Вокруг пальца – 2. Пальцем в небо

Глава 1

– Сколько раз я тебе говорила, что ты злоупотребляешь своим рабочим положением? – спросила я лукаво.

– Тысячу, – промурчал он и дорожкой поцелуев спустился от шеи к груди, потом по животу и вниз. Придавил мои плечи одной рукой к белой простыне, другой раздвинул бёдра.

Я зажмурилась и тут же выгнулась от удовольствия – ну, как тут разговаривать?! И я опять сдалась на нежность моего победителя, вскользь подумав, что простыни в России ничем не отличаются от американских. Особенно когда всё вокруг окутано запахом наших тел. Почти всё… Мне вдруг стало не комфортно, и я повернула голову к дверям, лёжа поперёк на кровати.

В дверях стояла женщина. Наверное, модель. Высокая, стройная, идеальная с каштановыми волосами до плеч, в тёмно-синем пальто поверх узкого платья и массой украшений. Она была зла, как чёрт.

– Джек… – я выставила руки, опешив.

Он ничего не понял и повернул голову вслед за моим ошалевшим взглядом. Побледнел и сказал:

– Это не то, что ты думаешь…

Я сглотнула. А начиналось всё так хорошо!

Ещё вчера я, Саша Лозанина, двадцать три с половиной года, переводчик, ростом полтора метра и худенькая, как балерина, жила на окраине южнороссийского города, а сегодня утром оказалась на Манхэттене, и первое ощущение было словно мне арбуз уронили на голову – бац, и звёздочки! Особенно когда я задрала голову к небу, а там сплошные здания – направо, налево, прямо! Всех оттенков коричневого. И узкие полоски ноябрьского неба, в которые упираются лбами небоскрёбы. Сразу стало понятно, почему их так назвали – кажется, что дома подпирают облака, делят пространство, выпирают стены вперёд, словно грудь колесом, и кричат наперебой, как брокеры на бирже. А ты чувствуешь себя маленькой-маленькой.

Мой любимый мужчина Джек Рэндалл, сияющий и важный, как именинный торт, показывал мне то на одно, то на другое с таким видом, будто сам всё тут построил, а не какие-то там Трампы или Рокфеллеры.

Конечно, Джек везде умел почувствовать себя, как в своей тарелке, но в Нью-Йорке он, высоченный, загорелый, красивый, с тёмными, коротко остриженными, чуть вьющимися волосами, был в самом центре этой тарелки – сырный шарик в мягком сливочном масле. И горячий, как бутерброд из духовки.

Я же наоборот – головокружительно растерялась. Город под названием «Большое Яблоко» придавил меня мгновенно и размазал. Особенно Даунтаун – там, где Таймс-сквер. Билборды на зданиях, словно телевизоры, которые не переключишь с назойливой рекламы. Пестрят, мелькают, зазывают. Люди, отбойные молотки, стройки. Машины сигналят, гудят и толкутся. Да уж, какие тут соловьи?!

– Ты живёшь в пригороде? – спросила я своего любимого пуэрториканца, надеясь на положенную порцию тишины.

– Нет, что ты! В Мидтауне, почти в самом центре Манхэттена, – радостно заявил Джек. – Смотри, мы проезжаем Бродвей. Правда, красиво?

– Правда, – ответила я, думая, что если нам в спальню будет светить вот такой билборд со спортсменами, мне не заснуть никогда.

Мы снова повернули, и очередная улица показалась мне узкой. Всё из-за растущих вверх бесчисленных этажей, так-то в ней было три полосы одностороннего движения, плюс ещё одна для парковки. А издалека глянешь – телега не проедет. Как говорится, жизнь познаётся в масштабе. Такси избавилось от пробок и промчало нас по «небоскрёбному» переулку. Здания тут были из современных – уже не коричневые, кофейные и шоколадные, а сплошное стекло, отражающее небо и тучи.

Несмотря на то, что Джек хотел привезти меня в Штаты как можно скорее, нам пришлось задержаться в России на полтора месяца. Переоформление компании на нового владельца, встречи с российскими акционерами, назначения и прочая волокита заняли время.

Кстати, почти столько же, сколько ушло у меня на получение визы в американском посольстве. Бюрократия рулит! В общем, я была не против – милые, пиджачные, толстопузенькие бюрократы дали мне возможность подготовиться к переезду морально и избавиться от токсикоза. Теперь я чувствовала себя прекрасно, и донимал меня только живот. По идее он должен был расти, но вместо этого отчаянно чесался и скрывал от посторонних глаз нашего с Джеком малышика.

