на лежанке Мак-Айвора было отброшено, а сама она пуста. Было ясно, что заснуть ему тоже не удавалось. Да и кто в Акконе хорошо спал после продолжавшейся уже четыре недели осады и возраставшего с каждым днём отчаяния?

Герольт думал, что встретит шотландца на кромке стены, с которой открывался хороший вид на Аккон и на вражеский лагерь. Он выбрался на верхний боевой ход. Но напрасно Герольт искал исполинскую фигуру Мак-Айвора. Зато в углу галереи он увидел Мориса. Француз, казалось, вовсе не удивился появлению Герольта.

— Тоже не можешь уснуть? — спросил Морис.

Он продолжал рассматривать лагерь мамелюков, которые и в эту ночь ожесточённо обстреливали Аккон. Большинство камнемётов метило во внешнюю стену — выпущенные глыбы должны были проломить её. С помощью гигантских машин мусульмане продолжали также перебрасывать через стены горшки с греческим огнем и устраивать в городе пожары.

Герольт поморщился:

— С тех пор как аббат Виллар посвятил нас в тайну ордена аримафейцев, я ещё ни разу не спал спокойно.

— Я тоже, — признался Морис. — Ничего удивительного. Как можно спокойно уснуть при всех тех мыслях, которые приходят в голову?

Некоторое время они молча смотрели на город, укрепления и жилые кварталы которого уже были сильно повреждены. Аккон ещё отказывался капитулировать перед бешеным натиском мамелюков и их вассалов, но отчаяние горожан росло подобно мучительному нарыву, все больше отравлявшему здоровую плоть. И все в городе спрашивали друг друга: где же король и его войско, которое собиралось прибыть с Кипра?

Герольт испытал злую радость, увидев на крепостной стене немного южнее Новой башни камнемёты, построенные венецианцами. Сейчас они отвечали на обстрел мамелюков столь же яростным обстрелом. Из всех метательных машин, находившихся у осаждённых, эти камнемёты были самыми мощными и действенными.

— Маленький отряд из Венеции дерётся очень храбро! Если бы все были такими смелыми и решительными! — сказал Герольт.

— Да. И пусть будут прокляты трусливые псы из Генуи, которые за нашими спинами заключили договор с султаном и теперь держатся в стороне, — добавил Морис.

Друзья снова замолчали.

— Иногда я спрашиваю себя: на самом ли деле был этот аббат и его слепые слуги? — сказал наконец Герольт. — Все это по-прежнему кажется мне невероятным. Особенно то, что мы должны быть призваны на эту священную службу.

Морис покачал головой — так, будто и он тоже все ещё не мог в это поверить:

— Бог ты мой! Хранитель Святого Грааля, и жизнь, которая продлится не десятилетия, а века! Как разум может не сопротивляться такому? Никогда и представить не мог, что однажды окажусь перед таким выбором! Все, что я раньше считал риском, — это сущие пустяки!

— И что же? — нетерпеливо спросил Герольт. — Ты уже принял решение? По-моему, аббат дал нам достаточно времени. Во всяком случае, прошло уже две недели, а он все ещё не позвал нас.

Морис насмешливо улыбнулся:

— Чего уж тут решать? На двести лет и больше я и так согласен!

Он опять стал серьёзным:

— Знаешь, бывают моменты, когда я совершенно уверен, что должен откликнуться на этот призыв и стать рыцарем Грааля. Но в следующую ночь я просыпаюсь в холодном поту и меня трясёт от страха, что я, возможно, не справлюсь с этой службой. Какими такими способностями и достижениями я успел отличиться? Да никакими!

— Морис, ты читаешь мои мысли, — раздался за их спинами знакомый голос. Это был Тарик. Они и не заметили, как он подошел.

— Наверное, это я тебя разбудил? — спросил Герольт. — А мне показалось, что я вышел из спальни совсем тихо.

Тарик покачал головой:

— Когда ты проснулся, я уже не спал. Лежал и думал: ворочаться дальше в койке без сна да нюхать вонь спальни либо пойти в часовню и попробовать найти верное решение в молитве. Но я не сделал ни того ни другого, а просто вышел за тобой, Герольт. Наверное, нам вместе легче будет обсудить все это здесь, на свежем воздухе. Насколько я вас знаю… — Он не закончил фразу.

Морис улыбнулся:

— Похоже, с нами всеми происходит одно и то же. Я ведь уже побывал в часовне, как и Мак-Айвор. Он, кстати, все ещё там.

— Наверное, потом он сюда придет, — предположил Герольт.

— Конечно, — подтвердил Морис. — Ведь я ему сказал, что буду здесь, наверху, и он пообещал сюда прийти.

Мак-Айвор не заставил себя ждать. Друзья долго беседовали о том, что аббат Виллар открыл им в крипте, заставив принять трудное решение.

— Я хотел бы, чтобы он больше рассказал нам о том, что нас ждёт, если мы решим вступить в тайное братство и стать хранителями Грааля, — задумчиво сказал Мак-Айвор. — Не то чтобы я испугался борьбы с искарисами. В бою можно встретить и других безбожных и опасных прислужников дьявола. Никогда ещё трусы не ходили в бой под знаменем тамплиеров! Мне кажется, опасность искарисов — не то, что вас тревожит и заставляет медлить с решением. Но ведь аббат не рассказал нам о многом другом!

— Да, и я хотел бы задать ему кучу вопросов, — согласился с Мак-Айвором Морис. — Например, я бы охотно узнал, где вообще находится святой сосуд и что станет, если Аккон не выдержит осады и город окажется в руках врага. А возможно, он спрятан в Иерусалиме. Как же нам тогда его охранять?

— Это я тоже охотно узнал бы, — сказал Герольт. — Но что меня беспокоит больше всего, так это проверка Святым Духом, о которой сказал аббат. Должны ли мы быть готовы и к тому, что, возможно, не выдержим этой проверки, даже если решим вступить в братство и стать хранителями Грааля?

Тарик тяжело вздохнул.

— Некоторые задачи бывают очень сложными, пока их решаешь, и очень простыми, когда их решишь, — заметил он. — Мне бы хотелось, чтобы время ожидания поскорее закончилось и аббат позвал нас, чтобы мы больше не могли медлить с решением и узнали все то, что ещё не знаем.

Морис кивнул:

— Ожидание и в самом деле изматывает. Я не могу понять, почему он медлит уже две недели. Я-то думал, что ждать придётся не больше двух дней!

— Кто же из вас уже принял решение? — осмелился спросить Герольт.

— Я! — ответил Мак-Айвор, слова его прозвучали твёрдо. — Решение пришло ко мне в часовне. Я соглашусь, хотя и считаю себя недостойным для такой службы. Не может для христианина быть ничего более достойного и святого, чем отдать жизнь охране святого сосуда. Ближе простой смертный не сможет подойти к Спасителю! А что касается этой проверки Святым Духом, то пусть случится то, что мне на роду написано. Я верю, что слова аббата — не пустая болтовня, когда он сказал, что мы призваны для охраны Святого Грааля и что на нас лежит Божье благословение. Мне, во всяком случае, не требуется других знаков и слов, чтобы в это поверить.

Рыцарей глубоко тронула искренность шотландца, совсем не склонного к длинным речам. Казалось, своими словами он и их освободил от мук выбора.

Герольт вдруг почувствовал, как легко ему стало дышать. Беспокойство и неопределённость разом улетучились, как будто их и не бывало. Путь, лежавший перед ним, был ясен, и, казалось, никаких сомнений никто и не испытывал.

— Не знаю, что можно добавить к твоим словам, Мак-Айвор! И я без колебаний отвечу аббату «да!», когда он спросит меня, готов ли я стать хранителем Святого Грааля, — решительно сказал Герольт.

— А ведь нас уже трое, — заметил Тарик. — Потому что я тоже с вами!

— Левантиец, ты знаешь массу мудрых поговорок, но не умеешь считать! Ведь нас четверо! — поправил его Морис и с возмущением посмотрел на товарищей. — Не дам же я вам дожить до мафусаиловых лет, чтобы мои кости к тому времени давно лежали в могиле!

— Давайте же здесь и сейчас заключим договор! — облегчённо и радостно предложил Герольт. — Давайте торжественно поклянёмся вместе вступить в братство! Поклянёмся, что и на этой священной службе будет стоять друг за друга так же, как раньше на службе в ордене тамплиеров! — И он протянул им руку.

— Да будет так! — воскликнул Морис и положил ладонь на руку Герольта. — Именем Всемогущего Господа, Пресвятой Девы и нашего Спасителя!

Тарик последовал его примеру:

— Да, мы клянёмся в этом! Пусть нашим новым девизом будет: «Друг за друга в верности и чести!»

— «Друг за друга в верности и чести!» — подтвердил Мак-Айвор и последним положил свою лапу на руки товарищей.

Эхо крепостных стен ещё раз повторило клятву рыцарей, которую они произнесли теперь уже все сразу:

— Друг за друга в верности и чести!

7

«Королевский флот прибыл с Кипра! Король привёл свежее войско и сразу возглавил оборону города! Наше спасение близко! Благослови Господь короля Генриха Второго!» — радостная весть пронеслась по городу накануне полудня. Ликующие горожане хлынули в сторону порта, и скоро улицы заполнились потоком людей, желавших собственными глазами увидеть прибытие королевского флота.

Было 4 мая 1291 года. С начала осады прошёл почти целый месяц.

Мрачное настроение, ещё утром подобно туче висевшее над городом вместе с запахом гари, испарилось, как роса на солнце. Смеясь и плача, люди обнимались, хлопали друг друга по плечам и уверяли себя, что худшее позади, что с прибытием короля дело примет другой оборот: рыцари Аккона и их вспомогательные части вместе с королевским войском перейдут в наступление, разорвут кольцо обложивших город мамелюков и заставят султана эль-Ашрафа Халила убраться восвояси.

Среди стремившихся попасть в гавань были и четыре рыцаря, поклявшиеся друг другу в нерушимой дружбе и братстве по оружию. Они только что освободились от дежурства, во время которого переносили из переполненного госпиталя в Железный замок тяжело раненных собратьев по ордену. Это была тяжёлая, но необходимая работа. Все шло к тому, что мамелюки скоро пробьют стену и начнут штурм обоих колец крепостных сооружений, окружавших город. И тогда уже не останется времени для того, чтобы перенести тяжело раненных тамплиеров в замок на южной оконечности полуострова. К тому же в уличных боях понадобится каждый, способный стоять на ногах и держать оружие.

Велика была радость Герольта и его друзей, когда весть о прибытии королевского флота достигла Железного замка. Доверив раненых попечению врачей из ордена тамплиеров, они поспешили к гавани.

Под крики ликующей толпы в гавань входило сорок кораблей. Однако, только четыре из них производили впечатление грозных судов — это были боевые галеры с тремя командами гребцов на каждой стороне корабля.

— Боюсь, для спасения Аккона этого будет недостаточно, — сказал Морис, окинув флот опытным взглядом.

Герольт покачал головой:

— Мне это подкрепление тоже не кажется тем войском, на которое здесь рассчитывали.

Мак-Айвор и Тарик согласились с ними.

Совсем молодой король, который, как было известно, ещё не вполне оправился от тяжёлой болезни, вышел к людям без большой свиты — впрочем, при сложившемся положении она была неуместна. Он ступил на пристань под восторженные крики толпы — готовый к борьбе воин в сверкающих латах, которого сопровождал архиепископ Никосийский Иоханес Турко де Анкона.

Речь, с которой король обратился к жителям и защитникам портового города, была краткой и состояла из хотя и благозвучных, но незначительных слов. Он воздал должное их мужеству и стойкости в борьбе с неверными, передал им благословение папы и неуверенно заявил, что за них молятся христиане всего мира. Король знал, какие славные битвы прошли здесь под знаком креста, и обнадёжил, что высочайше берет на себя командование войсками и сделает все, чтобы город не стал добычей мамелюков.

Речь монарха была встречена с огромным воодушевлением и вызвала очередную вспышку восторга. Большинству горожан прибытие короля с войском уже само по себе придало новые силы.

Но разочарование все же перевесило надежды опытных воинов — братьев-тамплиеров. Они уже поняли, что подкрепление слишком слабо для того, чтобы осаде действительно был положен конец.

Среди воинов, сходивших с кораблей, Морис увидел тамплиера и тут же протиснулся к нему через толпу. После приветствия он спросил его о численности войска, которое привёз с Кипра король.

— У нас примерно сотня всадников и около двух тысяч пеших, брат, — охотно ответил тамплиер. — Хотел бы я назвать тебе другое число. Но и это войско едва удалось собрать. Большинство давно махнули рукой и на Аккон, и на Святую Землю. Больно говорить, но это горькая правда.

— Сам ты другого мнения, иначе не приехал бы сюда, — вмешался Герольт.

— Я тамплиер, как и вы, — гордо ответил их собрат. — Я обещал быть верным ордену до самой смерти и намерен выполнить своё обещание. Так думают и другие рыцари-тамплиеры, которые приехали со мной. Никто из них не смог не откликнуться на призыв короля Генриха. Разве можно было оставаться в своей комтуре на Кипре и спокойно заниматься мирными делами, когда наши братья и даже великий магистр защищают Аккон ценой собственных жизней? А теперь простите, дорогие братья. Мне надо идти к своим. Бог даст, скоро снова встретимся — на поле боя!

Герольт и его друзья в самом мрачном настроении выбрались из гавани и пошли обратно в цитадель через квартал венецианцев. Они как раз пересекали торговую площадь, как вдруг Морис увидел знакомые лица в одном овощном ларьке.

— Герольт! Тарик! Смотрите, кто за прилавком стоит! Ведь это парижский купец Гранвиль и его старшая дочь Беатриса! — просиял он. — Они все ещё в Акконе!