«Ты, балерина, и тут работаешь под прикрытием», – смеялся мой любимый мужчина, который, согласно визе, уже мог называться моим женихом. Но слово «жених» казалось мне смешным и к Джеку не подходило. «Мы поженимся только дома!» – настаивал он, а я не была против, главное – мы вместе.

Такси подъехало к одному из монументальных зданий, и Джек объявил громогласно:

– Вот мы и дома!

Я вылезла из салона и округлила глаза: ого, кажется, мы живём в офисном здании… Опять стекло-стекло – до самого неба. У дверей стоял швейцар! Самый настоящий, чернокожий, в сюртуке с позументами, фуражке и белых перчатках. Даже не знаю, что потрясло меня больше – то, что он бросился забирать у Джека наш багаж, или то, что стеклянные с позолотой двери вели не в какую-нибудь штаб-квартиру ООН, а в холл жилого дома. Отделанный мрамором и гранитом в вариациях кофе-с-молоком, с ресепшеном, кожаными пуфами и одним диваном. Через такой мешок картошки на балкон на зиму и проносить стыдно будет. Невольно вспомнился мой разрисованный неприличностями подъезд в Ростове, ободранный лифт с жвачкой на вентиляционной решётке и обалдевший взгляд Джека. Тут лифтов оказалось шесть, а жвачки ни одной, сплошь зеркала и полировка.

До этого момента у меня не было никаких шансов по достоинству оценить весь масштаб демократичности Джека, а она была, как выяснилось, безразмерной…

Лифт привёз нас прямо в квартиру, и обвешанный сумками Джек радостно бросился внутрь.

– Балерина, я так хотел показать тебе! Я дома! Мы дома! – и сделал широкий жест рукой, свободной от чемодана.

– Вау! – снова сказала я, потому что «нифига себе» на русском Джек бы не понял.

Две стены гостиной были сплошь покрыты панорамными окнами, за которыми убегало вдаль небо и верхушки других небоскрёбов. Перед ними не угловой, а скорее полукруглый невероятных размеров бежевый диван, кресло чёрное и кресло белое, чёрный журнальный столик, стеклянный по центру, ковёр бело-бежево-коричневый на весь пол.

Очень всё по-мужски. Без фусечек. Джек на несколько мгновений задержался взглядом на пустой стене между окнами и вздохнул. Наверное, по Пикассо, которого пришлось отдать бывшей жене. Но мой любимый мужчина тут же улыбнулся и ткнул пальцем в окно.

– Гудзон!

А потом, довольный моим поражённым видом, начал сбрасывать с себя куда попало поклажу. Я по русской привычке разулась у входа, поймала изумлённый взгляд швейцара с тележкой, доставившего наши чемоданы, словно в гостинице, и прошла в центр комнаты. По ходу обнаружила коридоры, убегающие в обе стороны.

– Сейчас я тебе буду показывать мой кондо, – сказал Джек, – всего двести квадратных метров!

– Ага… – оробела я, подумав не к месту, что мыть столько стёкол и пылесосить столько полов можно с понедельника по воскресенье, и в понедельник начинать по новой. А потом получить почётное звание миссис Мускул или отбросить копыта…

– А вон там, – показал куда-то мне за плечо Джек, – Рокфеллер-центр. Там, Эмпайр-стэйт-билдинг.

Он обнял меня за плечи и рассказывал-рассказывал-рассказывал. А я думала, что позавчера был за балконом пруд с лягушками, а сегодня Гудзон; что я люблю деревья и природу, а передо мной – «Адская кухня» Нью-Йорка. Я, конечно, не боюсь высоты, но мечтала строить семейный рай с любимым в уютном домике с садом, где бы через несколько месяцев учился ходить наш малышик. Однако перед моими глазами плыли облака, словно собирались постучать мне в окно.

Да, и вам здравствуйте. Теперь я тут поселилась.

Потом мы разошлись по дýшам с дороги. Если не считать тот, который оккупировал Джек, периодически издавая звуки плещущегося кита, имелись в квартире две ванные: одна со светлым мрамором, джакузи и зеркалами во всю стену, вторая с отделкой из тёмного камня – видимо, для нелюбимых гостей.