Герольт и Тарик удивленно посмотрели туда, куда показывал Морис. Они-то были уверены, что купец и его дочери давно покинули город и добрались до родины.

— Идёмте поздороваемся и спросим, почему они до сих пор в городе! Ужасно интересно, что они нам расскажут! — предложил Морис и, не дожидаясь согласия друзей, поспешил к Гранвилям.

— Мне кажется, молодую красивую женщину Морис заметит даже ночью в толпе людской, — хмыкнул Тарик.

Герольт улыбнулся и ответил:

— Похоже, кое-что сидит в нас слишком глубоко, чтобы даже тамплиерский обет мог с этим окончательно справиться.

— Кто такие эти Гранвили? — спросил Мак-Айвор.

Герольт рассказал шотландцу историю про нападение на семью купца и короткий бой, который Морис, Тарик и он сам дали бессовестному сброду.

Увидев их, купец хлопнул в ладоши совсем как ребёнок:

— Смотри-ка, свет очей моих! Господа тамплиеры! Наши храбрые защитники и спасители, которым мы так благодарны! Какая чудесная встреча! Достойные рыцари в тот раз так стремительно исчезли, что мы не успели их как следует отблагодарить! Не так ли, цветок сердца моего? — обратился он к дочери.

Беатриса посмотрела на рыцарей и почтительно склонила голову.

— Да, отец, к сожалению, это так, — ответила она тихо, стараясь не встречаться глазами с одним из них. — Мы были очень огорчены тем, что не смогли воздать вам по вашей беззаветной храбрости.

На породистом лице Мориса расцвела обезоруживающая улыбка.

— Что вы говорите, достойная красавица? Иметь счастье защитить вас и снова увидеть в добром здравии и бодром настроении — слишком большая награда, которую мог бы пожелать честный человек!

— Вы поражаете нас своей добротой, благородный рыцарь, — прошептала Беатриса, опустив глаза. На нежной коже её щёк зарделся румянец, отчего она стала ещё красивее.

Тарик и Мак-Айвор украдкой обменялись весёлыми взглядами.

— Вы вознаградили нас более чем щедро. И доброго Алексиоса тоже, — сказал Герольт, намекая на попойку, которую они позволили себе в таверне грека.

— Ваше имя Алексиос, достойный рыцарь? — обратился Гюстав Гранвиль к Мак-Айвору.

Тот взглянул на толстяка.

— Рыжие греки не так уже часто встречаются. Вы так не думаете? — добродушно улыбнулся он.

Морис поспешно вмешался:

— Нет, это наш собрат по ордену Мак-Айвор Коннелли из туманной страны шотландских высокогорных болот, кошмар всех неверных, но также и всех тех несчастных, которые имели глупость вступить с ним в противоборство. Но довольно о нас, смиренных братьях! Скажите, почему вы до сих пор в городе? Разве вы не говорили, что хотите сесть на марсельский корабль, где для вас уже были приготовлены места, и добраться до родины? Ведь вы собирались вместе с дочерьми покинуть Аккон в тот же день!

— Да, я это тоже припоминаю, — заметил Тарик.

Лицо Гюстава Гранвиля исказила страдальческая гримаса, и он воздел ладони к небу, как будто вымаливал Божье милосердие.

— Бог свидетель, я все это собирался сделать! Но когда мы добрались до гавани, капитан уже ничего знать не хотел о нашей договорённости. Он даже пообещал, что его матросы изобьют меня, если я тотчас же не уберусь с корабля. В тот день другие корабли из гавани уже не уходили, и нам пришлось со всеми пожитками возвращаться обратно, в тот самый дом. Я собирался утром обратиться к другому капитану, но болезнь моей младшей сделала это невозможным.

— Ваша младшая дочь, Элоиза, заболела? — встревожился Герольт.

Купец кивнул.

— Страх смерти и кровопролитие, свидетелем которого она стала, конечно, повлияли на это. Но что бы ни было причиной, ночью её охватил сильный жар. Её жизнь была в опасности, мы даже пригласили священника, чтобы она не ушла из этого мира без причастия, — рассказывал Гранвиль. Было заметно, какой сильный страх за своё дитя он пережил. — Но благодаря великому милосердию Божьему и неустанной заботе моей старшей дочери эта горькая чаша нас миновала. Болезнь стала отступать. Но нам следует подождать ещё несколько дней, пока она не окрепнет настолько, чтобы мы рискнули уехать.

— Слава тебе Господи! — облегчённо выдохнул Герольт. — Передайте вашей дочери наш сердечный привет. Пусть выздоравливает поскорее и окончательно!

Поскольку купец с дочерью собирались идти домой, Морис нашёл предлог, чтобы проводить их.

— Дайте мне вашу корзину, дорогая Беатриса! — потребовал он. — Она слишком тяжела для того, чтобы позволить тащить её такой грациозной девушке, как вы. И ваш отец устал. Окажите мне честь!

— Если вы на этом настаиваете, я охотно приму ваше дружеское предложение. Корзина действительно тяжеловата. — Беатриса одарила Мориса прелестной улыбкой и передала ему корзину.

— Конечно, надо быть нашим галантным Морисом, чтобы такое пришло тебе в голову, — заметил Тарик, когда тамплиеры вместе с Гранвилями направились к генуэзскому кварталу. Морис с корзиной в руке и прекрасная Беатриса шли впереди всех.

— Мне кажется, что за все годы, которые Морис провёл в звании тамплиера, связанного обетом целомудрия, он так и не растерял своего умения обольщать женщин, — сказал Герольт.

— А мне кажется, что в ваших речах отчётливо слышится зависть! — насмешливо произнёс Мак-Айвор. — Наверное, эту корзину вам следовало нести втроём, чтобы разделить удовольствие и оказанную честь.

— Какую чушь ты несёшь! — возмутился Герольт, чувствуя, как краска заливает его лицо. Втайне он жалел о том, что не догадался заслужить очаровательную улыбку Беатрисы Гранвиль. Он мог дать обет целомудрия, но от этого не перестал воспринимать женскую красоту!

Тарик тоже возмутился словами Мак-Айвора, однако был не в меру груб:

— Как такое пришло тебе в голову! Иногда все же лучше иметь два глаза, чем один!

Мак-Айвор рассмеялся и ударил Тарика по плечу своей ручищей.

— Своим орлиным глазом я вижу все, что достойно внимания! Будь спокоен, я тоже способен оценить красоту прекрасного цветка! — заверил он.

Герольт и Тарик предпочли больше не высказываться на эту тему.

Конечно, Гюстав Гранвиль пригласил тамплиеров в дом, чтобы угостить их напитками. И, естественно, рыцари захотели лично пожелать маленькой Элоизе скорейшего выздоровления. В действительности же всем им понравилось быть объектом внимания такой молодой красивой девушки, как Беатриса.

Когда рыцари попрощались с Гранвилями и вышли из прохлады их дома под майское солнце, они увидели в воротах две мужские фигуры и невольно вздрогнули. Это были слепые слуги аббата Виллара. Рыцари сразу поняли, что означает их внезапное появление.

— Аббат приглашает вас к себе, достойные господа тамплиеры! — сказал им Бисмилла. — Сегодня на закате солнца мы ждём вас у дверей церкви.

Слепцы учтиво поклонились и исчезли — так, будто их и не было.

8

Если бы они не знали, в каком месте нужно свернуть с правой обочины широкой монастырской дороги на узкую тропинку, чтобы прийти к недостроенной церкви на юго-восточной стороне холма Монжуа, они, конечно, прошли бы мимо тайного поворота. Тропа вела сквозь быстро густевшие тени деревьев. Церковь, кое-как отделанная снаружи, тоже была окутана сумерками.

— Какое неуютное место! Отталкивает, даже если знаешь, что здесь тебя не подстерегает опасность, — проворчал Морис, когда они подступили к церкви и слабый свет указал им дорогу к лестнице, ведущей в крипту. Он недовольно крикнул туда, где мерцал источник света: — Бисмилла! Ты что, не мог захватить побольше света? Или вы хотите, чтобы мы на этой свалке переломали себе кости?

— Верующий видит со светом Божьим! — отозвался слепой туркополь из глубин церкви.

Морис обернулся к друзьям.

— Слышали? Какая наглость! — воскликнул он. — Этот парень хочет посмеяться над нами!

Герольт положил руку на его плечо:

— Успокойся, Морис. Ты взволнован, а этого уже достаточно, чтобы рассердиться.

— О чем ты говоришь? Я вовсе не волнуюсь! — возмутился Морис.

— Конечно, наш горячий Морис — само спокойствие. Как и сегодня утром, когда ты нёс корзину прекрасной Беатрисы. В это время только мы втроём и чувствовали слабость в животах. А уж волновались вдесятеро сильнее, чем когда нас принимали в орден тамплиеров, — насмешливо гремел бас Мак-Айвора, гулким эхом отзывавшийся в пустой церкви.

Внезапно за их спинами возник Джуллаб. Темнота выпустила его из своих объятий только на миг. Он закрыл за рыцарями тяжёлую дверь и запер её на засов. А потом поспешил вперёд, обгоняя друзей с уверенностью летучей мыши, находящей верный путь и в подземном лабиринте.

Бисмилла со светильником в руке начал спускаться в крипту. Герольт заметил, что на этот раз не были оставлены открытыми ни тяжёлая решётка, ни обитая железом дверь в конце спуска. И ту, и другую Джуллаб закрыл за ними. Это заставило Герольта насторожиться. Его друзей тоже — они начали озираться. Но никто ни о чем не спрашивал.

И свечи на этот раз не горели в алтаре, и жаровня не стояла возле аббата Виллара. Теперь свет исходил от факела, вставленного в прикреплённое к стене железное кольцо. Факел горел рядом с изваянием Иосифа Аримафейского. Он высвечивал довольно большой круг, в котором стояли четыре одинаковых кресла и отдельно — кресло, обитое кожей. Но в углы крипты и в нишу алтаря свет почти не проникал.

Аббат встал, поблагодарил рыцарей за то, что они пришли, и пригласил их сесть в кресла.

— Несмотря на критическое положение, в котором находится Аккон, вы, аббат Виллар, довольно долго ждали, прежде чем спросить о нашем решении. Должен сказать, вы подвергли наше терпение очень серьёзной проверке, — первым заговорил Морис. — Может, это и есть то особое испытание, о котором вы говорили?

Аббат Виллар улыбнулся:

— Нет, речь шла не о проверке терпения. Но каждому требовалось время, чтобы ему все стало ясно. Разве ваш ответ не был окончательно готов лишь к нынешнему дню?

Своей проницательностью он снова удивил рыцарей. Ведь уже по дороге сюда они обсуждали одну очень важную сторону их решения и сошлись во мнении, что смогут вступить в Тайное братство аримафейцев и стать хранителями Святого Грааля только при единственном условии. Как мог он об этом догадаться?

— Так скажите мне, какое решение вы приняли! — призвал их аббат.

Начал Герольт.

— Мы добросовестно проверяли самих себя, снова и снова ища помощь в молитве, как вы нас и наставляли. Мы принимаем ваше предложение. Каждый из нас готов откликнуться на призыв и со смирением взять на себя священную службу хранителя, — сказал он твёрдо и добавил: — Но мы ставим одно условие, аббат Виллар.

— Какое? — спокойно спросил тот.

— Вы должны разрешить нам и дальше защищать Аккон от мамелюков! — потребовал Мак-Айвор. — Мы — тамплиеры. И город в нас нуждается. Нуждается в каждом из нас!

— Да, это и есть наше условие! — подтвердил эти слова Морис. — Честь и совесть не позволят нам оставить в беде своих товарищей. Пока судьба Аккона не решена, мы не сможем отойти от них ни на шаг и не станем делать это. Мы клялись в верности своим братьям по ордену тамплиеров, и эту клятву не нарушим. Сейчас идёт роковая битва!

— Да, позвольте нам это! — произнёс Тарик с мольбой. — Разве вы сами не говорили, что, став хранителями Святого Грааля, мы останемся тамплиерами и будем носить свои плащи?

Аббат Виллар помолчал и сказал:

— Я понимаю, что вас волнует, и причина волнения делает вам честь. Но вы знаете так же, как и я, что Аккон не будет спасён. Уже в ближайшие дни проломы в стенах станут достаточно велики, чтобы султан через них провёл в город пехоту. А как только враг перейдёт через стены, весь город станет сплошным полем боя. Сражаться будут за каждый квартал, каждую улицу и каждые ворота. Аккон погрузится в кровавый хаос. Такова мрачная судьба любого завоёванного города, который промедлил со сдачей на милость врага. Так будет и здесь. Возникнет опасность, что враги перекроют ваш путь ко мне, и вы не сможете прийти вовремя, чтобы вынести Святой Грааль из города.

— Так, значит, Святой Грааль находится здесь, в Акконе? — воскликнул Герольт.

— Да, — подтвердил аббат. — И ваша святая задача заключается в том, чтобы вынести сосуд из города в безопасное место. Но об этом позже. Вот что я вам могу предложить. Вы продолжаете защищать Аккон. Но, когда войско мамелюков начнёт штурм, преодолеет стены и судьба города тем самым будет решена, вы оставите свой отряд, который, вне всякого сомнения, отступит в Железный замок, и немедленно придёте сюда!

Тамплиерам не было нужды совещаться, чтобы понять — это мудрая взаимная уступка. Их тамплиерская честь останется незапятнанной.

— Хорошо, это мы выяснили, — облегчённо произнёс аббат Виллар и поднялся. — А теперь отдайте Бисмилле и Джуллабу ваши мечи вместе с ножнами!

— Зачем? — смутился Морис.

Старый хранитель Грааля с трудом подавил вздох.