Я искупалась первой и пошла осматриваться. Обнаружила гардеробную, где можно несколько порталов в Нарнию открывать, причём в разных измерениях: полочную, шкафную и обувную. О! Гладильная доска! А это что?! Шлем и костюм супермена? Хм. Так, спрошу об этом позже. Коньки… Как мало я знаю о своём будущем муже… В наличии был кабинет, гостиная и две спальни, одна из них с кроватью, на которой даже мой Джек под два метра ростом мог спать хоть поперёк, хоть по диагонали. Думаю, на ней не только я помещусь, как бы он ни раскидывался во сне, но ещё кот, маленькая собачка и четверо детей.

Я погладила живот ласково – пока ожидается только один. Встала у окна и сказала тихонько по-русски:

– Как тебе, китёнок, вид на Гудзон?

Тёплое, нежное чувство охватило меня в ответ. Может быть, я придумываю, а, может, это любовь моего малышика. Пусть он весит всего семь грамм и совсем крохотулечка, разве это мешает ему любить? Сейчас я – его большой, уютный дом, который, как фургончик Элли из Изумрудного города, перенесли на другой конец света. Конечно, с фургончиков виз не требуют и не спрашивают потом паспорт и цель приезда. Я в аэропорту чуть не ляпнула в ответ таможеннику «Я к вам пришёл навеки поселиться…» Вечно меня подмывает на что-нибудь эдакое! Джек, кажется, почувствовал неладное и ответил веско:

– Это моя невеста.

А он даром что пуэрториканец, паспорт всё равно американский, подумаешь, нет права президента выбирать и работать в ЦРУ! Я с гордостью посмотрела на Джека, взяла его за руку и ответила таможеннику:

– Цель визита – замуж.

Тот глянул на моего громадного медведя, на меня, поднял брови и, если б был священником, кажется, не благословил бы. Ну и ладно!

– А мы пойдём в твой офис? – спросила я Джека, когда он вышел из душа, наконец, в одном полотенце.

– Зачем? – хитро улыбнулся он, утягивая меня за собой в спальню. Сел на кровать и с томным видом принялся развязывать пояс моего халата.

Я положила ему руки на плечи.

– Я всё ещё твой ассистент, личный. И сотрудник компании «Софт Дринкс Корпорэйтед»…

– И?… – мой халат упал на пол.

– И мне просто любопытно, как оно у вас там? В святая святых… – и засмеялась: – Ой, щекотно! – когда он повалил меня на кровать и принялся жарко целовать мою шею.

– Очень не свято, – выдохнул Джек между поцелуями. – Мммм, как я хотел сделать это дома…

Наши глаза оказались друг напротив друга. О, мне был знаком этот блеск живых карих радужек!

Джек пробормотал при виде красавицы-модели:

– Это не то, что ты думаешь…

Мне? Или ей? Я сжалась от обиды и натянула простынь до подбородка. Модель бросила сквозь зубы:

– Ублюдок!

– Как ты попала сюда, Кристал?! – спросил он, и не думая прикрыться.

В него атомной пулей полетела связка ключей и ругательства. И модель Кристал, театрально развернувшись на каблуках, покинула нашу спальню. Занавес.

Джек поднял с ковра ключи, посмотрел на них так удивлённо, словно это была баллистическая посылка от инопланетян, и развёл руками:

– О ней я как-то забыл.

– Здорово. – Я села на кровати, поражённая. – И много у тебя ещё сюрпризов с ключами?

Джек нахмурился и рявкнул:

– Ты считаешь, что я должен оправдываться?! Я – взрослый мужчина и до тебя не записывался в отшельники!

Чудесно. Я поджала губы и принялась загибать пальцы.

– Бывшая жена, Моника, – раз; Кристал – два; просто любопытно, есть ли три и четыре? А, может, десять?

– Может, и двадцать! – сверкнул глазами Джек. – Я ни перед кем и никогда не отчитываюсь! Имей это в виду!

Голый корсар не желал расставаться со своей свободой. Красивый, но сволочь. Я вскочила с кровати, набросила на ходу халат.

– А ты имей в виду, что завтра я иду в офис. Работать. Командировка у меня, я поняла! – рявкнула я в ответ.

– При чём тут командировка? Я не подписывал…

Я ткнула в него пальцем.

– А стоило бы. Виза невесты, кажется, была фальшивкой? У вас с этим строго, я знаю. Оформлял бы сразу рабочую. И расходы за счет компании!

И бросилась прочь из спальни.