— Не спрашивайте обо всём, чего не можете понять сразу. Доверьтесь, и делайте, что я вам сказал.

Удручённые рыцари молча выполнили его требование. Без меча каждый из них чувствовал себя голым и беззащитным. Они терялись в догадках — зачем аббату понадобилось отбирать у них оружие?

— И что будет сейчас? — осмелился спросить Герольт, когда Бисмилла и Джуллаб забрали у них мечи и положили на пол возле тяжёлой железной двери.

— Сейчас я поведу вас к последнему земному пристанищу святого Иосифа Аримафейского и основателя тайного братства, — торжественно сказал аббат. — И к месту, в котором уже почти два столетия хранится священный сосуд. Там станет ясно, чисты ли вы сердцами перед Богом и достойны ли носить меч хранителя Грааля!

9

Наступила напряжённая тишина. Осознание того, что сейчас они увидят легендарный источник вечной жизни и пройдут проверку Святым Духом, потрясло рыцарей. В каждом из них вновь ожили сомнения минувших дней: в самом ли деле они могут оказаться достойными призыва? И как же выглядит эта проверка?

Рыцари с волнением следили за старым хранителем Грааля, который уже находился в полумраке алтарной ниши. Он подошел к священному алтарю, смиренно встал на колени и перекрестился. Потом достал ключ и открыл позолоченную дверь табернакля — шкафа для хранения святых даров.

У Герольта перехватило дыхание, когда аббат достал оттуда сосуд и поставил его на алтарную плиту рядом с собой. Неужели это и есть Святой Грааль — сосуд, который Христос держал в руках во время последней вечери и в который была собрана его кровь?

Герольт и его собратья уже приготовились благоговейно опуститься на колени, когда аббат дал им понять, что это вовсе не Грааль, а обычная чаша для совершения таинства причастия. После этого он тем же ключом открыл в задней стенке табернакля дверь, спрятанную за небольшой шёлковой шторой, нагнулся и протянул руки внутрь. Рыцари не могли видеть, что он там делал, — было слишком мало света. Однако они услышали, как внутри что-то трижды издало металлический звон — так, будто аббат двигал какие-то засовы. Затем он снова закрыл дверь.

С нарастающим удивлением они наблюдали за тем, как аббат Виллар протягивает руки к подсвечникам и рывком начинает поднимать их.

Когда светильники приподнялись со своих квадратных пьедесталов, механизм, с которым они были соединены, пришёл в действие. Звук при этом был такой, будто в каждом месте алтарной стены скрежетали пружины — они, прежде сжатые до отказа, начали сдвигать тяжёлые металлические засовы.

Герольт почувствовал, как сидевший рядом Морис судорожно вдыхает воздух. Он слишком хорошо знал, что сейчас произойдёт и с ним, и с его друзьями. Как они теперь понимали, крипта была не единственным подземельем церкви, строительство которой намеренно не завершили. Отсюда потайной ход вёл в место, где был спрятан Святой Грааль!

Хранитель Грааля снова опустился на колени перед алтарём, затем обернулся к рыцарям.

— Тройная система запоров — это настоящий шедевр строительного мастерства, — сказал он и предостерёг: — Тот, кто не знает точной последовательности действия установленных запоров, особенно спрятанных в потайной нише табернакля, не сможет найти вход в комнату под криптой. Одно неправильное действие — и все запоры сложного механизма мгновенно застынут на своих местах. Только через сутки пружины запоров расслабятся достаточно для того, чтобы стала возможной вторая попытка. После третьей неправильной попытки доступ будет закрыт окончательно. Потому что тогда тяжёлые железные стрежни упадут за запорами и закроют их навсегда.

— Но где же этот потайной ход? — спросил Морис. — Тут нигде ничего не открылось.

— Возьмись за копьё выше руки и изо всех сил тяни его к себе! — аббат указал на статую человека с копьём. — Ну, давай! Или мужество покинуло тебя?

— Конечно же, нет! — воскликнул Морис. Однако когда он клал руки на железное древко копья, движения его замедлились.

— А теперь тяни! — приказал хранитель Грааля.

Морис подчинился.

— Боже всемогущий! — испуганно выкрикнул он в следующий миг, когда кисть руки каменного человека плавно отделилась от его предплечья и вместе с копьём стала опускаться.

Одновременно с этим от мраморной плиты, на которой покоился алтарь, отделился крупный фрагмент. Обе половины беззвучно разошлись в стороны — так, будто под ними были смазанные маслом катки. Щель, возникшая между кусками плиты, открыла лаз шириной в два локтя, который вёл в подземелье.

Рыцари растерялись — настолько невероятным было происходившее на их глазах. Никогда в жизни они бы не догадались, что потайной ход спрятан под алтарём, тяжесть которого казалась равной тяжести скалы.

Аббат Виллар вынул факел из железного кольца в стене.

— Идёмте! — приказал он и шагнул вперёд.

Рыцари молча последовали за ним и начали спускаться. Сердца их бились так сильно, будто они шли на битву, исход которой невозможно было предугадать.

Они оказались в небольшой квадратной комнате. Аббат схватился обеими руками за тяжёлый железный стержень длиной в аршин, торчащий из стены, и потянул его вверх. Лаз, через который они пробрались сюда из алтаря, закрылся.

— Идите за мной! — сказал старый хранитель Грааля. Он шагнул к задней стене комнаты и пошёл вниз по каменной винтовой лестнице, ширина которой позволяла спускаться только одному человеку. Лестница охватывала колонну толщиной в пару локтей. И колонну, и ступени неизвестные каменотёсы вырубили в скале. Ступеньки имели острые края — работа была сделана очень грубо. Холодный сквозняк давал понять, что лестница ведет в шахту.

Спускаясь при колеблющемся свете факела, Герольт про себя считал ступеньки. Их оказалось семьдесят две. Герольт невольно задумался, случайно ли количество ступенек, ведущих в шахту, совпадает с числом статей тамплиерского устава? А может, это совпадение сделано умышленно и имеет символическое значение?

В конце лестницы была полукруглая дверь с двумя узкими створками, укреплёнными широкими железными полосами. Дверь окружало каменное утолщение, выступавшее из стены. При первом взгляде на него казалось, что открыть дверь можно будет лишь после того, как удастся сбить этот каменный вал, что без тарана здесь не обойтись.

Герольт прикинул, что сейчас они находились под церковью на глубине примерно в сорок локтей, включая высоту крипты.

Они затаили дыхание, когда хранитель Грааля распахнул створки двери. За ней на полу оказались три широких железных бруска. С помощью брусков слепцы снова закрыли дверь за ними.

К удивлению рыцарей, они и теперь оказались не в подземном склепе с гробом святого Иосифа Аримафейского и ковчегом, хранившим Святой Грааль. Нет, факел освещал тёмный, узкий тоннель, который со значительным уклоном вёл ещё дальше в глубину.

Подземный ход то и дело изгибался, как будто следовал естественной трещине в скале. Постоянно изменялся и его наклон. Одну дюжину шагов можно было пройти по пологому спуску, а потом тропа вдруг шла под уклон и через несколько шагов выходила на совершенно ровную поверхность. А в одном месте тропа подходила к отвесному обрыву — там даже была установлена деревянная лестница в девять ступенек. Свет факела постоянно плясал над маленькими плоскими нишами, грубо вырубленными в скале, — очевидно, они служили для установки свечей. Иногда на стенах проглядывали какие-то рисунки и надписи. Герольт на ходу прочитал одну из них: «Missi dominici!» — «Посланник Божий!» Может быть, эту краткую надпись оставил кто-то из хранителей Грааля давно минувших дней?

Аббат Виллар с факелом шёл вперёд. Джуллаб и Бисмилла со светильниками замыкали процессию.

Герольт продолжал считать шаги, которые они делали по этому, уводившему их все глубже, подземному ходу. Судя по их числу, путники давно миновали холм Монжуа и шли сейчас под кварталами Аккона.

После очередного крутого поворота, при котором тоннель ушёл почти в противоположную сторону, подземный ход длиной в четыреста тридцать шагов упёрся во вторую дверь — такую же, как и та, в которую они вошли, спустившись с винтовой лестницы.

— Теперь мы у цели нашего подземного путешествия, — объявил хранитель Грааля и распахнул створки двери.

Герольт имел лишь смутное представление о том, что их могло ожидать. Однако и он, и его друзья едва ли предполагали увидеть такую картину, освещённую светом дюжины расставленных по нишам масляных ламп.

Это была довольно странная комната со сводчатым потолком, разделённая на четыре части. Своими очертаниями она повторяла тамплиерский крест с его четырьмя сторонами равной длины. Каждая из четырёх её сторон имела размеры примерно пять шагов в длину и два в ширину. В центре креста, где встречались стороны, на пьедестале, вырубленном в скальной породе, стоял саркофаг из красного мрамора. Роскошный орнамент из переплетавшихся цветов украшал боковые стороны саркофага, в котором покоился аримафеец, но на его мраморной крышке мастер-каменотёс изобразил лишь простой крест с пятилистной розой на месте пересечения поперечин.

Гораздо больше тамплиеров удивила мозаика. Она украшала не только потолок и стены, но и переходила на пол и, таким образом, покрывала комнату полностью. Она состояла из бесконечного числа камней оливково-зелёного цвета, создававших фон для расположившихся в шахматном порядке крестов и роз. Кресты были составлены из черных, а розы — из белых камешков. Эту мозаику нарушали только ниши в стенах — по три на каждой стороне. В нишах стояли масляные лампы из плотного черного гипса. Их тёплый свет извлекал чарующие отблески из мозаичного камня.

— Это неповторимо! — воскликнул Тарик. Даже благоговение не заставило его приглушить свой голос до шёпота. Он подошел к саркофагу. — Какие загадочные розы!

Хранитель Грааля передал Бисмилле факел, в котором больше не нуждался, и кивнул:

— Да, роза — королева цветов. Она — символ Богородицы и её девственной чистоты. Уже первые христиане сделали розу вместе с рыбой своими тайными опознавательными знаками. Не только Бернар Клерво сравнивал пять кроваво-красных лепестков розы с пятью чудесами Христа. Иосиф Аримафейский тоже установил эту связь. Поэтому роза наряду с крестом стала знаком братства хранителей Грааля.

— Но кто же построил тоннель и этот грот? — поинтересовался Герольт. Напрасно, оглядывая четыре части комнаты, он искал указания на то, что где-то здесь может быть спрятан Святой Грааль.

— Аккон — древний город. Это место было заселено уже за много веков до рождества Христова. В каждую эпоху гавань этого города играла важную роль, — начал свой рассказ аббат Виллар. — Уже две тысячи лет назад он упоминался в текстах египтян, а персидский царь застроил его, чтобы сделать опорным пунктом для своего флота. Много веков спустя Помпей распространил римское влияние и на этот город. Ирод Великий принимал здесь цезаря Августа, а Павел в своем третьем путешествии останавливался в Акконе — ведь тогда в городе уже была христианская община. Эти ранние христиане были в числе тех, кто во времена гонений искали надёжное убежище. Они и сделали проходы, позволявшие проникать в связанные друг с другом подземные пещеры. В этих катакомбах они собирались для тайных богослужений. Здесь, в стенных нишах, находили последнее пристанище и покойные члены общин.

— Но таких катакомб с нишами, заполненными останками христиан, мы здесь не видели! — сказал Мак-Айвор.

— Потому что мы находимся в другой части этого естественного скопления пещер, — объяснил аббат Виллар. — К древним катакомбам ранних христианских общин ведет другой ход. И, чтобы покончить с этим рассказом, добавлю: хранители Грааля, собравшиеся вокруг Иосифа Аримафейского и Марии Магдалены, узнали об этом идеальном убежище от живших здесь христиан. Все быстро забыли старые катакомбы, после тою как римский император Константин в начале IV века сделал христианскую веру государственной религией. Но хранители Грааля сделали это место своим святилищем. Они и украсили его. Иосиф Аримафейский не раз находил здесь убежище от искарисов и других преследователей. Тут он провёл свои последние годы. Он рано понял, что вечно осаждённый Иерусалим — слишком опасное место, чтобы там можно было сохранить священный сосуд. Потому что каждый искал его именно там — как с добрыми намерениями, так и со злыми.

— Но почему же орден тамплиеров был основан не здесь, а именно в Иерусалиме? — поинтересовался Морис.

— Чтобы скрыть истинную цель ордена. Напрасно на руинах соломонова храма стали бы также искать священное копье, — ответил хранитель Грааля.

— Которое было всего лишь легендой, — сделал вывод Герольт.

Аббат Виллар кивнул:

— Его не найдут, и это меня не удивляет. Стоит только ещё раз представить себе окончание казни Иисуса.

— Как так? — поднял брови Тарик.

— Ведь это римский солдат вонзил в бок Иисуса копье, чтобы проверить, жив он или уже умер. Как же мог житель Иудеи, даже такой почтенный гражданин, как Иосиф Аримафейский, входивший в городской совет Иерусалима, отобрать у него копье? Для этого у него не было ни полномочий, ни времени, ведь он был озабочен тем, чтобы снять тело Иисуса с креста и похоронить его до захода солнца, как предписывает иудейская религия — начиналась суббота, и с появлением на небе первой звезды всякая работа находилась под строгим запретом. Нет, история со святым копьём, которое один крестоносец хотел найти в развалинах храма, — не более чем легенда. Это же касается и тысяч других мнимых реликвий, которые стали хранить в христианских церквях, чтобы привлечь набожных паломников.

— Все это очень интересно, — сухо заметил Морис. — Но разве вы вели нас не к Святому Граалю? Я ещё нигде не видел сундука.

— Трудно было бы его увидеть, потому что он находится вовсе не здесь, — сказал хранитель Грааля к всеобщему удивлению рыцарей. — Это лишь преддверие сакрального грота, в котором источник вечной жизни нашёл последнее убежище на Святой Земле.

И старец нажал рукой на один из черных крестов, который тут же выступил из настенной мозаики. Крест оказался соединённым с железным стержнем толщиной в два пальца. Под рукой аббата крест сделал четверть оборота. В тот же момент где-то за ним раздался глухой металлический щелчок и на мозаике в торце замкнутого пространства обозначились контуры двери.

Хранитель Грааля улыбнулся, взглянув на потрясённых тамплиеров.

— Идёмте! — сказал он и толкнул тяжёлую дверь. — Вы были избраны для того, чтобы зайти в сакральный грот и принять первое посвящение в рыцари Грааля!

Если гробница Иосифа Аримафейского с её крестообразным планом и искусной, покрывающей все пространство мозаикой вызвала у рыцарей величайшее удивление, то вид сакрального грота совершенно их потряс.

Когда тамплиеры вошли в дверь вслед за аббатом, они потеряли дар речи. Они и представить не могли, что когда-нибудь обнаружат глубоко под землёй такую неповторимую красоту.

То, что аббат Виллар называл сакральным гротом, представляло собой огромный подземный дворец с потолком высотой в пять или шесть человеческих ростов. Это была ротонда около сорока шагов в диаметре, освещённая множеством масляных ламп, сделанных из бронзы. За внешним кругом галереи к сводчатому потолку поднимались восемь двойных ребристых колонн из светло-серого камня, увенчанных коринфскими капителями. Эти колонны в один обхват каждая соединялись полукруглыми арками. Как и галерея, они образовывали совершенный внутренний круг, посреди которого находилась святыня грота. В центре круга, который располагался под центральной точкой сводчатого потолка, на трёхступенчатом пьедестале возвышался алтарь из белого мрамора, блестевшего, подобно полированному перламутру. Два золотых подсвечника с пятью рожками каждый стояли по бокам от распятия — тоже золотого, высотой в полтора локтя. Перед крестом стоял необычный чёрный куб, высота, длина и ширина которого были не больше двух ладоней. Восемь углов куба были покрыты золотом и украшены изумрудами. На его передней части красовалась драгоценная инкрустация из слоновой кости — пятилистная роза. Однако никакого сосуда на алтаре не было.

Как и в гробнице Иосифа Аримафейского, искусная мозаика и здесь покрывала стены и потолок, только теперь её мотивы не ограничивались крестом и розой — стены грота одарённый художник украсил целыми картинами.

На стенах справа и слева от входа в святилище были изображены шествия мучеников и святых. С обеих сторон процессии подходили к грандиозному изображению последней вечери: Христос, сидевший посреди апостолов, держал в руках чашу. Над головой Христа парила белая птица.

Мозаика потолка изображала захватывающее дух звёздное небо, в центре которого был простой белый крест. Сотни белых звёзд окружали крест концентрическими кругами. В четырёх углах красовались символы четырёх евангелистов: ангел — символ Матфея, лев — Марка, вол — Луки и орёл — Иоанна.

Но тут было и ещё чему подивиться. На полпути от потайной двери в стенах возникали полукруглые углубления. В левой нише находился маленький алтарь, посвящённый, судя по мозаике, Богоматери.

В правом углублении, которое вместе с главным алтарём и нишей Богоматери образовывало прямую ось, алтаря не было. Оно представляло собой баптистерий — крещальню, в которую надо было подняться и окунуться, чтобы, вступая в церковь, принять таинство крещения. С возвышения, на котором стояли две покрытых ковриками каменные скамьи, вниз вели несколько ступеней — они уходили под воду, которой была заполнена большая полукруглая купель. Вода поступала в купель из подземного источника. Клокоча и пенясь, она обрушивалась вниз из щели в скалистой стене, горбом нависавшей над купелью.

Когда они подошли к первой ступени главного алтаря, хранитель Грааля встал на колени и перекрестился. Благоговейно склонив головы, его примеру последовали и остальные.

Минуту они постояли молча. Затем аббат Виллар начал громко молиться:

— Господи, живой Бог и Спаситель! Ты один и Ты единственный, и никого нет рядом с Тобой. Вся божественность — Твоя, и что не есть Твое, то украдено у Тебя. В милости Твоей явил Ты нам всемогущую суть твою и имя Твое. Мы верим в Тебя. Оставь нас в этой вере, о Господи, ибо только она нас хранит, и Твоя честь — наша честь, и Твоя власть — наше спасение. Ты создал мир и нас в нем. Бытие и сути, жизнь и помыслы — все исходит от твоего всемогущего и любящего слова. Мы поклоняемся Тебе, Господи, и молимся Тебе.

— Аминь, — раздался сзади голос Бисмиллы.

— Ты свят, — торжественно продолжил седовласый хранитель Грааля. — А мы грешны и сознаем это. Мы благодарны Тебе за то, что Ты сказал нам об этом, ибо это правда. Но только правда может начать все снова и одолеть грех и зло.

— Аминь, — снова произнёс Бисмилла. На этот раз и рыцари-тамплиеры робко и тихо повторили это слово.

Старый хранитель Грааля протянул руки к алтарю.

— О Боже, Создатель и Отец всего живого! — пылко воззвал он. — Ты даровал нам жизнь преходящую и чудеса мира Твоего, дабы в нем мы росли и совершали себя — каждый особо, по Твоему предначертанию. Каждому из нас ты дал дар, чтобы мы шли с ним по жизни, и однажды Ты потребуешь у нас отчёт о том, что каждый из нас сделал с Твоим даром. Ты даровал нам и другую жизнь. Она начнётся в час, определённый Твоей милостью, под знаком Твоего откровения. Она придет из вечности и от Святого Духа, дарующего жизнь. Это он дарует её нам. И эту жизнь Ты тоже отдал в наши руки. Мы преклоняемся перед Тобой и просим Твоего благословения для тех, кого Ты привёл ко мне и призвал к особой службе. Всемогущий и Благой Отец, даруй им своё безграничное милосердие и сделай их достойными принять наследство святого Иосифа Аримафейского и стать хранителями Святого Грааля, благословенного источника Твоей Божеской милости!.. Аминь.

— Аминь, — хором проговорили все.

Аббат Виллар перекрестился ещё раз и встал. Тотчас же Бисмилла и Джуллаб поднялись на ноги и пошли к баптистерию.

Четыре тамплиера, глядя им вслед, тоже поднялись.

Морис и на этот раз не смог обуздать своё нетерпение. Едва хранитель Грааля обернулся к ним, он тут же выпалил:

— Сейчас мы сможем увидеть священный сосуд и выпить из него?

Аббат Виллар покачал головой.

— Священный сосуд вы увидите лишь после второго посвящения, которое безоговорочно возведёт вас в рыцари Грааля. Сейчас слишком рано. Сегодня вы пройдёте первое посвящение и вернётесь в свой отряд, чтобы быть с братьями, защищающими Аккон. После второго посвящения вы предадитесь новой службе, и только ей. Ничто не должно будет отвлекать вас от неё. Кроме того, к священному сосуду уже почти полтора тысячелетия обращаются страстные молитвы. Благодаря им он приобрёл такую силу, о которой вы не можете даже иметь представления. Один его вид может ослепить и навсегда лишить зрения. Поэтому он хранится в особом сундуке, служащем и для его перевозки. — Старик указал на куб из черного эбенового дерева, украшенный белой пятилистной розой из слоновой кости.

— Ваши слуги так и потеряли зрение? — спросил Герольт, потрясённый услышанным. — Они взглянули на него самовольно и до того, как прошли посвящения?

— Нет, их ослепили в возрасте четырёх или пяти лет. И это, собственно, все, что мне о них известно. Вероятно, этому страшному наказанию они подверглись за то, что их родители храбро сражались при захвате города. Их родителей убили, а мальчиков продали в рабство. Я увидел их на невольничьем рынке в Иерусалиме и выкупил у работорговца. Это случилось около ста лет тому назад.

— А почему вы назвали их такими именами — Бисмилла и Джуллаб? — спросил Тарик.

— Это были единственные слова, которые мальчики произносили в течение долгого времени. Они не знали ни своих настоящих имён, ни места, из которого их увели, ни того, что произошло с ними и с их родителями. Их память будто стёрли. Вот я и стал называть их Бисмиллой и Джуллабом, взял их под опеку и сделал христианами. В конце концов, имя означает не больше, чем какая-нибудь одежда. О чем могут рассказать дорогие наряды или же лохмотья, в которые одет человек? Внимания достойно лишь то, что спрятано под ними, что он действительно представляет собой. Одетые в золото и пурпур короли и князья — всего лишь жалкие нищие по сравнению с Бисмиллой и Джуллабом!

Мак-Айвор откашлялся и спросил:

— А как они, будучи слепыми, так ловко владеют мечом? Почему они передвигаются совершенно свободно? Ведь они замечают любое препятствие на пути! Разве такое возможно?

Это интересовало всех — каждый хотел, чтобы его догадка подтвердилась.

— Их благословил на это Святой Грааль, — дал старец именно тот ответ, которого ждали рыцари. — Они видят… Ну да, видят своей кожей, видят всем телом. Чудо трудно облечь в слова, но если говорить совсем просто, дело обстоит так: каждое движение вызывает поток воздуха, который расходится во все стороны и меняется, когда встречает сопротивление, например, человеческую фигуру, стену, скалу, или когда этот поток наталкивается на трещину в земле. Такой поток и его колебания могут быть ничтожно малыми, простой смертный даже не способен их ощутить. И эти постоянные изменения воздуха Бисмилла и Джуллаб так же отчётливо ощущают, как мы глазами видим причину этих изменений. И даже лучше, ибо их божественный дар не делает различий между днём и ночью. Но довольно об этом. Идёмте к святому источнику. Давайте посмотрим, достойны ли вы стать хранителями Грааля.

Когда они вышли из внутреннего пространства ротонды и оказались между колоннами перед нишей с купелью, рыцари увидели, что стена над источником украшена мозаикой. Она изображала снятие Иисуса с креста Иосифом Аримафейским. Они также с удивлением увидели четверо ножен, лежащих на одной из каменных скамеек. Ножны были покрыты кованым серебром, по которому вились пятилистные розы. Поверхность драгоценных ножен защищала от повреждения сетка из тонких, искусно сплетённых кожаных ремешков.

На второй скамье, перед которой Бисмилла и Джуллаб уже ждали рыцарей, были сложены четыре одеяния из чистой белой ткани. На левой стороне груди надевший этот балахон видел вышивку: красный тамплиерский крест с белой пятилистной розой.

— Переодевайтесь в эти одежды! — приказал рыцарям старый хранитель Грааля.

Без слов и стеснения они сняли свою запылённую одежду и облачились в новую, на которой не оказалось ни швов, ни каймы. Балахоны доходили рыцарям до лодыжек и были настолько легки, что едва ощущались на теле.

— Сейчас станет ясно, верно ли я понял знаки и на самом ли деле вы избраны для священной службы хранителей Грааля! — торжественно объявил аббат Виллар. — Спуститесь в купель и достаньте из скалы мечи! Сделать это Святой Дух поможет только тому, кто имеет чистое сердце и кто до глубины души проникся истинной верой! Только он сумеет вынуть клинок из скалы без всяких усилий!

Лишь теперь четыре избранника заметили под слегка колеблющейся поверхностью воды золотое мерцание четырёх рукояток мечей — они выступали из скалы почти у самого дна купели.

— Но это невозможно! — испуганно выкрикнул Морис.

— Для того, с кем Бог, нет невозможного! — возразил старый хранитель Грааля. — А теперь делайте то, что я сказал!

Когда Герольт вместе с братьями по ордену спускался по ступенькам купели, его сердце учащённо билось, а колени дрожали от волнения. Четыре меча, вонзённых в скалу! И один из них должен быть извлечён его рукой, если он этого достоин!

Пять широких ступеней доходили до дна полукруглой купели. Холодная, кристально-чистая вода, которая стекала под нависшую скалу, доходила им почти до горла, а Мак-Айвору — до груди, он был на голову выше каждого из рыцарей. Но и ему нужно было окунуться с головой, чтобы схватиться за рукоятку меча.

На миг четверо друзей оцепенели, как будто в последний момент испугались чудовищного риска, связанного с этой проверкой. Они молча обменялись взглядами и кивнули друг другу.

— Благослови нас Господь! — пробормотал Герольт, перекрестился, набрал в грудь побольше воздуха и почти одновременно с собратьями встал на колени перед скалой. Вода сомкнулась над ним.

Когда Герольт нерешительно протянул руку к мечу, ему показалось, что в ушах его шумит водопад. Он молился о том, чтобы старый хранитель Грааля в нем не ошибся, когда его пальцы обхватили рукоятку. Он ухватился за неё и потянул оружие к себе.

В первый момент он почувствовал сильное сопротивление — так, будто меч не поддавался его изъятию. Но в тот же миг неожиданная сила меча перешла в него и разлилась по всему его телу. И клинок выскользнул из скалы столь же легко, как и из мягкой земли.

Когда Герольт выпрямился и вынырнул из купели, он, к своей радости, увидел, что Морис, Тарик и Мак-Айвор держат в руках свои мечи. Каждый из великолепных клинков дамасской стали был украшен тамплиере ким крестом с розой, рукоятки заканчивались изображением пятилистной розы.

Потрясённые случившимся, они вышли из купели. То, что через мгновение на их мечах не осталось ни капли воды, а их одеяния высохли, они осознали лишь гораздо позднее.

— Слава Иисусу Христу! Видение меня не обмануло! Вы оказались достойны священной службы! — просиял аббат Виллар. — Вы прошли первое посвящение и отныне принадлежите к Тайному братству аримафейцев!